Текст книги "Закат над Квантуном"

Автор книги: Леонид Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Кому же вы тогда передали ключ от комнаты? Как это происходило?

– Приезжал рассыльный…

– Вы что, передали ключ от номера рассыльному?.. Вы меня за идиота держите?? – вспыхнул судебный следователь.

– Отнюдь нет… Но, поверьте, такие случаи бывают… Особенно когда важному человеку некогда отлучаться со службы…

– В какую форму был одет рассыльный?

– Признаться, я не запомнил…

– Я почему-то не удивлен, – нервно ухмыльнулся Антон Федорович. – Знаете что, сударь, вижу, пора мне прекращать с вами миндальничать. Передам вас в арестный дом. А там с вами будут разговаривать по-другому…

– Не нужно в арестный дом! – вскинулся «Хряк», но Горский тотчас сильным рывком усадил его обратно. Сам подивился, откуда в нем столько силы собралось.

– В таком случае выкладывайте всё, что знаете и что запомнили.

– Дело так было… – нехотя начал рассказывать портье. – Приезжал рассыльный с неделю тому. Щупленький такой паренек, ну, типичный мальчик на побегушках. Говорит, так, мол, и так, приличный господин велел снять у вас номер. Я ему: «Знаешь ли ты, сынок, что при заселении нужен паспорт?». А он мне: «Само собой, дядя. Оттого к тебе и послали!». Да и «красненькую» сует, гаденыш. Хорошо. Даю ему ключ от седьмого. Он комнату поглядел, остался доволен. Видать, хозяин его велел на что-то внимание обратить. Спрашиваю, на какой срок нумер нужен? Покамест бессрочно, говорит. И еще две «красненькие» сует…

– Богатый шеф у него… – сказала вслух Тереза.

– Сожалеете, что не сумели с ним встретиться? – язвительно заметил Горский.

Страшкевич обиженно отвернулась. Портье продолжил:

– Уж верно богатый, коли по десятке легко отваливает… Заплатил, значит, юнец за комнату и удалился. А хозяин его так ни разу и не явился…

– А рассыльный?

– Приехал тем же вечером с шампанским и конфектами. Ну, как полагается… Оставил всё в нумере и восвояси.

– А потом?

– Только нынче, часа за два до вас приехал, забрал шампанское и конфекты и ключ сдал. Говорит, спасибо, дядя, за всё, сдачи не надо.

Горский задумался. Очевидно, что постоялец решил съехать после того, как в гостинице побывал сам Антон Федорович. Чем-то он его вспугнул…

Дьявол!.. Теперь маньяк уже никогда не сунется в «Юго-восточные номера», а хорошо спланированная диспозиция с треском провалилась.

Антон Федорович потер висок рукояткой от револьвера. Холодная сталь заставила мозг думать.

«Если следили за Терезой, могли следить и за мной, – размышлял Горский. – Особенно если учесть, что у маньяка есть помощник в качестве рассыльного. Тогда мой визит в «Юго-восточные номера» выглядел чрезвычайно опасно, и он решил не рисковать».

Нет, поверить в то, что за ним следили, невозможно. Внимательный Ким непременно бы обратил на это внимание. Да и сам Антон Федорович не лыком шит. Зоркий глаз подмечает самую мелочь. В этот момент в голове судебного следователя возникла интересная мысль.

Оставив портье и Терезу в номере, Горский быстро вышел в коридор, направляясь к выходу.

– Куда вы? – послышалось ему вслед от госпожи Страшкевич, но судебному следователю было не до нее.

Добравшись до вестибюля, Горский бесцеремонно зашел за конторку и принялся рыскать по ящикам. Спустя полминуты перед ним возникла тучная фигура портье и стройный стан этуали.

– Так я и думал! – победоносно воскликнул Антон Федорович, демонстрируя найденный ключ, а точнее его брелок. – Это ключ от седьмого номера!

– Верно. Его сегодня вернул рассыльный, – спокойно ответил «Хряк».

– Вы лжете! – заявил судебный следователь. – Здесь в каждой ячейке по ключу! Это всё запасные ключи, чтобы вы могли в любой момент войти в номер. Например, чтобы растопить голландку, как вы сделали в моей комнате. У постояльцев же свои ключи. Да, вы не солгали мне, когда говорили, что все номера заняты. Но вы обманули меня, сказав, что рассыльный сдал вам ключ! Он по-прежнему у него!

У владельца гостиницы выступили на лице красные пятна. Он попытался было что-то объяснить, но захлебнулся в собственных словах.

– Более того, – наседал Антон Федорович, – из всего вышеизложенного я делаю вывод, что это именно вы предупредили рассыльного, а быть может и самого постояльца, о моем визите…

По лицу «Хряка» Горский понял, что всё именно так и было. Сняв рожок с аппарата, он телефонировал Васильеву.

– Степан Ильич? Добрый вечер!.. Это судебный следователь. Приезжайте немедленно в «Юго-восточные номера» и прихватите с собой городового… Нет, ничего страшного не случилось. Необходимо этапировать владельца гостиницы в арестный дом… На месте объясню. Жду!

«Хряк» затоптался на месте, покрылся испаринами.

– Не отдавайте меня под арест! Богом прошу! – взмолился он. – Всё расскажу! Как есть расскажу!.. Да, это я позвонил постояльцу, предупредил о вас…

– Таак! – нахмурился Горский, но в душе обрадовался, что удалось-таки раскусить подлеца. – Чем же я себя выдал?

– Вы мне сразу показались подозрительными… Сразу видно, что вы, пардон, в этом деле не опытны…

– Это в каком же? – не понял титулярный советник.

– В селадоническом.

– Гм…

– При этом без кольца обручального. А зачем неженатому у нас комнату нанимать? Положительно нет резону. Вот и определил я, что вы за супругой взялись следить, или по заданию чьему-нибудь. Малец-рассыльный меня тогда предупредил, что господин его велел сразу дать знать, коли кто подозрительный в гостинице объявится. Говорит, шеф его с замужней барыней хороводится, боится, что благоверный ее прознает да полицию натравит…

– Ловко придумано! – оценил Горский. – На какой номер телефона вы ему звонили и с кем говорили?

– Вот номер… – владелец гостиницы протянул смятую бумажку, которую вытащил из кармана широченных брюк. На ней карандашом был выведен четырехзначный номер.

– Кто взял трубку?

– Тот самый малец.

– Гм… А как представился?

– Так я первый представился… Он так велел.

– А что еще он велел?? – обозлился судебный следователь.

– Молчать велел…

Полицейский надзиратель Васильев прибыл быстро и тотчас попытался вникнуть в суть дела. Это у него не получилось, потому что Горский ограничился жалобой на заселение в номера без документов. Степан Ильич на это облегченно вздохнул, но владельца гостиницы отчитал. Верно, подобные попустительства встречаются сплошь и рядом. Предложил на первый раз ограничиться устным замечанием и денежным штрафом. Горский был не против, потому как все необходимые сведения «Хряк» ему уже сообщил. Хотя правильнее было бы сказать: не смог утаить.

На том и порешили.

На Батумской Антона Федоровича ждал Ким. Судебный следователь помог даме залезть в рикшу, затем запрыгнул сам и назвал помощнику адрес «Империала».

Ехали молча. Холодный ветер со снегом пронизывал насквозь. Чтобы как-то согреться, Горский и Страшкевич, не сговариваясь, прижались друг к другу. Никто из них не намеревался таким образом флиртовать, однако обоим было приятно находиться в тесной близости.

– Охота не удалась?.. – печально улыбнулась Тереза, слезая с рикши.

– Уверяю вас, сударыня, мы его найдем! – убежденно ответил титулярный советник, галантно подавая даме руку.

– Главное, чтобы он не нашел меня первым…

– Я этого не допущу. Знайте, судебный следователь Горский всегда к вашим услугам.

Простившись с Терезой Страшкевич, Антон Федорович вернулся домой.

– Вам нравится эта дама, господин? – спросил вдруг Ким, когда они сидели на кухне у самовара.

– Сложный вопрос, – задумался судебный следователь, разглядывая черные чаинки в чашке. – Она с виду очень красива, но в общении постоянно играет разные роли, меняя маски, будто древнегреческая актриса, отчего не поймешь, какая она есть на самом деле. Более того, мне кажется, что ей так привычнее и удобнее и что она уже утратила ту естественность и природность, которая свойственна простым барышням… Поэтому на твой вопрос, нравится ли мне эта дама, отвечу скорее да, чем нет. А тебе она понравилась?

– Скорее нет, чем да.

5. Филёр

Утром следующего дня, перед тем как отправиться в присутствие, Горский наведался в полицейское управление. Там он быстро отыскал надзирателя Административного городка Дминского и поручил ему установить принадлежность четырехзначного телефонного номера, на который звонил владелец гостиницы на Батумской. Дминский сослался на чрезвычайную занятость по вновь открывшемуся делу о похищенной двухсотрублевой ренте Русско-Китайского банка, но обещал до обеда необходимые сведения собрать и предоставить «его благородию».

В своей камере Горский провел два допроса и, по случаю выдавшейся свободной минутки, погрузился в чтение «Нового Края», свежий выпуск которого купил по дороге. В первую очередь его волновала внешнеполитическая обстановка в мире.

В газете, со ссылкой на агентство Рейтер, приводились любопытные предложения, сформулированные Россией:

1) 

«Япония получает в Корее различные концессии». И это правильно.

2) 

«В Южной Корее Япония получает свободу действий, как того требуют экономические и стратегические интересы». И это логично.

3) 

«Россия предоставляет Японии в Северной Корее свободу торговли, но ни в Южной, ни в Северной Корее Япония не займет крепостей». Весьма дальновидное предложение, хотя насчет Южной Кореи можно было бы пойти на уступки.

4) 

«Вдоль Ялу и Тумень-ула устанавливается нейтральная полоса в 50 километров шириной, где ни Россия, ни Япония не могут иметь крепостей. Корейский пролив остается нейтральным и свободным для русских судов». Но если подразумевается, что Япония не может иметь крепостей в Корее, то для чего ее упоминать?

5) 

«Касательно Маньчжурии Россия не принимает никаких условий, но готова выслушать мнения Японии и других держав, заинтересованных в торговле Маньчжурии». Ахиллесова пята современной русской дипломатии. Поступаем с Маньчжурией как собака на сене. Положили лапу на большую территорию, намереваясь ее каким-то чудом удержать и присоединить, но при этом не желаем и физически не можем ее развивать, поэтому постоянно отгоняем от лакомого куска назойливых «интервентов».

Далее судебному следователю попалась на глаза телеграмма из Токио, в которой говорилось, что Япония ждет от России ответ, но при этом всецело готова к войне, а в японском обществе царят патриотические настроения.

«В германских официальных кругах считают, что война между Россией и Японией возможна в недалеком будущем», – звучит устрашающе. Но еще более Горского расстроили сообщения о ратификации китайско-американского торгового договора в Вашингтоне. И, более того, президент Рузвельт уже назначил в Мукден и Аньдун консулов. Это означало лишь одно: раз Северо-Американские Соединенные Штаты пустили свои корни в Маньчжурии, нас ждет в этой китайской провинции жестокое противостояние. И что бы обнадеживающего и пацифистского не писали хроникёры из европейских столиц, именно тогда, 8 января 1904 года, Горский понял, что война между Россией и Японией неизбежна.

Раздосадованный и подавленный, судебный следователь уже хотел было отложить газету в сторону, как ему на глаза попалось маленькое объявление:

«Докторъ медицины Подпорожскій за отъѣздомъ изъ Дальняго прекратилъ пріемъ больныхъ до 15 февраля».

Антон Федорович знал лишь одного доктора в Дальнем, по фамилии Надпорожский. Интересно, это банальная опечатка или всё-таки Иван Порфирьевич действительно покинул город?

Логика подсказывала титулярному советнику, что едва ли в Дальнем был еще один врач с похожей фамилией. Вместе с тем становилось понятным странное поведение Надпорожского на крещенском маскараде. Иван Порфирьевич, очевидно, стеснялся раскрывать свои намерения. Любопытно, куда он уехал и почему только до 15 февраля?

Впрочем, каких-либо дел к доктору медицины у Горского не было. Жаль, конечно, что в Дальнем у него теперь на одного знакомого стало меньше, но с этим ничего не поделаешь.

Антон Федорович вытащил из кармана смятую бумажку с четырьмя цифрами. Его так и подмывало телефонировать на этот номер, чтобы поскорее узнать его тайну. Однако здравый смысл не позволил титулярному советнику совершить ошибку: сообщник маньяка мог почувствовать неладное и скрыться.

Сообщник маньяка… Что за глупости? Как может быть у маньяка сообщник??

Мысли судебного следователя завертелись вокруг фигуры юного рассыльного. Стал бы он помогать маньяку? Очевидно, нет. Стало быть, не догадывается, что тот маньяк. При этом он знает, для чего его покровитель нанимает комнату в гостинице и помогает ему в этом. Почему? Вероятно, испытывает острую нехватку денег…

Горскому вспомнился порт-артурский почтово-телеграфный служащий Шлянкер, ловко одурачивший десятки дальнинцев. Нужда всему виной…

В 11½ часов в камере мирового судьи раздался телефонный звонок. К аппарату пригласили господина судебного следователя. Полицейский надзиратель Дминский извинялся, что не смог заехать лично, и в итоге поведал любопытные сведения:

– Номер, который вы мне сообщили, принадлежит… почтово-телеграфной конторе, – бодро отрапортовал он.

Горский мысленно усмехнулся. Поблагодарив полицейского, он повесил трубку. Мысли забегали в его голове, как муравьи при возведении муравейника.

Главный вопрос сводился к одному: брать ли юного телеграфиста сразу или установить за ним слежку. В первом случае имелся риск того, что своего «работодателя» малец никогда не видел и посему ничего полезного не сообщит. Во втором случае он может заметить слежку и исчезнуть, уехать. Таким образом, ниточка, ведущая к маньяку, могла оборваться в любой момент. Но она была, и одно это уже не могло не радовать.

Маньяк, преследовавший Терезу Страшкевич (а вернее мадам Ардан), представлялся Горскому умным и расчетливым человеком. Такого в толпе обывателей никогда не определишь. Все его действия осторожны и последовательны. Именно поэтому Антон Федорович решил отказаться от поспешного ареста телеграфиста, но установить за оным скрытое наблюдение. С этой целью он снова поехал в полицейское управление.

Сыскных агентов в распоряжении дальнинского полицмейстера не было, поэтому судебный следователь снова обратился за помощью к Дминскому. Просил того во-первых, установить, кто в почтово-телеграфной конторе отвечает по четырехзначному номеру и где квартирует. Во-вторых, приставить к объекту филёра из числа свободных городовых (заодно и обучится человек ремеслу). В-третьих, не позднее субботы 10 января сообщить ему, Горскому, о результатах слежки: к кому ходил объект, с кем разговаривал и т. п. Полицейский надзиратель тяжело вздохнул. Видно было, что задача перед ним стояла трудная, особенно ввиду обилия своей работы. Дминский мог легко отказать, сославшись на занятость – его прямой начальник не судебный следователь, а полицмейстер. Но не в характере полицейского надзирателя Административного городка было манкировать просьбами Антона Федоровича. Имел он к Горскому громадное уважение за его бескорыстную службу и быстрый ум, поэтому согласился исполнить просьбу и в этот раз.

Прошло два дня. Тереза Страшкевич не звонила, поэтому Антон Федорович смел надеяться, что у кафешантанной примы всё хорошо. Из полиции известий также не поступало.

В полдень Горский собирался отправиться в кухмистерскую пообедать, как на пороге его камеры возник долговязый парень с седеющей головой, торчащими ушами и легкой щетиной. Его лицо выражало крайнюю сосредоточенность и носило оттенок скудоумия. Он был одет в черное неприметное пальто, в руках сжимал шапку-пирожок.

– Д-добрый день, – поздоровался он, заикаясь. – Мне н-нужен судебный с-следователь Горский.

– Я к вашим услугам, – с готовностью отозвался титулярный советник. «Похоже, про обед придется забыть».

Долговязый утвердительно кивнул и закрыл за собой дверь. Антон Федорович напрягся, пригласил посетителя присесть. Парень снова кивнул и уселся на венский стул напротив.

– Позвольте узнать, что привело вас ко мне? – судебный следователь взял инициативу, чтобы не утруждать заику лишними объяснениями.

– М-меня зовут Самсон. Самсон Семенов, – представился долговязый, что с точки зрения этикета было правильно. – Я с-служу городовым н-низшего оклада…

– Вот как?.. – немало удивился титулярный советник. Только теперь он понял, для чего тот явился.

«Гм… Дминский подобрал хорошего человека для наружного наблюдения – никогда не угадаешь в нем полицейского».

– Вам п-поклон от г-господина Дминского, – едва заметно улыбнулся Семенов. – В-ваше б-благородие уже, вероятно, д-догадалось, зачем я з-здесь…

– Да. И прошу называть меня впредь Антоном Федоровичем, – сразу попросил судебный следователь из соображений милосердия. Словосочетание «ваше благородие» давалось Самсону Семенову чрезвычайно тяжело.

Долговязый городовой в штатском снова утвердительно кивнул. Вероятно, привычка кивать выработалась у него вследствие заикания – чтобы не произносить лишние слова. Достав из кармана пальто записную книжку, он принялся докладывать:

– Объекта з-зовут Василий Безродный. Осемнадцати лет от роду, п-православный. Служит в п-почтово-телеграфной к-конторе чиновником VI разряда н-низшего оклада.

– Как и Шлянкер… – сказал вслух Горский. Сходство с порт-артурским мошенником было поразительным. Они что там, в почтовой конторе, все такие эти чиновники VI разряда??

– П-простите? – не расслышал Семенов.

– Ничего, продолжай, пожалуйста.

Новоиспеченный филёр кивнул и снова уткнулся в свои записи:

– Б-безродный принимает все з-звонки, входящие в к-контору. Что-то в-вроде секретаря у них… Проживает в казенной к-комнате на Беляевской, в-возле казарм.

– Очень хорошо! А скажи, Самсон, с кем он в эти дни встречался и кого навещал?

Семенов перевернул страничку в записной книжке.

– Третьего д-дня, когда я н-начал его вести, он н-никуда со службы не отлучался, кроме к-кухмистерской. Но там н-ни с кем н-не общался. Домой шел один. Из дому н-не выходил. Вчера ни свет н-ни заря пришел в к-контору. Отлучался единожды н-на обед и всё. Столовался один, д-домой возвращался т-также в одиночку.

– А сегодня?

– С-сегодня то же самое.

– Сейчас обеденное время, – Горский показал на настенные часы, – он может встретиться с кем-нибудь, пока мы тут разговариваем.

– Нет, – твердо возразил Семенов, сдвинув брови. – Объект столуется н-не ранее трех. К этому времени и н-народу меньше, и ч-частенько цены н-ниже (чтоб еда н-не пропадала).

Самсон Семенов, хотя на вид и казался простаком с примитивной физиономией, в деле наружного наблюдения оказался довольно сообразителен и подкован. А специфические слова, которыми оперируют сыщики («объект», «начал его вести») наводили на определенные мысли.

– Вижу, Самсон, есть в тебе задатки филёра!

– Так я п-полгода служил в с-сыскном, – откровенно признался долговязый парень без всякого позерства. Горскому пришлась по душе такая честность.

– А в каком городе? – уточнил судебный следователь.

– В П-Петербурге.

– В Петербурге?.. – удивился Антон Федорович. – Значит, повезло мне с тобой.

Семенов кивнул – скорее механически, чем осознанно.

– А сам откуда?

– Из-п-под Саратова.

– Эко тебя помотало по Империи!

Снова кивок, но уже сознательный и с улыбкой. Самсон Семенов определенно вызывал симпатию. Была в нем какая-то искренняя чистая простота, которая встречается только в русском крестьянине.

– Что п-прикажете, Антон Федорович? – спросил филёр после непродолжительной паузы.

– Продолжай вести объект. Рано или поздно он понесет записку в «Империал». Если к этому времени он так ни с кем и не встретится, бери его.

Семенов кивнул, тотчас вскочил и ушел, не сказав ни слова. Что называется по-английски.

«Вот так размышляешь над невеликими умственными способностями человека, а он, поди ж ты, в столичном сыскном отделении служил», – думал Горский, поднимаясь из-за стола.

Испив с письмоводителем мирового судьи чаю с баранками, Антон Федорович вернулся к делам, так и не отобедав.

Была суббота, поэтому вечером титулярный советник поехал в гости к Унгебауэру. В гостиной лейтенанта флота шла активная политическая дискуссия.

– …Однако какие мерзавцы американцы!.. – с пеной у рта декламировал Фридрих. – Исподтишка, не за ради собственной выгоды, но чтобы единственно насолить нам, заключают с Китаем договоры по торговле в Маньчжурии!

– Антуан, присоединяйся! – обрадовался всегда улыбчивый хозяин особняка. – Ты как раз вовремя: мы присутствуем на знаменательном событии! Наш дорогой Фридрих окончательно обрусел!

Сдержанный смех прокатился по гостиной.

– Вы уже получили российское подданство? – спросил у химика Гвоздевич.

– Месяц назад отправил прошение в канцелярию Наместника, но покамест не получил ответа, – не без сожаления ответил Ланфельд.

– Вероятно, генералу Алексееву нынче не до этого, – вставил ремарку драгоман Эссельсен.

– Oh, yes! He's obviously preparing to deport all the English, – со злой иронией добавил мистер Ливз.

– Вы не правы, дорогой Эдуард! Я убежден, что никакой войны и тем более депортации иностранцев не будет – здравый смысл восторжествует! – жизнерадостно и оптимистично поддержал друга Унгебауэр.

– Вашими бы устами, Демьян, да мед пить, – хохотнул Гвоздевич.

– Не мед, а коньяк! – отшутился лейтенант флота, разливая по рюмкам «Мартель». – А для Антуана у меня есть марсала!

– Господа, – обратился к друзьям Горский, поднявшись, – начнется ли война или нет – это не столь важно. Безусловно, я не желаю развертывания боевых действий на Квантуне, однако я хотел сказать не об этом. Я хочу, господа, выпить за то, чтобы несмотря ни на что мы оставались друзьями и во всем помогали друг другу!

– Замечательно сказано!

Взметнувшиеся вверх рюмки вскоре быстро опустели.

Через четверть часа Унгебауэр объявил, что сегодня они снова едут в «Империал» слушать несравненную Зизи Ардан.

– Ты хотел сказать «смотреть», а не «слушать», – поправил его Гвоздевич и, конечно, был прав.

Поехали вчетвером, потому как британцы снова отказались.

Как и в прошлый раз, кафешантан при «Империале» был полон народу. Корпулентный распорядитель с зализанной назад шевелюрой тотчас узнал Унгебауэра и без лишних слов провел вновь прибывших господ за столик в первом ряду.

– Прекрасные места! – обрадовался Фридрих, присаживаясь. – Демьян, как тебе это удалось?

– О, мерси! – расплылся в улыбке лейтенант флота. – Как удалось? Я всего лишь телефонировал им в четверг и попросил зарезервировать за мной самый ближайший к сцене столик!

– И с вас не потребовали аванс? – удивился Гвоздевич.

– Отнюдь нет! – возгордился Унгебауэр. – Распорядитель узнал меня, благо в прошлый раз мы с ним познакомились!

Приглушили свет. На сцене появилось трио барышень с голыми животами, лица которых закрывали полупрозрачные платки. Под восточные ритмы танцовщицы грациозно задвигали бедрами и замахали руками.

Джентльмены тем временем заказывали шампанское и конфеты – все готовились к выходу Зизи Ардан.

Прима появилась под громогласные овации и, кажется, не ожидала такого приема. Сегодня на ней было великолепное муаровое платье цвета квантунской ночи, которые прекрасно дополняли, будто звезды в небе, жемчужные серьги и колье. Цветочной тиары на ней на сей раз не было, но это нисколько не умоляло ее природную красоту.

Окинув своим печальным взглядом завороженную публику, мадам Ардан начала петь необыкновенно чувственно и величественно:

Пусть это сон, пусть все обман!

И эти ласки огневые,

И наши грезы золотые

Пусть разлетятся, как туман…

Выдержав необходимую паузу, она с еще большей страстью пропела припев:

Миг этот наш, при звоне чаш

Замри в порыве наслажденья,

Любви прочувствуй упоенье

И верь сильней любви своей,

И верь сильней любви своей!

– Верь сильней любви своей… – повторял шепотом Унгебауэр, не сводя глаз с примы.

Пусть безрассудочно сожжем

Мы жизнь и сердце своевольно,

Пускай поплатимся мы больно,

Зато теперь мы счастье пьем…

С последними аккордами фортепиано зал разразился бурными аплодисментами и криками «браво!». Джентльмены поднялись со своих мест, чтобы стоя выразить свое восхищение очаровательной исполнительнице.

Горский осмотрелся. За соседним столиком активно хлопали господа в черных визитках с золотыми цепочками часов. Часть из них была гладковыбрита, но все как один с напомаженными волосами и аккуратными проборами.

«Банкиры», – определил Горский. Именно они в прошлый раз ангажировали мадам Ардан первыми. Одни из них, с острым длинным носом поймал взгляд Антона Федоровича и недобро нахмурил брови.

Мадам Ардан скрылась за кулисами, а вместо нее на сцене появился толстяк-распорядитель и антрепренер в одном лице. Он предсказуемо начал расхваливать свою приму, делясь с публикой ее гастрономическими предпочтениями. И снова завертелось колесо торговли. Очевидно, одни только конфеты и шампанское составляли не меньшую прибыль заведения, нежели самые входные билеты.

Вскоре Горский остался наедине с Гвоздевичем: Фридрих уехал домой, сославшись на плохое самочувствие, а Унгебауэр отлучился в уборную.

– Хорошо, что у нас выдалась минута поговорить с глазу на глаз, – быстро заговорил Гвоздевич, периферическим зрением поглядывая по сторонам.

Судебный следователь внутренне подобрался.

– У вас какое-то дело ко мне? – догадался он.

– Да, – утвердительно кивнул штабс-капитан. Оглянувшись и проверив, не идет ли Демьян Константинович, офицер стрелков продолжил: – Полагаю, Антон Федорович, вы, как человек умный и рассудительный, понимаете, что война с Японией неизбежна…

Горский молча кивнул как давеча филер Семенов.

– Боевые действия могут начаться через неделю, две, через месяц или даже полгода. В любом случае важно то, что они начнутся, – проговорил Гвоздевич с какою-то неминуемой обреченностью. – Что вы тогда будете делать?

– Продолжу служить Отечеству, – спокойно ответил судебный следователь без всякого пафоса.

– Где именно? – задал странный вопрос Георгий Сильвестрович.

– В Дальнем, конечно.

– Значит, я в вас не ошибся, – офицер 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка удовлетворенно кивнул. Глаза его заблестели.

– Вы хотите сделать меня своим осведомителем? В этом нет необходимости, потому как я не обладаю сколько-нибудь ценными сведениями, а теми, которыми обладаю, охотно с вами поделюсь.

– Я хочу сделать вас, Антон Федорович, не осведомителем, а агентом, – произнес Гвоздевич тоном, которым судья выносит смертный приговор. Взгляд штабс-капитана замер на сосредоточенном лице титулярного советника.

– Гм… – Горский не знал, что ответить. Такого поворота событий он не ожидал.

– У вас острый ум, вы довольно успешно раскрываете преступления, в чем я имел честь убедиться лично, – Георгий Сильвестрович продолжил осыпать судебного следователя комплиментами. Под конец он едва слышно прошептал: – Мне чрезвычайно необходим такой человек, как вы. С началом войны меня, вероятно, перебросят на фронт. За Дальним некому будет присматривать…

– Выявление японских шпионов сродни поиску преступников, – также тихо ответил Антон Федорович, делая важнейший выбор в своей жизни. – Это как раз то, к чему я привык.

– Нет, это как раз то, к чему вы не привыкли, – леденящим голосом возразил Гвоздевич. – Здесь от вас рано или поздно потребуется перейти этическую границу. Готовы ли вы к этому?

– К чему?..

– Ко всему.

– Меня не пугают ваши слова, Георгий Сильвестрович.

– Вы вправе отказаться. Поверьте, дорогой друг, я не хочу давить на вас…

– Я согласен, – однозначно заявил Горский.

– Что это вы такие серьезные? – раздался голос вернувшегося Унгебауэра за спиной у Антона Федоровича, который невольно вздрогнул. – Снова о войне спорите?

– Да, – честно признался судебный следователь.

– Ну ее к черту! Давайте лучше выпьем!

Веселье продолжилось: на сцене вновь появилась несравненная Зизи Ардан. От цепких глаз Горского не ускользнул мертвенно-бледный оттенок, появившийся на ее прекрасном лице.

Исполнив два романса кряду, она по традиции начала «обход» столиков, начав снова с «банкиров». Лучи софитов тем временем выхватили появившихся на сцене танцовщиц живота, однако это не помешало компании Унгебауэра наблюдать за происходящим по соседству. А там остроносый франт позволил себе обнять Зизи за талию. Антон Федорович и Демьян Константинович так и замерли в переполнявшем их негодовании. Оба, казалось, готовы были в любую секунду растерзать наглеца в клочья. И только Георгий Сильвестрович взирал на происходящее с индифферентным выражением лица.

Мадам Ардан с фальшивой улыбкой высвободилась, но от господ в визитках не ушла. Оно и ясно: это противоречило законам коммерции, которые в сим заведении превалировали. Горский даже предположил, что в контракте этуали с антрепренером подобные взаимоотношения с клиентами строго регламентированы.

Вторых по счету прима одарила своим визитом компанию Унгебауэра. На этот раз она расположилась между лейтенантом флота и штабс-капитаном, чем очень огорчила Антона Федоровича. Почему-то подобные вещи задевали титулярного советника больше всего и долго затем не отпускали.

– Кажется, в прошлый раз вас было четверо? – заметила мадам Ардан, улыбаясь и глядя исключительно на Демьяна Константиновича.

– О, вы чрезвычайно внимательны, милая Зизи! – расшаркался лейтенант. – Наш Фридрих пал жертвой вашей неземной красоты!

– Что вы такое говорите, Демьян! – кокетничала этуаль. – Надеюсь, с ним всё в порядке?

– Не стоит волноваться. О нем позаботится его супруга, – недипломатично ответил Унгебауэр, «срезая» конкурента.

– Вот как? – наигранно удивилась дама. – А о вас, Демьян, есть кому позаботиться?

– На меня наплевать даже моему камердинеру… – пожаловался лейтенант. – Но мой особняк слишком велик для меня одного. Я с радостью разделю его с той, которая возьмет на себя смелость быть моей спутницей…

Наблюдая за их диалогом, Горскому показалось, что Унгебауэр действительно запал в душу мадам Ардан. И дело тут даже не в финансовом благосостоянии, и не в офицерском чине, а в какой-то невидимой химии.

– А где находится ваш особняк? – полюбопытствовала вдруг этуаль.

– На Угольном проспекте, сразу за Общественным собранием, – гордо выгнул спину лейтенант.

– О, я видела ваш особняк! Он действительно довольно велик. Неужели он весь принадлежит вам?

– Именно так!

– Гм, а я полагал, что он принадлежит Морскому пароходству общества К.В.ж.д., – вставил колкую ремарку Гвоздевич.

Унгебауэр сжал зубы, покраснел, но ответил с достоинством:

– Ты прав, Жорж, все дома в Административном городке принадлежат государству. Однако это ничего не меняет: я доволен своей службой и в отставку не собираюсь, поэтому, убежден, особняк на Угольном еще долго будет местом моей постоянной дислокации.

– Зря вы завидуете своему другу, – спокойно произнесла Зизи Ардан, бросив косой взгляд на штабс-капитана.

– Я ему не завидую, – ухмыльнулся Гвоздевич. – Не представляю, как он будет выпутываться из ваших сетей, в которые угодил.