Текст книги "Запас прочности"

Автор книги: Леонид Соболев

Соавторы: Константин Бадигин,Алексей Новиков-Прибой,Петр Северов,Сергей Диковский,Альберт Беляев,Александр Зорин,Михаил Глинка,Александр Штейн,Владимир Дубровский,Иван Гайдаенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

А додумать все равно надо было, потому что через два дня «Ева» достигнет северной оконечности Готланда и там уже должно быть ясно, брать ли курс на Таллин или в другое место. Да, у каждого дела свои два конца и десять кромок… Говорят, что коммунисты очень даже разумные люди и ценят каждого, кто работает. А кто больше за свою жизнь бороздил море, чем он, Пяртлираннаский Аадам? Эх, походить бы без хозяйского кнута над собой, без страха, что завтра тебя спишут с корабля… Вот бы тогда поработал и поплавал в свое удовольствие и чувствовал бы себя свободным, как чайка белокрылая! Еще говорят, что, когда старость совсем кости скрутит и будет невмоготу море, тогда и пенсию тебе выпишут… Ох ты, сто чертей! Был бы добрый человек и сказал, что тут делать! Хотя в таких делах вроде бы негоже совета спрашивать… Если бы запросить морзянкой главного хозяина? Но ведь он обязательно скажет: бери курс на Швецию или даже в Англию… Нет! Надо своей головой додуматься.

И целую ночь у Аадама гудела голова, лишь к утру шкипер пришел к мысли, что следует поговорить с ребятами и послушать, чего они скажут. Часа через два после восхода он и позвал на корму всю свою команду, чтобы рулевой мог принять участие в разговоре, и начал, прокашливаясь:

– Кхм… Надо думать, вам уже ведомо, что власть Пятса… Кхм… Ну, словом… дали ей под зад коленом и… кхм… теперь рабочие взяли в свои руки руль. С Россией мы опять в больших друзьях…

Аадам и без того не слыл говоруном, сегодня же казалось, что слова просто разбежались куда-то и взять их ниоткуда. Лоб и вся лысина шкипера покрылись крупными каплями пота.

– Законы все, как вы уже прослышаны, теперь переделаны… Ну… кхм… законы такие, что фабрики, земля и у кого большие дома и… кхм… одним словом, весь этот крупный куш теперь казенный… И судовладения у хозяев отобраны и народу отданы. Вчера вечером новая власть… народная, значит, власть, велела, чтобы все суда, которые по чужим водам разбрелись, шли прямым ходом домой… Вот я и подумал… кхм… Ну да, подумал…

– А чего там долго думать? Не иначе – хотят все прежние бумаги переписать на казну и посмотреть заодно, кто на этих посудинах плавает, – решил Андрес Прассь, выскребывая из кармана табак и набивая трубку.

– Ну, теперь хозяева начнут смазывать пятки вместе со своими судовладениями – и все туда, на Запад, – ухмыльнулся Прийт Тильк и указал рукой за корму.

– Ах, чьи бы эти посудины ни были, дело есть дело, – рассудил Пээтер Тюлль.

– Да, море все равно останется морем, и нам по нему плавать, – подтвердил моторист Март Сыэль, и в глазах его при виде беспомощного выражения на лице шкипера блеснула улыбка.

И лишь у одного, у Юку Нигуля, весь этот разговор, казалось, не вызывал особого интереса, он продолжал обгладывать свиную ножку.

– Ну, Йоспель, а ты что мыслишь обо всей этой мороке? – спросил Аадам, стараясь показать, что его голова не забита до отказа той же самой «морокой».

– А то, что не грех тебе сверх платы отпустить мне пару пачек табаку, – серьезно ответил Юку.

– Давно ли получал – и уже весь! – чертыхнулся Аадам.

– А надолго ли той щепотки? Свернул пару цигарок – и все, – сетовал Юку и невинными глазами смотрел на озабоченного шкипера.

Аадам забыл купить в Копенгагене для команды табаку, и теперь, после недельного плавания в безветренном море, ребятам нечего было курить. Больше всех страдал Юку Нигуль: несмотря на свою молодость, он и часу не мог прожить без затяжки. Аадам чувствовал вину: ведь только капитан мог купить по дешевке «беспошлинного» табаку, и ребята надеялись на него.

– У меня самого скоро нечем будет трубку набить. Что поделаешь, голова стала дырявая, не упомнил, – беспомощно развел руками Аадам.

– Ладно, я сберег от предыдущего рейса две пачки «Доббельмана», поделюсь, – объявил моторист.

– И мне дашь? – спросил Юку и впился глазами в Марта.

Но тот с нарочитой строгостью гаркнул:

– Тебе, Йоспелю, я за так не дам! Будешь приходить каждый день в машинное отделение на часок-другой, тогда и получишь!

– А работа какая? Поди, не тяжелая? – хотел узнать Юку.

– Да неужто есть что-нибудь не под силу такому богатырю? – поддел Прийт Тильк и подмигнул товарищам.

– Да, это конечно, – польщенный, согласился Юку.

Матросы загоготали, принялись потешаться. Один шкипер оставался серьезным. Когда парням надоело подтрунивать над Юку, Аадам вернулся к старому разговору.

– Так что же вы посоветуете?

– Да ты еще никакого совета и не спрашивал, – удивился «старшой», Андрес Прассь.

– В Таллин или как?

Теперь и до матросов дошло беспокойство шкипера. Все они знали, что «старик» владеет частью «Евы» и поэтому у него могли быть свои интересы. Известие, что все суда перешли к государству, заставило и матросов задуматься. Они, конечно, обрадовались, но… прямо высказаться вроде бы не годилось. Поди знай, какие у кого думки, а тут еще шкипер, в душу ему не заглянешь… И каждый решил прежде узнать, что скажут другие, и только после этого высказаться.

– Кто его знает, – нерешительно начал Андрес, – можно ведь так и можно этак… Одни говорят, что красные каждого, на ком получше одежда, в Сибирь ссылают, а другие – наоборот, что по ихнему закону на море положено всего восемь часов в сутки работать, харчи казенные и все такое… Вот и гадай тут, и думай…

Пээтер Тюлль, сосавший пустую трубку, сплюнул за борт и рубанул с плеча:

– Пусть сперва шкипер скажет, что он думает, а уж мы потом…

Зато Прийт Тильк сдвинул кепку на затылок и беззаботно произнес:

– По мне так все равно. Что большинство решит, пусть так и будет, – я против не пойду.

Моторист Март Сыэль внимательно оглядел товарищей и первым высказал свое:

– Я думаю, что при новой власти моряку будет житься лучше, чем сейчас, и нечего тут крутить да вертеть.

– Ну, Йоспель, скажи и ты что-нибудь, – предложил Андрес Прассь.

– О чем это?

Матросы опять загоготали.

– В Таллин поплывем или завернем в Ливерпуль? – крикнул Март.

– Не знаю… Может, ты мне дашь на закрутку – вечером приду, отработаю. – Мысли Йоспеля все время вертелись вокруг табака.

Но прежде чем матросы успели отреагировать на очередное простодушие Юку, закричал стоявший у руля Прийт:

– Аадам! На нас прет барк!

Шкипер поспешил в рулевую рубку, насколько позволял его внушительный живот, и увидел огромную четырехмачтовую посудину, которая на всех парусах приближалась справа. По мореходным правилам «Ева» обязана была уступить дорогу.

– В подветерье! Прийт, в подветерье! Шкоты отпустить! – орал Аадам, помогая поворачивать штурвал.

В последнюю минуту успели все же отвернуть, и мимо, всего в каких-нибудь двух метрах, накренившись на левый борт, прошуршал горделивый океанский парусник. Верхушки мачт «Евы» едва доставали до его верхней марсовой реи.

– Аландец, дьявол полосатый! – ворчал Аадам, тыча подзорной трубой в сторону удалявшегося барка. – Думал, нет уже на Балтийском море, кроме нашей «Евы», парусников, – пароходы, те ходят другим курсом, – а вот видишь! Тут его, проклятого, и несет!

И разгневанный Аадам погрозил «полосатому дьяволу» кулаком. Шкипер сердился больше всего потому, что оборвался важный разговор. Ну как теперь заведешь его, опять на колу мочало – начинай сначала?..

Матросы снова закрепили шкоты, и Андрес вместе с Пээтером отправились в кубрик, чтобы завалиться на боковую. Прийт стоял за штурвалом, моторист спустился в машинное отделение, а Йоспель потел в камбузе, сгоняя с себя лишний жир. Словом, все как обычно.

«Им-то все равно, какая власть – новая или старая, белая или красная», – думал Аадам и понял, что эту тяжелую ношу ему все же придется нести одному.

«Так в Таллин или куда?..» Сколько Аадам ни взвешивал, до ответа он так и не добрался. «Ева» брела против ветра, сбиваясь на этот раз к немецкому берегу, и, словно нехотя, задирала то нос, то корму, но одолеть волну не могла, подвигалась черепашьим шагом. Ночью, правда, при попутном ветре с суши, ее вынесло чуть ли не до Сандхаммера, но сейчас вновь дуло навстречу, и, что хуже всего, к смене обеденной вахты вообще установился штиль.

Так продолжалось несколько дней. Упираясь животом в низкие поручни, шкипер без конца насвистывал, вызывая, по морскому поверию, ветер. Но молитва его до управителя шторма не доходила. Большую часть времени паруса «Евы» висли тряпкой, а если и порхал ветерок, то прямо в лицо.

Ну что ты, душа, поделаешь! Было бы хоть побольше горючего, можно бы запустить мотор, но хозяева не позволяли брать с собой больше полтонны, а этой малости с горем пополам хватало лишь на то, чтобы выбраться из гавани и подойти к причалу. Когда зимой Аадам заговорил об этом с хозяевами и потребовал, чтобы ему и в море дозволили пользоваться машиной, то главный пайщик, сам бывший капитан, сказал:

– Слушай, Аадам, уж столько времени у тебя есть, чтобы деньги брать из моря…

Это должно было означать, что хотя на даровом ветре и сделаешь меньше рейсов, чем с мотором, но по доходам все же выходило прибыльнее.

Другой пайщик поучительно добавил:

– Тогда что, не работа – праздник! А подумал ты, сколько машина съедает: разок чихнула – цент, другой – опять цент… Нет уж, ходи лучше под парусами…

Табачный голод начал всерьез донимать команду «Евы». Матросы шарили под койками и в ящиках столов, выискивая окурки, крошили старые прокуренные трубки и сворачивали из этого дерьма самокрутки. Юку исчезал каждый день после вечерней вахты в машинном отделении и что-то делал там. А когда выходил оттуда, в зубах у него всегда дымилась толстая цигарка. У Марта курево, видно, еще было, он делился со всеми, но вряд ли и его запасов могло надолго хватить.

О, если бы у Аадама были одни свои заботы. Отвечать приходилось за всю команду. Сейчас над матросами навис табачный голод, который поджимал уже и самого шкипера. И он докуривал старые огрызки сигар, которые Йоспель еще не догадался отыскать под койкой и скамьями в шкиперской каюте.

Вечером Аадам снова вышел на палубу и опять засвистел. На этот раз краешек неба зачернел. Знать, и ветерок там есть, подумал шкипер и начал свистеть еще усерднее. Ночью задул сильный бриз, который к утру вынес «Еву» почти что к южной оконечности Эланда. Однако утром ветер снова повернул навстречу и – что хуже всего – начал крепчать. Паруса у старушки «Евы» были штопаны-перештопаны и уже успели возле заплат продраться. Даже мало-мальского шторма они бы уже не выдержали. Остаться же посреди Балтики без парусов – все равно что какому-нибудь пароходу очутиться в озлившемся море с заглохшими двигателями.

Прикинув все это, Аадам решил укрыться от разгулявшегося норд-веста у шведского побережья. Пустившись по ветру и сделав приличный переход, он подошел к довольно скалистому берегу и приказал Андресу отдать якорь. Паруса подвязали к гафелям, и «Ева» задергалась на якоре под завывающим с побережья ветром, рыская носом то вправо, то влево.

Время было послеполуденное. Спешных дел не имелось, и все, кроме Йоспеля и шкипера, отправились в кубрик резаться в карты. Табак оставался только у Марта Сыэля, который и скрутил на четырех одну цигарку и пустил ее по кругу. Сосали до тех пор, пока не стало жечь губы. Пришедший с камбуза Юку остановился в дверях и жадным взглядом следил, как другие курят. Но раньше, чем от окурка не осталось на ползатяжки, ему не дали. Раззадоренный Йоспель готов был за трубку табаку хоть черту душу заложить.

– Март, сегодня тебе помочь? – спросил он.

– Ах, справлюсь сам, – беспечно ответил моторист, делая вид, что не понимает Йоспеля.

Юку вздохнул, проглотил слюну и вернулся в камбуз, где уселся на чурбак, на котором рубил мясо, и о чем-то глубоко задумался.

Укрыв «Еву» в затишье, Аадам выпил пару бутылок пива, улегся на койку и забылся глубоким сном, который унес с собой все его тревоги и земные превратности.

На палубе «Евы» никого не было. Вообще-то на вахте должен был стоять Пээтер, но пошел дождь и никому не хотелось без особой надобности мокнуть на палубе. Потому-то никто и не заметил, что ветер вдруг стих и «Ева» развернулась кормой к берегу, будто хотела поскорее уйти в море. Те, кому надлежало поднять якорь, резались в карты, шкипер спал, а с Йоспеля, который хотя и маячил то тут, то там, спроса никакого не было.

Кто знает, как бы долго разыгрывали в кубрике марьяж, если бы неожиданно не пошли с моря тяжелые донные волны и «Ева» не стала бы черпать бортами. Матросы выскочили на палубу, и все мигом стало ясно.

– Паруса поднять, якорь выбрать! – крикнул Андрес Прассь и побежал к брашпилю. Остальные кинулись к парусам.

– Йоспель! Где ты, черт побери, шляешься! Беги разбуди старика!

Юку появился из-за бака с перепачканным и испуганным лицом и заторопился в шкиперскую каюту.

Покряхтывая и подтягивая штаны, появился на палубе Аадам. В этот момент налетевший с моря шквалистый ветер подхватил распущенные паруса и так рванул их, что затрещали швы. У шкипера неприятно екнуло сердце. Корма «Евы» находилась в опасной близости от рифов, о которые с грохотом, пенясь, разбивались волны. Если не успеют выбрать якорь до того, как паруса ухватят ветер, – пиши пропало, уже не уйдешь от берега…

– Март! Март! – закричал Аадам мотористу, который помогал ставить паруса. – Заводи скорей мотор, не то окажемся на рифах!

Март побежал на корму и прямо-таки провалился в люк машинного отделения. Медлительного и неуклюжего Аадама нельзя было узнать. Он носился, тряся толстым животом, между кормой и носом и без конца отдавал распоряжения.

– Ну, ну, Прийт, что ты зеваешь! Закрепить шкоты! Йоспель, где твоя сила? Андрес, якорь, якорь поднять!

Впятером сдвинули барабан брашпиля, бренча и грохоча, начала наматываться цепь, однако она то натягивалась, то снова обвисала – было ясно, что судно относит к берегу.

– Какой дьявол велел мне подходить так близко! Не мог, что ли, в море постоять! Того и гляди выкинет на камни, какой я тогда, к черту, хранитель народного добра! – клял себя Аадам, налегая на рычаг лебедки так, что лицо его лоснилось от пота.

– Еще подумают, что нарочно! – вздохнул Андрес.

– И Март что-то возится с машиной! – ругнулся Прийт, бросив взгляд на корму.

И тут же подбежал моторист, побелевший с лица, испуганный.

– Мотор не заводится! Какой-то черт выпустил из бачка воздух, вентиль был открыт!..

Объяснений не требовалось. Все знали, что двигатель заводится лишь с помощью сжатого воздуха, и если давления не было, никакая сила оживить мотор не могла.

Аадам оглядел всех. В глазах его застыл устрашающий вопрос:

«Кто?»

Но волна поднималась все выше, и с каждой секундой «Еву» все больше прибивало к рифу. Не было времени допытываться и гневаться.

– Зубило и молот. Перерубить цепь! – кричал Аадам.

В несколько прыжков Март был на корме и вот уже мчался назад с инструментами. Зубило приставили к звену дюймовой цепи, и Андрес ударил. Словно нехотя врезалась сталь в железо. Когда Андрес устал, за молот схватился Пээтер, потом передал Прийту. Но цепь оказалась прочнее, чем ожидалось.

– Дайте я попробую… – попросил Йоспель.

Он взмахнул пудовым молотом и нанес по зубилу такой удар, что его стальная головка треснула. Второй удар пришелся почти на сгиб полуперерубленного звена, и цепь со звоном разлетелось.

– Андрес, к рулю! Пээтер, поднять кливеры! Остальные – к шкотам! – орал шкипер и, придерживая штаны (в спешке Аадам забыл ремень в каюте), помчался на корму.

После того, как цепь перестала удерживать судно, буря швырнула его под боковую волну, и теперь оно быстро приближалось к рифам. Один из кливеров рвануло, ударило и распороло в клочья. Остальные паруса выдержали.

– Ради всех чертей, надувай паруса, не то налетим на камни! – чуть не плача, кричал, обращаясь уже не к матросам, а к «Еве», Аадам и потрясал кулаками.

Старый парусник, выходивший на своем долгом веку и не из таких переделок, знал, что делать. Он начал разворачиваться, накренился обращенным к берегу бортом, оперся на волну и стал под надутыми парусами набирать ход. «Ева» все больше подставляла ветру нос и вот уже в сердцах наскочила на волну, которая вскинулась почти до самых салингов. Медленно, но верно уходила она от опасного места, и уже через полчаса Аадам отер рукавом с лица пот и морскую воду.

– Ну, еще вершок – и…

Каждому было ясно, что хотел сказать шкипер.

Матросы валились с ног от усталости, у аадама же было такое чувство, будто он только что выбрался из парилки.

Шторма настоящего из всех этих наскоков так и не вышло. Вскоре ветер унялся, и часа через два от него остался лишь ровный бриз. Разодранный кливер заменили новым, и «Ева» продолжала бежать дальше.

– В середине лета погода постоянства не имеет, – сказал Аадам, обращаясь к Марту, который, распустив грот-топсель, слез по вантам на палубу и остановился перед шкипером.

– Послушай, Аадам, можно с тобой поговорить как на духу? – спросил моторист.

– Об этом бачке, что ли? Ну что ж, признавайся, исповедуйся в грехах своих, – произнес, как всегда медленно, Аадам.

Когда дверь каюты за ними захлопнулась, Март заговорил:

– В том-то и дело, что не в чем мне признаваться. Только ты распорядился, я тут же кинулся в машинное отделение и собрался уже разогревать головки цилиндров, как вижу – манометр у бачка стоит на нуле… Смотрю – вентиль открыл и воздух выпущен…

– Сам, может, забыл закрыть?

– Быть такого не могло, – уже недели две не притрагивался к нему, а если и дотронулся бы невзначай, то услышал бы шипение. Бачок, правда, немного прохудился, но ведь я каждый божий день докачивал его, чтобы всегда было нужное давление – на случай, если понадобится срочно завести мотор. Когда встали на якорь, я еще разок сбегал туда – все было в порядке. Нет, Аадам, нашелся человек, который открыл вентиль именно тогда, когда посудина стояла на якоре и было уже видно, что с моря наваливается шторм. Человек этот знал, что делал… Вместо того, чтобы передать судно государству, он задумал разбить «Еву» о шведские скалы.

– Что-то не верится… Неужто среди нас есть такой мерзавец?.. Но… если мы его найдем, отдадим в Таллине под суд! – заявил шкипер и в подтверждение своих слов стукнул кулаком по столу.

– Значит, решился все-таки в Таллин? – радостно спросил Март.

– А ты что думал, в Индию? – буркнул шкипер и тут же с живостью продолжал: – Увидишь, какой из меня еще капитан казенного судна выйдет… – И лицо Аадама засветилось в улыбке. – Вот будет смеху, когда я приду к главному пайщику и скажу: «Ну, земляк, теперь мы с тобой по части «Евы» одинаковые хозяева!»

– Слово мужчины, Аадам? Значит, в Таллин?

– Пусть так, если иначе не веришь.

Шкипер и моторист пожали друг другу руки. После чего Март снова заговорил о бачке:

– Я думаю, что это работа Андреса.

Брови шкипера сошлись, он с изумлением уставился на Марта.

– Чего напраслину несешь! Андрес на такое не пойдет, он у меня шестой год ходит…

– Никто, кроме него, из кубрика не выходил. Это было примерно за час до того, как повернул ветер. Андрес не первый год в море… Углядел, что надвигается шторм, пошел и выпустил воздух, решил, что «Ева» на одних парусах от берега не уйдет.

– В моторах он, конечно, разбирается, но… Нет, черт возьми! Не верю! – сомневался Аадам.

Однако Март стоял на своем и с жаром доказывал:

– Андреса я знаю. Человек он состоятельный, владеет половиной лодки, собирает деньги на ставной невод. В прошлом году возвели с отцом новый дом и все такое… Ты спроси, какие у него планы…

Лоб у Аадама вспотел, как всегда, когда он заходил в тупик со своими мыслями. Если бы речь шла об управлении судна, если б нужно было поднять паруса или сделать какую-нибудь другую моряцкую работу, он бы и бровью не повел, но тут… За всю жизнь не приходилось Аадаму иметь дело с преступниками, он не прочел ни одного криминального романа. Способностей в этой области у него, прямо сказать, не было. И все-же разум подсказывал ему, что Март прав: если кто-то намеренно открыл вентиль, значит, он самый что ни на есть противник новой власти, потому что все знали – суда теперь перешли к народу. Вот только кто же этот малахольный?..

– Слушай, Март, а на меня ты не думаешь? – вдруг выпалил Аадам.

Моторист засмеялся.

– Ты, толстобрюхий, и в люк-то не пролез бы.

Глаза Аадама затуманились.

– Что я тебе скажу, – произнес он растроганно. – За эти полчаса, когда «Ева» пребывала между жизнью и смертью, я понял, что… из всего на свете только две вещи мне самые дорогие – посудина эта и хуторок на берегу Хийюмаа… И еще: что одна дорога у меня – к Таллину…

Март слушал исповедь Аадама вполуха. В его голове уже возник план, как вывести на чистую воду виновника.

– Аадам, созови-ка ты парней и объяви им, что решил идти домой. Услышим, кто какую кто песню запоет… Тот, кто против, не утерпит, раскроет рот – и выдаст себя.

– А ты, Март, хитрец! Попробовать можно.

Они пошли на палубу и созвали матросов на корму, к рулевой рубке. За штурвалом стоял Пээтер. Ветер дул размеренно, и матросам не надо было заниматься парусами. Вверху невинно голубело небо. Солнце повисло всего в двух саженях над горизонтом.

– Да, летом море грузное, – гляди-ка, волны и в помине нет, – радовался Прийт.

– Я позвал вас сюда… кхм… чтобы объявить, что ни в какой Ботнический пролив мы не пойдем, а навостримся прямо к Таллину, где новая власть собирается записать судно на свое имя, – раздельно и внушительно произнес Аадам. И внимательно оглядел загоревшие лица матросов, задержав взгляд на Андресе.

Но тот с изумлением глядел на шкипера и громко воскликнул:

– Вот это дело! Новая власть – рабочая, а мы кто, в конце концов!..

– Ур-ра, буры! – кричал за штурвалом Пээтер. – У тебя, шкипер, голова все же варит!

Заспанное лицо Прийта расплылось в улыбке.

– И будет у нас на палубе три вахты, и… Придется тогда расширять кубрик на две койки…

План Марта явно трещал по швам.

«Ох, и хитрюга этот Андрес, прохвост он этакий!» – подумал Аадам и решил бить наверняка:

– Эй, Андрес, это ты выпустил дух из мотора?

Вначале смуглое лицо Андреса побледнело, потом залилось густой краской.

– Ты шутишь, Аадам, или всерьез?

– Какие там шутки, если чуть не напоролись на рифы! – серьезно ответил шкипер.

Тогда и Март решил нанести удар, который должен был заставить виновника сознаться:

– А чем ты занимался, когда выходил из кубрика, а?

– Гальюн навещал.

– Ну, конечно, дверь гальюна и люк машинного отделения находятся рядом, дорога у тебя могла быть одна, а дела – целых два, – съязвил Март.

– Дурни!

И Андрес Прассь ушел в кубрик, с треском захлопнув за собой дверь.

Приличия ради Аадам обратился и к другим:

– А может, это ты, Прийт?

– Да порази меня гром небесный, если я! – ответил матрос и по старому обычаю поднял кверху три пальца.

– Или ты, Пээтер?

– Я в моторе разбираюсь все равно как свинья в святом причастии – сжатым воздухом или чем другим он заводится, – ответил тот.

– Йоспель? – крикнул Аадам и сам же усмехнулся. Этому только свиные ножки варить, куда ему до вентилей и моторов…

Юку как-то сник и пробормотал:

– Табаку… По-людски даже курнуть не дают…

– Убирайся в камбуз! – закончил шкипер, и Йоспель побрел к себе.

Аадам на секунду задумался. Он чувствовал, что авторитет его здорово пошатнулся. «Дурни»… Но почему же он тогда ушел, если все другие дураки, а он один умный? Стыдно стало, что хотел погубить «Еву»… И шкипер не удержался:

– Сами видели, кто преступник! Убежал он… Но знайте: не будь я Пяртлираннаский Аадам, если по прибытии в Таллин не подведу этого человека под суд… Сам хотел извести судно вместе со всей командой, а еще обзывает дурнями! Вот мы ему и покажем дурня!

Матросы молча поглядели на дверь кубрика.

Аадам спустился в каюту. Все-таки его слово осталось последним. Хотя и Андрес ни в чем не признался.

Старый парусник ходко шел– под бортовым ветром, держа курс на Хийюмаа. Матросы, навалившись на поручни, хмурили лбы.

– Если такой бриз продержится до завтрашней ночи, глядишь, и таллинские огни засветятся, – произнес Март и многозначительно кивнул в сторону кубрика.

Шкипер хотел было уже забраться на койку, когда кто-то робко постучал в дверь. Аадам удивился. Такого еще за всю его двадцатилетнюю шкиперскую практику не случалось, чтобы кто-то на море постучался к нему в каюту. Матросы распахивали дверь ногой и вваливались без спросу. Поди, моряки не какие-то там маклерские рассыльные или торгаши – это те скреблись обычно за дверями, прежде чем решались войти.

– Кто там безобразничает? – крикнул Аадам и подумал про себя: «С утра до ночи одна канитель за другой!»

Но удивление шкипера исчезло, когда в каюту протиснулся Йоспель. У глупого и повадки глупые!

– Ну? – рявкнул Аадам, но тут заметил, что Юку очень уж робок и смущен, таким шкипер его никогда не видел. Парень несколько раз клацнул зубами, прежде чем смог выдавить слово:

– А… Андрес…

– Что Андрес? Говори! Или у тебя кляп во рту?

– Его… значит, на сук вздернут?.. – наконец выговорил Юку.

– А тебе какое дело? Если захочу, и под трибунал подведу! – с начальственной самоуверенностью заявил Аадам.

– Андрес не… не виноват, это я…

– Что?

От страха Юку был сам не свой. Отступил к двери, но передумал. Вдруг из глаз у него брызнули слезы, они, казалось, и язык развязали. Вперемежку со слезами и всхлипываниями выдавливались слова:

– Когда у меня кончился табак… я ходил по вечерам помогать Марту накачивать воздух… и получал у него за это на две закрутки, но потом…

– Что потом? – наседал Аадам.

– …У Марта самого выдался кризис с табаком, и он отказался от помощи… Вот я и подумал, что пойду и…

– Чертов баран! Что ты натворил?

С бесстрашием смертника Юку продолжал:

– …что пойду и выпущу побольше воздуху, чтобы Март не смог сам накачать… Тогда он опять позовет меня и даст табаку…

– Ох ты сатана морская! Треска ты безмозглая! Ох ты…

От злости у Аадама перехватило горло, и он, выставив кулаки, бросился на Йоспеля, но тот уже сообразил, что ему надобно делать, и, спасаясь от разъяренного шкипера, пулей выскочил на палубу…