Текст книги "Транспортный вариант"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да, из Нижних Котлов.

– В последнем вагоне?

– В последнем. Мне только пути перейти – и я дома.

Мы привыкли тут ходить. Тропинка вела под рефрижератор. – Он встал из-за стола. – Теперь представьте, что это вагон, – он показал на приставной столик. – Я подошел, нагнулся. Вдруг – вагоны дернуло! Покатило.

– Быстро?

– Не очень. Как обычно…. Я сразу отпрянул! Стою – жду. Вагона три прошло, вижу – женщина! Из-под вагона! Я растерялся, закричал! Что – и сам не знаю! Бегу к платформе. Кричу!

– Уточните, что вы увидели вначале? Спину, лицо женщины?

– Сумку! Она выпала между колес на шпалы. Потом показалась женщина.

– Вы уверены?

– Совершенно.

«Странно», – подумал Денисов. Он хорошо помнил, что сумка лежала в стороне. Так было указано и в протоколе осмотра места происшествия.

– А потом? – спросил он. – Когда женщине оказывали помощь, вы видели снова сумку?

– Не обратил внимания.

Денисов достал блокнот, быстро набросал схему.

– Сумка лежала здесь, в десяти метрах от пострадавшей, в направлении, противоположном движению поезда.

Малахов удивился:

– Не понимаю… Но сумка действительно красного цвета?

– Красного.

– Видите! Значит, я видел ее!

Денисов помолчал.

– Когда вы побежали за «скорой», рядом с женщиной никого не оставалось?

– Кажется, нет. Не помню. Сзади тянулись люди.

– А навстречу? Когда поезд, затормозил? С другой стороны пути?

– Не знаю. Я тогда ничего вокруг ае видел!

Таксист приехал поздно. Денисов собирался еще в пансионат – не успел. В соседнем кабинете обсуждали пропажу вещей в автоматической камере хранения: подобрали шифр или дверца была оставлена открытой?

Сложись иначе обстоятельства – Денисов был бы сейчас со всеми.

Гладилин сел на тот же стул – у двери, помял в руке шапку.

– Я был недалеко от платформы Коломенское в тот вечер… – он сделал свое признание тусклым, невыразительным голосом. – Леонида просила меня подъехать…

Денисов понял, что сразу продвинулся вперед.

– Но я ее не встретил.

– Почему вы только сегодня решили это сообщить?

– Вы все равно знаете. Начальник колонны разговаривал с Азизбаевым.

– А если бы не знал?

– Какое это имеет отношение? Только бросает тень… – он не договорил.

– Она-то попала под поезд!

– Когда вы договорились встретиться?

Гладилин заговорил тем же бесцветным голосом:

– Лепя предупредила за день: «В 19.00 будь на Варшавке, восемьдесят один, рядом с домом, который ремонтируют. Предварительно позвони в пять. Я предупрежу, если что-то изменится».

– Ваша жена знала об этом? – спросил Денисов, – А зачем? – Гладилин пожал плечами, – Как Белогорлова все объяснила?

– Сказала: «Потом расскажу…»

– Такие встречи бывали и раньше?

– Бывает, что-нибудь надо передать. Может, теща посылала внуку…

– О чем вы подумали в этот раз?

– Дом, ремонт… – он вздохнул. – Об эмульсионной краске или белилах. Я говорил ей… Кроме того, я знал, что она купила облицовочную плитку.

– Дальше.

– Позвонил без пяти пять. Телефон был занят. Еще позвонил. Опять занят.

Потом никто не ответил, – в каждом слове его чувствовалась неспешная основательность, так же, должно быть, без напора двигалась по его жилам густая, вязкая кровь.

– Потом?

– Решил все-таки съездить.

– Ждали долго?

– Двадцать минут. У нас уговор: дольше не ждать.

Тут как раз клиент подвернулся, опаздывал в Домодедово: «Помогите, безвыходное положение!»

– Пока вы стояли, никто не входил в здание?

– В ремонтирующееся? Я, честно говоря, не следил.

– «Запорожец» тоже не видели?

– Нет, – Гладилин достал расческу, взъерошил ворс на шапке. – Остальное вы знаете.

Остальное Денисов действительно знал или думал, что знает.

Он подошел к окну. Крыша старого здания, которая находилась все время перед глазами Гладилина, была продолжением смешения стилей, характерного для всего вокзала: сложенные под острым углом плоскости соединялись в середине, у огромного, на манер карточного домика шатра, господствовавшего над фасадом.

– Вы москвич? ч – Город Чехов… – Гладилин поднял голову. – Слышали?

– Да. Воспитывались с отцом?

– Только мать.

– Братья, сестры?

– Не было. – Поняв, что инспектора интересует он сам, Гладилин добавил:

– После восьмого класса пошел на работу. В дистанцию пути, на транспорт.

Учился. Потом армия. Вернулся в ту же дистанцию.

– А жена?

– Она работала там же, – теперь он был чуть понятнее.

– А клиент? – спросил Денисов. – Как он выглядел?

– Пожилой, в полушубке.

Таксист назвал те же приметы, что и старичок, с которым Денисов познакомился во дворе ремонтирующегося здания.

«Тот тоже говорил о такси…»

– По-вашему, – спросил Денисов, – у Леониды могли быть враги?

– Враги? – Гладилин удивился. – Нет, по-моему, – Никто не мог ей мстить? Муж, например?

– Олег? – Гладилин покачал головой. – Нет… И зачем? – в свою очередь,

Денисов тоже стал понятнее таксисту, потому он спросил: – Вы ее не представляете?

– Нет.

– Вы не были у нее дома, – сказал Гладилин. – ьы съездите. Хотите, я сейчас отвезу? Это недолго…

Рядом с тахтой в комнате Белогорловой стоял старенький телевизор, на стене висело несколько книжных полок. Денисов прошел по ним взглядом: классика, «Школьная библиотека». Ни одн? из книг не перекликалась тематически с той мудреной, которую Белогорлова брала у Щасной, – «Поэзия и проза Древнего Востока».

«Здесь библиотека молодого человека, который начал —собирать книги сам, не получив от родителей ни полных собраний сочинений, ни .Большой советской энциклопедии…» – подумал Денисов.

Вокруг было изобилие недорогих ширпотребовских безделушек, разномастных дорожек. В маленькой комнате спала дочь Белогорловой, эта комната была самой уютной. В центральной – висели всюду большие, увеличенные фотографии, перекочевавшие из деревенского дома, здесь жила мать

Белогорловой.

– У вас есть ее портрет? – спросил Денисов.

Мать Белогорловой достала альбом с фотографиями, открыла наугад.

– Это старшая… Когда на путях работала. Это сын.

Сейчас в армии служит. Вот это Леня в желудочном санатории.

С фотографии смотрело бесцветное, плоское лицо, на котором нельзя было прочитать ничего, кроме страха перед объективом.

– Улыбка у нее хорошая, – сказала старуха. Глаза ее были по-прежнему сухи. – Это она на соревнованиях…

В конце-альбома россыпью лежали грамоты, справки.

Старуха гартом выложила их на стол:

– Во сколь заслужила!..

Среди документов лежало несколько исписанных карандашом блокнотных страничек, Денисов поднял их.

– Разрешите полюбопытствовать? – он уже узнал почерк: правосторонний, левоокружной, хорошо выработанный.

– Нехай, – старуха махнула рукой.

Записи и здесь были оборваны, не связаны одна с другой– писавший заносил их по отдельности в блокнот, потом освобождался от ненужных страниц.

«…Ничего не понимаю. Как все случилось? Как жалко всех нас. Проданы билеты, зрители ждут. Надо набраться сил, играть финальную сцену…»

Денисов посмотрел на старуху:

– Леонида Сергеевна с кем-нибудь переписывалась?

– Ни с кем… – она смахнула со скатерти. – Что хоть они пишут там?

Денисов прочитал вслух:

– "…Почему РР не подошел к ней? Они бывали так нежны друг с другом.

Накануне она сказала: «Отпусти вего, и он сам найдет дорогу…» Во веем ищу тайный смысл, знамение. Даже когда автобусы выстраиваются в ряд, открывают одновременно двери и сотни людей словно по огромной сцене идут к рампе. Финал, Я шепчу: «Вяжите меня, я убийца!»

Было поздно, когда Денисов вернулся в отдел. В дежурке, кроме Антона, никого не было.

– Мне не звонили? – спросил он у Сабодаша.

– Только Лина.

– Все нормально?

– Думаю, да. Иначе – она сказала бы. Устал? – Антон поднялся из кресла.

– Садись за пульт. Будешь звонить?

– Два звонка.

Он достал блокнот, набрал номер. Трубку на другом конце провода сняли сразу. У телефона была женщина.

– Алле! – тон был выжидательный.

Денисов представился:

– Добрый вечер. Ваш телефон дал мне Мучник.

– Завбазой? – женщина встревожилась. – У него что – ревизия?

У Денисова снова воз.никло чувство, что он невольно может смешать карты кому-то лз своих коллег, но выбора не было:

– Я из транспортной милиции. Может, вы обратили внимание. Совсем другое дело… – Он коротко изложил свою легенду: компания молодых подвыпивших людей, несчастный случай.

Это ее успокоило.

– Я проверяю дату. Вспомните, какого числа в феврале вы были у

Мучника?, Девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого?

– Минуту… – недовольно сказала женщина.

Слышимость была хорошей, в течение разговора до Денисова несколько раз доносились приглушенные голоса, негромкое звяканье рюмок.

– Девятнадцатого… – раздалось наконец в трубке. – Перед снятием остатков! Все? – нетерпеливо спросила женщина.

Она первой положила трубку.

– Проясняется? – спросил Антон, – Не очень.

"Выходит, Гилим видел на остановке такси не Мучника с Лэстером-Вэлтом,

– подумал Денисов, – кого-то другого. И другого эрдельтерьера".

Теперь, когда Лэстер-Вэлт отпал, он мог вплотную заняться анализом записок неизвестного адресанта Белогорловой, которых у него накопилось изрядное количество.

Он показал Антону две последние.

– «Вяжите меня, я убийца!» – прочитал Сабодаш. – Чего же тебе еще надо?

Тут все сказано.

– А что ты скажешь насчет эюго? – Денисов развернул вторую записку. —

«…Во всем ищу какое-то знамение…» Нет! Вот: «Почему РР не подошел к ней? Они бывали так нежны друг с другом…» – Он прочитал отрывок дважды.

– Любопытные инициалы. Заметил, Антон.

– Почему? – автоматически возразил Сабодаш. Но через минуту должен был согласиться: —Действительно.

Роман Романович? Ромуальд? Рем?

Пока Антон ломал голову над загадочными инициалами, Денисов позвонил домой. Телефон был занят, Денисов посмотрел на часы: в это время, освободившись от дел, Лина и теща подолгу обсуждали события прошедшего дня.

Денисов заглянул в черновую книгу дежурного. Большинство записей было посвящено задержанным рецидивистам: уточнить приметы, прислать дополнительное количество фотоснимков для опознания.

– Если бы не несчастный случай, – Антон по-своему истолковал его интерес, – ты бы сейчас занимался ими!

– Дело не в этом. Они ведь ехали мимо Коломенского… Если бы

Белогорлова не попала под поезд, она могла оказаться с ними в одной электричке. Даже в одном вагоне!

– С «Малаем» и «Федором»? В одной компании?

Денисов и сам понял, что в какой-то момент мысль его неожиданно свернула в сторону, а Антон и вовсе довел ее до абсурда. Белогорлова вряд ли спешила на встречу с уголовниками. Непреложным оставалось одно:

рецидивисты находились неподалеку от места, где разыгралась трагедия, и почти в то же время.

«Остальное из области домыслов…» – подумал он.

– Они не выходили из поезда в Коломенском… – Сабодаш в два счета покончил с версией. – Как ехали из Москвы, так и ехали. К тому же ушли дальше по составу от последнего вагона, в который сели инкассаторы… —

Помолчав, Антон заметил: – Ты все примеряешь всегда к делу, которым занимаешься. И вдруг смотришь – выгорело!

Денисов поднялся, посмотрел на часы:

– Ну, решил мой казус?

– Насчет РР? Нет.

– Подумай. Я поехал.

Но, уже идя по платформе, он понял, что не оставил загадку в дежурной комнате, взял с собой и мысленно повторяет все ту же фразу: «Почему РР не подошел к ней?»

Мысль перемещалась внутри сложного лабиринта.

Однако Денисов уже предчувствовал близость преодоления заколдованного рубежа. Установленный когда-то им самим для себя закон обязательного многогранного приложения сил продолжал действовать в полном объеме.

У центрального зала для транзитных пассажиров темнела шеренга телефонов-автоматов.

Денисов вошел в кабину, достал блокнот, набрал номер.

– Алло! – снова хорошая слышимость и женский голос. На этот раз сухой, резкий.

– Я был сегодня в клубе служебного собаководства, мы говорили об эрдельтерьере, которого я ищу. Это инспектор Денисов.

– Одну минуточку: я приглушу телевизор, – в трубке послышался собачий лай. – Моя старшая – МоллиГрек– смотрит «Женитьбу Бальзаминова», а там собаки… Вы хотели о чем-то спросить?

– Да. Может ли собачья кличка состоять из двух букв?

– Почему же? Конечно… Нашли своего эрделя? – спросила женщина, подумав.

– Мне кажется, хозяева называют его РР.

5

– …Барменша выделяла его из всех, даже самых престижных, посетителей.

Она сразу поняла, из каких он, когда за рюмку коньяка получила такую бумажку, какой другие расплачиваются за бутылку. К тому времени мы уже не раз выпивали вместе. Платил за коньяк всегда он. «Сдачи не надо!..» Вскоре мы разговаривали обо всем довольно откровенно. Сходились в одном: «Нужны деньги!..» Но разговор, который все решил, состоялся уже перед самым отъездом. Я уезжал вечером, он оставался еще до утра. Мы сидели в углу за столиком, одна стена бара была стеклянной —по ту сторону был декоративный каменный грот, по дну сухого водоема шла кошка. Я слушал своего нового знакомца и не знал, что думать… Я исхожу из того, что в этой жизни мне уже ни с кем не съесть пуда соли. И основательно я никого не узнаю. «Есть дело, – сказал он. – Большой куш. /С тебе деньги придут сами – делать ничего не придется… Нужно еще примерно месяцев восемь – десять, чтобы все подготовить…» Потом я узнал, что он начал готовиться к этому еще в колонии. «Это предложение?» – «Да». – «Надо подумать», – ответил я.

Следовательно, согласился.

Он знал, что я соглашусь. Люди, подобные ему, зря не рискуют. Вечером я стоял один на пляже. По обе стороны белел туман, а впереди на полнеба поднималась чернота и нависала над светлым морским песком. Я решил подняться в номер, записать свои впечатления. Позади над пустым пляжем шумели деревья, на кирхе ударил колокол. О деле я тогда не думал. «Вот и кончилась легкая пансионатская жизнь, – пожалел я. – Съеден последний ужин, собраны вещи. Осталось сдать номер. Все надо делать поэтапно. Беря билет в самолет, не думать, какая погода будет в день отлета, что будет через час, через год…» А надо мной уже загоралась крыша} Я продолжал заботиться о пустяках и не думал о главном – о том, что, как говорили еще не так.давно, продал свою душу дьяволу…

В регистратуре пансионата Денисов никого не застал.

Дверь в кабинет Гилима оказалась запертой. Теперь Денисову предстояло отыскать Кучинскую, но через минуту она нашла его сама.

– Ах, у нас гость! – протянула она, неожиданно появляясь за его спиной.

Она была уже не в форменном белом халате – в юбке и кофточке, с круглой янтарной брошью на груди. Черные глазки-пуговки смотрели на инспектора с любопытством.

– Ну, как ее состояние? – сразу спросила Кучинская. – Не лучше?

– Без изменения.

– Мы тут жалеем ее.. – отношение к замкнутой, державшейся особняком библиотекарше на глазах у Денисова изменялось к лучшему.

«Вернись она сейчас на работу – встретили бы как общую любимицу…»

– Иван Ефимович будет? – Денисов кивнул на кабинет Гилима.

– Вряд ли. Он уехал на базу.

– Давно?

– С полчаса. Вы к нему?

– К вам тоже. Мне бы хотелось кое-что уточнить.

– Пожалуйста. Только я теперь не наверху, а в библиотеке. Директор попросил меня вернуться туда.

Они свернули в боковой коридор. Длинная цепь кактусов, на которую

Денисов еще в первый приезд обратил внимание, тянулась вдоль стен до самой библиотеки. По ту сторону круглого окна, в начале коридора, были видны ртдыхающие.

– Скоро у вас новый заезд? – спросил Денисов.

Этот вопрос он намеревался задать Гилиму, – Через несколько дней.

– Этот был ничего?

– Пока никто не отличился, – Кучинская замедлила шаг. – Никого не отослали за нарушение режима и писем на предприятие никому не писали.

– Так тоже бывает?

– А как же! Иван Ефимович в эхом отношении крут.

Хочешь культурно отдыхать – отдыхай!

Кучинская открыла дверь, пропустила Денисова вперед.

На пороге он остановился. За время отсутствия Белогорловой помещение в чем-то неуловимо изменилось, стало словно светлее, шире.

Поняв его удивление, Кучинская улыбнулась:

– Новые шторы. А стол я переставила ближе к окну.

И убрала стеллаж. Все обращают внимание, как и вы, и не могут понять, в чем дело.

– Удачно.

Денисову стало жаль незадачливую библиотекаршу, лишенную чувства уюта.

«О ней будут вспоминать как о человеке, который чего-то не сумел, подумал он. – Не выпросил у завхоза новую штору, не сломал старый стеллаж».

– Сейчас мы с вами выпьем кофе, – сказала Кучинская, – заодно поговорим.

Позади книжных полок оказалась розетка, Кучинская налила в турку воды из чайника, включила кипятильник.

– О чем вы хотели спросить? Садитесь, пожалуйста.

Денисов сел за журнальный столик, поправил разбросанные по столешнице тростниковые салфетки. «В прошлый раз их не было. Должно быть, Кучинская принесла из дому…»

– В этом году вы встретили Леониду Сергеевну в Калининграде, – начал он, – В феврале.

– Точно не помните?

– Шестого или седьмого. Мы с мамой возвращались к ее брату в Междуречье.

– В Калининградскую область?

– Да. Там, знаете, много маленьких приятных поселков с поэтичными названиями. Подгорное, Заовражное…

Междуречье один из них. В нем, между прочим, установлен памятник в честь двухсотлетия битвы при ГроссЕгерсдорфе, где отличились русские войска.

Денисов тактично ни разу не прервал. Словно догадавшись, что у него мало времени, Кучинская перешла непосредственно к встрече с библиотекаршей:

– У дяди своя машина. Из Междуречья он отвез нас в Калининград… —

Кучинская достала из стола чашки, сахарницу, банку кофе «Максвелл». – Мы приехали днем, часов примерно в одиннадцать. Подъехали к гостинице, вижу знакомый «Запорожец»!

– Рядом с гостиницей…

– «Калининград». Бывали в тех краях?

– Недолго. Когда служил, – Денисов не стал уточнять.

– Сейчас вы бы города не узнали! – Она заварила кофе в чашечках. – Вы любите покрепче?

– Средний.

– А насчет сахара?

– Немного.

Она помешала ложечкой:

– Удивительный город. Огромный ботанический сад.

Двадцать видов, которые вообще не встретишь в стране…

– Белогорловой не было в машине, когда вы подошли?

– Она была в гостинице, но как-то сразу вдруг появилась. Возможно, она увидела меня из вестибюля.

– Как Леонида Сергеевна объяснила свой приезд?

– В двух словах. Она ведь всегда не очень объяснялась. Туризм или экскурсия… Не помню. Мне показалось, что в тот раз она была скорее растеряна, чем обрадована.

– Почему?

– Не знаю, такое ощущение.

– Вы говорили с ней?

– Недолго. Я спросила: «Вы остановились в этой гостинице?» – «Нет, сказала она, – у знакомых». – «Хотите перейти в гостиницу?» – "Да нет.

Сегодня я уезжаю".

– Вы не договорились о встрече?

– Нет.

– По-вашему, она была одна?

– Я видела ее одну.

– В машине было что-нибудь? Не помните? Может, покупки и прочее?

– Несколько коробок, сумка. Сзади, у стекла, помню, лежала кукла.

Раньше я ее в машине не видела.

– Кукла?

– Довольно оригинальная. Раскрашена в два цвета – синий и красный.

– Скоморох! – догадался Денисов.

Несколько дней кукла лежала в его кабинете в ожидании решения своей судьбы: быть приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства или быть отринутой. Теперь участь ее была решена.

– В шутовском колпаке, – припомнила Кучинская. – Еще кофе?

– Благодарю, – с протоколом было покончено. Он показал на стол: —

Бумаги Белогорловой все пересмотрели?

– Как же! Когда принимала, в присутствии комиссии… Внесли в опись каждый отчет, каждую ведомость.

– Личных вещей Белогорловой было много?

– Очень мало, – Кучинская открыла стол, из-под газеты достала конверт.

– Две фотографии дочери? страховая квитанция, записка.

– Покажите, пожалуйста.

Фотографии девочки были любительские, серые, с крупно выпавшим зерном, из тех неудачных, что особо дороги родителям.

– А это страховка, – сказала Кучинская.

Денисов ее тоже внимательно рассмотрел.

– Сейчас мы составим небольшой протокол, все это я возьму с собой, сказал он. Инспектор узнал все тот же уже знакомый размашистый почерк на записке. – А что с похищенными книгами?

– Всех горничных предупредили. Пока ничего не слышно…

Кучинская проводила его до дверей.

Денисов пошел к выходу. Записка жгла ему карман – он не стал читать ее до конца ни при Кучинской, ни в коридоре.

«Что там еще может быть?»

Внезапно, уже пройдя регистратуру, Денисов остановился. Точнее, что-то остановило его. Спеша к выходу и думая о записке, он словно мимо чего-то прошел.

Существовал лишь один известный способ воспроизведения обстоятельств происшедшего. Денисов вернулся в коридор, снова направился к регистратуре.

Благо, рядом никого не было. Все было тщетно. Осталось только ощущение чего-то верного, что пришло к нему и чем он не сумел воспользоваться.

Денисов мог лишь указать место, где это случилось.

"При выходе из коридора в вестибюль. У киоска толпились отдыхающие.

Справа было круглое окно на площадку перед входом в здание, в раскрытую дверь регистратуры был виден телефонный аппарат. Регистратура была пуста.

На площадке перед окном шофер – молодой парень – садился в пансионатский автобус…"

Ничего не установив, Денисов прошел вестибюль, вышел на дорогу.

Автобусная остановка была пуста. Денисов направился к ней, на ходу прочел записку.

Как и в других своих описаниях, автор был сосредоточен на узколичном.

Послание оказалось длиннее остальных – чем-то вроде эссе.

"…Я проводил своего друга до места, откуда на бугре начиналось уродливо вытянутое двадцатиподъездное здание. Он бодро топал, маленький, чуть ссутулившийся, оборачиваясь ко мне через каждые тридцать – сорок шагов, возвращаясь в свой образ и в свою жизнь, где мне не было места. Я кивал ему, пока он не свернул под арку. Он еще уходил, а у меня уже щемило сердце и слезы были совсем близко. Я оставался со своими проблемами, для которых не знал решений.

«Такой, в сущности, старый, – подумал я о себе. – Ласковый. И совсем несчастливый».

Слезы наконец пролились, словно в глазах сверкнули ясные прозрачные линзы. Сквозь них я увидел очень четкое и необыкновенно отчетливое изображение окружающего: белые дома слева и пустырь по другую, сторону дороги. Все было резко: и выведенные, как по линейке, абрисы окон, и огромная, выкрашенная в два цвета труба, и крыши домов, и платформа. То, что я принимал за отблески солнца, оказалось огнями. В окнах уже зажгли свет, шел снег на краю горизонта. Несколько человек ждали на остановке автобуса. Я оставался один на один со своею судьбой, не зная – на роду ли все это мне было написано или, не довольствуясь тем, что есть, сам глупо испортил то, что у меня было…"

– Старков Олег. Муж Белогорловой… – у вошедшего было красивое, с крупными правильными чертами лицо, под одеждой угадывался классический торс. Кожаная кепка игриво сбита набок.

Он не поздоровался, только мельком оглядел Денисова, который звонил в клуб служебного собаководства.

Женщины-инструктора, которую он просил проверить аббревиатуру РР, на месте не было. Ее коллега из кабинета «Немецкие овчарки» пыталась найти причину отсутствия:

– Может, приболела? Или с собаками что-нибудь…

Вы звонили домой?

– Не отвечают.

– Может, в аптеку вышла? Она ведь одна живет"

Вы позвоните попозже.

Во время разговора Старков демонстративно рассматривал арочный свод кабинета, стрельчатое окно, колонну.

– Садитесь, – Денисов положил трубку, показал на стул. – Мне сказали, что вы в Москве. Вам передали, что я хотел вас видеть?

– Просто работу вашу знаю, – Старков держался заносчиво. – Все равно будете вызывать… – Он вынул пачку «Столичных», подвинул ногой стул. Сел.

– Я виню машиниста с помощником: опасное место, кругом люди! Почему не убедиться в безопасности движения?

– Когда вы узнали о несчастном случае?

– На третий день.

– Случайно?

– Позвонила ее сестра… Я ведь здесь в командировке. На курсах усовершенствования.

– Понятно, – Денисов кивнул. – Вы работник военизированной охраны?

– И это известно!

– На курсах сказали, что вы уехали.

– Пока нет… – он поискал пепельницу, Денисов помог– поставил на крайстола. – Положение Леониды крайне тяжелое. Врачи предупредили: счет пошел на часы… – выражение лица его не изменилось. – "Уедешь – и снова приезжать! Решать с ребенком. Похороны…

– Курсы усовершенствования… – спросил Денисов. – Они, видимо, по грузовой работе? – Он представлял, чем занимаются стрелки ВОХР.

– В основном, конечно. Вопросы сохранности перевозимых грузов, —

Старков охотно сменил тему. – Охрана контейнеров, рефрижераторов…

Пломбы, закрутки.

И свои темы, конечно.

– Оружие?

– Это уже повседневность. Материальная часть, правила применения.

– Стрельба из пистолета…

– И карабин. Мы больше недели здесь.

– Выходит, несчастный случай произошел при вас?

– Выходит. Только в тот день меня в Москве не было, – Старков вздохнул, задержал взгляд на игрушечном скоморохе, лежавшем у Денисова на сейфе.

– Уезжали домой?

– Летал в Калининград, матери было плохо.

– Вы живете вдвоем с матерью?

– Теперь да.

– А соседи?

– Соседей нет. Это на старой квартире, где мы жили с Леонидой. Там были, – красивое лицо его сразу напряглось.

"Парень ей попался отличный, – вспомнил Денисов характеристику, данную

Щасной. – За ней всегда бегали самые симпатичные ребята".

– Почему вы разошлись? – спросил Денисов. – Могли бы вы мне сказать?

– Не знаю… – он улыбнулся. – Воскресенье как раз было. Двадцать четвертого августа. Как сейчас помню.

Проснулся поздно: ночью дежурил. Лежу. Окно открыто.

Хорошо… Котенок шторой шуршит. Леня говорит: «Завтрак в кухне, Олег».

Она всегда меня полным именем.

«В шкафу деньги, квитанции от прачечной. Я уезжаю». – «Куда?» – "В

Москву". – Старков помрачнел. – А до этого и разговора не было о поездке.

Вижу: девочка одета. Не шутит… – Конец истории Старков скомкал: – Так и разошлись.

– Уехала?

– Сразу нет, конечно. Отложила на неделю – я настоял. А большего не добился. Даже ночевала у соседей.

– Но что за причина?

Старков поднял глаза к арочному своду!

– И не ругались. Она вообще не ругается. Только молчит!

– А как было накануне того дня?

– Я же говорю: ночью работал, с вечера ходили в ресторан, – Старков смял сигарету, положил в середину пепельницы. – Проводили в гостиницу ее подругу.

– Щасную?

– Знаете ее? – Старков смутился. – Да, Свету. Перед рестораном втроем были в кино. Нормальный фильм:

«Синьор Робинзон». Женщина, секс. Ничего серьезного.

– Может, было письмо? Телеграмма?

– Не знаю, – в голосе Старкова не было уверенности. – Никогда не интересовался, кто ей писал и о чем.

Жили дружно, – он вздохнул.

– Виделись потом? – спросил Денисов.

– Не раз. Брак не расторгнут. Никто не подает на развод. Ни она, ни я,

– он снова взглянул на лежавшего на сейфе скомороха.

– Эта кукла не Белогорловой? – вскользь поинтересовался Денисов.

– Не видел. При мне не было.

– Еще вопрос: вы водите машину?

– Права имею, – упоминание о машине словно было ему неприятно.

– Говорили, что вы – профессионал.

– Был, – Только очень давно… – Старков больше не смотрел на Денисова, заметно тяготился беседой. – Мы ведь с Леонидой познакомились на соревнованиях… Хорошее время было! – он невольно улыбнулся, – Где вы остановились в Москве?

– У знакомых.

– Запишите, пожалуйста, – адрес, – Денисов подал лист чистой бумаги.

– Пожалуйста.

Старков взял со стола шариковук"ручку, написал несколько слов. Денисов проследил, как на бумаге возникали угловатые, с малым числом скорописных упрощений знаки.

«Непохожи», – подумал он.

Старков положил ручку на стол, посмотрел на Денисова: он словно почувствовал, что инспектору для исследования необходимы экспериментальные образцы его почерка.

– Если понадоблюсь, здесь вам скажут, где меня можно найти.

Денисов проводил его взглядом: безукоризненно прямая спина, решительная походка, внутреннее дрожание и неразбериха.

«Письма, несомненно, писал не Старков…»

После его ухода Денисов позвонил в Расторгуево:

– Что нового?

Начальник линпункта был на месте, он докладывал обстоятельно, долго, некоторые слова повторял дважды, чтобы не было пауз в предложениях:

– Со всеми разговаривал… Со всеми. В резиновых сапогах никого не видели. Еще участковый остался. Участковый инспектор Видновского ОВД. Он сейчас в санатории…

Младший лейтенант докладывал долго, пока в углу, где находился телефон прямой связи с дежуркой, не раздался требовательный резкий зуммер.

– Все! Извини… – крикнул ему Денисов и тут же схватил трубку прямого провода: – Слушаю!

– Денисов? – привычно удостоверился помощник дежурного, потом сказал кому-то третьему: – Соединяю.

Говорите.

Третьим могла быть женщина-инструктор клуба служебного собаководства у Денисова екнуло сердце.

– Алло!

Звонил младший инспектор:

– Я был у свидетеля, который не являлся по повестке, – сказал Ниязов. —

Взял объяснение.

– У Дернова? – спросил Денисов. – Что он?

– Говорит, что ему ничего не известно.

– Как ничего?

– «Не видел», «не знаю».

– Многого он действительно не мог видеть: пришел на место происшествия почти одновременно со мной.

– Дернов сказал, что он вообще там не был.

– Любопытно! – Денисов заинтересовался. – Какой он из себя? Высокий?

Лицо словно чуть продавленное у переносья…

– Высокий, – подумав, сказал Ниязов.

– Очень странно. А какое у тебя впечатление?

Ниязов снова подумал:

– Мне показалось, что он говорит правду.

– Тогда выходит, я ошибаюсь? Хорошо! – Он принял решение: —Вызови его ко мне повесткой, Младший инспектор вздохнул.

– А что Близнецы?

– Как сквозь землю провалились… – Ниязов считался из невезучих,

Денисов это знал. – Каждый день дежурю на платформе с двадцати до двадцати двух.

И безрезультатно!

– Они очень нужны, Миша, – напомнил Денисов.

– Я все делаю.

– Я знаю. Есть и еще поручение: двадцатиподъездный дом… – Денисов достал письмо-эссе, которое он привез ив библиотеки. – Запиши. – Он продиктовал:– Недалеко от железнодорожной платформы и автобусной остановки. По другую сторону пустырь…

Ему пришла в голову смелая мысль: подвергнуть эосе не только смысловому исследованию, но и топографическому.

– Все понял?

Вслед за Ниязовым позвонила Лина, все последние дни они встречались и разговаривали урывками.

– Я нашла, откуда были те строчки из стихотворения, – сказала жена.

– Не понял!

– Я была в библиотеке, – терпеливо объяснила она. – И нашла то стихотворение Андрея Вознесенского.

Тебе это по-прежнему важно?

– Очень, – он достал блокнот. – Спасибо. Записываю.

– У вас в записке две строчки: «…прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно…» А вот весь текст:

«Вы прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно, – как лошадь ее пристрелите. Не выжить. Не надо обмана…» Жестоко, правда? – спросила

Лина.

Снова звонок:

– Товарищ инспектор!.. – В первую секунду незнакомый взыскательный тон его насторожил. – Звонят из клуба служебного собаководства. Разыскали вашего PP.

Слышите? Прекрасный экземпляр… – голос в трубке потеплел: женщина-инструктор искренне радовалась за Денисова. – Чудесная родословная: Дельфи Ф. Ойленхорст, Флинт… Сплошная элита!