Текст книги "Бронированные жилеты"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Таксисты искали клиентов и тут.

К Майе тоже один подошел – на вид приветливый, скромный:

– Девушка, вам далеко? А то таксист не хочет везти одного!

Майя хотела не отвечать, но уже доставала адрес:

– Воинская часть… Вот.

Он прочитал:

– Тут недалеко. Но для меня вы попутчик невыгодный. Вылезете, а дальше весь расход опять на меня. Может, я кого-нибудь еще найду. И вам дешевле…

«Не глянулась! Ну еще бы! – Она поправила волосы. – Выгляжу, как чучело!» Парикмахерскую откладывала до последнего дня. Так и не сходила.

Парень подошел еще к нескольким пассажирам, те отказались. Скоро его не стало видно в толпе.

«Оно и лучше! А то бы тряслась, как осиновый лист, всю дорогу…»

Майя не заметила, как парень появился снова.

– Поехали, девушка. Никого больше не нашел… Не везет.

Он поднял ее сумку. Пошли рядом. По дороге объяснил:

– Тетку приезжал встречать. Из Воронежа. Таксист – мой сменщик. Тетку не встретил, сменщику задолжал, клиентов нет.

– А я как раз из Воронежа! А где ваша тетка живет?

– На Пешестрелецкой… Вон наша машина…

Водитель – высокий красивый мальчик с бородкой – молча открыл багажник.

– Кладите сумку.

– Ничего, я в кабину.

Она оглянулась на освещенный огнями аэропорт, который она покидала. На белый свет. Впереди была темная дорога, деревья. Сердце ее неожиданно сжалось.

6

В девять Скубилин набрал номер заместителя, через которого вел обычно дела с транспортной прокуратурой.

С полминуты оба отдали дань этикету. Скубилин был любитель сауны; зампрокурора – человек сугубо штатский – каждую неделю регулярно ездил в Измайлово на книжный «черный» рынок.

– Как Пикуль? – спросил Скубилин.

– Кусается… А у вас как прошло?

– Пар был необыкновенный!

Со времени прихода на должность Скубилин и транспортный прокурор вели между собой дипломатическую игру, которая позволяла находиться в прекрасных отношениях друг с другом.

Скубилин ни разу лично ни с чем не обратился к коллеге и лично никогда не отказал прокурору ни в одной просьбе. То же самое никогда не позволил себе и руководитель транспортной прокуратуры.

Со всеми деликатными просьбами они обращались всегда к заместителям, те советовались с начальниками и принимали решения, зная, что просьба исходит от главы соседнего ведомства.

Этот случай не составил исключения.

Между вопросов о воскресном паре и о Пикуле провентилировали вопрос о санкции на Гийо.

– Надо решать. Мошенник он отъявленный, – заметил Скубилин.

Заместитель пообещал, как обычно:

– Я позвоню минут через пятнадцать. Вы у себя?

– Да, я на месте. Материалы следователь подвезет прямо к вам. Как скажете, он сразу и подъедет.

Заместитель прокурора перезвонил быстро.

– Дела не больно хороши, Василий Логвинович…

– Что там? – Скубилин нахмурился.

– У директора ресторана немало заступников. Причем в высоких сферах.

– С торгашами это дело обычное. Мы-то с тобой знаем…

– Не совсем, Василий Логвинович. Тут дело особое.

– Но законность-то не игрушка, правда? Народ-то нас поставил соблюдать закон! – Скубилин подпустил митинговости. – Директора ресторана прихватили с поличным. Таких в первую очередь надо учить – кто со связями!

– Прокурор сказал: «Коль Скубилин убежден в виновности и собрал достаточно доказательств, я дам санкцию».

– Показаний против него выше головы.

– Есть только одно «но». Кто-то – он или я – сам допросит главных свидетелей.

– Мэтра?

– И официантку. Чтобы не смогли потом отказаться. Я говорил с Картузовым, – помощник прокурора проявил нервозность. – Он сказал, что обеих нет в Москве…

– Не клади трубку!.. – Скубилин на минуту отключил его, набрал хорошо известный ему номер и снова врубил в сеть. – Слушай!

На другом конце провода послышались длинные гудки, щелчок и затем короткое и энергичное:

– Атаманов у аппарата…

– Как дела? – спросил Скубилин.

– Все в ажуре, товарищ генерал… – Это был исполнительный и верный служака, на которого Скубилин мог положиться.

– Дай трубочку мэтру!

На том конце провода произошла перегруппировка, приятный женский голос произнес:

– Это вы, Василий Логвинович?

– Да. Заточение ваше заканчивается. Сейчас вас прокурор допросит, и вы свободны. Я позвонил, чтобы об этом сказать… Как вам в гостях?

– Хорошо, конечно, – она вздохнула, – но дома лучше…

– Василий Логвинович, я перезвоню через полчасика… – сказал помощник прокурора, когда они снова остались вдвоем в трубке.

Скубилин понял:

«Они убедились: их карта бита, Картузов больше не владеет положением. Наша взяла. Им остается один путь – на поклон к Жернакову… – Скубилин лишь теперь в полной мере осознал грозившую ему опасность. – Я тебе это припомню, Картузов…»

Начальника инспекции Игумнов знал по Высшей школе. В конце лекций, после «Вопросы есть?» Исчурков всегда лез со всякой ахинеей.

Преподаватели считали его разбирающимся, поговаривали об адъюнктуре. Но в последнюю минуту предпочли сына генерала из внутренних войск.

При встрече они здоровались. Исчурков казался жёстким, на всю жизнь жестоко кем-то обиженным. Мутные маленькие глазки выглядели воспаленными.

– Садись, Игумнов, – сказал Исчурков, – давай знакомиться по новой… Фамилия, имя, отчество. – Знакомство предполагалось одностороннее. – Месяц, год, дата рождения…

– И для этого ты меня вызывал, Исчурков?

Небольшой кабинетик выглядел голо – таков был здешний стиль, – несколько чахлых растений в разнокалиберных горшочках и банках, портрет Дзержинского, изготовленный методом выжигания, окрашенный белым громоздкий сейф.

– А ты не спеши. Время есть.

– Только не у меня.

Исчурков лениво улыбнулся.

– И у тебя есть время. И много! Скоро ты и сам в этом убедишься. Газетку можешь посмотреть пока. Там и о тебе… – Он подвинул свежий номер «На боевом посту».

«С приходом начальником ОУР капитана милиции Игумнова… – писал корреспондент, – уголовный розыск активнее стал раскрывать преступления. По горячим следам раскрыто на 16 процентов больше, чем за аналогичный период прошлого года…» – заметка была полна безликих цифр.

– Что, собственно, произошло?

– Сам все знаешь. – Исчурков снова улыбнулся. Это был его звездный час. – Ты же умный парень. Раскрываемость какая в вашем отделе?

– Как у всех – под девяносто.

– Ну вот!

– А у других?

– Не надо про других! Давай про себя и про Картузова…

Вошел сотрудник инспекции – слащавого вида майор с зачесанными назад волосами. Он был озабочен, не кивнул Игумнову, о чем-то спросил своего начальника, нагнувшись к его уху.

– А вот он! Как раз у меня… – Исчурков показал на Игумнова. Кроткое, до приторности слащавое лицо мгновенно замкнулось, майор в ожидании застыл.

– Что у вас там с администратором Госконцерта? – спросил Исчурков. – Начальник управления интересуется.

Особисты казались взволнованными.

– А с французской косметикой? Это уж совсем свежий случай…

Игумнов не ответил.

– Как срочно это ему требуется? – спросил Исчурков майора.

– Просил прямо сейчас.

– Значит, так. – Исчурков показал Игумнову на предбанник. – Подождите там. Генерал вызывает как раз по этим вопросам.

Игумнов вышел, Исчурков вместе со своим подчиненным тоже прошли через предбанник. Он был пуст, вызываемые в инспекцию писали тут свои объяснения. На столах стояли два спаренных телефона.

– Я буду минут через десять… – Исчуркову стоило заметного труда не взглянуть на телефонные аппараты. – Жалоба очень серьезная…

Игумнов промолчал. Конечно же, это была оперативная комбинация и притом весьма примитивная.

«Подтолкнуть, чтобы я позвонил по аппаратам, которые записывают? На что он надеется? Что я свяжусь с кем-то и инспекция начнёт проверку с другой стороны?»

Его затопила злоба.

«Подожди! Как они тут разыграли! „Начальник управления вызывает…“ – „А вот он! Как раз у меня…“ А то этот не знал, кого вызвали к Исчуркову. Вы бы ловили преступников! Посмотрел бы я на тебя, Исчурков, третьего дня, как бы ты пас этого боевика с автомаом…»

Исчурков вернулся минут через пятнадцать.

– Проходите. – Он против воли бросил быстрый взгляд на телефонный аппарат. – Так что у вас случилось с администратором Госконцерта?

– Знаешь сам – раз спрашиваешь! – Он не мог прятаться за подчиненных.

– Я-то знаю!

– И тебе приходилось укрывать, Исчурков?

– Вопрос о тебе. И о Картузове.

Он второй раз упомянул любимца Скубилина, Игумнов удивился:

– Скубилин еще начальник управления? Может, его уж нет? И ты на Картузова катишь бочку?

Исчурков даже поперхнулся.

– Ты не заболел, Игумнов? Как у тебя с головкой?

– Не беспокойся, психиатра я прошел… – В последнее время управление чуть что – посылало к психиатру. – Нормален. Иначе не попал бы в Афганистан!

– Ладно! А чтобы ты не сомневался, иди в приемную. Начальник управления ждет. Картузова и тебя…

Заместитель прокурора не позвонил.

«И теперь, видимо, не позвонит. Компромисс будет найден на ином уровне, в других сферах…» – подумал Скубилин.

Он понимал, что узнает лишь результат компромисса. Только цену, уплаченную ему.

«Цена эта не должна оказаться слишком низкой…»

В этот момент позвонил Жернаков. Едва услышав его, Скубилин понял, что не ошибся, спросил:

– Можно поздравить?

– Поздравь…

Голос замминистра в трубке слышен был отчетливо-хорошо, вплоть до старчески слабых тонов – этих размочаленных временем концов голосовой ткани.

Жернаков успел поправиться, находился в прекрасном состоянии.

– Ты был прав, Василий. Принесли мне эту филькину грамоту. Сами принесли… И извинились.

– Акт народного контроля?

– Да. Майор, который его составил, уже сдает дела. Я заявил: «В 24 часа чтобы и духа мерзавца не было в министерстве!» – «Мы уже распорядились, говорят, Борис Иванович. Ошибочка вышла…»

– Первый заместитель видел вас?

– Сам пришел. Цветочек принес… «Это, говорит, Вере Петровне. От Густава Гусака… Со встречи еду…» Врет, конечно! «Как дела, дорогой? Как здоровье?»

– Это он умеет.

– Ну! «Позвони, говорит, в Московское транспортное управление. Я не хочу включать большое прокурорское начальство…» – «Сделаем, говорю. Там у меня Вася Скубилин…»

– Короче, как я понимаю, с делом Гийо отбой?

– Все: отпускай его под подписку. Одним жуликом в Москве больше, одним меньше. Город особо не пострадает.

– Понял.

– Работникам ОБХСС всем благодарность и деньги. Деньги проведи как материальную помощь.

Скубилин не утерпел:

– Обо мне заикнулись?

– Главное тебе не сказал. Ты идешь замом к Бурыкину!

– Не понял! – В голосе прозвучала ртутная тяжесть. Бурыкин был всего-навсего полковником, начальником отдела в системе главного информационного центра. – На хрена, извините, козе баян?

– Сейчас поймешь. Бурыкин пробил управление. Писал, доказывал. Думал, для себя старается. Новая должность генеральская. Ты и возьмешь управление.

– А Бурыкин? Чтобы мне в затылок дышать?

– Нет Бурыкина – сгорел!

– Борис Иванович! Не знаю, что и сказать… Великое спасибо! От всего сердца!

– Вот и хорошо. Позвони мне вечером.

– А вы-то как, Борис Иванович! А то я все про себя! У вас-то как?

Жернаков уклонился:

– Ты меня знаешь. Людям будет хорошо, значит, и мне тоже. А со своими, с шатией-братией ты у себя разберись.

– Уже разбираюсь!

В приемной Скубилина скопилось много людей. Начальник управления не принимал.

Игумнов сидел рядом со старым, никогда не разжигавшимся камином, наследством дореволюционных хозяев особняка. Общая возня вокруг его не трогала.

«Паны дерутся, а у холопов чубы трещат…» Древняя, но вечно живая истина, – подумал он. – Между начальством пробежала кошка. Теперь Картузова пытаются достать через меня…

Сам Картузов тоже находился в приемной. По привычке разбежался было в кабинет, но секретарша остановила:

– Василий Логвинович просил никого не входить. Это касается всех.

Картузов только в затылке почесал.

В какую-то минуту из коридора возник Исчурков, дружески кивнул Картузову:

– Какие проблемы?

– Смотри, Исчурков, – смехом вроде пригрозил Картузов. – Власть переменится – и дня ты здесь не пробудешь.

Исчурков отшутился:

– А ты как хотел? На то и щука в море, чтобы карась не дремал! Василий Логвинович не приглашал еще?

Скубилин выдерживал их – не спешил принять. Кабинет его освобождался, и вновь в него кто-нибудь входил, вызванный по телефону.

Картузов давно уже отвык ждать в приемной, мыкался, не находя себе места. Исчурков, напротив, настроен был игриво.

– Очко играет… – заметил он по поводу Картузова. Потом оглянулся, посмотрел на Игумнова.

«Только бы он сейчас не заговорил со мной!..» – подумал Игумнов. Он боялся, что захлестывавшая его все сильнее ярость неожиданно вдруг прорвется. Готовый ответ крутился у него в голове: «Засунь себе язык в задницу, Исчурков!»

Время шло. Надо было заниматься Неудобновым и его другом – таксистом.

«А я сижу здесь, – подумал Игумнов, – и жду, когда генерал Скубилин, блудливый козел – достаточно взглянуть, на эту девицу в приемной, – накажет Картузова, решив мою судьбу…»

В приемной появилась еще женщина, ее видели впервые, спортивного сложения, в непривычном глазу берете, надвинутом на глаза, в длинном шуршащем платье с крутыми плечами, от «Бурды».

– Начальник управления у себя? – спросила она у Игумнова, он сидел против двери-шкафа.

Игумнов кивнул на дверь, и тут же под потолком приемной прозвенел звонок.

Секретарь вошла в кабинет и тотчас вышла, цокая каблуками.

– Начальник управления приказал зайти только подполковнику Картузову и Игумнову.

Игумнов пропустил начальство вперед, сделал несколько шагов по отдающему в розовое блестящему паркету.

Скубилин сидел за столом, обложенный папками.

– Проходите, проходите, орлы! А вы? – Женщина в берете проскочила вместе с ними. – Тоже ко мне?

– На одну минуту, товарищ генерал. – Бесстрашно улыбаясь, она достала из сумочки бумагу, протянула Скубилину. – Мне только рапорт подписать. На отпуск!

Она приблизилась, шурша платьем. Картузов и Игумнов продолжали стоять.

– Я – Сконина, мастер спорта. Числюсь милиционером батальона…

По договоренности с «Динамо» управление содержало их чемпионку. Ей шли все льготы, положенные милиционерам, – бесплатный проезд на городском и пригородном транспорте, а раз в год – билет в любое место Союза в купированном вагоне, не считая всего прочего. Ей проставлялись дежурства и выходные в постовой ведомости, и даже записывали доставленных ею нарушителей порядка.

Сконина оформляла проезд до Сочи, в санаторий.

– В «Салют» или в «Искру»? – спросил Скубилин, подписывая отпускное.

– В «Искру».

– А как стреляется? Попадаете?

Не обошлось без обычных двусмысленностей.

– Стараюсь. Приходите смотреть.

– Теперь уж обязательно. А не подведете?

– Останетесь довольны.

Они еще посмеялись, после того как шуршание исчезло.

– Ну, вы даете, товарищ генерал! – фамильярно, словно между ними ничего и не произошло, захлебнулся смешком Картузов. – «А не подведете?» – «Останетесь довольны…»

Игумнов тоже скроил подобие улыбки, но его уже заколодило, и исходящий от него холод медленно-парализующе расползался к Скубилину.

– Как там у тебя свидетели – мэтр и официантка? – Скубилин обратился к Картузову. – Прокурор хочет допросить сам, чтобы дать санкцию. Мы найдем их?

– Ч-черт! – Картузов сделал вид, что расстроен очередным своим промахом. – Кажется, обе не в Москве! Сейчас позвоню!

– Не надо, Картузов. Ты, видно, не в курсе…

Игумнову приходилось слышать про игру кошки с пойманной мышью. Однажды сам наблюдал. Огромная против своей крохотной жертвы хищница выпустила полузадушенную мышь и лапой послала вперед.

– …То-то мне говорят: «Картузов большим барином стал». – Стоило мыши воспользоваться свободой, кошка вновь настигла. – Что у тебя за случай с французской косметикой?

– Первый раз слышу! – Картузов был снова сама невинность. – Разберусь! Если виновны – головы сниму!

– Я уже дал команду разобраться! Сиди!

Кошка хотела наиграться вволю.

– …Смотри! Так пойдет, тут не только про папаху… На своем стуле не усидишь! Лучше сам уходи. Вот на Рижском сейчас заместитель требуется. Как смотришь?

– Товарищ генерал! За что?

– А хочешь ближе? Ко мне на глаза, в управление? Заместителем начальника штаба?

– Василий Логвинович!

– Шучу! Знаешь загадку? – Игумнова Скубилин намеренно игнорировал, словно его и не было. – К ленинградскому поезду прицепили два вагона. В одном дураки едут, в другом мудаки. И вот после Бологого дураки запели: «Лучше нету того цвету…» Слыхал?

Картузов соображал мгновенно: «Если слыхал, значит, с дураками…»

– Не слыхал, Василий Логвинович!

– Значит, ты в другом вагоне ехал!.. Не в том, где дураки…

Картузов зашелся от смеха.

– Сегодня же кого-нибудь прикуплю… Как? «Лучше нету того цвету»?..

Скубилин тут же выпустил когти:

– Остановись, Картузов! Я чего вас позвал первыми? Сейчас члены коллегии соберутся. Я хочу сначала между нами решить, в узком кругу. По-семейному. Инспекция по личному составу эти дни работала, пока ты пьянствовал со своими новыми дружками. Хоронил Скубилина…

– Василий Логвинович! Зачем обижаете?.. – Картузов достал носовой платок, провел по сухим глазам. Это был спектакль. – Хотел как лучше! Чтобы в курсе быть! Сколько лет вы меня знаете! Вы же крестный у Маринки!

Скубилин поднялся.

– Значит, не хочешь на Рижский?

– Василий Логвинович! Хотите, сейчас на колени встану?

– Это он тебя подвел. – Скубилин показал головой на Игумнова. – Всякую шушеру жалел, оставлял адреса потерпевших. Этот мудак…

Он хотел продолжить, но Игумнова уже качнуло к двери.

– Вы сами мудак, товарищ генерал.

Он знал: рано или поздно это должно было случиться. В приемной, кроме секретаря, находился еще Исчурков, он пытливо заглянул Игумнову в глаза.

– Как?

– Нормально. – Игумнов не остановился, Исчурков сказал в спину:

– После обеда позвони, разговор не закончен.

– Постараюсь.

– Да уж, пожалуйста, Игумнов. – Он явно издевался.

Игумнов спустился по лестнице. Лимитчики-шоферы внизу спорили по поводу прописки. Одни говорили, «постоянную прописку дают через три года», другие – «через пять».

«Оба случая произошли, когда дежурил Лосев. И администратор Госконцерта, и французская косметика… Но о нем Исчурков не сказал ни слова».

Лосева он нашел в дежурке. Тот стоял у пульта связи. В помещении было еще несколько человек. В том числе Цуканов. Телефонные аппараты молчали.

Видно, было что-то в лице Игумнова, потому что Егерь вдруг занервничал.

– Чего-нибудь случилось?

Другие тоже как-то странно взглянули в его сторону.

– Меня вызывал Исчурков. – Он подождал, пока закроют дверь. – Насчет администратора и французской косметики. Каждый знает, что нас заставляет одни кражи регистрировать, другие – нет. Не от хорошей жизни… Так, Лосев? Мы привыкли тут доверять друг другу…

В комнате все замерли.

Как всегда в такие секунды, у Игумнова задергалась нога и что-то поплыло в глазу – маленькое серое облако, закрывшее нижнюю половину дежурки.

– А я-то при чем?

– Хочу тебя предупредить…

– Что ты имеешь в виду? – Егерь покраснел.

– Я не хочу ничего объяснять. Я хочу слышать: понял ты?

– Иди ты знаешь куда?

Все навострили уши.

– Куда, скажи… – Серое пятно все больше застило глазное поле. Он знал, что сейчас размажет Егеря по стене, чего бы это ему ни стоило.

– Брось ты, Игумнов! Посмотри на себя!

– Ты понял меня?

Тишины такой давно не было.

– Понял. – Егерь переменился в лице. – Не будем об этом. Но и ты не все знаешь. – Он показал на Цуканова. – Твой новый зам записывает фамилии и адреса потерпевших, которых сбрасывают младшие инспектора!

Цуканов стоял толстый и красный:

– Картузов меня взял, чтобы поймать на укрытых… У них уговор с начальником окружного отдела! А у меня еще два года до выслуги… Должен же и я о себе позаботиться…

«Господи! Мы как члены одной шайки…» – У Игумнова пропало желание вести разбор.

– Качан вернулся? – спросил он у Цуканова.

– У себя он.

– Зайдешь ко мне с ним минут через десять. Я схожу за сигаретами. – Ему необходимо было хотя бы ненадолго выйти из Здания.

Внизу, у входа, стояло несколько человек, Игумнов узнал в них земляков директора ресторана.

Еще несколько человек кучковались поодаль, у тротуара. Заметив Игумнова, один из них поспешно отвернулся, двинулся в сторону Дубининской улицы.

Игумнову показалось, что он узнал его.

«Рыжий? Майор Козлов? А Комитету государственной безопасности-то что тут светит?!»

Игумнов дошел до табачного киоска, купил пачку «Явы», киоскерша сунула ему прямо из-под прилавка, и он не испытал угрызения совести.

«Не будь слишком грешным… – писалось в Ветхом или в Новом завете. – Но и не будь слишком праведным». Он руководствовался именно этим принципом.

Сразу за киоском Игумнов смешался с толпой.

«Кого Козлов высматривал у отдела? А может, ждал? – У входа стояли кавказцы. Заканчивался срок содержания Гийо под стражей. А может, у КГБ интерес к делу директора ресторана?»

В кабинете все было на своих местах – в раз и навсегда установленном порядке. Игумнов еще раз внимательно осмотрел его. Шеренга стульев. Полка с несекретной литературой. Шкаф. Что-то отвлекало, мешало сосредоточиться.

Игумнов прошел к шкафу. Шинель, форма. Все висело на вешалках, ожидая поверки, строевого смотра.

«Картонная коробка с заявлениями!»

Он подскочил к окну.

«Она как-то странно повернута!»

Игумнов запер дверь, перенес коробку на стол.

«Сургуч, нитки, пакеты… Кому они могли понадобиться? – Он поднял второе дно. – Точно!»

Доставшийся ему от предшественника тайник был пуст.

Игумнов сбежал по лестнице вниз, к вахтеру:

– Кто-нибудь поднимался наверх из чужих? Работники управления, прокуратура?

– Нет.

– Никто?

– Только свои. Правда, я отходил.

– Надолго?

– Минут на сорок. Омельчук послал за сигаретами. Здесь стоял молодой.

– Найди. Спроси, кто здесь был?

– Хоп. – Милиционер смотрел сочувствующе. – Правда, он новый. Никого еще не знает.

«Ловко проделано… Что там было?»

Он сунул руки в карманы, покачался с носка на пятку.

«Все там было. Незарегистрированные заявления. В том числе по Старковой и Зубрун… Раскрываемость отдела, а может, и всего управления. Кражи из камер хранения, грабежи…» Все, над чем он продолжал работать, не предавая официальной огласке.

С минуту он постоял.

«Это не Исчурков с его глупыми спаренными телефонами… – Тонкость проведения операции выдавала организатора. – Государственная безопасность. Комитет! Майор Козлов… Рыжий, которого я видел рядом с отделом…»

Как он сказал ему на прощанье, после задержания автоматчика?

«Небось под 100 процентов гонишь? И все за счет укрытых? Настанет день – и мы снова встретимся». Игумнов прошел в дежурку.

– Дай-ка мне книгу доставленных…

Егерь спросил на всякий случай:

– Кого тебе?

Стараниями своего создателя, трагически оборвавшего собственную жизнь генерала Крылова, организованные на манер армейских штабы, они же дежурные части, на деле превратились в коллекторы нужной и ненужной цифири. Дежурные перестали выезжать на места происшествий, охраняя все эти схемы, карты.

– Потом скажу. Где она у тебя?

– Сейчас сделаем.

Лосев быстро перерыл документацию.

Книга регистрации. Книга сообщений из больниц. Комплексные планы. Даже поверхностного взгляда на них – аккуратных, расчерченных разноцветной тушью, в папках с пряжками – было достаточно, чтобы признать в них липу.

– Держи.

Игумнов нашел нужную страницу.

«Неизвестный доставлен из туалета для проверки личности». В графе «Доставили» – «начальник отдела Картузов, начальник ОУР Игумнов…» Налицо была полная дезинформация.

Об автоматическом пистолете-пулемете в книге доставленных вообще не было ни слова. Не зная обстоятельств, невозможно было представить, что произошло, в связи с чем, кем оказался задержанный.

В конце строки стояла чья-то неясная подпись и номер удостоверения.

– Да-а…

– По пальцам его установили? – Игумнов показал дежурному на графу в книге.

– Нет. Пальцы ему не катали. Картузов сказал, комитетчики все сами сделают. – Егерь не знал, что старшина Кулик по указанию Игумнова все-таки снял отпечатки пальцев задержанного. Выходит, говорить об этом с дежурным не следовало.

– Ты железнодорожные билеты его видел?

– Комитетчики их изъяли.

– Откуда он ехал?

Дежурный поколебался, но все же ответил:

– Из Грязей.

– От Воронежа?! – В этом было что-то мистическое.

– Ну да.

– Последний вопрос. Из смежников сегодня никто к нам не заезжал?

– В отдел? Нет. Какие у них к нам дела?

«Свой взял… – подумал Игумнов, поднимаясь наверх. – Взял свой, но для них. Они нами теперь занимаются. Специальное управление. Не подозревают ли они и меня в коррупции? Попал ты в непонятную, Игумнов!»

Из кабинета он все же позвонил Картузову – не заезжал ли к нему кто-то из соседей. Но Картузова не было, а Омельчуку Игумнов звонить не стал. Постарался припомнить короткий разговор с автоматчиком, когда Кулик катал ему пальцы.

«…Я не сделал ни одного выстрела… – сказал тот. – И до этого я же не стрелял! Вы знали! Только угрожал!»

Тогда он отнесся к этому лишь как к стремлению приуменьшить свою вину. Не больше.

«На самом деле это был факт автобиографии…» Он позвонил в дежурку Егерю.

– Посмотри еще раз по ориентировкам – кто разыскивался в тот день, похожий по приметам? В Москве, по республикам…

– Я смотрел. Ничего не было.

Вошел Качан. У него были новости, которыми надо было срочно заниматься.

– Неудобнов нашелся? – спросил Игумнов.

– Нет. Полгода в таксомоторе, никто о нем ничего в парке не знает. А уволили по статье: нарушал дисциплину, не выходил на работу. Судим дважды. Драки, поножовщина.

– Где же он может находиться?

– В парке его особо не привечали. Устанавливать его надо по Подмосковью. Я уже звонил в главк области… Тут вот еще что. В таксопарке дали одного водителя. Бетин Игорь… Был сменщиком у Неудобнова. Когда прилетали женщины, он работал в вечерние смены. Вчера тоже.

– А возвращение в парк?

– Возвращение везде в начале второго часа. 01.10 divide; 01.20. И в одном случае в 02.10. От аэропорта не успеть.

– Отметки – сплошная липа. Как Бетин работает сегодня?

– Вечер. Сейчас на линии.

– Дай команду, чтобы его искали в аэропорту.

– Опять звонил Исчурков…

– Сегодня не говори мне об этом…

Его перебил зуммер дежурной части.

– Звонили из аэропорта. Просили срочно связаться с их начальником розыска. С Желтовым.

Игумнов набрал номер.

– Есть новости?

– Да… Я нашел милиционера, который забрал кольцо у Неудобнова.

– Признался?

– Кольцо у меня.

– И отец Мылиной еще здесь! Аэрофлот должен ему сообщить, почему его дочь прилетела другим рейсом…

Желтов как-то странно помолчал.

– Понимаешь, Игумнов, кольцо не годится. Оно металлическое! Незолотое. Неудобнов прихвастнул в камере. Слышишь?

Игумнов выругался.

Народ в электричке ехал все больше молчаливый, тихий. Было довольно-таки скучновато.

Мишка Неудобнов сел на конечной станции. В Ступине. Несколько раз, раздвигая толпу, выходил в тамбур курить. Чувствовал он себя в форме – здоровым и сильным.

Место его было у окна – никто не пытался занять. В Ступине, у магазина, успел поддать. Азербайджанец, торговавший цветами, во избежание неприятностей отдал три огненно-красные гвоздики. Неудобнов решил отвезти их жене Бетина:

«Чтобы не лаялась, когда приду… „Ходишь пьяный, не работаешь – Игорька сбиваешь!“ Да, он сам кого хочешь собьет, Игорек! Тоже два раза судимый!»

Гвоздики Неудобнов попросил подержать молоденькую телку напротив:

– А то до Нижних Котлов обязательно сломаю. Любимой жене везу. В больницу…

Все промолчали.

– А вы все мужей ругаете!..

Становилось тоскливо, никто из знакомых не попадался. Телка оказалась совсем молоденькой, глупой. Болтать с ней было неинтересно и не о чем. Впереди на лавке сидела старушка. Маленькая, морщинистая, напоминала обезьянку. Неудобнов заговорил с ней.

– Наверное, к всенощной едешь? В Бога веришь, бабка?

– А как же? – Старушка перепугалась. Господа или заговорившего с ней беспутного Неудобнова?

– Святая вера! – заговорил авторитетно. – Как же без того? Грех ведь! – Другие сидевшие в купе старательно отворачивались или делали вид, что дремлют. – Без Бога нельзя!

Проехали Белые Столбы. Вечерело. Народ все прибывал. Электричка была переполнена – в тамбурах, в проходах стояли.

От нечего делать стал вспоминать события последних недель, но так, чтобы ничего не зацепить из того.

В воскресенье ходил в клуб на танцы. Танцевать он не танцевал, был уже «стариком» – двадцать восемь лет… женатиком. Встртился с ребятами, выпили. Он и потащился.

Жене в больницу не позвонил – она по голосу бы определила, что он пьян. Начала бы ругать. Жену он жалел.

Бетин был выходной, дома. Ругался со своей половиной. На машине мотался его сменщик – Неудобнов с ним не дружил.

К себе тоже не поехал. Квартира уже недели три стояла запущенная, грязная.

«Перед выпиской надо кого-нибудь привести – пусть вымоют».

После танцев двинул к девицам в общагу. Нинка – постоянная – была не в духе, поругалась с бригадиром, лежала колодой. Он прилег на пустую койку, на столе увидел книжку «Суд идет». Без обложки, кто-то забыл. Читать он любил. Зачитался. Так и заснул.

Не затронуть того, что не хотел вспоминать, ему все же не удалось.

"– Где кольцо, которое обещал? – злобно спросила Нинка.

– Понимаешь, нет его.

– Продал, что ли?"

Пришлось рассказать:

"– Мент отобрал. В милиции аэропорта.

– Полно врать!

– Хочешь верь, хочешь нет. Не вру!"

Кольцо было золотое, но маленькое, так что никто не брал. Не сколько дней, пока оно находилось у него, Неудобнов носил его в кармане.

"– Чье оно было-то? – Нинка смотрела с подозрением.

– Чье-чье… Чье было – того уж нет!"

После Домодедова он задремал. Вскочил от крика.

– Смотрите! Смотрите!

– Вон лежит…

На пятнадцатом километре перед Москвой железнодорожная колея неслась словно по дну густо заросшего угрюмого оврага.

Поезд шел совсем медленно. По обеим сторонам оврага, несмотря на поздний час, стояли люди. Их было много. Они смотрели вниз, на что-то, что было рядом с поездом.

– Женщина убитая… – поползло из тамбура.

– Милиции сколько!

Неудобнов мгновенно протрезвел. На секунду у него захватило дух. Как во сне, когда отвесный обрыв и не за что ухватиться.

Он вспомнил имя:

"Майка!"

Теперь он думал о потерпевшей с ненавистью.

"Хотела вымолить свою жизнь… Старалась! На все пошла. Говорила, что ребенок останется один. Без отца, без матери…"

Электричка была уже далеко от того места, где он сказал Бетину:

– Времени только третий час ночи, запросто можем еще одну!.. Может, повезет больше…

За все время им не попало ничего стоящего. Кольцо, денег совсем мало. А то еще рис. Картошка…

Но Бетин спешил – надо было заехать к теще, захватить трехлитровых банок для консервирования.

– В следующий раз!

Следующий раз был сегодня. Бетин опять выходил в вечер, к ночи должны были заехать в аэропорт.

– У меня дело, – сказал Игумнов. – Ты или Цуканов. Надо срочно найти ответ из информационного центра на автоматчика.