Текст книги "Преступник и преступление на страницах художественной литературы"

Автор книги: Лев Клебанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Зиновий Борисыч захрипел.

Катерина Львовна нагнулась, сдавила своими руками Сергеевы руки, лежавшие на мужнином горле, и ухом прилегла к его груди. Через пять таких минут она приподнялась и сказала: «Довольно, будет с него». Сергей тоже встал и отдулся. Зиновий Борисыч лежал мертвый, с передавленным горлом и рассеченным виском^[47].

Другой классический пример соисполнительства демонстрируют нам все те же Катерина Львовна и Сергей, лишая жизни малолетнего Федю Лямина, неожиданно появившегося наследника убиенного ими же Зиновия Борисыча.

Однажды, когда Федя заболел и слег, любовники-соучастники решили убить мальчика, поскольку ему причиталась солидная доля капиталов покойного дяди, чего ни Сергей, ни Катерина Львовна допускать, понятное дело, не хотели. Первым в комнату, где находился больной наследник, вошла его «сердобольная» тетушка.

– … ты ложись, ложись, – проговорила Катерина Львовна… изменившимся, нетвердым голосом и, схватив мальчика под мышки, положила его на изголовье.

В это мгновение Федя неистово вскрикнул: он увидал входящего бледного босого Сергея.

Катерина Львовна захватила своею ладонью раскрытый в ужасе рот испуганного ребенка и крикнула:

– А ну, скорее; держи ровно, чтоб не бился!

Сергей взял Федю за ноги и за руки, а Катерина Львовна одним движением закрыла детское личико страдальца большою пуховою подушкою и сама навалилась на нее своей крепкой, упругой грудью.

Минуты четыре в комнате было могильное молчание.

– Кончился, – прошептала Катерина Львовна…^[48].

Пример соисполнительства мы находим и в «Бесах» Ф.М. Достоевского.

Теперь совершенно известно до мельчайших подробностей, как произошло это ужасное происшествие. Сначала Л и путин встретил Эркеля и Шатова у самого грота; Шатов с ним не раскланялся и не подал руки, но тотчас же торопливо и громко произнес:

– Ну, где же у вас тут заступ и нет ли еще другого фонаря?.. Это вот здесь, вот тут, на самом этом месте…

<…> В эту самую минуту бросился сзади на него из-за дерева Толкаченко, а Эркель схватил его сзади же за локти. Липутин накинулся спереди. Все трое тотчас же сбили его с ног и придавили к земле. Тут подскочил Петр Степанович со своим револьвером <…> Шатов вдруг прокричал кратким и отчаянным криком; но ему кричать не дали: Петр Степанович аккуратно и твердо наставил ему револьвер в лоб, крепко, в упор и – спустил курок…^[49]

Как видим, соисполнители там, где имеет место предварительный сговор, говоря словами Вячеслава Бутусова, скованные одной цепью, связанные одной целью. В некоторых произведениях мы можем найти в прямом смысле буквальное тому подтверждение. Возьмем для примера поэму А.С. Пушкина «Братья-разбойники». Один из оставшихся в живых братьев рассказывает, сидючи «за Волгой, ночью, вкруг огней» среди таких же душегубов, о своих разбойничьих «подвигах», да о том, как попались они и что сталось с ними потом.

<…> попались молодцы;

Не долго братья пировали;

Поймали нас – и кузнецы

Нас друг ко другу приковали,

И стража отвела в острог.

<…>

Взяла тоска по прежней доле;

Душа рвалась к лесам и к воле,

Алкала воздуха полей.

<…>

По улицам однажды мы,

В цепях для городской тюрьмы

Сбирали вместе подаянье

И согласились в тишине

Исполнить давнее желанье (побег. —

Л.К.

);

Река шумела в стороне,

Мы к ней – и с берегов высоких

Бух! Поплыли в водах глубоких,

Цепями общими гремим,

Бьем волны дружными ногами,

Песчаный видим островок

И, рассекая быстрый ток,

Туда стремимся. Вслед за нами

Кричат: «Лови! лови! уйдут!».

Два стража издали плывут.

Но уж на остров мы ступаем,

Оковы камнем разбиваем,

Друг с друга рвем клочки одежд,

Отягощенные водою…

Погоню видим за собою;

Но смело, полные надежд,

Сидим и ждем. Один уж тонет,

То захлебнется, то застонет,

И, как свинец, пошел ко дну.

Другой проплыл уж глубину,

С ружьем в руках, он вброд упрямо,

Не внемля крику моему,

Идет, но в голову ему

Два камня полетели прямо —

И хлынула на волны кровь;

Он утонул – мы в воду вновь,

За нами гнаться не посмели,

Мы берегов достичь успели

И в лес ушли…

^[50]

Как видим, «братцы» выступают соисполнителями и побега, и убийства.

Посредственное исполнение

Согласно положениям ст. 33 УК РФ, исполнителем умышленного преступления будет являться также и то лицо, которое использует в качестве орудия совершения преступления другого человека. Подобная ситуация именуется в науке уголовного права посредственным исполнением. Посредственное исполнение сходно с соучастием, но не образует его^[51].

Посредственное исполнение имеет место, когда преступление совершено путем использования: 1) лица, не достигшего возраста, с которого наступает уголовная ответственность, 2) невменяемого, 3) лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу иных обстоятельств, предусмотренных Уголовным кодексом, в том числе лица, которое не осознавало и по обстоятельствам дела не могло и не должно было осознавать общественную опасность своих действий (бездействия) либо не предвидело и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть. В качестве примера можно привести произведение популярного американского писателя Сидни Шелдона «Мельницы богов».

Международная сверхсекретная реакционная организация «Патриоты свободы» (некий аналог тайного мирового правительства) поручила наемному убийце по прозвищу Ангел уничтожить румынского политэмигранта Марина Грозу. Гроза собирался вернуться в Румынию и, возглавив революционеров и совершив переворот, занять место диктатора Ионеску. Однако добраться до Грозы Ангелу оказалось чрезвычайно трудно: Марин жил на хорошо охраняемой вилле в пригороде Парижа, куда невозможно было пробраться, а службу его безопасности возглавлял один из лучших офицеров израильской разведки Моссад Лев Пастернак. Марин Гроза пережил страшную трагедию: румынская спецслужба Секуритате схватила его и потребовала выдать товарищей по подполью. Но революционер отказался, и тогда в камеру пыток, где содержался Гроза, привели его жену и четырнадцатилетнюю дочь. Гроза был поставлен перед выбором: либо он выдаст сотни своих товарищей по борьбе, доверявших ему, либо увидит смерть жены и дочери. Марин отказался вновь. Расплата за упорство была ужасной: Грозу привязали к стулу и заставили смотреть, как его дочь и жену насилуют, до тех пор, пока они не умерли. Однако тюремщикам этих зверств показалось мало, и они кастрировали Грозу^[52].

Каждую пятницу на виллу к Грозе привозили проституток, которых выбирали наугад в Англии, США, Бразилии, Японии, Таиланде и других странах. Они не знали, куда и к кому поедут. Их встречали в аэропорту, везли прямо на виллу, а через несколько часов отвозили обратно и сажали в самолет. Каждую пятницу по ночам были слышны крики Грозы. Все полагали, что Марин извращенец, и единственным человеком, кто знал, что именно происходит за дверями его спальни, был Лев Пастернак. Ночные визиты проституток не имели ничего общего с сексуальными утехами, а являлись своеобразным актом покаяния. Каждую пятницу Гроза раздевался догола, а очередная жрица любви привязывала его к стулу и хлестала до крови хлыстом. Всякий раз, когда Гроза подвергался такому избиению, он представлял сцену насилия над женой и дочерью и начинал кричать: «Простите! Я все расскажу! Господи, сделай так, чтобы я им все рассказал…» Тем временем Ангел пытался найти брешь в системе безопасности Марина Грозы и в поисках нужной информации стал захаживать в один из баров, где часто после дежурств отдыхали охранники с его виллы. Устав после напряженной службы, они много пили, и языки развязывались. Ангел выбрал столик, чтобы можно было хорошо слышать разговоры окружающих, и вот что в итоге узнал, подслушав разговор болтливых секьюрити.

– Не знаю, чем занимается Гроза с этими шлюхами, но уверен, что хлещут они его нещадно. Ты бы только слышал, как он кричит. На прошлой неделе я как-то заглянул в комнату, где он держит свои хлысты…

На другой день Ангелу удалось услышать следующее.

– У нашего бесстрашного лидера все шлюхи, как на подбор, красавицы. Их привозят со всего света. Лев сам этим занимается. Он парень не промах. Никогда не берет одну и ту же девочку два раза. Поэтому через них нельзя добраться до Марина Грозы^[53].

Больше Ангелу ничего было не нужно. На следующее утро он зашел в один из интим-салонов, выбрал подходящий хлыст, а чуть позднее через тот же салон отослал его на виллу Марина Грозы. Охранник на вилле, получив хлыст, тщательно проверил его, а потом отнес в спальню Грозы и поставил в шкаф рядом с другими хлыстами.

В пятницу к Марину Грозе, как обычно, привели проститутку. На этот раз югославку Бисеру. Гроза достал из ящика хлыст («подарок» Ангела) и приказал Бисере хлестать его по спине изо всех сил. Бисера выполнила приказание, и вдруг Гроза рухнул на пол.

– На помощь! На помощь! – закричала Бисера.

Лев Пастернак вбежал с пистолетом в руке. Он увидел лежащее на полу тело.

– Что случилось?

Бисера билась в истерике.

– Он умер! Он мертв! Я ничего не делала. Я только хлестала его, как он просил. Клянусь!

Живший на вилле врач появился через несколько секунд. Он нагнулся, чтобы осмотреть тело Марина Грозы. Мышцы были твердыми, а кожа посинела.

Он поднял хлыст и понюхал его.

– Ну что?

– Черт возьми! Кураре. Это экстракт из одного южноамериканского растения. Инки смазывали им свои стрелы, чтобы убивать врагов. Через три минуты нервная система полностью парализуется^[54].

При посредственном исполнении не исключены случаи, когда лицо в качестве оружия преступления использует самого потерпевшего. Иллюстрацией может послужить высказывание Клавдия о том, как он намерен раз и навсегда избавиться от Гамлета.

К о р о л ь

<…> Он вернулся

И вновь его так просто не ушлешь.

Поэтому я новое придумал.

Я так его заставлю рисковать,

Что он погибнет сам по доброй воле.

Его конец не поразит молвы,

И даже мать, не заподозрив козней,

Во всем увидит случай

^[55]

.

В данном случае, как нетрудно заметить, виновный умышленно заставляет потерпевшего подвергать самого себя смертельному риску с целью лишения его жизни.

Подстрекательство

Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления. Арсенал подстрекателя достаточно широк: уговор, подкуп, угрозы, обещания. В пьесе Шекспира «Макбет» ярчайший пример: леди Макбет подстрекает своего супруга, родственника короля Дункана, к убийству королевской особы, чтобы получить его трон. Макбет сначала сам выдает жене свой черный замысел, но некоторое время спустя начинает колебаться, его одолевают страх перед возмездием, жалость к королю, и леди Макбет приходится потрудиться, чтобы вновь зажечь в его душе огонь преступной решимости.

М а к б е т

Добро б удар, и делу бы конец

И с плеч долой! Минуты бы не медлил,

Когда б вся трудность заключалась в том,

Чтоб скрыть следы и чтоб достичь удачи,

Я б здесь, на этой отмели времен,

Пожертвовал загробным воздаяньем.

Но нас возмездье ждет и на земле.

Чуть жизни ты подашь пример кровавый,

Она тебе такой же даст урок.

Ты в кубок яду льешь, а справедливость

Подносит этот яд к твоим губам. —

Король ночует под двойной охраной.

Я – родственник и подданный его.

И это затрудняет покушенье.

Затем, он – гость. Я должен был бы дверь

В его покой стеречь от нападений,

А не подкрадываться к ней с ножом.

И, наконец, Дункан был как правитель

Так чист и добр, что доблести его,

Как ангелы, затрубят об отмщенье.

И в буре жалости родится вихрь,

И явит облако с нагим младенцем,

И, с этой вестью облетев весь мир,

Затопит морем слез его. Не вижу,

Чем мне разжечь себя. Как малый конь,

Взовьется на дыбы желанье власти

И валится, споткнувшись, в тот же миг.

Входит леди Макбет.

Ну, как дела?

<…>

М а к б е т

Откажемся от замысла.

Я всем Ему обязан.

Я в народном мненье

Стою так высоко, что я б хотел

Пожить немного этой доброй славой.

Л е д и М а к б е т

А что ж твоя мечта? Была пьяна,

Не выспалась и видит в черном свете

Что до похмелья радовало взор?

Так вот цена твоей любви? В желаниях

Ты смел, а как дошло до дела – ослаб.

Но совместимо ль жаждать высшей власти

И собственную трусость сознавать?

«И хочется и колется», как кошка

В пословице.

М а к б е т

Прошу тебя, молчи!

Решусь на все, что в силах человека.

Кто смеет больше, тот не человек.

Л е д и М а к б е т

Так что за зверь в тот раз тебя заставил

Мне открывать намеренья свои?

Тогда ты мог, и ты был человеком.

Чем раньше вступишь ты на этот путь,

Тем больше будешь им. Хотя ни время,

Ни место не годилось, ты в тот раз

Готов был их найти. Искомый случай

Представился, и вот ты отступил!

Кормила я и знаю, что за счастье

Держать в руках сосущее дитя.

Но если б я дала такое слово,

Как ты, клянусь, я вырвала б сосок

Из мягких десен и нашла бы силы

Я, мать, ребенку череп размозжить!

М а к б е т

А вдруг мы промахнемся?

Л е д и М а к б е т

Промахнемся!

Настройся поотважнее, и мы

Не промахнемся. Целый день проездив,

Дункан устал, и только лишь уснет,

Я напою его оруженосцев.

<…>

Когда они, уснувши мертвым сном

Растянутся, как две свиные туши,

Чего не сможем сделать мы вдвоем

Над беззащитным? Что нам помешает

Свалить вину на пьяных сонных слуг

И с ними рассчитаться за убийство?

М а к б е т

<…>

Чтоб выставить убийство делом слуг,

Употребим на это их кинжалы

И выпачкаем кровью их самих.

Поверят ли?

Л е д и М а к б е т

Еще бы не поверить,

Когда подымем мы свой громкий вопль

Об этой смерти!

М а к б е т

Хорошо, решаюсь,

Готовностью все мышцы налились

^[56]

.

Как известно, подстрекательство будет налицо лишь тогда, когда подстрекатель склоняет конкретное лицо или группу конкретных лиц к совершению определенного, а не вообще любого преступления. Призыв к преступной деятельности вообще или обращенный к неопределенному кругу лиц не является подстрекательством^[57]. Подстрекательства не будет и в том случае, если лицо предлагает совершить преступление определенного вида (к примеру, убийство), но при этом обращение это направлено к неопределенному кругу лиц, а самому квазиподстрекателю совершенно безразлично, кто, когда, где и в отношении кого совершит преступление. Ему лишь важен сам факт совершения убийства. Именно так и поступил один из героев романа Пауло Коэльо «Дьявол и сеньорита Прим».

Загадочный чужестранец прибыл однажды в маленький горный городок Вискос, население которого составлял всего-то 281 житель. Когда-то этот человек был производителем оружия, и вот однажды неизвестные террористы похитили его жену и дочерей, потребовав в обмен на их жизнь огромное количество того, что он производил. До того как полиция взяла квартиру, где содержались заложники, штурмом и уничтожила террористов, те успели убить жену и дочерей оружейного фабриканта. И теперь, как говорит сам чужестранец, рядом с ним по Земле идет Дьявол: «Чтобы прогнать его или чтобы принять его раз и навсегда, мне нужно получить ответы на кое-какие вопросы». Незнакомец «решил прийти в какое-нибудь захолустное местечко, отъединенное от всего мира. Туда, где люди смотрят на жизнь радостно, мирно, сочувственно. Прийти – и попробовать сделать так, чтобы они нарушили кое-какие основные заповеди»^[58]. Но как это сделать? На сей счет у чужестранца есть план, которым он делится с одной из жительниц Вискоса – Шанталь Прим: незнакомец готов отдать жителям Вискоса десять золотых слитков, которых им хватит до конца своих дней. Но в обмен на золото он предлагает жителям городка сделать следующее.

… Я хочу, чтобы ты, когда вернешься в город, рассказала, что видела золото и что я готов вручить его жителям. При одном условии – они должны будут сделать такое, о чем никогда и помыслить не смели.

– Например?

– Пример приводить не стану, а просто скажу, чтобы они нарушили заповедь «Не убий».

– Что? – чуть не вскрикнула Шанталь.

– То, что слышишь. Я желаю, чтобы они совершили преступление <…> Я даю им неделю сроку. Если к исходу седьмых суток кто-нибудь из жителей Вискоса – не важно, будет ли это бесполезный старик, или неизлечимый больной, или слабоумный дурачок, с которым столько хлопот,

– будет найден убитым, то я вручу золото вашему городу и приду к выводу, что все мы отягощены злом…^[59]

Подстрекательские действия могут совершаться в различной форме – устной или письменной, путем конклюдентных или иных действий (жестами, мимикой и т. п.)^[60].

Подстрекательство, если оно происходит на словах, возможно и тогда, когда подстрекатель не называет прямо то преступление, которое исполнителю нужно совершить, однако из предшествующего поведения подстрекателя и исполнителя, взаимоотношений между ними исполнитель знает, совершения какого преступления ждет от него подстрекатель. Примером может служить поведение одной из героинь произведения А. Дюма «Три мушкетера» – миледи (леди Винтер). Приехав в Англию, миледи попала в хитроумную ловушку, которую приготовил для нее человек, немало пострадавший от неисчислимых козней интриганки и ставший ее врагом, – лорд Винтер, и оказалась в его замке в заточении под надежной охраной. Она стала лихорадочно искать путь к бегству: ей нужно было не только спасти свою жизнь, но и выполнить приказ кардинала Ришелье – найти какого-нибудь религиозного фанатика и склонить его к убийству герцога Бекингэма. И все же как бы ни были крепки стены замка, который стал для миледи тюрьмой, как бы ни была сурова и неподкупна стража, эта женщина осуществила задуманное: средством спасения посланницы кардинала и орудием убийства в ее руках стал ревностный протестант лейтенант Фельтон, которому было поручено возглавить охрану пленницы. Миледи потребовалось приложить поистине дьявольские усилия, чтобы сделать этого пуританина своим обожателем, он был ослеплен любовью к ней и ради нее, не задумываясь, пошел на убийство Бекингэма: коварством и притворством она полностью подчинила Фельтона своей воле и заставила его люто возненавидеть Бекингэма. Миледи обвинила герцога в надругательстве над собой, в том, что он заклеймил ее, представив свету как публичную женщину, во многих других грехах. Доведенный до исступления этими «правдивыми» рассказами миледи, которые к тому же были описаны ею в невыносимо трагических тонах, Фельтон воскликнул: «…ты будешь… отомщенной!». В итоге лейтенант помог миледи бежать, а сам отправился в Портсмут, в адмиралтейство, где находился оклеветанный Бекингэм.

– Мне надо торопиться, – говорит Фельтон, – завтра двадцать третье число, и Бекингэм отплывает с флотом.

<…>

– Он не должен ехать! – вскричала миледи, теряя свое обычное самообладание.

– Будьте спокойны, – ответил Фельтон, – он не уедет.

Миледи затрепетала от радости – она прочитала в сокровенной глубине сердца молодого человека: там была написана смерть Бекингэма^[61].

Несчастный герцог действительно никуда не уехал: через несколько часов после расставания с миледи Фельтон убил его ударом ножа.

Заметим при этом, что за все время своего недолгого общения с Фельтоном миледи ни разу (!) прямо не сказала ему о необходимости или желательности убийства Бекингэма. Она лишь развела в нем пары ненависти и разожгла желание мести, и этого оказалось достаточно, чтобы ослепленный страстью и ненавистью фанатик стал орудием убийства в руках коварной женщины.

Ученые обоснованно считают возможной ситуацию, при которой исполнитель уверен, что действует под влиянием, по наущению другого лица. Деятельность последнего объективно является подстрекательской. Однако сам подстрекатель также не ставит такой цели и вообще не осознает, что своим поведением способствует совершению преступления. А.В. Наумов наглядно иллюстрирует такой случай сценой из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

Между старшим Карамазовым и сыном Дмитрием назревает острейший конфликт, его финал предвещает убийство сыном отца, которого сам Дмитрий называет развратным сладострастником и комичным комедиантом. Старший брат Дмитрия Иван не возражает против того, чтобы «один гад съел другую гадину». Иван уверен, что родственные чувства – это пустяк и предрассудок, а для разума нет ничего непозволительного. Один из наиболее мерзких персонажей романа, Смердяков, под влиянием Ивана приходит к выводу, что, раз Бога нет, значит, все дозволено, и можно ради нескольких тысяч рублей убить Карамазова-отца, что Смердяков и делает. По мнению Смердякова, Иван Карамазов как раз и является подстрекателем убийства, о чем впоследствии сам убийца говорит ему: «…Вы виновны во всем… Потому и хочу вам в сей вечер это в глаза доказать, что главный убивец во всем здесь единый вы-с, а я только самый не главный, хотя это и я убил. А вы самый законный убивец и есть!»^[62].

Подстрекательство будет и в том случае, когда подстрекатель склоняет к совершению преступления того человека, который сначала соглашается совершить преступление, но впоследствии начинает колебаться и не решается довести задуманное до конца. Пример леди Макбет мы уже приводили. Теперь обратимся к другой трагедии Шекспира, «Отелло», и вспомним, как терзаемого муками ревности Отелло «подстегивает» к убийству Дездемоны клеветник Яго.

О т е л л о. Да, Яго. Я хочу, чтобы она сгнила, пропала и была осуждена сегодня же ночью. Я не дам прожить ей дня. Сердце мое обратилось в камень. Ударить – ушибешь об него руку. Все это так. Но не было на свете созданья более неотразимого. Ее место рядом с каким-нибудь повелителем мира, чтобы делить с ним жизнь и вдохновлять его.

Я г о. Нет, думать так вам больше не годится.

(Яго понимает, что если не прервать такой ход мыслей мавра, то замысел его может провалиться. – Л.К.).

О т е л л о. Чтоб ее черт побрал! Это верно. Я только вспоминаю. Какая это рукодельница! А как понимает музыку! Ее пеньем можно приручить лесного медведя. Женщина неистощимого ума воображения.

Я г о. Тем, стало быть, хуже.

О т е л л о. О, в тысячу раз! И притом с такой способностью нравиться! Яго. Даже слишком большою.

О т е л л о. Справедливо. Но ведь жалко, Яго! О, какая жалость, какая жалость!

Я г о. Ну, если вам так жалко, выдайте ей доверенность на совершение дальнейших низостей. Дело только в вас. Никого это не касается.

О те л л о. Я изрублю ее на мелкие кусочки. Обманывать меня!

Я г о. Безобразница.

О т е л л о. И с кем! С моим подчиненным!

Я г о. Тем более^[63].

Как известно, подстрекателем может быть любое лицо, вменяемое и достигшее возраста уголовной ответственности. А может ли быть подстрекателем к преступлению сам потерпевший от него? Такая мысль выглядит немного утопичной, однако подобные ситуации, думается, отнюдь не исключены. Во всяком случае, в литературе мы находим этому подтверждение.

Пример, убеждающий в возможности совмещения в одном лице ролей как подстрекателя, так и потерпевшего, приводит в своем рассказе «Белое Безмолвие» Джек Лондон.

Действие его разворачивается на Клондайке во время золотой лихорадки. Трое путников – Мэймлют Кид, Мэйсон и его жена индианка Руфь пробираются на нартах по заснеженному зимнему лесу. На одной из коротких остановок произошло несчастье: огромное дерево, склонившееся под бременем лет и тяжестью снега, внезапно обрушилось и придавило всей своей вековой тяжестью Мэйсона. Зрелище было ужасным. Как пишет Джек Лондон, «те, кто не раз делил ложе со смертью, узнают ее зов. Мэйсон был страшным образом искалечен. Это стало ясно даже при беглом осмотре: перелом правой руки, бедра и позвоночника; ноги парализованы; вероятно, повреждены и внутренние органы. Только редкие стоны несчастного свидетельствовали о том, что он еще жив. Никакой надежды, сделать ничего нельзя. Медленно тянулась безжалостная ночь»^[64].

То, что он обречен, понимал и сам Мэйсон, и, придя утром в сознание, несчастный позвал Кида.

<…> Моя песенка спета, Кид. В лучшем случае – три или четыре дня. Вам надо идти дальше. Вы должны идти дальше! Помни, это моя жена, мой сын (Руфь ждала ребенка. – Л.К.)… Господи! Только бы мальчик! Не оставайтесь со мной. Я приказываю вам уходить. Послушайся умирающего!

– Дай мне три дня! – взмолился Мэймлют Кид. – Может быть, тебе станет легче; еще неизвестно, как все обернется.

– Нет.

– Только три дня.

– Это моя жена и мой сын, Кид. Не проси меня.

– Один день.

– Нет! Я приказываю!

– Только один день!..

– Нет!.. Ну ладно: один день, и ни минуты больше. И еще Кид: не оставляй меня умирать одного. Только один выстрел, только раз нажать курок. Ты понял? Помни это. Помни!.. Плоть от плоти моей, а я его не увижу… Позови ко мне Руфь. Я хочу проститься с ней… скажу, чтобы помнила о сыне и не дожидалась, пока я умру <…> Прощай, друг, прощай! <…>

Утро принесло новые заботы <…> Прошел час, два – Мэйсон все не умирал. В полдень солнце <…> озарило небо красноватым светом, но он вскоре померк. Мэймлют Кид встал, заставил себя подойти к Мэйсону и огляделся по сторонам. Белое Безмолвие словно издевалось над ним. Его охватил страх. Раздался короткий выстрел. Мэйсон взлетел ввысь, в свою воздушную гробницу (Кид заблаговременно обвязал товарища ремнями и укрепил их концы на верхушках двух пригнутых к земле сосен; один взмах ножа, и сосны распрямляются. – Л.К.), а Мэймлют Кид, нахлестывая собак, во весь опор помчался прочь по снежной пустыне^[65].

Кощунственно, наверное, даже думать, что Мэйсон – подстрекатель, а Кид – исполнитель преступления. Но, увы, закон есть закон. В данном случае мы имеем дело с убийством по просьбе потерпевшего. Путем уговоров Мэйсон склонил Кида к совершению убийства, что тот и сделал.

Пособничество

Пособничество может быть физическим и интеллектуальным.

Второй вид пособничества охватывает, в частности, оказание помощи в совершении преступления путем дачи советов, указаний, предоставления информации и т. п.

Интеллектуальное пособничество будет налицо тогда, когда пособник советует исполнителю применить иной способ совершения преступления в отличие от ранее избранного самим исполнителем. Мировая художественная литература изобилует примерами. Скажем, пособничество того же Яго, советующего Отелло, как лучше умертвить Дездемону.

О т е л л о. Какой-нибудь отравы, Яго, сегодня же. Я не буду вступать с ней в объясненья, чтоб не поддаться ее обаянью. Так помни, сегодня же. Достанешь, Яго?

Я г о. Зачем яд? Лучше задушите ее в постели, которую она осквернила. Отелло. Хорошо. Хорошо. Знаешь, это справедливая мысль. Это мне нравится^[66].

Как известно, обманутый коварным Яго мавр так и поступил.

Пособник может и сам показать пример того, как необходимо, по его мнению, совершить преступление. Иллюстрацией служит сцена из романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо», когда Данглар и Фернан задумали погубить молодого Эдмона Дантеса. Как известно, Данглар ненавидел Дантеса из-за его деловых качеств и признания по службе, а Фернан готов был буквально растерзать Эдмона из-за того, что красавица Мерседес отдала свое сердце ему, отвергнув Фернана. Хитрый Данглар сначала умело подстрекал Фернана, распаляя в нем жар ревности и мести.

– Мне кажется, – сказал Данглар Фернану, – эта свадьба (Эдмона и Мерседес. – Л.К.), – не всем сулит счастье.

– Меня она приводит в отчаяние, – отвечал Фернан.

– Вы любите Мерседес?

– Я обожаю ее.

– Давно ли?

– С тех пор, как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее.

– И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того, чтобы искать средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между каталанцами.

– Что же, по-вашему, мне делать? – спросил Фернан.

– Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в мадмуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, сказано в Евангелии. <…>

– Послушайте, – сказал Данглар, – вы, сдается мне, славный малый и я бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю^[67]…

И Данглар «помог», тем более что Фернан едва ли не упрашивал его об этом. Средство было выбрано простое, но по тем временам безотказное: обвинить Эдмона в том, что он является бонапартистским агентом, выполняет поручения заговорщиков, и упрятать несчастного в тюрьму.

– Человек! – крикнул Данглар. – Перо, чернил и бумаги!

<…>

– Перо, чернил и бумаги! – крикнул, в свою очередь, Фернан <…>

– Итак, – продолжал Данглар, – если бы, например, после такого плавания, какое совершил Дантес, заходивший в Неаполь и на остров Эльба, кто-нибудь донес на него королевскому прокурору, что он бонапартистский агент…

– Я донесу! – живо вскричал каталанец.

Однако Данглар предостерег Фернана от ненужной «персонификации* и предложил другой путь.

– Нет, нет, – продолжал Данглар, – если уж решаться на такой поступок, то лучше всего просто, взять перо, вот так, обмакнуть его в чернила и написать левой рукой, чтобы не узнали почерка, маленький доносец следующего содержания.

И Данглар, дополняя наставление примером, написал левой рукой косыми буквами, которые не имели ничего общего с его обычным почерком, следующий документ, который и передал Фернану.

Фернан прочел вполголоса:

– Приверженец престола и веры уведомляет господина королевского прокурора о том, что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле «Фараон», прибывшем сегодня из Смирны с заходом в Неаполь и Порто-Феррайо, имел от Мюрата письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету в Париже.

Если он будет задержан, уличающее его письмо будет найдено при нем, или у его отца, или в его каюте на «Фараоне».

– Ну вот, – сказал Данглар, – это похоже на дело, потому что такой донос никак не мог бы обернуться против вас самих, и все пошло бы само собой. Оставалось бы только сложить письмо вот так и надписать: «Господину королевскому прокурору». И все было бы кончено.

И Данглар, посмеиваясь написал адрес.

– Да, все было бы кончено, – закричал Кадрусс (сосед Дантеса, который к тому времени был уже изрядно пьян. – Л.К.) <…> да, все было бы кончено, но это было бы подло!

И он протянул руку, чтобы взять письмо.

– Именно потому, – отвечал Данглар, отодвигая от него письмо, – все, что я говорю, и все, что я делаю, это только шутка, и я первый был бы весьма огорчен, если бы что-нибудь случилось с нашим славным Дантесом. Посмотри! Он взял письмо, скомкал его и бросил в угол беседки^[68].

Данглар все рассчитал точно: уходя из беседки и волоча за собой пьяного Кадрусса, он оглянулся и увидел, как Фернан бросился к измятому письму, схватил его и, выскочив из беседки, побежал в город. Однако, как выяснилось позднее, Фернан не стал переписывать донос, а отправил написанное Дангларом по почте, сделав из него тем самым «мнимого» соисполнителя. Тем не менее уголовно-правовая квалификация от этого не меняется: умысел Данглара заключался в пособничестве и подстрекательстве к заведомо ложному доносу, за что он и понес бы уголовную ответственность.