Текст книги "Обстоятельства смерти господина N"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Яркое, слепящее тропическое солнце тускло отражалось в непроницаемых стеклах его темных очков. Идеально отутюженный снежно-белый костюм, бесстрастное выражение чуть усталого лица, уверенная походка человека, который с детства привык ощущать на себе взгляды тысяч людей. Только стоявшие рядом видели капли пота, безостановочно катящиеся по его лбу. Король шествовал по красному ковру между рядами своих подданных. Лишенные возможности простираться ниц, они становились на колени. Крестьяне с красными от бетеля губами, женщины, одетые в самодельные платья из знаменитого тайского шелка, складывали руки в национальном приветствии – ладонь к ладони на уровне глаз. За королем следовали министры в безукоризненных светло-серых европейских костюмах, почетная стража в белой накрахмаленной форме с золотыми галунами и начищенными до блеска медными пуговицами, бритоголовые буддийские монахи в шафрановых тогах, перекинутых через одно плечо. Процессия медленно шла по двору, охраняемому бессменными каменными демонами и огнедышащими драконами, к храму Изумрудного Будды. Наступило время сменить одежды древнего Будды – обязанность, которую три раза в год неизменно исполнял сам король.

Нэд Олдмонт наблюдал за церемонией, затерявшись в толпе туристов. Когда хвост процессии исчез в храме Изумрудного Будды, Олдмонт выбрался из толпы и медленно побрел по улице. Он уже побывал в самом храме и полюбовался возвышающейся на семиярусном позолоченном алтаре статуей. Изумрудный Будда принадлежал к достопримечательностям города, которые не миновал ни один иностранец. Олдмонт следовал обычным туристским маршрутом: там, где все привыкли видеть американских и европейских туристов, он чувствовал себя спокойнее.

Олдмонт шел, не обращая внимания на призывные оклики таксистов и моторикш, которых называли просто “тук-тук”. Он поселился недалеко от храма и решил вернуться пешком, несмотря на жару. Здесь только три сезона, припомнил Олдмонт фразу из путеводителя: жаркий, очень жаркий, жаркий и влажный. Легкую хлопчатобумажную рубашку уже можно было выжимать. Одежду приходилось менять по нескольку раз в день. Надолго покидать снабженные кондиционерами помещения было опасно. Олдмонт плотно закрыл за собой дверь расположенного на холме дома, где он жил уже четвертую неделю, и облегченно вдохнул прохладный воздух: кондиционер работал на полную мощность, и в комнате можно было даже простудиться. Олдмонт переменил рубашку, подошел к окну, чтобы закрыть жалюзи, и несколько секунд рассматривал город. Ему были хорошо видны крыши многочисленных храмов, покрытых глазурованной черепицей, красивой, как чешуя тропической рыбы, пойманной на восходе или закате солнца. Золотые крыши взмывавших в небо пагод щедро разбрызгивали отраженные солнечные лучи.

Полностью название этого города звучало так: “Город ангелов, великий город, местопребывание Изумрудного Будды, город, оплодотворенный богом Индрой, великая столица мира, одаренная девятью замечательными драгоценными камнями, счастливый город, изобилующий грандиозными королевскими дворцами, которые сродни обиталищу богов, город, где правит перевоплощенный бог, город, данный Индрой и построенный Вишнукорном”. Тайцы сокращали это пышное название до простого: “Город ангелов”.

На ночь глядя, устав от бесконечного чтения – он словно решил перечитать все, что не успел за три с лишним десятка лет, которые отдал работе, – Олдмонт опять вышел на улицу. Он помнил те времена, когда это был сонный городок на реке. Теперь у города была бессонница, и город не нравился Олд-монту.

Грег Уилсон без стука ворвался в комнату Дэвиса.

– Где группа? – с порога спросил Уилсон.

– Что значит где? – Не обращая внимания на необычный тон Уилсона, Дэвис продолжал копаться в ящиках письменного стола. – Там, где ей и полагается быть.

– Они уже улетели?

– Разумеется. Можно подумать, что ты об этом не знаешь.

Уилсон уселся напротив хозяина кабинета и замолчал. Тут забеспокоился Дэвис.

– А что, собственно, произошло, Грег? Операцию никто не отменял. Ребята будут адаптироваться, ждать приказа под присмотром О’Брайена.

– Анонимное письмо, – сказал Уилсон. – Мы получили второе анонимное письмо. Автор называет поименно всех членов группы. Он знает цель операции, ради которой они улетели в…

– Это кто-то из наших, – прошипел Дэвис, – я сразу сказал, надо подключать инквизиторов.

Так за глаза называли сотрудников отдела контрразведки.

– Они заставили бы нас всех пройти испытание на полиграфе и ничего бы не выяснили. – Увидев, что Дэвис хочет возразить, Уилсон жестом остановил его: – Подожди. Я знаю, кто автор писем. Он вовсе не наш сотрудник.

– А кто же?

– Он работает в Агентстве национальной безопасности. Вернее, работал. Три недели назад он исчез. И знаешь, где он сейчас находится?

– Ну?

– В Бангкоке.

Дэвис почти с ненавистью посмотрел на Уилсона, которого знал двадцать пять лет, словно тот был в чем-то виноват. Грег Уилсон поймал его взгляд и протянул ему тонкую папку.

– Успокойся и прочитай внимательно второе письмо. Мне кажется, у нас есть возможность выпутаться из этой истории практически безболезненно.

– Перестань, – оборвал его Дэвис, – операцию можно считать проваленной. А ты говоришь “выпутаться”!

Он углубился в чтение письма. Уилсон внимательно следил за ним. Вспухшие мешки под глазами – Дэвис раньше сильно пил, бросил, когда стали шалить почки, – второй подбородок, редкие волосы. Уилсон вздохнул, подумав, что и сам он выглядит не лучше. После пятидесяти редко кто может похвастать здоровьем. В такие годы уже нельзя совершать ошибки и портить свою репутацию в глазах начальства. Это молодым все нипочем.

Дэвис читал письмо, пытаясь понять, что стоит за каждым словом, за каждой запятой, и сделать правильные выводы.

– Твои предложения, Грег?

– Давай попробуем отвлечься от сути дела, Билл. Формально мы имеем дело с шантажистом. А у шантажиста в руках оружие хотя и сильное, но одноразового пользования. Пустив его в ход, он лишается своей власти над шантажируемым и сам оказывается в опасности. Поэтому шантажист решается на разоблачение только в крайнем случае.

– И что из этого следует?

– Простая вещь: автор письма не передаст прессе, как он грозится, имеющиеся у него сведения о нашей группе, пока не начнется операция. Следовательно, у нас достаточно времени, чтобы найти его и обезвредить.

– Мы не можем откладывать операцию до бесконечности, Грег.

Уилсон несколько мгновений изучал настенный календарь.

– Но две – три недели у нас есть.

– Две недели – крайний срок. И то если из директората операций не придет прямого указания. Что мы им скажем, если получим приказ начать в такой-то день?

Уилсон покачал головой.

– Мы успеем.

– Мне бы твою уверенность, Грег, – вздохнул Дэвис. – Так что мы знаем об авторе письма?

Уилсон поднялся.

– Пойдем побеседуем с компьютером.

Несколько потрепанных грузовиков подъехали к городу Чиангмай на севере Таиланда. Стоявший у самого въезда в город полицейский в темных очках с автоматом наперевес сделал повелительный жест рукой, и первый грузовик остановился. Замерли у обочины и другие. Открыв дверцу с давно выбитым стеклом, из первого грузовика на землю спрыгнул водитель. Чуть переваливаясь на коротких ногах, он подошел к полицейскому.

– Что везешь? – грубо спросил полицейский.

– Рис.

Полицейский обошел вокруг машины. Кузов был забит мешками.

– А вот я сейчас проверю, что там у тебя.

Стволом автомата он указал на один из мешков.

– Сбрось его сюда и развяжи.

Пока водитель вытаскивал указанный мешок из-под других, полицейский стоял, положив руку на спусковой крючок автомата. Из домика у дороги за ними наблюдали еще несколько полицейских. Их автоматы были прислонены к столу.

Из мешка водитель вытащил горсть белоснежного риса и показал полицейскому. Тот махнул рукой:

– Проезжай.

Когда грузовики отъехали от полицейского поста примерно с километр, сидевший рядом с водителем первого грузовика юноша лет семнадцати лениво спросил:

– Сколько ты платишь этому полицейскому?

– Хороший город Чиангмай, здесь рождаются самые красивые женщины. Прелестней лотоса, как говорят у меня на родине, – сказал шофер, словно не слыша вопроса. Потом, поколебавшись, добавил: – Плачу не я, а хозяин, пятьсот – шестьсот батов за каждый грузовик.

– А откуда полицейский знает, какие мешки можно смотреть?

– А у меня любой можно смотреть, Прасет. Сверху-то я всегда немного риса сыплю. Это верный способ. Так можешь и доложить хозяину. Видно, у него какие-то сомнения возникли, раз он тебя прислал.

Через два часа три не менее потрепанных автофургона выехали из Чиангмая по направлению к Бангкоку.

– Что он, свихнулся? – недоумевал Грег Уилсон. – Я понимаю, отдельные высокоморальные личности, узнав что-то о наших методах работы, начинают негодовать. Но этот-то Чуть ли не с пеленок занят нашим делом и вдруг пускает мыльные пузыри, словно ему поручили написать воскресную проповедь.

– Уймись, Грег, – остановил его Дэвис. – Это серьезный парень. Он начинал еще в Управлении стратегических служб Донована, в отделе “Х-4”.

– А что это за отдел?

– Контрразведка, обеспечение безопасности агентов, работавших на вражеской территории. При такой профессиональной подготовке с ним непросто будет справиться.

– Да это все позавчерашний день, – пренебрежительно заметил Уилсон. – За последние десятилетия разведка шагнула так далеко вперед, что военный опыт ему ничем не поможет.

Дэвис не согласился с ним.

– Изменились технические средства. Методика выслеживания агента и его защитные мероприятия остались прежними.

Бесстрастный компьютер хранил в своей памяти все сведения о Нэде Олдмонте, несколько недель назад ушедшем в отставку с поста заместителя начальника одною из отделов Агентства национальной безопасности.

Во второй мировой войне Олдмонт участвовал совсем молодым человеком. Он был “фонарщиком”, если пользоваться слэнгом профессиональных разведчиков. Дэвис и Уилсон хорошо представляли себе, чем приходилось заниматься Олдмонту. “Фонарщики” обеспечивали каждую сколько-нибудь значительную операцию: перебрасывали агентов, охраняли их, содержали конспиративные квартиры. С 1943 года Олдмонт в региональной штаб-квартире управления стратегических служб в Лондоне. Его забрасывают на оккупированный фашистами континент. Многие разведывательные операции союзников кончаются неудачей, однако Олдмонту везет, он ускользает из рук гестапо и абвера. После войны, отказавшись от заманчивого предложения перейти из расформированного УСС в военную разведку, поступает в Массачусетский технологический институт, его интересуют возможности создания “думающих машин”. Затем работа в конструкторском бюро одной из корпораций, специальность – электронно-вычислительные машины. И, наконец, его приглашают в Агентство национальной безопасности, и Олдмонт принимает предложение. АНБ закупило лучшую технику, и Олдмонт не мог устоять перед соблазном. Его послужной список в агентстве безупречен. Длительные командировки в Англию, Юго-Восточную Азию и Австралию – там развертывались станции слежения. Женат, детей нет.

Дэвису и Уилсону принесли несколько фотографий. Большие смеющиеся глаза под шапкой густых волос – молодой сотрудник УСС. Аккуратно зачесанные назад волосы, сосредоточенный взгляд, первые морщины – после блестящей защиты диссертации. Дэвис положил перед собой две фотографии, судя по датам, сделаны они с небольшим промежутком – год – два. Однако за это время Олдмонт успел сильно измениться: из молодо выглядящего бодрого мужчины он превратился в пожилого человека. Обильная седина, потухшие глаза, похудевшее лицо. Снимки начала семидесятых годов.

– Он ничем серьезным не болел? – поинтересовался Дэвис.

Уилсон отрицательно покачал головой. Дэвис показал ему обе фотографии.

– С ним что-то произошло тогда. Надо бы выяснить, с чем это было связано. Что мы вообще знаем о его семье?

Фил Хоукс, отстранив телефонную трубку с сильной мембраной подальше от уха, страдальчески смотрел в окно. В трубке стрекотал голосок Вирджинии, его невесты (обручение произошло по настоянию родителей – разговаривая с ними, она придавала своему голосу такую обволакивающую нежность, что они таяли). Вирджиния рассказывала о вчерашнем спиритическом сеансе, в котором принимали участие все десять или пятнадцать женщин, служивших с ней в отделе рекламы одной крупной конторы. Вирджиния возмущенно жаловалась на дух Бенджамина Франклина, который являлся к ним без вызова и всем ужасно надоел. Хоукс обреченно ждал, пока она закончит, зная по опыту, что прерывать бессмысленно. Спасение пришло к нему неожиданно в виде секретарши шефа. Щелкнув большой настольной зажигалкой Хоукса, она кокетливо произнесла:

– Не хотелось бы отрывать тебя, Фил, от столь увлекательного разговора, но Клинтон сгорает от желания увидеть тебя.

Хоукс ожил. Он пробормотал в трубку слова извинения и с наслаждением положил ее. Сняв ноги в изрядно запылившихся теннисных туфлях со стола, он пошел к Клинтону – его кабинет был в конце коридора.

Прежде чем получить право занять этот кабинет, Клинтону пришлось расстаться с большей частью своих волос и иллюзий, приобретя взамен больную печень и очки, за которыми его глаза казались невероятно большими – он страдал дальнозоркостью. Работа в страховой компании была не ахти каким веселым занятием, поэтому чувство юмора у него осталось в зачаточном состоянии, зато сам он был предметом пренебрежительных насмешек со стороны молодых сотрудников, недавних выпускников юридических факультетов, вроде Хоукса. Каждый из них мечтал о престижной карьере адвоката и работу в компании считал явлением временным.

– Вам здорово повезло, Фил. – Клинтон посмотрел на него поверх очков. – Вам представляется неплохая возможность отличиться, – продолжал Клинтон.

– Да, сэр? – Хоукс постарался вложить в эти слова как можно больше скептицизма.

– Посмотрите эти бумаги, – предложил Клинтон.

Познакомившись с деловой перепиской компании, копиями страховых полисов, Хоукс не нашел в бумагах ничего выдающегося. Некая Лилиан Олдмонт, застрахованная на немалую сумму, погибла в результате несчастного случая на дороге. По условию страховки все деньги должен был получить ее муж. Предстояли обычные в таких случаях формальности.

– Не вижу здесь ничего интересного, – вяло сказал Хоукс.

– Напрасно, Фил, напрасно, – воскликнул Клинтон. – Вам предстоит увлекательная поездка – куда бы вы думали? – в Таиланд! Дело в том, что муж покойной Лилиан Олдмонт находится в Таиланде, причем адрес его неизвестен. Наше консульство в Бангкоке сообщило, что не располагает сведениями о нем. Конечно, они не желают и пальцем шевельнуть, чтобы помочь нам. Придется вам, Фил, поехать в Бангкок и найти вдовца, чтобы он мог вступить в права наследования и получить страховку.

– А сам Олдмонт еще не знает о смерти жены?

– Разумеется, нет. Он только жене оставил адрес почтового агентства в Бангкоке, куда она должна была ему писать. Этот адрес нам передали из полиции для розыска Олдмонта.

– А что он там делает? – продолжал расспрашивать Хоукс. – Чем он занимается?

– Отставной военный. Вышел на пенсию и теперь, видимо, развлекается.

Хоуксу показалось: в словах канцелярской крысы Клинтона мелькнули нотки зависти.

– Сбежал, попросту говоря, от жены, – констатировал Хоукс, – могу себе представить, какое приятное известие я ему привезу.

Автобус, доставивший пассажиров рейса Сингапур – Бангкок, мгновенно опустел. И несколько минут, проведенных вне спасительной прохлады кондиционеров, были ужасны. Даже Тони, родившийся в Африке, чувствовал себя на редкость неприятно, он весь истекал потом, во рту пересохло, глаза слепило безжалостное солнце. Войдя в здание аэропорта, он вздохнул с облегчением. Повесив сумку на плечо, он пристроился в быстро двигавшуюся очередь к стойкам паспортного контроля. Толстощекий инспектор в очках, не глядя на Тони, взял его паспорт. Правила въезда в Таиланд были чрезвычайно просты. Две недели при наличии обратного билета здесь можно было прожить без всякой визы: туризм – один из главных источников дохода для страны, со всем этим Тони ознакомился, перелистав какой-то справочник. Впрочем, в его британском паспорте была трехмесячная виза, хотя ему предстояло пробыть здесь значительно меньше.

Получив паспорт, Тони прошел в следующий зал, где на идущий по кругу транспортер откуда-то снизу подавали чемоданы. Таможенники его багажом не заинтересовались. Скользнув равнодушным взглядом по лицам встречающих, Тони, подхватив свои чемоданы, вышел на улицу. Он бросил взгляд на нелепый памятник какому-то генералу и подозвал такси. До отеля “Амбасадор” езды минут двадцать, на исковерканном английском объяснил ему водитель.

Когда такси, увозившее Тони, влилось в поток уличного движения, из толпы встречавших выскользнул высокий светловолосый человек. Он остановился у телефона-автомата, набрал номер и, не спрашивая, кто у телефона, сказал по-английски:

– Это Дуайт. Передайте Говарду, что приехал последний.

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа, и пошел к своей машине с дипломатическим номером.

Говард О’Брайен вылил в высокий стакан принесенную из холодильника маленькую бутылочку “Севен ап”, но пить не стал. Он равнодушно выслушал своего сотрудника и кивком головы отпустил его. Значит, Дуайт встретил последнего, и теперь вся группа в сборе. Хорошо, он сообщит в Лэнгли. Больше от него ничего не требуется. Группа подчиняется непосредственно директорату операций, его дело – позаботиться о ее безопасности.

В настоящий момент его больше всего беспокоило отсутствие курьера. Большая партия груза была готова, и ему не с кем было ее отправить. В который уже раз он пожалел о том, что австралийский банк “Ньюгэн-Хэнд” прекратил свое существование. После смерти Фрэнка Ньюгэна все невероятно осложнилось. И транспортировка и расчеты.

Он нажал кнопку на внутреннем переговорном устройстве.

– В каком отеле должен остановиться курьер, вы хоть знаете?

– В “Амбасадоре”.

– Зачем же там?

– Распоряжение Дуайта. Он сказал, что ему и так придется из-за своих подопечных торчать в “Амбасадоре”.

О’Брайен нахмурился.

– Курьера кто-нибудь знает в лицо?

– Нет, это новенький.

Такого количества медикаментов ему никогда не приходилось видеть в Америке. Теснившиеся в переулке лавочки были набиты лекарствами в экзотической упаковке. Пилюли, мази и порошки обещали исцеление от всех болезней, дешевизна делала их доступными. Рецептов не требовалось. Перебрав несколько коробочек, он убедился, что клеймо изготовителя отсутствует. Он с сожалением посмотрел на какую-то женщину, которая втолковывала молоденькому продавцу, что именно у нее болит. Продавец отсыпал в пластиковый пакет несколько разноцветных пилюль и взял протянутую ему бумажку в десять батов. Женщина тут же начала глотать пилюли. По мнению Олдмонта, это было самоубийственное легкомыслие. В лавочке без разбора торговали сильнодействующими антибиотиками, барбитуратами, амфетаминами, гормонами, принимать которые без консультации с врачом опасно. Но здесь с этим не считались.

Олдмонт побрел дальше. Он уже достаточно отвык от домашних привычек, чтобы без опаски купить у уличной торговки запеченные в тесте бананы. Олдмонту нравилось ходить по улицам Бангкока, по узеньким тротуарам заставленным столиками, жаровнями, лотками, с которых торговали ломтиками ананасов, арбузов, виноградом, еще какими-то местными фруктами, названий которых Олдмонт не знал. Здесь же готовили и острые восточные блюда, присев за столики, не обращая внимания на окружающих, проголодавшиеся люди поглощали их, ловко орудуя пластмассовыми палочками. Прохладительные напитки продавали не в бутылках: в средних размеров целлофановый пакет с ручками, связанными узелком, насыпали кучку льда, выливали туда содержимое одной из многочисленных бутылочек с “фантой” или “кока-колой” и подавали вместе с соломинкой.

Он шел по каким-то узким улочкам с разбитым асфальтом, кучами неубранного мусора, уходя подальше от шумных магистралей. За годы, что он здесь не бывал, город заполнился мириадами японских автомобилей Здесь не существовало правил движения машины двигались сплошным потоком. Улицу приходилось перебегать, рискуя в любую минуту оказаться под колесами. Большинство автомашин было в ужасающем состоянии грязные, битые, без стекол, но это не смущало их водителей.

Когда Олдмонт приехал сюда в первый раз, все было по-другому.

Олдмонт прилетел на самолете ВВС США. Первым, кого он увидел на летном поле, был его брат Линн стоял, опершись на крыло армейского “джипа”, и радостно махал ему рукой. Выглядел он прекрасно. Успел загореть немного поправился, отглаженная офицерская форма подчеркивала его стройную фигуру.

Линн обрадовался ему. В детстве они были очень близки. Вернувшийся с войны Нэд в глазах Линна был героем. Женитьба Нэда и поступление Линна в военное училище разлучили их.

Они долго разговаривали в гостинице, в просторном, но душном номере, приготовленном для Нэда Линн, который про был в Таиланде всего три месяца, с восторгом рассказывал о службе. Подразделения ВВС были в основном ориентированы на нанесение бомбовых ударов по партизанским базам в Южном Вьетнаме и Лаосе. Но эскадрилье, в которой служил Линн, поручали особые задания. Нэд слушал рассказы Линна вполуха.

В первый приезд Нэда они больше не виделись. Агентство национальной безопасности монтировало новую аппаратуру прослушивания, и Олдмонт должен был проинструк тировать офицеров базы, которые этим за нимались.

Через полгода Олдмонт вновь прилетел в Таиланд. На этот раз Линн не смог его встретить: был на задании и вернулся лишь через два дня, поздно ночью.

Он позвонил в дверь номера часа в четыре утра. Нэд в халате, позевывая, открыл ему. Но когда он увидел брата, сон мигом слетел с него. Линн больше не был таким веселым, каким казался еще несколько месяцев назад. Он с размаху плюхнулся в кресло и с наслаждением вытянул ноги. Прикрыл глаза. Нэд с тревогой смотрел на него. За эти полгода Линн здорово изменился. Черты лица стали жестче, под глазами мешки, как после постоянных пьянок. Раньше Линн спиртного не употреблял. После училища он около года служил на од ной из европейских баз НАТО. Летал на самолетах-шпи о нах “SR-71”, которые за их цвет называли “черной вдовой”. Крепче пива там ничего в рот не брали. Потом Вьетнам.

Когда Линн стал рассказывать Нэду о том что здесь происходит, Олдмонт-старший грустно подумал вот еще одна жертва Вьетнама. Иллюзии и идеалы воспитанного в духе “американской мечты” молодого человека не выдержали столкновения с действительностью. Такой мучительный душевный разлад Нэд Олдмонт заметил во многих американцах которые прибыли сюда чтобы защищать демократию, а вместо этого оказались вынужденными убивать ни в чем не повинных мирных граждан.

Нэд Олдмонт мог бы напомнить своему младшему брату старинную поговорку о том, что в войне первой жертвой становится истина. Люди более опытные, более циничные с самого начала не питали иллюзий относительно характера этой войны. Он много мог бы объяснить Линну, но меньше всего ему хотелось бы предстать перед братом сознательным борцом за неправое дело. Сам он предпочитал не задумываться над всем этим и в ту ночь в основном слушал Линна.

Они провели вместе несколько часов. Время от времени Линн отхлебывал виски, которое принес с собой. Он рассказывал о том, что ему пришлось испытать. Губительный огонь зениток, стоивший жизни многим летчикам, даже не в счет. Он летал теперь на транспортном самолете, сажал его на территории, занятой вьетконговцами, чтобы оставить там очередную группу сайгонских наемников; судя по огромному количеству взрывчатки, которую они брали с собой, планировались крупные террористические акции. Назад наемники возвращались с пленными; во время обратного полета их пытали прямо в самолете, избивали до смерти, а тела выбрасывали через грузовой люк. Линн, возмущенный, пытался остановить расправу, но американский офицер, возглавлявший группу, грубо приказал ему не вмешиваться не в свое дело. Командир базы, к которому обратился Линн, даже не захотел его выслушать: выполняйте свой долг, так он выразился.

Кроме того, приходилось вывозить странные мешки с маленьких аэродромов, расположенных в гористом районе, где сходятся границы Бирмы, Таиланда и Лаоса. Сдавали и получали эти грузы люди в штатском. Линн вытащил из нагрудного кармана и показал фотографии, сделанные в джунглях. Линн был запечатлен в весьма экзотической компании: помимо нескольких людей европейского вида в рубашках с короткими рукавами и в соломенных шляпах, в объектив улыбались трое коротышек в униформе цвета хаки. Фотографии были хорошими, четкими, и Олдмонт решил, что эти трое принадлежат к горному племени мео. Но не они заинтересовали Нэда, а сосед Линна в расстегнутой рубашке. Нэд встречал этого человека.

Когда Линн выговорился, Нэд проводил его и пошел завтракать. Он испугался за брата. В глазах Линна таился страх. С такими настроениями он здесь может натворить глупостей, забеспокоился Нэд. У Линна – “вьетнамский синдром”, ему чудится, что смерть подстерегает его за каждым углом. Нэд Олдмонт взял в руки книгу, оставленную Линном, в которой было отчеркнуто несколько строк: “Ни у одного великого инквизитора нет в запасе такой мучительной пытки, как у страха, и ни один шпион не умеет так искусно подкараулить подозреваемого и окутать его своей паутиной в тот самый момент, когда он до конца расслабляется. Ни один проницательный судья не умеет допрашивать обвиняемого с такой настойчивостью, как страх, не оставляющий в покое свою жертву ни днем, ни ночью”.

Нэд понял, что, как минимум, Линна нужно вернуть в обычную эскадрилью. Лучшим выходом было бы извлечь младшего брата из Таиланда: американские летчики несли все большие потери. Но это было ему не по силам. Во всяком случае, Линна нужно убрать подальше от людей из ЦРУ.

Человек, который сфотографировался с Линном, работал в ЦРУ – в отделе, созданном еще в 50-е годы полковником Борисом Т.Пэшем. Отдел занимался организацией убийств и похищений иностранных государственных деятелей. Особенно активны они были в странах Юго-Восточной Азии, стараясь сохранить режимы, верные Вашингтону, и избавиться от политиков, придерживающихся антиамериканской ориентации. Его брату незачем иметь отношение ко всему этому, решил Олдмонт. Но не успел ничего предпринять. Через час после того, как он расстался с Линном, ему пришлось вылететь на Окинаву, где вышел из строя один из постов прослушивания АНБ. Когда он вернулся через неделю, было уже поздно.

Пробравшись на свое место в хвосте самолета, Фил Хоукс рассмеялся. Молодой японец спал, укутав голову пледом и положив на грудь стандартную гостиничную табличку с надписью “Прошу не беспокоить”, которую любители поспать вешают на ручку двери своего номера в отеле. Самого Хоукса тоже клонило ко сну, но уснуть по-настоящему в самолете он не мог. Нацепив радионаушники, он коротал время между трапезами – кормили в самолете обильно и вкусно.

Пока что он был доволен поручением, данным ему Клинтоном. Его, правда, беспокоило дальнейшее: как все-таки он сумеет отыскать в Бангкоке Нэда Олдмонта, который должен получить немалую сумму по страховому полису своей покойной жены? Странный, должно быть, человек этот Олдмонт. Уехал из Америки, из дома, оставив только адрес почтового агентства в Бангкоке, куда ему пересылают корреспонденцию… Зачем? От кого он бежал? От семьи? От привычной жизни?

Хоукс предполагал, прилетев, дать объявления в газетах, обратиться в полицию. На худой конец, решил он, можно попробовать подкараулить Олдмонта в почтовом агентстве, куда приходят письма до востребования.

Хоукс вез с собой все необходимые документы. Олдмонту не придется лететь за наследством в Америку, достаточно просто подписать бланки, уложенные в чемоданчик Хоукса вместе со свидетельством о смерти, копией завещания и даже фотографиями, сделанными полицейскими экспертами на месте, где автомобиль Лилиан Олдмонт столкнулся с грузовиком.

За три дня до отлета Хоукса в Бангкок Уилсон и Дэвис все еще продолжали ломать голову над тем, что им делать с Олдмонтом.

Компьютер сообщил: младший брат Нэда Олдмонта, Линн Олдмонт, лейтенант военно-воздушных сил, погиб при выполнении боевого задания. Похоронен на Арлингтонском кладбище.

– Похоже, из-за братца он немного свихнулся, а? – пробормотал Уилсон. – Смотри-ка, после смерти брата попросил длительный отпуск. А потом и вовсе перевелся на должность с понижением. А что его жена?

Вместо ответа Билл Дэвис показал ему какую-то бумагу. Уилсон изумленно посмотрел на него.

– А Олдмонт-то знает об этом?

– Нет. Ему это даже в голову не приходило. Я только что в этом убедился.

Уилсон погрузился в размышления. Потом взял лист чистой бумаги и стал быстро писать. Перечитал написанное. Показал листок Дэвису.

Тот пожал плечами.

– Своего рода “медовая ловушка”. Только навыворот, и слишком много “если”. На мой взгляд, чересчур сложно. И где гарантия?

“Медовой ловушкой” в мире секретных служб называлась западня, которую устраивали противнику с помощью женщины-агента.

Уилсон нетерпеливо прервал его:

– Ты по-прежнему не понимаешь, с кем имеешь дело. Как ты думаешь, зачем он улетел в Таиланд?.. Вовсе не для того, чтобы шляться по массажным салонам. Его тянет на место смерти брата. Тебе нужно выяснить, при каких обстоятельствах погиб младший Олдмонт. Если там что-то было нечисто, значит, сейчас Нэд Олдмонт пытается раскопать это дело. Следовательно, он в полной боевой готовности. Втравливать ребят из бангкокской резидентуры не хочется. Посылать “охотника за черепами”? Для этого потребуется санкция начальства. Так что остается только одно…

Уилсон постучал пальцем по листку бумаги, наполовину исписанному его четким почерком…

Заполнив регистрационную карточку отеля “Амбасадор”, Фил Хоукс тут же поменял доллары на баты, небрежно засунул толстую пачку красно-коричневых стобатовых купюр во внутренний карман светло-серого пиджака и поднялся на пятый этаж, где на него с ленивым интересом воззрилась полусонная коридорная, которая дремала за пустым столом, придвинутым вплотную к большому, во всю стену зеркалу.

Первым делом Хоукс пошел в ванную, свет в которой включался одновременно с оглушительно гудевшим вытяжным вентилятором. Хоукс тихо вздох нул: в такой невероятно отсталой стране, какой ему пред ставлялся Таиланд, на лучшее нечего и рас счи тывать. Вытирая мохнатым полотенцем мокрые волосы, он в одних шлепанцах пошел к телефону. Номер по соль ского коммутатора он отыскал в справочнике, на кото ром покоился уже треснувший аппарат.