Текст книги "Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство"

Автор книги: Лев Давыдычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

И вышел, осторожно прикрыв дверь за собой.

Наступило долгое, напряженное молчание. Для Ивана Варфоломеевича оно было ещё и тягостным. Он машинально глотал холодный чай.

Вдруг Серж осторожно, но обрадованно предложил:

– Можно, я угощу тебя ужином, отец? Ведь ты наверняка голоден.

– Я никуда не хочу идти.

– Поужинаем прямо здесь. Чего бы ты поел?

– Поел бы я того, чего в ваших ресторанах нет, – грустно, однако с неожиданным облегчением ответил Иван Варфоломеевич, – варёной картошечки… А вообще закажи что-нибудь мясное отварное и томатный сок.

– Я хочу угостить тебя и редкими фруктами.

– Угости… Серёжа…

Когда заметно оживлённый Серж ушёл, Иван Варфоломеевич вскочил и быстро заходил по номеру. Поразительно: Серж чем-то привлекал его, но он не испытывал не только отцовских, но вообще никаких добрых чувств. Сколько лет он твердил себе: а вдруг?.. а вдруг?.. И вот сын перед ним – фашист, агент иностранной разведки… Конечно, он не виноват, что стал таким. Его таким сделали те, которые всё ещё мечтают уничтожить нашу страну, наших детей… И в этом ужасном, совершенно бесчеловечном деле им, может быть, будет помогать Сергей Иванович Мо… ти… лештик!.. По сердцу резанула боль, в голове помутилось, перед глазами поплыли чёрные круги… Шатаясь, едва не падая, Иван Варфоломеевич дошёл до дивана, постоял и… вернулся обратно в кресло. Нет, нет, нельзя поддаваться ни боли, ни горю. Он должен выдержать все…

Иван Варфоломеевич принял несколько лекарств, сидел и ловил себя на нелепом желании запеть песенку, которую недавно в этом кресле наскуливал Прэ Зидент: «Раз паутинка, два паутинка, три паутинка…» Но тут же он мысленно сказал себе: «Не ври. Ничего ты не запутался. Просто тебе надо много и желательно глубоко подумать и принять наитвердейшее решение. Ты не испытываешь к Сержу отцовских чувств? А откуда им взяться? Всю жизнь ты прожил один, сейчас ты старик. Дедовские чувства ты должен был бы испытывать, если бы…»

И он неожиданно улыбнулся, подумав о внуке… Правда, улыбка сразу померкла: его внук – сын шпиона… А почему в посольстве сразу согласились на возвращение Сержа домой? Почему – домой? Где у него дом?.. «Только не торопись! – мысленно приказал он себе. – Ведь может же родина оказать на Сержа благотворное влияние!.. Но почему ты называешь его Сержем, а не Серёжей? Потому что пока он – Серж. Как помочь ему почувствовать себя подлинно русским, настоящим гражданином своей страны? Ведь не могли же из него вытравить всё с чем он появился на свет!.. И ведь вот что самое-то страшное: если он не возьмет Сержа с собой, то до конца жизни будет терзаться. Кровью изольется сердце, если он оставит его здесь… А если он привезет домой не сына, а шпиона, который сумеет принести своей родине немало вреда?!»

У него запокалывало в груди, когда он попробовал связать в сознании маленького Серёженьку, от которого не осталось даже ни одной фотографии, с этим вот Сержем… «Беда твоя в том, – мысленно обратился он к себе опять, – что у тебя беда. И ничто не может помочь тебе. Конечно, в посольстве что-нибудь посоветуют… Но что можно посоветовать старому отцу, у которого давным-давно погиб сын, и вдруг он оказался жив и носит галстук с фашистскими свастичками… А вот пионерского галстука он никогда не носил… Нет, нет, нет, он не виноват в том, что с ним сделала война». Иван Варфоломеевич машинально нагнулся, достал из мусорной корзины галстук Сержа (он был снят аккуратно, а Прэ Зидент свой сорвал, резким движением развязав узел), так же машинально засунул erо в ящик письменного стола.

Серж вернулся оживлённым, даже весёлым, вовсе не таким, каким был при своем золотозубом шефе, сообщил, с удовлетворением потирая руки:

– Сейчас всё принесут, отец. Ты знаешь, я не удержался и сказал метрдотелю, что встретил отца. Старик так растрогался, что сам ушёл за какими-то необыкновенными фруктами. Как я счастлив, если бы ты знал! Даже не верится! Не хочется думать о будущем. Главное, что хотя бы сегодня мы можем побыть с тобой вдвоём!

– Ты не боишься, что нас подслушивают?

– Скорее всего, аппаратура отключена. Ультрашеф сказал мне недавно по телефону, что его не интересуют наши с тобой личные отношения, – вполне беззаботно ответил Серж. – Я расскажу тебе всё что смогу. Но пока я на службе, отец. А как только мы сядем в самолет, конечно, если это случится… я не скрою от тебя ничего. Как я хочу вернуться домой!

– Ты вернёшься, – сказав это, Иван Варфоломеевич мгновенно ослабел, откинулся в кресле, подумал, что хорошо бы остаться сейчас одному. – Что стряслось с твоим шефом?

– Не справился с заданием. Так сказать, ты переиграл его, а этого у нас не прощают. Перед тобой он выглядел дурак дураком.

– Боюсь, Серж, что ты надеешься переиграть меня. И я буду выглядеть дурак дураком.

– Отец! – молитвенно сложив на груди руки, умоляюще воскликнул Серж. – Не надо!

– Я плохо разбираюсь в шпионских делах, – словно не заметив этого, сказал Иван Варфоломеевич. – Я и фильмов про вас не смотрю и книг про вас не читаю. Но по обыкновенному здравому размышлению, действовали вы против меня, вернее, пытались воздействовать на меня, не очень убедительно. Вот зачем с тобой был Прэ Зидент? Почему ты не мог прийти один?

– Наверное, на меня не очень надеялись. Как ни странно, именно присутствие шефа и всё его поведение помогли мне сосредоточиться, лишний раз осознать всю сложность моего положения.

Принесли ужин. Иван Варфоломеевич совершенно расхотел есть, но заставил себя сразу приняться за еду.

– Прекрасный сок, – похвалил он. – Видишь ли… Серж. Я не буду анализировать происшедшее, искать в нём неясности, противоречия. Я заглушил подозрительность, недоверчивость. Я обязан бороться за тебя до конца… сын. Это мой отцовский и гражданский долг. И я выполню его. Ты должен… нет, нет, не то слово! Ты не можешь не полюбить родину. Я верю, я стараюсь верить в это. И буду верить до конца!

Серж ел с удовольствием, много, всё его существо излучало радость, даже беззаботность.

– Конечно, нам сразу трудно понять друг друга, – говорил он. – Да я и не настаиваю на этом. Ты не готов к встрече со мной, а я ждал её. Я сделал всё я пошёл на всё, чтобы она состоялась… Сначала бы я хотел побыть с тобой на природе, – мечтательно продолжал он. – И чтобы никого с нами не было. Мне бы хотелось некоторое время побездельничать, отец. Походить по театрам, музеям, галереям…

– Нет ничего проще. Ну, а как с твоей службой?

– Тоже нет ничего проще. Я обязан явиться в соответствующую организацию. Выполнить всё, что требуется.

– Оказывается, я действительно был голоден, – Удивился Иван Варфоломеевич, покончив с едой. – Вот чисто русская привычка: поешь и становишься благодушным. Об этом, кажется, ещё Тургенев писал… Только бы ты не заскучал со мной.

– Чудак, милый чудак. Ты мне с каждой минутой всё ближе и ближе. Я ведь не тороплю тебя. Я и не надеялся сразу понравиться тебе. Я просто боялся тебя.

После долгого молчания Иван Варфоломеевич сказал:

– Но ведь ты всё-таки шпион. Ты не просто возвращаешься с отцом на свою родину. Тебя… как это?.. За-бра-сы-ва-ют?

Серж кивнул и показал глазами в одну и другую стороны: дескать, их всё-таки могут подслушивать и подглядывать, заговорил ровным, намеренно невыразительным тоном, чтобы, видимо, сдержать волнение:

– Сначала я жил в одной семье. Русские. Эмигранты. ещё со времен революции. Говорили по-русски, но сразу же стали учить меня иностранному языку. Меня окружили любовью, роскошью, как наследного принца. Не буду скрывать, да я и не виноват в этом… я не вспоминал ни о чем… я забыл тебя, мать, всё забыл… а если что и всплывало в памяти, то настолько смутно, что тут же забывалось… Прости.

– За что? – Иван Варфоломеевич горестно вздохнул, и горечь эта отозвалась в сердце. – Тебя же увезли мальчуганчиком.

– Только иногда, – всё так же внешне почти равнодушно продолжал Серж, – мне снилась рыбалка. И ловили мы почему-то кита… Оказалось, что меня уже готовили к разведывательной работе. Потом направили в спецшколу. Вот там не было ни любви, ни роскоши. Моими учителями были типы вроде Прэ Зидента. Они были способны вырывать у трупов или ещё живых людей золотые зубы и вставлять их себе…

– Продолжай, продолжай, – слабым голосом попросил Иван Варфоломеевич, – мне надо знать всё, необходимо.

– Но я вижу, как тебе…

– Продолжай.

– Потом другая школа, пострашнее. Постепенно я… Поверь, отец, мне трудно говорить, но что я мог поделать? Малейшее неповиновение и… – Серж махнул рукой. – Меня воспитали в ненависти к моей бывшей родине. Моим идеалом стал фашизм.

– Замолчи… негодяй! – Иван Варфоломеевич закрыл лицо руками, чтобы не видеть его, не плюнуть ему в глаза.

– Ну, негодяй, подонок, выродок! ещё как ты можешь обозвать меня? Как тебе ещё хочется оскорбить меня? Ну! Брось меня, прокляни! Сделай самое страшное для меня – отрекись от меня! Оставь здесь! И больше тебе переживать будет нечего – меня не будет! Неужели ты не понимаешь, что я прошусь, может быть, на верную смерть? У трапа самолета меня уже будут ждать и… прощай, отец! Прощай, родина! И всё-таки… – Серж криво усмехнулся. – И всё-таки я предпочитаю умереть на родной стороне. Окажи мне хотя бы такую милость.

– Не надо так… Серж. Давай возьмем себя в руки и… Я ничего не боюсь, мне ничего не грозит. Я боюсь за тебя. Я должен знать, какой ты есть на самом деле. А тебе простят все, если ты полюбишь родину… Когда у тебя появилось желание вернуться домой? С чего это ты вдруг решил хотя бы умереть там?

– Не вдруг, отец, – мрачно и обиженно отозвался Серж. – Года три назад, когда… – Голос его дрогнул. – Когда мне рассказали о тебе. Я прочитал, вернее, просмотрел все твои научные труды, какие только мог разыскать. Прочитал статьи и очерки о тебе.

– И это будто бы подействовало на тебя? – не удержался от печальной иронии Иван Варфоломеевич;

– Нет, – сразу признался Серж. – Но тобой, как личностью, я заинтересовался и даже восхищался. А вот однажды меня вызвали в один отдел, усадили перед телевизором и предупредили, что через несколько минут мне будет предоставлена возможность видеть и слышать тебя. Ты выступал перед детьми и рассказывал им о своей сокровенной мечте – одарить их живыми игрушками. Все наши сотрудники покатывались со смеху. А мне было не до смеха, я понимал тебя, вернее, не тебя, а детей. Лица их излучали счастье и радость. Я старался быть непроницаемым, а внутри у меня всё перевёртывалось, что ли. А когда ты заговорил о своей семье, о том, что всё ещё надеешься, что она жива… что ты обязательно увидишь меня…

– Достаточно пока, Серёжа, – глухо попросил Иван Варфоломеевич.

– Прости, но выслушай меня до конца, – требовательно, даже жёстко возразил Серж, – мне ведь тоже… несладко. И кто знает, может, мы больше и не увидимся.

– Почему? – невольно вскрикнул Иван Варфоломеевич.

– Нам не дают объяснений. Так вот, с того времени меня уже не покидали мысли о тебе. Я решил вернуться любой ценой. И сколько я ни перебирал вариантов, реальным был один – получить задание. Я его получил. Пока. И меня стали готовить. Проверили меня в одной славянской стране… Теперь моя судьба в твоих руках, отец.

Серж посидел, помолчал, вызвал по телефону официанта, тот укатил на тележке-подносе посуду. Молчание продолжалось, но не тягостное, напряженное, а желанное, необходимое – как отдохновение. Иван Варфоломеевич словно отключился от всего неприятного, просто дал себе отдохнуть. А Серж не скрывал охватившей его радости, хотя и сидел неподвижно, чувствовалось, что внутри у него всё ликовало. Он не выдержал молчания и оживлённо заговорил:

– Прости, отец, меня за все. За то, что я столько горя доставил тебе. Невольно. Но поверь, я всё сделаю, чтобы…

– Доложи своему начальству, что, как только будут готовы документы, мы вылетаем, – устало-деловым тоном сказал Иван Варфоломеевич. – Несмотря ни на что, я не могу тебя бросить. А ты… ты не предашь меня?

Серж резко вскочил, всплеснул руками, прижал их молитвенно к груди и, чуть помолчав, борясь с волнением, заговорил сдержанно:

– Клянусь памятью матери, жизнью своей клянусь, всем, всем, всем, что мне дорого… ради чего я живу… Я НЕ ПРЕДАМ СВОЕГО ОТЦА!

– Сядь, Серёжа, сядь, – слабо махнув рукой, попросил Иван Варфоломеевич. – Не надо так… много и… торжественно. Я буду надеяться, я буду верить тебе и в тебя. А сейчас попрощаемся.

– Спокойной ночи, папа. Когда мне позвонить тебе завтра?

Проводив его до лифта, сколько он ни возражал, Иван Варфоломеевич так и не испытал желания обнять Сержа, а когда вернулся в номер, долго не мог сообразить, что же он должен сейчас сделать. Лучше всего, полезнее всего бы – принять душ, смыть, так сказать, не столько с тела, сколько с души всё, что мешает свободно и вольготно дышать… Он прилег на диван, но оказалось, что и лежать-то не хочется. А о сне не могло быть и речи. Он машинально бродил по номеру из комнаты в комнату… Проснулся Иван Варфоломеевич среди ночи в кресле, сразу ощутил себя выспавшимся, неторопливо, с удовольствием разделся, долго блаженствовал под душем, простите, уважаемые читатели, глупо улыбался, гадая, нет ли тут скрытой телекамеры, а в туалете – подслушивающего устройства…

Запахнувшись в халат, бодрый, он вернулся в комнату и увидел на письменном столе записку:

«Дорогой отец!

Умоляю, заклинаю тебя:

не передумай!!!

Твой Серёжа»

Он несколько раз перечитал короткие строчки, словно не в состоянии понять их смысла.

Думалось Ивану Варфоломеевичу как-то спокойно, почти равнодушно, вернее, просто неинтересно ему думалось, так, словно он будто бы всё знал и понимал и раздумывать было незачем. И действительно, на каждый возникавший в голове вопрос незамедлительно приходил ответ вполне удовлетворительный. Да, получалось, что у Сержа не было абсолютно никакого иного выхода, чтобы вернуться домой.

Но вот… Ведь в посольстве не знают, что Серж – шпион и забрасывается в нашу страну, специально и тщательно подготовленный для этого. Значит, Ивану Варфоломеевичу придётся обманывать своё правительство?! Ни на что подобное он просто не способен. А если он скажет правду – а он обязательно это сделает! – Сержа отсюда не выпустят… Но если он согласится на полное и добровольное раскаяние… Пока он вроде бы готов на это…

«Жаль, жаль, что я не читаю книг и не смотрю фильмов о шпионах, – уныло подумал Иван Варфоломеевич. – Хотя бы в одной или в одном из них наверняка есть описание или показ подобной ситуации…»

До утра он неторопливо, хотя и нетерпеливо, но в то же время очень-очень медленно, по нескольку раз взвешивая каждое слово, писал прошение. Как ни странно, на бумаге всё выглядело убедительно и достоверно, словно текст ему подсказывал сам Серж… Перефразируя известное изречение, можно было утверждать: пути шпионские неисповедимы. Вспоминалось и другое изречение: поживём – увидим… Всё это не утешало Ивана Варфоломеевича, но зато ничто его больше уже и не обескураживало, даже не смущало. Решение было принято, и надо было приступать к его выполнению.

Утром он явился в посольство, готовый уже защищать Серёжу, но всё ещё испытывавший недоверие к Сержу… Ивана Варфоломеевича принял сотрудник, представившийся Олегом Васильевичем и сразу поинтересовавшийся судьбой зверюшек-игрушек. По совершенной случайности внешне он чем-то напоминал Сержа, и это поначалу расстроило ученого. «Какой у него, верно, счастливый отец, – подумалось ему, – вот ведь тоже работает в чужой стране, но…»

Олег Васильевич прочитал прошение, сказал:

– Расскажите, пожалуйста, о вашей встрече. Не торопитесь и не волнуйтесь. Постарайтесь вспомнить всё, буквально каждое слово, желательно любую запомнившуюся деталь. Итак, после вашего замечательного выступления вы вернулись в отель…

Иван Варфоломеевич долго и подробно рассказывал о вчерашних событиях в его номере, сам удивляясь, как много сумел запомнить, и закончил скорбным тоном:

– Должен с удивлением и сожалением признаться, что я не испытываю к нему, никаких родственных чувств. Я даже ни разу не обнял его, но тем не менее… сын… Я не могу не выполнить его просьбы! Я должен попытаться спасти Сержа!

– Сержа или Сергея? – как бы формально, без особого интереса попросил уточнить Олег Васильевич.

Неожиданно для самого себя Иван Варфоломеевич обиделся и не попытался скрыть этого:

– Я знаю, что моя просьба может показаться не только странной…

– Почему вы так решили? – можно сказать, успокаивающим тоном спросил Олег Васильевич. – Как раз ваша просьба представляется нам совершенно естественной, и мы разделяем ваши чувства. Мы ещё вчера посоветовались…

– Но вчера вы ещё не знали, кто он?

Олег Васильевич добродушно улыбнулся и объяснил:

– Мы-то могли и действительно не знать. Но у нас, сами понимаете, широкие возможности для консультаций. Да, мы узнали, что майор Серж фон Ллойд, он же Сергей Иванович Мотылёчек, или Сергей Иванович Мотылёчек, он же майор Серж фон Ллойд, – агент. Я в шпионской терминологии разбираюсь слабо, но уразумел, что он агент этак экстра-класса, своеобразный супер, что ли, но без достаточной практики. В конце концов это не наше с вами дело. Пути шпионские, как вы остроумно выразились, неисповедимы. Вашему сыну будет предоставлена полная возможность стать полноправным гражданином нашей страны. Он знает, ЧТО для этого требуется от него. Но, дорогой Иван Варфоломеевич! На всякий случай будьте готовы ко всему. На вашу долю выпало тяжелейшее испытание. Вы никак не можете не взять Сержа с собой. Правда ведь?

Иван Варфоломеевич несколько раз кивнул, ответил:

– Я до конца дней не простил бы себе этого. В конце концов только время всё поставит на свои места.

– Совершенно верно, – согласился Олег Васильевич. – Я от всей души желаю вам…

– Понимаю, понимаю… – Иван Варфоломеевич поднялся. – Но ведь я не могу солгать Сержу. Я не могу скрыть от него сказанного вам.

Подойдя к нему, Олег Васильевич, хотя и был значительно моложе Ивана Варфоломеевича, заговорил отеческим тоном:

– Поступайте, как сочтете нужным. У нас нет для вас, так сказать, никаких рекомендаций. Прошу вас только: помните, что вы не один. В любом случае, в любой обстановке, в любом месте помните, что вы не один. Ведь вы выполняете не только отцовский, но и гражданский долг. Я убежден, что вы его выполните до конца и безукоризненно. Жду вашего звонка. Всего доброго. Машина у подъезда.

«Похоже, что он счёл меня сильным и мужественным и даже не дураком, – не без удовольствия думал по дороге Иван Варфоломеевич. – Предположим, допустим, представим, что Олег Васильевич не очень ошибся. Но ни он, ни я не знаем, насколько меня хватит».

Подъезжая к отелю, он сразу увидел стоявшего на лестнице Сержа, и ему неожиданно захотелось спрягаться, хоть ненадолго побыть ещё одному, стать невидимкой или таким маленьким, чтобы…

– Стойте, стойте, то есть остановитесь, пожалуйста! – торопливо попросил он шофера и забормотал: – Таким маленьким, таким маленьким, таким маленьким… Или нет, нет, поезжайте дальше!

– Куда? – невозмутимо поинтересовался шофер. Хоть куда! Хоть куда! Хоть куда! – возбуждённо ответил Иван Варфоломеевич. – Мне надо подумать несколько минут! Десять-пятнадцать! Не более двадцати! А потом вернёмся к отелю. И, пожалуйста, помедленнее!

«Стать маленьким… грандиозус наоборотус… стать маленьким… грандиозус наоборотус… – суматошно думал Иван Варфоломеевич. – Зверюшки-игрушки… маленькие лошадки… китики… тигрёночки ростом с котёночка… АГЕНТИКИ! Превратить плохого взрослого человека в младенца и воспитать его уже хорошим!.. Превратим агента в агентика, перевоспитываем его, и он вырастает гражданином своей страны!.. Теперь-то я знаю, чего не хватает в эликсире грандиозус наоборотус! Ура, товарищи!»

Вы, наверное, и без меня, уважаемые товарищи, знаете, что иные величайшие научные открытия внешне делаются довольно случайно. Дескать, увидел английский ученый Ньютон падающее с дерева яблоко и тут же сформулировал закон всемирного тяготения. Так-то оно так, но ведь миллионы людей до Ньютона видели, и неоднократно, как падают яблоки и другие плоды. Некоторые сами падали с яблонь и других деревьев, но, увы, закона всемирного тяготения не открыли.

К любому большому научному открытию, свершившемуся будто бы случайно, их авторы готовятся долго, иногда всю жизнь.

Вот так и произошло с Иваном Варфоломеевичем Мотылёчком: ему мгновенно стал ясен окончательный состав эликсира, над которым он трудился давным-давно.

Он весело попросил невозмутимого шофера отвезти его обратно к отелю и буквально не мог усидеть на месте, словно торопился с кем-то поделиться необыкновенной радостью.

Из машины он прямо-таки выпрыгнул, сияющий и возбуждённый, готовый не только петь, но и танцевать что-то вроде лезгинки или пуститься вприсядку, издали помахал Серёже обеими руками, будто предлагая ему вместе взлететь на воздух и, как вольным птицам, взять курс на родину!!!

А Серж шёл ему навстречу медленно, словно неохотно. Ничего этого Иван Варфоломеевич не заметил, громко крикнул, не обращая внимания на множество людей вокруг:

– Всё в порядке! – И, подбежав к Сержу и увидев его мрачное лицо (он был без очков), сразу в высшей степени обеспокоился: – Что случилось? У тебя неприятности? Готовь документы и летим первым же рейсом! Меня заверили, что если ты полностью раскаешься и…

– Добрый день, отец, – совсем уж мрачно отозвался Серёжа. – Боюсь, мечта вернуться с тобой на родину так и останется мечтой. Мое руководство что-то вдруг засомневалось, забеспокоилось, занервничало. Короче говоря, они подозревают, что потеряют меня.

– Но почему? – растерялся и даже возмутился Иван Варфоломеевич. – Ведь ещё вчера…

– Вчера, вчера! – с досадой вырвалось у Сержа. – Они, видимо, рассчитывали, что ты… достаточно слаб. А ты проявил такое завидное мужество. Перед тобой бессильным оказался такой опытнейший агент, как Прэ Зидент. И нас во время ужина с тобой, видимо, всё-таки подслушивали и подглядывали…

– Ну и что? Насколько я стал разбираться в шпионских делах, ты действовал именно так, как им хотелось! Ведь им надо, чтобы ты убедил меня… чтобы я тебе поверил…

– Я и рассчитывал на это, – сумрачно признался Серж. – Но, судя по некоторым намекам Прэ Зидента, с которым я сегодня уже повидался, и не без его помощи, вернее, подлости, руководство если не разгадало, то унюхало истинное наше с тобой желание. Понимаешь, ты вчера провалил Прэ Зидента, фактически доказал его недостаточную квалификацию, и ему грозят крупнейшие неприятности. И чтобы выкрутиться, ему необходимо опорочить меня как агента.

– Ничего, ничего, ничего не понимаю, – в полной растерянности пробормотал Иван Варфоломеевич. – Воистину, пути шпионские неисповедимы. Твой Прэ Зидент наглец и дурак! Действительно, не мог справиться со мной, старикашкой. Но ты-то держался безупречно! А в посольстве, понимаешь ли, я договорился абсолютно обо всём! Твоё раскаяние – и больше никаких забот! – Иван Варфоломеевич даже похлопал Серёжу по плечу.

А тот взглянул на него едва ли не презрительно, но тут же изобразил на своем лице глубокую озабоченность, глухо проговорил:

– Надо ещё что-то предпринять, папа. Чтобы окончательно убедить их, что ты будто бы окажешь мне всяческое содействие. Готов ли ты к этому?

– Серж! – с упреком воскликнул Иван Варфоломеевич и почти нежно поправился: – Серёжа! Ведь мы вчера договорились, что для нас главное сейчас – вернуться. Я сегодня же должен сообщить в посольство, едем мы или не едем. То есть летим или нет. Что я ещё должен сделать?

– Разыграть небольшой спектакль, – голос Серёжи прозвучал несколько оживлённее, а мрачность с лица исчезла. – Идём в номер и разыграем представление. Не знаю, получится ли это у тебя, но ты должен выглядеть, прости, пожалуйста, глупым. Готовым выполнять там, дома, все мои просьбы – ну, познакомить, например, меня с учеными, делиться со мной результатами своей работы и так далее.

– Хорошо, – вдруг приуныл Иван Варфоломеевич. – Надо же хоть раз в жизни испытать, что это, за штука – вранье!

– Это будет святая ложь, отец, – серьёзно, даже строго сказал Серёжа. – Ну, идём? – По дороге в номер он говорил таким тоном, словно инструктировал агента, а Иван Варфоломеевич испытывал странное возбуждение, как бывает, когда человеку предстоит совершить что-то неизведанное. – Уверяй меня, что тебя нисколько не интересует, чем я буду заниматься, что ты предоставляешь мне полную свободу, будешь исполнять все мои просьбы. Короче, если ты окажешься неплохим актёром, больше уже ничто не помешает нам вернуться домой. Как только войдем в номер, начинай!

И как только они вошли в номер, Иван Варфоломеевич воскликнул:

– А у меня, Серёжа, потрясающая новость! У меня есть для тебя подарок!

– Не надо мне от тебя никаких подарков, папа! – Серёжа, видимо, знал, где установлена телевизионная камера, повернулся к ней спиной и подмигнул: дескать, продолжай, продолжай в том же духе. – Лучший, бесценный подарок я уже получил от судьбы – тебя!

– А я – тебя! – И Иван Варфоломеевич тут же почувствовал фальшь в голосе, и чтобы сгладить это впечатление, произнес совершенно искренне: – Понимаешь… Серёжа, именно сегодня, в ожидании встречи с тобой, я уловил наконец-то идею, которая мучила меня всю жизнь!

– Зверюшки-игрушки? – обрадовался Серж.

– Не только зверюшки, но и… – и Иван Варфоломеевич с испугом осекся, но, чтобы выправить положение, добавил виновато: – Об этом пока ещё рано говорить. Не сглазить бы!

– Может быть, ты мне просто не доверяешь, отец? Почему? Ты о своем изобретении неоднократно говорил по телевидению. Ведь оно не имеет оборонного значения?

– Как сказать… как сказать… – Иван Варфоломеевич заставил себя загадочно улыбнуться, вдруг ощупал голову руками, и это словно придало ему сил и фантазии, и он как пошёл, как пошёл описывать Серёже их будущую совместную жизнь, что получилось: ничем он больше заниматься не будет, кроме помощи майору Сержу фон Ллойду в шпионаже!

Тот смотрел на него удовлетворенно и счастливо, довольно, а может, и самодовольно, кивал головой, почти любовался им и осторожно остановил:

– Спасибо, отец, другого я от тебя и не ожидал. – Раздался телефонный звонок, Серж вскочил, снял трубку, вытянулся по стойке «очень смирно». – Слушаю, ультрашеф!.. О таком отце можно только мечтать… Все мои опасения рассеялись… Будет исполнено… Есть, ультрашеф! – Он нежно опустил трубку. – Там всё в порядке. Я могу ехать за документами?.. Что с тобой, отец? Ты чем-то недоволен?

– Ничего, ничего, ничегошеньки! – постарался весело ответить Иван Варфоломеевич. – Мне кажется, что я стал школьником. Вот сейчас в номер войдет мой дедушка Арсентий и вздует меня, как сделал однажды, когда я ему здорово наврал.

– Звони в посольство, – не улыбнувшись шутке, почти приказал Серж. – Давай кончать это дело. Я порядком-таки вымотался.

День прошёл в многочисленных, но приятных хлопотах. Серёжа был весел, шутил, старался на каждом шагу чем-нибудь угодить отцу, и к вечеру Иван Варфоломеевич вроде бы и забыл, что имеет дело не только с родным единственным сыном, но и с агентом вражеской разведки, отбывающим в Советский Союз (под новой кличкой Сынок, чего отец и вовсе не знал).

Зато Иван Варфоломеевич уже примерно знал, вернее, предчувствовал, как изменится его одинокая жизнь и как легко, радостно будет ему работаться. И вполне возможно, что сын станет свидетелем его научного триумфа!

Но во сне он увидел дедушку Арсентия, который нещадно лупил его толстущей палкой и возмущенно приговаривал:

– Не шпионь! Не шпионь! Не шпионь!