Текст книги "Греческий учитель Сократ"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Греческий учитель Сократ
Лев Николаевич Толстой

I. СОКРАТ ХОЧЕТ УЗНАТЬ, КАК ЛЮДЯМ ЖИТЬ НАДО, И СЛЫШИТ В СВОЕЙ ДУШЕ ГОЛОС

Сократ родился в Греции, в городе Афинах. Отец Сократа был рабочий, каменотес, а мать повивальная бабка. От этого–то Сократ и говаривал часто, что мать его была бабушка – помогала людям рожаться, и он то же делает, только помогает не людям, а мыслям людским рожаться.

Отец Сократа учил его своему мастерству, посылал и в училище учиться грамоте и другим наукам. В Афинах все были грамотные, и было много разных училищ. Были самые бедные училища, где дети учились на дворе и буквы выводились палочками на песке. Были училища побогаче, где учились грамоте, черчению, счету и читали стихи. Были училища и самые высокие, где ученики обучались всему тому, что знали в то время греки.

Сократ был смолоду понятлив и охоч до учения, и отец отдал его в высшее училище. И выучился Сократ в училище всем наукам и прочел сочинения всех лучших греческих писателей.

Кончил Сократ науку и вернулся к отцу и опять стал работать своим ремеслом, камни тесать. Работал Сократ хорошо, но за работой часто задумывался. Задумывался Сократ о том, что прошел он все науки и узнал все то, чему учили людей, и ничего–то он не узнал того, что ему и другим людям знать нужно было.

«Надо, – думал Сократ, – дойти и понять, как жить человеку. А то учимся мы все много, и нет нам от нашего ученья прока. Хоть мы бы все звезды узнали и все камни в море учли и всех тому же научили, что я знаю, житье наше не стало бы от этого лучше. Все мы, люди, хлопочем, ищем каждый себе добра, а разберешь дело – мы вместо добра себе зло готовим. И не знает никто из нас, в чем настоящее добро для человека. Вот я учился, учился, а спроси меня, как человеку жить надо, – я и не знаю. А это одно нужно знать человеку. Только и пользы от моего учения, что я узнал, что ученье все наше пустое. Прежде, до ученья моего, я думал, что я что–нибудь знаю, а теперь верно знаю, что ничего я не знаю. Только и проку от моего учения, что я знаю теперь то, что я ничего не знаю. Учили меня про богов, что они создали людей и награждают их, если люди живут по их наказу, и казнят их, если люди не то делают, что велят боги. Но чего же хотят от нас боги и как они велят нам жить?»

И стал припоминать Сократ все, чему учили его про богов. Богов почиталось у греков много. Один бог неба считался главным, другой считался богом морей; третий – богом ветров; четвертый – богом солнца; пятый – богом войны; шестой – богом веселья; седьмой – богом смерти.

Были и богини: была богиня мудрости, богиня вражды, богиня земледелия, богиня рукоделия и еще много других богинь. Писано было про богов, что живут они на небе, как люди на земле, и женятся, и блудят, и ссорятся, и плутуют, и воюют. Про главного бога Зевса учили, что он был силен и страшен; кто ему угождал, тому он давал во всем удачу, а на кого гневался, на того пускал молнию и убивал. И так представлен был Зевс в храме из камня, как большой, здоровый старик, с молнией в руке.

Начал же царствовать на небе Зевс с того, что сбросил с неба родного отца своего – Ад. Вспомнил это Сократ, вспомнил и о том, что его учили про Зевса, как он с своею женой ссорился и обманывал ее, как напивался допьяна небесным напитком и как его тогда обманывали другие боги и даже люди. И понял Сократ, что если и есть такой Зевс, то Зевс этот не знает, как жить надо, так и от него заняться нечем.

После Зевса в почете была еще богиня Афина – в честь ее и был назван город. Была такая кукла большая высечена из камня и поставлена на главной площади. На голове у нее был большой шлем, и в руке было золотое копье. Учили про эту богиню, что она научила народ мудрости. И стал припоминать Сократ все, что учили про нее. И тоже, когда он разобрал дело, то увидел, что и от этой богини выучиться нечему. По рассказам была эта Афина хитрая и жестокая, помогала своим любимцам, а другим вредила без вины. И учили еще, что Афина эта узнала раз, что одна девушка–гречанка прядет и ткет не хуже ее самой, то так раздосадовалась на девушку–мастерицу, что обернула ее в паука и велела ей век прясть.

Про других богов учили про такие же плохие дела.

Назывались боги богами, а дела их были человеческие, да еще часто плохие.

И подумал Сократ: «Нет! эти боги не настоящие, и через них не узнаешь, как человеку жить. Эти боги такие же слабые, как и мы, люди, они сами поступают не по правде, от них не научишься отличать добро от зла. А настоящий Бог должен быть праведен и научить человека, как ему жить».

И стал искать Сократ такого Бога. Не год и не два мучился Сократ, и не давали ему мысли покоя ни днем, ни ночью. Но прошло время, и открылось Сократу то, чего он искал. Узнал он того Бога, которого искал и которого не знали греки, и нашел он Его ни где–нибудь, а в своей совести.

Пока искал Сократ этого Бога праведного, случалось с ним не раз и не два, ночью и днем, когда задумается Сократ и хочет такое или другое дело сделать, вдруг слышит голос у себя в душе. Если хорошее дело, голос говорит: «Делай, Сократ»; если дурное, голос говорит: «Не делай, Сократ». И привык Сократ прислушиваться к этому голосу. И голос все чаще и чаще говорил Сократу. И все, что он говорил Сократу, была правда.

И подумал Сократ: «Если хорошее голос говорит, кто это говорит мне? Не я сам, а кто–то другой, – кто ж это? Голос этот всегда говорит правду. Научает он меня жить праведно, и потому знаю, что этот голос Божий».

И голос этот стал Сократ называть Богом. И голос этот открыл Сократу то, что он хотел знать – то, как надо жить людям.

И когда Сократ узнал этого Бога, то увидал он, что узнать этого Бога может каждый человек и, так же как и он, узнать от этого Бога, как жить надо.

И сказал себе Сократ: «Дело это великое; если я узнал правду и добро, то мне этому и других учить, чтобы и им было хорошо».

Когда Сократ дошел до этого, отец его уже помер, и был он сам женат, и были у него дети. Когда он сказал своей жене то, что открыл ему голос Бога, то она не поверила ему. Когда же он сказал ей, что он это будет всем говорить и всех будет учить этому, то она стала его отговаривать. «Не делай, – говорит, – этого. Бросишь ты мастерство, станешь учить народ – только беды наживешь, да и мне с детьми жить плохо будет. Брось ты эти затеи, и без тебя учителей довольно».

Но не послушался жены Сократ. Видел он, что народ вокруг него бедствует и мучится все от того, что не знает, как жить, и что если он знает это, ему нельзя это про себя таить. Так и голос Божий говорил ему.

В самые старинные времена, до Сократа, греки жили хорошо. Земля у них была теплая и плодородная. Они все сами работали: пахали, сеяли, сады разводили, водили пчел и скотину. И богатых, и бедных, и господ, и рабов у них не было, а все жили равно. Потом стали греки воевать, стали обижать соседей. На войне захватывали добычу, и золото, и серебро, и вещи всякие, и скот, и людей забирали в плен и держали в рабстве. Стали от войны греки богатеть, и стала их жизнь портиться. Кто посмелее, тот военным делом занимался. Кто поумней, тот в управление, в начальство попадал. Кто поизворотливей, тот стал заниматься торговлей. А от черной работы греки совсем отстали, и никто из них ничего не работал.

Во времена Сократа в Афинской земле рабов было больше, чем господ: господ сто тысяч, а рабов триста пятьдесят тысяч. Всякую работу делали рабы, так что греки–господа за стыд считали заниматься каким–нибудь ручным делом. Вся работа господ была в том, как бы торговлей, или войной, или в начальстве побольше нажить денег и накупить себе сильных и искусных рабов и рабынь и жить в свое удовольствие.

И жили так греки и избаловались совсем, и никто из них не думал о том, чтобы жить по правде, помочь брату, пожалеть раба и послужить другому, а все думали только о том, как бы нагнуть другого да на нем ехать.

И видел Сократ, что заблудился народ и что сами себя губят, и выходил Сократ на площадь и при всяком случае говорил им то, что ему говорил голос, – что жизнь их дурная и что не так жить надо.

II. КАК ЖИТЬ НАДО?

Встретил Сократ на площади молодого господина, богача, – звали его Аристон. Аристон был человек не глупый и не злой, но жил, как все богатые греки – не принимался ни за какое дело, а жил только в свое удовольствие. Встретил его раз Сократ и стал с ним говорить. Подошел народ и стал слушать. Сократ и говорит:

– Здравствуй, Аристон! Что давно не видать тебя? Верно, ты работой какой занят, тебе и некогда шляться, как нам?

– Нет, – говорит, – я никакой работой не занят. Да и на что мне работать? И нечего и незачем. Мне и так хорошо. Я ведь не бедняк какой, а человек достаточный, слава богам! Какая же мне неволя работать или хлопотать? Вот нешто в начальство, если бы выбрали, пожалуй, из чести пошел бы. Да и то навряд. Возьмешь должность какую–нибудь – все забота. Хочешь, не хочешь иди, слушай, говори и пиши. Все это докука лишняя. И с чего мне себя неволить? Деньги у меня есть, рабы есть, что не вздумаю, то будет у меня. Живу весело, чего же мне еще?

– Это точно, что неволи тебе нет, – сказал Сократ, – да только хорошо ли будет, если ты весь век так проживешь?

– А отчего же нехорошо? Чего же еще лучше, как весь век в удовольствиях прожить?

– То–то, хорошо ли будет? – сказал Сократ. – Не все то хорошо, что нам хорошим кажется. Слыхал ли ты о Геркулесе?

– Кто не знает о Геркулесе, какой он богатырь был и какие дела славные делал и какую славу заслужил, – сказал Аристон.

– Ну, а слыхал ты, как он путь жизни выбирал? – сказал Сократ.

– Этого не слыхал.

– А не слыхал, так я расскажу тебе, – сказал Сократ. – Рассказать, что ли?

– Расскажи, Сократ, – сказали другие.

И Сократ стал рассказывать:

– Вот видишь ли: когда Геркулес вырос, задумывался он над тем, какую ему избрать жизнь. И пошел он прогуляться и все с собой думает: что ему делать и как жить? И вот шел он, шел и зашел далеко в поле и видит: откуда ни возьмись, в чистом поле идут к нему навстречу две женщины. Подивился Геркулес и пошел сам к ним навстречу. Видит: одна ни большая, ни маленькая, ни толстая, ни худая, ни нарядная, ни замаранная, а простая и неприметная, идет ровно, тихо, не торопится, а другая – высокая, толстая, в пышном платье, набеленная и нарумяненная. Неприметная шла прямо и не оглядывалась по сторонам. Нарядная же подергивалась, охорашивалась и все оглядывалась, на тень свою смотрела. Вот стали они подходить к Геркулесу, нарядная подпрыгнула и выскочила вперед прямо к Геркулесу.

– Знаю я, – говорит, – что раздумываешь ты о жизни: какую тебе жизнь избрать и по какой дороге идти? Вот я и вышла показать тебе самую лучшую мою дорогу. Пойдешь со мной, все тебе легко и весело будет. Не будет у тебя ни трудов, ни заботы, ни печали. Печали тебе никакой не будет, веселье на моей дороге никогда не будет перемежаться, – от одного веселья будешь переходить в другое, забота только та и будет, что выбирать: какое сладкое кушанье слаще, какое вино вкуснее, какая постель мягче, какое веселье веселее. А трудов только и будет, что приказать то, что тебе вздумается. Все, что прикажешь, другие тебе и сделают.

Хорошо показалось Геркулесу обещание толстой женщины, и, чтобы запомнить ее, спросил ее имя.

– Имя мое настоящее, – сказала женщина, – Счастье. Ненавистники только по злобе называют меня Роскошью. Так дразнят меня. Имя же мне – Счастье.

Неприметная женщина стояла тихо, пока говорила нарядная; но когда она кончила, неприметная тоже заговорила и сказала:

– Прежде всего я скажу свое имя; зовут меня – Праведность, и нет мне другого имени. Не стану тебя заманивать соблазнами, как вот эта, а скажу тебе прямо, в чем благо всякого человека. Ты увидишь, что только со мной и найдешь благо. Ведь ты сам знаешь, что для того, чтобы земля родила, надо над ней потрудиться; хочешь, чтобы скотина была, надо за ней походить; [чтобы] дом хороший был, надо камни тесать и ворочать; хочешь, чтобы люди почитали тебя, надо трудиться для них; чтобы боги любили тебя, надо делать их волю. А воля их в том, чтобы трудами своими заплатить за труды других. По этой дороге я поведу тебя, и на этой дороге только есть благо.

Еще не договорила неприметная, как нарядная опять выскочила вперед.

– Видишь ли, – говорит, – Геркулес, на какую трудную дорогу она хочет увести тебя. Труды, труды и труды только и обещает она тебе. А радость–то будет или нет – не лучше ли идти со мной? Со мной не будет трудов, а с первых шагов будут только услады. Будешь сладко есть, вкусно пить, мягко спать. Пойдем со мной, – сказала нарядная и хотела взять Геркулеса за руку.

– Погоди, – сказала неприметная. – Ты говоришь: сладко есть и пить; и думаешь, что это добро, но ты и есть–то и пить не умеешь. Ты и ешь–то и пьешь–то не вовремя, не тогда, когда есть и пить хочется, а от скуки. И тебе самые редкие кушанья и дорогие вина в рот не идут. Ты обещала ему спать сладко, да ты и спать–то не умеешь; чтобы заснуть, подкладываешь под себя мягкие перины, подушки, но и на них заснуть не можешь, потому что ты ложишься спать от скуки. Заснешь хорошо только поработавши, а тебе не от чего отдыхать. Знаю я тебя и знаю тех несчастных, которых ты погубила своими соблазнами праздной и сладкой жизни. Мало ли их теперь на тебя плачется на то, что растратили беспутно с тобой молодые годы? За то–то и гонят тебя все честные люди и называют и Роскошыо и Развратом. Я же не обманула никого из тех, кто пошел за мной. Все те, кто с молодых лет пошел за мной, все они окрепли душой и телом, все они нашли на пути моем больше радости, чем горя, все их любят и почитают люди, все они радостно вспоминают прожитой трудовой век и спокойно ждут смерти. На тебя ропщут, а меня никто никогда не упрекал за обман, и все чтут меня и называют все одним именем – Праведность. Вот на какую жизнь зову я тебя, Геркулес!

Не стал более раздумывать Геркулес и пошел за Праведностью. Пошел за Праведностью в жизни, и потрудился для людей и угодил людям, и богам, и себе нашел благо.

Кончил Сократ и говорит Аристону:

– Подумай и ты. Аристон, с кем из двух пойти – с Роскошью или с Праведностью. Решайся, пока есть время, чтобы на старости лет не каяться на свою глупость и не помереть, не угодив ни себе, ни людям, ни Богу.

III. КАК НАДО УПРАВЛЯТЬ НАРОДОМ?

Услышал раз Сократ, что один богатый человек, звали его Главконом, добивается быть начальником. Сократ знал его, что он человек неопытный и беспечный, и захотел Сократ уличить его.

Встретил его раз Сократ на городской площади. Стоял Главкон посреди народа, и люди с почтением говорили с ним. Все ждали, что он скоро будет начальником, и тогда каждому до него нужда будет. Главкон ждал, что его выберут, и гордился перед народом. Подошел и Сократ.

– Здравствуй, Главкон! – сказал он. – Я слышал, что ты будешь у нас правителем.

– Да, надеюсь, что так, – ответил Главкон.

– Что ж, дело хорошее. Когда получишь должность, многое будет в твоей власти: можешь много людям добра сделать. И слава твоя далеко пройдет.

– Да отчего же и не так? – сказал Главкон. – Отчего же мне и не быть хорошим правителем?

– Хороший правитель тот, – сказал Сократ, – и слава про того хорошая, кто своему народу много пользы сделал. Не так ли?

– Разумеется, – отвечал Главкон.

– Так, пожалуйста, не скрывай, расскажи же нам: какую ты думаешь сделать пользу народу, с чего ты начнешь?

Главкон замешкался и не сразу ответил. Он не придумал, с чего начать. Пока он думал, Сократ сказал:

– Что же ты задумался, ведь нетрудно понять, чем народу пользу сделать. Народ ведь такие же люди, как и мы все. Если бы ты своему приятелю желал бы добро сделать, ведь первое дело, ты бы постарался ему богатства прибавить?

– Разумеется, – ответил Главкон.

– Ну, так ведь то же самое и с народом, – сказал Сократ. – Сделать добро народу – значит, чтобы все были богаче. Не так ли?

– Как же не так, – сказал Главкон.

– Ну, а как же сделать, чтобы весь народ был богаче? – спросил Сократ.

– Я думаю, чтобы у всякого народа было больше прихода и меньше расхода. Не так ли? – Я думаю, – отвечал Главкон.

– Скажи мне, Главкон, откуда теперь у народа доходы и сколько их? Ты, наверное, уж все это знаешь.

– Нет, я этого не знаю, – сказал Главкон, – не подумал еще об этом.

– Ну, об этом ты не подумал, – сказал Сократ, – так зато ты уж, верно, подумал, сколько на нужды надо расходов. И если теперь расходы лишние, ты, верно, придумал, как их скинуть.

– Нет, – сказал Главкон, – и на это ответить теперь не могу. Я и об этом еще не подумал.

– И об этом не подумал еще, – повторил Сократ. – Ну, что ж, еще успеешь. Ты, верно, все думал о том, чем бы тебе обогатить народ? Что же ты об этом думал? Чем, ты думаешь, можно обогатить народ?

– Обогатить народ, – сказал Главкон, – я думаю, лучше всего войной. Завоевать другие народы и забрать у них все богатство и поделить.

– Это верно, – сказал Сократ, – так короче всего обогатить народ, да только бывает и то, что не завоюешь чужие народы, а только потратишься напрасно на войну народом и деньгами, тогда ведь народ не разбогатеет, а обеднеет.

– Это так, – сказал Главкон, – но войну надо начинать только тогда, когда верно знаешь, что ты победишь, а не тебя победят.

– Значит, чтобы начинать войну, надо верно знать силу своего народа и силу неприятеля? – сказал Сократ.

– Разумеется, надо знать, – сказал Главкон.

– Так скажи мне, Главкон, какие у нас военные силы готовы для воины и какие силы у того неприятеля, с которым ты хочешь воевать?

– Верно не могу сказать этого, – Главкон, – наизусть и не запомнить.

– Так у тебя, верно, есть записи, принеси их, пожалуйста, мы их прочтем, посчитаем, – сказал Сократ.

– Нет, записок у меня нет, – сказал Главкон, – да и неприятеля войска нельзя сосчитать.

– Это жалко, – сказал Сократ, – потому что если нельзя сосчитать неприятеля, да нельзя никак вперед узнать, мы ли завоюем или нас завоюют, так выходит, что твое средство обогатить народ не очень–то и надежно. Обогатишь ли, нет ли – неизвестно; погубишь народа, наверное, много, да вместо богатства обеднеешь. Так это мы оставим, а скажи нам еще об одном, сказал тогда Сократ. – Скажи нам, Главкон, сколько нужно хлеба на прокормление всего народа? Каков был у нас урожай в этом году, и станет ли у всех хлеба до новины? Ты верно, обдумал это?

– Нет, я об этом еще не справлялся. – отвечал Главкон. Замолчал Главкон, и все замолчали.

Тогда Главкон сказал:

– Ты до всего так допытываешься Сократ, что если все так обдумывать и считать, как ты спрашиваешь, то управлять народом будет слишком трудно.

– А ты думал – легко? – сказал Сократ. – Спрошу тебя последнее: я слышал, ты начал помогать дяде в хозяйстве, а потом бросил. Отчего это случилось?

– Трудно было мне, – отвечал Главкон, – и хозяйство большое, и дядя меня не слушал.

– Вот видишь, ты с одним домом не управился, а целым народом берешься управлять. Браться–то можно за всякое дело, да удается оно только тому, кто его понимает. Смотри, чтобы вместо славы и почестей не нажить себе беды. Поди узнай прежде хорошенько все, о чем я тебя спрашивал, и тогда уже думай об управлении.

Молча отошел Главкон от Сократа и перестал добиваться места управителя.

IV. КТО ЛУЧШЕ – РАБ ИЛИ ГОСПОДИН?

Случилось раз, пришел к Сократу его сосед Аристарх и стал ему жаловаться на свою беду.

– Ума не приложу, как мне быть. Был я, – говорит, – богат, торговал, потом не задалась торговля – разорился. А тут еще на беду война, убили родных, пришлось взять к себе вдов и сирот. И собралось у меня теперь в доме четырнадцать душ. Каково всех прокормить! Беда к беде, и не знаю, как быть.

– Жаль мне тебя, друг, – сказал Сократ. – Как же ты думаешь теперь делу помочь?

– Хотел денег занять, опять торговлю начать, да не дают, потому знают, что дела плохи.

Покачал головой Сократ и говорит:

– Так–то так, четырнадцать душ кормить, надо припасти; да ведь вот у соседа твоего более двадцати душ, и ведь сыты. Да еще деньги наживают, сказал Сократ.

– Вот сравнил! – сказал Аристарх. – У соседа он один, девятнадцать душ рабов, у него рабы больше сработают, чем съедят. А у меня четырнадцать душ свободных греков.

– А свободные греки чем отличаются от рабов? Ведь тем, что они лучше рабов?

– Конечно, лучше, то – свободные греки, а то – рабы.

– На словах точно выходит – свободные лучше, – сказал Сократ, – а на деле–то не то; у соседа, говоришь, все хорошо, потому что там рабы, а у тебя плохо, потому что не рабы, а свободные греки. Видно, рабы умеют работать, а свободные не умеют.

– И мои бы сумели, коли бы их заставить, – сказал Аристарх, – да не могу же я их заставить работать! Ведь они знатного рода и родные мне, как их заставить работать? Обидишь их, начнутся попреки, недовольство, нельзя это.

– Ну, а теперь у тебя нет попреков, недовольства? – спросил Сократ. – Все в согласии живете?

– Какое согласие! – отвечал Аристарх. – Только и слышишь попреки да ссоры.

– Так вот что, – сказал Сократ, – и без работы у вас согласия нет и кормиться нечем. Ведь родных твоих знатность и благородство не кормят и согласие не дают. Так не сделать ли тебе вот что: не дать ли тебе им какую работу по силам? Не лучше ли будет, когда станут работать?

– Я бы сделал так, – сказал Аристарх, – да не понравится им это. Да и в городе меня, пожалуй, люди осудят.

– А теперь не осуждают? – спросил Сократ.

– И теперь есть добрые люди, осуждают за бедность; осуждают, а денег не дают, чтобы мне поправиться.

– То–то и есть! – сказал Сократ. – Так ведь всех пересудов не переслушаешь; а попытайся–ка, посади их за работу, может, лучше дело–то будет.

И послушался Аристарх Сократа. Через полгода встретил опять Сократ Аристарха и спросил, как живет. И говорит Аристарх:

– Хорошо живу и все тебя благодарю. Послушался я тебя тогда и теперь совсем делами поправился. Поверил мне один человек шерсти в долг, домашние мои эту шерсть спряли, соткали сукна, потом нашили на продажу платья мужского и женского. Продали – не только за шерсть деньги выручили, а и барыши взяли. С тех пор стали этим делом заниматься, и все мы сыты, и ссор у нас нет, и деньги заводятся.

– А люди что говорят? – спросил Сократ.

– Да и люди не бранят, – отвечал Аристарх и засмеялся.

* * *

Увидал раз Сократ, лежит на площади развалясь молодой господин и обмахивается от жара.

– Отчего же это ты так уморился? – спросил его Сократ.

– Как не умориться, я нынче из деревни верст десять пешком прошел.

– Что ж уж очень уморился? Разве что тяжелое нес? Молодой человек обиделся.

– Зачем я понесу? На то раб есть; он нес, что со мной было.

– А он что ж, уморился или нет?

– Что ему делается! Он здоровый, всю дорогу шел – песни пел, даром что с ношей.

– Жаль мне тебя, – сказал Сократ, – выходит, что твой раб и тебе и всякому человеку и себе служить может, а ты ни другим людям, ни себе даже служить не можешь.

* * *

Другой раз увидал Сократ, что один хозяин бьет плетью своего раба.

– За что ты его так больно бьешь? – спросил Сократ.

– Как его не бить, – отвечал хозяин, – он обжора, лентяй, только и думает о том, чтобы ему спать, да веселиться, да послаще поесть. Ему и ста ударов плетей мало!

Сократ отозвал хозяина в сторону и говорит:

– Ну, а ты о чем думаешь, кроме как о том, чтобы тебе помягче поспать, послаще поесть и повеселиться?

Хозяин ничего не ответил.

– А если ты сам только об этом думаешь, то сколько же тебе плетей следует за то самое, за что ты наказываешь раба? Не с тебя ли он и пример–то берет?

Обиделся этот хозяин, ушел от Сократа.