Текст книги "Дополнительный прибывает на второй путь"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Потрясающий закат, – сказал кто-то.

Картина замка просуществовала недолго. Ее смазали другие облака высоко-кучевые, похожие на дымы.

Кто-то у другого окна тоже успел заметить:

– Здесь потрясающие закаты!

В конце коридора было шумно: лейтенанты из десятого вагона увивались вокруг Марины. Теперь они пародировали популярные персонажи эстрады Маврикиевну и Авдотью Никитичну, лепетали дурными голосами, прикрывшись платочками.

– Потрясающий закат, – услышал Денисов опять.

"Потрясающие закаты" порхали по коридору.

– Ты представляешь гостиницу "Южную", Антон? – спросил Денисов.

– "Турист" хорошо представляю – семь огромных корпусов. "Южную" нет. Может, спросить у Марины?

Шум в конце коридора тоже вскоре утих: Марина ушла к себе. Денисов вспомнил ее рассказ о Сумах, строчки стиха Вероники Тушновой – какое-то беспокойство жило и в Марине, его нельзя было не заметить.

Лейтенанты из десятого вагона постояли еще для приличия, тоже ушли.

Судебский провел на удавке Дарби. Аристократический дог пребывал в состоянии глубокого раздражения – урча, направился в тамбур.

Неслышно появился Шалимов. Вместо формы на бригадире был мятый, мышиного цвета костюм, очки.

– Инкогнито? – осведомился Антон.

– Когда в форме, все издали видят... Так скорее выявишь недостатки, он одернул пиджак.

Денисов наблюдал за ним. То, что у механика-бригадира, когда он надел очки, оказалось типичное лицо бюрократа, свидетельствовало об универсальности порока, но не могло помочь в раскрытии преступления.

"Если я хочу больше узнать о ночной посадке на дополнительный, надо обратиться к хозяину Дарби... – подумал Денисов. – Действительно ли именно его провожал Карунас?"

Вместо того чтобы исследовать обстоятельства появления Дарби в дополнительном, Антон, войдя в купе, пробасил неожиданно:

– Наверное, дорогая собака...

– А вы верите в дареных щенков? – прохрипел Судебский. Разговор сразу принял не то направление, которого желал Денисов. – Я считаю: нет денег не бери! Собака не необходимость!

– В самом деле?

– Можно прожить без нее... Машина, собака... Это роскошь! И если заплатил сполна, то и относишься к ней иначе, – Судебский поправил на коленях поводок-удавку. – Я не очеловечиваю собаку...

Шалимов не дал Судебскому продолжить, поправил очки, сказал вдруг отсутствующим голосом:

– Вот вы сейчас ратуете... – он не договорил. – А вчера на посадке? Не вошли в поезд, как положено, и собаку скрыли!

– Уметь надо! – засмеялся Судебский.

– Как это уметь? – подозрительно осведомился бригадир.

– Разбираться в обстоятельствах, что ли!..

– Где была собака, когда проводница отбирала проездные документы?

– В трюме.

– Над коридором! – ужаснулся Шалимов. – Собаки крупных пород перевозятся в нерабочем тамбуре первого за локомотивом пассажирского вагона под наблюдением владельцев...

– Вот-вот... В тамбуре! А мы с ним за всю жизнь ни одной ночи не были врозь! – В груди Судебского захрипело.

Антон спросил:

– Сердце? Легкие?

– Разберемся! Место, Дарби! – Дог как-то вяло приподнял морду. – Его только проворонь – сразу бросится...

– Получается, вы посадку делали с четвертой платформы? – возмущался Шалимов. – А у нас нерабочая сторона была закрыта. Значит, у вас ключ был?

– Не было!

– Тогда как же?

– Может, у провожающего? – заинтересовался Денисов.

Судебский смутился.

– У него.

– "Вездеход"?

– Я, честно, не рассмотрел. Шоферский набор, показалось.

– Он шофер?

Судебский поправил поводок-удавку.

– Не знаю. Подошел, поинтересовался. Каких родителей дог? Чем кормим? Они думают, если собака большая, ей наварил полведра супу...

– К вам подходил пострадавший?

– Никто не подходил, кроме этого мужчины.

Денисова он интересовал все больше.

– Он тоже садился с нерабочей стороны?

– Нет. Я его больше не видел.

– В сером костюме? Лет тридцати пяти? – спросил Денисов.

Судебский посмотрел на инспектора.

– Он самый.

– У него были вещи?

– Только сумка...

– Фамилия Карунас вам о чем-то говорит? Карунас Петр Игнатович...

– Карунас? Первый раз слышу...

– Ужинали? – спросил Шалимов, когда они вышли из купе.

Антон покачал головой:

– Отложили до Саратова.

– Саратов в двадцать один восемнадцать. К тому же опаздываем! Сто раз оголодать можно... – Бригадир засмеялся. – Сейчас все ринутся в ресторан, я уж знаю.

– Почему Суркова ничего не предприняла ночью? – спросил Антон. – Как она вам объяснила?

– Когда свет погас?

– Да. В три шестнадцать... У Пятых в тринадцатом вагоне тоже ночью света не было – она почему-то вызвала электромеханика.

– Вы насчет щита?

– Да. Мог вызвать пожар!

– Вот приедем и будем разбираться.

В тамбуре их встретил директор ресторана.

– А я вас ищу! – закричал он Денисову в ухо.

– Что случилось?

– По поводу вашего поручения! Еще две сторублевки! – Челюсть директора-буфетчика замерла в крайнем заднем положении. – После обеда принес... Но уже другой. С бородой, с морщинами на лице...

Тамбур был полон грохота.

– Я послал посудомойку узнать, где он едет. В девятом...

"Речь, конечно же, идет о Шпаке, – подумал Денисов, – бородатый каганец, едущий в Астрахань..."

– Купюры пока отложить?

– Необязательно.

Шпак знал от него, какими купюрами интересуется милиция. "При этих обстоятельствах, – рассудил Денисов, – на сторублевки Шпака трудно рассчитывать".

– Можно сдать? – Директор был разочарован.

– Как ты думаешь, Антон? – спросил Денисов, когда они вернулись в купе. – Зачем выводят из строя щит электропитания?

– Это элементарно: чтобы было темно.

– Но во всех купе свет и так был выключен!

Сабодаш в это время прикурил одну папиросу от другой, он так и остался стоять с двумя зажженными.

Неожиданно Денисов сформулировал отправную посылку:

"Если мы поймем, почему выведен из строя распределительный щит, мы найдем убийцу".

За ужином Антон заказал чаю, подумал, прикупил еще бутылку кефира. Денисов взял рагу, колбасы, два кофе.

В углу, у входа во второй салон, сидел Ратц, дальше – пассажирка, бравшая в кассе билет позади Голея и Шпака, – с длинным, перехваченным надвое туловищем, с большой головой без шеи. Прудникова привела в ресторан обоих младших и мужа, которого, видимо, нигде теперь не оставляла одного. Шалимов был прав – скоро в салоне не осталось ни одного свободного места.

Директор ресторана что-то считал за столиком, украшенным рукописным плакатом: "Ничего не стоит нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость!"

Марина говорила с Антоном о Маврикиевне.

– ...Оказаться в старости с человеком, который смеется над каждым твоим словом? С бестактной Авдотьей Никитичной. Скольких близких нужно лишиться!..

Антон возражал:

– Зачем же так серьезно? Комические маски...

– Какая безжалостная сатира!

"По теории Вохмянина, крепкая старуха Авдотья Никитична имела собственную массу, – подумал Денисов, – массой дерганой Маврикиевны была окружавшая ее всю жизнь привычная среда..."

Он вернулся к задаче в том виде, в каком ее окончательно сформулировал: "Если мы узнаем, почему выведен из строя распределительный щит, мы найдем убийцу".

Это было похоже на тест.

Денисов вспомнил другой – его предложили в школе усовершенствования сотрудников уголовного розыска:

"На двенадцатом этаже живет карлик. Отправляясь на работу, он спускается лифтом на первый этаж. Когда же настает время возвращаться, карлик поднимается в лифте на десятый и дальше до двенадцатого этажа идет пешком. Почему?"

Тест решали взводом и поодиночке. Отчаявшись, гадали:

– По рекомендации врача? Режиссера? Ортопеда?..

– Привычка?

Решения были неверны, потому что одинаково относились и к карликам, и к гигантам.

Пожилая посудомойка с сигаретой, вставленной в длинный мундштук, собирала бутылки, относила к ящику с гнездами для посуды. Ящик был полон. Сверху лежала бутылка из-под "Марсалы".

"Четвертая из-под "Марсалы" за сутки, – заметил Денисов. – Одна в купе Голея, две в тринадцатом вагоне, когда магаданец учил Антона пить из неоткупоренной бутылки. Больше "Марсалы", чем за всю предыдущую жизнь..."

Но, в общем, ни о чем серьезном Денисов не мог думать, расправляясь с рагу, поэтому снова вспомнил о карлике и лифте.

"Бедный карлик!.."

В школе усовершенствования, когда он ломал голову над тестом, ему виделся этот худенький карлик – в носочках, в туфлях двадцать третьего размера, почти новых, поскольку, рассуждал Денисов, карлики не ремонтируют обувь, вследствие ее дешевизны, а сразу выбрасывают, едва сносится. Щиколотки у карлика были тоненькие, и, когда он топал к себе на двенадцатый, их можно было обхватить большим и указательным пальцами просунутых сквозь перила рук.

Не обошлось без курьезов: технический персонал школы вскоре судачил по поводу преступника, очищавшего квартиры двенадцатых этажей:

– Маленький – от земли не видать! Едет до десятого в лифте, дальше всегда пешком...

– Отпетый, видать!

Денисов не решил тест; в соседнем взводе инспектор объяснил:

– Кнопки лифта расположены вертикально. Карлик мог дотянуться только до десятой...

За окном было тускло, несколько раз появлялись дома с рядами гаражей, с зачехленными машинами у подъездов. Снова все вокруг было изрезано оврагами. Полоска голубого неба светилась на горизонте.

С трагикомических масок разговор Марины и Антона вернулся к старой безобидной теме:

– ...Ссоры не было, – Марина вздохнула. – В один прекрасный день у всех нашлись дела. Кому-то потребовалось в библиотеку, к другим приехали родственники. Поездки кончились!..

Антон кивнул.

– Теперь сидим по углам. Обсуждаем, почему Галке не дали инженера, а только старшего техника. Кого Анатолий включит на премию. А в воскресенье каждый сам во себе... – Она сняла очки, прикрыла пальцами веки.

– Давно у вас близорукость? – спросил Сабодаш.

– Испортила глаза, пока диссертацию писала.

– Защитились?

– Нет, – она надела очки.

Денисов спросил:

– Как вам понравилось в Москве в гостинице?

– В "Южной"? В холлах чисто. Персонал вежлив.

– А как в номерах?

– Телефон, телевизор, – она задумалась.

– Свободные места были?

– Как сказать? При мне муж с женой получили двухкомнатный, хотя висела табличка: "Мест нет". – Эту подробность столичной жизни Марина, видимо, приберегла для Сум.

Антон не почувствовал, к чему клонит Денисов, проскочил наметившийся поворот темы. Денисову пришлось спросить самому:

– Вы заранее бронировали номер?

Она уклонилась от ответа, открыла сумочку. На дне мелькнул цыпляче-лимонный пакет с выставки, такой же, как в бауле Голея, – фреза с шестеренкой.

– Гостиница как гостиница...

К Саратову подъезжали в кромешной темноте. Без конца тянулись ограды безлюдных скверов, перечеркнутые черными дугами троллейбусов дома.

Дополнительный наконец потянулся к перрону. Марина ушла. За нею вышел Антон. Вернулся он минут через пять – с телеграммами.

"Проверяемый Ратц состоит учете результате перенесенного

реактивного состояния характерны резкие изменения настроения

импульсивность страха ранее отмечались зрительные слуховые

галлюцинации..."

"Заключению экспертизы нож самовыбрасывающимся лезвием

обнаруженный на полке рядом с трупом Голея следов крови не имеет

орудием преступления не являлся..."

"Установите лиц входивших контакт Голеем поезде также вне его

выявите помощью поездного радио очевидцев происшедшего

моделируйте поведение пострадавшего момента посадки причины

неисправности электропитания..."

Инструкция была подписана начальником линотделения двенадцать часов назад, длину и обстоятельность ее полностью компенсировала краткость четвертой телеграммы:

"Обеспечьте свидетелей для допроса вылетаю опергруппой

Астрахань = Газимагомедова"

– Это хорошо, – обрадовался Антон.

Денисов ничего не ответил.

Дополнительный двинулся мимо вокзальных киосков, оставленных кем-то чемоданов. Поплыли приметы ночи – прерывистый свет в автоматах с газированной водой и приметы осени – обилие зелени в витринах.

Поезд набирал скорость, разбег становился все целеустремленнее.

Денисов почувствовал невидимую границу взлетной полосы и вслед легкость парения. Дополнительный был на мосту. Под колесами в мелких завитушках, точно в блестках рыбьей чешуи, плескалась река. Саратов отступал сверкающим полукругом, марево огней вдали дрожало и плавилось.

Ресторан снова наполнили пассажиры – отпускники, туристы. Мальчики с длинными волосами.

"Гуд бай, май лав, гуд бай!.." – сдавленным голосом запел кто-то из мальчиков, удачно подражая Демису Руссосу.

Денисов поднялся.

В коридоре в углу стояла еще пустая бутылка из-под вина, над нею в деревянной рамке висело расписание. Антон тоже подошел.

– "Безымянная – двадцать два часа сорок минут", – прочитал Сабодаш. "Золотая степь – двадцать три ноль пять, Урбах – двадцать три двадцать семь..." – На любой из станций могли ждать инструкции.

– Как на бегах, – Денисов поднял бутылку. Жирная печать удостоверяла: вино продано трестом дорожных ресторанов Южного направления с наценкой. Безымянная по первой дорожке. Золотая степь – по второй... Ставлю на Урбах!

– Золотая степь!

В соседнем вагоне хлопнула дверь, громким стуком просигналила переходная площадка. Сияющее лицо проводницы тринадцатого Пятых появилось в дверном проеме.

– А я до вас!

Галя была не одна, молодая пара виднелась позади в тамбуре.

– Дело к нам? – удивился Антон.

– Двое вот эти, – Пятых показала на пассажиров. – Лариса и Костя. Они познакомились с ним на вокзале.

– С ним?

– С Голеем. Только он не Голей... Правда, Лариса?

– Его фамилия Полетика... – Девушка раскрыла записную книжку, положила на стол перед Денисовым. – Полетика Федор Яковлевич, московский телефон 261-00-02. – Строчка была неровной, буквы и цифры прыгали.

– Это вы писали? – спросил Денисов.

В глазах девушки было глубоко спрятанное беспокойство:

– Вчера, на вокзале. Получилось неожиданно. Правда, Костя?

– Совершенно неожиданно, – ее спутник выглядел невозмутимым. – Было много людей. Он подошел к нам, точнее к Ларисе. Как-то старомодно представился...

– ...Пожелал долгих дружных лет.

– Вы не подумайте! Ни малейшего намека на развязность...

Денисов спросил:

– Вы уверены, что мы говорим об одном человеке?

– Безусловно, – Лариса еще раз взглянула на фотографию с профсоюзного билета. – Кроме того, Костя подходил к носилкам.

– В Ожерелье?

– Когда труп вынесли из поезда. Только он мне не сказал.

– Ты спала. И вообще... – Костя поправил металлический браслет часов, незаметно глянул на циферблат.

Дополнительный шел тряско. Под полом что-то громко стучало, потом послышался скрежет, будто кто-то неловкий принялся пилить раму огромной ручной пилой.

– Вы едете отдыхать? – спросил Денисов.

Костя на секунду замялся:

– Собственно, эта поездка для нас особенная...

Денисов понял:

– Свадебное путешествие?

Молодые смутились. Костя пояснил:

– Мы приехали на вокзал прямо от стола! Кафе "Алые паруса"... Знаете?

– На Ленинградском шоссе?

– Друзья! – Сабодаш встал. – От транспортной милиции, от меня и моего друга...

Огромная пила под вагоном на время прекратила работу.

– Вас никто не провожал? – спросил Денисов.

Костя объяснил:

– Метро закрывалось, мы просили друзей уехать.

– Может, родители?

Костя молча поправил браслет.

Денисов больше о них не спрашивал.

– О чем вы говорили с Полетикой?

– Ни о чем: дорожное знакомство. На всякий случай обменялись координатами. Он директор какой-то фирмы. Или управляющий. Или заместитель управляющего. Не помнишь, Лариса?

Денисов наблюдал за супругами, как до него перед посадкой на поезд делал Полетика-Голей. В течение разговора Лариса не отпускала руки мужа. Правда, Денисову больше не представилось случая обнаружить ее беспокойство.

– В фирме "Детский мир"!

– Я не спросил, кто вы.

– Почти врачи, – Костя улыбнулся. – Вечерники. Москвичи.

– Полетика предложил вам свои услуги?

– Когда появится проблема детских колгот...

– А пока?

Лариса посмотрела на мужа:

– Помочь донести наши вещи.

– Наивный человек! – подхватил Костя. – Он думал, у студентов горы поклажи!

Антон заметил:

– У убитого не было вашего адреса.

– Тем не менее он записал. Собственно, это адрес брата Ларисы. Желябова, тридцать девять. Астрахань... Плавич.

Антон от неожиданности крякнул.

– Полетике негде было остановиться в Астрахани, – вставила Лариса. В гостинице он останавливаться не хотел...

– "Подселят неизвестно кого – обратно хоть пешком добирайся!" – Костя снова незаметно посмотрел на часы.

Лариса шепнула:

– Цветы...

– Он преподнес цветы, – сказал Костя.

Денисов удивился:

– Полетика был с букетом?

– Их продавали на перроне, – Лариса крепче взяла мужа за руку.

– Астры? Гладиолусы? – Денисов знал всех вокзальных цветочниц.

– Гладиолусы, – она назвала цену. – Мне показалось, Полетика нечасто дарил цветы. Будто смутился.

Денисов задумался.

"В действиях потерпевшего присутствовал четкий, хотя и непонятный еще смысл. Почему Полетика-Голей заговорил с новобрачными? Зачем преподнес цветы? Из-за адреса Плавича? Он знал, что у Ларисы живет брат в Астрахани?"

– Какой купюрой Полетика расплатился? – спросил Антон.

Костя все помнил.

– Десятирублевкой. Сначала спросил: "Со ста сдача найдется?" Хотел блеснуть. Мы ведь должны были встретиться в Астрахани.

– По приезде?

– Да, у выхода из тоннеля.

– Мы ищем свидетелей, объявляем по радио, – Антон повертел "Беломором", но не закурил. – "Товарищи! Кто хоть что-нибудь знает..." А вы?

Чета заулыбалась:

– Проспали!

– Страшно вспомнить: портниха, кольца... Ты бы согласился, если бы все сначала?

– Завтракали аж в Аткарске!

Пила под полом снова стихла, теперь раздавался стук. Словно тяжелой кувалдой ухали по раме.

– На багажном дворе кто-то ударил собаку... – напомнил Антон. Разговора не было?

Костя подумал.

– Разговора не было. Но Полетика действительно наблюдал за собакой. На платформе. Великолепный черный дог...

"Теперь Дарби-Воланд..." Обстоятельства все больше запутывались, Денисов спросил, хотя ответ был известен наперед:

– Мужчин с собакой было двое? Один в сером костюме, волосы вьющиеся. Лет тридцати пяти...

– ...С сумкой. Второй чернявый.

"Судебский и, по всей вероятности, Карунас, – подумал Денисов. – Все правильно..."

– Мужчину в сером я видела и без сумки, – сказала Лариса. – Когда поезд отправлялся...

Денисов спросил:

– Вы обратили на него внимание?

– Он ведь тоже вначале стоял около нас, – она смутилась. – К нам многие подходили: свадебное платье, фата...

Костя засмеялся:

– "По улицам слона водили..."

– Полетика и этот человек могли видеть друг друга?

– Вполне.

– А потом, при отправлении...

– Этот мужчина, в сером, показал кому-то... – Лариса вытянула два пальца – указательный и средний. – Я обратила внимание.

Антон тотчас поднял руку.

– "V"? Первая буква латинского слова "Виктория". "Победа"!

Лариса и Костя переглянулись.

– Полетика интересовался вашей поклажей? – уточнял Денисов. – Ее действительно мало?

Костя покачал головой:

– Меньше во всяком случае, чем у официанта, который разносит кефир...

Они засмеялись.

– ...Чемодан, коробка. Мы все продумали. Я могу унести один. У Ларисы фотоаппарат, дорожная сумка.

Молодые были практичны.

– А у Полетики?

– Небольшой баул. Он поставил с нашими вещами.

Денисов полюбопытствовал:

– Что вез официант?

– Чемодан, два вещмешка. Мы видели, как он расплатился с носильщиком.

– Браво, Феликс! – воскликнул Антон.

Как и прошлой ночью, состав двигался прямым как стрела руслом высохшей реки. Окна были черны, только в верхушках стекол мелькала еле заметная полоска: тень вагона бежала рядом.

– Мне кажется, Полетика входил в доверие, – заговорил Антон, едва за молодыми закрылась дверь. – Цветы, поклажа...

– Не знаю, – сказал Денисов. – Да и с вещами тоже неясно.

"В хитросплетении обстоятельств, поступков... – думал Денисов. – В толпе отъезжавших потерпевший выбрал двоих. Что их отличало, кроме свадебного платья невесты? Смущение, беспокойство. У Кости – глубоко спрятанное, у Ларисы – на виду... – Денисов встал, разминая ноги. – Двое молодых на вокзале, без друзей и родителей..."

Впервые с начала расследования Денисову с очевидностью открылось, что Полетика-Голей не только жертва.

И еще, но об этом он думал и раньше:

"У подлецов удивительный нюх на сирот!"

Антон снова заговорил:

– "Виктория", неизвестный спутник Судебского и Дарби...

Денисов не слышал его.

"И Полетика-Голей, и Карунас, – иначе Денисов не называл с этой минуты неизвестного, подходившего к Судебскому и его собаке, – оба оказались неравнодушны к четвероногому, оказавшемуся в ту ночь на вокзале. Кроме того, оба были среди тех, кто окружал новобрачных на платформе..."

В девятом вагоне, где ехал Шпак, прошлая ночь была беспокойной, однако хлопоты и суета не выходили за границы обоих тамбуров. Таким образом, в начале улицы, так представлялись Денисову соединенные вместе коридоры дополнительного, ничто не внушало тревоги.

– ...Постелей не хватало... – объяснила Денисову и Антону угловатая, в джинсовом костюмчике проводница Рита. – Бригадир два раза вставал... Уйдет, придет!..

– Все места были заняты? – спросил Денисов.

– Все, – Рита отбросила обгрызенную косичку-хвостик за спину.

– Ресторанщики едут с вами?

– С третьего по шестое место.

– И директор?

– Директор. И официант.

– Феликс разносил ночью продукты?

– Как челнок: туда-сюда... – Она поднялась к шкафчику. – Чаю хотите?

Антон за столиком стряхнул дрему.

– Это мысль!

В тамбуре хлопнула дверь, несколько человек прошли из ресторана в другой конец вагона.

– Началось хождение... – Рита вышла.

– Молодая, – сказал Антон.

Денисов не ответил. Рита была лет на шесть старше Антона, роль сорванца получалась у нее не хуже, чем у профессиональной актрисы.

"Травести называется..." – подумал Денисов.

Рита возвратилась со Шпаком, которого Денисов и Сабодаш видели в коридоре: свидетель читал Джерома. К. Джерома в карманном издании, быстро перелистывая страницы.

– Добрый вечер, – Шпак поставил на стол коробку с чаем. – Моя заварка получает признание.

Пока он возился со стаканами, Денисов продолжал расспрашивать проводницу:

– Посторонних не было?

– Ночью? Мужчина с собакой... Но он не вошел – увидел, что я в коридоре, и назад.

– Задолго до того, как подняли бригадира?

– Это насчет убийства? Нет вроде.

Антон тем временем говорил с бородатым о медресе или мечети. В лице бородатого Антон-историк встретил знатока.

– Строительство соборной мечети приписывали жене Тимура, – колдуя над чаем, говорил каганец, – прекрасной Биби-Ханым...

Антон поправил:

– Женою Тимура была Сараи Мульк-Ханым...

Чай получился слабее, чем утром, лился короткой тугой струей.

– ...И не юная, а старуха княжеского рода. А за строительство мечети отвечали в действительности два визиря, Тимур казнил обоих!

"Ложные версии, – Денисов подумал, – те же легенды, хотя странно звучит: "Легенда по делу об убийстве гр. Голея Н. А. в поезде Москва Астрахань в ночь на 26 августа сего года". С другой стороны, сказками называли достоверные сведения, отчеты..."

– Вы, юристы, как никто, привязаны к фактам, – огорченно подытожил Шпак.

Сабодаш предпочел не спорить.

– Не уснете, – Сабодаш показал на заварку.

Шпак улыбнулся.

– Теперь уже нет выбора, – он оглянулся на проводницу. – Из купе, по-моему, меня вытурили окончательно. – Когда Шпак улыбался, узловатые морщины на лице словно удваивались.

– Вытурили?

– Точнее, я сам ушел. Как вы считаете, Рита?

– А кто виноват? – Она поправила косичку. – Вчера вы предложили соседям свое место, сегодня они распорядятся без вас!

– Там, в купе, мать с сыном, – сказал Шпак. – Мальчик уже большой... Ютились на одной полке.

– Теперь не жалуйтесь! – Рита откровенно кокетничала.

– Вы всю прошлую ночь не спали? – спросил Денисов.

Шпак промакнул капли чая на бороде.

– Вас, наверное, интересует, кто проходил по вагону? – Он подумал. Со стороны вагона-ресторана только сотрудники: директор, посудомойка...

– В свои купе?

– Официант ходил по поезду.

– Феликс?

– Да, молодой, с брюшком.

В коридоре стукнула дверь. Еще группа пассажиров прошла из ресторана в конец состава.

– Официант несколько раз уходил из вагона? – спросил Денисов.

– Да.

– Подолгу отсутствовал?

– Минут по пятнадцать – двадцать...

– Вы не пытались вернуть свое место в купе?

– Рита усердна... – Шпак не хотел обидеть проводницу. – Она сказала: "Все равно не спите! Вот и подежурите за меня!" Заперла мое купе, пошла отдохнуть. Положение! Соседей будить неудобно, открыть – соответствующего ключа нет...

Рита смешно имитировала раскаяние:

– Простите, пожалуйста! Ну, хотите, в Астрахани я вас расцелую!

– Уж будьте добры! Я настаиваю... – Шпак посмотрел на Денисова. Наверное, такие преступления, как это, нечасты?

Денисов кивнул.

– Я тоже думаю. – Он откинулся назад. – Кругом люди... А вдруг кто-нибудь проснулся бы? Я спрашиваю: вы стали бы планировать убийство в купе? Нет!

– Вы тоже видели пассажира с собакой? – поинтересовался Денисов.

– Ночью? Во всяком случае, по вагону он не проходил. Только электрик, официант...

– Бригадир?

– Бригадир поднимался. Директор вагона-ресторана... – Бородатый отставил стакан. – Ночь отлетела быстро. Сначала старичок прибежал, вместо бригадира поднял официанток. Шум, крик... Новость эта страшная.

В тамбуре хлопнуло снова, в проеме двери появился директор вагона-ресторана.

– Легок на помине... – сказала Рита.

Не останавливаясь, директор прошел в свое купе. Секундой позже донеслись шаги, хлопанье дверей в другом тамбуре.

– Перед закрытием всегда как на постоялом дворе! – Рита поправила обгрызенную косичку. – Честное октябрятское!

Несколько человек прошли в направлении вагона-ресторана, их не пустили:

– Закрыто.

Начались переговоры через дверь:

– Пригласите директора.

– Директор только что ушел.

– "Только что..." Мы бы его встретили!

Доля секунды, в течение которой директор ресторана закрылся у себя в купе, делала суждения спорящих одновременно истинными и ложными.

– Не знаю, где вы с ним разошлись... – донеслось из-за запертой двери.

"А ведь это модель доказательства, – внезапно подумал Денисов. Он и сам не понял, почему так решил. – Как сейчас директора вагона-ресторана, так ночью кого-то не было в коридоре по обе стороны купе, где произошло преступление. Не было, потому что он находился на месте убийства!.."

– Вам выручка не нужна, что ли?

В спор вступили свежие силы. Голос был знаком.

Денисов посмотрел на Сабодаша: на перроне в Умете этот человек учил Антона пить "Марсалу" из неоткупоренной бутылки.

"Во дает, магаданец!" – сказала о нем Пятых, а двое его друзей пожилой, со шрамом, и второй, в тельняшке с металлической пластинкой на руке, – наблюдали за ним из тамбура.

Сабодаш допивал чай.

За окном было темно. Поднимаясь, Шпак приблизил лицо к окну, глубоко заглянул вверх.

– Звезды! Будет хорошая погода...

Золотая степь появилась неожиданно – цепочкой набежавших огней. В темноте замелькали склады или пакгаузы, плоские крыши белели, будто от снега.

Поезд встречали.

– Капитан Сабодаш? – Встречавших было двое, они легко поднялись в вагон.

– Темень какая... – Антон подал свернутый вчетверо лист – телеграмма в Москву.

– Поздравлять рано? – Один из встречавших посветил фонариком.

– Какие поздравления!

– У нас почта. Может, удача?

Денисов вскрыл пакет.

– Посветите, пожалуйста.

Блеклые буковки разбежались по серому листу бумаги.

"...Судебский Иван Васильевич 1938 житель Ступино Московской

области истопник жилищно-эксплуатационной конторы женат работает

техником-смотрителем перенес травму грудной клетки

характеризуется малообщительным взаимоотношениях окружающими

стремится лидерству..."

Они так стремились чем-нибудь помочь, эти безымянные сотрудники уголовного розыска из Ступина, собиравшие данные на Судебского.

"...дог Дарби-Воланд каталогу черной масти отца Тиграна матери

чемпиона московской всесоюзной выставки Сильвы 48..."

На всякий случай Денисов просил также навести справку о собаке.

"...выставочная оценка очень хорошо владелец Судебский".

С животным тоже было в порядке: собака принадлежала Судебскому. Он не похищал именитого дога, а Полетика-Голей не разыскивал пропавшее из его дома животное. Интерес к четвероногому вызван был чем-то другим.

– Одна ночь у вас, – сказал тот, что был с фонариком. – В Астрахани пассажиры сразу разбредутся...

Второй инспектор уточнил:

– Поменьше ночи.

Вернувшись в купе, Антон опустился на полку.

– Приляг, – посоветовал Денисов.

За окном удалялись огни Золотой степи. Уродливо вытянутые тени Сабодаша и Денисова плыли по купе навстречу друг другу, тревожные, исполненные непонятного значения.

Антон поколебался.

– А ты?

– Я в отпуске. Притом завтра меня ждут на пляже.

– Так и ждут? – Сабодаш отстегнул кобуру. – Держи пистолет.

Через минуту он уже спал, беззвучно подергиваясь во сне всем телом. Денисов вынул из кобуры ПМ, подержал в руке. Он любил оружие, на кафедре судебной баллистики на стеллажах у Денисова были свои любимцы.

Был "борхардт" модели восемьсот девяносто третьего года, с длинным тонким стволом, казалось, вот-вот переломится – предшественник "борхардт-люгера", получившего известность под именем "парабеллум". Стоял там сравнительно редко встречающийся "ротштейр" из вооружения австро-венгерской кавалерии – на рукоятке был обозначен номер части, которой пистолет принадлежал; был бельгийский "байяр", чешская "зброевка", наконец "фроммер-мажестик" – Денисову он нравился больше других.

Приходилось слышать разное, почему мужчины, независимо от возраста и профессии, любят оружие. Одни считали, будто дело в матери-природе, предполагавшей лепить из мужчин охотников да воинов. Другим казалось, что любить оружие человека научила война.

Денисов отсоединил магазин, отвел затвор, заглянул в окно для выбрасывания гильз – патронник был пуст. Теперь можно было осторожно отпускать возвратную пружину. Едва заметными вазами затвор двинулся на место. Почувствовав его приближение, хитроумные приспособления изготовились подхватить очередной патрон и дослать в патронник, но магазин был отсоединен, и сейчас они трудились вхолостую.

"Не много механизмов, – подумал Денисов, убирая пистолет, – в каких человек добился такого соединения изящества с инженерной целесообразностью. Взять хотя бы ПМ – ни лишней насечки, ни избыточного грамма, все изысканно, рационально. Не восхищаемся же мы кистенем или гирей на ремешке, а они тоже орудия нападения и защиты!.."

Денисов скинул пиджак, продел ремень кобуры в поясной, второй конец-петлю поднял к плечу, кобура и рукоятка пистолета оказались точно под мышкой. Он надел пиджак, вышел из купе.

Коридор встретил грохотом, занавески бились в окна, будто хотели выпорхнуть.

В тамбуре стукнула дверь. Одновременно с Денисовым появился Шалимов.

– Не спите? – Денисову послышалась ирония.

За бригадиром с чемоданом двигался электрик.