Текст книги "На дорогах войны"
Автор книги: Лев Кузьмин
Соавторы: Семен Буньков,А. Куликов,Георгий Красковский,Лия Вайнштейн,Иосиф Богуславский,Александр Поздняков,Виталий Черепанов,Мария Верниковская,Николай Жуков,Виктор Вохминцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Алексей, это ты? Живой?! Воскресший! – невысокая женщина подбежала к нему. Это была Галина Ризо, спасшая его от гибели.
Рядом с ней был Н. Козлов, фронтовой товарищ Бородулина. Вспомнили всех, кого не было с ними в этот памятный день встречи.
Козлов рассказал о гибели капитана Жабо под Брянском. На месте его гибели воздвигнут памятник. Здесь покоятся и его друзья.
…В Москву съезжались делегаты конгресса за разоружение и мир. Алексей Андреевич принимал зарубежных гостей в Комитете ветеранов войны. Дружеская беседа состоялась с итальянскими и чехословацкими друзьями. Словно помолодевший, вернулся Алексей Бородулин в родной Кыштым.
…Давно пронеслись грозовые годы. Но память солдата крепко хранит имена тех, с кем приходилось делить последний патрон, последнюю корку хлеба, последний глоток воды. Война – жестокое слово. И тот, кто прошел через войну, никогда не захочет, чтобы она повторилась.
Б. Мацевич
САПЕР В. Г. МИРОНОВ
В парткоме завода имени В. И. Ленина мне сказали:
– Напишите о Миронове, он в инструментальном цехе работает. Бывалый человек, фронтовик и замечательный слесарь. О таких говорят: золотые руки.
И вот я в цехе, в кабинете партийного бюро. Рядом мужчина средних лет. Он сидит у стола и медленно рассказывает о себе, о своих товарищах.
– Вспоминается бой на Буге. Мы строили переправу для наших войск. Немцы с того берега вели непрерывный огонь. Но мы не обращали внимания и делали свое дело. Вдруг что-то ударило по голове, кровь залила лицо. Меня, конечно, в санбат. Перевязали и в полевой госпиталь отправили. Тут как раз санитарный поезд подошел. Меня в вагон и айда – в тыл. А мне уже лучше стало и даже ранения не чувствую. Думаю: тут мои друзья остаются, а я в тыл прохлаждаться поеду? Нет, не могу ехать, да и фашисты еще сполна мне по счету не заплатили. А поезд уже идет, скорость набирает. Что делать? Эх, была не была! Прыгнул – и в свою часть подался…
…Война застала комсомольца Василия Миронова за слесарными тисками в инструментальном цехе Златоустовского завода. За пять месяцев до начала войны закончил он школу фабрично-заводского ученичества. Стал лекальщиком пятого разряда, делал сложный мерительный инструмент. Парню не было тогда и восемнадцати лет. И только в начале сорок второго его направили в военно-инженерное училище.
Шесть месяцев учебы и – на фронт. Саперную роту, в которой служил Миронов, придали Тихоокеанской морской пехотной бригаде.
Южный фронт. Ожесточенные кровопролитные бои. Немецко-фашистские захватчики рвутся к Волге. Наши части непрерывно контратакуют врага. На второй день после прибытия на фронт вступают в бой моряки. Впереди саперы с миноискателями в руках расчищают им дорогу. Падают в бою друзья и товарищи. Убит командир взвода. Тяжело ранен друг Миронова Витька Кольва.
– Я перетащил его через дорогу – и в кювет, – вспоминает Василий Гаврилович. – Перевязал, дал попить. У нас туго тогда с водой было. А что дальше делать? Оставлять его нельзя и тащить в тыл тоже невозможно. Не имею права покинуть поле боя. Смотрю, ползет моряк. Подполз, сел рядом, подтянул правую ногу, а из нее кровь хлещет. «Видишь, – говорит, – стопу оторвало». Посмотрел я, действительно, еле-еле держится. Моряк вынул нож из кармана, отрезал стопу и стал перевязывать ногу. Я ему, конечно, помог, а он говорит мне: «Можешь идти, я твоего друга не оставлю». И правда, не оставил. Потом я узнал: они оба в госпиталь попали.
Миронов рассказывает, как он вместе с разведчиками ходил по ту сторону фронта за «языком». Он, как всегда, шел с миноискателем впереди, извлек не один десяток мин, потом проделал проход в проволочном заграждении… Одним словом, все шло хорошо. А вот на обратном пути враг обнаружил их и открыл кинжальный огонь. Пришлось залечь под самым бруствером немецкого окопа. Голову нельзя было поднять. Пролежали несколько часов, поморозили руки и ноги.
– Но ничего, – продолжает Василий Гаврилович, – дальше своей землянки не пошел, тут же вылечился и опять в бой.
Всю войну Василий Миронов был сапером. Каждый день с глазу на глаз встречался со смертью. Ведь сапер, говорят, ошибается один раз. Участвовал в составе штурмовой группы в великой битве на Волге, расчищал улицы и подвалы от вражеских мин. Затем Курская дуга. Приходилось саперу не раз и автомат в руки брать, и врукопашную биться. Всякое приходилось. Битва на Курской дуге особенно памятна Василию Гавриловичу.
Здесь в жизни молодого солдата произошло важное событие. Его приняли кандидатом в члены Ленинской партии. Здесь же ему присвоено звание сержанта.
Закончилось Курское сражение – и снова в поход. Днепр. Наши войска уже под Кировоградом. Но откуда-то прорвались немецкие танки, и нашим частям пришлось отступить под Кривой Рог. Заняли оборону, саперам снова работа: минировали подступы, ставили заграждения.
Впереди наших позиций высота, с которой немцам очень удобно вести прицельный огонь. Перед батальоном ставится задача: взять высоту, выбить оттуда врага. Высоту взяли. Самое главное – ее удержать. Но вот немецкие танки. Командир батальона приказал саперам ставить противотанковые мины. А танки все ближе и ближе…
С минами в руках, на виду у вражеских танкистов Миронов и его товарищи выскакивают из траншеи, ползут вперед и ставят мины. Первая вылазка – убило одного солдата, вторая – еще одного. Но саперы продолжают свое дело. И вдруг снаряд упал почти рядом. Мелькнула мысль: «конец». Но и тут смерть прошла мимо. Миронов вскочил на ноги – и в траншею. Тут только обнаружил, что ранен в шею. Осколок засел у самой сонной артерии.
Два месяца госпиталя – и снова в бой. Буг, Днестр… На Днестре устанавливали понтонную переправу. Вдруг немецкий снаряд угодил в понтон. Миронова взрывной волной подбросило в воздух, а потом швырнуло в пучину реки. Утонуть ему не дали старики-молдаване, которые буквально «выудили» солдата и отправили его в госпиталь.
– Очнулся, – вспоминает Василий Гаврилович, – и никак понять не могу, где я и что со мной происходит. И тут слышу голос соседа: «Смотрите-ка, братцы, утопленник воскрес!» Тогда только вспомнил, что произошло. На утро все нормально стало, и я отпросился к своим. Прихожу, а друзья глазам своим не верят: они, оказывается, меня уже списали.
За отличное выполнение задания командования при организации переправы на Днестре и завоевание плацдарма на правом берегу реки Василий Миронов награжден орденом Красной Звезды. В это же время коммунисты приняли его в ряды партии.
…Сидит передо мной рабочий человек, хороший слесарь, ударник коммунистического труда. И надо сказать, не уронил бывалый воин своей боевой славы, своей фронтовой чести. Трудится так же отлично, как сражался на фронте.
После войны Василий вернулся на родной завод. Начал работать в кузнечно-прессовом цехе, на участке, где делают шоферский инструмент. Здесь он работал слесарем-сборщиком. А теперь вот трудится в инструментальном цехе.
– Почему вы ушли из того цеха? – спросил я Миронова.
– Неинтересно там работать. Каждый день одно и то же. А мне настоящего дела хочется. Чтобы, как говорится, и уму и сердцу приятно было.
– А тут разве нет того однообразия, которое было в кузнечно-прессовом? – допытывался я.
– Конечно, нет! – с убежденностью ответил он. – Здесь я делаю штампы. К тому же штампы разные приходится делать. Так что есть над чем подумать и к чему руки приложить. А бывает, такую головоломку зададут, что не скоро решишь.
Решили на заводе освоить производство штампов из твердых сплавов. Дело, разумеется, весьма выгодное. Стойкость такого штампа в десять раз выше обычного. Но делать его очень и очень трудно.
– Кому поручим этот штамп делать? – обратился начальник цеха к старшему мастеру В. А. Петрову.
– Миронову, кому же еще!
Василий Гаврилович понимал, какую большую ответственность берет на себя. Он хорошо знал, что на многих заводах пытались делать такие штампы, но дальше попыток дело не шло. Товарищи помалкивали, а за глаза кое-кто говорил:
– Не по зубам орешек, ничего у Васьки не получится.
И все-таки Миронов взялся. И это было то настоящее дело, ради которого он и перешел в этот цех. Порошковая смесь вольфрама и молибдена. Под воздействием высокой температуры она превращается в сплав. А он не поддается механической обработке. Пришлось осваивать электроискровой станок и на нем обрабатывать детали из твердых сплавов. Всю душу, всего себя вкладывал слесарь в это дело. А когда уже все было готово и победа казалась близкой, сломалась ответственная деталь – то ли во время перевозки, то ли при погрузке…
– Досталось мне, чего там говорить, – вспоминает Василий Гаврилович. – Пережил немало, да своего добился: довел-таки этот штамп.
…Как всегда, Миронов на посту, на своем рабочем месте. В руках у него надфиль – небольшой напильник с мелкой-мелкой насечкой. Такой инструмент чаще всего встречается у часовых мастеров, которые имеют дело с ювелирной работой. Василий Гаврилович обрабатывает деталь, допуски которой измеряются микронами.
– Очень сложный штамп, – поясняет молодой мастер Борис Куракин. – Такие у нас делают всего несколько человек. А Василию Гавриловичу достаются самые тонкие. А вообще-то штамп – штука капризная. И ошибаться тут, как и в саперном деле, нельзя.
Да, ошибаться нельзя. Стоит допустить малейшую оплошность, и пойдут штамповать бракованные детали. А машины и электрические приборы, выпускаемые заводом, должны быть долговечными, надежными и безотказными в работе. За это и Миронов в ответе.
Пять лет, как Василий Гаврилович работает в инструментальном цехе и ни разу не ошибся. Три года назад ему, ударнику коммунистического труда, вручили личное клеймо. И если на штампе стоит клеймо с буквами «В. М.»; то знайте: это надежный инструмент. Делали его золотые руки мастера Василия Миронова.
Десятки штампов, самых разных и самых сложных, прошли через его руки. Здесь он нашел то, чего искал: трудный поиск и радость победы. За пять лет работы в цехе он выполнил более восьми годовых норм.
…Летом минувшего года мы встретились в 18-й школе. На мой вопрос, что привело его сюда, В. Г. Миронов ответил:
– Проверяю готовность школы к началу занятий.
Василий Гаврилович – депутат областного Совета. К тому же, он член цеховой группы содействия партийно-государственному контролю. И дел у него общественных – непочатый край. Вот почему его можно встретить в школе и в горисполкоме, у директора завода и в книжном магазине, в инструментальном отделе и в парткоме завода. Всюду у него дела – важные, государственные, и брака, как и и слесарном деле, допускать нельзя.
В. Василевский
ЖИЗНЬ – ПОДВИГ
Давно отгремели залпы сражений. Но время не в силах стереть из нашей памяти страницы воинской славы. Великий подвиг советского народа складывался из ратных подвигов миллионов людей. До сих пор какое-либо событие вдруг осветит неожиданным светом судьбу одного человека. Отбросит этот свет свои лучи в прошлое и вновь (в который раз!) заставит нас с благоговением думать о тех, кто в грозную годину с оружием в руках не щадил себя во имя нашего сегодняшнего счастья.
* * *
…Это было двадцать лет назад. Шел январь 1945 года. Наши части теснили врага с польской земли.
К вечеру в подразделении появился заместитель командира батальона капитан Решетников. Солдаты занимались своим делом. Кто еще раз протирал автомат или высвобождал в вещмешке место под боеприпасы, кто просто отдыхал перед боем.
– Что, письмо на родину написал? – поинтересовался заместитель комбата, заметив, как младший сержант Патраков свертывал треугольником лист бумаги.
– Так точно, товарищ капитан.
– Небось, невесте?
– Нет, матери… Жив-здоров, мол, не волнуйся. А Гитлеру скоро будет крышка.
Офицер уважал этого рослого красивого сержанта, отличавшегося большой храбростью.
– Насчет Гитлера ты верно сказал, – заметил капитан, – а вот повоевать нам с тобой еще придется.
На передовой, как всегда перед большим сражением, стояла зловещая тишина. Лишь изредка на флангах раздавался сухой треск одиночных винтовочных выстрелов.
– Друзья! – обратился к солдатам капитан Решетников. – Перед нами поставлена задача: завтра овладеть деревушкой, что впереди, и принять участие во взятии Кракова.
Командир разъяснил исключительную важность и сложность предстоящей операции.
– Будем бить врага, как повелевает воинский долг и присяга, – выразил общую мысль Иван Патраков.
– Товарищ капитан, – обратился боец, который был ближе других к заместителю командира батальона. – У нашего помкомвзвода завтра праздник.
– Какой?
– День рождения.
– Это здорово! Сколько же тебе стукнет, младший сержант?
– Двадцать, товарищ капитан.
– Да, круглая дата, – офицер задумался на минуту, но тут же добавил: – Ну, что ж… Вот возьмем Краков и тогда по всем правилам отметим…
– Есть товарищ капитан, перенести именины, – приложив руку к ушанке, шутя отрапортовал Патраков.
В ночь перед боем младший сержант Иван Патраков не сомкнул глаз. Тишина навевала дорогие сердцу воспоминания. В мыслях он был далеко-далеко. Там, за Уральской грядой, на берегу озера раскинулась маленькая деревушка Патраково, где он родился и рос. Ваня рано, с пятнадцати лет, познал труд. Сначала в колхозе пристроили его учетчиком к механизаторам в бригаду, а потом сам научился управлять трактором. Здесь в сороковом году вступил в комсомол.
На второй день войны отец ушел на фронт. Минул год. Помнит Иван тот вечер, когда возвращался домой после сева. Шел полем и вдруг больно кольнуло сердце, когда увидел бегущих навстречу мать и младшую сестренку Валю. «Что случилось?»
– Ой, Ваня, отца убили… – обливаясь слезами, сказала мать, протягивая какую-то серую бумажку: «Похоронная».
– Не плачь, мама, – утешал он ее, – я отомщу за него.
Добровольцем ушел Иван Патраков на фронт. Воевал на Ленинградском, где сложил голову отец. Служил в разведке. Достал первого «языка». Получил первую медаль «За отвагу». Потом первое ранение. После выздоровления – снова на передовую. В разведке под Выборгом тяжело ранило. Почти пять месяцев пролежал в госпитале. Поправился. И вот завтра снова в бой.
Ночь прошла спокойно. Но едва на востоке занялась утренняя заря, как сотни стволов обрушили свой огонь на врага. Земля ожила, застонала. В воздухе стоял сплошной гул, вверх взлетали комья мерзлой земли, исковерканное железо и бетон. Снег почернел от копоти и гари. Стало трудно дышать. С полчаса длилась артиллерийская подготовка.
Потом по цепи пронесся приказ командира:
– Приготовиться к атаке!
– За Родину, вперед! – раздался голос политрука.
– Впе-р-е-е-д!
Сотни людей в едином порыве с автоматами наперевес устремились к траншеям врага. Впереди – холмистая равнина без единого кустика, лишь темными пятнами на белом снегу то тут, то там зияли воронки от снарядов и мин. Противник яростно сопротивлялся. Бешеным огнем ощетинились уцелевшие огневые точки. Немецкая артиллерия вела беспорядочный огонь по наступающим цепям наших войск.
Бежавший рядом с Иваном Патраковым молодой пулеметчик упал на землю, тот, что напомнил вчера о дне рождения. Тяжело в живот ранило командира взвода.
– Вперед, братцы! – успел крикнуть капитан Решетников, находившийся в атакующей цепи, и тут же свалился замертво, сраженный осколками разорвавшейся поблизости мины.
«Эх, капитан, видно не суждено нам отметить мое двадцатилетие», – подумал Иван.
– Вперед!..
Уже недалеко немецкие траншеи. Иван Патраков швырнул в ту сторону противотанковую гранату и, сходу перескочив через одну из траншей, побежал дальше, Вот и вторая линия обороны. Дальше дзот. Патраков видел, что его амбразура дышала огнем. Немецкий пулемет сеял смерть. «Надо заставить его замолчать», – мелькнуло в сознании помкомвзвода. Он выдернул чеку и метнул гранату туда, в амбразуру дзота.
– Получай, гад!..
В этот момент Иван почувствовал, как полоснуло огнем. Он как-то сразу обмяк, и, не сделав больше ни шага, рухнул на землю. Перебиты ноги, правая рука. Пуля, прошив комсомольский билет, едва не задела сердце. В помутневшем от боли сознании билась леденящая душу мысль: пришел конец. Истекая кровью, Патраков потерял сознание. И не слышал Иван, как после взрыва брошенной им гранаты товарищи вновь поднялись в атаку, смяли сопротивление врага, заняли безвестную ему деревушку под Краковом. Сколько пролежал Патраков на снегу – никто не знает. Подобрали его поляки из той деревни, на которую наступал батальон. Думали захоронить вместе с убитыми солдатами, да оказалось, что в этом бездыханном, израненном теле чуть слышно билось сердце. Жизнь еле-еле теплилась. И тогда доставили Ивана крестьяне в один из армейских госпиталей.
Младший сержант Патраков считался безнадежным. Девять пулевых ран. Большая потеря крови. Неизбежна газовая гангрена. Одна за одной следуют тяжелейшие операции. Сначала отняли правую ногу, через три дня – левую, еще через неделю – ампутировали правую руку. Неделями не отходили врачи от Патракова и вернули, да что вернули! Вырвали его жизнь из цепких объятий смерти.
Долгое время Патраков был прикован к больничной койке. Солнце заглядывало в окна палаты почти каждый день. И Ивану порой казалось, что жизнь, по существу, не изменилась. Но стоило сделать малейшее усилие – попытаться перевернуться с боку на бок, как раны начинали нестерпимо ныть и в глазах исчезало все: и солнце, и палата, и товарищи, лежавшие рядом. Казалось, что обрывается сама жизнь… И так долгие мучительные месяцы, пока всем в госпитале не стало ясно, что безнадежный будет жить. Но как жить? Какую выбрать цель в жизни? Хорошо сказано – цель жизни. Чтобы научиться ходить на протезах, требуются долгие месяцы и даже годы… Годы!
И если вы спросите у этого человека, кто были ему незаменимыми помощниками и учителями в большом труде, кто закалял его волю, он, не задумываясь, скажет: люди. Люди в белых халатах, с помощью искусных и заботливых рук которых он остался жить. Нет, не только жить!
Упорство вело к цели. Он нашел свое место в строю!
* * *
Давно бывший воин Иван Патраков вернулся в свою родную деревню, в свой родной колхоз «Заветы Ленина», что находится у нас в Зауралье. В госпитале он хорошо научился владеть левой рукой. Государство обеспечило его пенсией, транспортом. Но не привык он сидеть без дела. Вот почему Патраков пришел в правление и попросил:
– Дайте мне работу.
Нашлось место в бухгалтерии. Стал председателем ревизионной комиссии. Комсомольцы избрали его своим вожаком. Потом ему поручили учет труда колхозников в бригаде, а зимой поставили фуражиром. Он всегда среди людей, и люди ценят и уважают его за боевые дела на фронте, за его труд в наши дни. Он нужен людям!
Мы сидим с ним в уютной квартире и неторопливо ведем беседу о делах давно минувших дней. Хозяину сегодня исполняется сорок. Выглядит он моложе своих лет. У него открытые серые глаза и волевое лицо.
Патраков охотно знакомит меня с фотографиями военных лет, много рассказывает о товарищах по оружию. Показывает свои боевые реликвии.
У Ивана Александровича хорошая жена, подруга школьных лет. Растут прекрасные дети.
– Каковы наши планы? – переспросил меня хозяин дома и тут же ответил: – Детей надо сделать настоящими людьми.
Я не сомневаюсь, у таких родителей не может быть иначе: детям есть с кого брать пример.
– А вот это, – говорит Иван Александрович, протягивая мне потертую на изгибах, сложенную вчетверо бумажку, – мать получила после того памятного боя, в день моего рождения.
Этой бумажке ровно двадцать лет.
Читаю:
«Гражданке Патраковой Ксении Лукьяновне, проживающей в дер. Патраково Чинеевского сельсовета.
Извещение.
Ваш сын, младший сержант, командир отделения Патраков Иван Александрович, в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив героизм и мужество, погиб 19 января 1945 года».
Да, всякое бывает на войне. Но нет, Иван Александрович Патраков выжил! Это человек, сильный духом. Такие всегда в строю!
А. Куликов
МЕРА МУЖЕСТВА
…Как-то наводчика Александра Кутепова, командира минометного расчета, вызвали к заместителю командира батальона старшему лейтенанту Белоусову.
– По вашему приказанию младший сержант Кутепов прибыл! – отрапортовал минометчик.
Разговор шел в землянке. Белоусов спросил, давно ли на фронте, где учился и не желает ли пойти в разведку. А разведчиками принимались только добровольцы. Команда тут считалась неподходящим делом. Александр подумал-подумал и промямлил что-то неопределенное:
– Вряд ли из меня выйдет хороший разведчик. Особого желания идти в разведку у меня нет. Мне миномет дали. Буду громить врага из миномета.
– Ну ладно, – остановил его Белоусов, – мой ординарец проводит тебя к заместителю командира полка майору Сергееву. Там вы с ним побеседуете.
– Я слышал, ты изъявил желание пойти в разведку? – начал без обиняков Сергеев.
– Нет, – категорически отрезал Кутепов.
– Это почему же? – сделал удивленное лицо майор.
– Там мне несподручно будет, не смогу, наверное. Опыта нет. На фронте недавно, – виновато смотрел в пол Кутепов.
– А я-то думал, что ты настоящий комсомолец, – сказал Сергеев. – Ну, что ж, неволить не будем. Можешь идти в роту.
– Есть, идти в роту! – козырнул младший сержант Кутепов.
После этого разговора остался какой-то нехороший осадок, на душе было неспокойно. С одной стороны, он как будто радовался, что остался в минометной роте, а с другой стороны, чувствовал, что поступил неправильно, действительно, не по-комсомольски. Он даже думал, что проявил трусость, отказавшись пойти в разведку, испугался…
* * *
…Противник сосредоточил большие силы в районе Ярцево. Перед воинской частью, в которой воевал Кутепов, стояла задача – зайти в тыл противника правее Ярцево и взять город с тыла. Бой продолжался уже двое суток. Били «катюши», бомбила авиация. Случилось так, что противнику удалось перейти в контратаку. Советские бойцы открыли огонь, остановили противника. У минометчиков кончились боеприпасы. Они оставили минометы, сражались в стрелковом строю. Отбили у противника половину рощи. Закрепились. Стали окапываться. Глянули, а их обходят танки. Кутепов начал бросать гранаты. Его заметил командир стрелковой роты старший лейтенант Морозов:
– Слушай, вот тебе задача, – сказал он, – надо немедленно проникнуть в рощу. Там остался наш взвод, он отрезан, установи с ним связь и передай приказ, чтобы они не отходили. Сейчас наш полк пойдет в атаку и займет рощу. Сигналом будет красная ракета. Я буду ждать тебя здесь, в ячейке.
Александр, где перебежками, а где ползком, добрался до большака, отыскал командира взвода.
Немцы слева начали обходить рощу. Заметив Кутепова, стали бить по нему. Под ногами трещало. Били разрывными пулями. Изрешетили всю шинель. В воздухе гудели немецкие штурмовики. Вот она, красная ракета! Справа, слева, отовсюду бегут наши солдаты.
– Вперед, за мной! – скомандовал Морозов.
Все кинулись в рощу, на помощь окопавшемуся взводу.
Кутепов нос к носу столкнулся с немцем. Тот успел дать очередь из автомата. Александр упал, чувствуя, какой свинцовой тяжестью налилась нога.
Весь сентябрь Александр пролежал в госпитале. Потом его перевели в батальон выздоравливающих и направили в пригород Смоленска – Красное. Стал он проситься, чтобы выписали. Хотелось скорее догнать свою часть.
– А что, это верно, – сказал врач. – Пока догоняешь, все заживет.
Дивизия была уже на подступах к Орше. Александра назначили помощником командира взвода. Командир – старший сержант Макаров.
Готовилось большое наступление. В небо взвилась зеленая ракета.
– Вперед, в атаку! – что есть сил кричал сержант Макаров справа.
– За мной! – командовал Кутепов слева.
Солдаты поднялись. Правый и левый фланги сошлись. А впереди не смолкает вражеская точка. Косит. Появились советские танки. Пулемет смолк. Добежали до пустых вражеских траншей. В них гранаты. Ход ведет в глубину вражеской обороны. Кутепов взял одну из гранат. Вместе с Макаровым двинулись вдоль хода. Смотрят, бежит немец с пулеметом. Когда он поравнялся с траншеей, Кутепов поманил его к себе:
– Комм, комм…
Немец сначала принял их за своих. Он подбежал метров на пять и только тогда понял, в чем дело. Но Кутепов грозно крикнул ему:
– Хенде хох!
Солдат бросил пулемет и хотел ускользнуть. Но Кутепов затянул его в траншею.
– Ви хайст ду? – спросил он.
– Альфред Шмидт, – ответил немец.
– Вифиль яре альт – сколько лет?
– Двадцать один.
– Ровесник, – объяснил ему Александр.
– Веди этого фрица в штаб полка, – сказал Макаров.
Александру не хотелось отлучаться с передовой. «До Орши осталось 18 километров, – думал он, – скоро ее возьмем. А отлучишься, как там опять сложится судьба?»
– Давай передадим его солдатам, – предложил Александр.
– Не доведут, – сказал Макаров, – а он может дать такие показания, которые помогут сохранить целые полки и дивизии.
– Веди ты, – попросил Кутепов.
Макаров увел пленного на командный пункт.
* * *
Осенью сорок третьего года стрелковый полк, в котором служил Кутепов, погрузился на автомашины и двинулся в распоряжение командования Первого Украинского фронта. Александра Кутепова зачислили в роту автоматчиков. Путь держали на Киев. Затем двинулись дальше, в район Умани. Стало темнеть, когда подъехали к селу Баштечки. Стрельба. Немцы прорвали фронт. Идут самоходные орудия, танки, автомашины.
Приказ: «Занять круговую оборону. Не сдавать Баштечки». Противнику удалось потеснить наши передовые части. Немцы занимали улицу за улицей. Начальник штаба полка майор Белкин собрал роту автоматчиков.
– За мной, ребята! Надо выбить врага во что бы то ни стало.
Дружно атаковали врага. У школы майора Белкина ранило. Его подняли. Перевязали. Командир полка Белаонов приказал Кутепову и солдату Сулимову любым способом вывезти майора Белкина в ближайший госпиталь. Выбираться пришлось в сложной обстановке. Кругом шныряли немцы. Не прекращалась ожесточенная стрельба. Местами раненого приходилось выносить на руках, пробираться ползком, опасаясь нарваться на вражеский заслон.
Вышли на дорогу благополучно. На второй день разыскали медсанбат и оставили там раненого майора.
Когда командиру полка доложили, что Белкин доставлен в госпиталь, он обрадованно сказал:
– Вот молодцы! Это вы совершили подвиг! Спасли человека в такой сложной обстановке. Будете представлены к награде.
И разнеслась слава в полку о мужественном поступке Кутепова во время спасения командира, о его смелости и находчивости в сложных боевых условиях. Вспомнились как-то сразу и его прошлые боевые дела.
И вот Кутепова снова вызвал заместитель командира батальона. Он хорошо помнил Кутепова по той беседе под Смоленском, когда тот отказался пойти в разведчики.
– У нас с тобой разговор остался незаконченным, – сказал Белоусов, улыбаясь. – Теперь ты стреляный воробей. В разведчики пойдешь?
– Теперь пойду, – решительно ответил Кутепов.
Вскоре после беседы с капитаном Белоусовым Кутепова назначили командиром отделения разведчиков. Командир полка поставил перед разведчиками задачу: во что бы то ни стало достать «языка».
Группу возглавил Кутепов. Он внимательно изучил передний край немецкой обороны. В середине нейтральной полосы каким-то образом уцелела большая скирда сена. Кутепов и его товарищ Иван Попов ночью пробрались к скирде. Дня два они сидели там, наблюдая за вражеской стороной. На третьи сутки двинулись за «языком».
Разведчики обычно делятся на две группы – группу захвата и прикрытия. Первая должна захватить «языка», другая – прикрывать отход. Кутепов оказался в группе захвата. Вместе с ним – Иван Попов и Павел Смирнов. В группе прикрытия – Иван Кондрашов и Василий Конев.
В сумерках направились в сторону немецкой обороны. Все в белых халатах. Передвигались с остановками. Надо было хорошо осмотреться, потом продвигаться дальше. К немецкой обороне подползли метров на двадцать, залегли. В группе захвата переговариваются шепотом. Двое остались позади. Стали ждать.
Из окопа вылез немец, выстрелил из ракетницы, пошел впереди разведчиков. Ваня Попов шепчет Кутепову:
– Время брать.
Кутепов вскочил на ноги, за ним – Попов и Смирнов. Кинулись к немцу. Он – сопротивляться. Смирнов выстрелил из автомата по ногам фрицу. Тот упал. Немцы спохватились, когда разведчики были уже далеко. Кинулись следом.
– Ребята, тащите его скорей, – командовал Кутепов. Сам залег с автоматом. Одна за другой автоматные очереди. Удалось прикрыть отход разведчиков. «Языка» дотащили до скирды. Сердце учащенно бьется. Отдохнули и снова в путь. Начальник разведки радостно встретил разведчиков. Вскоре он сообщил им, что немец дал ценные сведения.
Дней через пять началось наступление наших войск. Взвод разведчиков первым ворвался в населенный пункт. Двинулись дальше. Впереди – село Русаловка. Над селом завязался воздушный бой. Наши истребители подбили вражеский самолет. Летчик вынужден посадить машину. Он спокойно ковырялся в моторе, пытаясь устранить какую-то неисправность, когда Кутепов и его товарищи без единого выстрела захватили незадачливого вояку. Но, как видно, немцы заметили разведчиков. Они бросились на выручку летчика. Бойцы не растерялись.
Забравшись в самолет, они открыли пулеметный огонь. В стане противника начался переполох. Немцы отступили. Немецкого летчика захватили в плен.
За эти операции Кутепов получил медаль «За отвагу».
Командир полка полковник Белаонов поручал теперь Александру Кутепову самые ответственные задания.
Взвод полковой разведки, в котором служил Александр Кутепов, далеко оторвался от основных частей. В местечко Шпигов разведчики ворвались внезапно. А там стояла гестаповская часть. Возле моста увидели низенькое кирпичное здание. Издали услышали автоматную стрельбу и взрыв. Когда подошли к зданию, увидели толпу. Люди смотрят на шапки со звездочками и не верят: неужели свои?
– Кто вы такие?
– Советские солдаты.
– Помогите схватить извергов. Вон там фашисты пьянствуют… Вот что они, проклятые, наделали…
У стены лежали трупы расстрелянных, человек пятьдесят. Говорят, пьяные эсэсовцы только перед приходом разведчиков расстреляли этих людей из автоматов. Натешившись, разделились на две группы и ушли в дома пьянствовать.
Фашисты, разумеется, не ожидали внезапного прихода советских солдат, вели себя разнузданно, без опаски. У одного двора стояла машина, работая на малом газу. Оружие брошено в углу дома. Разведчики захватили в комнате семерых гестаповцев. В другом доме, тоже без единого выстрела, взяли пятнадцать эсэсовцев.
* * *
Полк, в котором воевал Александр Кутепов, получил задание захватить переправу на Буге. Целый день шел бой. Наши войска несли большие потери. Командир полка приказал разведчикам зайти в тыл противника и, по возможности, доставить в штаб шесть-семь немцев. Командовать группой назначил лейтенанта Павлова. С наступлением темноты разведчики ушли во фланг и проникли на берег реки. В тыл к немцам пробрались незамеченными. Впереди – дом мельника. Приблизились. Собрались. Распределили обязанности. Одни становятся под окна. Лейтенант Павлов – у крыльца. Кутепов поднялся на крыльцо. Посмотрел: вроде огонек в щель просвечивает. Потянул дверь на себя – закрыта.