Текст книги "Обстоятельства смерти господина N"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– В Удоне? Приходилось, – осторожно сказал Тирают.

Олдмонт положил перед ним на журнальный столик несколько фотографий Линна в военной форме. Тирают нагнулся над ними. Он чувствовал, как американец буквально впился в него глазами, но не выдал себя ни словом, ни жестом.

– Нет, я не знаю такого. – Тирают изобразил на лице удивление.

Олдмонт собрал фотографии и поднялся. Тирают проводил его до дверей. Теперь он знал, зачем и в каком качестве пришел к нему Олдмонт.

Когда Олдмонт уже спускался по лестнице, Тирают окликнул его:

– Зачем вы спрятали человека, которого я привез с собой?

– Он бы помешал нашему разговору, – ответил Олдмонт, обернувшись. – А кто он?

– Героиновый курьер.

У Джема возникла было мысль вызвать врача для Фила Хоукса, но Тони с презрением отверг ее. “Подумаешь, схлопотал пару раз по физиономии”, – бормотал он, раздевая Хоукса, чтобы определить, сильно ли тому досталось. Результатами осмотра он остался доволен. Притащил откуда-то пузырь со льдом – приложить к животу, заставил Хоукса глотнуть как следует неразбавленного виски, которым администрация “Амбасадора” регулярно набивала холодильники своих постояльцев, и выключил в комнате свет, велев Хоуксу подольше поспать.

Прощаясь у дверей своего номера с Джемом, Тони сказал:

– Жаль, что мне не попался в руки тот косоглазый, который так отделал парня. Я бы ему…

– Так бы я тебе и дал ввязаться в драку из-за пустяка, – хмыкнул Джем.

– Ничего себе пустяк, – возмутился Тони, – белого человека ни с того, ни с сего избивают какие-то полуобезьяны. У нас в Претории, если черный посмеет поднять руку на белого…

– Т-с-с, – зашипел Джем. – Стоит тебе чуть выпить, сразу болтать начинаешь. Иди проспись.

Олдмонт не успел уйти далеко. Он торопился достичь оживленной улицы и шел очень быстро – насколько позволяло его изрядно изношенное сердце. Но они, разумеется, знали более короткий путь и, когда Олдмонт свернул на очередную неосвещенную улочку, преградили ему дорогу.

Когда-то бывшему оперативнику управления стратегических служб, прошедшему хорошую подготовку в лагерях, где обучались люди для заброски в немецкий тыл, двое противников совсем не были страшны. Но теперь подобная схватка могла стать для него последней.

Нападавшие стали обходить его с двух сторон. В руке одного из них Олдмонт увидел удавку – тонкую, но прочную нить с двумя деревянными ручками, что-то вроде детской скакалки. Ее набрасывали на шею, человек терял равновесие, начинал задыхаться, рвать руками нервущуюся петлю и становился легкой добычей нападающих.

Олдмонт напал первым. Высокий таиландец с удавкой был, несомненно, опаснее, и Олдмонт ударил его в пах. Тот согнулся от боли, и Олдмонт ткнул ему в ухо карманный электрический разрядник – на несколько минут один был выключен из драки.

Второй, на вид совсем молодой, в цветной рубашке навыпуск, почуяв опасность, вел себя осторожнее. Из рукава его рубашки высовывалось лезвие ножа. Олдмонт пытался несколько раз выбить нож ногой, но противник легко уходил от удара. Олдмонт весь сжался, как пружина, стараясь не пропустить ни одного движения, здесь все решали считанные доли секунды. Холодно блеснуло лезвие, и Олдмонт еле успел пригнуться. Нож, брошенный опытной рукой, рассек левое плечо, но неглубоко. На Олдмонта обрушился град ударов, которые он с трудом отражал, отступая к стене. Если схватка затянется, поднимется второй.

Решив, что Олдмонт слабеет, противник, зачем-то оскалив зубы, с диким криком бросился на него. Резким движением Олдмонт отодвинулся и ребром ладони ударил его по шее, затем изо всех сил стукнул головой об стену. Отпустил. Тот медленно сполз на землю.

Олдмонт бросился прочь. В конце улицы он оглянулся: его никто не преследовал.

Хоукс проснулся с сильной головной болью, но в общем-то здоровым. Какая страшная история произошла с ним вчера!

Он так и не понял, чего хотел от него тот человек, который избил его у машины. Он говорил о каком-то грузе, который Хоукс должен ему передать. Что за груз?

Какое счастье, что его подобрали двое американцев! Они спасли его, должно быть, от верной смерти. Они, кажется, даже соседи по этажу. Надо чуть попозже зайти поблагодарить.

Телефонный звонок отвлек его от нескончаемых размышлений о событиях вчерашнего дня.

– Мистер Хоукс? – Голос был незнакомый. – Это говорит Олдмонт. Мне передали вашу записку…

– Да, да, – закричал Хоукс, – как хорошо, что вы позвонили. Я прилетел специально из Штатов, чтобы…

Фил осекся. Ему не хотелось так сразу обрушивать на Олдмонта трагическую новость. Что бы он ни думал о причинах, побудивших Олдмонта уехать подальше от семьи, и о его отношении к жене, но смерть близкого человека – печальное событие. Надо как-то подготовить собеседника к этому известию.

– У меня очень важный разговор к вам, касающийся ваших семейных дел, – уже осторожнее продолжал Хоукс.

– Что-нибудь случилось? – Голос Олдмонта был ровный, спокойный.

– Мне хотелось бы обсудить это при встрече с вами.

– Ну что ж, давайте встретимся ровно в двенадцать, – согласился Олдмонт, – записывайте адрес. Это тихое кафе, недалеко от “Амбасадора”.

Положив трубку, Хоукс вытащил из чемодана свежую рубашку, из портфеля бумаги, которые в страховой компании передал ему Клинтон. Он уже совсем собрался было идти, но в последний момент, поколебавшись, позвонил в посольство Дуайту Хенкинсу.

Олдмонту даже стало смешно. Не слишком большую изобретательность проявили его бывшие коллеги – “я хочу поговорить о ваших семейных делах”. Могли бы придумать что-нибудь позаманчивее, ведь они знают, с кем имеют дело.

В том, что люди ЦРУ будут его искать, Олдмонт не сомневался ни секунды. Он прочно держал их на крючке. У директората операций связаны руки. Не потому, что в Лэнгли так уж боятся разоблачений, их было немало. Грязное белье ЦРУ демонстрировали всему миру. Но все разоблачения касались уже совершенных операций, и газетная трескотня положения дел не меняла. Сейчас Олдмонт располагает документами, в которых расписаны детали будущей операции ЦРУ – их разглашение означало срыв тщательно подготовленной акции. А вот этого в Лэнгли ни в коем случае не захотят допустить. Они будут стараться подкупить его или убрать. И человек, с которым он только что разговаривал, прилетел в Таиланд именно за этим.

Олдмонт назначил встречу в удобном месте: ему нужно обязательно увидеть нового агента ЦРУ. Сотрудников бангкокской резидентуры он знал в лицо.

Хенкинс ничего другого и не ожидал. Олдмонт не пришел на встречу с Хоуксом. Олдмонт – стреляный воробей, смешно было полагать, что он попадется на крючок. Хенкинс сразу вспомнил Олдмонта, как только прочитал шифровку: они несколько раз сталкивались в Бангкоке, куда Хенкинса перевели из Вьетнама. В Сайгоне Хенкинс был одним из координаторов программы “Феникс” – “умиротворение” вьетнамских деревень. В поисках вьетконговских агентов они уничтожали тогда целые поселки, но даже и такие масштабные операции оказались бесполезными.

В Бангкоке после Вьетнама был просто рай. Тихая, кабинетная работа. Только в 1976 году пришлось немного подвигаться. Он курировал “Красных буйволов”. Многие из них были в отрядах, которые формировало ЦРУ. С ними у Хенкинса были общие воспоминания о горячих деньках во Вьетнаме.

Когда в начале года таиландское правительство, опираясь на поддержку левых сил, студентов, стало добиваться вывода всех американских войск из страны, “Красные буйволы” проводили проамериканские манифестации, которые активно фотографировались иностранными корреспондентами, за это отвечал пресс-атташе посольства – Хенкинс заранее информировал его о каждой демонстрации. Антиамериканские митинги “Красные буйволы” разгоняли, забрасывали левых студентов ручными гранатами.

Олдмонт был немало удивлен. В двенадцать часов в кафе явился и просидел там не меньше часа молодой парень, которого вчера зверски избил Тирают. Но Тирают сказал ему, что этот парень – курьер, который занимается вывозом наркотиков. Странно, что такому “узкому специалисту” поручили явно непростое дело – выманить Олдмонта из его убежища. Непонятно и другое. Почему Тирают решился напасть на героинового курьера ЦРУ? Неужели он порвал связи с управлением?

Олдмонт чувствовал себя неважно после вчерашнего приключения. Жара все усиливалась. Не отпускала ноющая боль в груди. Солнце единовластно царило над Бангкоком, и люди старались не покидать спасительную тень. Но Олдмонт не мог позволить себе отсиживаться дома: у него осталось не так много времени. Рано или поздно его найдут, но прежде он должен узнать, что на самом деле произошло с Линном.

Тирают позвонил по телефону, которым пользовались завербованные американцами агенты, если им нужно было срочно связаться с сотрудниками резидентуры; эта линия была гарантирована от прослушивания. Аппарат стоял в оперативной комнате, возле него круглосуточно дежурил кто-нибудь из офицеров. Тирают назвал свой номер и код, его соединили с Хенкинсом.

Дуайт был удивлен. Несколько лет назад они отказались от услуг Тираюта, чем тот был весьма обескуражен, а теперь Тирают звонит как ни в чем не бывало и предлагает встретиться.

Хенкинс назвал ему фешенебельный клуб, куда имел обыкновение заглядывать раз или два в неделю – здесь собирались иностранные корреспонденты, представители фирм, поговорить с ними было небесполезно.

– Я буду там от половины восьмого до восьми. Скажите швейцару, что ждете меня, – бросил он Тираюту и повесил трубку.

Дуайт ожидал застать Тираюта забившимся куда-нибудь в укромный уголок одной из курительных комнат клуба. Однако Тираюта нисколько не смутила новая для него обстановка. Размахивая полупустым стаканом, он оживленно беседовал с представителем одной британской компании, которого Хенкинс считал малообщительным, чопорным человеком. Увидев Хенкинса, Тирают еще некоторое время продолжал беседу, затем, вежливо извинившись, подошел к американцу.

Они обосновались в бильярдной, где, кроме них, не было ни одного человека.

– Позвольте мне говорить откровенно, – начал Тирают. – Вы ждете курьера.

Билл Дэвис позвонил Уилсону.

– Спешу тебя порадовать, Олдмонт действительно в Бангкоке. Но на глаза не показывается.

– Я в этом и не сомневался, – хмыкнул Уилсон.

– Ну так что, Грег, ты полетишь, или мне взять билет до Бангкока?

– Если ты хочешь прокатиться на восток, я ничего не имею против, – так же лениво проговорил Уилсон, – но я продолжаю верить в успех своей идеи.

– И что же наполняет твое сердце такой уверенностью? – поинтересовался Дэвис. – Если надежда, что мне одному придется отвечать за провал в Бангкоке, то ты крупно ошибаешься.

– Хватит препираться, Билл. И вообще это не телефонный разговор. Я зайду к тебе.

Получасовая беседа с Уилсоном настроила Дэаиса на более оптимистический лад: прогноз Уилсона насчет событий в Бангкоке звучал весьма убедительно.

– И последнее, – закончил разговор Уилсон, – фамилия Олдмонт должна перестать фигурировать в наших переговорах. Будем называть его просто “господин N”.

Хенкинс не переставал дивиться: Тирают разговаривал с ним чересчур смело, как равный с равным. Таиландец не блефовал Он представлял могущественную мафию, с которой всем приходится считаться.

– Вы ждете курьера, – говорил Тирают, – я знаю даже, кто он. Он живет в 507-м номере “Амбасадора”. Не хотелось бы вас огорчать, но он не сможет вывезти груз из страны – таможенники выпотрошат его наизнанку. То же произойдет и с любым другим вашим человеком.

Тирают говорил уверенно, напористо, но в душе он проклинал Олдмонта, который увел курьера из-под носа, и Таната с Прасетом, которые упустили самого Олдмонта.

Хенкинс слушал его молча Он ни разу не сказал ни “да”, ни “нет”. Когда Тирают замолчал, он спросил:

– С какой целью вы все это мне поведали?

Тирают оживился.

– Мы берем на себя реализацию грузов, которые попадают к вам В этом году слишком большой урожай – не менее восьмисот тонн. Поскольку товар идет через разные руки, цены могут понизиться. Мы хотели бы сконцентрировать всю торговлю в своих руках. Может быть, придержать часть товара, ведь его можно хранить до десяти лет Речь идет о монополии на американский манер, – позволил себе улыбнуться Тирают. – У вас не должно быть никаких сомнений, внакладе никто не останется. А к тому же вы избавитесь от хлопот, связанных с вывозом товара.

После разговора с Тираютом Хенкинс поехал к О’Брайену – тот еще сидел в посольстве.

Выслушав Хенкинса, О’Брайен выругался.

В который уже раз он с тоской вспомнил чудесные времена, когда в распоряжении управления был целый воздушный флот. Авиакомпании “Сивил эйр транспорт”, “Сазерн эйр транспорт”, “Рокимаунтин эйр”, “Эйр Эйша”, “Эйр Америка”… Человек, который создал этот уникальный воздушный флот и до ухода на пенсию заработал для ЦРУ сотни миллионов долларов, и по сей день пользуется в Лэнгли славой финансиста-гения. О’Брайен знал его – Джордж Дул дослужился в ЦРУ до генеральского звания. Собственные самолеты, склады в штатах Среднего Запада, забитые оружием и снаряжением без клейма изготовителя, секретный центр по обучению взрывному делу в Северной Каролине, тайная авиабаза в Неваде открывали перед ЦРУ немалые возможности для ведения тайных операций.

В те времена с помощью самолетов “Эйр Америка” О’Брайен и его начальники начали вывоз наркотиков из “золотого треугольника”. “Эйр Америка” стали с тех пор именовать “Эйр опиум”. Но когда ЦРУ лишилось некоторых авиакомпаний, особенно после ликвидации “Эйр Америка”, все стало значительно сложнее.

Тирают работает на крупные синдикаты по торговле наркотиками, которые находятся в Гонконге, понял О’Брайен. Гонконг – финансовое сердце бизнеса на наркотиках, там шесть таких синдикатов, они ворочают миллиардами. В самом. Гонконге не меньше ста тысяч наркоманов, им привычка к употреблению наркотических средств обходится ежедневно в полтора миллиона гонконгских долларов. О’Брайен года два назад был в Гонконге, его тамошний коллега объяснил ему: местным наркоманам синдикаты обязаны лишь малой частью своих доходов. Город – центр организации по торговле наркотиками мирового масштаба. Верхушка каждого из шести синдикатов – уважаемые, известные в городе люди: владельцы ресторанов, издатели газет, бывшие полицейские чины. Окружает их небольшая группа доверенных помощников.

Прежде гонконгский аэропорт Кайтак был главным каналом транспортировки в Европу и Америку наркотиков, доставляемых из “золотого треугольника”. Но современные средства технического контроля сделали аэропорт опасным местом. Тогда синдикаты переориентировались на морской путь. Таможенная служба не в состоянии обшарить все семь тысяч океанских судов, которые швартуются в гонконгской гавани площадью в двадцать три квадратных мили. Да и в случае чего на судне с таможенником один на один легче договориться, чем в аэропорту, у всех на глазах. В гонконгских водах курсирует пятнадцать тысяч мелких судов и лодок; их владельцы встречаются с океанскими судами до или после захода в порт и передают товар. За этой флотилией таможенники даже и не пытаются следить.

О’Брайен тоже знал Тираюта, который в свое время состоял в “секретной армии” ЦРУ и помогал поставить вывоз наркотиков из “золотого треугольника” на солидную основу. Тирают сделал правильную ставку. Гонконгские синдикаты – серьезная сила.

– Вот что, Дуайт, – сказал О’Брайен Хенкинсу, – возьмите на себя контакты с этим Тираютом или, если удастся, с кем-нибудь повыше. Наша позиция: мы передаем им все грузы, которые раньше вывозили самостоятельно, и получаем столько же, сколько получали. Цены мы, слава богу, знаем. О том, чтобы свести их напрямую с нашими людьми в “треугольнике”, не может быть и речи. Наше посредничество обязательно.

Олдмонт был очень осторожен. Он даже надел очки заднего обзора – со скрытыми регулируемыми зеркалами, позволяющие видеть то, что происходит сзади. Ему нужен был Тирают, похоже, что только он во всем городе мог рассказать, как и почему умер Линн. Теперь Нэд был лучше подготовлен к встрече с таиландцем. Белый “ниссан” Тираюта второй час стоял наискосок от входа в турецкие бани. Сюда Тирают ходил один, без телохранителей. Зато ждать его пришлось долго. Уже стемнело, и Олдмонт присел прямо на тротуар рядом с белой машиной. Ему было как-то не по себе все эти дни. Немела левая рука, совсем расстроился сон. Здесь, в Таиланде, он постоянно думал о прошлом, такого с ним еще не было: он всегда жил будущим днем, торопил себя, старался сделать побольше. Зачем?

Он чувствовал себя очень одиноким. Когда-то это не тяготило его: никто не мешал его работе, не навязывал свое общество; сейчас он ощущал потребность в близком человеке. С родителями он был очень дружен, но они умерли рано. Лилиан… Душевной близости у них не было никогда. Дело не в том, что уже через год после замужества она начата изменять ему и он знал об этом. Лилиан нисколько не интересовало, чем живет Нэд. Она много путешествовала одна и не скучала по его обществу. Он продолжал любить жену, прощал ей измены и, уйдя из дома, втайне надеялся, что Лилиан сама придет к нему.

Друзей у него почти не было – это определялось секретным характером его работы: с посторонними людьми трудно было общаться, избегая разговоров о служебной деятельности. Да, работа лишила его друзей. Что ж, почти всю свою жизнь он считал работу самым главным.

Еще в юности он отличался редкой способностью разгадывать кроссворды и даже придумывал их сам. На уроках математики был самым прилежным учеником. Во время войны участвовал в дешифровке нескольких немецких кодов. У него были очевидные способности к криптографии, но мысль, что этим можно заниматься профессионально, показалась бы в те годы странной. На него очень подействовала хрестоматийная история о том, как в 1929 году Генри Стимсон, став государственным секретарем, приказал закрыть дешифровальное бюро при госдепе и министерстве обороны, заявив, что “джентльмены не должны читать почту друг друга”.

Олдмонт уже давно служил в Агентстве национальной безопасности, когда США приняли в 1978 году закон, предусматривающий организацию тотальной электронной слежки в стране, ее объектом стали корреспонденция и переговоры дипломатических миссий, что было прямым нарушением второго раздела 27-й статьи Венской конвенции о дипломатических сношениях – официальная корреспонденция миссий должна быть неприкосновенной, – под которой США поставили свою подпись…

Приглашение работать в АНБ Олдмонт воспринял с удивлением, а затем с интересом. Появление компьютеров, казалось, открывало новую эру в электронной разведке и контрразведке (позднее Олдмонт понял, что компьютеры немногим облегчили задачу дешифровки, поскольку эта же техника позволяет создавать все более сложные коды).

После стольких лет в АНБ он перестал удивляться тому, что агентство занимается прослушиванием телефонных разговоров, и даже не иностранцев, приехавших в Америку, а своих собственных сограждан. С 50-х годов телефонные компании использовали для междугородных переговоров микроволновые передатчики. Строительство и содержание трансляторов дешевле, чем прокладка кабелей. В радиусе пяти – десяти миль сотрудники агентства, установив небольшую антенну, могли слушать любой телефонный разговор. Раньше казалось неимоверно трудной задачей вычленить нужный разговор из огромной массы сигналов. Но когда Олдмонт пришел в АНБ, одна из лабораторий уже отработала методику: компьютер включал магнитофон только тогда, когда звонили по определенному номеру. Ценность перехвата телефонных разговоров чрезвычайно возросла, на памяти Олдмонта соответствующий отдел несколько раз расширяли, набирая в него молодых специалистов. С каждым годом все сложнее становилась и расшифровка кодов, достижения криптографии доводили до исступления дешифровщиков АНБ. Например, к шифру придумывалось два математически связанных между собой ключа: одним можно только зашифровать сообщение, другой годится для расшифровки. Таким образом, множество агентов пользовались этим кодом, но прочитать их телеграммы мог лишь один челочек, который знал второй ключ. Кроме того, обычные телефонные разговоры давали обширную экономическую информацию, что тоже очень ценилось получателями сводок АНБ. Олдмонта, впрочем, интересовали более сложные задачи. Последние годы он был занят в программе “Темпест” – прослушивание компьютеров.

Электронно-вычислительные машины во включенном состоянии испускают некое радиоизлучение, которое, как установила лаборатория Олдмонта, можно перехватить и расшифровать, то есть выяснить, какие операции производит ЭВМ.

Немедленно были приняты меры для защиты компьютеров, работающих на Пентагон. В Лос-Аламосской лаборатории, где была создана атомная бомба, компьютеры стали экранировать толстыми металлическими щитами. В 1977 году президентской директивой № 24 были приняты более жесткие правила секретности. Заграничные службы АНБ занялись изучением “содержимого” электронно-вычислительных машин, прежде всего в дружественных Соединенным Штатам странах, поскольку здесь инициативу сотрудников агентства ничто не сковывало.

АНБ привлекло его возможностью участвовать в решении сложных задач в сфере стремительно развивавшейся электронной техники. А получилось… Впрочем, вправе ли он кому бы то ни было предъявлять претензии? После работы в управлении стратегических служб он знал, в какой мир попадает, но все же какие-то иллюзии у него были. Одно дело – война, другое – мирные годы, одно дело – сражаться против настоящего врага, каким был фашизм, другое… Он сам так вымазался в грязи, что потерял моральное право обвинять других. Он и не будет никого обвинять, только выяснит все о Линне…

Тирают вышел из турецких бань, его провожала низко кланявшаяся пожилая женщина. Тирают не заметил в темноте Олдмонта и вздрогнул, когда в спину ему уперся ствол пистолета. Олдмонт защелкнул на его запястьях наручники, запихнул Тираюта в “ниссан” и сам уселся за руль.

Олдмонт не спешил трогаться с места. Он повернулся к покрывшемуся потом Тираюту, включил в машине свет, чтобы тот мог видеть его лицо.

– В прошлый раз ты не захотел разговаривать со мной, Тирают, – сказал он. – Напрасно, это избавило бы тебя от сегодняшней встречи. Надеюсь, теперь ты больше расположен к беседе?

На секунду Олдмонту стало не по себе. Он увидел в глазах Тираюта столько злобы и ненависти…

Такими же озверевшими были лица Тираюта и его людей в день военного переворота, который Олдмонт тоже помогал готовить.

Поздно вечером Олдмонт оказался около штаб-квар тиры “Красных буйволов”. Фары американского бронетранспортера освещали небольшую площадь перед домом, который был набит бывшими членами “секретной армии” ЦРУ в Лаосе. Какой-то человек из ЦРУ, Олдмонт забыл его фамилию, кажется, ирландец, хлопал по плечу Тираюта. Лицо бандита расплылось в улыбке, но глаза были злые, жестокие. Американский автоматический карабин Тирают перебросил за спину, полувоенная форма заляпана чужой кровью.

Когда все было кончено, правительство смещено и адмирал Сангад Чалорью выступил с речью, в которой обещал, что вооруженные силы будут защищать монархию, буддизм, целостность нации и безжалостно искоренять коммунизм, Олдмонт с двумя сотрудниками ЦРУ проехались по городу.

Город был во власти “Красных буйволов”. Демократически настроенных студентов сжигали живьем, вешали, зверски убивали палками. Девушек насиловали. Спасаясь от “буйволов”, студенты бросались в реку, их расстреливали из пулеметов. Олдмонт видел изуродованные, обезображенные трупы.

На следующий день наступила очередь действовать политической полиции: в столице прочесывали дом за домом. В тюрьмы на грузовиках свозили арестованных – всех, кто мог представлять угрозу для нового режима. За кон о военном положении, отмена конституции, запрещение политических партий и профсоюзов, повсюду костры из книг, помещения студенческих и демократических организаций разгромлены. На улицах танки, на перекрестках укрепленные огневые точки, колючая проволока. Радио передавало военные марши и старинные песни. “Молчаливое большинство” Бангкока – рыночные торговцы, мел кие лавочники, бизнесмены, владельцы грузовиков приветствовали “восстановление закона и порядка”…

Через день Олдмонт вернулся в Штаты.

Две недели спустя ему попалось на глаза сообщение корреспондента ЮПИ из Бангкока – в Форт-Миде, где помещалась штаб-квартира АНБ, его получили раньше, чем в самом информационном агентстве. В интервью, переданном радиостанцией вооруженных сил, представитель “Красных буйволов” сообщил, что в связи с переходом контроля над правительством в руки военных эта организация самораспускается. Они будут готовы к тому, чтобы воскресить свою организацию, если в Таиланде вновь возникнет угроза коммунизма.

“Мавр сделал свое дело…” – пришло на ум Олдмонту. Вашингтон прочно контролирует положение в Таиланде, и содержать “Красных буйволов”, что весьма накладно, ЦРУ больше не намерено.

Через месяц западные корреспонденты, стремясь стереть из памяти читателей воспоминания о кровавых расправах в Бангкоке, писали, что спустя тридцать дней после введения военного положения большинство таиландцев думают только о том, как отметить веселый народный праздник Лой Кратонг. Он приходится на последний день двенадцатого месяца по лунному календарю. Когда стемнеет, таиландцы пускают по каналам и прудам, по рекам и многочисленным притокам Чао-Прая лодочки из банановых листьев, на которые ставятся зажженные свечи. И если даже издали сумеешь различить колеблющийся огонек своего кораблика, значит, судьба твоя будет счастливой. Лой Кратонг празднуют уже семь веков, и раз после переворота обычай не забыт, значит, все в порядке.

А еще через неделю новое правительство объявило, что американская база электронной разведки в Удоне, закрытая прежним правительством в начале года, будет вновь открыта.

Тайские племена издревле селились поближе к берегам Чао-Прая. На прочных сваях из тикового дерева, которое не гниет, прямо в желтоватой Чао-Прая стоят крестьянские домики в реке плещутся дети, из нее берут воду, в нее же летят и отходы. Томпсон так и не привык равнодушно смотреть на детей купающихся в грязной до отвращения реке. С санитарией в Таиланде дела обстояли неважно. Даже в Бангкоке нельзя пить водопроводную воду. Бесконечные эпидемии, болезни, особенно кожные. Томпсон приехал в Таиланд сразу после окончания второй мировой воины и на диво легко переносил здешний климат, но он как огня боялся всяких ин фек ций. За эти годы Джим Томпсон в совершенстве овладел тайским языком, знал нравы и обычаи каждого района страны.

Над узким каналом нависала густая тропическая растительность. Особенно много было кокосовых пальм. Время от времени кто-нибудь взбирался на верхушку пальмы, чтобы снять поспевший плод. Забравшись с помощью бамбуковых лестниц на пальму, крестьяне выдавливали сахар из кокосового соцветия с мясистым стеблем. Здесь было столько кокосов, прикинул Томпсон, что ими можно было снабдить Бангкок с его пятимиллионным населением. На юге страны кокосы собирают специально обученные обезьяны. Кокосы пользовались не меньшей популярностью, чем бетелевая пальма, из плодов которой делают что-то вроде жевательной резины. Бетель содержит красный сок и первое время Томпсону было неприятно смотреть на бесконечно жующих бетель стариков, у которых по подбородку стекала кровавая слюна. Когда Томпсон приехал в Бангкок и решил превратить гостиницу “Ориенталь” в первоклассный отель, то в первую очередь взялся обеспечить своих постояльцев свежими фруктами. На берегах каналов росли три сорта апельсинов и четыре вида грейпфрутов. Из апельсинов Томпсон предпочитал сорт “золотой луч” – они похожи на китайские мандарины, но на вкус кислее их. Иностранным туристам предлагались грейпфруты немного странного вкуса, но зато более крупные, чем выращивают в США. Эти грейпфруты в огромном количестве экспортировались в Сингапур и Гонконг.

Томпсон издалека увидел О’Брайена. Американец жевал короткий, толстый банан. Томпсон усмехнулся. О’Брайен работает здесь столько лет, а так и не научился выбирать бананы. Маленькие бананы употребляют в сушеном виде, жарят в тесте или глазируют на десерт.

Когда О’Брайен почти поравнялся с ним, Томпсон окликнул его.

– Не хотите ли прокатиться по каналу, сэр? Прекрасные пейзажи и недорого.

Выплюнув кусок банана, который ему явно не понравился, О’Брайен кивнул. Прогулка на моторной лодке по извилистым каналам была обычным туристским развлечением. Всех приезжающих в Таиланд иностранцев обязательно возили посмотреть на плавучий рынок. О’Брайен видел такой рынок в провинции Ратбури чуть ли не в первую неделю пребывания в Таиланде и остался не в восторге от мрачноватых пожилых женщин с поджатыми губами (многие почему-то в очках), в плоских соломенных шляпах, они прямо с лодок торговали ры бой и тропическими плодами. Услужливый посольский переводчик начал объяснять: папайя, баклажаны, чеснок, китайская капуста, сладкий базилик, креветочная и анчоусная паста, красный перец. Многие обитатели дощатых домиков, стоящих тиковыми ногами в канале зарабатывали себе на жизнь благодаря неиссякающему потоку туристов продавали катающимся в лодках “кока-колу”, “фанту”, сок, пиво, орешки, жевательную резинку.

Томпсон уверенно вел лодку. О’Брайен посматривал на него с удивлением и с какой-то брезгливостью. Он не понимал как можно было по собственной воле пожертвовать всеми благами западной цивилизации положением в обществе привычным укладом жизни. Но он тщательно следил, чтобы Томпсон не почувствовал этого презрения, ведь собственное благополучие О’Брайена зависело от этого человека.

– Лао Су убит, – внезапно сказал Томпсон.

– Кем?

– Таиландской пограничной полицией. Кто-то выдал его маршрут. Конкуренты.

– Это плохо – огорчился О’Брайен. Неприятность за неприятностью. Он очень редко встречался с Томпсоном сам: каждая встреча была небезопасна, но на этот раз Джим передал через своего “почтальона” – сотрудника ЦРУ, который постоянно работал с ним – что должен обсудить нечто чрезвычайно важное. Смерть Лао Су нарушала баланс сил в “золотом треугольнике”. Два с лишним десятилетия они были связаны с Лао Су – опиумным королем, как его называли в прессе. Дважды “король” попадал за решетку, и оба раза американцы давали ему возможность бежать. Он так досадил таиландским властям, что была предложена награда в сорок три тысячи долларов за его поимку живым или мертвым. Но Лао Су убрали не ради награды, хотя какой-нибудь никому не известный человек и предъявит, вероятно свои права на эти деньги.