355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Гурский » Игра в гестапо » Текст книги (страница 3)
Игра в гестапо
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 22:14

Текст книги "Игра в гестапо"


Автор книги: Лев Гурский


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Совсем плохой капитан, – шептал оскорбленный Автандил, пока Дмитрий Олегович тащил побитого горца по Летниковской и поворачивал с ним на Жуков проезд. – Чего ему надо, скажи, генацвале? Не милиция, а дворец, все везде есть… Телефоны, телевизоры… Зеркало три штуки только внизу, мебель хорошая… Зачем пристал, спрашивается?…

Курочкин был слишком нагружен, чтобы вслушиваться в горестный шепот и тем более отвечать на недоуменные вопросы кавказского гостя. Он старался пока уйти подальше от яично-желтого милицейского дворца и при этом по возможности не выронить дипломат и не уронить Автандила. Фортуна, как видно, забавлялась с Дмитрием Олеговичем, словно сытая кошка с мышонком: позволяла дышать, однако не выпускала из цепких коготков. А чтобы Дмитрий Олегович не вздумал жаловаться на особую пристрастность богини невезения, был и приставлен к нему для контраста гражданин Цховребашвили из Кутаиси, дела которого были несравненно хуже курочкинских. У Дмитрия Олеговича, по крайней мере, никто не рвал в клочки документы, да и единственная за сегодня плюха, полученная Курочкиным от мертвого урки, не шла ни в какое сравнение с многочисленными ушибами горца. Возможно, этот самый Цховребашвили сам был на плохом счету у своей грузинской Фортуны, которая достала его даже здесь, на территории столицы уже другого государства.

– …Говорю ему: паспорт в порядке, – бормотала себе под нос еще одна жертва Фортуны. – Деньги? Возьми, сколько надо… Муниципальный взнос, на храм, за автостоянку… – Бедняга Автандил все никак не мог прийти в себя, переживая случившееся. – Какой я мусульман, зачем?… Если ты такой богатый, почему такой недобрый?…

Из всего бормотанья кавказского гостя ухо Дмитрия Олеговича машинально выхватило последнюю фразу, но что она обозначала, Курочкин не смог догадаться – разве что приблизительно. Наверное, приезжему торговцу было бы не так обидно, если бы его побили и обобрали в грязном заплеванном участке с мутными стеклами на окнах, но никак не в блестящем дворце законности и справедливости. В той стране, откуда горный орел привез свой товар, богатство подразумевало великодушие. «Зато уж у нас это никак друг с другом не связано, – неожиданно подумал Дмитрий Олегович, вспомнив о содержимом дипломата. – Богатство отдельно, великодушие отдельно, а между ними уже три трупа… Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йохо-хо…»

У ближайшего киоска Курочкин осторожно прислонил товарища по невезению, немного отдышался и сменил нагрузку: переложил дипломат в правую руку, а левое плечо подставил травмированному торговцу.

– Вам куда теперь? – тактично спросил он у гражданина Цховребашвили, стараясь, чтобы в его словах ни в коем случае не прозвучало «Навязался ты на мою голову!». Раз уж грузину так не повезло с милицией, Дмитрий Олегович согласен еще побыть добрым самаритянином. В конце концов, не угоди внезапно Автандил на асфальт возле милиции, он бы, Курочкин, под конвоем бдительного Мымрецова путешествовал бы сейчас из комнаты для допросов в КПЗ. Все-таки идея отдаться самому в руки закона была, надо признать, не слишком удачной…

– О-о! – сказал подбитый орел вместо ответа на вопрос. В первую секунду Дмитрий Олегович решил, что, прислоняя Автандила к киоску, он ненароком сделал ему больно. Однако возглас был скорее радостным, чем горестным, и, обернувшись, Курочкин увидел, как метрах в пятидесяти от них тормозит розовый автомобиль и оттуда выпрыгивает озабоченная троица с такими же, как у подбитого орла, лицами кавказской национальности. С криками «Батоно Автандил! Батоно Автандил!» двое из них перехватили у Дмитрия Олеговича тяжкую ношу.

– Поаккуратнее, – счел нужным предупредить Курочкин. – У него – сильные ушибы…

Третий, наиболее длинноусый из кавказцев, с сожалением поцокал языком.

– В милиции, да? – полувопросительно-полуутвердительно проговорил он с легким акцентом, пока «батоно Автандила» со всеми предосторожностями усаживали на заднее сиденье машины.

Курочкин кивнул. Кавказец помрачнел и произнес длинную гортанную фразу, которая, по всей видимости, состояла из ругательств. Автандил Цховребашвили отозвался с заднего сиденья другой грузинской тирадой, в которой Дмитрию Олеговичу послышалась и его фамилия.

– Ох, извините! – спохватился длинноусый. – Спасибо вам за помощь, батоно Курочкин… Может, и мы вам чем-нибудь поможем?

«Вряд ли, – подумал „батоно“ Курочкин, поглядев на неразлучный дипломат. – Только мне не хватало свои проблемы переваливать на других…»

– Да нет, спасибо, – Дмитрий Олегович вежливо помотал головой. – Не стоит беспокойства… Я пойду, пожалуй…

Автандил вновь что-то проговорил, после чего один из кавказцев вышел из машины и сделал приглашающий жест Курочкину.

– Давайте мы вас хоть подвезем, – предложил длинноусый. – Куда вас доставить?

«Домой», – едва не сказал машинально Дмитрий Олегович, однако вовремя опомнился. Из всех возможных вариантов возвращение домой без покупки и с полным портфелем чужих долларов было самым неподходящим, почти самоубийственным шагом. Легче уж было бы вернуться к яично-желтому участку на Летниковской и сдать драчливому капитану себя вместе с дипломатом…

– Нет-нет, благодарю вас, – Курочкин опять отрицательно замотал головой. – Я сам еще не знаю, куда мне сейчас ехать… И потом, у вас в машине все равно места нет…

Кавказец, вышедший из автомобиля, гостеприимно улыбнулся Курочкину, повернулся и пошел прочь вверх по Жукову проезду.

– Садитесь-садитесь! – сказал длинноусый. – Нугзар пешком прогуляется до набережной, так что места хватит… Залезайте.

Теперь от приглашения отказываться стало совсем неудобно, и Дмитрию Олеговичу ничего не оставалось, как залезть на заднее сиденье и усесться рядом с батоно Автандилом.

– Тогда, если можно, на Павелецкий, – попросил Курочкин. – Это совсем рядом… – Никакого плана действий у Дмитрия Олеговича по-прежнему не появилось, однако на вокзале были, по крайней мере, крыша над головой, телефоны-автоматы, зал ожидания и много-много снующих пассажиров, среди которых можно было затеряться, если что.

Длинноусый что-то скомандовал по-грузински, и машина плавно тронула с места. Ехать до вокзала было минут пять от силы, однако у них получилось гораздо дольше: то ли водитель был такой неопытный и не хотел рисковать, то ли не гнал специально, боясь растрясти ушибленного Цховребашвали. Времени на размышления у Курочкина таким образом оказалось достаточно, поэтому к моменту, когда автомобиль подрулил к желто-серому зданию Павелецкого вокзала, в голове Дмитрия Олеговича оформилась новая идея. До того элементарная, что Курочкин подосадовал, отчего эта мысль не посетила его раньше.

Совсем не обязательно было отдавать найденный дипломат милиции.

Гораздо справедливее было бы просто возвратить его хозяевам.

6

Турникет у входа в зал ожидания Дмитрий Олегович преодолел на удивление легко. Молоденький охранник, занятый разговором с какой-то девицей, только спросил Курочкина: «Есть билет?» Курочкин выставил перед собой дипломат, покивал и был пропущен.

Во времена молодости и ранней зрелости Дмитрия Олеговича в столице существовало небольшое, но неизменное количество бесплатных услуг. Бесплатны были, например, библиотеки и общественные туалеты. Любой москвич имел возможность задаром удовлетворить большую или малую нужду, а, обладая паспортом с городской пропиской, мог вдобавок и перелистать свежую газетку или «Огонек» в каком-нибудь уютном читальном зале.

Первыми исчезли с лица земли пахнущие аммиаком и хлоркой подвальчики с кабинками. На их месте возникли гигиенические салоны – чисто вымытые, светлые, благоуханные, но за деньги. В самый роскошный из таких салонов – на Кадашевской набережной – поначалу даже ходили, как в музей: там стояли телевизоры, из репродуктора лились фуги Баха, а в воздухе распылялись духи «Может быть». Все удовольствие стоило пятнадцать копеек. Постепенно салоны стали скучной обыденностью. Музыка Баха выветрилась, духи «Может быть» куда-то испарились, однако бесплатным удовольствие обратно не стало: напротив, плата за вход скакнула к мировым стандартам. Примерно то же произошло и с библиотеками, только без духов и Баха. В один прекрасный день библиотекарши, смущенно улыбаясь, стали объяснять приходящим читателям, что положение культуры – бедственное, бюджет – не резиновый, и есть постановление Моссовета, позволяющее библиотекам спасаться самостоятельно. Плата за вход на первых порах была символической, но затем выросла и она: постепенно и неотвратимо.

Платный вход в вокзалы придумали уже сравнительно недавно, с подсказки мэра, научившего МПС делать деньги из воздуха. То есть пассажир, имеющий конкретный билет на сегодняшнее число, мог пройти в зал ожидания задарма, однако граждане встречающие за право посидеть в тепле обязаны были выкладывать денежки. Официально все это производилось под лозунгом борьбы с вокзальными бомжами, у которых не могло быть ни билетов, ни денег, а также в целях профилактики: предполагалось, что вокзальные воры испугаются мальчиков из охраны либо пожадничают платить и будут задержаны той же охраной при попытке перепрыгнуть через турникет. Курочкин до сих пор не знал, убоялось ли вокзальное ворье нововведений, но вот живописные бомжи продолжали как-то просачиваться на охраняемую территорию, тихо спали днем по углам, а ночью выходили на сбор пустых бутылок. Про одного из таких бомжей, прозванного Филином, даже написал на днях «Московский листок»; сейчас этот Филин (дедок лет семидесяти) сочно похрапывал на лавке в тени искусственной пальмы. Рядом были сложены в кучку небогатые пожитки деда. Обычные посетители вокзала старались не занимать ближайшие к бомжу лавки, и Курочкин легко нашел свободное место. Оставалось лишь проверить, крепко ли спит старик.

– Кхэ-кхэ! – громко откашлялся Дмитрий Олегович. Филин не проснулся, только пробурчал что-то сквозь сон и натянул на себя серую рогожку, играющую роль одеяла. Журналист «Московского листка» дознался, что в былые годы Филин был инженером-путейцем и даже неплохим, но потом состав его по причине пьянства стремительно двинулся под откос, пока не очутился в грязном вокзальном тупичке рядом с пластмассовой пальмой в горшке.

Под прикрытием этой пальмы и спящего бомжа Дмитрий Олегович вновь обследовал содержимое дипломата; Теперь он уже интересовался не деньгами, а чем-то, могущим навести его на след таинственных хозяев ценного груза. Теоретически на след его могли бы навести уже сами банковские упаковки, но – несмотря на популярные лекции Валентины – Курочкин продолжал быть полным профаном в денежных делах. Значки и цифры на бандеролях оставались для него китайской грамотой. С таким же успехом сама Валентина могла бы нарисовать простенькую формулу гидролиза целлюлозы и объяснить, при каких условиях в качестве конечного продукта образуется именно D-глюкоза… Дмитрий Олегович вздохнул и оставил попытки разобраться с упаковками банкнот. Ничего не прояснил и старый номер «Свободной газеты», брошенный поверх пачек. Курочкин не очень любил читать про политику, однако добросовестно исследовал газету с начала и до конца от латинских девизов «Mea culpa» и «O tempora, o mores!» – и до подписи «Главный редактор Виктор Морозов». Единственно, в чем уверился Дмитрий Олегович по прочтении номера, – так это в том, что газета попала в одну компанию с долларами совершенно случайно и решительно никакого отношения к владельцам денег ни сам главный редактор Виктор Морозов, ни вся его газета не имеет. Слишком размашисто обращался в своей передовице господин Морозов с миллиардами рублей, баррелями нефти и квадратными километрами территорий. На такую размашистость, как правило, способны люди, у которых всегда туговато с наличностью, а недвижимое имущество ограничивается старой моторной лодкой. Сам Курочкин был тоже из таких людей, даже без лодки. Только он, по крайней мере, предпочитал помалкивать в тряпочку, а не давать президенту США пространных советов, как тому лучше обустроить Америку…

Счастливым билетом для Дмитрия Олеговича неожиданно оказался смятый листок, на который он сперва не обратил внимания. Сперва Курочкин мельком углядел смешную рожицу на «Листке» и еще подумал, что это вряд ли автопортрет владельца четверти миллиона долларов. И лишь затем, отодвинув в сторону бабушкин будильник, обнаружил: листок – не обычная бумажка, а фирменный бланк. С грифом, адресом, двумя телефонами и факсом – все, как положено в солидном бизнесе.

Фирма называлась «Мементо».

Название было знакомое. Дмитрий Олегович, разумеется, не знал, что именно производит, продает или покупает означенная фирма, однако слово, призывающее граждан о чем-то помнить, периодически мелькало на телеэкранах – чаще всего во время каких-нибудь сериалов, которые так обожала Валентина. Супруга всегда была самого низкого мнения о телерекламе, какой бы то ни было. По ее словам выходило, что берутся оплачивать такую бестолковую белиберду только полные обалдуи, заставляя других обалдуев прерывать интересное и полезное зрелище идиотскими заставками, экономическая эффективность каковых – уж поверьте слову опытного бухгалтера! – ниже не бывает. Соответственно и деньги, потраченные на рекламу, – выброшенные деньги. Проще их взять да и выбросить на улицу.

Вспомнив эти Валентинины изречения, Дмитрий Олегович с трудом удержался от нервного смешка: ему вдруг пришло в голову, что фирма «Мементо» точно последовала совету его супруги и в самом деле выкинула полный чемоданчик денег. А Курочкин этот чемоданчик подобрал…

– Хррр… – зарычал во сне вокзальный бомж Филин и перевернулся на другой бок. Должно быть, бывшему работнику путей сообщения приснилось, будто он – паровоз под парами и уже виден свет в конце туннеля.

Дмитрий Олегович осторожно поправил сползшую с Филина рогожку и поднялся с места. В принципе неважно, для рекламы ли предназначались потерянные доллары или для чего другого. Курочкину все равно. Если дипломат с деньгами действительно принадлежит фирме «Мементо», он его вернет хозяевам – и дело с концом.

В зальчике, где одну стенку из четырех занимали телефоны-автоматы, Дмитрий Олегович обнаружил картинку, радующую сердце любого художника-сюрреалиста. Три небольшие очереди протянулись всего к трем автоматам из доброго десятка: к остальным, видимо, нечего было и подходить. Курочкину с детства везло на неработающие телефоны; из двушек и жетонов, опущенных в безответные прорези Димой, Дмитрием и Дмитрием Олеговичем, можно было сложить пирамидку приличных размеров. В студенческие годы Курочкин мечтал изобрести такой химический индикатор, типа лакмусовой бумажки, который бы при соприкосновении с корпусом телефона-автомата, сразу давал явный ответ. Осталась бумажка нейтральной – можно звонить, покраснела – лучше и не соваться к трубке. Лишь к шестому курсу до студента Димы дошло, что невезение не подчиняется объективным законам естественных наук и что все зависит от конкретного человека. Предположим, Д. Курочкина.

– …Работает? – на всякий случай осведомился Дмитрий Олегович у очкастой дамы впереди после того, как до него дошла очередь.

– Работает, – обнадежила дама, уходя, и Курочкин, поместив один из своих жетонов в прорезь, набрал первый номер с бланка фирмы «Мементо».

В трубке пискнуло, жетон провалился в щель, а затем наступила тишина.

– Алло! – крикнул Курочкин в пустоту. В ответ ему из трубки донесся писк, на сей раз длинный и протяжный. – Алло! – На самой высокой ноте писк внезапно оборвался, и пошли обычные короткие гудки.

«Гадина какая!» – мысленно заругался Курочкин на Фортуну, перешедшую от крупных неприятностей (в виде находки злополучного чемодана) к совсем уж мелким пакостям вроде поломки телефона-автомата перед самым курочкинским носом.

– Похоже, испортился… – сообщил Дмитрий Олегович очереди позади него. – Не соединяет почему-то…

Очередь, состоящая из молодой спортивной парочки с рюкзаками, угрюмой бабки с узлом и гоблиноватого вида парня со здоровенным баулом в руке, быстро рассредоточилась по двум оставшимся очередям. Через несколько секунд Курочкин остался в одиночестве, сжимая в руке бесполезную трубку. В трубке прерывистые гудки тем временем сменились длинным, нормальным.

Дмитрий Олегович еще раз поглядел на бумажку с телефонными номерами – и про себя обозвал себя последним идиотом. Автомат был исправен и притом невиновен в курочкинской глупости. Да и Фортуна вряд ли предполагала, что Дмитрий Олегович наберет по ошибке номер факса. Отсюда и писк вместо ответного «Алло».

Ошибка стоила Курочкину четверти всего наличного запаса жетонов; осталось еще три штуки. Дмитрий Олегович сунул в паз очередной пластмассовый кружочек, тщательно сверился с «Мементовским» бланком и лишь затем накрутил нужный номер.

Пошли длинные гудки. Первый, второй, третий…

После шестого «би-ип» Курочкин повесил трубку на место. В запасе оставались все те же три жетона и только один номер. Ну-с, госпожа Фортуна…

Дмитрий Олегович глубоко вздохнул и набрал последнюю комбинацию цифр, обозначенную на смятом бланке с рожицей.

Длинные гудки. Потом со щелчком в прорези исчез жетон, а из трубки донесся приглушенный женский голос:

– Фирма «Мементо» слушает.

Дмитрий Олегович откашлялся. Пока он дозванивался, заранее заготовленные умные и веские фразы куда-то делись.

– Девушка, – промямлил он. – Пожалуйста, позовите вашего главного. По важному делу… – Последние слова прозвучали на редкость неубедительно, даже плаксиво. Таким жалким тоном можно было выпрашивать три рубля взаймы, но никак не сообщать о найденном чемоданчике с долларами.

– У Михаила Викторовича совещание, – сухо ответила девушка в трубке, разом догадавшись о трехрублевой ценности курочкинского важного дела. – Звоните завтра после трех.

– Погодите минуточку… – Дмитрий Олегович попытался продолжить начатый разговор, но строгая девушка уже положила трубку.

Осталось всего два жетона.

Курочкин сурово насупил брови, выпучил глаза, надеясь, что эти манипуляции как-то отразятся и на его тоне, после чего набрал тот же номер.

– Девушка! – проговорил Дмитрий Олегович, едва заслышав слова «Фирма „Мементо“…» – Слушайте внимательно! – Курочкин изо всех сил старался говорить кратко и внушительно. – Я звоню по поводу двухсот сорока пяти тысяч долларов…

– Простите? – теперь в голосе телефонной барышни прозвучало удивление. – Я не вполне понимаю…

– Передайте вашему Михаилу Викторовичу, – перебил ее Курочкин, опасаясь, что его внушительности в голосе не хватит надолго, – что если фирма «Мементо» потеряла сегодня дипломат с четвертью миллиона зеленых… – Последнее слово Дмитрий Олегович употребил нарочно. Он знал от Валентины, что все новые русские фамильярно называют американские деньги зелеными или капустой. Словцо «капуста» Курочкин приберег на крайний случай, но оно в этот раз не понадобилось.

– Соединяю, – поспешно сказала телефонная барышня уже на середине фразы. – Секунду…

Электрические молоточки отбили первые несколько тактов Калинки, а затем в трубке возник озабоченный начальственный бас.

– Седельников слушает, – произнес бас. – В чем дело?

– В долларах, – ответил Курочкин. Запас увесистости в голосе у него иссяк, и он теперь старался говорить хотя бы отрывисто. – Двести сорок пять тысяч. В дипломате. Ваши?

– А вы кто такой? – озабоченность в голосе сменилась растерянностью. Чувствовалось, что ТАКОГО начала разговора шеф фирмы «Мементо» не ожидал.

– Я – случайный прохожий, – правдиво ответил Дмитрий Олегович, не желая, однако, вдаваться в излишние подробности. – Шел мимо и подобрал… Так ваши или нет?

– Обождите минутку, – совсем не по-начальственному засуетился бас. В трубке раздалось шуршание; потом тихие, почти потусторонние голоса стали обмениваться неразборчивыми репликами. Курочкин прислушался, но разобрать сумел только словечко «кыш», как будто люди в кабинете господина Седельникова ожесточенно гоняли по комнате котенка. Под конец шуршания и шорохов кто-то довольно отчетливо проговорил: «Головой отвечаешь, Седло…» – и в трубке вновь объявился бас Михаила Викторовича.

– Предположим, наша фирма имеет некоторое отношение к вашей… гм-гм… находке, – очень медленно, словно ступая по карнизу многоэтажки, проговорил господин Седельников. – Подчеркиваю, предположим… Итак, ваши условия?

Дмитрий Олегович перевел дыхание. Слава богу, хозяева денег были найдены им с первой попытки. Однако надо для порядка все-таки убедиться, не обманывает ли его начальственный бас. Курочкин не такой уж дурак, чтобы вот так запросто верить на слово.

– Сначала скажите мне, – Дмитрий Олегович вновь постарался вернуть своему голосу необходимую вескость, – а в каких купюрах хранится… гм-гм… содержимое? Я все-таки хотел бы удостовериться, что правильно набрал номер.

В трубке помолчали, затем возникло уже знакомое шуршание.

– Число пятьдесят вам подойдет? – наконец, осведомился господин Седельников. Курочкину почудилось, что карниз, по которому двигался в разговоре его собеседник, опасно сузился.

– Число пятьдесят мне подойдет, – ответил Дмитрий Олегович. Шеф фирмы «Мементо» правильно указал достоинство банкнот, и теперь всякие сомнения отпали. – Предположим, подойдет… – конспиративно поправился Курочкин.

– Прекрасно, – бас господина Седельникова чуть-чуть повеселел.

Словно бы во время прогулки по карнизу он впервые нащупал под ногой более-менее прочную опору. – Итак, что вы хотите?

– Вернуть вам дипломат, – чистосердечно ответил Дмитрий Олегович. – И по возможности скорее. У меня и так из-за него куча неприятностей…

– Я понимаю, – с долей нетерпения проговорил Михаил Викторович. – Нам тоже хотелось бы скорее… Я спрашиваю, НА КАКИХ УСЛОВИЯХ?…

– Ни на каких, – удивился Курочкин непонятливости собеседника. – Вернуть без всяких условий. Раз дипломат ваш, то и забирайте на здоровье.

Трубка опять наполнилась шорохом.

– Я что-то не улавливаю, – с явным напряжением в голосе произнес после паузы господин Седельников. Карниз, по которому он шел навстречу собеседнику, сузился еще больше. Дмитрию Олеговичу показалось, будто шеф «Мементо» в любую секунду может повесить трубку.

– Тут и улавливать нечего, – внятно сказал Курочкин и для убедительности еще раз повторил: – Нечего. – Дмитрий Олегович никак не мог разобраться, отчего его поступок вызывает такое недоверие. – Говорю же вам, я – случайный прохожий. Я не нарочно оказался в этой подворотне, так вышло… А телефон ваш я нашел на бланке, в самом дипломате…

Теперь шуршание в трубке продолжалось минуты две. Напрягая слух, Дмитрий Олегович мог услышать только интонацию потусторонних голосов в седельниковском кабинете. Кто-то убеждал кого-то в чем-то. «Не похоже на ментов, гадом буду…» – выплыло из всеобщей тихой сумятицы, и трубка снова очутилась в руках господина Седельникова.

– Значит, вы нам ПРОСТО возвращаете чемодан в целости и сохранности? – на этот раз в басе Михаила Викторовича Курочкину почудился оттенок какой-то истеричной веселости. Очень легкий оттенок. – И не требуете ответных услуг, да?

– Да! – подтвердил Дмитрий Олегович.

– Прекрасно! – быстро сказал господин Седельников. – Тогда оставьте дипломат в боксе камеры хранения и сообщите код. Наш человек заберет… Годится?

– Не годится, – с сожалением в голосе ответил Курочкин. – Я могу только передать из рук в руки…

На самом деле идея с камерой хранения была превосходна. Но не мог ведь Дмитрий Олегович объяснять, что все его наличные деньги ограничиваются гривенником? Собеседник бы все равно не поверил, а только решил бы, что Курочкин таким способом вымогает у него деньги в качестве оплаты за любезность.

– О'кей, – немедленно согласился господин Седельников. Похоже, после очередного тура переговоров с потусторонними голосами шеф фирмы «Мементо» благополучно спустился с карниза на твердую почву. – Можно и из рук в руки… Как вы это себе представляете технически?

На несколько мгновений Курочкин задумался.

– Сделаем таким образом, – произнес он. – Минут через пятнадцать…

Что именно нужно сделать минут через пятнадцать, Курочкину объяснить так и не удалось.

Чьи-то узловатые пальцы опустились на рычаг. Чье-то крепкое плечо бесцеремонно отпихнуло Дмитрия Олеговича от телефона-автомата.

– Ах ты, жук навозный! – злобно сказал чей-то голос.

7

В школе Диму Курочкина учили, что старость надо уважать и что каждый человек имеет право на отдых. Позже Дмитрий Олегович догадался: пенсионная граница для женщин в его родной стране чересчур занижена. Между отметками 55 и 65 наступает никакой не спад, а, напротив, бурный подъем духовной – или, по крайней мере, физической – активности. Фигура тещи становится социально опасной, в первую очередь по этой самой причине. Вместо того чтобы отдавать свои силы и реализовывать себя у станка, в лаборатории или на кафедре, женщина в расцвете сил внезапно оказывается сосланной на кухню, к орущим детям и малахольному зятю (у которого расцвет – еще впереди). Здесь-то и кроются причины стрессов, скандалов и конфликтов, доходящих иногда до рукоприкладства…

Неизвестно, чьей тещей была угрюмая бабка с узлом, но зятю ее трудно было бы позавидовать. От резкого толчка Дмитрий Олегович отлетел метра на три в сторону и врезался в одну из оставшихся очередей к таксофонам, чуть не выронив при этом дипломат с долларами.

– Ах ты, хомяк с портфелем! Телефон, говорит, не рабо-о-о-тает! А сам присосался к нему, как пьявка, болтает и болтает…

Совершив акт справедливости, энергичная бабка пристроила свой узел поближе к ноге (чтобы не уперли) и завладела отвоеванной трубкой. Дмитрий Олегович затравленно огляделся вокруг. Люди из обеих очередей глядели на него с неодобрением, нечего было и пытаться как-нибудь попасть к автоматам раньше чем через полчаса. Курочкин попробовал было пристроиться сразу за бабкой, но та, кажется, оккупировала таксофон всерьез и надолго. Она высыпала на пластмассовую полочку под аппаратом чертову уйму жетонов, разложила множество бумажонок с номерами и, видимо, не собиралась уходить, пока не реализует свою программу-максимум. Занимать за ней было глупо.

Частым посетителем Павелецкого вокзала Дмитрий Олегович не был, однако догадывался о наличии здесь, по меньшей мере, еще одной грибницы телефонов-автоматов. Крепко сжимая в кулаке единственный жетон, Дмитрий Олегович последовательно обежал весь первый этаж, потом второй и третий, однако все без толку. Видимо, госпожа Фортуна всерьез обиделась на слово гадина, мысленно произнесенное Курочкиным в сердцах, и решила не давать тому никакой поблажки. Жиденькие поросли таксофонов из одного-двух кустиков можно было встретить еще в трех-четырех местах, но всякий раз аппараты либо были уже захвачены деловитыми гражданами и гражданками, либо демонстративно молчали, как Валентина перед крупным скандалом. В одном месте на втором этаже, рядом с киоском «Транспортной книги», Дмитрий Олегович уже решил, что ему все-таки повезло: новенький с виду телефон был свободен и исправно гудел. Курочкин поспешно поставил злосчастный долларовый дипломат на пол, обтер об рукав пропотевший жетон и опустил его в прорезь. Точнее, вознамерился опустить, потому как щель для жетона в корпусе отсутствовала. Напрочь.

Дмитрий Олегович сморгнул, протер глаза – прорезь не появилась. Тут он, наконец, заметил табличку с надписью на двух языках. Месье Курочкину любезно сообщали, что из этого таксофона он может позвонить не только в Москву, но даже в Париж или Нью-Йорк. Если, конечно, воспользуется специальной магнитной карточкой. Дмитрий Олегович скрипнул зубами от такого утонченного издевательства со стороны богини неудачи и господина мэра, вместе взятых. Телефон-автомат оказался родным братом турникета из метро. Лишь сейчас Курочкин припомнил кадры телевизионной хроники, в которой московский градоначальник торжественно перерезал алую ленточку, благословляя открытие в Москве новой сети замечательных французских телефонов-автоматов. На несколько секунд Курочкин разом возненавидел страну Францию, ее инженеров, сотворивших чудо-технику, и саму эту бессмысленную идею с карточками, уже погубившую метрополитен. Однако быстро понял, что от ударов локтем по блестящему корпусу щель для жетона все равно не возникнет, и постарался взять себя в руки. Надо было спешить. Где-то в центре Москвы некий господин Седельников сейчас сидит у своего телефона и наверняка не может понять, отчего его собеседник так неожиданно прервал разговор. Не передумал ли он? – возможно, размышляет шеф фирмы «Мементо». – Не решил ли он все-таки присвоить чужой дипломат вместе с чужими деньгами?

Мысль о том, что его, Дмитрия Олеговича Курочкина, будут считать обычным загребущим ворюгой, была непереносима. На прощание пнув красивую французскую игрушку, Курочкин бросился к выходу. Покидать свое павелецкое убежище не очень хотелось, но свободный телефон мог отыскаться лишь за пределами этого заколдованного места.

У турникета внизу дежурил все тот же охранник и все так же он любезничал с девицей, хотя теперь и с другой.

– Я вернусь еще! – на бегу пробормотал Дмитрий Олегович охраннику и, размахивая дипломатом, вылетел из дверей.

Таксофон нашелся сразу, в каких-то пятнадцати метрах от вокзала. Подтянутый матросик как раз закончил разговор с неведомой Анютой, сказал в трубку «И тебе того же!», после чего уступил место Дмитрию Олеговичу.

Курочкин еще раз сверился с бумажкой и лишь затем опустил в щель драгоценный жетон. Трубку сняли сразу же после первого гудка.

– Фирма «Мементо», – отозвался нетерпеливый бас господина Седельникова, который, по всей видимости, решил теперь обойтись без секретарши.

– Это я… – еще толком не отдышавшись, сообщил Дмитрий Олегович. – Насчет вашей… капусты…

– Да-да! – быстро сказал шеф «Мементо». – Вы так неожиданно пропали…

– Извините, – проговорил Курочкин, радуясь, что его пока не принимают за жулика. – Пришлось перейти к другому телефону.

В трубке вновь зашуршали бестелесные голоса. Потом опять возник господин Седельников.

– Ваши меры предосторожности излишни, – непонятным тоном сообщил он. – Мы ведь не собирались фиксировать ваш телефон-автомат…

«Что значит „фиксировать“, – с недоумением подумал Курочкин. – И как он, кстати, догадался, что я говорю из автомата?» Наверное, этот Седельников и его команда голосов все же не вполне доверяли искренности Дмитрия Олеговича. Очевидно, они опасались, будто Курочкин в последний момент может как-нибудь перерешить и не отдать доллары.

– Вы не сомневайтесь, – заверил Дмитрий Олегович. – Ваши деньги попали ко мне случайно, по ошибке, и я на них не посягаю…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю