Текст книги "1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского"
Автор книги: Лев Портной
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 8
Я разбудил Кузьмича и велел заложить коляску.
– Знаешь губернаторскую дачу в Сокольниках? – спросил я.
– Кто же не знает?! – ответил старик.
– Вези туда, – велел я.
Путь оказался неблизким, я даже успел пару снов увидеть.
– Подъезжаем. Вон она – Рыбинка, – оповестил меня Кузьмич.
Я выглянул в окно. Вдоль дороги тянулись деревья, за ними в темноте угадывалась речка.
Вдруг мне почудилось какое-то движение. Я встряхнул головой, отгоняя остатки сна, пригляделся – так и есть, меж деревьями маячила человеческая фигура.
– Кузьмич, останови! Что там?
– Рыбинка, а на той стороне как раз губернаторская дача, – сообщил он.
– Обожди-ка здесь.
Я спустился на землю и, неслышно ступая, двинулся к берегу. Незнакомец был так захвачен своим делом, что не заметил моего приближения. Отсюда открывался вид на противоположный берег. Несмотря на ночную пору, при свете луны и фонарей превосходно просматривался большой дом. Он стоял под углом к реке, двор спускался к берегу, вдоль которого вилась дорожка от черного входа. Парадный подъезд разглядеть было нельзя, виднелся только подъездной круг, а за ним серебрился пруд.
В доме не спали, из окон струился яркий свет, – свечей хозяева не жалели.
Незнакомец на этом берегу наблюдал через подзорную трубу за домом генерал-губернатора.
Я обнажил шпагу и коснулся острием его шеи. Лазутчиком он оказался доморощенным, даже не сообразил, что это оружие, и отмахнулся как от еловой ветки.
– А ну-ка, любезный, повернись, только медленно, а то голову снесу! – приказал я.
– Братцы! Убивают! – истошно завопил незнакомец.
Послышался топот, хруст веток, кто-то с разбегу налетел на меня, сшиб с ног, мы покатились кубарем, мелькнули бородатые рожи, тяжелый кулак опустился на мою голову.
– What the hell?! [30]30
Что за черт?! (англ.)
[Закрыть]– закричал я.
Крепкие руки схватили меня за плечи и рывком поставили на ноги. Я оказался в окружении пятерых бородачей, вырядившихся купцами.
– Глянь, немец! – выкрикнул один из них.
– На англичанина похож, – промолвил другой.
– What the crap is happening here? [31]31
Что за дерьмо тут происходит? (англ.)
[Закрыть] – сорвалось у меня с языка.
– Англичанин, точно вам говорю, – буркнул мужик.
– Чуть было голову мне не снес! – воскликнул мужик с русой копной волос и бородою. – И главно, по-нашему лопотал так чисто!
– А какого рожна ты следишь за домом генерал-губернатора?! – рявкнул я.
– Во-во! Я ж говорю, вон как по-русски языком чешет!
– Так англичане ж вроде за нас будут, против французов, – промолвил кто-то.
На его реплику никто внимания не обратил.
– Повесим шпиона! – бросил клич тот, что принял меня за англичанина.
– Я тебе, мать твою, повешу сейчас! – взревел я.
– А может, и наш, – неуверенно произнес русый мужик.
Сверху послышался шум: кто-то, не разбирая дороги, спускался к нам.
– Барин! Барин! Где вы? – донесся голос Кузьмича.
Он скатился вниз, едва не плюхнувшись в воду. Окружавшие меня мужики рассмеялись. Я протянул Кузьмичу руку и помог встать.
– Что?! Что тут такое?! – испуганно вращал он глазами.
– Ничего-ничего, Кузьмич, успокойся! Мы тут друг друга за шпионов приняли!
– Какой же это шпион?! – завопил Кузьмич. – Барин это наш, Андрей Васильевич!
– Вот повесим и тебя заодно с твоим барином, – прозвучало в ответ.
– Да что же вы, люди добрые… – взмолился Кузьмич.
– До войны были добрыми, – огрызнулись в ответ. – А теперь с нашей добротой француз вона уже чуть не в Москву припер! Повесим шпиона!
– Сударь, – воскликнул я, обращаясь к русому, – да это же я вас за шпиона принял!
Он не ответил, а его товарищ сказал:
– А губернатор сказывал, всех шпионов к нему вести!
– Поведем! Поведем к губернатору! – одобрили идею остальные.
Они схватили меня под руки с двух сторон и повели вверх по косогору и далее по дороге, ведущей к усадьбе. Я не сопротивлялся. Кузьмича не тронули, он забрался на козлы, и коляска на некотором удалении двинулась следом. На подходе к усадьбе путь нам преградили двое будочников.
– Вот, шпиона к губернатору привели, – сказал русый.
Будочники сперва взглянули на меня скептически, но
увидели во мне что-то такое, что убедило их в правоте задержавших меня купцов.
– Сейчас доложим, – сказал один и отправился вглубь усадьбы.
– Любезный, не сочтите за труд, скажите губернатору, что задержали графа Воленского! – крикнул я вслед.
Второй будочник с презрительной ухмылкой разглядывал меня все время, пока не вернулся его товарищ.
– Сказал, что я граф Воленский? – спросил я.
– Что шпион, сказал, – буркнул тот. – А какой ты граф, мне неведомо. Идите за мной!
Он двинулся вперед, меня повели следом. Будочник проводил нас в сад, где, несмотря на поздний час, граф Ростопчин и двое господ пили кофий. Я узнал князя Юсупова и Николая Михайловича Карамзина.
– Что за история?! – вскрикнул граф Ростопчин, увидев меня.
Он вскочил из-за стола и двинулся ко мне с распростертыми объятиями.
– Вот не ожидал! Не ожидал! Откуда ты?! – Федор Васильевич обнял меня, прижал к груди, оттолкнул, окинул взглядом и воскликнул: – Судя по виду, прямо из Англии.
– Такая история! – ответил я. – Вообразите, как ни стараюсь прослыть за русского, а все принимают меня за англичанина!
– Вот так, – граф Ростопчин развел руками, – как послал я тебя десять лет назад в Англию с миссией [32]32
Подробности этой истории можно узнать, прочитав роман «Копенгагенский разгром».
[Закрыть] , так тебя лондонские туманы и проглотили!
Задержавшие меня бородачи с угрюмым смущением топтались на месте. Я заметил свою шпагу у одного из них и протянул руку:
– Вы позволите, сударь?
Он пожал плечами и передал шпагу мне. Я убрал ее в ножны.
– Мы думали, шпион, – виноватым голосом пробурчал он.
– Ступайте с богом, братцы, – сказал граф Ростопчин. – Это мой старый друг!
Они побрели прочь.
– И ты ступай, – отпустил Федор Васильевич будочника.
– Здравствуйте, ваше сиятельство, Николай Борисович, – поздоровался я с князем Юсуповым. – Вы, верно, помните меня. Моя тетушка графиня Неверова лет десять тому назад снимала флигель у вас. Нашими соседями были Пушкины. У них еще мальчонка такой смуглый был, я, признаться, за вашего арапчонка было принял его.
– Как же мне вас не помнить, Андрей Васильевич? – ответил старый вельможа. – Вы тогда еще стрельбу под моими окнами устроили! [33]33
Подробности этой истории можно узнать, прочитав роман «Акведук на миллион».
[Закрыть]
– Здравствуйте, Николай Михайлович, – повернулся я к Карамзину. – Ваша муза Клио задала всем жару.
– Историю, любезный друг, творит Федор Васильевич, – ответил историограф, – а я едва успеваю за ним записывать.
