Текст книги "Последний раунд"

Автор книги: Леонид Енгибаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Я умру, если никто не скажет: «Люблю!».

А ты подаришь нам золотой листик?

Будет, будет! Правда?

Пистолет

Уходя от меня утром, длинноногая девчонка в васильковом платье подарила мне пистолет. И когда через год несчастья (так мне казалось) раздавили меня, я поблагодарил белокурую за подарок, за этот пистолет. За то, что он был игрушечный.

Туфельки

В углу стоят три пары твоих туфелек, и все они разные, так как служат для разных целей, хотя все они туфельки. Вот в середине коричневые. Они, конечно, элегантны и у них высокий каблук, но все-таки они рабочие, их назначение – оберегать твои ножки. Каждодневно. А рядом – высокомерная пара белоснежных и аристократических узконосых туфель. Эти белоснежные неженки, от которых устают твои ножки гораздо больше, чем они сами, – твое любимое оружие. И когда ты их надеваешь, тебе кажется, что не земля вращается, а ты поворачиваешь ее своими острыми каблучками. Но я больше люблю третьи, о которых ты ласково говоришь: «мои одалиски». В этих домашних туфельках ты бываешь сама собой, в них ты приходишь ко мне, и когда засыпаешь в моих объятиях, они, как две верные собачонки, дожидаются тебя у постели, на том самом месте, где ты их оставляешь.

Тореадор

Она его любила. Она знала, что он самый искусный тореро. Он лучше всех владел мулетой, а сверкающая шпага казалась продолжением его гибкой руки. Но хотя он был самым ловким и быстрым, красивым и бесстрашным, он так и не стал знаменитым матадором. Для матадора он не умел самого главного. Он не умел убивать. И за это она его любила.

Однажды

Месяц, этот ночной сторож, видимо, хватил лишнего и запрокинулся на спину. И звезды осмелев, зашушукались, замигали ярче обычного. В самом углу неба, видимо, рассказывали анекдоты, одна звезда не выдержала и покатилась от смеха по небосклону, таким ей показался смешным анекдот о том, как далекое солнце соблазнило своим признанием одну звезду, а когда она влюбилась, то узнала, что солнце это давно потухло и остыло, и все его признания – только мертвый свет. Созвездия медленно кружились в хороводе. Все шло своим чередом, взрывались, вращались, гасли звезды и планеты, и никто не подозревал, что маленькое беспомощное существо уже сделало свой первый шаг на заброшенной планете, запрокинуло головку к звездному небу и стало задавать себе тысячи вопросов: отчего и почему? Оно зовет себя человеком. Этот маленький осколочек прекрасной звезды, которая погибла, потому что она была не такая, как все звезды: и вечность называла смертью, и умерла, чтобы дать жизнь. Трудно будет человеку, надо стать взрослым, вернуться в звездный мир, а пока в зеленой колыбели на Земле он учится любви, учится справедливости, миру – всему тому, без чего и шагу не ступишь на Звездах.

Окно

Окна. За каждым из них люди. И окна рассказывают нам о них. Это стены и двери бывают непроницаемыми, а окна всегда немножечко предатели. Послушайте историю, которую рассказало мне одно окно. Свет в этом окне иногда горел допоздна, а иногда дня два-три подряд вообще не зажигался. На подоконнике всегда валялись трубки чертежей, стояли бутылки из-под кефира, изредка – из-под вина. Но однажды на окне забелела занавеска, правда, очень уж красиво-скучная, а на подоконнике появилась герань с ядовито-зелеными листьями и болезненно-розоватыми, похожими на синяки, цветами. Не прошло, однако, и месяца, как занавеска и герань исчезли, и за мутным от пыли стеклом завиднелись бутылки из-под кефира и трубки чертежей. От этого стало почему-то очень грустно. Потом пришла весна, она ведь обязательно когда-нибудь да приходит. И вдруг окно распахнулось, и показалась белокурая незнакомая девчушка. Она весело и звонко рассмеялась и поставила на подоконник полевые цветы. Я радостно улыбнулся в ответ и с легким сердцем отправился по своим делам. Потом я уехал и долго странствовал. Года через четыре вернувшись домой, я, конечно же, посмотрел на знакомое окно… Маленький художник, высунув язык, дорисовывал на чистом стекле окна чудесную картину: синее-синее море и белый-белый пароход с трубой, из которой валит черный дым, и над ними – красное солнце, лучи которого устремлены во все стороны. Мне эта картина пришлась по душе.

Подснежник

Сегодня я собираю в осеннем лесу оранжевые, желтые, багряные листья. Чудо-золото в моих руках и вокруг. А я думаю о том, что скоро наступит долгая суровая зима. И сколько Мужества и Веры нужно иметь крохотному подснежнику, когда он появится весной в опустевшем и голом лесу. Сколько Мужества и Веры в прекрасные силы должно быть заложено в крохотных живых лепестках, чтобы не дрогнуть и в который раз начать все сначала! Мой друг, будь как Подснежник, я знаю, сейчас тебе трудно… Мой друг, будь как Подснежник, я знаю, сейчас ты совсем один…

Мой друг, я верю в тебя, как в Подснежник, пока жив в тебе хоть один листочек, хоть один лепесток!

Зонтик

…Немного помолчав, она сказала: «Но нам же негде жить, у нас нет дома».

Он рассмеялся и сказал, что у него есть зонтик, совсем новый, который сам раскрывается, если нажать на кнопку. И зонтик – это прекрасный дом, очень уютный для двоих. Правда, у него нет стен, но зато стоит протянуть руку, и вы узнаете, какое на улице время года, например, прошла весна или все еще идет. С таким домом, как зонтик, удобно путешествовать, приятно слушать дождь и еще…

Но она не спросила: «что еще…» и ушла к другому, у которого была однокомнатная квартира со всеми удобствами, но, наверное, все-таки не было такого зонтика, а если и был, то, согласитесь, зачем человеку два дома, это же смешно…

Теперь, спустя много лет, она наконец поняла, какой это был чудесный зонтик, маленький парашют, держась за который вдвоем, можно улететь далеко-далеко, особенно в дождливые дни…

И она тоскует в своей уже трехкомнатной квартире, потому что, чем больше квартира, тем дальше друг от друга те, кто в ней живут, и когда идет дождь, она готова броситься вниз, чтобы разыскать свой зонтик, но разве с пятнадцатого этажа узнаешь, какой зонтик твой?

А если и узнаешь, то ведь неизвестно – исправно ли сегодня работает лифт.

Голубой Тюльпан

Когда он умер, из его ладони вырос Голубой тюльпан. Извилины и морщины ладони стали корнями Голубого Тюльпана. Человек этому очень удивился и спросил свои пальцы, как это из такой старой, усталой руки мог вырасти такой прекрасный Голубой Тюльпан. И пальцы ему ответили: «Чего же ты удивляешься? Разве мало мы в жизни вырастили цветов?».

Звезды

Безлунной ночью окна больших городов похожи на звезды.

Звезды вспыхивают и гаснут. Жизнь на них то разгорается, то замирает на какое-то время, чтобы возродиться опять, и даже если кто-нибудь умирает – это, к сожалению, может случиться, – то приходят другие люди и снова зажигают звезды…

Созвездия – этажи, галактика – кварталы, тысячи обитаемых миров. Только не надо путать звезды-окна со звездами уличных фонарей: фонари необитаемые, они только освещают путь от одной звезды до другой. Бывают звезды, вокруг которых живет помногу людей; бывает, что около звездочки живет только один человек, и это всегда грустно, потому что ему некому рассказать про звезды в лунную ночь, что похожи на окна в большом городе.

Но я хочу ему сказать: «Не нужно отчаиваться, потому что на одной из звезд, вполне возможно, кто-то тоже одинок и ждет тебя. И еще нужно обязательно верить, что звезды над вашей головой – это, может быть, всего-навсего окна ночного города, а переехать из города в город – это ведь совсем просто.

Твое лицо

Чтобы нарисовать тебя, я выберу тихое лесное озеро в зеленой камышовой раме и буду ждать, когда настанет светлое сентябрьское утро, и чтобы обязательно пахло мятой и сосновыми иглами. Тогда я примусь за работу.

Сначала я нарисую глаза: для этого у меня в запасе синие кусочки горячего июльского неба.

У корней осины я соберу черно-зеленые веточки мха и тихонечко опущу их в воду – это будут твои ресницы и брови.

Губы твои я выложу большими лепестками озерных лилий, а тонкие стебли их обрисуют овал лица, твой носик и волосы.

Чуть не забыл: чтобы оживить лицо, нужен какой-то теплый оттенок… Я пущу по воде нежно-багряные семена шиповника. Так лучше.

Потом я возьму маленький чистый камешек и осторожно брошу его к верхнему краю рамы: по воде пойдут чуть заметные волны – это будет твоя улыбка. Картина почти готова.

Добавлю еще немного щебета лесных птиц, а по углам разбросаю несколько нитей осенней лесной паутины, это придаст картине старинный вид…

Я покину маленькое озеро лишь поздней осенью, когда картина покроется тонким ледяным стеклом, тогда можно будет вздохнуть спокойно. Весной ты придешь в лес за подснежниками и увидишь себя в озере. Не удивляйся: «Кто это сделал?». Это я. Теперь тебе все понятно?

Дорога

Я уезжаю.

Я завтра уеду.

Дорога длинная-предлинная. И такой же длинный поезд.

Состав из десятков, а, может быть, сотен тысяч вагонов.

Сто окон в каждом вагоне, потому что каждый вагон – это столетие.

Я войду в последний вагон, чтобы быть хоть немного ближе к тебе.

Ты, я и грусть

Кафе становится пустым. Сдвигают стулья, гремят на кухне посудой.

Остаемся только ты, я и грусть.

Прости меня, я знаю, ты хотела, чтобы сегодня мы были только вдвоем, но со мной моя грусть…

Ну вот, ты уже сердишься, тебе нужно позвонить. Я понимаю. Срочно.

Кафе становится пустым. Сдвигают стулья, гремят на кухне посудой.

И мы только вдвоем, я и ты, моя грусть.

Вначале

На закате, под деревом, у реки кто-то поцеловал девчонку. Потом были племена, государства, войны, олимпиады, восстания, Освенцим, свобода, гении, миры, вселенная. Это все было потом. Но вначале во вселенной, в одной из галактик, на планете около солнца, у реки, на закате, под деревом кто-то поцеловал девчонку.

Микрофон

– А что такое человек без меня? – рассуждал микрофон. – Никто не может обойтись без меня – ни певица, ни комментатор, ни космонавт! Это я, микрофон, разношу их голоса по планете, это передо мной все волнуются и дрожат!

И тогда человек стал время от времени выключать микрофон, и тот стал скромнее – понял: совсем не обязательно человеку пользоваться им все время. Больше того, самые главные слова люди всегда будут говорить без микрофона. Какие именно? Ну, например: «Я вас люблю!..».

Желтая роза

Всю жизнь меня окружали цветы. Я сам часто дарил цветы, но чаще дарили мне (не потому, что хороший, просто такое уж у меня ремесло). Мне кидали их на сцену. И все их я помню и люблю.

И гордые гладиолусы, которые молчали даже тогда, когда ломались их хрупкие стебли, и скромные гвоздики, такие счастливые, когда их поднимаешь над головой, печальные и добрые георгины, болтливые ромашки, томные лилии, желанные пунцовые розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы, и многие-многие другие. Я их все люблю и помню. Но одну желтую розу я люблю и помню больше всех. Это была желтая роза с опаленными лепестками, с лепестками, сожженными по краям. Среди тысяч и тысяч цветов я люблю одну желтую розу, отмеченную пламенем, и не за то, что обожжена (с кем этого не бывает?), а за то, что огонь шел изнутри.

Неподвижные звезды

Звезды, звезды!

Люди поклоняются звездам, люди верят в звезды, счастливые звезды удачи и надежды.

Звезды рождаются по-разному: одни – в глубинах космоса и светят нам вечно, другие мелькают серебряной дугой у самой Земли и тут же гаснут.

Но есть на черном небе самые дорогие нам, людям, звезды: они всегда неподвижны в общем звездном хороводе, они от пуль, пробивших ночь над землей. В черном небе навсегда остались пунктиры звезд в память о тех, кто дал нам ценой своей жизни сегодняшний день, вечер и час, тихую ночь и звездный хоровод.

Вглядывайтесь! На небе есть неподвижные звезды.

Я и Ты

Я женщина. Хочешь, открою тайну? Постарайся понять. Я и Ты – это весь Мир. Потому что Я и Ты – это Вечность. Потом будут ОНА и ОН, но это все равно МЫ. Я и Ты – это Вечность. Постарайся, наконец, понять.

Раньше

Раньше по вечерам на Земле целовались, а по утрам воевали со спокойной душой, потому что знали, что вчера целовались и будет кому воевать потом. Ужас, какой был разумный мир!

После концерта

После концерта я ужинал в маленьком ресторане. За соседним столиком встали, закончив ужинать, мужчина и женщина. Нерешительно они подошли ко мне.

«Простите, пожалуйста, – сказала она, – большое вам спасибо за сегодняшний вечер в театре. Это вам».

И протянула мне огромную красную розу на длинном стебле. Я поблагодарил и скоро сам, закончив ужинать, вышел на вечерний главный проспект. Я решил кому-нибудь подарить мой чудо-цветок. Я не мог отнести его домой, потому что он только подчеркнул бы убожество моей холостяцкой каморки. Навстречу мне шла длинноногая девушка в легком весеннем платье.

Я осторожно сделал шаг в ее сторону, вежливо извинился и с улыбкой протянул ей благоухающий цветок. Она резко отвернулась и пошла своей дорогой.

Я подумал, что, может быть, у нее неприятности или она неправильно меня поняла, и решил подарить розу женщине постарше. Я выбрал женщину средних лет, извинился, протянул ей похожий на факел цветок. Она грустно улыбнулась и, покачав головой, сказала:

«Выбрал бы ты себе, сынок, кого-нибудь помоложе».

Я завернул в сквер. На одной из скамеек сидели, обнявшись, парень и девушка.

Я подошел к ним:

«Ребята, я желаю вам счастья, это от меня».

Бедная моя роза… Парень угрожающе приподнялся:

«А ну, отойдем!..».

И опять я остался один. Вдруг мне пришла в голову мысль. Я подошел к пожилому мужчине:

«Простите, пожалуйста, кажется, у вас есть дочь или невестка… Подарите ей это от меня!».

– Во-первых, это моя жена! – прогремело в ответ…

Что «во-вторых», – я не стал слушать. Я решил, что моя роза никому не нужна… Но вдруг возле меня остановился розовощекий малыш. Я присел и спросил его:

«Тебе нравится? Возьми!».

И я протянул ему розу, похожую, наверное, на огромную погремушку. Он весело заулыбался и схватил цветок за стебель. Я рассмеялся и пошел домой. Выходя из сквера, я обернулся.

Малыша позвала мама и – о, какая досада! – он выпустил цветок из рук и побежал к ней.

А красная роза на длинном стебле осталась лежать на мокром черном асфальте. Трудно в большом городе дарить цветы. А может быть, правда, что дареное не дарят?

* * *

А я люблю твои глаза.

Я завтра скажу твоему мужу: «Я люблю ее глаза!».

Он все поймет, он поймет, что хлеб пахнет полем, а земля после дождя дымится. Он же поймет!

Утро наступает потому, что ты открываешь глаза.

А еще я люблю твои глаза потому, что это окна, через которые я смотрю на мир.

Фонтаны

По утрам в большом осеннем парке я встречал человека, который подстригал фонтаны. У него были кожаный фартук, большие мокрые ножницы и деревянная расческа. Он ходил вдоль фонтанов, которых было в парке очень много, и подстригал ножницами водяные струи. Но вода капризна, она оставалась на том же уровне… А самое удивительное, что на лице этого человека не было раздражения, скорее, наоборот… Однажды, когда он закончил свою работу, мы встретились с ним в кафе за стаканом вина. Я спросил его, почему он выбрал такую странную профессию? Он подумал и, прищурив глаза, сказал, что на свете много профессий гораздо более бесполезных и много профессий совсем ненужных. И особенно часто люди любят подрезать, подстригать и вообще подравнивать, а это так тоскливо и неинтересно. Ну, скажите, кому нравятся подстриженные деревья?

– И, может быть, главное в моей профессии, – сказал, улыбнувшись, человек, который подстригал фонтаны, – чтобы люди, придя в парк, поняли: не все на свете можно стричь, а уж тем более – под одну гребенку.

* * *

Тихий пруд. Ивы опустили в воду уже желтые пряди, как на крышу черного рояля, и слушают тихие звуки осеннего парка. Лодки, серые клавиши, выщерблены и погнуты… Сижу на берегу с пригоршней камней… За спиной раздается голос: «Никогда не понимал этого бесцельного занятия – бросать камни пригоршнями. Если это так уж необходимо – дождитесь зимы, притащите по льду мешок камней и высыпьте на середину. Весной все будет на дне». Человек поднимает воротник и уходит. Он никогда не увидит ажурных кругов, идущих по воде от брошенного камня, нанизанных друг на друга, похожих на Эйфелеву башню с огнями по краям, которые зажигают на шальных волнах лучи уходящего солнца.

Занимая на станции Детство место в поезде Жизни, не пытайтесь обязательно протиснуться к окну. Слишком поверхностное будет впечатление. И совсем неважно, какой у вас вагон, хотя некоторые считают чуть ли не трагедией, если они едут не в мягком. В конце концов каждому, у кого есть билет – свидетельство о рождении, – место обеспечено…

Важно другое: чтобы на многочисленных остановках – Юность, Зрелость, Творчество, Неудача и, может быть, Счастье и многих других, радостных, но, к сожалению, коротких, все сделали бы всё возможное, чтобы после, когда придет время для вас, прощаться на тихом полустанке…

Соседи

Ах, как осуждали художника соседи! Все говорили о том, что он такой талантливый, и как жаль, что он пьет, втайне радуясь, что он хоть в этом похож на них. И никто не знал, что у художника в доме уже давно в кувшине для вина – простая ключевая вода, и ее по утрам легкой походкой приносит та, которую он любит. А хмельной он оттого, что пьет утреннее солнце, белизну снежных вершин и расплескивает их кистью по своим полотнам. Я заходил в его всегда открытый дом, пил воду из того кувшина и, покачиваясь, счастливый и печальный, шел домой. Наверное, это была все-таки не простая вода, или тому виной гибкие руки, наливавшие воду, и глаза девушки, которая так любит художника, глаза цвета горной фиалки. Бедная моя голова так кружится, и мне так хорошо! А вон и глупые соседи что-то уже говорят обо мне. Ну и пусть!

Крик

По голой земле мела первая поземка. Голые деревья дрожали верхушками, небо было серым и только у горизонта чуть светилось. Море плевалось в берег рябью белых гребешков. Почерневшие домишки с обшарпанными палисадниками насупились плотно закрытыми окнами. Одинокий крик стлался над берегом. «Не хочу так жить! Не хочу!..» – причитала молодая женщина в старом платье, привалившись грудью к палисаднику, увешанному линялыми стеблями кукурузы.

«Не хочу так жить!» – в крике было все: и пьяный муж, и тоска по другой, интересной жизни, и обида за потерянные годы, и страх перед огромной холодной зимой. Из дома вышла старуха и стала что-то тихо говорить женщине. Может быть, старуха ей сказала, что криком не поможешь, а, может быть, о том, как сама когда-то горевала, а потом все обошлось. С моря подуло сильнее, посыпала мелкая снежная крупа, стало темнеть. Все живое смирилось с наступающим мраком и заглохло, замерло. И только остался звенящий протест человека, отчаянный вызов бедам и горю: «Не хо-чу так жи-ить!».

Моя знакомая

Моей знакомой из третьего подъезда шесть лет.

«Знаешь, – сказала она мне как-то утром, – наш дом похож на бутерброд».

Я посмотрел на нижний этаж, где висела вывеска «ХЛЕБ», и согласился.

«Ну, а девять этажей что?» – решил уточнить я.

Оказалось, девять этажей – это сыр, колбаса (вареная и копченая), паштет и т. д., в зависимости от того, что на каком этаже было на завтрак. К дому-бутерброду подъехала машина «Молоко».

Утро жизни. Все кажется вкусным. И мне вдруг стало стыдно, что я так много позабыл.

Я поскакал немного на одной ноге со своей знакомой по «классикам» и с аппетитом пошел на работу.

Лучик

Как одиноко фонарю ночью на улице. Как далеко ему до другого такого же фонарика, на той же улице. Уже холодно, и в городе ноябрь. Подойди к желтому лучику, согрей его, прислонившись плечом – ему будет не так одиноко. Помоги фонарю на пустой улице ночью. Ты думаешь, это легко – всю ночь стоять одному, покачивать желтый блик на талом снегу и замирать от страха, как бы ветер не оборвал провода-нервы? Не бойся? Подойди к фонарю. Вдвоем будет легче.

Той, которая впервые узнала, что такое дождь

Дождь – это значит мы дома, одни, дома, на нашей маленькой земле, плотно закрытой мягкими тучами. Нам ничего не страшно, мы вместе у огня, зажженного солнцем много-много веков тому назад и, тихо кружась на уютной Земле, можем отдохнуть, а потом снова проверить, что там за…

Дождь – это твои мокрые волосы, капли чистой воды, драгоценные, как капли изумрудов.

Их просто дарят нам тучи, мы промокли, нас напоил дождь, дал нам своей шелест. Мы одни за стеной дождя. Как уютно у нас на влажной Земле.

Дождь, наш добрый земной Дождь. Если бы не было на Земле дождя, мы бы сбежали отсюда, сбежали туда, где идет Дождь. Дождь. Дождь.

Ты спрашиваешь, за что я люблю дождь?.. Дождь – это когда мы вдвоем. Нам не нужно идти в гости, и никто не придет к нам, потому что – Дождь.

Дождь, и никто не мешает нам целовать влажные губы.

Дождь, и тебе необходимо мое тепло, без меня тебе холодно, потому что Дождь.

Дождь – это только наше, земное. Солнце на всех планетах – на черном, земном, оранжевом небе – то же самое Солнце. А дождь бывает только у нас, у нас на Земле.

Теплый дождь. Хорошо тебе у нас, ты не улетишь? Правда?

Уютно и легко жить на Земле. Правда?

Ты грустишь. Тебе рассказали… что дожди на земле бывают разные: бывают свинцовые, бывают из облака, похожего на гриб…Да, это правда. Так бывает. А ты не верь, не верь, любимая, не вспоминай, не рассказывай об этом у себя дома. А когда ты прилетишь обратно ко мне навсегда, обещаю – все будет совсем по-другому. Я клянусь тебе: у нас это не повторится, а я приготовлю для тебя длинные полосы солнца, пропущенные сквозь кружево светлых облаков, а в них раздроблю миллионы капель хрусталя. Прилетай!

* * *

Я снова один. Это мучительно. Это жутко, будущее кажется совсем беспросветным. Удивительно трудно, да не очень-то это ново – быть одному. Нет близкого человека, женщины, которая бы поверила, согрела бы тебя, и уже, наверное, больше не будет. Это горькая истина. А завтра мучительно трудная, каторжная работа, настоящую цену которой знаешь только ты сам. И так ничтожен будет успех, если он только будет; зато как страшно поражение! Мой зритель, я верю в то, что ты должен быть добрым. О чем ты сегодня, сейчас, в этот вечер, думаешь, ты, который завтра придешь меня смотреть? Наверное, уж не обо мне. А если и обо мне, тебе ведь и в голову не придет, как тоскливо, как не хочется жить этому клоуну, как ему одиноко. Да и голодно тоже. Как же так, что любовь и громадная требовательность в любви приводят к разрыву? Разве тебе придет в голову, что я совсем, понимаешь, абсолютно одинок. Как мне объяснить, что я не могу простить любимой женщине ее обычного человеческого женского прошлого, потому что для меня прошлое, настоящее и будущее моей любимой – это одно, потому что я любил ее в тот день, когда она родилась, и буду любить до дня ее смерти, и все, что с ней произойдет в этот промежуток, касается меня, все я воспринимаю, как если бы это случилось сегодня утром.

Не понимаю, ничего не понимаю, не понимаю ваших законов, вашей морали, вашей любви, взрослые! Не знаю, как я буду жить. В вашем мире я жить не смог, а в своем – я совсем один.

Страна Фантазия

Я могу рассказать и даже показать, как это делается, потому что я бывал в стране Фантазия. Главное – чтобы не было скучно, а потом…

Возьмите, например, что-нибудь самое обыкновенное, ну, скажем, метлу. Теперь повертите ее в руках. Как видите, это уже не метла, а гитара. Теперь вскиньте ее на плечо. Как видите, она уже винтовка. Ваша метла может превратиться в секиру, и тогда вы будете отброшены на пятьсот лет назад. Затем она внезапно становится хоккейной клюшкой и через секунду – плакатом болельщика, поддерживающего любимую команду… Но вот хоккейный матч отгремел и ваша метла уже просто метла, которой пожилой человек, некогда мечтавший, быть может, стать хоккейной звездой, подметает трибуны. Когда вы справитесь с метлой, возьмите что-нибудь посложнее, например, уличный фонарь… Он умеет превращаться в мечту и уносить далеко-далеко… Если получится и это, тогда вы можете взять звездное небо, очень похожее на сито, черное сито с неровными дырочками. Просейте сквозь него все ваши фантазии и покажите их друзьям. И если в глазах друзей вы увидите светлые капли грусти от смеха, смешанного с печалью, значит, вы уже… Однако главное – чтобы не было скучно.