Текст книги "Преступник и преступление на страницах художественной литературы"
Автор книги: Лев Клебанов
Жанры:
Литературоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Annotation
Уголовно-правовая наука неразрывно связана с художественной литературой. Как и искусство слова, она стремится постичь философию жизни, природу человека, мотивацию его поступков. Люди, взаимодействуя, вступают в разные отношения – родственные, служебные, дружеские, соседские… Они ищут правосудия или власти, помогают или мстят, вредят или поддерживают, жаждут защиты прав или возмездия. Всматриваясь в сюжеты жизни, мастер слова старается изобразить преступника и его деяние психологически точно. Его пером создается картина преступления, выявляются мотивы действия людей в тех или иных ситуациях, зачастую не знакомых юристу в реальной жизни, но тем не менее правдоподобных и вполне возможных.
Писательская оценка характеров и отношений важна для постижения нравов общества. Именно поэтому литература становится бесценным источником познания сложного внутреннего мира человека, решившегося на преступление или совершившего его в состоянии аффекта.
Автор обращается к первоисточникам – на страницах его книги приведены цитаты и целые отрывки из произведений, составляющих золотой фонд всемирной литературы. В издании проанализированы мотивы преступного поведения человека на всем протяжении существования книги – от «Илиады» Гомера до последних произведений Коэльо и Зюскинда.
Такова идея этой интересной книги, безусловно полезной и необходимой всем, кто связан с уголовно-правовой наукой или практикой.
Предисловие
Общая часть
Проблемы преступления
Причинная связь между действием или бездействием и наступлением общественно опасных последствий
Средства, орудия и способы совершения преступления
Субъективная сторона преступления
Фактическая ошибка
Покушение на преступление
Добровольный отказ от совершения преступления
Деятельное раскаяние
Соисполнительство
Посредственное исполнение
Подстрекательство
Пособничество
Необходимая оборона
Крайняя необходимость
Проблемы наказания
Особенная часть
Убийства
Убийство (ч. 1. ст. 105 УК РФ)
Убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ)
Убийство с отягчающими обстоятельствами (ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Убийство, совершенное с особой жестокостью (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Убийство, совершенное общеопасным способом (п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Убийство из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера (п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Другие преступления
Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ)
Заражение венерической болезнью (ст. 121 УК РФ)
Незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ)
Изнасилование (ст. 131 УК РФ)
Хищение имущества (ст. 158–164 УК РФ)
Вымогательство (ст. 163 УК РФ)
Незаконное получение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну (ст. 183 УК РФ)
Хулиганство (ст. 213 УК РФ)
Надругательство над телами умерших и местами их захоронения (ст. 244 УК РФ)
Взяточничество (ст. 290 «Получение взятки» и ст. 291«Дача взятки» УК РФ)
Принуждение к даче показаний (ст. 302 УК РФ)
Фальсификация доказательств (ст. 303 УК РФ)
Заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ)
Подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков (ст. 327 УК РФ)
Вместо заключения
Литература
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
Сведения об авторе: Клебанов Лев Романович – кандидат юридических наук, доцент, старший научный сотрудник сектора уголовного права и криминологии Института государства и права Российской академии наук, преподаватель уголовного права и криминологии Академического правового университета. На протяжении нескольких лет занимается проблемой отражения уголовного права в произведениях художественной литературы. Предлагаемое читателю исследование – результат этого труда.
Рецензент: доктор юридических наук, профессор, известный криминалист А.В. Наумов.
Эта книга посвящается моим любимым родителям – Лидии Ивановне и Роману Соломоновичу Клебановым
Предисловие
Пожалуй, нет ни одной отрасли права, положения которой отображались бы в художественной литературе так ярко, как положения права уголовного. Извечная проблема преступления и наказания находит отражение на страницах и бульварных романов, и детективных повестей, и классических произведений.
Шекспир и Бальзак, Конан Дойл и Гюго, Мопассан и М. Рид, Бокаччо и Пушкин, Гоголь и Достоевский, Толстой и Данте, Ростан и Зюскинд, Чехов и Островский, Шукшин и Горький, Лермонтов и Дж. Лондон, Лесков и Шишков, Золя и М. Пьюзо, Герцен и Радищев, Ильф и Петров и Дюма, Солженицын и Булгаков, О. Генри и Бабель – вот далеко не полный перечень мастеров литературы, затрагивавших в своем творчестве, так или иначе, вопросы преступности, преступлений и наказания за них.
В предлагаемой читателю работе не ставится задача всестороннего изучения литературы сквозь уголовно-правовую призму. Это, по понятным причинам, невозможно сделать. Книга призвана помочь всем интересующимся уголовным правом разобраться в некоторых интересных и подчас сложных его положениях, призвав на помощь примеры из литературы.
Несмотря на то, что настоящее исследование в принципе рассчитано на широкий круг читателей, оно все-таки в первую очередь адресовано преподавателям и студентам юридических вузов и факультетов.
Автору, который преподает уголовное право, иногда приходилось приводить отвлеченные, абстрактные примеры для иллюстрации тех или иных положений как Общей, так и Особенной части Уголовного кодекса. Большинство преподавателей согласятся с тем, что примеры в стиле «предположим, что..>, «если бы..>, «давайте представим, что..> и т. п. не всегда способствуют пониманию излагаемого материала, а подчас даже вызывают ироническую усмешку: этого, мол, не может быть, это фантастика, в реальной жизни такого никогда не встретишь!
Отчасти эти слова верны, поскольку в практике многие «экзотические» деяния действительно довольно редки или вовсе невозможны. Однако это отнюдь не означает, что если те или иные преступления не фиксируются криминальной статистикой и судебной практикой, то они не могут совершаться вообще. Порой примеры из литературы выступают единственным источником фактической информации, которая помогает прояснить и усвоить те или иные положения уголовного права. В этой связи автору вспоминаются слова учителя – профессора А.В. Наумова о том, что классическая литература является подлинно социологической, а значит, может помочь в получении реальных данных как об отдельных преступлениях, так и о преступности в целом. Иной читатель может усомниться в правильности такого подхода. Что ж, постараемся развеять его сомнения.
В авторском курсе лекций А.В. Наумов приводит следующий весьма убедительный довод в пользу справедливости своих рассуждений.
«Так, со страниц учебников криминологии 80-х гг. преступник предстает перед нами в таком социологическом «обличим»: занимающийся неквалифицированным трудом, скорее холостой, чем женатый, от силы закончивший 7–8 классов, распивающий в подъездах «на троих», по своей уголовно-правовой квалификации чаще всего – хулиган, вор или расхититель социалистического имущества. В это же самое время детективная литература (а также ее интерпретация в кино и на телевидении) даже не очень высокого в художественном отношении уровня рисовала иной портрет современного преступника: внешне нередко обаятельного, элегантного в одежде, приятного в манерах, с высшим образованием, с достаточно высоким интеллектом и принципиально «употребляющего» только французские коньяки или иное заморское зелье. Вскоре наше общество на своем опыте почувствовало правоту писателя или кинорежиссера, а не ученого-криминолога»[1].
Оценивая роль художественной литературы в преподавании права, хотелось бы отметить особые ее свойства.
Она облегчает понимание слушателями научного материала; способствует лучшему его усвоению; делает форму изложения материала ярче, эмоциональнее, заставляет преподавателя совершенствовать качество собственной речи; является источником определенных фактических сведений; содействует формированию мировоззрения слушателей; повышает общую культуру учащихся[2]; выступает одним из основных средств формирования правосознания[3].
Автор постарался приблизить структуру работы к структуре Уголовного кодекса, хотя, как уже говорилось выше, он прекрасно отдает себе отчет в том, что проиллюстрировать соответствующими примерами из литературных произведений все институты и нормы уголовного права невозможно, и тем не менее выражает надежду, что предлагаемая читателю работа окажется полезной для всех, кто по-настоящему интересуется данной отраслью права.
Нам ни к чему сюжеты и интриги:
Про все мы знаем, про все, чего ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю Кодекс уголовный наш.
В. Высоцкий. «Песня про Уголовный кодекс»
Общая часть
Проблемы преступления
Причинная связь между действием или бездействием и наступлением общественно опасных последствий
Как известно, причинная связь является обязательным признаком объективной стороны преступлений с материальным составом, т. е. тех деяний, которые будут окончены с момента наступления общественно опасных последствий. Под причиной понимается явление, которое закономерно с внутренней необходимостью порождает другое явление, рассматриваемое как следствие. Данное философское понимание причинности суть общее для всех отраслей знаний, и поэтому применимо к причинной связи в уголовном праве[4]. Необходимой связь является в том случае, когда она обусловлена внутренним развитием данного деяния, присущими ему особенностями и той конкретной ситуацией, в которой оно происходит[5].
Случайной связь будет признана тогда, когда последствия не являются результатом внутреннего развития определенного деяния, а вызываются иными причинами и обстоятельствами. Преступный результат в этих случаях наступает потому, что к соответствующему деянию присоединяются какие-то побочные обстоятельства. Например, одно лицо причинило легкий вред здоровью другого лица (ст. 115 УК РФ). В нанесенную ранку попали бациллы столбняка, болезнь была запущена, и потерпевший умер. В этом случае необходимая причинная связь существует лишь между действиями лица и причинением легкого вреда здоровью потерпевшего. С наступлением же смерти потерпевшего действия причинно не связаны, так как это последствие не вытекает с внутренней необходимостью из поведения лица, причинившего легкий вред здоровью потерпевшего, а вызвано присоединением к нормальному ходу развития причинной связи побочных обстоятельств. Смерть потерпевшего наступила не из-за попадания в ранку болезнетворных бактерий. В связи с этим в рассмотренном случае лицо может быть привлечено к уголовной ответственности лишь за причинение легкого вреда здоровью[6].
Иной будет квалификация содеянного виновным, если его умысел был направлен на лишение жизни потерпевшего, а царапина нанесена орудием, специально для этих целей обработанным смертоносным ядом. В данном случае ответственность будет наступать именно за убийство. Пример тому мы найдем в трагедии Шекспира «Гамлет», в сцене, где Лаэрт и Клавдий обдумывают убийство Гамлета. Гамлет и Лаэрт должны сойтись в поединке, чтобы выяснить, кто из них искуснее в фехтовании. Лаэрт, однако, решил приготовить принцу Датскому «сюрприз»:
Л а э р т
Отлично.
Кой-чем вдобавок смажу острие.
Я как-то мазь купил такого свойства,
Что, если смазать нож и невзначай
Порезать палец, каждый умирает,
И не спасти травою никакой,
С заклятьем припасенной ночью лунной.
Я этим ядом вымажу клинок.
Его довольно будет оцарапать,
И он погиб
[7]
[8]
.
Примечательно, что и история дает нам примеры подобного коварства. Так, у папы Александра VI Борджиа был перстень с изображением львиной гривы, где находился яд. Чудовищно сочетавший «приемы лисы и льва», папа римский убивал своих врагов, «нечаянно» нанося им царапину перстнем[9].
Средства, орудия и способы совершения преступления
Средства и орудия совершения преступления – это те орудия и приспособления, при помощи которых было совершено преступление[10]. Так, например, орудием убийства является тот предмет, с помощью которого потерпевшего лишают жизни (нож, револьвер, кастет, дубинка и т. п.). Не исключены ситуации, когда преступник, желая добиться определенного преступного результата (например, смерти потерпевшего), стремится использовать, как говорится на всякий случай, различные орудия преступления, применение которых, тем не менее, ведет к наступлению одинаковых последствий. Вновь вспомним сцену из трагедии Шекспира «Гамлет», где Клавдий и Лаэрт обговаривают орудия убийства принца Датского в предстоящем поединке с Лаэртом. Вот что они задумали:
К о р о л ь
Конечно, для убийцы нет святыни,
И месть границ не знает. Но тогда,
Мой дорогой, сидите лучше дома.
Про ваш приезд узнает Гамлет сам,
На всех углах вас будут славословить
Вслед за французом. Вас сведут вдвоем.
За вас обоих выставят заклады.
Как человек беспечный и прямой
И чуждый ухищрений, он не станет
Рассматривать рапир, и вы легко,
Чуть изловчась, подмените тупую,
С предохраненьем, голой боевой
И за отца сквитаетесь.
Л а э р т
Отлично.
Кой-чем вдобавок смажу острие.
Я как-то мазь купил такого свойства,
Что, если смазать нож и невзначай
Порезать палец, каждый умирает,
И не спасти травою никакой,
С заклятьем припасенной ночью лунной.
Я этим ядом вымажу клинок.
Его довольно будет оцарапать,
И он погиб.
К о р о л ь
Обдумаем полней,
Какие могут ждать нас вероятья.
Допустим, план наш белой ниткой шит
И рухнет или выйдет весь наружу.
Как быть тогда? Нам надобно взамен
Иметь другое что-нибудь в запасе.
Постойте, я смекну. Готово, есть.
Ага, мы ставим ценные заклады…
Так, так.
Когда вы разгоритесь от борьбы —
Для этого я б участил атаки, —
На случай, если б попросил он пить,
Поставлю кубок. Только он пригубит.
Ему конец, хотя бы он успел
От смертоносной раны…
[11]
Орудием могут стать и различные животные, примеров чему в литературе предостаточно. Пожалуй, самой известной иллюстрацией может послужить рассказ А. Конан Дойла «Собака Баскервилей», где огромный пес использовался для устранения одного за другим представителей старинного рода Баскервилей ради получения крупного фамильного поместья. В другом рассказе Конан Дойла – «Пестрая лента» доктор Ройлотт избрал в качестве орудия убийства смертоносную индийскую змею, болотную гадюку, для того чтобы избавиться от своих падчериц Джулии и Элен Стонер. В романе М. Рида «Оцеола – вождь семинолов» один из персонажей, причем на редкость отрицательный (его звали Желтый Джек) решил отомстить своим хозяевам – плантаторам Рэндольфам за то, что те не раз подвергали его справедливым наказаниям, которые тот несомненно заслуживал за все свои мерзости. План Желтого Джека был поистине дьявольским: он сумел заманить при помощи наживки в бассейн, которым пользовались Рэндольфы, огромного аллигатора, жившего в одном из болот неподалеку от плантации. Жертвой гигантской рептилии едва не стали Виргиния Рэндольф и ее служанка Виола, решившие искупаться, а также брат Виргинии Джордж, бросившийся спасать девушек[12].
Примечательно, что судебная практика, пусть и зарубежная, знает немало поистине курьезных примеров использования животных в преступных целях.
Так, например, одно время в Париже в ресторанах совершались кражи золотых с бриллиантами цепочек, которые женщины носили на щиколотка. Способ кражи оставался для всех тайной, пока однажды не поймали маленького фокстерьера в тот момент, когда он зубами снимал цепочку с ноги. Впоследствии было установлено, что фокстерьер принадлежал группе воров, дрессировавших собак для совершения хищений[13].
Существовал еще один, не менее «изысканный», способ кражи с использованием четвероногих друзей человека. В темных закоулках собаки нападали на прохожих и валили их на землю. Стоящий вблизи преступник подбегал к упавшему, прогонял собаку, помогал встать, чистил пострадавшему одежду. Но при этом не забывал похитить часы и бумажник[14].
Возвращаясь к литературным произведениям, вспомним поэму Н.В. Гоголя «Мертвые души». Ловкие таможенные чиновники изобрели весьма экстравагантный способ массовой контрабанды, используя при этом гурты мелкого скота, а именно баранов.
Баранов обшивали овчиной, под которой и переправлялись контрабандные ценности. Подобные «операции» приносили чиновникам баснословные доходы, и после 3–4 бараньих «ходок» через границу капиталы дельцов от таможни, включая незабвенного П.И. Чичикова, возросли до нескольких сотен тысяч[15].
Способ совершения преступления включает в себя те приемы и методы, которые использовал преступник для совершения преступления. На страницах «Человеческой комедии» О. Бальзак повествует об одном господине, желающем избавиться от жены. Делается это очень простым способом: женщина едет на прогулку в коляске, запряженной лошадьми, которых накормили овсом с солью. «Жена кататься – лошади в воду!»[16].
Субъективная сторона преступления
Как известно, субъективная сторона преступления – это внутреннее психическое отношение преступника к совершенному им преступлению. К признакам, образующим субъективную сторону преступления, относятся вина в форме умысла или неосторожности, мотив, цель, а также аффект как имеющее уголовно-правовое значение эмоциональное состояние в момент совершения преступления[17].
В художественных произведениях мы находим немало интересных примеров тому, какие сложности сопутствуют правильному установлению признаков субъективной стороны содеянного в тех или иных случаях.
И в теории, и на практике порой возникают серьезные трудности при отграничении деяний, совершенных с косвенным умыслом, от деяний, совершенных по легкомыслию. Грань между этими видами умысла и неосторожностью тонкая, и главное различие между ними заключается в содержании волевого момента[18].
При легкомыслии волевой момент характеризуется тем, что лицо без достаточных к тому оснований рассчитывало на предотвращение общественно опасных последствий своего деяния. В отличие от косвенного умысла, воля лица направлена на предотвращение преступных последствий своего деяния, при этом расчет делается на конкретные реальные обстоятельства, которые, по мнению виновного, способны предотвратить наступление преступного результата. Если же таких реально существующих факторов нет, а лицо, совершающее деяние, надеется на авось, т. е. ни на что не надеется, налицо косвенный умысел.
В литературе мы также можем найти примеры того, насколько тонок «водораздел» между косвенным умыслом и легкомыслием. Яркой иллюстрацией этому служит поступок мисс Кэрьюферз из рассказа Джека Лондона «Под палубным тентом».
Очаровательная мисс Кэрьюферз совершает круиз на пароходе через океан. На стоянке у острова Коломбо она развлекается страшным зрелищем: туземные мальчики ныряют за брошенными монетами в кишащую акулами бухту. Они рискуют делать это лишь по соседству с береговыми акулами, которые охотятся за рыбой. Но стоило появиться страшному людоеду – тигровой акуле, как мальчишки тут же выскочили из воды. Вошедшая в азарт мисс удивилась и, бросая монеты в воду, стала уговаривать одного из мальчиков продолжать ныряние. Он отказался, и тогда мисс Кэрьюферз вынула соверен (золотую монету). «Не искушайте его, – просил капитан, – это для него целое состояние». Мальчик и монета, пишет автор, взлетели в воздух одновременно. Вода была прозрачна, и мы сверху видели все. Акула была крупная и сразу перекусила мальчика пополам[19].
Поступок этой молодой дамы не только морально омерзителен, но и преступен. Вряд ли можно утверждать, что ее действия были совершены с прямым умыслом на убийство мальчика. Однако наличие либо косвенного умысла, либо одного из видов неосторожности исключать мы не можем.
Одним из видов неосторожности выступает преступная небрежность.
Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия.
На наш взгляд, такое отношение к возможным преступным последствиям демонстрирует герой чеховского «Злоумышленника», крестьянин Денис Григорьев, которого задержали за отвинчивание гаек у железнодорожных рельсов, которые, по словам самого Григорьева, «климовские мужики» приспосабливают в качестве грузила для удочек. Приведем фрагмент допроса Григорьева судебным следователем.
– Разве ты не понимаешь, глупая голова, к чему ведет это отвинчивание? Не догляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы!
– Избави Господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы не крещеные или злодеи какие? Слава те Господи, господин хороший, век свой прожили и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было…
– А от чего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение!
Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза.
– Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил Господь, а тут крушение… людей убил… Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то… тьфу! гайка!
– Да пойми же, гайками прикрепляется рельса к шпалам!
– Это мы понимаем… Мы ведь не все отвинчиваем… оставляем… Не без ума делаем… понимаем…
<…>
– В прошлом году здесь сошел поезд с рельсов, – говорит следователь. – Теперь понятно, почему…
Даже после того как следователь сказал, что возьмет его под стражу и отправит в тюрьму, Денис продолжает недоумевать по поводу своего поступка.
– В тюрьму… было б за что, пошел бы, а то так… здорово живешь… За что? И не крал, кажись, и не дрался…[20]
Немало места в творчестве столпов литературы уделено мотивации тех или иных человеческих поступков, включая преступления.
Как известно, мотив преступления – это побуждение лица, совершающего преступление. В науке уголовного права все мотивы можно свести к трем их психологическим разновидностям – потребностям, эмоциям (чувствам) и интересу. Такой мотив, как потребность, отчетливо выступает в половых преступлениях (изнасилование, насильственные действия сексуального характера). Мотив в качестве эмоций (чувств) характерен для многих преступлений против личности (убийства из ревности или мести)[21]. Интерес выступает мотивом при совершении различных преступлений корыстной направленности, когда виновный стремится получить материальную выгоду либо избавиться от материальных затрат. Однако возможны случаи, когда виновный движим, например, таким мотивом-чувством, как ненависть, ненавидя при этом, как говорится, «весь род людской». Весьма показательна в данном случае сцена из трагедии Шекспира «Макбет». Подстрекаемый Макбетом к убийству своего политического соперника, Банко – один из убийц так объясняет Макбету свою готовность совершить это злодеяние:
Я, государь, на целый свет в обиде.
Меня ожесточила так судьба,
Что я пойду на все, чтоб за несчастья
Отмстить другим
[22]
.
Встречаются еще более ужасающие мотивы жестоких преступлений. В одном из произведений Ги де Мопассана рассказывается о набожном учителе, кормящем детей сладостями, в которые он примешал иглы и битое стекло. Преступление он совершает будто бы потому, что ожесточился на Бога, лишившего его своих детей[23].
Мы можем найти немало примеров преступлений, совершенных в состоянии аффекта. Аффектом в уголовном праве признается состояние сильного душевного волнения, во время которого совершается преступление. Иными словами, это сильные, быстро возникающие и бурно протекающие кратковременные психические состояния (отчаяние, ярость, ужас). При этом сознание и способность мыслить сужаются, однако способность мыслить лица, действующего в состоянии аффекта, не утрачивается полностью, а лишь ослабляется. Наличие сознания у убийцы в состоянии аффекта отразил Л.Н. Толстой устами Позднышева – одного из героев повести «Крейцерова соната».
Когда люди говорят, что они в припадке бешенства не помнят того, что они делают, – это вздор, неправда. Я все помнил и ни на секунду не переставал помнить. Чем сильнее я разводил сам в себе пары своего бешенства, тем ярче разгорался во мне свет сознания, при котором я не мог не видеть всего того, что я делал. Всякую секунду я знал, что я делаю. Не могу сказать, чтобы я знал вперед, что я буду делать, но в ту секунду, как я делал, даже кажется, несколько вперед, я знал, что я делаю, как будто для того, чтобы возможно было раскаяться, чтобы я мог себе сказать, что я мог остановиться[24].
Уголовно-правовое значение имеет такой аффект, который вызван насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего.
Издевательство или тяжкое оскорбление могут выражаться в совершении различных действий, объектом которых являются облик потерпевшего или близких ему людей, его национальные, религиозные чувства и т. п. По нашему мнению, состояние аффекта может вызываться глумлением над патриотическими чувствами граждан проигравшей в войне страны со стороны представителей государства-победителя. В этой связи нельзя не вспомнить произведение Ги де Мопассана «Мадмуазель Фифи». В нем Мопассан описывает пирушку, которую устроили прусские офицеры в занятом ими французском замке Ювиль. (Отметим, что действие в рассказе происходит во время войны между Пруссией и Францией.)
«Дружеское» сборище пруссаков, среди которых был юный маркиз фон Эйрик по прозвищу Мадмуазель Фифи, украшали несколько французских дам полусвета. В их числе находилась молодая еврейка Рашель, доставшаяся в этот вечер маркизу. В разгар веселья один из офицеров, поручик Отто, которому, как пишет Мопассан, «винные пары ударили в голову, вскочил с места и в порыве пьяного патриотизма рявкнул: «За наши победы над Францией!»
А дальше произошло вот что.
Как ни были пьяны женщины, они умолкли, а Рашель, вся задрожав, обернулась:
– Послушай-ка, есть французы, при которых ты не посмел бы это сказать.
Но юный маркиз, повеселевший от вина, захохотал, не спуская ее с коленей:
– Ого-го! Я таких пока не видал. Стоит нам появиться, как они удирают!
Девушка вспыхнула и крикнула ему в лицо:
– Лжешь, гадина!
Он посмотрел на нее холодным взглядом <…> а затем снова захохотал:
– Ого, как бы не так, красотка! Разве мы попали бы сюда, не будь они трусами? – И, возбуждаясь все более, выпалил. – Мы здесь – господа! Вся Франция – наша!
Она рванулась с его коленей и упала на свой стул. Он поднялся, протянул бокал над столом и повторил:
– Вся Франция и французы, все леса и поля, и дома Франции – наши! Другие немцы, совершенно пьяные скоты в мундирах, внезапно распалились, схватили бокалы и, заорав: «Да здравствует Пруссия!» – залпом опорожнили их.
Девушки не протестовали, только притихли пугливо. Даже Рашель смолчала, не решаясь возразить.
Тогда юный маркиз, поставив на голову еврейки вновь наполненный бокал шампанского, выкрикнул:
– И все женщины Франции наши!
Она вскочила так стремительно, что бокал опрокинулся, упал наземь и разбился, а светлое вино, как вода при крещении, пролилось на ее черные волосы. Глядя в упор на офицера, который все еще смеялся, она пролепетала дрожащими губами, и голос ее срывался от гнева:
– Нет, нет, врешь, не будут женщины Франции вашими!
Он опустился на стул, чтобы посмеяться всласть, и бросил:
– Вот это здорово! Зачем же ты-то сюда явилась, голубка? Растерявшись и плохо соображая от волнения, она сперва промолчала, а затем, когда осмыслила его слова, выкрикнула в ответ возмущенно и страстно:
– Что я! Я не женщина, я шлюха, а других пруссакам не видать.
Не успела она договорить, как он наотмашь ударил ее по щеке; но когда он вторично занес руку, она, обезумев от гнева, схватила со стола десертный ножичек и внезапно, так, что другие ничего не заметили, вонзила ему серебряное лезвие прямо в ямку у самой шеи, где начинается грудь. <…> Мадмуазель Фифи почти сразу испустил дух[25].
Другой пример убийства в состоянии аффекта мы находим в произведении М.А. Булгакова «Я убил». В нем повествуется о докторе, которого принудили оказывать медицинскую помощь изуверу-полковнику из петлюровского отряда. Естественно, что все зверства полковника доктор был вынужден наблюдать воочию. Да и самого «ликаря» петлюровец пообещал пустить, как говорится, в расход.
…И, як бой кончится, я отдам вас под военный суд. Будете вы расстреляны за саботаж. От него не отходить! – приказал он кавалеристу…
Я стоял, молчал и был, надо полагать, бледен. Затем опять все потекло как туманный сон. Кто-то в углу жалобно сказал:
– Змилуйтесь, пан полковник….
Я мутно увидал трясущуюся бороденку, солдатскую рваную шинель…
– Дезертир? – пропел знакомый мне уже голос с хрипотцой. – Их ты, зараза, зараза.
Я видел, как полковник, дергая ртом, вынул из кобуры изящный и мрачный пистолет и рукоятью ударил в лицо этого рваного человека. Тот метнулся в сторону, стал давиться своей кровью, упал на колени. Из глаз его потоками бежали слезы…
<…> От двери я возвращался к столу, садился в изнеможении, клал голову на руки и внимательно слушал. По часам я заметил, что каждые пять минут под полом внизу вспыхивал визг. Я уже точно знал, в чем дело. Там кого-нибудь избивали шомполами. Визг иногда превращался во что-то похожее на львиное гулкое рычание, иногда в нежные, как казалось сквозь пол, мольбы и жалобы, словно кто-то интимно беседовал с другом, иногда резко обрывался, точно ножом срезанный… я обмотал голову башлыком, и стало глуше слышно. С четверть часа я так провел, и вывел меня из забытья, в котором неотступно всплывало перед закрытыми глазами рябое лицо (лицо полковника. —Л.К.), голос моего конвоира:
