Текст книги "Посольство"

Автор книги: Лесли Уоллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Нед открыл все окна, впустив в комнату поток теплого июньского воздуха. Теперь подслушивать стало нельзя. Усевшись на место, он вежливо улыбнулся Шультхайсу.

– ...ограда периметра такова, что любой, имеющий ацетиленовую горелку, может проникнуть на территорию через двадцать секунд.

– Такие сложные вещи даже не нужны, Кевин, – прервал его Нед. – Обычным рычагом можно раздвинуть верхнюю часть прутьев и протиснуться через ограду. А уж для того, чтобы проникла группа, можно применить автомобильный домкрат и сделать дыру шириной в два фута.

– Так вы согласны, что невозможно защитить это место?

Нед пожал плечами.

– Это зависит от того, кто и кого собираются атаковать. Если бы единственными гостями были члены популярной рок-группы, а Уинфилд-Хауз был окружен пятью сотнями юнцов, жаждущих автографов и сувениров, тогда следовало бы беспокоиться об ограде периметра. Но кого мы ждем? Что мы можем сказать об их планах?

– Извините, Нед, но мое волшебное зеркало ничуть не лучше вашего.

У Шультхайса был вид башковитого студента, а его ироническая улыбка словно бросала вызов.

– Первая часть ответа проста, – сказал Нед, обращаясь ко всем. – Опасность в нашем случае представляет любая террористическая группа. Это может быть большая группа, финансируемая арабскими банкирами, имеющая возможность организовать полувоенное нападение. Но может быть и крохотная группка фанатиков, не боящихся смерти, а напротив, даже ищущих ее.

– Не исключены оба варианта, – добавил Мо Шамун.

Гарри Ортега засмеялся.

– И вы хотите справиться с этими головорезами? Да еще с такой разношерстной командой, как наша? Не знаю, на кого еще вы рассчитываете, полковник Френч, но все, что я могу вам предложить, – это дюжина здоровых садовников и парней, которые умеют утрамбовывать теннисный корт.

– Вы правы. Я бы тоже уже давно запаниковал и потребовал бы прислать две-три роты военной полиции, чтобы они окружили это место плотным кольцом. Суровых людей с винтовками и автоматами. Если мне дадут три сотни полицейских, с пикником мы управимся. Я буду спокоен. Но это придаст приему оливковый цвет.

Шультхайс кивнул и сказал:

– Чем больше слушаю, тем больше удивляюсь, почему вы не отменили этот прием?

– Мне приказано охранять его всеми имеющимися силами, но при этом не допустить, чтобы он превратился в учения НАТО.

На его лице мелькнуло подобие улыбки.

– А теперь давайте соображать как настоящие сотрудники службы безопасности, о'кей? Обсудим возможные версии. Какую игру мы бы затеяли, если бы хотели представить дядю Сэма болваном и получить круглую сумму в виде выкупа? Предположим, мы не боимся риска и имеем неограниченные средства.

Нед взглянул на часы и сказал:

– Макс, не забудь, тебе надо через час быть в канцелярии, чтобы встретиться с Бернсайдом.

Гривс кивнул.

– Нет проблем. Но, Нед, почему мы предполагаем, что кто-то непременно нападет? Есть ли у нас доказательства того, что кто-то по глупости отважится на такое?

– Хороший вопрос. Кто-нибудь хочет на него ответить?

Привычная издевательская усмешка пробежала по лицу Шультхайса.

– А есть на него ответ?

– Конечно. Мы думаем то, что думаем, в этом наша работа. Нам платят за то, чтобы мы готовились к худшему. Нет нужды в каком-то другом ответе.

– О'кей, – продолжал Макс. – Почему мы считаем, что они попытаются захватить заложников и потребовать выкуп? Почему не разнести Уинфилд бомбой и не объявить это большой победой?

– Еще один хороший вопрос. Ответ: такие блестящие возможности представляются не каждый день. Мы должны допустить, оставив в стороне политику, что даже обычная жадность может заставить уголовников напасть и захватить заложников с целью получения выкупа.

В дальнем конце комнаты медленно открылась дверь, на пороге появилась маленькая Пандора Фулмер и грозно взглянула на сидящих.

– Мне не хотелось бы вас прерывать. Продолжайте, – сказала она. – Полковник Френч, можно вас на минутку?

Нед медленно поднялся.

– Конечно, миссис Фулмер. – Его взгляд задержался на Шамуне. – Объясни им оба сценария: с воздуха и пеший. Я скоро вернусь.

Он вышел из комнаты следом за Пандорой Фулмер и закрыл дверь.

– Долго ли еще вы пробудете в комнате? – сразу начала она тихо.

– Еще час, а может, меньше. Она нужна?

– Да.

Сейчас ее маленький рост был особенно заметен: даже на каблуках она едва доставала до плеча Неда. Ее обтягивала бежевая юбка с разрезом сбоку, на ней был яркий оранжевый свитер, а длинную тонкую шею обвивал лимонного цвета шарф.

– Извините, миссис Фулмер, мы можем провести это совещание еще где-нибудь. В подвале? Или в одном из гаражей?

Она моргнула.

– Не дерзите мне, полковник. Вы здесь только потому, что мистер Коннел до смерти перепугал посла, и он поддался всеобщей истерии.

– Не думаю, что это истерия, миссис...

– Называйте это как хотите, полковник, но усвойте одно. Этот прием не должен быть омрачен появлением солдат в форме. Мы хотим свободно и открыто заявить о наших демократических институтах, отдав дань таланту и мудрости нашего президента.

Ее маленькие, ярко-синего цвета глаза сверкали. Сейчас, когда она злилась, они приобрели жесткое выражение и позеленели.

Заметив, что ее дыхание участилось, Нед подумал: сознательно она это делает, или не может с собой справиться? А вслух сказал:

– Пожалуйста, успокойтесь, миссис Фулмер. Я хочу только одного – чтобы ваш прием имел полный успех.

– Да? Я так не думаю.

В ее голосе послышались угрожающие нотки, будто зашипела змея.

– А что вы думаете, миссис Фулмер?

– К вчерашнему дню триста десять приглашенных сообщили, что придут. Хотя обычно на RSVP положительно отвечает больше людей. Вчера к вечеру мы начали получать отказы. А сегодня утром число обещавших прийти сократилось уже до двухсот семидесяти. Тот, кто играет со мной, полковник, решил принизить значение моего приема настолько, чтобы для него не нужны были ни особые усилия, ни охраны. Полковник, кто бы ни был этот человек, он мой враг. Вообще-то у меня есть соображения по поводу того, кто он. Если только они подтвердятся, он узнает, каким врагом могу быть я.

Нед печально покачал головой.

– Трудно поверить, что кто-нибудь может быть вашим врагом, миссис Фулмер. Скажите, правильно ли я понял то, что вы сказали о талантах и мудрости нашего президента?

Мутно-зеленые глаза Пандоры впились в лицо Неда.

– У каждого приема должен быть какой-то резон.

– А что, Четвертое июля – недостаточный резон?

– Недостаточно драматический. Мне пришлют материалы из США: памфлеты, видеокассеты.

Они помолчали.

– Видеокассеты? На приеме будут телемониторы?

– Это что, имеет какое-нибудь отношение к безопасности, полковник?

– Постольку, поскольку мы должны знать о всех ваших планах, чтобы избежать неожиданных сюрпризов.

Пандора сделала один из своих «кукольных» жестов – отточенный и изящный, – и сказала:

– Уверена, вы знаете о том, что было сделано несколько видеозаписей, на которых президент излагает свою позицию по разным вопросам. Их показывали по телевидению США.

– Позиция? – уточнил Нед. – По поводу интервенции в Латинской Америке? По ядерному разоружению? Такие темы, да?

– Я полагаю, да, – ответила она с оттенком элегантной беспечности, словно темы видеозаписей не имели значения.

– Вы не знаете, кто-нибудь еще делал такие записи?

– Не поняла.

– Конгресс? Сенат? Любая другая ветвь власти, кроме исполнительной?

– Полковник Френч, понятия не имею. Разве это необходимо знать?

– Я думаю, какое влияние это окажет на прессу, миссис Фулмер. Будет действительно много журналистов, знающих, что прием Четвертого июля подобен десяткам других, проводимых посольствами и консульствами во всем мире. Для мира наши посольства представляют всю страну, а не только одну из ветвей власти.

– Вы, конечно, понимаете, что решать здесь не вам, полковник?

– Вы абсолютно правы. Это задача политической секции и, разумеется, посла и советника-посланника. – Он посмотрел на нее, размышляя. – Мистер Коннел, естественно, знает об этом.

В наступившем молчании Нед взглянул в красивое лицо Пандоры и заметил, что оно изменилось. Трудно было поверить, что в этом маленьком личике что-то могло измениться, но это было так. Стиснутая челюсть напоминала затвердевший бетон. По каким-то причинам – у Неда не было времени вникать в них – он оказался в начале черного списка Пандоры. Его обвиняли в том, чем на самом деле занималась Компания, – в отваживании гостей. А теперь ему придется ответить и за свои слова о том, что НЕЛЬЗЯ политизировать День независимости. Ее маленький очаровательный подбородок стал твердым, как сталь, а взгляд мутно-зеленых глаз – жестким, как обсидиан[47]47
  Обсидиан – твердый минерал, вулканическое стекло.


[Закрыть].

– Не имею ни малейшего представления, – заговорила она, – знает об этом Ройс или нет. Но если он об этом узнает, я пойму, кто ему сказал. Не так ли?

* * *

Когда доктор Хаккад проснулся после ночного загула, у него уже не было того элегантного, лощеного вида, с каким он предстал перед гостями. У этого рыхлого и угнетенного более, чем обычно, своими мыслями человека всклокоченные волосы торчали в разные стороны, а глаза глубоко запали. Доктор никак не мог прийти в себя, пока не выпил несколько чашек крепкого кофе, сваренного Лейлой на кухне в его квартире в доме номер 12.

Он потягивал вторую чашку, читая утренние газеты и громко комментируя прочитанное Лейле, которая сидела в большом зале и тщательно красила ногти.

– Опять этот Судан, – крикнул ей Хаккад. – Тунисцы планируют вторгнуться в Эфиопию.

– Иншалла! – сказала нараспев Лейла; в ее голосе была едва заметная насмешка.

– А Йемени все играет с ценами на сырую нефть. Должен бы понять, что только молчание украшает его позицию.

– Бисмиллахейр! – ответила Лейла.

– А идиоты в Ираке... нет, невозможно!

– Ар-Рахман.

– Прекрати, Лейла. Произносить имена Аллаха надо с трепетом.

Он продолжал чтение газет.

По правде говоря, доктору Хаккаду редко нравились новости из арабского мира. Хотя единая вера сплотила около миллиарда людей, живущих на берегах Средиземного и Красного морей, Персидского залива и в десятках других земель, у них не было единого подхода к мировым проблемам. Каждая страна связывала свои надежды и планы с человеком, который смог бы руководить ею – как в политическом, так и в военном отношении. Все с нетерпением ожидали, чьи могущественные руки завладеют неслыханными богатствами этого проклятого мира, занятого слишком земными интересами.

Достичь этой власти в пределах обычной политики невозможно. Это Хаккад усвоил еще в молодости, после того как в разных странах обернулись катастрофой несколько попыток захватить политическую власть. Только сосредоточив в руках всю информацию и обладая уникальной осведомленностью, можно оказаться в центре политических событий в нынешнем сложном мире, где все пронизано каналами связи и насыщено компьютерными данными.

Однако это не просто. Между Ираном и Ираком – конфликт, Турция – член НАТО, в Африке проблема отношений между мусульманскими государствами Египтом и Ливией, враждуют даже малайцы и индонезийцы. Все это влияет на амбиции таких людей, как доктор Хаккад. Их услуги принимают и отвергают, встречают с восторгом и презрением... Эта работа не для нервных, не для тех, кто сомневается в себе.

– Ты только посмотри, – вдруг позвал он сестру, – Советский Союз граничит с исламскими странами от Турции до Пакистана.

Он разглядывал карту, помещенную под заметкой: «Советские мусульмане заставляют ходить на цирлах кремлевских руководителей».

– Аль-Карим, – снова с некоторой издевкой в голосе сказала Лейла.

– Прекрати! Над Аллахом не шутят. Принеси мой еженедельник, пожалуйста.

Сестра взяла записную книжку со стола и безропотно вручила ее Махмету. Но он счел нужным заметить:

– Предупреждаю: твое поведение небезупречно.

Доктор просмотрел две страницы, где был записан распорядок дня на среду. В соответствии с ним днем необходимо было заехать в центр Лондона, чтобы встретиться с арабским коммерсантом, который мог оказать нужную услугу, хотя и небезопасную. Но Хаккад привык к риску. Особенно к такому, что был связан с работой группы Хефте. Он, конечно, знал, что только риск приносит хорошие барыши. Коммерсант мог обеспечить эту прибыль.

Доктор Хаккад поднял взгляд на сестру и увидел, что она замерла как статуя в ожидании его следующих распоряжений. Эта выдержка проявилась у нее давно. Еще в детстве она умела выражать иронию молча. Хаккад вздохнул.

– Еще кофе, Лейла. И соедини меня с этим молодым смутьяном Хефте. Сегодня напряженный день, а мне надо с ним переговорить один на один.

– Ар-Радзан.

Глава 13

Берт почти в полдень сошел с поезда «Метрополитен-лайн» в Амершэме, на последней остановке. Уже давно не испытывал он таких ударов судьбы, как сейчас: поэтому, оглядывая городок, он словно не видел его. Определив направление по солнцу, прячущемуся за облаком, Берт пошел пешком к старому городу по дороге на Литтл-Миссенден.

Все идет неправильно, думал он, быстро спускаясь по дороге с холма. С самой первой встречи с Хефте, когда встал вопрос о формировании группы, он ощутил в своем товарище внутренний барьер, затруднявший сотрудничество. Так и случилось. Чтобы сгладить различие взглядов, пришлось постоянно уступать. Лишь идеология удерживала его в стане мусульманских братьев.

Идеология или что бы там ни было, но вся операция подвергалась угрозе. Два парня исчезли. Кто инсценировал нападение? Может, Мамуд? Если так, то это направлено против него. Однако подобная версия была маловероятна, да и Хефте не принял ее.

Произошло что-то еще. Ребят убрали. Может, похитили? Если да, то кто? Полиция?

Все происшедшие события были разрозненны и сами по себе не имели смысла, но каждое из них угрожало исходу дела. Взять хотя бы зловещее нападение в непроницаемой темноте сельской местности прошлой ночью. Оно не имело смысла и казалось Берту привидевшимся во сне кошмаром предательства. Но в «фиате» три пробоины, а правое окно разбито вдребезги. Значит, все же это не ночной кошмар.

Необходимо было разобраться в том, что случилось, найти ребят, выяснить, откуда исходила угроза. Конечно, возвращаться туда при дневном свете опасно, но и от кошмаров иначе не отделаешься.

Наказывая Берта за то, что случилось, Хефте не дал ему никого в помощь. Он считал, что операция поиска пропавших должна быть проведена в одиночку. Возможно, в этом не было ничего плохого, но менее активные члены группы не были способны оценить беззаветную преданность Берта их общему делу, и это вызывало в нем чувство горечи.

Длинная дорога петляла при спуске из нового города в старый. По сторонам ее стояли дома, построенные, судя по выбитым на них датам, в конце 1600-х годов. В некоторых из них были лавки редкостей и антиквариат, в тюдоровских зданиях с перекрещенными деревянными балками черного цвета вдоль фасада шли чайные и магазины деликатесов.

Берт остановился у одной из витрин посмотреть на выставленные сыры. Вот треугольник «мюнстера»[48]48
  «Мюнстер» – сорт сыра.


[Закрыть] с маленькой этикеткой; бледная поверхность его испещрена крохотными дырочками, а верхушка уже заветрилась и побурела. Берт вспомнил детство. В кухне бабушки в Унтертюркхайме около завода «Даймлер-Бенц» семилетний Берт иногда оставался один. Пламя настоящего угля разогревало большой кованый стальной очаг, где он поджаривал хлеб с сыром: клал на хлеб кусочки «мюнстера» толщиной с папиросную бумагу, чтобы никто не заметил, как он их отрезал, и смотрел, как сыр плавился и медленно обволакивал хлеб. Почти невидимый «мюнстер» придавал кусочку холодного хлеба замечательный вкус и приятный запах, который был ощутим еще до того, как кусочек попадал в рот. Это нечто большее, чем хлеб и сыр – волшебная тайна, принадлежавшая только мальчику.

Берт сжал челюсти и заставил себя идти дальше из Олд-Амершэма. Он не тосковал по детству. Конечно нет. Но время от времени сентиментальное облачко затмевало его привычный рационализм, и только миг он болезненно чувствовал, как тоска охватывает его, подобно волне прибоя.

А, черт! Ведь он почти не спал всю ночь. В таком состоянии любой может отдаться дурацким романтическим бредням.

Теперь, снова оказавшись за городом, Берт пошел быстро. Вскоре действительность вытеснила воспоминания. Слева за рощицей – Литтл-Миссенден. Он решил, что уж на этот раз не будет таким ослом, как прошлой ночью, когда открыто вошел в деревню и влип – нарвался на засаду.

– Глупо! – сказал по этому поводу Хефте.

Большую часть ночи они с Хефте проспорили. Наконец, убедившись, что ситуация неясна, Хефте обвинил Берта. Он сказал:

– Твоя идея... твой план... на тебя напали... отправляйся и разберись во всем сам. И быстро.

После этого Хефте презрительно отвернулся, как бы подчеркивая свою непричастность к этому делу.

Утром в среду зазвонил телефон, и американская потаскушка завела песню, задевшую гордость Хефте. Она сказала, что ее похитили и, может быть, это ЦРУ. А там кто знает? Потом добавила, что ей дали средство, развязывающее язык, – пилюли «правды». Нет, им она ничего не сказала. Поняв, что пилюли не подействовали, ее пытали.

– Дрис, подожди, ты еще больше ужаснешься, когда увидишь мои раны!

Дойдя до опушки леса, Берт увидел, что он густой, но небольшой, так что при желании его можно быстро прочесать. Над головой каркали жирные черные вороны. Десять или пятнадцать птиц поднялись в воздух и затеяли шумную драку, но вскоре опустились на землю рядом с машиной по отпугиванию птиц. Он усмехнулся, увидев ворон, важно шагающих среди рядов растений и жадно клюющих созревающие бобы в тени патентованной машины.

Берт тихо вошел в прохладный лес. Маленькие светло-голубые цветы на длинных стеблях покачивались в сумеречном подлеске. Он вспомнил, что видел такие же цветы на лесистых холмах у Штутгарта, когда был мальчишкой. Они назывались?..

Заметив пень, он сел на него, достал большой красный платок и вытер им лицо. Лесная прохлада остудила его горящие щеки.

Берт глубоко вдохнул запах земли и вдруг увидел медный цилиндр. Потом еще один. И еще пять.

Здесь! Они испытывали оружие зд...

У Берта перехватило дыхание: из земли, богатой перегноем, рядом с голубыми цветами, с Glockenblumen[49]49
  Колокольчики (нем.).


[Закрыть], прямо у его ног торчала кисть руки.

Он отскочил от неподвижной руки. Под ногтями была грязь, а вокруг запястья – кровоподтек.

Рука Мамуда.

Берт упал на колени и начал по-собачьи, лихорадочно рыть землю, не видя ничего вокруг. Показалась вся рука, потом вторая и, наконец, лицо. Вдалеке каркали, будто издеваясь, вороны.

Неожиданно ощутив стремление быть полезным, Кевин Шультхайс предложил Неду подбросить его в канцелярию. Нед согласился, оставив Шамуна улаживать некоторые детали с Гарри Ортегой. Перед тем как покинуть Уинфилд, Нед, однако, позвонил Джейн Вейл. Ее секретарша попросила его подождать, но прошло несколько минут, и Нед повесил трубку.

Сейчас он сидел рядом с Шультхайсом, который маневрировал на своем старом «мустанге» в плотном потоке транспорта по Бейкер-стрит. Он ругал почем зря идиотизм дипломатов-назначенцев, не способных иметь дело с огромным миром за пределами их собственного окружения. Нед подумал, что тихий и занудливый лекторский голос ужасно угнетает, если даже не обращать внимания на незрелые мысли Шультхайса, выдаваемые им за истины в последней инстанции. Ясно, что его попытка заняться чисто американским делом – заполнить «мертвый воздух» – была не слишком удачной. Нед знал за собой такой же грех: чтобы уйти от серьезного разговора, он подчас бессознательно толок воду в ступе.

Не вникая в болтовню, Нед начал прокручивать в уме разные версии того, почему Джейн не захотела разговаривать с ним: для начала ей могли помешать обстоятельства. В конце концов он решил, что с ней все в порядке, но она по-настоящему разозлилась на него. Если так, то он совсем не был уверен, что знает, за что.

Его опыт общения с женщинами был ограничен: слишком много лет провел он в бесформенной среде разведывательного сообщества с его оперативниками, контрразведчиками, агентами и прочей мелкой сошкой. В этой среде женщины чувствовали себя так же свободно, как и мужчины, поэтому романы или связи нередко становились поводом для шантажа или использовались как приманки.

Хотя Френч, отец четырех дочерей, был женат половину жизни, это мало расширило его сексуальный опыт. Чтобы понять мотивы поведения Джейн, следовало обладать опытом долгой беспорядочной жизни и неразборчивых отношений. Джейн, увы, была только второй серьезной связью в жизни Неда.

Под треп Шультхайса он продолжал бесплодно и печально размышлять о том, так ли женщины отличаются от мужчин, что уж совсем невозможно понять их мысли.

– ...маленькая леди на самом деле командует громадным Бадом Фулмером, – говорил Шультхайс. – А ею не командует никто.

– Гм? – повернулся к нему Нед.

– Я представляю, что вам пришлось выслушать от нее.

– И главное, все напрасно, – согласился Нед. – Она вообразила, что именно я разгоняю ее пикничок.

– То есть как?

– Ларри Рэнд старается отпугнуть всех гостей, – сказал Нед, сознавая, что эти слова обязательно дойдут до Компании. Он запугивает гостей угрозами, полученными от террористических групп.

– Вы не шутите?

– Для меня это не проблема, – осторожно продолжал Нед. Чем меньше гостей, тем лучше. Но крошка думает, что злодей именно я, и готова меня за это кастрировать.

– Это вам мистер Рэнд рассказал?

– Он разве кому-нибудь что-то рассказывает? – Они пересекали Оксфорд-стрит, направляясь к канцелярии. – Моя единственная надежда, что это не очередная сказка Компании. Если угрозы действительно поступили, это может помочь нам, чтобы узнать, кто же на самом деле враг.

– А... понятно.

– Тебе понятно?

Щеки Шультхайса слегка порозовели, но он смотрел прямо перед собой на дорогу, поворачивая «мустанг» к заднему входу в канцелярию.

– Мне что?

– Нет, ничего, Кевин. Спасибо, что подбросил. – Нед взбежал по лестнице на этаж, где располагался офис Джейн. Из двери Макса Гривса его окликнули:

– Эй, Нед. Твой подарочек не прибыл.

Нед вернулся и заглянул в кабинет Гривса.

– Ты уверен? Он серьезно собирался прийти сюда.

– Я даже позвонил охранникам у входа. Никого похожего по описанию не было.

– Бернсайду действительно нужна наша поддержка. Ему важно знать, что США заботит то, что случилось с ним.

Гривс в недоумении уставился на него:

– Какой-то выживший из ума старик с плакатом? С каких пор это стало нашей работой?

Нед промолчал. Не было никакого смысла убеждать Макса, поскольку у того не хватало мозгов, чтобы серьезно подумать о чем-то. Тем не менее это было как раз то, что старый Химниц называл «моментом постижения истины».

– Макс, а как ты думаешь, что нам вообще следует делать здесь?

Лицо фэбээровца выразило сомнение.

– Наверное, исполнять все, что попадает в папку для входящих бумаг? – спросил он с надеждой.

Нед невольно улыбнулся.

– Макс, для чего правительству нужны посольства и консульства? Чтобы обеспечить работой нас с тобой? Или помогать всем нашим гражданам за границей?

Макс оживился.

– Дошло. – Но сомнения тут же возвратились. – А как же настоящие сумасшедшие вроде Бернсайда?

– Неужели ты думаешь, что он сумасшедший? Не кажется ли тебе, что он просто престарелый американец, потерявший жену и лишившийся всех сбережений из-за грязной аферы. Он не знает, что можно сделать, а потому расхаживает с нелепым плакатом перед посольством.

Нед взглянул на часы и направился к угловому офису, в котором работала Джейн. На этот раз секретарша не стерегла вход в кабинет. Переступив порог, он постучал в косяк и увидел, что Джейн разговаривает по телефону.

Как ему показалось, она взглянула на него довольно холодно. С тем же выражением лица она продолжала разговаривать.

– Я согласна, Ройс. Это грязная игра. А ты говорил об этом с полковником Френчем?

Джейн смотрела прямо перед собой, слушая Коннела.

– С чего она взяла, что он стоит за этим? – Еще одна длинная пауза, и ее взгляд остановился на лице Френча, правда, смотрела она на него бесстрастно, как на деревянного идола. – Он, кажется, устроил-таки скандальчик миссис Фулмер. Я постараюсь что-нибудь выяснить, Ройс. Да, да. Пока.

Джейн медленно положила трубку.

– Я вижу, ты добавил еще одну блондинку к списку своих побед. Миссис Фулмер только, что потребовала твоей головы.

– Кстати, с добрым утром тебя.

Он уселся напротив нее.

– За что ты на меня злишься? Я ничего не мог поделать вчера.

– От тебя и не требовалось ничего, но ты мог позвонить мне после обеда или вечером, или отозвать меня в сторону на ужине у Ройса и шепнуть пару ободряющих слов или просто пошутить, или...

– А что ты там про блондинок говорила?

– Мужик просто теряет голову от них. Особенно от цветущих блондинок с пышным бюстом.

– Разве у Пандоры Фулмер большой бюст?

– Видимо, эта плоская брюнетка – временное отклонение. – Она несколько секунд разглядывала его. – Я упрощаю все, правда? На самом деле все гораздо серьезнее, чем цвет волос.

Нед долго молчал.

– Ну что сегодня за день? Почему все, с кем я встречаюсь, говорят загадками? Почему у каждого есть своя шкатулка с секретом? Мне никак не удается разобраться.

– Пора бы уже привыкнуть к этому, Нед. Ты провел половинужизни в мире, где все оказывается не тем, чем кажется. И ты мало чем от этого мира отличаешься.

– Но послушай...

– Френч, которого я знала, – плод моей женской фантазии. Настоящий Френч, может быть, славный малый, но он не тот, на кого можно положиться.

– Сорвалось всего одно свидание! Один только раз!

– А ты подумай, нет ли чего-то еще, кроме спальни в гостинице, – предложила она ему. – Неужели у нас не было ничего большего? – Ее огромные темные глаза, казалось, стали еще больше. – Может быть, на свете есть два или несколько Френчей, может, даже дюжина. Но сегодняшней мне не слишком нравишься сегодняшний ты. Даже совсем не нравишься.

– Перестань, Джейн.

Она медленно покачала головой. Он увидел ее профиль на фоне освещенных окон, выходящих на Гросвенор-сквер. На ее волевом лице сейчас можно было прочитать только полное равнодушие. Судьба, думал Нед, окружила его сильными женщинами.

– Не только сильными, – произнес он вслух, – но и упрямыми.

Ее огромные глаза снова взглянули на него.

– Ты в самом деле не понимаешь, что такое отчаяние? Для тебя оно всегда рационально и вызвано реальным событием вроде смерти того бедного парня из Висконсина. Но может быть отчаяние, порожденное чем-то обычным, даже отмененным свиданием. Но и такое отчаяние может вторгнуться в чувства и убить их.

– Джейн, – сказал он. – Мне трудно поверить во всю эту муру. Я хочу сказать... одно несостоявшееся?..

Она смотрела на него и напряженно молчала.

– У меня бывают разные настроения, – наконец сказала она. – Видимо, ты никогда не видел меня такой. Но я наблюдала за тобой, пока ты разговаривал со своей сексуальной женой... с этой сексуальной Джилиан Лэм... С этой, Бог ее знает кем. Это насыщенная, богатая жизнь, но... без меня. Мы очень редко встречаемся на людях, но тогда невозможно вести себя естественно и у нас возникают все новые поводы для лжи, лицемерия.

Замолчав, она медленно и глубоко вздохнула.

– Нед, ложь у тебя в крови. Можно сказать, что они платят тебе за вранье. Я не говорю, что в моей жизни не было случаев, когда мне приходилось лгать. Но для меня это очень трудно. Это меня угнетает и на работе, и в личной жизни. Но еще хуже то, что, запутавшись во лжи, я получаю лишь украденный миг, который так никогда и не наступает. Тогда я чувствую... угрызения совести! – Ее голос стал жестким. – Не говорите мне больше, что вам трудно поверить и в это, полковник Френч.

Его лицо помрачнело – такое бывало и с Шамуном, – будто у них на глазах резали любимое животное.

– Не говори мне ничего, Нед, – сказала она.

– Дело не в том, что я не верю тебе. Просто...

Они молча смотрели друг другу в глаза.

* * *

После того как полицейская машина доставила Бернсайда и женщину-детектива из магазина в участок, делом начали заниматься новые люди. Сотрудницу службы охраны магазина увел молодой констебль, который начал флиртовать с ней еще в «Бутс». Бернсайда, выглядевшего еще хуже, чем раньше, оставили на скамейке наедине с молодым сержантом, тот заполнял разные бланки, стараясь не смотреть на старика.

Бернсайд напоминал себе камень в бетономешалке. Не то чтобы кто-то был с ним груб. Разве что менеджер из «Бутс»: ведь ей было незачем сдавать его в полицию, но она все же сделала это.

– Ну как, это то, что я думал? – спросил инспектор, заглядывая через плечо сержанта. – И когда они в игрушки перестанут играть?

Сержант пожал плечами.

– Они не желают гоняться за настоящими ворами. Ты можешь себе представить, расческа за сорок два пенса? И это тогда, когда их собственные служащие разворовывают магазин направо и налево.

Инспектор, которому, как показалось Бернсайду, было на вид лет пятнадцать, сделал гримасу.

– Вообрази, что будет, если они примутся за своих? Никто не будет работать на «Бутс». Ладно, возьми у него объяснение, проверь, нет ли чего-то на него, выдай ему предупреждение и займемся наконец серьезными делами, а?

– Вроде ленча? – спросил сержант. Он выглядел еще моложе, чем инспектор. Никто из них и не взглянул на Бернсайда, будто его не было в комнате.

– Правильно, мистер Бернсайд? Подойдите сюда, пожалуйста. Это не займет много времени.

Сержант обыскал его, вытащил мелочь, кошелек, не содержащий ничего, кроме карточки социального страхования, ключ от квартиры и клочок бумаги, на котором было нацарапано: «11 утра, мистер Гривс, посольство США. Шампунь! Расческа!!» Полицейский вывернул все карманы, похлопал под мышками, ища оружие.

– Мы вынуждены это делать, мистер Бернсайд. Таковы правила.

Он потратил еще пятнадцать минут, составляя подробную опись всех вещей, после чего отдал старику все, за исключением ключей, которые он поместил в пластиковый пакет, и запечатал специальным патентованным устройством.

– Распишитесь здесь, пожалуйста.

Бернсайд уставился на отпечатанный бланк, где были перечислены все его вещи.

– Зачем?

– Здесь сказано, что все это ваше и будет возвращено вам. Это вас ни к чему не обязывает. – Сержант глядел, как он подписывает протокол. – И здесь. Это недолго.

Услышав шум за спиной, Бернсайд обернулся как раз в тот момент, когда женщина-детектив из «Бутс» и молодой полицейский выходили из участка. Сам он стоял у барьера, переминаясь с ноги на ногу, пока сержант заполнял бланк на четырех листах. Шло время. Звонил телефон, на звонки отвечали. Жизнь продолжалась. Бернсайд понял, что чем больше воруют служащие «Бутса» у себя в магазине, тем больше будут арестовывать невиновных. Время тянулось медленно.