Текст книги "Обстоятельства смерти господина N"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Развлекайтесь, – посоветовал ему сотрудник консульства, с которым Хоукса соединил дежурный. – Такой экзотики вы нигде не увидите. Только будьте осмотрительны. Нас предупредили о вашем приезде. Завтра утром я зайду к вам. Меня зовут Дуайт Хенкинс.

Положив трубку, Хоукс задумчиво посмотрел в окно. Ночь по-южному, без сумерек, опустилась на землю. Он надел голубую рубашку с короткими рукавами, брюки из легкой, почти невесомой ткани, спустился вниз. Автоматически раздвинувшиеся при его прибли же нии двери выпустили его в душный бангкокский вечер. Фонарей не было. Освещение составляли рекламное разноцветье и свет автомобильных фар – уличное дви жение нисколько не уменьшилось.

Он спустился по ступенькам на тротуар и пошел вдоль ярко освещенной витрины магазина одежды, где не только обещали одеть с ног до головы по последней мо де, но и, если понадобится, в двадцать четыре часа сшить любой костюм. Таких магазинов-ателье, отметил по том Хоукс, было много на улицах, прилегавших к крупным отелям.

В узком переулке, куда выходил фасад “Амбаса дора”, стояло несколько машин с потушенными огнями и толпилось довольно много людей. Они сидели на стуль ях, оставленных уличными торговцами едой, ко торые уже разошлись; иные, поджав под себя ноги, располагались прямо на тротуаре, какой-то парень улегся на кузов автомобиля. Хоукс недоумевал: что они здесь делают? Он не видел ни бутылок, ни карт, и эти люди не были похожи на бездельников, рассказывающих друг другу одни и те же байки.

Когда Хоукс свернул в переулок, с тротуара поднялся человек и побежал ему навстречу. Он призывно махал рукой и улыбался Хоуксу, словно тот был его братом, с которым он не виделся десять лет. Подбежав к Хоуксу, он радостно выпалил:

– Массаж! Хорошие девочки! Недорого! Здесь рядом!

В правой руке он держал замусоленные цветные фотографии местных красоток.

Коротышка, как и все эти люди, заполонившие переулок, был зазывалой так называемых массажных салонов. Эти заведения начали процветать в шестидесятых годах, когда в Таиланд прибыли американские солдаты. Накануне отправки во Вьетнам они искали утешения в этих самых салонах, которые возникали в Бангкоке с неимоверной быстротой.

В Бангкоке была глухая ночь, когда Биллу Дэвису, только что появившемуся в своем кабинете в Лэнгли, принесли телеграмму, подписанную Говардом О’Брайеном. Дэвис прочитал ее, удовлетворенно хмыкнул и пошел к Уилсону. “Все идет по плану, все идет по плану”, – бормотал Дэвис.

Ночью человек не властен над собой. Днем заботы и дела отвлекали его от тягостных мыслей. Ночью он не мог справиться с собой: прошлое не отпускало его. Засиживаясь допоздна с книжкой в руках, он затягивал время отхода ко сну, надеясь, что усталость возьмет свое. Но едва выключал свет, как сон словно рукой снимало.

Сколько лет было бы сейчас Линну, если бы он сумел тогда вызволить его отсюда, добиться его перевода на любую из сотен американских баз, раскиданных по всему миру? Прошло полтора десятка лет. Сейчас Линн был бы уже зрелым мужчиной. У него были бы дети. Почему-то Олдмонт не мог представить себе лицо взрослого Линна. Тягостными бессонными ночами перед ним неотступно стоял веселый, добродушный юноша, каким был его младший брат еще до поступления в училище ВВС. А почему он, собственно, выбрал военную карьеру? Всему виной военные фотографии и медаль Нэда, которые Линн хранил у себя в комнате. Рассказывая о пережитом в годы второй мировой войны, Нэд невольно старался опускать тягостные, страшные подробности: ему и самому не хотелось обо всем этом вспоминать. Должно быть, Линну война казалась приятным приключением, собственно говоря, не ему одному…

Нэд был в Австралии, когда Линн решил стать летчиком. На пятом континенте монтировались первые установки, которые потом стали ядром гигантской системы прослушивания. В австралийской глуши, рядом с небольшим городком Алис-Спрингс, они построили огромную базу Пайн-Гэп. Там работало пятьсот человек, из них половина австралийцев, ведь официально базой распоряжаются совместно Вашингтон и Канберра, но австралийцам сотрудники Агентства национальной безопасности доверяли только техническую работу и никогда не делились полученной информацией. Кто-то назвал Пайн-Гэп гигантским пылесосом, который улавливает все радио– и телефонные переговоры, все телексы в районе Тихого океана. Значение базы – Олдмонт был одним из тех, кто предложил руководству построить ее именно в этом месте, – заключалось в ее многоцелевом потенциале и в огромном диапазоне перехвата. База находится в районе очень стабильных геологических формаций, свободном от электронных помех, и здесь наименьшая облачность в мире.

Строительство Пайн-Гэп было победой Нэда, он вернулся в Штаты в хорошем настроении и благожелательно встретил сообщение о том, что Линн решил стать военным. Возможно, в другой ситуации он был бы более благоразумен.

За окном было совсем тихо, в комнате едва слышно шипел кондиционер, но к нему Олдмонт уже привык. В тумбочке у кровати вместе с лекарствами он хранил снотворное. Когда ему становилось совсем уж невмоготу, он глотал сразу две пилюли и забывался. Но наутро он чувствовал себя, как после наркоза – он знал, что это такое: во время второй мировой войны его дважды ранили, и дважды он засыпал на операционном столе, не зная, проснется ли. Снотворное отключало в голове что-то очень важное, пилюли делали его равнодушным, а жизнь бесцельной – и из такой жизни ему хотелось уйти. Впадать в подобное состояние было опасно – кое-что он еще должен сделать на этом свете.

Линна прошили двумя автоматными очередями. Какой-то капитан из морских пехотинцев проводил Нэда в заднюю комнату при лазарете и приподнял брезент. Стреляли с близкого расстояния – форма была разорвана в клочья. Лицо Линна было спокойным. “По крайней мере он умер сразу и не страдал”, – подумал Нэд.

Он прилетел на американскую базу в Удоне в северо-восточном Таиланде, сказав послу, что сам повезет труп Олдмонта-младшего на родину. Базой в Удоне тогда пользовались самолеты компании “Эйр Америка”, их перегнали туда с Тайваня. От Удона было всего десять минут лета до Лаоса и полчаса до Южного Вьетнама и Камбоджи.

В самолете, который вез Линна в обратный путь, было много цинковых гробов – погибших во Вьетнаме возвращали семьям.

Об обстоятельствах смерти брата ему рассказали скороговоркой. Линн посадил самолет на территории, занятой противником, чтобы забрать разведгруппу. Пока шла погрузка, он вроде бы забрел в джунгли, и там его подстрелил вьетконговец. Все в этом рассказе выглядело странным: зачем Линну понадобилось уходить далеко от самолета? Почему говорили о какой-то погрузке, если предстояло всего-навсего забрать несколько человек, которые уже собрались у взлетной площадки? И откуда появился стрелок? Если вьетконговцы знали о посадке самолета, они уничтожили бы и его и весь экипаж.

Но все эти вопросы Нэд Олдмонт начал задавать себе много позже, а тогда он сидел в жестком кресле военно-транспортного самолета полубольной, с воспаленными глазами. За весь перелет он ни с кем не перемолвился словом.

Рано утром к девушке, дежурившей в холле отеля “Амбасадор”, подошел ее недавний знакомый Прасет, с которым она танцевала в дискотеке. Молодой парень поразил ее широтой, с которой вытаскивал из кармана стобатовые купюры. Видно, деньги у него водились. О сложил руки в приветствии и улыбнулся. Де вушка тоже улыбнулась ему. Прасет попроси проверить, в каком номере остановился при ехавший вчера молодой человек из Соединенных Штатов, высокий, светловолосый, с голубыми глазами. Немного удивленная, девушке перечислила ему четверых постояльцев отеля, которые, по ее мнению, отвечали этому описанию. Прасет одинаково внимательно выслушал прочитанные по регистрационным карточкам сведения обо всех четырех и, поблагодарив, попрощался. Он узнал то, что ему было нужно. Человек, которого он искал, должен был остановиться на пятом этаже. Он несколько раз повторил его имя, чтобы не забыть: Фил Хоукс.

Дуайт Хенкинс позвонил в дверь, когда Хоукс уже позавтракал ломтиками ананаса и папайи – из-за разницы во времени он плохо спал, у него не было аппетита.

В номер вошел стройный, подтянутый – ни грамма лишнего веса – человек лет тридцати пяти, в темных очках, он держал под мышкой тонкую папку.

– Как идет акклиматизация? – осведомился он. – Вы готовы? Я заехал за вами, чтобы отвезти в консульство.

По дороге Фил рассказал ему, как вынужден был прервать вчерашнюю прогулку, устав от хватавших его за руку зазывал массажных салонов.

– С этими мелкими заведениями вам, конечно, связываться не следует, это опасно, – усмехнулся Дуайт, – но сходить в хороший салон я бы вам посоветовал. Пойдите в “Шери” или “Версаль”. Эти салоны поставлены на широкую ногу. Вы увидите, что это совсем неплохо: после хорошей турецкой бани вами займутся две – три очаровательные массажистки, а среди таек, можете мне поверить, много по-настоящему красивых женщин.

– Две – три? – удивился Хоукс.

– Сколько хотите. Они сидят при входе. Берите хоть десяток. Массаж в Таиланде имеет одну особенность – в качестве инструмента используются не только руки, но и все тело массажистки…

– И сколько же все это стоит?

– Зависит от продолжительности массажа и престижа заведения. Обычный массаж стоит недорого, сто двадцать – сто пятьдесят батов за час. А вот когда массажируют всем телом, то берут батов четыреста. А в салоне “Мона Лиза” – восемьсот.

Дуайт оказался деятельным человеком. Он сам обзвонил редакции всех выходящих на английском языке газет и от имени Хоукса попросил дать объявления о розыске Нэда Олдмонта. Потом он выяснил адрес почтового агентства, куда Олдмонту пересылали корреспонденцию из Соединенных Штатов, записал название улицы на бумажке и объяснил Хоуксу, сколько будет стоить поездка туда на такси.

– Запомните раз и навсегда, – поучал он Фила, – о плате надо договариваться перед тем, как вы сели в машину. В бангкокских такси есть счетчики, но никто не помнит, когда они включались в последний раз. Не условитесь сразу, водитель потом сдерет с вас втрое больше.

Посещение почтового агентства было практически безрезультатным. Хоуксу объяснили, что адрес они у клиентов не спрашивают, а просто хранят корреспонденцию до тех пор, пока получатель не придет за ней. “Когда у них появится Олдмонт?” Они не знают. “На его имя сейчас пришла какая-нибудь корреспонденция))? На подобные вопросы они не отвечают. Единственное, что оставалось сделать Хоуксу, написать короткую записку Олдмонту – им необходимо встретиться – и попросить служащих агентства передать ее клиенту.

Через час он опять оказался в своем номере в смятенном состоянии духа. Что еще можно сделать, он не представлял. А главное, он совершенно не знал, чем ему заняться. Выходить из номера, превращенного кондиционером в оазис, не хотелось. Он включил телевизор.

Тирают уже минут пятнадцать прогуливался по магазинчику сувениров на первом этаже “Амбасадора”. Время от времени он недовольно посматривал на часы: сегодня пятница, и на стадионе Лумпини в шесть часов начнется матч по тайскому боксу. Бокс в Лумпини можно увидеть три раза в неделю – по вторникам и пятницам в шесть вечера и по субботам с часу дня. Тирают смотрел по телевизору международные соревнования боксеров, транслируемые из Америки или Европы, но тайский бокс казался ему интереснее и опаснее. Спортсменам разрешалось наносить удары локтями, коленями, ногами, схватка – если только боксеры не жульничали, сговорившись, – превращалась в волнующее зрелище.

Тирают жадно глотал пиво, наблюдая за почти молитвенным ритуалом выхода боксеров на ринг. Под ритмичную мелодию они исполняли особый танец в честь своих учителей Эта устаревшая церемония раздражала Тираюта, он ждал, когда же начнется бой и боксеры пустят в ход и руки и ноги. Ему особенно нравились спортсмены, умевшие почти одновременно наносить удары локтем и коленом в ближнем бою. Если боксеру удавалось пригнуть голову противника к земле, то за этим немедленно следовал удар коленом в живот. Тирают восхищался этой молниеносной схваткой, после которой одного из соперников зачастую уносили с ринга. Ведь удар локтем – один из самых опасных, его можно сравнить с ударом ножа. Не очень разборчивые молодые парни, начинающие свой путь на ринге, локтем глубоко рассекали бровь противника. Хорошие удары ногой удавалось увидеть нечасто опытный боксер бил ногой только в исключительно благоприятной для себя ситуации, иначе соперник, перехватив ногу, легко бросал его на ринг.

Тирают вздохнул и, в последний раз взглянув на часы, пошел к лифту. Пора. В лифте он поднялся с двумя пожилыми белокурыми женщинами европейского типа на седьмой этаж и только потом, оставшись один, спустился на пятый.

В коридоре было пусто. Его коренастая расплывшаяся фигура отразилась в большом зеркале. Придав лицу приятное выражение, он негромко постучал в дверь 507-го номера.

Поиски продолжались долго. В этом не было ничего удивительного. Прошло столько лет, кое-кто уже отправился в мир иной, другие уехали, и их невозможно отыскать, третьи просто не желают вспоминать. Но счастье улыбнулось Олдмонту дважды. Первый раз, когда его приютил пожилой американец, врач, с которым они были знакомы лишь шапочно. Во второй раз, когда выяснилось, что среди пациентов доктора оказался человек, который назвал две фамилии. Одного из них уже не было в живых. Второго Олдмонт собирался навестить. Его звали Тирают.

Олдмонт устало опустился в кресло. С этим человеком ему нужно встретиться. Что совсем небезопасно, Олдмонт хорошо знал людей такого типа. Но выхода нет Тирают, видимо, единственный, кто может ему помочь Олдмонт отпер центральный ящик стола, вытащил толстую пачку денег – доллары помогут им договориться. Он засунул деньги в потайной карман, пришитый к внутренней стороне рубашки, – на улицах полно мелких воришек, не успеешь заметить, как вытащат.

О’Брайен лениво перелистывал доставленные вечерней почтой свежие номера журналов, пока не наткнулся на большую статью о процессе над молодой француженкой, приговоренной в Малайзии к смертной казни за перевозку героина. Дверь его кабинета неуверенно приоткрылась, О’Брайен приглашающе кивнул Дуайту Хенкинсу.

– Вы уже видели? – О’Брайен показал на статью, украшенную цветными фотографиями француженки, которая пыталась провезти из Таиланда через Малайзию на Запад пятьсот тридцать четыре грамма героина.

– Угу, – вяло отреагировал Дуайт, – Полкило очищенного героина – верных миллиона полтора долларов потянет. Но в Малайзии законы крутые за провоз ста граммов – пожизненное заключение или смертная казнь В последнее время в Куала-Лумпуре предпочитают выносить смертные приговоры.

– У вас устаревшие сведения, Дуайт. Теперь можно расстаться с жизнью за провоз двадцати пяти граммов.

Хенкинс изумленно приподнял брови:

– Всерьез взялись за дело.

– А вы думали, они шутят? За полгода арестовали сорок пять иностранцев. Из них десять австралийцев, восемнадцать таиландцев, восемь сингапурцев. В Куала-Лумпуре считают, что наркотики ввозятся на грузовиках, которые совершают рейсы между Сонгкхла в южной части Таиланда и пограничным штатом Малайзии Кедах.

– Так что же, они теперь все грузовики будут обыскивать? Это невозможно.

О’Брайен пожал плечами.

– Вы у меня спрашиваете? Из статьи я выяснил, что малайзийская полиция знает и о тайных тропах, проложенных контрабандистами в джунглях на границе между Таиландом и Малайзией. Словом, полиция делает успехи.

Оба замолчали.

Первым заговорил О’Брайен:

– Ладно, будем заниматься своими делами.

Хенкинс поднялся.

– Как ребята? – поинтересовался О’Брайен. – Развлекаются? Ходят по девочкам?

– В разумных пределах.

О’Брайен поморщился.

– Не позволяйте им употреблять много спиртного.

Хенкинс многозначительно развел руками.

– Не очень-то они меня слушаются.

– Да, это хуже всего. Воздействовать на них мы не можем. А случись что, вину возложат на нас, дескать, недосмотрели.

Хенкинс был уже у двери, когда О’Брайен остановил его вопросом, который хотел задать с самого начала беседы.

– Курьер… не приехал?

Хенкинс отрицательно качнул головой Он немного помедлил, выжидая, не спросят ли его еще о чем-нибудь, но О’Брайен молчал, и Хенкинс вышел.

– По-видимому, вы просто плохо понимаете по-английски, – зло произнес Фил. – Я вам еще раз повторяю, что вы ошиблись, и я не тот человек, за которого вы меня принимаете.

Он встал, показывая, что разговор окончен, но неприятный таиландец с совиными глазами без ресниц продолжал сидеть, закинув ногу на ногу.

Потеряв терпение, Хоукс направился к телефону.

– Мне придется связаться с полицией, – пригрозил он, – чтобы вас вывели отсюда.

Когда он снял трубку, таиландец сухо произнес:

– Полиция уже пришла к вам.

Он поднялся с кресла, чтобы продемонстрировать Хоуксу удостоверение сотрудника полиции, выданное на имя Тираюта.

– Так что же вам угодно? – Хоукс был совершенно сбит с толку.

– Я надеялся, что мы сумеем договориться, так сказать, полюбовно: вы бы помогли мне, я вам, – сказал Тирают. – Но теперь я вижу, что вы не склонны сотрудничать с нами. В таком случае вам придется поехать со мной.

– В полицию?

Вместо ответа Тирают усмехнулся. Он открыл дверь и выжидающе посмотрел на Хоукса.

– Я должен связаться с консульством, – неуверенно проговорил Фил.

– Вы это сделаете из полиции. Пойдемте, и не привлекайте внимания.

Они спустились на первый этаж. Тирают пропустил Хоукса вперед. Они вышли из гостиницы и сели в старый, потрепанный “ниссан” без кондиционера. Хоукс немедленно стал задыхаться. Он нервно ощупывал свой американский паспорт и жалел, что не позвонил сразу Дуайту Хенкинсу и не проконсультировался, должен ли он ехать в полицию.

Он ничего не понял из разговора с этим странным таиландцем какие-то смутные намеки, предложения, Хоукс был твердо убежден, что таиландская полиция, в его представлении не отличающаяся особой компетентностью, спутала его с другим человеком Эта мысль его успокоила.

Олдмонт отпустил такси и дальше пошел пешком. Дом, в котором он надеялся застать Тираюта, он нашел бы с закрытыми глазами: в свое время часто бывал там, но знакомую ему автомобильную дорогу перегородили, и он боялся, что на машине придется долго кружить.

Он шел узкими улочками в кромешной тьме. Каждый шаг надо было делать с осторожностью: плохого качества асфальт разъело тропическое солнце. В любой из этих глубоких трещин можно было запросто сломать ногу.

Петляя по одному из старых кварталов Бангкока, Олдмонт вспоминал, сколько же раз ему приходилось участвовать в делах, от которых он предпочел бы держаться подальше.

Через несколько лет после смерти Линна ему опять приказали лететь в Таиланд. Помощи от АНБ потребовало ЦРУ. И хотя сотрудники агентства называли обитателей Лэнгли – “эти подонки за рекой”, отказывать в помощи считалось неудобным.

Олдмонт приехал в Бангкок на следующий день после убийства тридцатидевятилетнего руководителя социалистической партии, который отказался от преподавания социологии в Гаммасатском университете ради политической деятельности. Доктор Бунсанонг Буниотаян возвращался домой с прощального банкета, устроенного одним австралийским дипломатом. Длинный белый автомобиль обогнал его машину… Там, видимо, сидели снайперы. Третья пуля попала в голову.

Бунсанонг Буниотаян оказался легкой мишенью для покушения, потому что не принял никаких мер предосторожности, хотя и знал, что его имя внесено в список людей, которых намечено убить. В дома нескольких его единомышленников в качестве последнего предупреждения по чьему-то заказу были доставлены гробы. В тот год в Таиланде поднялась волна насилия. Убивали сотни людей по политическим мотивам. Убийц не находили. В преступном мире существовала негласная такса – убрать человека так, чтобы не осталось никаких следов, стоило пятьсот батов. Но с особой жестокостью, методично расправлялись со своими политическими противниками члены двух организаций, наводивших страх на таиландцев, – “Навапон” и “Красные буйволы”.

После длительной беседы в посольстве Олдмонт в общих чертах уяснил ситуацию в стране. С довоенных времен, когда в Таиланде была установлена конституционная монархия, армия много раз брала власть в свои руки. Особое беспокойство внушали студенты двух столичных университетов – Таммасата и Чулалонгкорна, которые в 1973 году участвовали в свержении очередной военной хунты. Сейчас, по мнению политического отдела американского посольства, левые опять приобрели слишком большое влияние в стране, что угрожало интересам США.

Изгнанные из Индокитая, американцы смогли зацепиться только в Таиланде, но и отсюда им приходилось выводить войска. Более того, под нажимом общественного мнения правительство в Бангкоке попросило Вашингтон закрыть находящуюся в Удоне сверхсекретную станцию электронной разведки. Это была большая и невосполнимая потеря для американской разведки: станция прослушивала огромное количество переговоров во Вьетнаме и соседних районах Китая. Олдмонт знал, что ни один другой объект Агентства национальной безопасности не сможет держать под “электронным колпаком” этот район.

По указанию руководства ЦРУ и своего собственного он должен был проконтролировать консервацию базы, иными словами, позаботиться о том, чтобы никакие секретные материалы, шифры и аппаратура не попали в чужие руки. Но это было не единственной целью командировки Олдмонта.

Резидент ЦРУ в Бангкоке, ссылаясь на полученную из Лэнгли шифровку за подписью заместителя директора управления, попросил кое в чем помочь “нашим верным друзьям в Таиланде”.

– Понимаю, что неразумно использовать специалиста столь высокого класса для почти кустарной работы, – сказал он извиняющимся тоном Олдмонту, – но у нас должна быть гарантия, что все будет сделано как следует. От вашей работы многое зависит.

После разговора с резидентом в тот же день вечером Олдмонта первый раз отвезли в отдаленный квартал Бангкока, в большую квартиру, которая принадлежала Тираюту.

Джем и Тони сразу подцепили себе по девочке. Для этого им не пришлось много трудиться. Они вышли из “Амбасадора” на улицу, дошли по ней до первого перекрестка, свернули направо и остановились у бара, где реклама обещала, что клиентов будут обслуживать девушки, одетые или, вернее, мало одетые, в стиле “топлесс” – “сверху ничего”.

Едва они устроились за столиком, к ним подошли две девицы, одетые, как и обещала реклама. Они не отказались от приглашения выпить. Единственная сложность состояла в том, что девицы владели английским отнюдь не в совершенстве, но к их компании неожиданно присоединился пожилой австралийский бизнесмен, который был уже изрядно навеселе и с ходу объяснил Джему и Тони, что он женат, у него трое детей – один мальчик и две девочки, уже взрослые, и каждый приезд в Таиланд для него лучше любого отпуска на морском побережье.

Он торчал в этом баре каждый вечер и чувствовал себя здесь как дома.

– Смотри, – говорил он Тони, обнимая его за плечи, – у здешних девочек совершенно европейские носы и глаза. Знаешь почему?

Тони покачал головой.

– Потому, что они побывали в руках хирурга, который занимается пластическими операциями. В их профессии без такой операции дело не пойдет. Даже японцы, которых теперь в Таиланде хоть пруд пруди, и то предпочитают женщин с европейскими чертами лица. Когда у нас на Западе прибегают к помощи пластической хирургии, то почти всегда хотят что-то сделать меньше. А на Востоке наоборот – нужны большие глаза, большие носы, круглые подбородки, ну и, естественно, большая грудь. А что здесь плохого? Если человек чувствует себя счастливее оттого, что у него европейские глаза и появилась переносица, почему бы и нет? В конце концов, если уж так важно выглядеть естественно, зачем люди причесываются?

Тони и Джем были поражены неожиданными познаниями своего нового знакомого, но все быстро разъяснилось: австралиец был представителем фирмы, ввозившей в Юго-Восточную Азию медицинское оборудование. Хирурги, специализировавшиеся на пластических операциях, были его главными клиентами.

– Но вообще, скажу я вам, – продолжал австралиец, – Азия есть Азия. Я поставляю сюда прекрасный материал, который идет на переносицы. Он называется силоксановая резина. Так многие хирурги пренебрегают моим товаром и вставляют переносицы, сделанные из человеческого ребра.

– То есть как? – изумился Джем.

– Очень просто. Здесь полно бедняков, которые продают свои кости за несколько тысяч батов.

Они поднялись и, расплатившись, вышли на улицу. Австралиец, как ни странно, довольно крепко держался на ногах и уговаривал их продолжить вечер вместе.

Они сделали несколько шагов по направлению к оживленной магистрали. Из-за поворота появилась пошатывающаяся фигура. Человек сделал несколько шагов и вдруг растянулся на асфальте.

– Вот это, я понимаю, нализался, – хихикнул австралиец.

– Спиртным от него не пахнет, – заметил Тони, склонившийся над лежащим на тротуаре человеком. Он запустил ему руку сначала в один карман, затем в другой. Вытащил паспорт. – Смотри-ка, – сказал он Джему. – Парень из Штатов. Фил Хоукс его зовут.

Олдмонт равнодушно наблюдал за всем происходящим, прислонясь к стене так, чтобы Тирают не заметил его. Тирают приехал не один. Это нарушало планы Олдмонта. Он собирался поговорить с Тираютом без свидетелей. Тирают обошел машину сзади и открыл дверцу своему спутнику. Однако тот, по всей видимости, не желал вылезать. Тирают вдруг нагнулся и, ухватив человека за ворот рубашки, выволок его из автомобиля. Разгневанный таким обращением, тот размахнулся, чтобы ударить Тираюта, но не успел и полетел на землю. Тирают несколько минут бил его ногами в живот, а потом стукнул головой об асфальт. Отдуваясь, Тирают пошел к дому. “Сейчас позовет кого-нибудь из своих бандитов, – подумал Олдмонт, – уволокут парня. Интересно, за что он его так отдубасил? Конкурент?”

Олдмонт оттолкнулся от стены, подбежал к машине – ключи торчали в замке зажигания. Поднял с асфальта неподвижное тело, взгромоздил его на заднее сиденье, сел на место водителя и, не закрывая дверцы, рванул машину с места. Сделав несколько поворотов, Олдмонт остановился. Привести в чувство избитого Тираютом человека было непросто: Олдмонт нещадно хлопал его по щекам и тряс за плечи. Когда тот приобрел способность самостоятельно держаться на ногах, повернул его лицом к улице, где должно было быть полно такси, и подтолкнул в спину. Дольше возиться с ним Олдмонт не мог. Ему нужен был Тирают.

Тирают здорово переменился за эти годы. Располнел, обрюзг, хотя, как только что убедился Олдмонт, остался таким же сильным и жестоким. Он мог бы поклясться, что и Тирают сразу узнал его, но не подал виду. Они стояли молча, глядя друг на друга.

Наконец Тирают сделал приглашающий жест рукой.

– Поднимайтесь ко мне. Не на улице же говорить.

Олдмонт почему-то ожидал, что найдет эту запомнившуюся ему квартиру обставленной так же, как тогда, когда его в первый раз привезли сюда, но здесь тоже все переменилось: мебель, ковры, в которых утопаешь. Даже двери были новые, двойные, обитые изнутри толстыми стальными пластинами. Раньше Тирают мень ше боялся за свою жизнь.

– Садитесь, – указал Тирают на одно из двух глубоких белых кресел. Он уставился на Олдмонта маленькими желтоватыми глазками.

Он не знал, с чем и, главное, в какой роли пришел к нему этот американец. Какой услуги от него потребует. Что предложит взамен. О, теперь он не продешевит. Прошли те времена, когда он служил американцам за гроши. Надеялся, что ему подыщут теплое местечко, когда в Бангкоке будут новые хозяева. Однако стоило ему изложить свои требования, как его просто выгнали. Американцы обманули его, и он больше не верит им.

К самому Олдмонту, которого сразу узнал, он не питал вражды. Олдмонт научил их тогда пользоваться целой кучей аппаратуры, которую навезли американцы – они не скупились ни на деньги, ни на оружие. Техника пригодилась в те дни, да и потом Тирают использовал ее. Например, исключительно простой в обращении и надежный микромагнитофон величиной с большую спичечную коробку – одна сторона кассеты обеспечивала запись в течение трех часов, – он улавливал даже шепот. Или телефонный скремблер, который гарантировал от подслушивания. Или компактный и легкий детектор передающих и записывающих устройств. Аппарат размером с пачку сигарет и антенной-щупом начинал бесшумно вибрировать, когда оказывался в поле действия любого скрытого радиопередатчика или тайного магнитофона.

– Тирают, – спросил его Олдмонт, – вы бывали на базе в Удоне?

Растолковывать этим людям основы электронного шпионажа и защиты от него было для Олдмонта неприятным занятием. В квартире Тираюта собралось человек сорок с совершенно бандитскими физиономиями. Распоряжались всем трое офицеров ЦРУ из специального отдела, который возглавлял когда-то полковник Пэш. Один из них и привез сюда Олдмонта из посольства.

Перед Олдмонтом сидели “Красные буйволы” – так они назывались. “Навапон” официально считалась “неполитической организацией, верной королю, религии и стране” – обычный лозунг таиландских правых. “Навапон” объединяла несколько сот тысяч человек. Группу финансировали представители крупного капитала, она имела связи с таиландским советом национальной безопасности и военной разведкой. Члены “Навапона” пустили прочные корни в армии, полиции и государственном аппарате.

“Красные буйволы” состояли главным образом из наемников ЦРУ, которые прежде использовались в подрывных операциях против Лаоса. Раньше в Лаосе сотрудники ЦРУ содержали целую “секретную армию”, сражавшуюся против Патет Лао. Стоила эта армия не меньше трехсот миллионов долларов ежегодно. В ее составе было примерно семнадцать тысяч таиландцев-наемников. Когда американцев вышвырнули из Лаоса, “секретную армию” пришлось как-то “трудоустраивать”, многие и оказались в рядах “Красных буйволов”. Других, как рассказывали Олдмонту приятели из Лэнгли, включали в подразделения “полицейской воздушной разведки” и “полиции патрулирования границы” – они наводили страх на северо-восточные провинции Таиланда, уничтожали всех, кто подозревался в симпатиях к левым, устраивали провокации на границах с Лаосом и Кампучией.

Олдмонт потратил целую неделю, обучая этих людей подслушивать телефонные разговоры, устанавливать подслушивающие устройства в домах и автомашинах, обеспечивать секретность собственных переговоров. Их снабдили максимально простой аппаратурой, не требующей даже минимальных технических знаний. Заказы на такую технику ЦРУ размещало очень широко – предстояло снабдить ею полувоенные формирования, создаваемые по всему миру для борьбы с национально-освободительными движениями.