355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Пучков » Инкубатор » Текст книги (страница 2)
Инкубатор
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:51

Текст книги "Инкубатор"


Автор книги: Лев Пучков


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Двенадцать минут. Опять дюжина! Нет, у обитателей двенадцатого сектора точно какие-то сдвиги на почве нумерологии…

Если хотя бы один из этих параметров будет превышен, отсчет остановится – до того момента, пока показатели не придут в норму.

То есть дружить с Машиной ты должен ровно двенадцать минут и ни секундой дольше. А приводить организм в порядок можешь в процессе тайм-аута, продолжительность которого не ограничена ничем… кроме запаса воздуха. Увы, дополнительные порции воздуха для тайм-аутов не подают, как замуровали, так и с концами.

Гроб практически герметичен. Если дышать правильно, воздуха хватит на двадцать минут.

А если неправильно?

После запуска программы Машина открывает замки гроба только в двух случаях: когда выработано «чистое время» норматива и… в случае полного обнуления параметров испытуемого.

То есть если наступила клиническая смерть.

Отсек реанимации в «Склепе» предусмотрен отнюдь не для украшения интерьера – он рабочий. Каждый «стилет» владеет специфическим набором медицинских знаний, так что, если кто-то из тройки «умирает», его реанимируют боевые братья. Если же вся тройка «загнется» разом (такого на памяти Руслана ни разу не было, но в теории это возможно), в амплуа реанимационной команды выступят инструктора и преподаватели «Госдепа» и курсанты, у которых сейчас идут занятия на других «учебных местах». Они тут рядышком, подбегут за минуту.

Руслану, слава Марсу, до сих пор везло и он ни разу не «умер» на Испытании.

Но в реанимации участвовать доводилось.

Впечатления остались самые мрачные: «умерший» фактически сжевал свои губы, заходясь в последних приступах удушья, и сходил под себя всеми возможными способами. Когда после дефибриляции он таки «вернулся», Хронос, зажимая нос, глубокомысленно заметил:

– Однако волевой контроль маленько хромает…

Разгон идет туговато: сильно мешает алкоголь.

Самое страшное сейчас – это дезориентация. Потеря системы координат неизбежно влечет за собой панику, а паника – это смерть. Единственная индикация, доступная испытуемому, это три неярких красных лампочки на уровне глаз в крышке гроба… но нужно сделать все, чтобы ни одна из них не загоралась. При любой другой нагрузке, с «наноподагрой» на ноге, с нервно-паралитическим ядом в крови или даже после хорошей дозы ЛСД, можно вести счет и ощущать центр тяжести, или, проще говоря, чувствовать, где верх и низ.

Но когда ты сильно пьян и лежишь в полной темноте, намертво зафиксированный ремнями, тебя почти сразу же начинает «таскать и кружить» и ты попросту теряешься в пространстве. Потерявшись, ты мгновенно сбиваешься со счета: появляются проблемы поважнее, чем мысленно произносить цифры, надо как можно быстрее определиться с положением в пространстве и ты начинаешь считать через раз, в разном темпе и в результате надежно вылетаешь из пространственно-временного континуума. И вся эта свистопляска длится до тех пор, пока…

Перед глазами Руслана разом загораются три красные лампочки.

Вот они, мои родные, спасибо за принудительный возврат в систему координат. Это единственный положительный момент, а по сути три лампочки – беда: с первой секунды норматива все параметры выше нормы и машина объявляет тайм-аут. Займись своим организмом, «стилет», причем займись побыстрее, иначе тебя поволокут в реанимационный отсек с отжеванными губами. Пьяный организм, сволочь этакая, жрет воздух в три раза быстрее, чем трезвый, так что восемь минут «запаса», рассчитанного на правильное дыхание по формуле «четыре вдоха в минуту», тут же конвертируются в полторы-две – и это все твое личное время, за которое ты должен опустить параметры до нормы.

Будь проклят алкоголь.

Будь проклят тот, кто придумал включать его в нагрузку.

Тот, кто догадался газировать горячий бульон, будь проклят трижды, и пусть на праздники, типа Рождества, он получит бонусное проклятье от всех курсантов разом.

Что же такого страшного в алкоголе, принятом перед отправкой в двенадцатый сектор? Это будет проще понять, если сравнить организм с кораблем, но отнюдь не в угоду красочной метафоре, а для удобства восприятия текущего состояния испытуемого.

Подавляющее большинство людей плавают на этом корабле пассажирами, так за все время круиза и не разобравшись, как эта штуковина вообще функционирует, и очень удивляются, когда их корабль садится на мель или с разгону налетает на невидимые в тумане скалы.

«Стилетов» с детства учат управлять своим кораблем-организмом, они привыкают одновременно выступать в качестве капитана и механика. В режиме волевого контроля «стилет» может выставить себе нужный пульс и давление с точностью до единицы, часами держать терморегуляцию в адской жаре и на лютом холоде, уменьшить приток крови к раненой конечности и в теории может даже заставить себя впасть в кому.

Испытание сродни серьезному шторму, во время которого вырубило всю автоматику и капитану-механику в одном лице приходится спускаться в машинное отделение и управлять всеми механизмами корабля вручную: в полной темноте, на ощупь, по звуку, на уровне интуиции. Это очень сложно, но вполне осуществимо после колоссальной практики.

Однако все это сказано про трезвый организм.

При отравлении значительной дозой алкоголя сложность ручного управления возрастает в разы. Корабль-организм откладывает свои повседневные дела и яростно сражается с ядом: все его системы, образно говоря, «кладут» на волевой контроль и начинают работать вразнобой, в разы интенсивнее и с колоссальными затратами энергии.

То есть теперь трюм твоего корабля доверху залит водой (водой – это в лучшем случае, а если токсинами?), и ты, капитан-механик, прыгаешь туда с минимальным запасом воздуха, в кромешной темени не понимаешь, где верх, а где низ, привычные звуки агрегатов, по которым ты ориентировался раньше, под водой расплываются, фальшивят и уже не могут служить ориентирами, а сами агрегаты работают на пределе мощности, обещая в любой момент сломаться, взорваться, слететь со станин…

Ко всему прочему, ты прекрасно знаешь, что люк задраен намертво, так что подвсплыть за новой порцией воздуха не получится, запас его стремительно убывает, и очень скоро ты начинаешь отчетливо понимать, что к твоему кораблю очень даже заметно подкрадывается хрестоматийный Северный Пушной Зверек…

И в этот страшный момент, если ты, в натуре, «стилет», а не просто набор хорошо тренированных мышц, тебя пробивает на Абсолютный Волевой Контроль.

Вот это и есть квинтэссенция Испытания.

То, ради чего все и затевалось.

Иначе говоря, на каком-то глубинном уровне твоего организма-корабля происходит принудительное аварийное отключение всех условий, мешающих выполнению задачи.

В последнем броске чудовищным волевым усилием ты рожаешь тысячу цепких и сильных рук, которые цепляются разом за все рычаги беснующихся механизмов, берешь свой корабль под уздцы мертвой хваткой и…

Все три лампочки разом гаснут.

Тебе уже не нужно барахтаться в попытке обрести систему координат, твой корабль уверенно режет шторм и четко следует установленным курсом, несмотря на то что трюм его залит водой и все агрегаты работают на последнем издыхании. Ты – капитан-механик, а не пассажир, и тебе плевать на условия и обстановку: это ты управляешь своим кораблем, а не он тобой…

Щелкают замки, открывается крышка.

Мальчишка-дежурный торопливо снимает ремни, с благоговением глядя на Руслана.

Руслан жадно дышит, еще не веря, что все позади. Боевые действия в тропиках, с тучами насекомых, ядовитыми тварями на каждом квадратном метре и рожденными в джунглях повстанцами под каждым кустом – райское наслаждение по сравнению с Испытанием.

В тропиках ты можешь дышать, двигаться и влиять на все, что происходит вокруг тебя. И когда в какой-то момент, в самых ужасных условиях, ты начинаешь ощущать «некоторый дискомфорт», достаточно вспомнить про Испытание, и все сразу становится на свои места.

«Три-семь-три» закончил значительно раньше Руслана. Он вообще почти все делает лучше, есть на кого равняться.

«Триста шестьдесят девятый» немного задержался, но в итоге обошлось без реанимации. Когда он сел в гробу, взгляд у него был безумный. Еще с минуту он боялся дышать полной грудью, не понимая, что все кончилось.

– Хватит отдыхать, пора делом заняться, – получить слова похвалы от Хроноса практически невозможно, для него все эти психоделические подвиги – не более чем ежедневная рутина. – Пока вы тут медитировали, обстановка изменилась: «командир убит».

Не успевшие отойти от Испытания курсанты не понимают, в чем тут юмор. Оказывается, никакого юмора.

– «370-й» – бегом в командный бункер. К тебе гости. А вы двое – на занятия. «373-й», теперь ты командир…

Глава 2
Алекс Дорохов
На балу в приличном доме

– Боюсь даже спрашивать… Это будет Президент?

– Нет.

– Премьер?!

– Хмм… Поручик, это что за эротическое придыхание? Вы неравнодушны к Премьеру?

– Нет, но… Гхм… Доктор, вы же сами сказали: «…на нас хочет посмотреть один из Иерархов Верховной Власти…»,разве нет?

– Верно, так и сказал. А почему возникла мысль, что это будет кто-то из Первых Лиц Государства?

– Черт… Доктор, вы меня совсем запутали. Какая разница между Иерархами Верховной Власти и Первыми Лицами Государства?

– А вам в самом деле это надо? Судя по вопросу, до сего момента вы прекрасно обходились без этого знания.

– Ну, коль скоро это лицо… пардон… этот иерарх, нами заинтересовался, хотелось бы знать, с кем предстоит иметь дело.

– Хорошо. Как говорит одно из Первых Лиц Государства: «буду краток». А для краткости, чтобы опустить двухчасовую лекцию по структурным нюансам иерархии управления, я дам вам небольшую метафорическую зарисовку. Не возражаете?

– Извольте, доктор. Ваши метафоры, как правило, очень доходчивы, так что надеюсь с ходу уловить суть.

– Хорошо. Представьте себе, что вы, в ряду множества зрителей, сидите в темном зале. На сцене фигура в черном балахоне и в белой маске. Подсветка минимальная, фон – черный бархат занавеса, свет на заднем плане отсутствует. Что видите?

– Вижу белую маску и… Пожалуй, тени на черном бархате. Да, я понял вашу мысль. Однако, если будут включены огни рампы, в любом случае тени неизбежны. Так что с первых рядов объем фигуры будет просматриваться.

– Хмм… насчет видения теней с первых рядов мысль интересная и перспективная. Но в настоящий момент это явление нас не интересует. Хорошо, пусть совсем без подсветки: полная темень, а маска покрыта флюоресцентной краской.

– Тогда вижу только маску.

– Отлично. Итак, вы видите только маску. Она двигается, улыбается, гримасничает, что-то рассказывает, одним словом, живет на сцене. Представьте для полноты картины, что это детский театр. То есть большинство зрителей – простодушные, я бы даже сказал, умственно отсталые дети… Поручик, надо ли продолжать?

– Ну… Я почти все понял. Взрослые в зале есть?

– Есть, но немного. Напомню: это театр для глупых детишек.

– Угу… То есть дети видят только маску и воспринимают ее как нечто самодостаточное.

– Совершенно верно. О том, что за маской скрывается человек, дети не думают.

– Да, я все понял… Но… А как все это коррелируется с нашим случаем?

– Пфф… Поручик, вы, возможно, и поняли «все», но… нечто иное, не имеющее касательства к сути метафоры.

– Тогда, может быть, стоит несколько упростить конструкцию?

– Да куда уж упрощать… Эмм… Хотя, возможно, эту конструкцию следует расчленить?

– О как! Док, вы меня пугаете. Никогда не замечал за вами живодерских наклонностей.

– Спокойнее, поручик. Человек – это организм плюс душа. Руки, ноги, туловище, голова…

– Ага! Теперь я точно все понял. То есть сегодня на нас хочет взглянуть Голова этого Организма?

– Ну, в общем… Вернее будет сказать так: Мозг этого Организма.

– О как… А мы, стало быть, Руки этого Организма?

– Пфф… Поручик, вы слишком много о себе воображаете.

– Да неужели? Мы, значит, для этого Организма вкалываем тут, как Папы Карлы…

– Спокойнее, поручик. Вы, видимо, забыли: мы с вами уже как-то обсуждали нештатное положение о ролях и функциях. Мы – всего лишь инструмент в Руках этого Организма. Одна из многих взаимозаменяемых деталей. Так вот, сегодня Мозг хочет вытащить этот инструмент в Свет и повнимательнее его рассмотреть…

* * *

Здравствуйте, дорогие мои. Пожалуй, начнем помаленьку.

Шестого января, в третьем часу пополудни, ваш покорный слуга в компании парочки таких же неполноценных членов общества прибыл в одно интересное заведение на Лубянке. Интересное оно тем, что располагается в мрачном подвале старинного особняка, где в свое время наверняка проводили расстрелы. Полутораметровой толщины стены, мертвая тишина (а за стеной между тем бурно живет многолюдная улица), режимная окраска, древние плафоны на чугунных подвесках, какие-то подозрительные выщерблины под потолком, непередаваемый словами аромат праха Эпохи…

В общем, очень готично.

Да, если вы со мной уже знакомы, не подумайте, пожалуйста, что это идефикс: но всякий раз, как по работе приходится бывать в таких пенатах, непременно возникают соответствующие ассоциации. Понимаете, дух Системы – его ничем не выветрить, он прочно въелся в эти толстенные стены, он бьет по астральному контуру впечатлительных и слышащих вечный вопль тысяч замученных жертв и, независимо от характера ныне действующего учреждения, продолжает доминировать над всеми, кто в этом учреждении трудится или просто приходит по делам.

О как, да? Нет, это не шизофрения, я консультировался с нашим доктором. Это просто обостренная чувствительность, следствие непростого взросления, вкупе с некоторыми особенностями художественной натуры.

Ну да ладно, что бы там ни было раньше, сейчас в этом подвале уютно обосновалось этакое «закрытое» ателье по пошиву деловых костюмов на все случаи жизни. Спартака, Юру и вашего покорного слугу привез сюда доктор Семен, а наша неполноценность выражается в том, что ни у кого из нас нет шитых костюмов. У меня и Спартака покупные, причем не самого лучшего качества, а у Юры так и вовсе нет. Наш мелкий негодяй живет совсем без костюма, и до сего момента он ему ни разу не пригодился.

– Ну… Там… Когда какие-то торжественные мероприятия – парадную форму надевал. А так и не надо было…

Так вот, у доктора и Ольшанского костюмы есть, причем хорошо пошитые и не в одном экземпляре. Это нормально, им по статусу и образу жизни положено.

И у Степы есть.

А вот это довольно странно. Степа постоянно гуляет в тельнике и застиранном «комке» или в спортивной одежке. Откуда у такого вечно военного типа хорошо сшитый костюм? Для меня это загадка и теперь я буду терзаться, пока ее не разгадаю.

Обмерял нас невысокий полненький дедок с седыми кудрями и едва ли не эталонной плешью. Ловко орудуя «сантиметром», он небрежно цедил цифры через плечо, одним глазком смотрел телевизор и неспешно разговаривал с доктором. За спиной у мастера сновал квинтет помощников: один усердно записывал цифирь, двое готовили кальку для выкроек, еще двое раскладывали на столах тюки с материалом.

Доктор слегка нервничал (дергал ногой и часто поправлял свои изящные очочки) и было отчего: мастер, судя по всему, никуда не торопился, а у нас был приказ до восемнадцати ноль-ноль одеться-обуться и быть в готовности к выдвижению.

– Сема, зря вы переживаете. К половине шестого ваши плохие костюмы будут готовы, это я вам обещаю.

Как видите, мастер был с доктором на короткой ноге и знал его повадки.

– Почему «плохие»? – бесхитростно уточнил обмеряемый Спартак. – Вы не умеете шить хорошие костюмы?

Спартак по праздничному варианту был изрядно поддат и весел. На мой взгляд, не стоило везти человека в такой дом в таком состоянии, но доктор сказал, что это нормально. Иерарх хочет посмотреть на наше естественное поведение в разных ситуациях. Так что, вполне возможно, что в итоге нам всем предложат как следует укушаться и конски скакать в канкане по дубовому паркету или даже участвовать в какой-нибудь дико разнузданной оргии.

Хмм… Думаю, если до этого дойдет, будет весьма забавно…

– Мы шьем всякие, – не стал обижаться мастер. – Но за три часа хороший костюм сделать нельзя. То есть выглядеть он будет вполне нормально, но… это будет плохой костюм. Спинку ровнее, не сутультесь…

После примерки доктор прокатил нас по ряду «свойских» бутиков и подобрал каждому обувь и аксессуары: часы, галстуки, зажимы, запонки, платки и даже носки. Эти бутики почему-то тоже располагались в мрачных подвалах, мало чем отличающихся от «закрытого» ателье и в каждом из них наш док был своим человеком.

Увы, увы, чудесного приобщения к «каналам прямых поставок» не произошло: в этих бутиках, как и везде, торговали подделками под мировые бренды, но… очень качественными подделками, которые стоили немалых денег.

– Вот этот «Картье» делали в Париже, – доктор снял свои часы и сравнил с тремя десятками аналогичных на лотке. – А вот эти в Пятом Распидзяевском Переулке. А разницы – никакой. Для того чтобы определить, «кто есть кто», надо быть мастером-часовщиком.

– Может, это потому, что твой «Картье» тоже делали в этом самом переулке? – легкомысленно хмыкнул Спартак.

– Нет, это потому, что не оскудела земля русская Левшами, – парировал доктор. – Руки золотые, в буквальном смысле. Что удивляет: с такими руками давно бы могли сделать свой фирменный бренд, так нет же, предпочитают гнать именитый «ликвид»! Им, видишь ли, выгоднее так…

Вот так с шутками-прибаутками мы основательно прибарахлились за счет ведомства и вернулись в «закрытое ателье», где надо было сделать еще ряд примерок в процессе подгонки.

Мастер не обманул: к половине шестого вечера наши «плохие» костюмы были готовы.

Дабы сэкономить время на описании качеств костюма, скажу просто: ничего лучше я в жизни не носил. Более того, у меня сразу же возникло такое странное ощущение, что я как будто бы родился в этом костюме, настолько гармонично и правильно он был адаптирован под мою фигуру.

Невольно возникал вопрос: если это «плохой костюм, который выглядит нормально», то каков же должен быть реально хороший?!

И еще один вопрос, вытекающий из всего вышесказанного…

Человек, который хочет на нас посмотреть… Он ведь наверняка во всем этом прекрасно разбирается!

А мы придем к нему насквозь фальшивые и ненатуральные: в наскоро сшитых костюмах, поддельных часах, запонках, галстуках и так далее…

– Да он просто не обращает внимание на такие мелочи, – усмехнулся доктор, когда я поделился своими опасениями. – Понимаете, поручик… Это уже тот уровень, когда все условности остаются за бортом и не имеют совершенно никакого значения. Ну, например, я не удивлюсь, если он будет в затрапезной водолазке и потертых джинсах.

– Зачем, в таком случае, все эти телодвижения? – обескураженно уточнил я. – Людей побеспокоили, деньги потратили, время убили… Могли бы просто одеться у кого что есть, было бы как раз естественно и натурально.

– За людей не волнуйтесь, это их работа. Деньги ведомственные, так что это не наша проблема. Понимаете, поручик… Мы едем в такой дом, где даже самый последний секьюрити на черном ходе щеголяет в прекрасно пошитом костюме. Состоится ли аудиенция вообще – неизвестно, но мы проведем в этом доме целый вечер, будем общаться, контактировать, отдыхать, веселиться и даже «отжигать» на уровне со всеми остальными гостями. Считайте это мимикрией, или, что для вас привычнее – маскировкой. Мы не должны выглядеть серыми пугалами на этом ярком празднике жизни. Так что, поручик, уверяю вас, время мы убили не зря…

* * *

Пожалуй, не совру, если скажу, что это был не дом, а дворец.

Думаю, не всем доводилось бывать в гостях у представителей «касты неприкасаемых», так что немного расскажу, как там у них все устроено.

Первое впечатление: это вовсе не частная усадьба, а какое-то общественное (государственное) учреждение, наподобие музея или театра. Монументальные мраморные колонны на парадном входе, циклопические крепостные двери с гидроприводом, просторный – мраморный же – вестибюль, с ковровыми дорожками, натурально театральным гардеробом и вышколенным персоналом в отлично пошитых костюмах, с одинаковыми золотыми значками с вензелем «G» в петлице («фамильный литер», – шепнул доктор).

Пулеметных турелей, волкодавов в шипастых ошейниках, лазерных решеток и даже простых рамок металлообнаружителей – ничего такого я не заметил, но местная охрана четко контролировала ситуацию и каким-то непостижимым образом определяла, у кого из гостей при себе имеются лишние штуковины, не вписывающиеся в гостевой формат.

– Будьте добры, сдайте оружие, – попросил встречавший нас улыбчивый крепыш. (Метрдотель, мажордом, дворецкий? Надо будет потом спросить доктора насчет местной послужной иерархии, вот так с ходу и не отгадаешь.)

После серии недоуменных возгласов и сопутствующей пантомимы выяснилось, что мелкий негодяй Юра таки попытался пронести на лодыжке ножик. Слава богу, не тот страховидный кривой ятаган, который у него именуется «рабочим ножом», а всего лишь «вспомогательный клинок», выглядевший значительно презентабельнее, но… не ставший от этого менее смертоносным. Иными словами, это было оружие, и получилась непродолжительная, но неловкая сцена.

Юра, сволочь этакая, вместо того, чтобы резво отдать нож, настырно забормотал что-то из серии «да это так, колбаски порезать, это и не оружие вовсе, и даже сертификат есть…» и замешкался, откуда-то мгновенно возникли несколько крепышей без значков в петлице, тоже пока улыбчивых, но с внимательными взглядами, и этак ненавязчиво сконцентрировались на нас.

Тут в вестибюль очень вовремя спустился Домовитый под ручку с пышным голубоглазым блондином в снежно-белом костюме и ситуация быстро разрядилась.

– Так вот они какие, наши неумолимые истребители, гроза всего подземного мира! Я-то думал, это гренадеры, великаны, Карелины и Валуевы – а они на вид вполне нормальные ребята…

Блондин был служебно-радостным и чрезмерно словоохотливым, но в глазах его плескались беспокойство и великая озабоченность. Нет, не поводу инцидента, это было мимолетным и незначительным моментом, а вообще, по всей ситуации. Беспокойство было направлено куда-то вверх, значительно выше наших голов. То есть никаких аллегорий: блондин смотрел как будто сквозь нас и в то же время машинально, вроде бы невзначай, поглядывал в верхние углы холла.

Интересно…

Бегло пожав нам руки, блондин представился кому надо (с доктором и Ольшанским он был знаком):

– Веня, хозяин всего этого бардака… Привет, мистер Холмс! Веня… Превед, док! Ты очень кстати, через пару часов я буду твоим пациентом! Веня…

Вене было хорошо за полтинник. Судя по всему, он являлся солидной и значимой персоной, но при этом держался подчеркнуто демократично и свойски. Домовитый окрысился было на Юру за ножик, но Веня мгновенно «отмазал» нашего мелкого беса:

– Ну так это же привычка, верно? Привычка – вторая натура. Человек все время на войне, это въелось в него, нож для него, как для нас мобильник, или даже как рука и нога, как полноценная часть тела! Да он просто без него не может… не умеет…

Я понял, что эта сентенция в первую очередь адресована крепышам без значков и сделал вывод, что они не принадлежат к местному персоналу. Ну и, не буду интриговать, сразу догадался: человек, который хочет на нас посмотреть, уже здесь, а эти хлопцы обеспечивают его безопасность.

Потрясенный обаянием хозяина, Юра безропотно сдал нож, и мы в компании Вени и Домовитого вознеслись по широченной мраморной лестнице в огромный зал для приемов.

Здесь мы получили от хозяина инструкцию:

– На сегодняшний вечер эта бардачная халупа будет вашим домом. Отдыхайте, развлекайтесь, делайте все, что в голову взбредет. Напейтесь вдрызг, оттрахайте все, на что встанет, ну а если душа просит, разнесите вдребезги посуду, или набейте морду любому кто не понравится.

– А если вдруг набьем тому, кому нельзя? – весело уточнил одухотворенный открывавшимися перспективами Спартак.

– К «кому нельзя» вас просто так не подпустят, – свойски подмигнул Веня. – Так что гуляйте смело. Семен, организуй людям экскурсию, покажи, где тут кухонька, сортир и прочие коммунальные радости…

После такого замечательного напутствия Веня с Домовитым забрали Ольшанского и срочно убыли на какую-то «консультацию», оставив нас на попечение доктора. Доктор, как я понял, бывал в этом доме неоднократно и слыл тут за своего.

Очевидно, в раннем возрасте Веня страдал от острой нехватки кальция. И как только появилась такая возможность, он тотчас же реализовал вот эту детскую недостаточность, причем с колоссальным завышением. Парадное крыльцо, вестибюль, зал для приемов (язык не поворачивается назвать это циклопическое помещение уютным словом «гостиная»), все было сплошь отделано различными породами мрамора.

Это был в буквальном смысле мраморный рай. Под его довлеющим величием и помпезностью я чувствовал себя не просто ничтожным человечком, а натурально тараканом, внезапно выползшим из канализации в самый разгар великосветского приема где-нибудь в Константиновском дворце. Цифры и факты со страшной скоростью замелькали в моей голове и там чуть было не приключился коллапс: я был не в состоянии представить себе, как долго и в каких объемах нужно воровать, чтобы отстроить вот такую «бардачную халупу».

Зал был круглым, с высоченным потолком в виде полусферы (почти как в планетарии), сплошь изукрашенным античными фресками.

На стенах висело множество картин известных мастеров Возрождения. Не стану утверждать, что это были подлинники, однако для такого дома это было бы вполне естественно и гармонично.

Тяжелые хрустальные люстры, антикварная мебель, словно бы позаимствованная из музея, старинный паркет, наверняка выломанный из какой-нибудь княжеской усадьбы, и подавляющая мраморная доминанта: одним словом, все здесь было очень качественное и дорогое, так что не нужно было объяснять, что хозяин – очень влиятельный и невероятно богатый человек.

В дальнем конце… Впрочем, это я от избытка чувств, какой конец может быть в круглом зале?! Итак, в стороне, диаметрально противоположной центральному входу, возвышалась сцена, на которой играл оркестр.

Играли «Вальс-фантазию», очень качественно, профессионально, но… без огонька, без души, как на рядовой репетиции, при пустом зрительном зале.

Увы, у оркестра в самом деле не было ни одного слушателя. То есть люди в зале были, приходящие – уходящие, транзитные, одним словом, никто не задерживался и не обращал лик к сцене, словно бы там и не играли живые музыканты, а работала обычная стереосистема.

Да, дорогие мои, в это трудно поверить, но огромный роскошный зал, одна лишь отделка которого перекрывала стоимость нескольких десятков обычных квартир, выполнял функцию проходного двора или перекрестка. Собственно дверь здесь была всего одна, через которую мы вошли, и не дверь даже, а массивные двустворчатые ворота. Между тем входов-выходов тут было как минимум с дюжину: в стенах зала, через равные промежутки, располагались арочные проемы, драпированные тяжелыми бархатными портьерами. Через эти проемы сновали люди, сугубо по делу, озабоченно и поспешно – в зале не было ни одного праздного слушателя или любителя поглазеть на картины.

Ввиду отсутствия публики, или еще по какой-то причине, вид у музицирующих был отнюдь не радостный. Не раз наблюдал, как в переходе под Манежкой играют музыканты, которым в шляпу прохожие бросают мелочевку. Так вот, те исполнители выглядели гораздо более одухотворенными и живыми, в их нотах чувствовался энтузиазм и здоровый кураж.

У местных же музыкантов лица были понурые, движения вроде бы четко выверенные и едва ли не идеальные и в то же время совершенно механические и какие-то… мертвые, что ли…

Меня вдруг пронзила острая жалость к этим мастерам в красивых фраках, которые играли в пустоту, словно похоронный оркестр на пустом кладбище, в отсутствие покойника и траурного кортежа, потерявшегося где-то в непроглядной круговерти снежной бури…

– А когда за стол будут садиться? – прервал мои высокие экзистенции наш мелкий проглот.

– Ты имеешь в виду «все вместе за общий стол»? – уточнил доктор. – Хмм… Это какой же стол надо, чтобы такую толпу усадить… Нет, здесь так не принято.

– Ну и порядки, – огорчился Юра. – А где тут вообще можно пожрать?

В этот момент мимо нас как раз дефилировали две прелестные девицы в старинных русских костюмах, мне стало неловко за кондовую прямолинейность коллеги и я торопливо-громогласно спросил, нет ли в этом доме библиотеки.

– О да, библиотека здесь просто потрясающая, – оживился доктор. – Причем есть такие раритеты, которые могли бы занять достойное место в музее. И что самое удивительное: любую книгу можно попросить почитать, не откажут!

– Да вы что?! Ну так…

– Э, читатели, вы чего с темы спрыгиваете?! – возмутился Юра. – Где тут можно пожрать?

– Следуй по запаху, не ошибешься, – доктор указал на один из арочных проемов, из которого тотчас же, словно бы в подтверждение его слов, выскочили двое молодцев в белоснежных передниках, с большими подносами, уставленными закусками, и трусцой припустили через зал к другому проему.

– Стало быть, там у нас «кухонька»? – оживился Спартак. – А крепкие напитки там есть?

– Полно, – обнадежил доктор. – Так что особо не увлекайся: тут такой ассортимент, что на одной лишь дегустации можно набраться до полного анабиоза.

– Не волнуйтесь, я не подведу, – пообещал Спартак и возбужденно ткнул Юру локтем в бок. – Ну что, коллега, курс «зюйд-зюйд-вест»?

– Курс «жрать-жрать-жрать», – подтвердил Юра. – Вы с нами или как?

– Мы через некоторое время к вам присоединимся, – доктор кивнул на одну из арок. – Ну что, пройдемте в библиотеку?

– Всенепременно!

* * *

Итак, Юра со Спартаком убыли курсом «зюйд-жрать-пить», мы с доктором отправились в библиотеку. Степа неожиданно увязался с нами. Наш рыжий терминатор, помимо всего прочего, записной книгочей и, по-видимому, сейчас не очень голоден. Спартак, кстати, тоже любит почитать, но «кухонька», как видите, в данном случае одержала убедительную победу.

Этот дом был похож на маленький запутанный город, в котором отсутствовали таблички и путеводители, так что без гида здесь запросто можно было потеряться. Выдвигаясь к библиотеке, мы миновали множество великолепно обставленных комнат, в которых находились группы людей: доктор походя объяснял назначение каждого помещения и негромко комментировал присутствие в них наиболее значимых лиц. Не особо значимых, но вполне известных, тоже хватало: примерно половину из тех, кто тут был, нам чуть ли не ежедневно показывают по телевизору. Единая гостевая стихия как таковая отсутствовала, каждая группа развлекалась по своему произволу: пели песни под рояль, играли в карты, курили сигары, катали большие и малые шары (тут в числе прочих забав были боулинг и бильярд), пили, ели, заговорщицки шептались по углам, смотрели какие-то домашние видеоролики и так далее. Во многих местах доктора узнавали и реагировали с закономерно-нездоровым юмором: «так-так, ну и у кого там приступ шизофрении?!»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю