Текст книги "КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Глава 9
ЛАВРЕНТИЙ ПАВЛОВИЧ БЕРИЯ. ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Этот человек оказал большое влияние на судьбу нашей страны. Но оценивают его по-разному. Одни считают его исчадием ада, другие – выдающимся организатором, которому не дали развернуться.

История явно могла пойти иным путем. Если бы Никита Сергеевич Хрущев не оказался таким ловким и умелым политиком, послесталинская «оттепель» была бы связана не с его именем, а с именем Лаврентия Павловича Берии. Именно Берия в те неполные четыре месяца, которые были ему отведены после смерти Сталина и до его расстрела, предстал главным зачинщиком радикальных реформ.

Все, что тогда гневно ставили Берии в вину, теперь можно бы поставить ему в заслугу: борьба с культом личности Сталина и со всевластием партийного аппарата, амнистия, выдвижение национальных кадров, стремление восстановить отношения с Югославией и не мешать воссоединению Германии.

Сделанное Берией нельзя игнорировать. Но надо ответить на главный вопрос: он оборотень, который после смерти Сталина пытался отмежеваться от того, что сам же и сделал? Или у него действительно был какой-то план преобразований?

СТАЛИН ЕГО БОЯЛСЯ

5 марта 1953 года маршал Берия стал одним из руководителей страны – первый заместитель председателя Совета министров, член президиума ЦК партии, министр внутренних дел. А уже 26 июня он был арестован. У власти он находился 114 дней.

За это короткое время он приступил к реанимации уже почти совсем загубленной страны: были выпущены первые политзаключенные, ослаблена атмосфера страха, во внешней политике мелькнули признаки разрядки. Было закрыто несколько позорных дел, заведенных министерством госбезопасности, и наказаны те, кто их организовал. Начались переговоры о перемирии в Корее, где три года шла война.

Врачи еще не диагностировали смерть Сталина, а его соратники уже поделили власть. Пост председателя Совета министров, который занимал Сталин, отдали Маленкову. На сессии Верховного Совета с предложением назначить Маленкова главой правительства выступил именно Берия.

При Сталине Маленков был фигурой номер два, сейчас по логике вещей становился номером первым. Иосиф Виссарионович, правда, сохранял за собой и пост секретаря ЦК, а Маленков 14 марта на пленуме от него отказался, «имея в виду нецелесообразность совмещения функций председателя Совета Министров СССР и секретаря ЦК КПСС».

Четыре самые крупные фигуры стали первыми заместителями главы правительства: Берия, он же министр внутренних дел; Молотов, он же министр иностранных дел; Булганин, он же военный министр, и Каганович. Эти же четверо вместе с Маленковым и Хрущевым составляют костяк нового президиума ЦК.

Секретариат ЦК избрали всего из пяти человек, причем пятого – Семена Денисовича Игнатьева – почти сразу с позором вывели. Возглавлял партийную работу Хрущев, но первым секретарем он станет только в сентябре 1953 года. Берия и Маленков считали, что правительство важнее ЦК. Так было при Ленине, так было и в последние годы при Сталине. Ключевые вопросы решал президиум Совета министров.

Тем более, что, за исключением Хрущева, секретари ЦК были неавторитетными аппаратчиками, которые не могли и не смели спорить с Берией или Маленковым. Хрущев потом на пленуме расскажет, как в Москву приехал глава партии и правительства Венгрии Матяш Ракоши, который вежливо спросил у советских товарищей: – Я прошу дать совет: какие вопросы следует решать в Совете министров, а какие в ЦК?

Тогда Берия пренебрежительно сказал:

– Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой…

8 мая в правдинской передовой «Совершенствовать работу государственного аппарата» говорилось: «Партийные комитеты подменяют и обезличивают советские органы, работают за них… Берут на себя несвойственные им административно-распорядительные функции…» Передовую заметили все.

5 марта было принято решение об образовании единого министерства внутренних дел, объединившего собственно МВД и бывшее министерство госбезопасности. Первыми заместителями Берии были назначены Сергей Никифорович Круглов, Богдан Захарович Кобулов и Иван Александрович Серов.

Берия выпустил из тюрьмы примерно половину арестованных при Игнатьеве сотрудников МГБ – тех, кому доверял, кто ему был нужен. Зато разогнал партработников, которых привел на Лубянку Семен Денисович. У них отобрали машины, всех попросили освободить кабинеты.

Серафим Лялин, которого взяли в МГБ заместителем начальника 2-го главка, рассказывал потом друзьям:

– Глубокой ночью вызвал Берия. В его приемной находилось три-четыре человека, как и я, направленных в органы с партработы. Берия грубо сказал: «Ну что, засранцы, вы чекистского дела не знаете. Надо вам подобрать что-то попроще». И объявил, кто куда убывает. Мне было предложено поехать заместителем начальника управления МВД по Горьковской области…

Николая Миронова, заместителя начальника военной контрразведки, Берия – и тоже с большим понижением – отправил заместителем начальника Особого отдела Киевского военного округа.

Виктор Алидин два месяца сидел без работы. Потом его перевели в малозначительный отдел «П», который занимался поселениями, то есть ссыльными, начиная с кулаков.

Чекисты со смешанным чувствами встретили возвращение Берии. С 1945 года, когда он покинул Лубянку, прошло много времени, его людей осталось не так много. Кадровые перетряски и слияние двух министерств породили недовольство.

Николай Николаевич Месяцев, который при министре Игнатьеве стал заместителем начальника следственной части МГБ по особо важным делам, рассказывал мне, что, когда умер Сталин, он был за границей в Англии, куда ездила молодежная делегация:

– Я вернулся в Москву, на хозяйстве уже сидел Берия. Он два раза меня вызывал, предлагал остаться в органах. Я сказал, что по натуре я не чекист, а пропагандист. Он сказал: «Мы с тобой такую пропаганду развернем, все удивляться будут». Принимал он меня под Первое мая, сидел в рубашке, до пупа расстегнутой, галстук спущен, рукава засучены, руки волосатые с толстыми пальцами. Разговор на мате-полумате, и я думаю: «Коля, как же ты носил по Красной площади его портрет?! Кого ты носил? Это же хулиган, политический авантюрист способный, но авантюрист».

– Неужели вы тогда это подумали?

– Подумал. И о другом еще подумал: не сотвори себе кумира, а живи собственным умом. Я сказал, что просил бы отпустить меня снова на учебу в Академию общественных наук. Он сказал: «Иди и подумай». Я позвонил товарищам. Они говорят: «Уходи, а то в тюрьму попадешь. Мы сейчас ничего сделать не можем». Через неделю он меня вызвал во второй раз: «Ну как?» Я говорю: «Товарищ первый заместитель председателя Совета министров, прошу откомандировать меня снова на учебу в Академию общественных наук». – «Это окончательно?» – «Окончательно». – «Походишь по Москве с котомкой, пособираешь милостыню…» Меня ребята из ЦК комсомола спрятали на даче далеко от Москвы, а когда Лаврентия посадили, восстановили в академии…

Берия собирает под своим крылом все, что было в старом НКВД. У него большие планы. Ему, как выразится позднее другой член политбюро, чертовски хочется поработать.

Бывший министр госбезопасности Всеволод Николаевич Меркулов, которого арестуют вслед за Берией, напишет в своих показаниях:

«Накануне похорон т. Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и попросил приехать к нему в Кремль.

Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берии на похоронах т. Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов восемь, я обратил внимание на настроение Берии. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то.

Я был подавлен смертью т. Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно. Теперь я делаю вывод, что Берия не только по-настоящему не любил т. Сталина как вождя, друга и учителя, но, вероятно, даже ждал его смерти (разумеется, в последние годы), чтобы развернуть свою деятельность».

Это бесспорно. Берия не любил и боялся Сталина, хотя тот высоко поднял Лаврентия Павловича, и в президиумах, и за обеденным столом сажал рядом с собой.

«На банкетах в Кремле, – вспоминает Валентин Бережков, – за столом обычно рассаживались в следующем порядке: посредине садился Сталин, по его правую руку – главный гость, затем переводчик и справа от него – Берия. Он почти не прикасался к еде. Но ему всегда ставили тарелку с маленькими красными перцами, которые он закидывал в рот один за другим, словно семечки.

– Это очень полезно. Каждый мужчина должен ежедневно съедать тарелку такого перца, – назидательно поучал Берия».

Алексей Иванович Аджубей писал в воспоминаниях, что во время сталинских застолий на даче в Волынском Сталин назначал Берию тамадой, именуя его почему-то прокурором. Сталину нравилось наблюдать, как Берия спаивает членов политбюро, издевается над ними. В сентябре 1945 года было образовано оперативное бюро правительства в составе: Берия (председатель), Маленков (заместитель), Микоян, Каганович, Вознесенский, Косыгин. Берия оказался во главе всей промышленности страны.

Но уже к концу года настроение Сталина изменилось. Берия лишился ключевой должности наркома внутренних дел. И это было сигналом к тому, что при очередном повороте Берия может отравиться вслед за своими предшественниками в небытие.

В 1951 году председатель Совета министров Узбекистана Нуритдин Мухитдинов приехал в Москву с перечнем накопившихся в республике проблем. Пришел к заместителю главы правительства Вячеславу Малышеву. Тот посмотрел привезенные записки и посоветовал:

– Лучше было бы тебе побывать у товарища Берии, если он примет. Имей в виду, что все документы по линии Совета министров докладываются товарищу Сталину после его визы.

Мухидинов позвонил в приемную Берии, попросил о приеме. Ему перезвонили, назначили на пять часов вечера. Несколько минут ждал в приемной. Из кабинета Берии вышел офицер, просил его фамилию, сказал;

– Пойдемте.

Берия кивнул и предложил сесть. Сам расположился во главе длинного стола для заседаний. Справа от него сел офицер, который все записывал.

– Молодой ты, – сказал Берия.

– В ноябре будет тридцать пять.

– Провалили план хлопка?

– Принимаем меры, чтобы наверстать в этом году упущенное.

– Ну, с чем приехал?

– С просьбой помочь в решении накопившихся в Узбекистане проблем.

Мухитдинов протянул папку. Ее взял офицер, раскрыл и положил перед Берией. Тот бегло посмотрел и вернул:

– Товарищ Сталин определит, кто будет изучать и готовить предложения по вашим письмам.

Опять спросил:

– Ты узбек?

– Да.

– Где родился?

– В Ташкенте.

На этом прием закончился. Беседа длилась пятнадцать минут. Потом Мухитдинова принял Сталин и дал указание решить его вопросы. Но это всевластие Лаврентия Павловича было обманчивым.

В недрах грузинского министерства госбезопасности с санкции Сталина вызрело дело «мегрельской националистической группы» во главе с секретарем ЦК компартии Грузии Барамией. Мегрелы – одна из этнических групп, населяющих Грузию, и данное «дело» было направлено против мегрела Берии. Сталин, напутствуя следователей, говорил:

– Ищите большого мегрела.

Любые слова вождя воспринимались как приказ. Берия был недалек от ареста. Министр госбезопасности Рухадзе уже собирал материалы на Берию. В квартире его матери в Тбилиси установили аппаратуру прослушивания.

В конце 1951 года было принято постановление ЦК «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия», за которым последовало постановление правительства «О выселении территории Грузинской ССР враждебных элементов». Несколько десятков партийных работников в Тбилиси арестовали, больше десяти тысяч человек выселили в Казахстан. Арестовали и бывшего-министра госбезопасности Грузии Авксентия Рапаву, который работал под руководством Берии еще в Тбилиси. Сначала Рапаву уволили из органов под тем предлогом, что его брат, полковник, во время войны попал в плен и сотрудничал с немцами.

Профессор Владимир Павлович Наумов рассказывал:

– В практике министерства госбезопасности было заведено так. Если арестованный заговаривал о каком-либо члене президиума ЦК, то по существовавшему порядку допрос прекращался. Следователь докладывал начальнику следственной части по особо важным делам, тот министру госбезопасности. Потом все отправлялись к министру, и только там продолжался допрос. Когда потом составлялась справка для Сталина, имя члена президиума не упоминалось, а писали так: «военный, претендующий на власть в государстве». Это о Жукове. Или: «крупный государственный деятель, монополизировавший внешние сношения Советского Союза». Это о Молотове…

Если Сталин санкционировал дальнейшую разработку члена президиума, то на следующем этапе в документах возникает его имя. Машинистка, даже имеющая доступ к секретным материалам, печатает текст с пропусками, а специальный человек от руки вписывает имя. И последняя стадия, предшествующая аресту, это когда в протоколе допроса открыто называется имя. В 1952 году в документах министерства госбезопасности имя Берии встречается и по грузинским делам, и по «делу врачей».

В документах МГБ о нем писали как о человеке, настроенном националистически и готовящемся к свержению советской власти и захвату власти.

Берия видел, что Сталин убрал из своего окружения всех, кого привел он, Берия. Знал, что его разговоры прослушивались и записывались. Так что же случилось? Он перестал быть нужным Сталину?

Уже в 1941 году Сталин фактически отставил Берию от госбезопасности. То, что он постоянно менял структуру органов, переставлял людей, означало, что Сталин был не удовлетворен и работой органов, и их руководством, то есть Берией.

Профессор Наумов:

– Исследователей вводит в заблуждение то, что Сталин часто поручал Берии передать то или иное указание министру госбезопасности Игнатьеву. В реальности Игнатьев заранее знал, что ему скажет Берия, о чем будет разговор. Ведь с министром госбезопасности Сталин встречался чаще, чем с членами политбюро. Но таков был ритуал, и Игнатьев аккуратно записывал: «Звонил тов. Берия, передал слова тов. Сталина, что по такому-то делу обвиняемых надо приговорить к высшей мере наказания».

Разговоры Берии и Игнатьева записывались и докладывались Сталину, чтобы ему было легче понять, какие у них отношения. Берию проверяли и надеялись поймать на неосторожном слове. Он это знал. Поэтому несколько раз Игнатьев помечал, что на эту тему тов. Берия отказался разговаривать…

Сталин убрал Берию с Лубянки, но использовал его как пугало. Берия, уже ничем не руководя, олицетворял карательные органы. Лаврентий Павлович понимал, что его жестокость вызывает одобрение Сталина. Вождь был невысокого мнения о соратниках, считал, что товарищи по партии могут проявить мягкотелость все, кроме Берии.

– За что Сталин ценил Берию?

Профессор Наумов:

– Он был надежным и беспощадным человеком. Все кровавые дела Иосиф Виссарионович поручал Берии, знал, что у него рука не дрогнет. Но Сталин подготовил ему смену в органах госбезопасности. Что касается атомных и ракетных дел, то они были налажены, и Берия уже не так был нужен. Тем более, что Сталин его боялся.

– Боялся?

– Сталин боялся покушений. Боялся, что его отравят. И, зная это, следователи госбезопасности на всех процессах, даже над школьниками, включали в обвинительное заключение подготовку террористического акта. Если можно было организовать убийство Троцкого, то почему кто-то не возьмется организовать убийство Сталина? Поэтому в последние годы на даче в Волынском он сменил всю охрану и прислугу за исключением трех человек. Он хотел убрать людей, связанных с теми, кого он выгнал, ведь они могли затаить ненависть и отомстить. Он расстался со своим многолетним помощником Поскребышевым и начальником охраны Власиком, потому что подозревал, что они делились информацией с Берией. А он этого не хотел.

(Адмирал Иван Степанович Исаков рассказывал Константину Симонову, как однажды он удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле. Они шли длинными кремлевскими коридорами. И на каждом повороте стояли офицеры НКВД. И вдруг Сталин сказал:

– Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…)

Я спрашивал профессора Наумова:

– Значит, Сталин думал, что Берия может рискнуть?

– Он считал его авантюрным человеком, который может пойти на все. Берия чувствовал, что кольцо вокруг него сжимается. Министр госбезопасности Игнатьев рассказывал потом, что, когда он звонил Лаврентию Павловичу, тот отделывался короткими «да» или «нет». Боялся даже вступать в разговор. Это после того, как засекли его разговор с тогдашним министром госбезопасности Абакумовым и через несколько недель Абакумова отправили в тюрьму.

– Сознавал Берия, что его ждет?

– Конечно! Под топором ходили и другие члены президиума ЦК, но каждый питал какие-то надежды, что вождь смилостивится. Берия надеялся только на то, что Сталин уйдет из жизни раньше, чем успеет его посадить. Информация о состоянии здоровья вождя у него была точная. Ведь на разных должностях сидели его люди.

Каганович скажет позднее:

– Берия нам говорил, что, если бы Сталин попробовал его арестовать, чекисты устроили бы восстание…

В этом он, конечно, сильно заблуждался. Но товарищи по президиуму ЦК его слова запомнили. Именно поэтому в июне 1953 года они не рискнут просто снять Берию с должности, а арестуют его. Они хотели обезопасить себя.

ПЕРВЫЕ РЕАБИЛИТАЦИИ И «ОТТЕПЕЛЬ»

На первой роли в стране и партии оказался Маленков. Но ему не хватало воли, властности, силы, чтобы стать первым. Поэтому он вступил в союз с Берией, чтобы удержать власть. Хрущева они пока всерьез не принимали и не считали конкурентом. Маленков, Берия и Хрущев образовали руководящую тройку.

Но Берия с товарищами не считался и действовал самостоятельно. Разница между ними и Берией состояла в том, что они сомневались: а справятся ли они с такой огромной страной? Они так долго привыкли исполнять приказы Сталина, что у многих наступил паралич воли. А у Берии сомнений не было: он справится с любой задачей.

Пока остальные руководители страны с трудом осваивались с новой ролью, он начал действовать самостоятельно и самоуверенно. У него в руках все рычаги, аппарат госбезопасности всесилен, и никто не смел спросить: а с какой стати вы этим занимаетесь?

Став министром внутренних дел, Берия сразу образовал четыре группы: по проверке «дела врачей», «мегрельского дела», дела сотрудников МГБ, которых обвиняли в создании контрреволюционной сионистской организации, и дела арестованных работников Главного артиллерийского управления военного министерства СССР. А потом еще назначил комиссию, которая проверяла обвинения против руководства Военно-воздушных сил Советской армии и работников министерства авиационной промышленности.

Группы быстро доложили, что все дела фальсифицированы. В приказе, подписанном Берией, говорилось: следствие проводилось бывшим Главным управлением контрразведки СМЕРШ министерства вооруженных сил СССР необъективно и поверхностно.

Сразу после этого началась реабилитация видных военачальников, которых посадили после войны.

2 апреля Берия отправил в ЦК записку об обстоятельствах убийства художественного руководителя Государственного еврейского театра народного артиста СССР Соломона Михайловича Михоэлса.

3 апреля по инициативе Берии президиум ЦК принял решение реабилитировать арестованных по делу «врачей-убийц»:

«Принять предложение МВД СССР:

а) о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому „делу о врачах-вредителях“ в количестве 37 человек;

б) о привлечении к уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов».

4 апреля Берия подписал приказ по министерству «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия»:

«Установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток – жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер.

По указанию руководства бывшего министерства государственной безопасности СССР избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц из числа тюремных работников с применением всевозможных орудий пыток.

Такие изуверские „методы допроса“ приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика.

Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные „признания“ об антисоветской и шпионско-террористической работе.

Подобные порочные методы ведения следствия направляли усилия оперативного состава на ложный путь, а внимание органов государственной безопасности отвлекалось от борьбы с действительными врагами Советского государства…»

Пересмотрены были только те дела последнего времени, к которым Берия не имел отношения. О других несправедливо арестованных он не вспоминал.

Но когда 4 апреля 1953 года «Правда» напечатала сообщение МВД о реабилитации «врачей-убийц», это произвело огромное впечатление на страну. Это было первое публичное признание в том, что органы госбезопасности совершают преступления. Напряжение в обществе разрядилось. Мрачная атмосфера, сгустившаяся в последние месяцы жизни Сталина, рассеялась. Именно в те дни появились ростки того, что потом, используя название известного романа Ильи Григорьевича Эренбурга, назовут «оттепелью».

Потом, после ареста Берии, эти газетные сообщения товарищи по партийному руководству поставят Берии в вину: «дело врачей» надо было прекратить, но зачем об этом писать, подрывать авторитет партии и органов?

На пленуме ЦК после ареста Берии это скажет секретарь Николай Николаевич Шаталин:

– Взять всем известный вопрос о врачах. Как выяснилось, их арестовали неправильно. Совершенно ясно, что их надо освободить, реабилитировать и пусть себе работают. Нет, этот вероломный авантюрист добился опубликования специального коммюнике Министерства внутренних дел, этот вопрос на все лады склонялся в нашей печати и так далее… Ошибка исправлялась методами, принесшими немалый вред интересам нашего государства. Отклики за границей тоже были не в нашу пользу…

Этими разоблачениями были крайне недовольны и сотрудники госбезопасности, им не понравилось, что об их преступлениях заговорили публично. И они не понимали, чем им теперь заниматься, если прекратятся политические дела?

Но пока что все происходит стремительно. Берия активен, энергичен и напорист. Товарищи по руководству молча хлопают глазами и послушно голосуют за предложения Берии. Ни возразить, ни оспорить его идеи они еще не смеют.

10 апреля президиум ЦК решил: «Одобрить проводимые товарищем Берией Л. П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР…»

АМНИСТИЯ 1953 ГОДА

По инициативе Берии 9 мая президиум ЦК принял сенсационное, хотя и секретное постановление «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений, организаций в дни государственных праздников». Оно запрещало использовать на демонстрациях портреты вождей, как мертвых, так и живых. Через два месяца, уже после ареста Берии, президиум ЦК спохватился и отменил это беспрецедентное решение. Как же это люди пойдут на демонстрацию без портретов членов президиума?..

Берия превратил министерство внутренних дел в центр власти. Он подчинил себе в эти несколько месяцев 1953 года все, что мог. Даже Управление уполномоченного Совета министров по охране военных и государственных тайн в печати (цензура) и непонятно зачем Главное управление геодезии и картографии.

Зато он освободил МВД от производственно-хозяйственной деятельности, раздал отраслевым министерствам все строительные управления и промышленные предприятия, на которых использовался труд заключенных. Ему просто надоело заниматься хозяйственными делами. Он хотел быть политиком.

Главпромстрой и Главспецстрой перешли в Первое главное управление при Совете министров, занимавшееся производством ядерного оружия.

Заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях, а также работников лагерного аппарата и военизированной охраны, то есть все Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (ГУЛАГ) и отдел детских колоний, он отдал министерству юстиции.

Он отказался от всего, кроме особых лагерей и тюрем для особо опасных государственных преступников (шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, эсеров и националистов) и военных преступников из числа бывших военнопленных (немцев и японцев). В общей сложности в особых лагерях МВД содержалось 220 тысяч человек. Их освободит только Хрущев.

Берия подготовил амнистию 1953 года. Эта амнистия воспринимается исключительно негативно. В действительности она открыла дорогу на свободу людям, сидевшим за преступления, за какие позже уже не сажали.

26 марта Берия написал в президиум ЦК, что в исправительно-трудовых лагерях, тюрьмах и колониях сидят два с половиной миллиона человек. Большое число заключенных не представляют серьезной опасности для общества: это женщины, подростки, престарелые и больные люди.

Такое количество объясняется жестокостью советской юстиции с предвоенных времен, когда стали сажать за самовольный уход с работы, за должностные и хозяйственные преступления, мелкую спекуляцию, кражи.

А указ от 15 июня 1939 года еще и запрещал досрочное освобождение за хорошую работу. Это произошло после того, как на закрытом заседании Президиума Верховного Совета СССР Сталин сказал:

– Мы плохо делаем, что нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо… Нельзя ли, чтобы эти люди остались на работе – награды им давать, ордена, может быть? Досрочно сделать их свободными, но чтобы они остались на строительстве как вольнонаемные… Это, как у нас говорилось, добровольно-принудительный заем, так и здесь добровольно-принудительное оставление.

Начиная с середины 30-х годов большинство изменений, внесенных в Уголовный кодекс, были либо собственной инициативой Сталина, либо готовились по его указанию.

15 февраля 1942 года был принят указ Президиума Верховного Совета СССР об уголовном наказании колхозников, которые не вырабатывали установленного числа трудодней.

С 1940 года от 5 до 8 лет давали директорам заводов, которые выпускают недоброкачественную продукцию. За изнасилование стали давать больше, чем за убийство.

В 1947 году были приняты указы об усилении уголовной ответственности за воровство. Осужденных приговаривали к длительным срокам заключения. За эти преступления сидели 1200 тысяч человек. Подростков за маленькую кражу осуждали на несколько лет. В Москве приговорили к пяти годам тринадцатилетнего подростка за кражу у соседа по коммунальной квартире двух банок варенья и хлеба.

В лагерях находились 30 тысяч человек, осужденных на срок от 5 до 10 лет за должностные, хозяйственные и воинские преступления – в основном это были председатели колхозов и бригадиры, инженеры, руководители предприятий.

Сидели 400 тысяч женщин, из них 6 тысяч беременных и 35 тысяч с детьми в возрасте до двух лет. Сидели 240 тысяч пожилых людей и 31 тысяча несовершеннолетних, осужденных за мелкие кражи и хулиганство.

Берия предложил освободить около миллиона человек. Не подлежали амнистии получившие срок больше 5 лет, осужденные за контрреволюционные преступления, бандитизм, крупные хищения и умышленное убийство.

При этом Берия предложил немедленно пересмотреть законодательство, смягчить уголовную ответственность за нетяжкие преступления, а за хозяйственные, бытовые и должностные преступления карать административными мерами.

В год суды рассматривают дела полутора миллионов человек, писал Берия, из них 650 тысяч приговариваются к тюремному заключению, половина за преступления, не представляющие особой опасности для государства. Если не изменить законодательство, через год-другой в лагерях опять будут сидеть около 3 миллионов человек…

26 марта Берия направил в президиум ЦК записку с приложением проекта указа Президиума Верховного Совета «Об амнистии». Проект подготовили МВД вместе с министерством юстиции и Генеральным прокурором. Предложение Берии мгновенно утвердили. 28 марта был опубликован указ «Об амнистии».

На свободу вышли 1200 тысяч заключенных, и были прекращены следственные дела на 400 тысяч человек. Амнистию в тот момент называли ворошиловской, потому что под указом стояла подпись председателя Президиума Верховного Совета Климента Ефремовича Ворошилова…

Виктор Адамский, физик-теоретик, трудившийся вместе с Сахаровым в закрытом городе Сарове (Арзамас-16), вспоминает, что в городе на строительстве работали заключенные. Однажды физики проходили вдоль забора, который ограждал строительную зону, и обратили внимание на необычное возбуждение среди заключенных. Они не работали, кричали «Ура Ворошилову!», подбрасывали вверх ушанки. Офицер охраны пояснил, что заключенным только что зачитали указ об амнистии, подписанный Ворошиловым.

ВОЕННЫЕ ОСТАЛИСЬ БЕЗ ДЕНЕГ

Генерал-лейтенант Амаяк Захарович Кобулов, младший брат первого заместителя Берии, говорил весной 1953 года одному из своих подчиненных:

– Ты и представить себе не можешь, что замыслил Лаврентий Павлович. Он будет решительно ломать существующие порядки не только в нашей стране, но и в странах народной демократии.

Берия отказался увеличить финансирование оборонных расходов («Вы тратите слишком много денег», – сказал генералам Берия). 27 марта Берия отправил в Совет министров записку с предложением отказаться от многих дорогостоящих строек, которые поглощали средства из бюджета. Эта идея понравилась многим секретарям обкомов.