Текст книги "Море ясности"
Автор книги: Лев Правдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)
ДОБРОЕ УТРО
Володе показалось, что он спал очень недолго, каких-нибудь пять минут. Даже снов никаких не успел увидеть. А проснулся, смотрит; уже утро, он лежит на одной из великанских кроватей, как дома – совсем раздетый.
А на другой великанской кровати лежит незнакомый очень молодой человек и негромко похрапывает. Он раскинулся прямо на одеяле, широко разбросав ноги в белых мохнатых носках. На нем синий комбинезон, застегнутый на «молнию». На розовой клеенке стола лежит черный кожаный шлем и смотрит прямо на Володю сверкающими стеклами очков.
Ночью Снежков сказал: «Самолет прибудет на рассвете». Вот, значит, и прибыл. И Володя проспал такое событие.
Володя вскочил с постели и подбежал к окну. Конечно, вот он, самолет! Стоят посреди сверкающей от росы широкой поляны. Большой, зеленый и пока что тихий. Летел, наверное, всю ночь и теперь отдыхает. На крыльях и на фюзеляже тоже поблескивают капельки росы.
Через поляну к дому идет большой усатый человек в таком же, как и на летчике, сияем комбинезоне и в зеленой стеганке. Он на ходу вытирает тряпкой ладони. За ним по росистой траве тянется темный след.
А летчик все спит да спит. А Володя смотрит и думает, что он похож на большого мальчика, и удивляется, как такому покоряется огромная машина.
Володя осторожно погладил шлем, взял его в руки а хотел примерить, но в это время усатый вошел в комнату.
– Не озоруй, – сказал он хриплым шепотом, – видишь, человек отдыхает.
– Я тихо, – тоже шепотом ответил Володя и осторожно положил шлем на место.
Погрозив Володе толстым, черным от масла пальцем, усатый изо всех сил закричал:
– Юрка, подъем!
Летчик сейчас же вскочил с постели. Потягиваясь и зевая, он спросил:
– Как там, порядок?
Ничего не ответив, усатый вышел из комнаты.
Летчик засмеялся. Натягивая сапоги, он спросил:
– Напугал тебя механик?
– Да кто его боится-то!
– А я вот побаиваюсь, – признался летчик. – Ну-ка, дай шлемофон. Ты, наверное, летчиком хочешь стать?
– Нет. Космонавтом.
– Ого! Это, брат, не так просто. Ну, желаю удачи.
Он вышел. Володя бросился разыскивать свою одежду, боясь, что самолет улетит без него, а он так ничего и не увидит.
Натянул штаны и рубашку, всунул ноги в ботинки. Застегивать пуговицы и завязывать шнурки уже было некогда.
На крыльце сидела мама и, задумчиво глядя на Белку, лежащую у ее ног, куталась в чей-то чужой серый платок. Она незнакомым голосом спросила:
– Проснулся?
Но в это время самолет так взревел, что кругом все покачнулось и даже солнце задрожало в небе. Белка заскулила и прижалась к Володиным ногам. Самолет взревел еще раз и покатился по росистой траве, оставляя за собой две черные дорожки. Он бежал все скорее и скорее прямо на деревья, и вот он стремительно взмыл в ясное небо, косо развернулся и улетел спасать старые посадки.
Володя сказал:
– Летчика зовут Юра. Я с ним познакомился.
Мама промолчала. Она все куталась в чужой серый платок, как будто ей все время было холодно, несмотря на то, что солнце начало как следует пригревать. И лицо у нее было неподвижное, застывшее.
– А где все? – спросил Володя.
Мама тихо ответила:
– Уехали.
– На старые посадки?
– Да.
– А Снежков?
– А он их повез на своей моторной лодке.
И вдруг она сбросила платок, и лицо ее вспыхнуло. Она привлекла к себе Володю, обняла и горячо поцеловала в неумытые, не остывшие еще от сонного тепла щеки.
– Хочешь, у нас будет папа? – прошептала она и начала застегивать пуговицы на его рубашке.
Володя горячо задышал на мамины руки. Что они еще там надумали, пока он спал, до чего договорились?
– Никого мне не надо.
– А Снежкова? Знаешь, оказывается, он твой…
Она, наверное, хотела сказать, что Снежков Володин отец, но не сказала и прижала свои ладони к груди.
– Ладно уж, – проговорил Володя и отвернулся.
Мама покраснела и торопливо объяснила:
– То есть, он будет, как отец. Он тебя любит, и тебе будет хорошо.
– А тебе?
– И мне тоже. Давай завяжу шнурок.
– Я сам, – хмуро ответил Володя.
Опустившись на нижнюю ступеньку крыльца, он стал не торопясь шнуровать ботинки.
– Ну сам, так сам, – почему-то засмеялась мама.
Она погладила его давно не стриженный затылок, где уже закручивались темные завитки, и вздохнула. Отчего – тоже непонятно.
– Он тебя любит.
– А тебя?
Мама долго не отвечала. Она видела внимательный и вместе с тем осторожный, как у пугливой птицы, блестящий глаз сына, настороженно высматривающий каждое ее движение. Она знала – одним неверным словом, даже резким жестом можно спугнуть эту птицу. И тогда ничего не поправишь.
Наблюдая исподлобья, Володя увидел, как нежно алели мамины щеки, как неудержимо залил ее шею и уши жаркий румянец и как в глазах закипели слезы. И она дела, что сын заметил ее замешательство, и заставила себя улыбнуться в ответ на его настороженный взгляд, отчего улыбка получилась неестественной, а Володе она показалась загадочной.
– И меня, конечно, – ответила она.
Ей хотелось, чтобы ее ответ прозвучал просто и весело, но оттого, что она очень старалась, у нее получилось неестественно и вызывающе. От этого она смутилась еще больше.
А Володя все смотрел на нее, и она показалась ему сейчас необыкновенно красивой, похожей на ту девушку, которую он видел на афише около кино. Та девушка, как значилось на афише, имела прямое отношение к той запретной и стыдной любви, смотреть на которую не разрешалось детям до шестнадцати лет.
И он вспомнил разговор о любви с мамой и с Васькой Рыжим. Мама тогда не захотела ничего объяснить, а Васька не поскупился, все рассказал. И вот теперь, увидев красивую мамину улыбку, он вспомнил именно то, что объяснил ему Васька, и поэтому он отвернулся и жестко проговорил:
– Никаких нам любовников не надо.
Он ждал, что мама сейчас рассердится и накричит на него, но, к его удивлению, она звонко и, как ему показалось, весело рассмеялась. Она обеими своими горячими ладонями схватила его лицо и так сжала щеки, что у него смялись и вытянулись губы. Крепко поцеловав эти вытянутые губы, она, все еще продолжая смеяться, убежала в дом.
Володя посидел на крыльце, растерянно ожидал, что же произойдет дальше. Но дальше ничего не происходило. Стояла тишина, и он был один среди этой тишины.
Он поднялся и пошел, стараясь ступать на следы черноусого механика. На том месте, где стоял самолет, нежная весенняя травка была примята и кое-где испачкана черными пятнами машинного масла. Здесь еще не выветрился запах бензина. Это был запах самолета, чудесный вольный запах голубых просторов, головокружительной высоты, где все ясно и откуда все видно намного дальше, чем на земле.
А стоять на земле в это весеннее утро не всем было очень уж хорошо. Одному стоять в центре золотой просторной поляны среди глухой тайги. Стоять и ничего не делать. Одиночество и безделие – что может быть хуже? А ведь на этом месте совсем недавно могуче ревел и рвался в ясное небо зеленый самолет.
Только подумал о самолете, как где-то совсем рядом застучал мотор. Это на реке. Володя подбежал к лестнице и сверху увидел плотик, на котором он вчера приплыл. К плоту приближалась голубая лодочка с подвесным мотором, а в лодочке сидел знакомый человек в красной клетчатой рубашке. Снежков.
Мотор умолк. Лодочка, скользнув по зеленоватой воде, мягко ткнулась в плот. Снежков выпрыгнул так ловко, что лодочка даже не покачнулась.
Стоя на плоту, он снял свою рубашку и, как флагом, взмахнул ею.
– Давай сюда!..
И сверкающая река, и синие горы, и обласканная добрым утром тайга дружно отозвались на этот веселый призыв и разноголосым хором повторили его, приглашая Володю к своим великим радостям.
Но он все это выдержал и даже не сдвинулся с места. Как стоял, так и остался на самой верхней ступеньке. Нет, так просто его не возьмешь! Еще походите да попросите.
Но не тот оказался человек Снежков, чтобы стал кому-то кланяться и уговаривать. Он просто перестал обращать внимание на Володю. И даже не смотрел на верхнюю ступеньку. У него есть свои дела.
Вот он несколько раз глубоко вздохнул, широко раскидывая руки, сделал великолепную стойку, снова вскочил на ноги и без разбега прыгнул в воду. Его смуглое тело, тускло блеснув на солнце, словно врезалось в зелень реки.
Плот еще покачивался, когда Володя вбежал на скользкие бревна. Сильно выбрасываясь из воды. Снежков доплыл до средины реки, и там он, как большая рыбина, перевалился через волну и стремительно ушел под воду. Он не показывался так долго, что у Володи задрожали колени, и он позабыл дышать. Нет, не от страха. У него даже и мысли не возникло такой, что со Снежковым может что-нибудь случиться. Бесстрашные так запросто не погибают! Без борьбы не сдаются. А Снежков сильный и бесстрашный. Он красивый, как Конников, или даже еще красивее. Он человек, который убил медведя и не хвастает этим.
Голова Снежкова неожиданно вынырнула совсем рядом с плотом, у самых Володиных ног. Ухватившись руками за крайнее бревно, Снежков сильным движением выбросил свое блестящее и упругое тело на плот.
Только сейчас Володя вздохнул.
– Это у вас как?..
Ладонями стряхивая воду со своих рук и груди. Снежков ничего не ответил. Только, когда уж надел рубашку, равнодушно спросил:
– Пришел все-таки?
Володя не обиделся. Он даже сказал:
– Я бежал по этой лестнице… Эта ваша моторка?
Снежков оделся совсем и уж тогда сказал:
– Мне только одно непонятно: за что ты на меня злишься?
– Я? Да нисколько.
– Нет уж, давай не будем вилять. Давай начистоту. Откровенно. Ты на меня вчера обиделся? Верно?
– Да.
– А за что? Я все выполнил, как мы с тобой договорились.
– Я знаю. Мама сказала.
Володя прямо посмотрел на Снежкова. И Снежков тоже смотрел прямо. Володя вспомнил свой разговор с мамой и вздохнул.
Снежков спросил:
– Теперь отвечай: признаешь меня отцом?
Володя вздрогнул и выпрямился, чтобы вид у него был такой же решительный и гордый, как у Снежкова.
– Признаю!
– На вечные времена?
– Да!
– Имей в виду: с этой минуты все у нас будет на дружбе, на строгости. Все будет на честности. Вилять друг перед другом мы и не подумаем. Хочешь так жить?
– Хочу так жить!
– Давай твою руку!
Пермь – Ялта
1962 г.