– Николаю Михайловичу теперь не до музы, – сказал граф Ростопчин. – Он помогает мне писать указы и сочинять афишки. Вот небольшой отдых устроили, нам еще десяток распоряжений накатать нужно. У нас ведь пока с самого верха распоряжения не будет, никто не пошевелится. А столько нужно! Свободные помещения, места в госпиталях, – скоро много раненых будет! Кутузов лопат требует, хлеба, само собой. Все до последнего отправляем светлейшему в армию. А сколько здесь запасов хлеба нужно! О-о! Если армия до Москвы отступит, так здесь нужно будет ее кормить, здесь раненых принимать! – И без всякой связи граф спросил меня: – Ну а ты какими судьбами?
– По личному поручению его величества, – сказал я многозначительным тоном.
Но Федор Васильевич, не дослушав моих слов, обнял меня за плечи и развернул так, что мы оба, как актеры перед публикой, застыли перед Карамзиным и князем Юсуповым.
– Знаете что, друзья?! – с театральным пафосом произнес Федор Васильевич. – Вот помню, как мы с графом так же стояли перед императором Павлом Петровичем…
– Ну, положим, не в обнимку, – промолвил я.
Но моих слов никто не расслышал – граф Ростопчин всецело владел вниманием собеседников.
– Император тогда спросил, уверен ли я, что граф справится, – продолжил Федор Васильевич. – И я сказал: ваше величество, отправьте меня взять штурмом ворота ада, и я не дрогну, если рядом будет граф Воленский. Император согласился, а я… – он сделал мелодраматическую паузу. – Я отправил графа Воленского одного в самое адское пекло!
Князь Юсупов и Карамзин поднялись и набросились на меня с чувственными рукопожатиями. Они бы и деревянной чурке рукоплескали, если бы граф Ростопчин спел в ее адрес панегирик с таким же пылом.
Князь восторженно завладел моими руками и что-то хвалебное говорил, потрясая их. Карамзин норовил обнять за плечи, но вновь вмешался граф Ростопчин.
– Ну, довольно-довольно! Еще дел полно, – пробурчал он и, тронув меня за руку, промолвил: – Сейчас пройдем в кабинет.
В груди моей словно перевернулось сердце. Граф Ростопчин полагал, что творит историю, а на самом деле был слепым орудием замысла его величества. Я был посвящен в этот замысел, а он, генерал-губернатор, нет. Что-то вспыхнуло во мне, и я решил, что, оставшись с графом наедине, расскажу ему о действительных планах его величества и главнокомандующего Кутузова.
– А я, пожалуй, поеду, – промолвил князь Юсупов. – Пора и честь знать.
Он коротко попрощался и зашагал по дорожке. Из темноты, невидимый доселе, вынырнул его слуга, и они направились к главному подъезду, где поджидала карета.
Карамзин присел за стол, но тут же поднялся и предложил:
– Федор Васильевич, друг мой, а давайте я пройду в кабинет, займусь распоряжениями, а вам с графом сподручнее будет на свежем воздухе.
– И то дело, – согласился генерал-губернатор. – Подготовьте предписание Татищеву начать подготовку к эвакуации. Самое важное, пусть немедленно займутся упаковкой вещей. Только тогда кригс-комиссар сможет определить численность требующихся лошадей. Так! И госпиталь! Госпиталя нужно здесь разворачивать! Подготовьте предписание генерал-майору Толстому со всех окрестностей собрать докторов, лекарей. Всех сюда, в московские госпитали.
– А может, на всякий случай раненых эвакуировать? – сорвалось с моих уст.
– Нельзя, милостивый государь, – поучительным тоном сказал он. – Ты же слышал, какое распоряжение я даю Толстому: всех лекарей, докторов в Москву согнать. Решительно, вероятность того, что здесь появится Наполеон, ничтожна. – Федор Васильевич выдал короткий смешок. – Но я генерал-губернатор, а не досужий обыватель. Я обязан подготовить вверенный мне город к худшему. Если придется биться с Наполеоном у стен Москвы, то врачи и лекари нужны будут здесь. Так куда же ты предлагаешь раненых отправлять?! Кто будет ухаживать за ними, если лекари здесь останутся?
Я знал, что скрываю важные сведения. Но, с другой стороны, что я мог сообщить московскому главнокомандующему? Разве государь император сказал, что Москва будет непременно сдана? Нет, его величество говорил о том, что мы должны предусмотреть и такой вариант. Вот и граф Ростопчин только что сказал, что обязан подготовить город к худшему.
Появился лакей, быстро собрал со стола грязную посуду и, получив указание принести свежего кофия, направился к дому. Федор Васильевич взглянул на меня испытующе, но пока слуга не отошел достаточно далеко, я не стал говорить о главном. Кивнув в сторону реки, я промолвил:
– Вообразите, Федор Васильевич, надо мною чуть было самосуд не устроили! Счастье, Кузьмич вмешался, а то висел бы сейчас на березе! Эти господа, купцы что ли, с того берега Рыбинки наблюдают за вашим домом. Я остановился выяснить, кто такие, по какому праву следят за губернаторским домом…
Граф Ростопчин махнул рукой:
– Купцы и есть. А следят они за домом, чтобы знать, когда из Москвы бежать. Как увидят, что генерал-губернаторша с детьми пятками засверкали, так и купцы деру дадут, – объяснил Федор Васильевич. – Уж сколько раз говорил я: не беспокойтесь, я и моя семья Москву не оставим! Что за народ! Всё не верят, всё дозоры добровольные устраивают.
Я пожалел о сказанном, сделалось совсем неловко перед графом. Связанный данным императору словом, я был не вправе открываться Федору Васильевичу, но уже теперь знал, что позднее он ни за что не простит меня. Но, впрочем, что я могу сказать ему сейчас? Что прочел что-то такое в глазах его величества, из-за чего думаю, что Москва скорее всего будет сдана? Так Федор Васильевич ответит, что у меня попросту разыгралось воображение.
Лакей исчез в доме, и я стал рассказывать о шпионе, о происшествиях в Санкт-Петербурге и о встрече с де Сангленом. Конечно же о подозрениях в отношении супруги генерал-губернатора я ни словом не упомянул, но он заговорил об этом сам:
– Аббата Сюрюга я конечно же прекрасно знаю. К нему очень расположена Екатерина Петровна, и он бывает в моем доме. Кстати, будет и завтра. Приходи к нам на обед – глядишь, и ты составишь о нем собственное мнение. Я не думаю, что аббат шпионит, хотя – тут Санглен прав, – наверняка среди его паствы много шпионов. – Немного помолчав, граф Ростопчин промолвил: – Странные, конечно, эти слова о жене Цезаря. Словно нарочно сказаны, чтобы бросить тень на мою супругу.
Вернулся лакей и поставил на столик горячий кофий. Граф Ростопчин отпустил слугу и, выждав, пока тот удалился, продолжил:
– Всем мерещатся заговоры. А ловить шпионов никто не умеет. Государь распорядился создать в каждой армии Высшую воинскую полицию. Но из этого ничего не вышло. Работает лишь Высшая воинская полиция Первой Западной армии во главе с де Сангленом. Но что это за работа, если штаб полиции находится здесь, а не при Главной квартире? Лучше всех устроился Барклай. – Федор Васильевич невесело усмехнулся. – Он попросту всех подозреваемых отсылает ко мне. Они приезжают с секретными донесениями в качестве курьеров, а в письмах от Барклая содержатся просьбы задержать их в Москве и по возможности проверить.
Я застыл с чашечкой кофия. Выходит, в окружении генерал-губернатора полным-полно шпионов.
– И много у вас таких… подозреваемых?
– Полковник Влодек Михаил Федорович, майор барон фон Леверштерн, Браницкий с Потоцким, Любомирский, – перечислил граф Ростопчин.
– Вы не могли бы уточнить, в каких числах прибыл каждый из них? – попросил я.
– Первым был князь Любомирский. Его я переправил в Петербург. А подозрение на него пало после сражения при Молевом болоте двадцать седьмого июля…
– Двадцать седьмого июля, – повторил я. – Отпадает! Значит, к моему делу они отношения не имеют.
– Отчего же ты так решил? – спросил генерал-губернатор.
– Донесение Роберта Вилсона появилось намного раньше. И касалось оно шпиона, уже тогда собиравшего сведения в Москве, – объяснил я.
– Я вот думаю, а не скрывается ли этот твой шпион в московском почтамте?
– Вы имеете в виду дело Верещагина? – спросил я. – О нем наслышаны даже в Петербурге.
Федор Васильевич уловил скептические нотки в моем голосе и серьезным тоном ответил:
– Да, я имею в виду дело Михайлы Верещагина.
Голос графа прозвучал с некоторым вызовом. Я вспомнил де Санглена, одержимого страстью изловить какую-то блудливую графиню, а теперь еще и генерал-губернатор с навязчивой идеей о шпионе в лице несчастного купеческого недоросля.
– Федор Васильевич, я не имею представления об этом деле. Знаю лишь, что в Петербурге к нему относятся с большим сомнением… – промолвил я осторожно
– А я думаю, напрасно! – Голос его прозвучал резко.
– Говорят, попался какой-то молодой глупец, вся вина которого лишь в том, что он из ребячества переписал запрещенную газетенку и хвастался этим в кофейне.
– И все? – с возмущением спросил генерал-губернатор.
Я только руками развел в ответ. Федор Васильевич вздохнул, опустошил единым глотком кофейную чашечку и, смягчившись, сказал:
– Вижу, ты многого не знаешь. Тогда послушай меня. Михайла Верещагин конечно же недоросль, переписал запрещенную газетенку, похвастался товарищам, делов-то. Не был бы купеческим сыном – кнута ему! А раз купеческий сын – отдать родителям, отцу наказать, чтобы ремня ему всыпал! Уж отец-то его Николай Гаврилович постарался бы, тут будь уверен.
– Выходит, дело не в нем? – спросил я.
– Дело не в нем – дело в почт-директоре Ключареве, – ответил граф Ростопчин. – Его поведение представляется крайне подозрительным. Вот послушай. Я отправил на почтамт полицеймейстера Егора Александровича Дурасова вместе с этим Верещагиным. Сперва его, полицеймейстера, не впускает какой-то надворный советник Дружинин, экзекутор почтамта. Затем Дурасов добился того, чтобы навстречу к нему вышел сам почт-директор Ключарев. Тот забрал Верещагина у полицеймейстера и несколько минут беседовал с арестованным с глазу на глаз! Вопрос: о чем они говорили? Чего так испугался почт-директор?!
Я молчал, ожидая, что Федор Васильевич выскажет собственные предположения.
– Знаю, что говорят в Петербурге, – продолжил он. – Дескать, граф Ростопчин ненавидит Федора Петровича за то, что тот масон. Да, он масон и, между прочим, не простой масон, а мастер ложи «Святого Моисея», член ложи «К мертвой голове», один из членов директории восьмой провинции! И такого человека держат на посту почт– директора!
Я вздохнул, развел руками и произнес:
– Но ведь и князь Кутузов – масон…
– Однако я настаивал на том, что именно он должен встать во главе русской армии! – подхватил граф Ростопчин.
– А Ключарев…
– А вот теперь послушай, – перебил меня граф. – Ты знаешь, что делают французы, когда занимают города? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – В покоренный город входит авангард Иоахима Мюрата. И первое, что делает кавалерия Мюрата… – граф Ростопчин выдержал театральную паузу. – …она захватывает почту. Почту! А затем французская разведка – сплошь поляки, знающие французский и русский – изучает письма!
Я шумно выдохнул. Федор Васильевич, довольный произведенным эффектом, немного помолчав, сказал:
– А теперь я тебя еще раз спрашиваю: чего так испугался почт-директор? А? Может, у них там в порядке вещей – переписывать корреспонденцию. А мы удивляемся, отчего так долго письма идут. А они держат, пока с нужных писем копии не снимут. И вдруг нашелся студент-недоучка – еще и гамбургскую газетенку по ошибке переписал. Ну, получил по шапке от своего начальства за то, что время впустую потратил, а ему потраченного труда жалко стало, вот он и пошел по кофейням хвастаться.
И тут меня осенило. А что, если слова о «жене Цезаря» и впрямь нарочно сказаны были, чтобы бросить тень на самого московского генерал-губернатора и отвлечь внимание и силы от противника, к которому он подступил слишком близко!
Но, с другой стороны, агенты Роберта Вилсона даже отъехать далеко не смогли – их убили. А тех, кто добрался до Санкт-Петербурга, убийцы достали и там. Вряд ли для того, чтобы распространить слухи о супруге Ростопчина.
– Федор Васильевич, но вы же произвели обыск в почтамте, – сказал я.
– Нет, к сожалению, нет. Из Санкт-Петербурга разрешения так и не поступило, – с досадой ответил он.
– А мне государь император ничего не сказал о границах моих полномочий, и я бы завтра же утром нагрянул в московский почтамт.
Граф Ростопчин взглянул на меня с одобрением.
– Но одному справиться будет нелегко, – промолвил я.
– Я дам тебе помощников. Завтра утром приходи ко мне на Лубянку.
– Во сколько вы начинаете?
– В восемь?! – Я вытащил луковицу часов: был второй час ночи. – Но когда же вы спите?
– По пути отсюда и отосплюсь, – улыбнулся граф Ростопчин.
Глава 9
К восьми утра я прибыл на Лубянку. Генерал-губернатор уже проводил совещание с полицейскими чинами.
– Познакомьтесь с графом Воленским, – сказал Федор Васильевич и представил мне присутствующих. – Первый полицеймейстер генерал Воейков, полицейские чиновники Волков и Вороненко Петр Иванович…
– Похоже, в московскую полицию на службу брали из списков только на букву «В», – сказал я вполголоса генерал– губернатору.
Федор Васильевич взглянул на четвертого господина, улыбнулся мне и ответил:
– Не только. Вот познакомься – второй полицеймейстер полковник Дурасов Егор Александрович, третий полицеймейстер полковник Брокер Адам Фомич и полицеймейстер генерал-майор Ивашкин Петр Алексеевич.
– Честь имею, – кивнул я.
Дурасову на вид было лет тридцать, это его упоминал накануне граф Ростопчин, когда рассказывал, как полицеймейстера не пустили на почтамт. Федор Васильевич обратил мое внимание на другого господина.
– Адам Фомич раньше работал на почтамте. Его помощь при обыске будет незаменима. Если они там снимают копии и готовят их для передачи французам, Адам Фомич быстро это обнаружит.
– Превосходно! – Я ответил ему благодарным взглядом.
– И еще, – продолжил граф Ростопчин, – я подписал приказ об аресте Федора Петровича Ключарева [34]34
Здесь автор допускает сознательную неточность. В действительности почт-директор Ф. П. Ключарев был арестован и выслан в Воронеж 10 августа, то есть за неделю до описываемых событий. С другой стороны, некоторые источники указывают, что Ф. П. Ключарев был выслан из Москвы после убийства М. Верещагина, произошедшего 2 сентября. Эта версия маловероятна.
[Закрыть] .
От удивления я вскинул брови.
– Я подумал, что генерал-губернатору не пристало прятаться за твою спину, – вполголоса пояснил мне Федор Васильевич и добавил: – Этим займутся Петр Алексеевич и Волков. Арестуете Ключарева и отправите со всей семьей в Воронеж.
Три экипажа проехали до Мясницких ворот. Каменное ограждение почтамта напоминало крепостную фортификацию. Кажется, светлейший князь Александр Данилович Меншиков начинал строительство здесь одновременно с Кронштадской крепостью и не мог отделаться от мысли, что придется обороняться от шведов.
Ворота выходили на Чистые пруды. Все три экипажа беспрепятственно въехали во двор. Внутри обнаружилась дюжина почтовых кибиток. Одни разгружались, к другим, наоборот, рабочие вереницей подносили свертки, а почтари принимали и укладывали их.
Полковник Брокер повел нас к центральному зданию. Вход преградил какой-то чиновник с пышными бакенбардами и крайне надменной физиономией. Нисколько не смутившись присутствием полицеймейстеров, он поучительным тоном объявил:
– Вы не имеете права переступать порог почтамта без разрешения директора. А почт-директора назначает его императорское величество, а не генерал-губернатор.
Мы вежливо выслушали чиновника, я сделал шаг вперед и сказал:
– Позвольте, милостивый государь, я покажу вам разрешение.
Я сделал вид, что намереваюсь добыть из-под сюртука бумагу. Чиновник равнодушно наблюдал за моими действиями. Я вытащил пустую руку – он хмыкнул. Я двинул ему кулаком в зубы, и он бесформенным кулем свалился на пороге.
– Прошу вас, господа, – пригласил я полицеймейстеров внутрь.
Мои действия придали уверенности и остальным. Они ринулись вперед, распугав почтовых служащих одним только топотом.
Полковник Брокер проводил меня к кабинету почт– директора. Я отшвырнул в сторону секретаря и вошел внутрь. Шестидесятилетний старик поднялся мне навстречу. На лице его отразилось изумление. Заметив за моей спиной полковника Брокера, он побагровел от гнева.
– Займитесь обыском, – шепнул я Адаму Фомичу, – а я побеседую с почт-директором.
Я прикрыл дверь и остался тет-а-тет с действительным тайным советником господином Ключаревым.
– Кто вы такой? – смерил он меня возмущенным взглядом.
– Действительный статский советник граф Воленский. Имею особое поручение его императорского величества.
– Покажите бумаги, – потребовал господин Ключарев.
– Их изучает ваш сотрудник на входе. Такой, с пышными бакенбардами, – сказал я. – А я пока хотел бы побеседовать с вами о ваших сношениях с иностранцами, с французами в особенности.
– Не скажу ничего, пока не увижу рескрипт его величества! – Федор Петрович произнес эти слова с непоколебимой решительностью.
Губы его сомкнулись напряженной линией, ноздри раздувались от сдерживаемого гнева, однако же глаза беспокойно бегали.
– Он вам не понравится! – сказал я, решительно подошел к столу и подался вперед так, что Федор Петрович плюхнулся в кресло.
– Что вы? Что?! – вскрикнул он и застыл с разинутым ртом, с безвольно повисшим подбородком.
– Я должен знать, что говорилось о базе в Тарасовке?! – повышенным тоном произнес я.
– О какой базе? О чем вы? – он смотрел на меня как на умалишенного.
– Мне приказано сформировать группу, чтобы убить императора французов, – произнес я сквозь зубы.
– Но я! При чем здесь я?! Я впервые слышу об этом! – вскрикнул господин Ключарев.
– Что значит – впервые?! – прогремел я. – А что же мы, по-вашему, тут делаем?
– Я не знаю, – пролепетал почт-директор. – Я думал, это происки Брокера!
– При чем здесь Брокер? – спросил я, чуточку смягчившись.
– Я думал, вы пришли по приказу генерал-губернатора, – промолвил господин Ключарев, и в его голосе прозвучала надежда на то, что ему удастся объясниться. – А графа Ростопчина науськивает полковник Брокер.
– Зачем Брокеру науськивать генерал-губернатора? Какой ему в этом толк?
– Отвратительный он человек, – понизив голос, промолвил почт-директор. – Он служил когда-то здесь на почтамте, был нечист на руку и попался на контрабанде. Ему удалось выкрутиться, дело ограничилось отставкой. А теперь он нашел покровителя в лице самого генерал-губерна– тора и решил отомстить!
Я прошелся взад-вперед по кабинету. Господин Ключарев выпрямился и несколько поерзал в кресле, принимая приличествующую его сану позу.
– Генерал-губернатор, признаться, с подозрением относится к вашей деятельности, – произнес я с небольшим оттенком сомнения. – Особенно после этой истории… с купеческим сыном. Как там бишь его?! С Верещагиным?
– Господи! – выдохнул почт-директор. – Да какое же это дело?! Глупый недоросль похвастался газетенкой…
– Но вы как-то очень деятельно вступились за него, – сказал я.
– Помилуйте! Ну мальчишка же! Что ж ему, из-за глупости жизнь калечить?! И потом, поймите отцовские чувства! У вас есть дети?
Я повернулся и посмотрел на него в упор. Хотелось выкрикнуть в лицо этому, годившемуся мне в отцы, господину: «Есть у меня дети, есть! две маленькие дочки! два ангела! которые останутся здесь, в Москве, когда ты поедешь в Воронеж, в безопасное место!»
Он стушевался под моим взглядом и пролепетал:
– Я испугался… я испугался, что Верещагин впутает в это дело моего сына…
– Послушайте, – резко произнес я, – будет лучше, если вы расскажете о своих сношениях с французами и вообще с иностранцами.
Господин Ключарев поднял на меня умоляющие глаза и развел руками:
– Я даже не знаю, что и сказать. По долгу службы через мои руки проходит множество корреспонденции, в том числе и иностранной. Среди моих знакомых и друзей есть таковые. Но поверьте, в наших отношениях нет ничего предосудительного…
Я всматривался в его глаза. Пару минут назад он казался мне вполне искренним человеком. Но теперь я подумал, что отцовские чувства, беспокойство за семью вполне могли вдохновить его на роль невинного агнца.
Приоткрылась дверь, и заглянул полковник Брокер. Вид он имел сильно разочарованный. За спиною его маячили генерал-майор Ивашкин и Волков. Я приблизился к ним вплотную, и Адам Фомич шепнул:
– Обыск ничего не дал. Никаких следов подозрительной деятельности на почтамте не обнаружено.
Я окинул полковника взглядом. Только что почт-директор обвинял полицеймейстера Брокера в предвзятости. Но если б Адам Фомич действовал из мести, мог бы и подбросить что-нибудь, что сошло бы за улики преступления.
– Это не отменяет приказа генерал-губернатора, – сказал я.
– Какого приказа? – взволнованным голосом спросил господин Ключарев, уловивший мои слова.
Не ответив, я вышел и услышал за спиною голос полицеймейстера Ивашкина:
– Вы арестованы и будете сосланы с семьей в Воронеж.
Вместе с Адамом Фомичем мы вышли на улицу. Чиновник, которому давеча я дал по зубам, сидел на крыльце. Увидев нас, он отодвинулся на самый край ступеньки и уткнулся лицом в пропитанный кровью платок.
– Почт-директор либо ни в чем не виновен, либо успел предпринять меры и обвел нас вокруг пальца, – сказал полковник Брокер.
Господина Ключарева вывели на улицу, он перекрестился на Меншикову башню [35]35
Колокольня церкви архангела Гавриила в Кривоколенном переулке.
[Закрыть] , обвел окружавших его офицеров обреченным взглядом, уставился на меня и произнес:
– Рескрипт его величества вы так и не предъявили.
Я схватил за шиворот чиновника с разбитой физиономией, заставил его приподняться и сказал:
– Вот мое разрешение. Не нравится – напишите жалобу его величеству! Из Воронежа!
Почт-директор отвернулся и сел в коляску.
– Шпион он или нет? – негромко промолвил я. – Извините за каламбур, но если Ключарев играл ключевую роль в агентской сети, кто-то из агентов должен будет установить сношения с ним. Так что нужно вести за бывшим теперь уже почт-директором наблюдение. А если он чист, – я вздохнул, глядя на скорбную фигуру арестованного, – что ж, принесем ему искренние извинения. После войны.
Адам Фомич только саркастически хмыкнул.
– Но совсем плохо, если он ожидал подобного поворота и успел подготовить себе замену, – рассуждал я. – Тогда зловредная деятельность продолжится и без его участия. А мы, выходит, только удружили ему, послав на покой в безопасное место.
