Текст книги "Максим (СИ)"

Автор книги: Леонида Подвойская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 13

– Значит, повелитель мух?

– Да ты не обижайся. Это по глупости и… ревности!

– Ревности? Глупость какая!

– Совсем не глупость! Почему ты думаешь, что тебя нельзя ревновать… И… любить? – запинаясь выдавила из себя Кнопка.

– Повелитель мух. Ладно… Ты мне лучше скажи, чего здесь не хватает?

– Здесь? – все еще занятая своим признанием и разочарованная реакцией возлюбленного, переспросила девушка, рассматривая ночной пейзаж. Это была удивительнейшая залитая лунным светом поляна. Так пронзительно прозрачно и светло по ночам бывает здесь только весной. Еще немного – и начнутся туманы. А пока… Зелень первой травы и молоденьких листьев принимала под лунным светом темно– голубой оттенок. Окружающие поляну кусты бросали полупризрачную тень на окраинах и весь этот овал земли казался залитым серебром островом – восхитительным сказочным островом.

– По– моему, все на месте. Разве что ветра? – попыталась догадаться девушка. И действительно в безветрии все замерло каким то единым всплеском красоты.

– Нет… Цветов… – шепнул Максим.

– Цветов? – так же шепотом изумилась одноклассница.

– Да. И я не только повелитель мух. Я друг цветов. Я знаю, что раз в году, ночью, цветы распускаются для Луны. Они как бы всю свою жизнь раскрываются навстречу солнечным лучам и только раз в жизни – Луне.

– Красиво – вздохнула девушка. И этот раз…

– Да. Сегодня, сейчас. Вот смотри…, – он закрыл глаза, сосредоточился, поймал тоненькие ручейки жизни дремлющих цветов (по большей части – одуванчиков) и приказал им раскрыться.

– Ну и что же? Когда? Может их нет? Или холодно? – шепотом спросила Кнопка. Открыв глаза, максим увидел, точнее не увидел ни одного раскрывшегося цветка. Он тяжело вздохнул.

– Еще не время– прошептал он беспокойной подружке и вновь зажмурился. Он был неправ. Он придумал этот трюк в гневе и в обиде. Максим вспомнил, как жуки и ночные бабочки, крутясь у фонаря, передавали его телячий восторг, как звучал в нем "танец цветов" и как комично пытались попасть в такт неповоротливые майские жуки. А что теперь? Ты приказываешь? Ты повелеваешь удивить? И называешь себя другом цветов?

– Простите – вдруг прошептал он вслух.

– Да ладно тебе, не огорчайся… – приняла в свой адрес это извинение маленькая девушка.

– Ну, подожди, помолчи минутку, – поморщился подросток. Пока Ирина – младшая думала, обидеться и убежать или дождаться чего – то, он вновь, но на этот раз мягко прикоснулся к цветочному полю. Он показал им свою печаль и попробовал объяснить причины, посочувствовал их ощущению ночного холода, попытался передать ожидающую впереди радость – лето, поделился теплотой своей любви к прекрасному и только в затем, мысленно обратившись в них самих, потянулся к лунному свету…

Маленькая девушка даже не ахнула – только как-то всхлипнула и прижалась к Максиму. На ее глазах поднимались, тянулись к луне и распускались дневные цветы. В серебряном свете их лепестки переливались невиданной и даже невоображаемой палитрой.

– Вот видишь – прошептал, боясь спугнуть очарование, юноша своей спутнице. И она действительно была очарована. А цветы, словно поприветствовав ночное светило, показавшись перед ним во всей своей красе, тут же начали потихоньку, не теряя достоинства и красоты, закрываться и прятаться в ночной траве.

– Знаешь, на кого они были похожи – прошептала девушка, провожая взглядом последний закрывающийся цветок.

– Подожди…

– Что с тобой?– забеспокоилась Кнопка после минутного молчания.

– Нет, ничего.

– Тебе не…плохо?

– Да что ты! – рассмеялся Максим и чистосердечно признался – Просто спасибо им сказал. Они же живые. Это надо понимать. Так ты говоришь, они на кого– то похожи?

– Да. На Золушек. Показались на балу во всей красе и быстренько назад. В ничто…

– Неправильная ассоциация. Они вновь покажутся во всей своей красе. Но для своего принца– для Солнца. А Луна для них… не знаю. Наверное, как Золушкина мачеха. Можно показаться во всей своей красе. Но не нужно. Уничтожит.

– Максимка, ты волшебник. Я никогда этого не забуду. Ты… Ты…Ты принц цветов… Я… я давно хотела сказать… – она по– детски зажмурилась и потянулась к нему сложенными в трубочку неумелыми и нецелованными губками. Она явно ждала чего-то необычайного от этого первого поцелуя и дружок решил не разочаровывать девушку – пустил по ее тоненьким жилкам золотистый тоненький лучик.

– Иринка, – начал Максим, когда девушка со слезами на зажмуренных глазах все еще переводила дух.

– Ничего не говори – сдавленным голосом прервала она. Все, что ты скажешь, будет ложь. И я не скажу правду. Но я дождусь… Я дождусь, когда все они… И тогда ты поймешь. И тогда… – не провожай меня – крикнула она уже во весь голос, метнувшись с дамбы в сторону нефтебазы – единственной, кроме лунной, освещенной дорожке.

– Еще чего, – усмехнулся Максим и быстрыми движениями стал неслышно сопровождать свою ночную протеже. И как оказалось, не зря. Словно тогда, тысячу лет назад, из – под забора вылезло косматое чудище и кинулось в сторону девушки. Опять сторожевая собака, только на этот раз – взбесившаяся. Совсем недавно они растерзали появившуюся невесть откуда лису – и вот…

Девушка завизжала каким– то зверушкиным писком, но не сиганула, как когда– то Макс, через ров. Ужас привел к ступору, и она застыла, вытаращив свои и без того от природы круглые глазенки.

Максим успел поймать чувства псины. Ничего кроме темной, даже черной ненависти и желания растерзать. Бешенная, – понял он, встал между ней и девушкой и мысленно сжал быстро бьющееся собачье сердце. Псина упала, словно ей подрубили лапы. Было противно и гадко – чувство, похожее на то, когда пальцами раздавливаешь живого таракана. Но то таракан. А здесь… Максим стерпел ударившие по нему чувства собачьей боли и все той же собачьей ненависти, по– прежнему сжимая задрожавший вдруг мелкой дрожью горячий псиновый мотор.

– Вот и все – прошептал он, поняв, что действительно все. Он разжал свой мысленный кулак, подошел к псине и присел возле нее. Оскалившаяся пасть и остывающая пена слюны придавали издохшей собаке отталкивающий вид. Но это было первое существо, которое убил Максим. Точнее, убил своими новыми возможностями.

– Извини, бобик, но сам напросился. Где это видано, – бросаться на людей. Ну, сидел бы на цепи, ну повыл бы… А так… А что, что, Боб, оставалось делать? Прости, но ничего другого я не придумал. Да и некогда было. Ладно бы на меня. А то…

– Пошли, ну, пожалуйста, ну пошли отсюда, – теребила перепуганная девушка своего спасителя, извиняющегося перед мертвой псиной.

Макс согласно кивнул, и все еще оглядываясь, они пошли к городку.

– Что это с ней? Чего это она? Я так испугалась – тараторила, приходя в себя, Кнопка. Что, что ты с ней сделал?

– Она взбесилась. И я ее убил, – морщась объяснил ситуацию.

– Но ты… Она же не добежала… Как ты…?

– Да нет, пошутил я. Сама издохла. От бешенства. Не успела покусать.

– Но ты же меня закрыл. И если бы она бросилась… То есть добежала…

– Да, я бы тебя спасал. Но ничего не было.

– Все равно, спасибо – прошептала она уже у подъезда, встав на цыпочки, чмокнула спасителя в щеку и в восторге от собственной смелости, кинулась домой.

Максим почти всю ночь не спал. Убийство бешенного пса острой болью жгло душу. В отличии от целительства, лишение жизни вызывало иную, не физическую боль. Утром, заряжаясь солнечными лучами, он решил проверить этот тезис – мысленно ударил по болтающейся под люстрой мухе. Та немедленно упала замертво, и где– то в районе сердца вновь.

– Вот как,– понял юноша. Значит, и лечить – несладко и убивать – не мед? Ну и правильно – решил он и завалился отсыпаться.

А спасенная им девушка, вихрем ворвавшись к себе в квартиру, кинулась к небольшому еще архиву фотографий в альбоме и на файлах. Где-то она это уже видела. Но где, где, где? Это выражение лица. Она последовательно пересмотрела фотографии первого, второго, третьего класса – времени золотой наивности, четвертого, пятого – времени первых симпатий. Симпатий… – горько усмехнулась девушка. В симпатиях уже тогда купались вот эта…эта… эта – разглядывала она рано хорошевших одноклассниц. А я… Везде, как младшая подружка. Которой еще в куклы играть. Хотя, ну была же симпатичной! – вновь всматривалась она в мелкие, но пропорциональные черты своего личика. Но не об этом. Шестой. Седьмой. Мальчики повытягивались. Восьмой. Он впервые пригласил на свой день рождение девчат. Без нее. Знал бы, сколько слез она выплакала! Ай, не об этом сейчас – отогнала она старую обиду и новую слезу. Поход. Ну? Где-то здесь? Да, вот! Вот, конечно! Это наш фотомастер делал. Они в лесу натолкнулись на змею. Было много крика и визга. Макс тогда тоже шагнул вперед, чтобы прикрыть девчат. Выставил какую– то длинную хворостину и ждал броска гадины. Но уже подоспели Кот, Серый, Пенчо со своими палками и опасности почти не было. Поэтому Ванятка и заснял этот героический эпизод – несколько одноклассников с увесистыми дрынами защищают девочек от гадючки. Но это потом было смешно. А первым все-таки кинулся вперед Макс. И вот этот взгляд. Да, он и тогда её пугал. Какой-то… Сегодня она его увидела вновь, – когда Максим закрыл ее от бешенного пса. И поняла – нечеловеческий. Взгляд, решающий, будешь ли ты жить. Или нет… Взгляд, убивающий! Вот! Вот именно– захватило дух у девушки. Ведь и тогда весь смех был в том, что гадюка оказалась мертвой. И хотя Галка клялась, что гад выполз и шипел, ей никто не поверил – " у страха глаза велики"!

Кнопка вздохнула и, вглядываясь в черты возлюбленного, вспомнила подаренное ей чудо с цветами, затем, смущаясь и краснея – восторг первого поцелуя. Нет, она читала, что если сильно любишь…или там, в старых фильмах от поцелуев девушки задыхались, но подружки рассказывали – так себе. Значит, смотря с кем. А вот с ним! Потом вспомнилось, как кинулся он наперерез псине. И как затем чуть не плакал над еще теплым, но бездыханным чуть не с теленка псом, оправдываясь и называя его Бобиком.

Значит… Значит… Нет, он хороший. Убил. Взглядом убил. Но меня-то спас! Что же это с ним? Кто он? После больницы. Все после больницы – и математика, и эти…чудеса, и…и… – она опять покраснела. Ну и пусть – в конце концов решила она, выключая компьютер и укладываясь спать. Все равно я его люблю. Он с ними…всеми перебесится и все равно будет моим. Я подожду… подожду… – улыбаясь, засыпала она, вновь переживая приятные моменты сегодняшнего свидания.

Глава 14

Максим проснулся от длинного тревожного звонка в дверь. Было уже довольно поздно, и он насторожился. Почему-то длительный сон зачастую предвещал хлопотный или просто неприятный день. Так случилось и на этот раз. В двери стоял встревоженный Патрик в неизменной военной рубашке, с закатанными по случаю жары рукавами.

– Дрыхнешь, – почему-то зло констатировал дружок.

– Да, заспался… Знаешь, вчера долго еще гуляли.

– Долго? С кем?

– Тебе то какое дело? – удивился Макс. Он знал Женьку, как скромного и нелюбопытного парня.

– Мне никакого. Почти. Значит, не знаешь… Светку убили.

– Как?!!!

– Задушили. Нашли возле нашей поляны. А Сергея замели. Он же ходил ее встречать, помнишь? Потом пришел, сказал, что не встретил…

Пока утренний вестник излагал эти страшные новости, потрясенный юноша втащил его в свою комнату, усадил на диван и стал расспрашивать, как можно быстрее одеваясь.

– Они решили, что это Сергей. У всех остальных алиби. Разве еще у тебя…

– Но я же был все время у костра! Это же все подтвердят. И Сергей… ее? Бред какой– то. Послушай – он взял Евгения за плечи. Ты ведь тоже помнишь, что он был, как всегда. Ну не мог он убить и быть таким, а? А тем более – Светку. Постой. Светку убили? – он опустился, начиная осознавать реальность происходящего.

– Я же тебе толкую. Я тоже сначала не поверил… То есть не понял. Но нашли ее утром. Возле нашего места. Понимаешь? Кто знал? Только мы и знали. И не шатался вроде никто рядом.

– В темноте не видно.

– Но в лесу в темноте и не шатаются. Была бы еще компания, развели бы костер.

– Пойдем Серого выручать! Он отлучался на пару минут всего. А потом был с нами. Мы вместе ушли. Пойдем, скажем?

– Я за, но…

– Ну, говори, я пока хоть слегка сполоснусь.

– У тебя есть кому подтвердить, когда ты пришел домой?

– Ты что, на меня? Ты меня…

– Да не я – отмахнулся Женька. Я всем нашим верю. А эти – всех трясти будут…

– Пошли– пошли, не бойся. Хотя… Пошли на место, а?

– Там еще не пустят. Осматривают. Говорят, – Патрик прогнал дурноту, говорят – и она там. Ждут шишек из области.

– А Серого уже зацапали? Лихо! Тем более, пошли, а еще лучше– поехали, – и Максим метнулся за велосипедом.

– Подождешь!? – бросился за своим Евгений.

Ехали они молча. Патрик явно боялся встречи со смертью. Максим все еще пытался осознать происшедшее. Вчера они отпраздновали в леске окончание своего восьмого класса. Вообще– то это называется "турпоход", хотя какое там. Дурачились, танцевали, пили кто что, (но в большинстве – пиво), жарили, пока не спалили, шашлыки, время от времени уединялись по интересам. Хотя старомодная закваска офицерских семей давала себя знать, – дольше нескольких минут и дальше шальных поцелуев не доходило. Боялись разговоров и сплетен, быстро достигающих родительских ушей. Поэтому не сговариваясь оставили выяснение отношений и нежности на потом– не на всеобщее обозрение. Действительно ждали Светку – красивую, рано сформировавшуюся одноклассницу, с которой последнее время "ходил" Сергей. По его прозрачным намекам можно было понять, что не только "ходил", но Максим уже по собственному опыту понял, – трепятся, когда ничего, или почти ничего, не было. Цену набивают. А когда случится… В каждом мужчине просыпаются тогда и джентльмен и трус. И тогда – догадывайся сам. Вот, судя по всему, и не было ничего у Серого. И настроился он хоть на что– то необязательное вчера вечером. Но девушка, уехавшая в областной центр, задерживалась. Сергей пел под гитару, попытался продемонстрировать балетное па, в очередь рассказывал анекдоты, но заметно мрачнел. Когда понял, что подходит последняя электричка, решил идти встречать ("поздно уже, мало ли что?"). Сколько он отсутствовал? – вспоминал Максим, налегая на педали. Когда он вернулся, сказал, что она, видимо, не приехала, так как дошел до вокзала и не встретил. Дошел до вокзала. Даже если бегом бежал, то быстро… Почему помню, что быстро? Он напряг память. Когда он уходил, сказал что последняя электричка вот– вот. Да Юрка или Ванятка спросил, успеет ли? Так как оставалось… Да! Оставалось пятнадцать минут. Он сказал, что если бегом… нет, сказал, "если перебежками", то успеет. А когда вернулся, спросили, почему запыхался. Сказал, что на вокзале не встретил, думал, что разминулись, пытался догнать. Да, отсюда мысль, что быстро. Кто– то сказал– пол часа в два конца– круто. Не мог он за пол -часа убить и вернуться. Да что за глупости– просто не мог! Не он это. Зачем? Да причем здесь "зачем" – просто не мог.

– Послушай, а с ней еще… что-нибудь делали, не знаешь?

– Нет, не знаю – с содроганием ответил поэт.

Когда они приехали, место преступления найти было нетрудно – вокруг обтянутого бечевой участка леса собирался народ. Внутри огороженной зоны средних лет лобастый мужичек (конечно – следователь) что-то записывал, сидя на пеньке и положив папку с бумагой на колено. Это было совсем недалеко от их поляны– метров сто по прямой. Даже по вон той дорожке. Девушка лежала у куста, опершись о тонкое ореховое деревце, опустив голову. Была она абсолютно голой, только колготки, перехватывающие горло, немного прикрывали одну из девичьих грудей. А одежда– вон лежит. И вон. И вон. Разбросана. А дальше – сумочка. Словно бежала и выбрасывала все.

– Что же с тобой случилось? Что? И кто? – Максим подошел вплотную к импровизированному ограждению и остановил взгляд на, казалось, скорбно улыбающейся девушке. Он посылал в сторону тела мысленный, полный отчаяния, словно у тонущего крик, но он возвращался мертвым эхом. Да она была мертва. И вскоре юноша своим загадочным зрением увидел даже отвратительных червей, уже копошащихся внутри еще вчера прелестного молодого тела. Одной гневной вспышкой он убил эту мерзость и продолжил свои попытки. Теперь Максим понял – не поднять. Не оживить. Даже если отдать всего себя. Слишком все разрушено. Но слабое свечение, почти невидимая даже для него аура от еще не погибших клеток, все таки, начала отзываться на его призывы. Осторожно, словно боясь расплескать драгоценную влагу, он начал будить память клеток – последнее, что остается до самого окончательного распада. Он присоединился к этой угасающей волне, ободрил ее добром и сочувствием, попросил о последнем – показать. И постепенно, все явственнее и явственнее увидел, услышал, ощутил. Погибающая жизнь не просто поделилась – сполна отдала память о последней своей ночи. Юношу скрутило отбросило от протянутой веревки. Затем вырвало вчерашним шашлыком. В это же время завизжала кто-то из одноклассниц и следователь с ментом в форме капитана спохватились– прикрыли тело уже принесенной простыней. Затем капитан многозначительно показал глазами на сидевшего на траве, вытирающегося подростка.

Когда привезли мать Светланы и она жутким голосом завыла, Максим зажал уши, и, покачиваясь, пошел прочь – по той самой лесной дорожке. Когда в одном месте он остановился, приглядываясь к кустам, на его плечо легла тяжелая ладонь.

– Пошли, поговорим – предложил капитан.

– Зеленая краска, – показал Максим на куст.

– Да. Глазастый. Вот и поговорим. – Подъехал неизменный и незаменимый в таких случаях козлик и мент довольно настойчиво под локоть подтолкнул подростка.

В отделе милиции они зашли, точнее, новый собеседник завел его в прокуренный до вонючести кабинет. Погруженный в сопереживание ужаса юноша лишь мельком оглянул комнату. Решетки на окнах. Шкаф. Сейф. Два стола. Старинный шифоньер, с какими– то бланками и желтыми бумагами на полках. Еще какая– то, не заслуживающая внимания ерунда.

– Ну, вот здесь и поговорим. Я – заместитель начальника уголовного розыска капитан Холеровский. Для всех зечар здесь – Холера. Для тебя… пока, – сделал он многозначительную паузу – товарищ капитан. Как величать тебя?

– Белый Максим…– начал подросток.

– Отец, значит, тот самый Белый? – уточнил "товарищ капитан" и его глаза зло – торжествующе сверкнули. – Как же, как же, наслышаны. Только не о нем речь, правда?

– Да, конечно, согласился Макс.

– Во, мы понимаем друг друга. Рассказывай.

– Сергей здесь ни при чем. Я тоже сначала не мог понять, сбивчиво начал Макс. – Но потом, когда увидел…, – он осекся, пытаясь найти правдоподобное объяснение своего знания.

– Потом, когда ты увидел, ты ужаснулся… – подбодрил подростка розыскник.

– Ну да, конечно.

– А потом тебя вырвало…

– Вы и это заметили?

– Работа такая. Но не отвлекайся. Ты ужаснулся, тебя даже вырвало и ты решился рассказать все, как было.

– Да, верно. Только вот не знаю, как объяснить. Не знаю, поймете ли…

– Милый мой, я на своем веку столько всего этого видел, что если не прощу, то вполне пойму. Так что валяй. Были пьяные, захотелось попробовать. Но убивать сразу не хотели, – подсказывал, сочувственно улыбаясь мент. Так?

– Почти. То есть не совсем. Мысль убить была сразу.

– Ну– ну, а у кого же?

– Этого я не знаю… Лица вижу, но кто они– не знаю.

– Нет… Это ты… Ты погоди… Что значит – не знаешь? На такие дела с незнакомыми не ходят.

– Да знакомые они между собой. По крайней мере, двое. И водила тоже сидел.

– Подожди – глубоко вздохнул розыскник. Ты о ком говоришь?

– Об этих… убийцах и насильниках.

– Нет, братец. Стоп. Мы с чего начали? С того, что ты осознал и раскаялся, глядя на дело рук своих.

– Своих? – ошарашено переспросил подросток. – Как это– своих?

– Ну, не своих лично. Я же не говорю, что это ты колготы затягивал… А кто? – резко выкрикнул милиционер, наклоняясь к лицу побледневшего юноши.

– Да я же говорю – четверо их было, на зеленом " Москвиче"

– На каком еще "Москвиче", мальчичек, – начал заводиться Холера. Быстро рассказывай, как было – стукнул он кулаком по столу.

– Да я же рассказываю, – торопясь вновь начал Максим. Их было…

– Я тебе сейчас устрою-"их", – прорычал сыщик. " Нас! Нааас!" – проревел он. – Нас было! Живо рассказывай, недоносок, кто из в-а-а-а-с что делал и кто убил. Если хочешь дожить здоровеньким до суда, говори быстро и правду. Ну!– рявкнул он.

Теперь Максим наконец допетрил, кого подозревает мент и почему проявил такую заботу.

– Вы что– же, меня подозреваете? – изумленно уточнил он.

– Не подозреваю. Уверен. Твоих рук дело, дрянь. Я если, Холера, уверен – все. Ну, быстро – кто, кто и кто. Ну, говори, – заорал он во всю глотку.

Холодная ярость поднялась в юноше.

– А ведь не брешут про вас, мусоров – сдерживая себя констатировал подросток. – Я думал – это только в фильмах

– Говори, сволочь! Не то измордую, и папочка не поможет.

– А что вы кричите? Кстати на меня и мой отец не кричит, хоть и старше вас и по званию и по возрасту.

– Да я твоего отца… – и разошедшийся Холера, уже не стесняясь в выражениях рассказал, что он якобы делает и еще сделает с отцом Максима.

– А вот это – уже зря, – срывающимся баском прорычал юноша, и как недавно у псины, стиснул ледяным холодом бурно бьющееся сердце зарвавшегося сыщика. Но полегче, не до остановки. Тем не менее, только что бывший багровым мужик разом побледнел, и, схватившись за левую половину груди, стал оседать на пол. Максим подскочил и заботливо подставил стул.

– Вот так, – заглянул в помертвевшие глаза буйного розыскника подозреваемый.

– Ну как, расколол? – ворвался на тишину в кабинете более моложавый, но такой же мордастик в штатском.

– У товарища капитана плохо с сердцем. Быстро вызовите врача, – ответил парнишка. Штатский пожал плечами, но, взглянув на бледное лицо начальства, метнулся куда– то из кабинета вон.

– Пока врача нет, слушайте. Каждый раз… Я говорю – каждый, когда вы будете орать, у вас будет прихватывать сердце – вот так, – он сжал бьющееся сердце посильнее. Каждый раз, когда вы будете кого – то оскорблять – еще сильнее, – он добавил боли. -А когда будете мммм творить или видеть беззаконие – нашел он выражение, ваше сердце будет просто разрываться от несправедливости, – он стиснул кровяной насос почти до полной остановки. – И вы быстро умрете. Или станете никому не страшным парализованным калекой… Вам все ясно? Не дождавшись ответа из чуть шевелящихся фиолетовых губ, он отпустил, наконец, капитанское сердце и снял боль. Мужчина тяжело дышал, не мигая глядя на устроившего ему такую пытку пацана. Затем он набрался сил отереть холодный пот, а когда в кабинет ввалились с врачом – попытался послать всех матом, но застонал, вновь схватившись за сердце. Максим укоризненно(я, мол, не шутил), покачал головой.

– Григорий Григорьевич, вы не совсем здоровы. Может, я закончу?

– Пошел ты, начал было начальник, но вздрогнув, прервал привычную фразу, и покосившись на подростка, добавил – в баню.

– Д-а-а, – неопределенно протянул Холера, когда они опять остались одни. Это же надо – впервые сердце прихватило. И так круто… Задело меня это убийство. За само сердце и задело. Совсем молодая девчонка, Красавица… была. А тут еще ты со своей реакцией. " Папенькин сынок – золотая наглая молодежь". Я закурю, ладно? Ну, рассказывай, что ты там начинал про зеленный Москвич?

– Серого отпустите… пожалуйста.

– И мы останемся без подозреваемых?

– Ну не он это. Не он!

– Рассказывай, что знаешь, и забирай своего дружка.

– Их было четверо. На зеленом москвиче. Как я понимаю, знакомые. У одного нет верхних передних зубов – под Шуру. У одного из них особая примета– шары. И кроме того, – они ее укололи.

– Чем?

– Не знаю, какой– то крутой дурью. И задушили – не там. Все это – место происшествия, разбросанные вещи – для лохов.

– Ну а где?

– Она была в полубредовом состоянии, очень плохо ориентировалась, – пытался воссоздать увиденное Максим. Какая-то полутемная комната. Пол… с ковром. Или… В общем, что– то зеленое на полу. Нет, туман. Лица – то хорошо вижу… У вас наверняка есть картотека?

– Фильмов насмотрелся? Ну, есть, – ответил сыщик все также пуская колечки дыма и с прищуром, словно сквозь прицел рассматривая странного экстрасенса. – А где гарантия, что ты все это не наплел для того, чтобы вытащить своего дружка? И как мне объяснять твою осведомленность? Эх, запереть бы тебя! – шучу, шучу, – тут же спохватился он, потирая грудь. Ладно. Пошли. Что начальству -то говорить?

– Скажите, что я вчера вечером видел зеленый Москвич с подо… с неприятными мордами. А на кусте, помните – зеленая краска.

– Ну, это мы видели и без тебя. Пошли в фильмотеку. Потом я туда твоего дружка пришлю.

– Нет, туда не надо. Пусть домой движется.

– Ну, как хочешь. Вот, – они зашли в длинный полутемный кабинет. Здесь – фотографии наших клиентов. Садись и любуйся. Если найдешь – скажешь. Я пошел отбрехиваться.

Он нашел одного в этих фотожурналах среди сотен других гадких морд. Когда в кабинет ворвался Холера, Максим уже все обдумал.

– Ну?

– Один очень похож. Вероятнее всего – он.

– Показываешь и мы тут же его закрываем. Кстати, твоего дружка уже и выпустили, и домой завезли. И родителям спасибо сказали, мол, здорово помог. А теперь скажи, все– таки – откуда знаешь? Я грешным делом подумал – плетешь, чтобы дружка выгородить. Потом, что и себя выгораживаешь. А теперь…

– Что теперь?

– Кто– то тебе трепанулся. Из тех. Или из очевидцев. А назвать боишься… Ну, начистоту, быстро!

– А что случилось теперь?

– Эксперт. Убили ее ближе к утру. И действительно не там. И действительно укололи. Это, если бы я не поинтересовался, и эксперт сразу не выяснил бы. И повреждения такие, что действительно, шары были. Да и вообще все телесные повреждения… и вообще все… прочее…подтверждает вроде, что была жуткая групповуха – как в порнушках или как у перебравших зечар. Поэтому, рассказывай.

– Я… просто все это представил, когда там стоял и на нее смотрел.

– Не очень– то я верю в такие россказни… Но что поделаешь, – он осторожно потер сторону сердца. Алиби у тебя. Подтвердила твоя подружка ночную прогулку под луной. Но, хватит. Ну, показывай.

– Вот – отлистал Максим назад альбом, показав участника драмы.

– Эээ, брат…, протянул капитан. Этого так просто не закинешь в работу. Придется тебе таки признаваться, откуда что знаешь.

– Но почему…?

– Не твоего ума дело, вьюноша.

– Если я скажу, что видел их на зеленом Москвиче, скажем, вчера вечером?

– Не пойдет… И не то дело, по которому можно врать.

– Значит…

– Значит, не все так быстро! Но за наводку спасибо.

– Может, подскажете, кто этот? Вдруг еще что всплывет?

– Этот? Ну что же. Прохоренко, он же "Прохор", он же "Прошка". Мелкая дрянь, но дрянь. Судим трижды, но реально сидел один раз. Живет на Залинейке, не работает, крышует его… знаешь такое понятие?

– Ну, читаю, смотрю…

– Крышует его евоный – же братец. Николай, или по аналогии с последним царем именуемый Ники.

– Царем?

– Да… ты правильно подумал.

Поэтому, выходит, что с ним вот так как со мной или с Серым, нельзя?

– Но-но-но! – полушутя погрозил пальцем сыщик. Никто ничего с вами ужасного не сделал. И кто старое помянет… – Но, вздохнув, согласился – Нельзя. И не во мне дело! Хватает заступников повыше. Ладно, если что…выяснишь или надумаешь, приходи. Ко мне. Буду рад любым деталям, любым мелочам. Особенно– ощутимым.

– Это типа вещественных доказательств?

– Типа этого.

– Если бы найти ту комнату… Где убили… Или ту машину…

– А что в машине?

– Когда посадили… Ее билет остался… На электричку. И еще… Они ее прямо там и укололи. Шприц должен остаться.

– Но чья машина? Где найти? Номер?

– Не знаю. Она, когда садилась, внимания не обращала. А потом уже не в том состоянии была.

– Она?!

– Ну да…

– Как бы мне хотелось поговорить с тобой на серьезе. Ну да ладно… Хоть какая зацепка, а?

– Что толку, если руки коротки?

– Не говори так. Не надо. Если найдем убедительные доказательства – закроем.

– Хорошо. Если что… вспомню, свяжусь с Вами.

– И если что узнаешь. В своем кругу люди говорят больше, чем нам.

– До свидания.

– Будь здоров.

Когда Максим вышел из милиции, часы на башне костела отзванивали полдень. В скверике, в конце похожей на тоннель улицы, его поджидал Евгений с велосипедом.

– Ну, что? Ну, как? Почему так долго? Ты знаешь, что Серого выпустили? Я уж подумал, что тебя – вместо него… – волновался дружок.

– Да нет, расспрашивали про вечер. Про тех, кто ушел раньше… или надолго отлучался, – покосился на поэта реабилитированный.

– А что я? Я… Да, я… ушел раньше. Но не один.

– Ай да тихоня! – восхитился Максим, хлопнув друга по плечу. Тихоня покраснел и подвинул велосипед. -Куда теперь?

– Ты дуй домой, собирай наших, а я к Серому.