355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Толстой » Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг. » Текст книги (страница 35)
Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг.
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:00

Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг."


Автор книги: Лев Толстой



сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 50 страниц)

10 Николай Иванович Костомаров (1817—1885) – профессор русской истории и писатель. Окончил воронежскую гимназию и харьковский университет. В своей научной работе исходил из убеждения, что не официальная история государства, а история народа и его духовной жизни должна составлять основной предмет изучения для историка, поэтому обратился к этнографическим источникам, к фольклору, изучил украинский язык. В 1839—41 гг. написал две драмы и несколько сборников стихотворений на украинском языке. Магистерская диссертация его была призвана «возмутительной по содержанию» и сожжена. В 1846 г., избранный преподавателем истории в киевском университете, он сплотил вокруг себя кружок лиц (в числе их и Т. Шевченко), увлеченных романтическим отношением к народности и мечтавших о федерации славянских народов. В 1847 г. члены кружка были обвинены в государственном преступлении. Костомаров просидел год в Петропавловской крепости, затем жил под гласным надзором полиции в Саратове. С 1859 до 1862 г. занимал кафедру русской истории в петербургском университете, причем лекции его пользовались неслыханным успехом, но в 1860-х гг. к нему вновь стали относиться как к политически-неблагонадежному, профессорская деятельность его прекратилась, и вся его энергия ушла в историко-литературную работу. Из главнейших исторических трудов его нужно отметить: «Северно-русские народоправства», Спб., 1863, «Историческое значение южно-русского народного песенного творчества» («Беседа», 1872 г.), «Русская история в жизнеописаниях главнейших ее деятелей», 1872 г. Его малороссийская легенда «Сорок лет» была издана, как приложение к «Газете Гатцука» в Москве, в 1881 г. Перечитав в начале 1886 г. эту легенду, Толстой был чрезвычайно увлечен ею и хотел, чтобы она была напечатана «Посредником» с изменением конца ее в том, что касалось общепринятой трактовки посмертного наказания зa грехи. Получить от вдовы Костомарова разрешение на перепечатку легенды ему не удалось (см. прим. 4 к п. № 97 от 23 января 1885), однако в том же году он написал заключительную главу к ней, которая была напечатана много позже в сборнике «Памяти Белинского», изд. Пензенской обществ, библ-ки, М. 1899. Затем она была напечатана в более ранней редакции в журнале «Образование», 1902 г. № 2, стр. 1—43. В издании же «Посредника» удалось выпустить ее, с сокращенным текстом Костомарова, под заглавием «Смерть Семена Трофимовича», лишь после смерти Толстого в 1912 г. См. т. 26.

11 Имеющееся в письме Толстого указание на то, что предложение перепечатать в «Посреднике» «сказку Леонтьева» шло через Фета, убеждает нас в том, что речь идет о произведении Константина Николаевича Леонтьева (1831—1891), мыслителя и публициста, автора книги «О романах Л. Толстого (1891) М., 1911. Помещик Калужской губ., по образованию врач, потом консул на Востоке, в 1880-х гг. цензор в Москве он побывал и на Афоне и в других монастырях, с 1887 г. поселился в Оптиной пустыни и принял там тайное пострижение. Толстой был знаком с ним, но симпатии к нему не питал. В беседе с Г. А. Русановым в августе 1883 г. он сказал: «Я знаю Леонтьева, он раза два был у меня в Москве, и мы не очень, кажется, понравились друг другу» (см. Г. А. Русанов «Поездка и Ясную поляну», ТЕ 1912 г., стр. 69). Однако из свидания с ним в Оптиной пустыни в 1890 г. Толстой вынес, повидимому, иное впечатление, потому что в Дневнике своем от 28 февраля этого года он записал: «Был у Леонтьева, прекрасно беседовали...» Что касается сказки его, о которой Толстой говорит в письме к Черткову, то по убедительным соображениям знатока трудов Леонтьева, С. Н. Дурылина, к которому мы обратились за разъяснением данного вопроса, речь идет здесь несомненно о произведении, озаглавленном «Дитя души. Старинная восточная повесть», напечатанная сначала в № 6—7 «Русского вестника» Каткова в 1876 г., т. е. в том же году, когда в этом журнале печаталась «Анна Каренина», затем в сб. «Из жизни христиан в Турции», М. 1876. Это единственное из беллетристических произведений Леонтьева, которое может быть названо сказкой. К тому же оно написано тем особым простым языком, как писал свои народные рассказы Толстой, и своим моралистическим характером чрезвычайно подходило бы к серии произведений, печатавшихся «Посредником». Однако сказка Леонтьева переиздана там не была.

12 Поэт Афанасий Афанасьевич Фет (1820—1892), старый друг Толстого, познакомившийся с ним еще в 1856 г. До 1881 г. находился с ним в постоянной переписке. Историю их отношений см. в книге Фета «Мои воспоминания»,ч. I—II, М. 1890. Подробные биографические сведения о нем см. в прим. к первому письму Толстого к нему от 12 мая 1858 г., т.60.

13 «La mare au diable» – один из деревенских рассказов Жорж Занд (Авроры Дюдеван, 1804—1876), написанный в эпоху расцвета ее художественного творчества, в 1846 г. Переложение его для «Посредника», которое предполагал веять на себя Илья Львович Толстой, не осуществилось.

14 «Les misérables» – многотомный роман Виктора Гюго, обнимающий широчайшие круги французской жизни начала XIX в. Написан в 1862 г. Не раз переводился на русский язык. Переложение его для «Посредника», в том виде, как оно намечалось Толстым в качестве работы Сергея Львовича Толстого, – не осуществилось, но эпизоды из него, имеющие более или менее законченный характер, были в дальнейшем изданы «Посредником» в виде отдельных книжечек, под заглавием: «Праведный старец», М. 1894, «Сирота в неволе», М., 1896. Один эпизод из жизни епископа Мириэля, под заглавием «Епископ Мириэль» был изложен самим Толстым и напечатан сначала в качестве «недельного чтения» в «Круге чтения», IV, М. 1908, затем отдельной книжкой в изд. «Посредника», М., 1911.

Об отношении Толстого к В. Гюго см. прим. 9 к п. № 67 от 1—2 июня 1885 г.

15 «Pauvres gens» – поэма В. Гюго из «La Légende des siècles» (1877 г.). Фраза в письме Толстого с указанием на перевод этой вещи как бы не закончена, что отметил в одном из следующих писем, от 21 января того же года, и Чертков, говоря: «Может, вы не закончили вашу мысль или просто обращаете мое внимание на эту вещь?» Очевидно, Толстой имел в виду последнее. Много лет спустя поэма Гюго была напечатана «Посредником» в прозаическом изложении В. Микулич («1. Бедные люди. 2. Жаба. По В. Гюго. С французского изложила В. Микулич». М. 1902. Дозв. цене.: Спб., 17 авг. 1901). Это же изложение в несколько сокращенном виде вошло в «Круг чтения» изд. «Посредника», М. 1906 г. Но во 2-м издании «Круга чтения» 1910 г., исправленном и дополненном, т. IV, напечатано изложение этой поэмы, сделанное самим Толстым. Оно вышло и отдельной книжкой: «Бедные люди. По В. Гюго. Изложение Л. Н. Толстого». Изд. «Посредника», М. 1911.

16 «Родник» – детский иллюстрированный журнал, основанный в 1882 г. Е. А. Сысоевой и просуществовавший до 1917 г. В 1880-х гг. он выписывался для детей в семье Толстого. Стихотворный перевод поэмы Гюго, сделанный А. Барыковой, напечатан в «Роднике» зa 1883 г., № 3.

Из сохранившегося письма Черткова от 19 января, несколько строк которого являются ответом на вопрос Толстого о его душевном состоянии, видно, что Чертков уже писал ему накануне, 18 января, по всей вероятности отвечая ему на целый ряд пунктов, затронутых в комментируемом письме его. Но это письмо Черткова от 18 января не сохранилось. Что касается небольшого письма Черткова от 19 января, то в нем он жалуется на «туман в голове», мешающий ему работать, затем предлагает Толстому хранить все деловые бумаги, касающиеся «Посредника» и лично его, Черткова, в комнате Сергея Львовича с тем, чтобы последний взял на себя труд, в помощь отцу, отвечать на связанные с ним деловые запросы, и кроме того, в самом начале письма, как бы продолжая начатый в Москве разговор с Толстым по вопросу о женитьбе, говорит: «...Я хотел... сказать, что я, после ваших слов, сообразил, что с легким сердцем и думая только о себе жениться нельзя. Надо кроме того чувствовать, что не составишь несчастья жены. А я этого еще не чувствую».

* 96.

1886 г. Января 18. Москва.

[То, что оставило] тѣло Алеши,1 оставило и не то, что соединилось съ Богомъ. Мы не можемъ знать, соединилось ли, а осталось то, чѣмъ оно было, безъ прежняго соединенія съ Алешей. Да и то не такъ. Объ этомъ говорить нельзя. – Я знаю только, что смерть ребенка, казавшаяся мнѣ прежде непонятной и жестокой, мнѣ теперь кажется и разумной и благой.2

– Мы всѣ соединились этой смертью еще любовнѣе и тѣснѣе, чѣмъ прежде. Спасибо вамъ за ваше письмо.3 Я ждалъ именно его. Помогай вамъ Богъ дѣлать общее наше дѣло – дѣло любви – словомъ, дѣломъ, воздержаніемъ, усиліемъ: туть не сказалъ словечка дурного, не сдѣлалъ того, что было бы хуже, тутъ преодолѣлъ робость и ложный стыдъ и сдѣлалъ и сказалъ то, что надо, что хорошо, то, что любовно, – все крошечные незамѣтные поступки и слова, и изъ этихъ то горчичныхъ зеренъ выростаетъ это дерево любви, закрывающее – имеющее закрыть своими вѣтвями весь міръ. Вотъ это то дѣло помогай намъ Богъ дѣлать съ друзьями, съ врагами, съ чужими, въ минуты высокаго и самаго низкаго настроенія. И намъ будетъ хорошо, и всѣмъ будетъ хорошо. Прощайте, милый другъ.

Полностью печатается впервые. Отрывок напечатан в журнале «Голос Толстого и Единение» 1917—1918 г., новогоднее дополнение к № 6, стр. 17. На подлиннике рукой Черткова архивный № и дата 18 января. Она соответствует дню написания письма, представляющего собой приписку к письму Льва Львовича Толстого» датированного: «18 Январь, вечером». В этом письме к Черткову Лев Львович Толстой, в то время еще гимназист, шестнадцатилетний юноша (см. о нем прим. 9 к п. № 97 от 23 января 1886 г.) сообщал : «Милый Дима, у нас горе для кого большое, для кого маленькое; умер маленький брат Алеша от горла в ночь на 18. Описывать подробности я не стану, а скажу тебе только, что мама очень огорчается и всё это очень скучно. Мне его жалко, так же как его жалеет папа и братья, т. е. как хорошего понятливого мальчика и как что-то свое. Остальные два брата тоже захворали, и мама нас мучает и огорчает больше всего, потому что уже не спит 2 ночи и расстраивает себе нервы. Теперь будет весь этот скучный процесс похорон. Чем скорее маленького не будет в доме, тем скорее пройдет всё это горе. Папа огорчен и несколько раз [зачеркнуто: плакал], растрогивался при виде Алеши и вспоминая его смерть; он просил меня написать за него, на что я с охотой согласился, но знаешь ли, как-то очень у нас в доме мрачно, грустно и скучно, надо ждать. У меня нынче ужасно много в голове различных мыслей по поводу этой смерти и мысли полезные, но скверные. Очень трудно объяснить что такое смерть и понимать ее можно различно; мы с папа много говорили нынче об этом и я не согласен в том, что он говорит, что то, что оставило Алешу есть тот общий, вездесущий огонь бога; я думаю, что у каждого человека есть собственный огонь или душа, который оставляет его. – Целую тебя; написал я что-то, нет, не что-то, а то, что я думаю. – Левка Толстой». Приписка Толстого сделана в виде сноски (поправки) к словам Льва Львовича»... «то, что оставило» и начинается с маленькой буквы.

1 Алеша, младший в то время сын Толстого (род. 31 октября 1881 г., ум. в ночь на 18 января 1886 г.). В письмах Толстого к Софье Андреевне не раз встречается его имя. Так в письме от 4 февраля 1885 г., говоря о состоянии каждого из своих детей, оставшихся во время отъезда Софьи Андреевны в Петербург на его попечении, об Алеше он пишет: «Алеша, как всегда неестественно быстро сообразителен и мил», а в письме от 25 октября из Ясной поляны, целуя всех детей, «и больших, и малых», прибавляет: «...Напиши побольше про них и про Алешу. Я что-то нынче всё о нем думал». Болезнь мальчика, обозначившаяся к вечеру 16 января и признанная двумя врачами, уже в последний день его жизни, 17 января, не опасною, в 10-м часу вечера стала резко усиливаться, и в 4 часа ночи он скончался. Софья Андреевна в письме к Т. А. Кузминской от 20 января 1886 г., описывая последние часы его жизни, говорит: «Почти только что уехал Беляев [врач], стало хуже. Хрипота прибавилась, жар усиливался. Мы никто не ложились. Сидела няня, я, Таня и Маша. Алеша обернулся вдруг и говорит: «Позови папу». Мы позвали. Он поглядел на него. Левочка сел с ним и уже не отходил... Я выбежала из комнаты опомниться хоть на минуточку. Две ночи я его с рук не спускала. Таня тоже вышла. Вдруг приходят Левочка и Маша и говорят: «Кончился»... Софья Андреевна рассказывает дальше о проявлениях сердечности в связи с этой смертью некоторых из ее детей, особенно Ильи Львовича, Андрея Львовича и обеих старших дочерей, и в заключение письма, после описания похорон, говорит: «Левочка осунулся, похудел и очень грустен... Все очень огорчены и ко мне ласковы» (ГТМ).

2 В этом письме уже отчетливо выступает то стремление Толстого к преодолению в себе горя, связанного со смертью близкого существа, которое он возводит в принцип и которое отражается как в нескольких его письмах 1886 г., так и в его письмах и дневниках последующего времени – по поводу смерти последнего любимого ребенка его, Ванечки.

3 Письмо Черткова, о котором говорит здесь Толстой, не сохранилось. Оно должно было быть написано немедленно по возвращении его в Петербург из Москвы, не позже 16—17 января, т. е. одновременно с первым после их московского свидания письмом к нему Толстого, тогда как сохранившаяся часть его писем к Толстому за январь 1886 г. начинается, как было уже указано, с письма от 19 января.

97.

1886. г. Января 23. Москва.

Посылаю вамъ назадъ два разсказа. Оба нехороши, – ничтожны. Одинъ о мачихѣ – дѣлаетъ впечатлѣніе выдуманнаго, другой – о старикѣ – хорошъ, но слишкомъ отрывоченъ. Если бы была описана прежняя жизнь чиновника, то было бы хорошо, а то не займетъ. По моему не стоитъ печатать.1 – Посылаю вамъ легенду Костомарова «Сорокъ лѣтъ».2 Это превосходнѣйшее сочиненье. Я хотѣлъ – и началъ – исправить языкъ и кое-что, но потомъ раздумалъ дѣлать это теперь. – Легенда сама по себѣ очень опасна для цензуры, и потому надо постараться пропустить ее въ томъ видѣ, въ какомъ она есть. Поправки могутъ сдѣлаться поводомъ придирокъ. – Потомъ же, когда она пройдетъ въ Сытинскомъ изданіи, можно и должно, и мнѣ очень хочется – немного, какъ мнѣ надѣется, улучшить ее. Нынче же пишу въ Кіевъ къ знакомой вдовы Костомаровой,3 прося разрѣшенія печатать эту легенду. Вы съ своей стороны сдѣлайте демарши къ Костомаровой для полученія разрѣшенія.4 На меня эта исторія производить ужасающее впечатлѣніе. И мнѣ кажется, что такое же она должна производить на всякаго простого русскаго человѣка. Только бы цензура пропустила. Употребите всѣ усилія.

Всѣ послѣдніе дни я занимался тѣмъ, что писалъ текстъ къ «Тайной вечерѣ» Ге.5 Я далъ переписывать и пришлю вамъ съ картиной.6 Мнѣ кажется, что это была бы очень хорошая, богоугодная картина. Что вы скажете и что скажетъ цензура?– Получилъ ваше письмо вчера и радъ былъ. – Вотъ что хотѣлъ вамъ сказать: не будемъ хвалить, а будемте укорять другъ друга.7 Такъ дѣлали – и хорошо дѣлали – первые христіане. Говорить пріятное хорошо, чтобы усилить любовь. А между нами, между всѣми нами, ищущими соединенія въ Христѣ – въ его истинѣ, не нужно – я чувствую это – усиливать ее, а намъ нужно помогать другъ другу. – Ищу, чѣмъ бы укорить васъ для начала; но не нахожу, не отъ того, что нѣтъ, а отъ того, что я нынче лѣнивъ и слабъ духомъ. А впрочемъ нашелъ: вы говорите: скоро умру и утѣшаюсь. Это дурно. Надо любовно и потому радостно дѣлать дѣла жизни – всѣ. Тяготиться – упрекать Отца. Я съ самой моей горловой болѣзни не могу справиться и все сижу дома и въ самомъ – вчера и нынче – мрачномъ настроеніи. И радуюсь тому, что убѣждаюсь, что мрачное физическое (желчь) настроеніе не можетъ побѣдить человѣка, т. е. заставить его быть злымъ къ людямъ. Меня радуетъ, что я переживаю это мрачное физич[еское] состоянie совсѣмъ не такъ, какъ прежде.

Смерть оставила свой слѣдъ на всѣхь насъ, и думаю, что хорошій.8 Ге старшій уѣхалъ къ Олсуфьевымъ дней 5 тому назадъ. И нынче жду его.

Прощайте, мой другъ, пишите, когда захочется, и про себя больше. Сейчасъ получилъ Лева9 ваше письмо.

Я очень радуюсь вашему общенію съ моими сыновьями.10 – Нынче я говорю Ильѣ, какъ важно не защищать свое положеніе, чтобы узнать истину. А онъ говорить: Нѣтъ, – нужно одно: отречься отъ себя. Это говорить тотъ Илья, к[оторый] мѣсяцъ назадъ былъ врагь ученія Христа. —

Поцѣлуйте милаго Павла Ивановича и скажите, что благодарю за письмо и не отвѣчаю, потому увижу его, чему радуюсь. – Сейчасъ прочелъ разсказъ Озмидовой11 и нахожу, что онъ очень хорошъ, особенно по языку и духу. Я думаю, что хорошо его напечатать. – Отсылаю вамъ его назадъ.

Полностью печатается впервые. Значительные отрывки напечатаны в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр 33—34. В подлинник письма вложена небольшая черновая рукопись, написанная на той же почтовой бумаге обычного формата, как и самое письмо, представляющая собой текст Толстого к «Тайной вечере» Ге и считавшаяся до последнего времени утраченной. На первой странице письма рукой Черткова пометка: «М., 23 янв. 86». Дата эта, проставленная, вероятно, согласно штемпелю отправления, должна совпадать на этот раз с датой написания письма: раньше 23 января оно не могло быть написано, так как оно является ответом на полученное накануне письмо Черткова от 21 января.

В этом письме от 21 января, первая часть которого является откликом на предыдущее письмо Толстого (от 18 января), Чертков говорит: «Как это неожиданно и почему-то странно, эта смерть в вашей семье. Я никак не могу привыкнуть к этой мысли. Как хорошо вы написали про любовь и про маленькие дела любви. Это совершенно правда и хорошо напоминать друг другу про это. Есть вещи, которые знаешь, но которые становится гораздо легче исполнять, когда узнаешь, что и другой в таком же положении... У меня всё туманно в голове, и я едва справляюсь с своей конторской работой. Переписки набирается все больше и больше. Получаю больше писем, чем успеваю отвечать, и иногда почти теряюсь: но тогда вспоминаю, что мы очень скоро все умрем и успокаиваюсь. Еслиб только не этот туман в голове. Да, впрочем, все в свое время выяснится. А мне хорошо. И знаете ли, как это мне самому ни странно, а мне кажется, что я чувствую себя гораздо спокойнее и счастливее с тех пор, как пожил со всеми вами в Москве и во мне расширился круг тех людей, которых особенно люблю. Пожалуй, счастье человека зависит от силы и количества вызванной в нем любви. – Пожалуйста, напоминайте Левке писать мне о том, как здоровье ваше и ваших детей. Ему это ничего не стоит, а для меня большое значение имеет знать про вас. – Череэ два дня Бирюков, вероятно, будет у вас и привезет вам для пересмотра кое-какой материал для издания». Следом за этим письмом, в тот же день, а может быть и в том же конверте, Чертков посылает Толстому записку, сопровождающую отправляемую им рукопись, о которой он говорит: «Посылаю вам рассказ Ольги Озмидовой. Он мне очень понравился и по содержанию и по изложению. Но мне нужно знать вашу оценку раньше, чем поместить в сборнике или издать отдельною книжечкою».

1 О каких рассказах и каких авторов идет здесь речь, выяснить не удалось. Они были либо переданы Толстому Чертковым лично, при свидании их в Москве, либо посланы в сопровождении одного из двух несохранившихся писем его – от 16—17 и от 18 января.

2 О легенде Костомарова «Сорок лет» см. прим. 10 к п. № 95 от 16—17 января.

3 Знакомая вдовы Костомаровой, которой написал Толстой, – Екатерина Федоровна Юнге (1843—1913) – дочь художника-медальера и вице-президента Академии Художеств гр. Ф. П. Толстого, жена известного окулиста Э. А. Юнге, художница и автор книги «Воспоминания Е. Ф. Юнге», Изд-во «Сфинкс», «Историческая библиотека», т. X, б. г. Она приходилась троюродной сестрой Толстому, познакомилась с ним лично в 1850-х гг. и бывала у Толстых в Москве и в Ясной поляне. 23 января 1886 г. Толстой писал ей в Киев: «А у меня дело к вам: «Сорок лет» Костомарова. Кому принадлежит право издания? Если вдове, не будете ли добры спросить у нее, даст ли она разрешение печатать эту прелестнейшую вещь в дешевом издании для народа? И если даст, то даром или за плату?» (См. т. 63.)

4 Как видно из письма к Толстому Е. Ф. Юнге от 22 июня 1886 г., вдова Костомарова – Алина Леонтьевна Костомарова, урожденная Крагельская (1836—1908) – в ответ на запрос Толстого выразила опасение, что при попытке провести легенду «Сорок лет» отдельным изданием цензура, едва пропустившая ее в газете Гатцука, обратит на нее особое внимание и не допустит напечатания ее в Собрании сочинений Костомарова, к которому решено было вскоре приступить. Поэтому замысел Толстого об издании легенды «Посредником» остался в то время не осуществленным. О дальнейшей судьбе его см. прим. 10 к п. № 95 от 16—17 января 1886.

5 Мысль об издании цинкографическим способом картины Н. Н. Ге «Тайная вечеря», написанной еще в 1861—1864 г., вызвавшей в свое время огромную сенсацию и находящейся теперь в Третьяковской галлерее, занимала Черткова уже в начале 1885 г. В письме к Н. Н. Ге от 17 января этого года Чертков, сообщая ему, что цинкографическое клише с фотографии картины может быть заказано в Вене, просил через него Толстого написать в дополнение к евангельскому тексту, соответствующему этой картине, описательное изложение» к ней. В январе 1886 г., в то время когда Н. Н. Ге гостил у Толстого в Москве, им был задуман целый цикл картин для народа на евангельские темы, и снимок с «Тайной вечери» с текстом Толстого должен был печататься в первую очередь. Из цитированного уже выше письма М. А. Стаховича к Черткову от февраля 1886 г., написанного по поручению Толстого (см. прим. 6 к п. № 95 от 16—17 января 1886 г.), видно, как горячо принимал к сердцу Толстой судьбу этой картины. Стахович пишет: «Если приготовленный для нее его текст цензура не будет пропускать, то пусть выходит картина с одними стихами Евангелия, лишь бы скорее вышла» (AЧ). Эта забота Толстого о скорейшем выпуске в свет картины хотя бы и без написанного им текста тем более заслуживает внимания, что по сообщению Черткова на обращенный к Толстому вопрос его, «как удалось ему написать такой прекрасный текст к картине Ге», он ответил, что произошла странная вещь: его собственное представленье о последнем вечере Христа с учениками, сложившееся к этому времени, как раз совпало с тем, что передал в своей картине Н. Н. Ге; поэтому то, что он писал, он писал не как текст к картине, а как нечто свое, нашедшее подтверждение в картине. – Однако духовная цензура не пропустила не только текста Толстого, но и самой картины, и никакие хлопоты Черткова ни к чему не привели. Воспроизведение картины с текстом Толстого напечатано впервые в журнале «Единение», 1916 г. № 2. Текст см. также в т. 25.

6 Как уже отмечено выше и как указывается в письме Черткова к Толстому от 7 февраля, Толстой прислал ему в письме от 23 января не переписанный, а черновой экземпляр своего текста к картине «Тайная вечеря». (См. Комментарий к п. № 98 от 8 февраля 1886 г.)

7 «Похвалы» Черткова, которые показались Толстому нежелательными с нравственной точки зрения, были так невинны, что их не сразу можно отыскать в его письме. Он говорит только: «Как хорошо вы написали про любовь и про маленькие дела любви», и далее: «Очень хорошо, что вы это мне говорите». Возможно, впрочем, что мысль Толстого о нежелательности похвалы выражена им без отношения к письму Черткова.

8 Смерть Алеши. См. предыдущее письмо, № 96, от 18 января 1886.

9 Лев Львович Толстой (р. 1869 г.) – третий сын Толстого. Окончив гимназию Поливанова, поступил в Университет, был сначала на медицинском, потом на филологическом факультете, но и его не окончил. В 1891—93 гг. работал на голоде в Самарской губ. В это время считал себя последователем своего отца. С 1891 г. начал писать рассказы, сначала под псевдонимом Л. Львов и Яша Полянов. Печатался в «Неделе» и в «Северном вестнике». Затем начал писать и в органах чуждых направлению его отца, в том числе в «Новом времени», иногда резко выступая против него как в форме беллетристической («Прелюдия Шопена»), так и в публицистической. В 1905—1906 г. примкнул к Союзу 17 октября и в дальнейшем заявил себя приверженцем дворянских традиций. В 1916—1917 г. был в кругосветном путешествии и с тех пор из-за границы не возвращался. Написал там книжку «В Ясной поляне. Правда о моем отце», Прага, 1923, вышедшую также на французском языке (Comte Léon-L. Tolstoï. «La vérité sur mon père». Paris, 1923) и переведенную с французского А. В. Андреевым, Л., 1924 г. В этой книжке, вспоминая о своей дружбе с Чертковым в дни своей юности, Л. Л. Толстой пишет: «В начале своего знакомства с нашей семьей Чертков был обворожителен. Он был всеми любим. Я был с ним близок и на «ты». Он относился ко мне ласково и с любовью, и я платил ему тем же» (см. «В Ясной поляне», Прага, 1923, стр. 91). Подробнее см. в прим. к первому письму к нему от 1884 г. в т. 63.

10 Кроме Льва Львовича, к которому Чертков питал в те годы особенную симпатию, он поддерживал личные отношения и с Сергеем Львовичем. В письме к нему от 20 января 1886, сохранившемся в оттиске копировальной книги «Посредника», в ответ на предложение Сергея Львовича взять на себя какую-нибудь работу для «Посредника», он просит его классифицировать издаваемые «Посредником» книжки 1) по возрасту читателей, для которых они наиболее пригодны и 2) по достоинству. (AЧ) Работа эта выполнена Сергеем Львовичем не была.

11 Ольга Николаевна Озмидова, дочь Николая Лукича Озмидова (см. прим. 1 к п. № 3 от 24 января 1884 г.), вышедшая зимой 1886—7 г. замуж за Федора Эдуардовича Спенглера (см. прим. 4 к п. № 4 от 17 февраля 1884 г.). В первый период существования «Посредника» была деятельной сотрудницей его. Рассказ ее, о котором пишет Толстой, под заглавием «Телка», был напечатан «Посредником» без имени автора сначала вместе с другим ее же рассказом «Свет жизни», М., 1887 г., а в более поздние годы отдельно. Кроме того, Озмидова заново написала для 2-го издания «Фабиолу», изложение романа Евг. Тур «Катакомбы» (см. прим.1 к п. № 58 от 9 мая 1885 г.). Толстой находил, что в этой работе «нет фабулы, но, как отдельные картины, она хороша», и сделал в ней некоторые поправки (см. об этом письмо О. Н. Озмидовой к Черткову от 3 апреля 1886 г.) (AЧ).

Настоящее письмо Толстого вызывает со стороны Черткова пространный ответ от 20 января. Выразив свою полную солидарность с ним в вопросе о ценности «Тайной вечери» Н. Н. Ге, он сообщает свое мнение о рассказе Озмидовой и о повести Эртеля, которую он считает очень ценным приобретением для «Посредника». Легенда Костомарова «Сорок лет» чрезвычайно заинтересовала его, но ему не удается отыскать ее, вследствие чего он и просит Толстого прислать ему на время свой экземпляр. Дальнейшая часть его письма является ответом на принципиальную часть письма Толстого. «Я не совсем согласен с вами в том, что следует избегать хвалить и стараться обличать друг друга – говорит он.– Мне кажется, что это было бы слишком педагогическое отношение друг к другу и что лучше всего говорить именно то, что в данную минуту хочется, не взвешивая того, будет ли это иметь характер одобрения или порицания. Я часто замечал, что из любви люди часто избегают хвалить других, боясь им этим повредить... И мне кажется, что это ошибка. По крайней мере судя по себе, я замечал, что... незаслуженная похвала (искренняя) всегда... была для меня полезна, потому что я всегда сознавал ее незаслуженность, и сознание это размягчало меня, делало меня добрее, признательнее к людям вообще. Между тем, как незаслуженное порицание всегда на меня действовало тяжело и вредно в большей или меньшей степени. Притом я думаю, что тот, которого одобрение превозносит в его собственных глазах, – тому и обличение всегда кажется только признаком того, что другие его не умеют понимать как следует. Таких людей не следует ни хвалить ни порицать... Их можно только привлекать, увлекать...Я думаю, что понимаю, почему вы, именно вы, особенно враждебно относитесь к похвале. Я объясняю себе это тем, что в силу богом данных вам выдающихся способностей,... выделяющих вас из ряда других людей, вы чувствуете, что это ваше исключительное положение ослепляет многим глаза и заставляет их ставить вас выше других, между тем как вы вовсе не чувствуете себя выше других... Масса относимых к вам похвал и часто совершенная фальшивость, несостоятельность этих похвал сделала то, что вы невольно жметесь, когда вам в глаза говорят, что что-нибудь в вас одобряют или чем-нибудь в вас любуются Но я думаю, что в этом вы боитесь только вашего собственного самолюбия, готового всплыть. Но лучше не бояться, а устранять его. Вот вам и обличение (может быть несправедливое – в таком случае простите). – Что касается до того, что я утешаюсь тем, что скоро умру, то я думаю, что я или неточно выразился, или же находился в особенно дурном настроении, потому что я вовсе не тягочусь жизнью, хотя мне и бывает часто нехорошо вследствие моей слабости и несостоятельности. Но я живу в настоящем значении слова, т. е. с сознанием цели своего существования и с охотою...»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю