355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Минц » Блистательный Химьяр и плиссировка юбок » Текст книги (страница 11)
Блистательный Химьяр и плиссировка юбок
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:55

Текст книги "Блистательный Химьяр и плиссировка юбок"


Автор книги: Лев Минц


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Среди антиеврейских законов был и такой: всем евреям, которые имели в фамилиях окончание «-ов» (Исааков, Коенов, Башмакджиев и т. п.), запрещалось пользоваться этим гордым славянским окончанием. Им предписывалось носить фамилии Исаак, Коен, Леви, Башмакджия. После войны большинство эти окончания себе не вернули. Да что там говорить: подавляющее большинство болгарских евреев уехали в Израиль сразу после его провозглашения. А многие – и до.

Надо сказать, что чувство благодарности к Болгарии испытывают многие из них, и когда в начале 1970-х годов Израиль посетил несостоявшийся болгарский царь Симеон (тот, что позже работал в Болгарии премьер-министром), выходцы из Болгарии встречали его на стадионе в Хайфе криками «Да живее наш цар!» – «Да здравствует наш царь!».

Болгарские евреи отличаются испанскими или мавританскими фамилиями: Толедано, Кастильо, Франко, Алкалай, Алькаид, Алшех, Пинто, Папо, Буэнависта; очень библейскими именами: Биньямин, Авраам, Сара, Мордехай, которые у них дивно сочетаются с французскими: Жан, Жак, Жюль, Раймон. Это следы деятельности в Оттоманской империи французского еврейского просветительского общества «Альянс Израэлит». Этот «Альянс» не только заботился о евреях и их правовом положении, но и пропагандировал французский язык.

И наконец. Почему-то по болгарским законам, требующим иметь в документах имя отца в притяжательной форме (Иван Петров Карасимеонов), для армян, греков, румын и евреев делается исключение. Скажем, наш соловей Филипп Киркоров, который болгарский армянин, в болгарских документах не Филипп Бедросов, а Филипп Бедрос Киркоров. Соответственно, у евреев Биньямин Раймон Коэн, Мордехай Жан-Жак Алшех.

Справедливость требует отметить, что если еврею захочется вдруг привести свое отчество к, так сказать, общеболгарскому нормативу, то мешать ему никто не будет.

Но справедливо добавить и то, что никому еще не захотелось…

Если перефразировать известное выражение «Скажи мне, кто твои друзья…» с учетом разбираемой нами темы, то получится: «Скажи мне, что за евреи в стране, и я скажу тебе, что за страна». К Румынии это относится в высшей степени. Страна это молодая (мы сейчас не касаемся дакских и римских древностей, а имеем в виду лишь то, что как политическое образование на карте Европы страна появилась лишь к середине XIX века), границы ее то переползали с запада на восток, то, наоборот, на какой-то короткий исторический миг останавливали движение. То она была вассалом Турции, то Объединенными княжествами «Принчипате Уните», то королевством. То союзником нацистской Германии, то непримиримейшим ее врагом (по крайней мере в освещении румынских историков). И все эти перипетии отражались на ее еврейском населении, его судьбе, его составе.

Очевидно, какие-то еврейские поселения существовали еще на территории римской колонии Дакия, о чем свидетельствуют найденные надгробные камни с изображением меноры и Маген-Давида, с надписями на иврите и греческом. Но от тех еврейских поселений, как и от римской колонии, остались лишь археологические находки. Скорее всего жители их говорили на греческом языке и были переселенцами из Восточного Средиземноморья. Владели ли они исчезнувшим ныне дакским языком – неизвестно, но, наверное, нет, ибо в портовых городских поселениях господствовала разговорная (или вульгарная) латынь, превратившаяся впоследствии в румынский язык.

Но тот обильный отряд еврейства, который стал осваивать территорию нынешней Румынии в Средние века, когда хозяевами тут стали турки, несомненно, говорил на языке, тоже произошедшем от вульгарной латыни, – испанском. То были сефарды, выходцы из Испании, приглашенные султаном. Впрочем, очень уж широко распространиться по будущей Румынии они не могли: княжества были весьма своеобразным турецким вассалом. Сами турки не имели права селиться в городах и строить мечети (а в местах размещения гарнизонов могли строить только деревянные, чтобы их можно было сжечь после передислокации). Не могли они и ездить верхом в городах и деревнях. Вообще на некрещеных румыны смотрели, мягко говоря, косо; так что и евреям там было несладко. Но все-таки достаточно большое число евреев-сефардов там укоренилось. Из их числа, например, известный румынский художник-карикатурист Жюль Перахим (каковое слово значит на иврите «цветы»).

Но все же говорить о большом еврейском населении в Средние века не приходится. Но пришел XVII век, а с ним и «хмельницкис цайтн», служивший – аж до самого Освенцима – символом бед и ужаса. И огромное количество евреев бежало с Украины в Молдову и Валахию (будущую Румынию) и было – не без нажима турок – принято здесь. В море ашкеназим с языком идиш растворились почти без остатка старожилы-сефарды.

Но картина получилась бы слишком простой, если бы после разгрома Австро-Венгрии в Первой мировой войне к Румынии (закончившей ее на стороне победителей) не отошла бы Трансильвания – обширный спорный край, веками входивший в состав Венгрии, но с превосходившим венгерское румынским населением. А здешние евреи были и остаются евреями венгерскими: с венгерским языком, венгерскими же именами и фамилиями: Ваго Золтан, Сегё Дьёрдь, Фехервари Имре и т. д. И вот что занятно: эта «венгерскость» в них осталась, хотя и создавала преизрядные неудобства и во времена Чаушеску, да и теперь (хотя и не столь значительные).

Отвечая на румынский шовинизм, евреи стали давать своим детям такие «ультравенгерские» имена, как Аттила, Чаба или Элёд. В самой Венгрии таких имен среди евреев почти не встретишь.

А теперь об албанцах.

О них за последние годы в отечественных СМИ написано такое количество недружелюбных слов, что пришел черед сказать и доброе слово. Спора их с сербами и македонцами мы не касаемся. Но евреям есть что сказать хорошее.

Мы будем говорить именно об албанцах, а не об Албании. Албания – государственное образование очень молодое. Предки албанцев – иллирийцы – один из древнейших народов Европы. Евреи тоже не самый молодой народ – и вообще, и в этом углу Европы, в частности. Так что не пересечься пути этих народов никак не могли. Но почти никакого следа эти пересеченья не оставили.

Может быть, потому, что еврейские хроники привычны описывать лишь преследования, гонения и испытания. Остается предположить, что на территории современной Албании таковые события не имели место быть. (А также на всех территориях, которые, как албанцы считают, входили – хоть на какой-то период – в Албанию.)

Длинная и весьма интересная история еврейского народа показывает нам, что такое могло произойти лишь по одной-единственной причине: если в стране не было евреев. Нет, так сказать, человека, нет и проблемы. С одной стороны – так оно почти и есть; с другой – не совсем так.

Возьмем первую сторону. В какую бы державу ни входили населенные албанцами края (в Византию, в Великую Сербию, в Турецкую империю), всегда они считались беспокойными и опасными. Так, в Турции для Албании даже не было названия, они пользовались словом «Арнавутлук», что обозначало «некое место, населенное албанцами»: не провинция, не вилайет-область, а некое место. Турки не могли ни налогов с него брать, ни солдат в армию. Естественно, мало кто из чужеземцев решался там поселиться, и евреям, изгнанным из Испании и Португалии, султан там места не предлагал. (Султан был не лишен своеобразного гуманизма.)

Даже такие вечные конкуренты евреев в Турции, как армяне, там почти не встречались. Греки, тоже конкуренты, говорят, были. Сами греки утверждают, что православные албанцы Северной Албании – не что иное, как греки, говорящие по-албански. Их мы в рассмотрение не берем, тем более что албанцы, наоборот, утверждают, что это вовсе не греки. А вот греков-коммерсантов, коих полно было в любой части Османской империи, в Албании не было.

Тем не менее в еврейских «Сараевских хрониках» написано, что еще в XVII веке еврейские купцы из Сараева, Скопье и Манастира (ныне Битоля в Македонии) могли довольно спокойно путешествовать по торговым делам по Арнавутлуку, столь опасному для других путешественников, но, конечно, заручившись покровительством какого-нибудь албанского князя. Менее всего следовало доверять католикам: ориентированные на покровительство Венеции, они во всех некрещеных видели турецких шпионов. Зато князья-мусульмане считались очень надежными. Хроника добавляет, что «турки не верят в их мусульманство и думают, что они только прикидываются, чтобы иметь выгоды при дворе в Стамбуле». Остается добавить, что турок вышеупомянутые князья в свои родовые гнезда не допускали ни под каким видом.

Когда Албания после Первой мировой войны стала независимым королевством, там не было зафиксировано ни одной еврейской общины. Это все, так сказать, с одной стороны.

Но вот когда Югославию оккупировали фашисты, когда в Хорватии усташи развернули бешеную травлю евреев, очень многим евреям удалось бежать в Албанию – тоже оккупированную, но итальянцами. (Справедливость требует заметить, что иногда помогали бежать усташи – за большие деньги.) То же происходило в Македонии, занятой болгарами и немцами (как мы помним, немцы настояли на том, что покровительство болгарского царя не распространяется на македонских евреев). Там-то вообще до Албании рукой подать. Бежать евреям помогали местные албанцы и турки.

А дальше нам ничего не остается, как процитировать «Краткую еврейскую энциклопедию», которой вообще-то не свойственно кого-то хвалить. «Здесь беглецы встретили дружелюбное отношение населения и итальянского гарнизона…»

Глава V

Где рассказывается о трудящихся и красильщиках, о профессиях, «записанных» как еврейские, а также о том, что не все евреи – адвокаты, но почти все адвокаты – хотя и не у нас – евреи.

Трудящиеся и красильщики

Так уж повелось, что существуют профессии, в общественном мнении считающиеся еврейскими. К примеру, портной; зубной врач (в России – уже в довольно далеком прошлом); эстрадный и театральный администратор. Это признают и сами лица еврейской национальности, и лица с лицами совсем не еврейскими. Только первые, перечисляя, назовут гениальных математиков, скрипачей-виртуозов и именитых врачей. Вторые тоже про эти еврейские профессии слышали, но назовут ростовщика, фактора-посредника и корчмаря (лавочника – на выбор). Самое занятное, что правы будут и те, и другие. Хотя фантазия и информированность в обоих случаях просто удручают.

А ведь редко кто вспомнит одно ремесло, многие столетия (столь многие, что хочется сказать «тысячелетия») бывшее еврейской монополией: не такое высокое, как математика (далее – по списку), но и не вызывающее презрение, как профессии из списка № 2. Я имею в виду ремесло красильщика – мастера, придающего ткани или пряже устойчивый цвет. Именно «устойчивый», а не тот, с которым инструкции требуют стирать изделие отдельно от белых и светлых вещей.

В древние времена пышно и хорошо окрашенная ткань и пряжа очень высоко ценились, а химия – мягко говоря – еще не развилась совсем, чтобы представить публике целую палитру едких красок. Владение секретом крашения было весьма надежным способом приличных (по меркам древнего мира) доходов. Чужим его секретов не выдавали, а учился каждый красильщик в своей семье у папы-красильщика, дяди-красильщика и дедушки – самого главного из них красильщика.

Пророчица Девора в своей Песни называет цветные и отделанные разноцветной вышивкой одежды «богатой добычей, которую враги хотят захватить у израильтян».

И на египетской росписи в гробнице Хнумхотепа III в Бени-Хасан, где изображены предки нынешних евреев – кочевые семиты, они одеты в двухцветные длинные рубахи. (Пройдут века и века, и египтяне заговорят на семитском языке, и сами наденут такие рубахи, сильно их удлинив, и нарекут их галабеями. Но пока еще стоит 1890 год – до нашей эры, разумеется, – и даже в страшном сне тогдашнему египтянину не приснится, что потомки его будут говорить на семитском языке…) И эта полосатая разноцветная одежда служит у древних евреев таким же отличительным знаком семита, как заметный нос и острая борода…

Скорее всего у каждого народа развиваются те ремесла, возможность заниматься которыми дает природа родной страны. Земля Израиля богата пурпурными улитками-иглянками – на побережье Средиземного моря – и дубовой тлей: из нее получалась темно-красная краска. Горячее солнце позволяло отбеливать пряжу. Есть тут в изобилии и известь, и квасцы, и прочее. Более дешевую красно-желтую краску можно было получать из корней марены. (Интересно, что горские евреи возделывали марену до самого начала XX века, пока дешевые европейские ивановские ситцы не вытеснили традиционный способ.) Синюю краску получали из листьев вайды красильной, а желто-коричневую добывали из скорлупы ореха и кожуры граната; гранатом Израиль был богат всегда, и не зря он входит в традиционный еврейский орнамент.

В средние века евреев-красильщиков приглашали в Грецию и Италию. Иерусалимский король-крестоносец Болдуин II взял евреев-красильщиков под свое покровительство, выделил им здание. Не любило его величество евреев хотя бы по своей должности крестоносца. Да и вообще, наверное. Но не всю же жизнь в латах ходить! А в увольнение (или что там у военнослужащих королей?) хотелось надеть красивую гражданскую одежду…

В странах Ближнего Востока чуть ли не до последнего времени ремесло красильщика считалось чисто еврейским. Европейские путешественники отмечали с присущей им наблюдательностью, что по этой причине магометане профессию красильщика презирают и ею не занимаются. Лисица из известной басни, знаете ли, тоже виноград презирала.

В Бухарском эмирате красильным ремеслом тоже занимались исключительно евреи (пока европейские ткани не хлынули, но до войны еще промысел держался). Надо сказать, что Бухара – место гнуснейшего антисемитизма и мерзейшего – даже по меркам мусульманского мира – угнетения евреев. Поэтому, когда после Октябрьской революции казалось, что положение изменится, на первую в Бухаре первомайскую демонстрацию вышли и обитатели еврейского квартала. В руках у них были транспаранты: «Долой угнетателей! Да здравствуют трудящиеся и красильщики!»

…И плиссировка юбок

Один мой приятель, человек сугубо православный, отлично говорил на идише. Так хорошо, что пожилые евреи вглядывались в его славянское лицо и говорили: «Ан эмесдыкер идишер пунем!» – «Настоящее еврейское лицо!». И по прононсу определяли – точно, из-под Киева. Хотя был он совсем не из-под Киева – родился и вырос в Москве. Просто поселилось после войны в его дворе население целого местечка с красивым названием Кобеляки, вот оно-то точно было под Киевом. А приятель – человек лингвистически одаренный – перенял от них не только язык, но и манеру говорить с легким завыванием и даже жестикуляцией.

Жители Кобеляк (имеются в виду уцелевшие – в основном те, кто успел эвакуироваться) перебрались на новое место жительства, потому что Кобеляки (ах, как они их вспоминали!) в качестве идишер штетл попросту перестали существовать.

Даже в Москве кобелякинцы занялись тем, к чему привыкли за несколько столетий в родном селе. А были среди них и бондари, и мелкие торговцы (гос– и коопслужащие), и портные, и сапожники, и… далее полный набор еврейских местечковых профессий. Но кадок и бочек, даже от лучшего кобелякинского мастера, в Москве, сами понимаете, не требовалось; лучший портной или парикмахер могли занять тут место, скажем так, довольно скромное. Сапожник – тот сел на углу и делал то же самое, что в Кобеляках: для него разница между городами оказалась не столь существенной. Самым зажиточным и культурным человеком оказался, конечно же, фотограф: он даже по будням ходил в шляпе и с галстуком и первым в семье начал говорить по-русски. Интеллигент!

Но рано или поздно все как-то пристроились. И вот тут-то мы сделаем небольшое историческое отступление.

Молодому читателю, быть может, трудно в это поверить, но в те послевоенные времена (и много позже, кстати) не хватало буквально всего. И обычно, покупая, скажем, брюки или крепдешиновое платье, люди рассчитывали на то, что вещь должна служить много лет. А поскольку вещи – даже самые качественные – все же изнашиваются, их периодически ремонтировали. Что там костюм! Чулки – и те покупали не каждый год! И появились мастерские «Поднятие петель на чулках». Обычно мастерская специализировалась не на одних чулках, поэтому вывеска выглядела следующим образом: «Мелкий ремонт одежды, поднятие петель на чулках и плиссировка юбок». В те годы как раз вошли в моду плиссированные юбки, как в трофейных фильмах, а промышленность, запланированная на пять лет вперед, их упорно не выпускала. Зато вы могли принести юбку в мастерскую и получить назад плиссированной – в точности как у Дины Дурбан. К «скороходовским» ботинкам вам подклеивали толстую подошву из микропорки, и вы выглядели настоящим стилягой из фельетона «Плесень» в «Комсомолке».

Рядом красили ткани и кожаные изделия. А поодаль заполняли и ремонтировали шариковые ручки. Они, кстати, мало походили на продукцию фирмы «BiC». Эти детища отечественной промышленности появились в начале 50-х, мерзко протекали и пачкали карманы. Однако после мук с чернильницами-непроливайками все же стали предметом повышенного спроса. Власти отреагировали на них традиционно: школьное начальство запретило пользоваться ими в школе, а общегосударственное – подписывать ими документы. И то правда: достаточно было приложить мякоть ладони к свежей подписи – и злоумышленник получал простейший поддельный штамп с чужим факсимиле. Заполнялись ручки при помощи большого стационарного алюминиевого насоса.

Вот всем этим и занялись вечно печальные скромные евреи. Причина тому проста: местечковая привычка к работе в сфере обслуживания. Как бы ни был мастеровит еврей, он все же предпочитал, по возможности, работать в одиночку или в крайнем случае с родственниками. И – скажем честно – ничего так не боялся, как оказаться в большом нееврейском коллективе. Вторая причина в том, что евреям свойственно быстро приспосабливаться к новым условиям (тоже не столько от большого ума, сколько оттого, что у евреев эти условия менялись довольно-таки часто). Сие означало, что новая техника и новая профессия страха у них не вызывали. И еще одна положительная еврейская черта: понимание несерьезности такой работы. А значит, надо было сделать все, чтобы дети зарабатывали свой кусок хлеба делом более солидным.

Так вот многие профессии, записанные в общем мнении за евреями и самими евреями излюбленные, были и солидны, и надежны. К примеру, мужской и женский портной.

Помните ли вы «мужского и женского портного Абрама Пружинера», чей комиссарский приказ так остроумно обыграли милые и интеллигентные герои «Белой гвардии» Булгакова? Им действительно было смешно, что власть в городе перешла в руки этого Пружинера, коему на роду написано было шить им костюмы «по последней парижской моде». «Парижской», конечно же, как ее представляли себе в Киеве, Одессе, а то и в Бердичеве. Но дело не в этом. Дело в том, что Абрам Пружинер выглядел совершенно естественно в роли портного и совершенно нелепо в любой другой.

И правда: в списке «еврейских профессий» портной, несомненно, занимал достойное место. Такой Пружинер зачастую не имел даже швейной машинки Зингера и шил все руками. И неплохо, кстати. Когда, спасаясь от немцев, многие польские евреи (включая украинских, белорусских и литовских) попали в Великобританию и открыли там свои мастерские, они быстро смогли разбогатеть. Разумеется, не вывеской «Лондонский портной из Быдгощи» – кого-кого, а лондонских портных в Англии хватало (и те из них, кто хотел быть заметен, именовали себя «парижскими» и «римскими»). Дело было в другом: как поется в русской народной песне «Дубинушка», «англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину». Поэтому в Англии портных, которые умели шить руками, почти не осталось, а те, кто остался, брали за свой труд непомерно высокую плату. Евреи же, навыками машинного шитья в стране исхода не овладевшие, шили, естественно, только руками и брали умеренно, но и это казалось им большими деньгами по сравнению с прежними гонорарами. Сейчас, конечно, те из евреев, которые в Британии осели и остались при игле («мит а нудл», как поется на идише), руками шить разучились, и все вещи, требующие ручной обработки или доработки, отправляются в какую-нибудь страну Восточной Европы или Азии. Но не об этих англизированных уже пружинерах разговор.

Разговор идет о том, почему профессия портного – а с ней фамилии Хаят, Хаяс, Шнейдер, Шнейдерман, Портной и даже Портнов – так распространена у евреев. Во-первых, приличное ремесло, наследственная профессия – а хазоке, – как говорится, всегда себя и семью прокормишь. Хоть в лагерь попади, и там не пропадешь. И требуется для дела всего лишь набор иголок и ножницы, и свой гешефт всегда с собой носишь.

Во-вторых, отцы-деды этим занимались. А почему?

Тут нам надо вернуться в средневековую Европу с ее напрочь закрытыми для чужаков ремесленными гильдиями. И в гильдию портных еврей ни в средневековой Германии, ни в существенно менее антисемитской Италии попасть никак не мог. Но за евреями было записано право торговли подержанными вещами. Они их скупали, чистили и ремонтировали для приобретения товарного вида. И достигли в этом столь большого искусства, что отличить такую вещь от новой было почти невозможно. (Ну, если не особо приглядываться.)

В Средние века бедноты было много больше, чем даже сейчас в России, и беднота эта предпочитала покупать дешевые вещи у евреев, хотя религиозные взгляды их отнюдь не разделяла. В городских хрониках Европы сохранилось немало записей с жалобами христианских портных на евреев, что, мол, эти последние вместо старья торгуют запрещенным им к торговле новым товаром. И каждая проверка показывала, что обвинение зиждется на песке: хитроумные евреи ухитрялись старью придавать вид почти совершенно новых вещей. А поскольку возможностей приложения труда в средневековом гетто было не очень много, желающих работать в «шматес-бизнесе» – как впоследствии будут говорить в Америке – хватало.

Когда же массы евреев устремились в XIV веке на восток – в Польшу и принадлежащие ей земли, – свою профессию «хаята-шнейдера», портного, они понесли с собой. Тут ограничений на занятие портновским ремеслом не было – кроме них, шить «по-городскому» все равно никто не умел, и накопленное поколениями мастерство нашло себе применение.

Среди городских памятников Нью-Йорка, увековечивающих людей, своим трудом создавших богатство города, есть один: скромный тщедушный человек в кипе согнулся над швейной машинкой. Памятник так и называется: «А идишер шнайдер»…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю