Текст книги "Закат над Квантуном"
Автор книги: Леонид Дроздов
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Унгебауэр виновато опустил голову. Кажется, ему стало стыдно.
– Маньяк вновь вызывал мадам Ардан в «Юго-восточные номера». После ночи, проведенной в твоем особняке, она, конечно, доверилась тебе…
– Между прочим, в ту ночь я к ней даже не прикоснулся, – обиженно отозвался Демьян Константинович.
– Хорошо, что ты последовал совету Гвоздевича. Глядишь, женишься на ней! – ехидно усмехнулся Горский.
– Она приняла мое предложение руки и сердца, – спокойно сказал Унгебауэр, как о чем-то обыденном.
Антон Федорович не верил своим ушам.
– Что??..
– Она согласилась пойти со мной под венец, – повторил лейтенант с апломбом.
– Вот как… – титулярный советник сконфуженно отвел взгляд. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь…
– Я не смогу жить без нее. А она – без меня, – убежденно заявил Унгебауэр, поднимаясь. Подойдя к окну, он заговорил быстро и пламенно, глядя вдаль. – Я с первого взгляда влюбился в нее. Я прочувствовал ее, понял, что мы с ней идем на одной волне. И я начал действовать. Сперва я просто хотел с ней встретиться, но я не мог называть своего имени. Я боялся, поэтому предпочел анонимные записки. Я подкидывал их сам, потому как сторонний посыльный мог их прочесть. В целом, ты всё правильно установил. Я восхищаюсь твоим талантом следователя, Антуан. Однако ты пришел обвинить меня в том, чего я не совершал…
– Хочешь сказать, что это не ты наводил страх на мадам Ардан?
– Господи! Да я не тронул бы ее и пальцем! Мне лишь нужно было ее внимание…
– А если бы она пошла в полицию? Если бы тебя поймали, подкидывающего под ее дверь грубую записку с намеком на физическую расправу? Что было бы тогда?? – вскипел Горский.
– Я бы пропал. Но я пошел на этот риск осознанно. Мечта о Терезе Страшкевич стала моим смыслом жизни…
«Да, что творит любовь с людьми!»
– Теперь, когда ты обо всем знаешь, мое счастье в твоих руках, – Унгебауэр обернулся. В глазах его теснились слезы. – Заклинаю тебя, Антуан, не говори ничего Терезе! Если она узнает, что это я посылал ей записки, тотчас порвет со мной…
Только теперь Антон Федорович осознал, что его друг никакой не маньяк, а опьяневший от любви страдалец. И слава Богу, что всё так кончилось.
– Что ты, Демьян!.. – улыбнулся судебный следователь. – Я не вправе рушить твое счастье. Тереза ни о чем не узнает.
Унгебауэр резко подошел к Горскому и крепко его обнял.
– Спасибо тебе, мой друг!.. Спасибо!..
Так закончилась история о маньяке и кафешантанной этуали.
7. Куратор
К середине января 1904 года в Дальний пришли холода, а вместе с ними в городе установилась напряженная обстановка. Слухи о войне всполошили и без того немногочисленное японское население. Подданные микадо экспедитивно засобирались на родину, распродавая имущество и земельные участки. Квантун представлялся общественностью как пороховая бочка, готовая в любой момент взорваться.
В Порт-Артуре участились разбойничьи нападения. Газеты советовали усилить контроль за прибывавшими в крепость шаландами и джонками, однако как распознать в человеке грабителя заранее? Да и главной квантунской крепости постоянно требовалась рабочая сила.
Но и в Маньчжурии начали происходить тревожные события. Поступали сведения, что отряды китайских войск там начали грабить местное население… На Китайской Восточной железной дороге увеличилось количество краж. Причем злоумышленники, кажется, чувствовали себя весьма вольготно. Чего только стоит вопиющий случай, когда пассажира, стоявшего на площадке вагона, ограбили и сбросили на полотно.
Всё чаще стали заявлять о себе хунхузы, наводившие страх и панику на обывателей. В Ляояне 30 таких удальцов ограбили железнодорожного агента-переводчика в собственном доме. Забрав 600 рублей, а также всё ценное, что было в фанзе, нападавшие этим не ограничились: прихватили с собой и раненого хозяина, которого привязали к дереву далеко в поле. Разумеется, пока несчастный китаец успел развязаться, пока добрел до дома, пока известил ближайший пост пограничной стражи – хунхузов и след простыл…
Компрадор Русско-Китайского банка, подвергшийся аналогичному налету бандитов, вскоре поправился и так же, как и слуга Юй, опознал арестованных китайцев. Как бы Скуратов их ни мордовал, но выдавать оставшихся членов шайки арестованные отказались. Так и привели обоих на суд с выбитыми зубами и багряными кровоподтеками.
Управляющий дальнинским отделением банка, уже знакомый нам Гуго Герцер, о случившемся, конечно, узнал, но предпринял всё, чтобы этот инцидент не просочился в прессу и даже договорился о проведении закрытого процесса. Как ему это удалось – представить несложно, особенно если вспомнить калановую шубу…
Алексей Владимирович в день суда выглядел бодро и решительно. Он собирался отправить обоих негодяев на долгую каторгу. Слушания длились несколько часов – много времени потратили на перевод. Караул стрелков готов был этапировать обвиняемых на станцию, куда уже подогнали специальный вагон.
Каково же было удивление собравшихся, когда сперва Юй, а затем и сам Вей отказались от своих показаний, не признав в обвиняемых налетчиков…
– Господин Вей, я прошу вас еще раз внимательно посмотреть на лица обвиняемых. Узнаете ли вы в них людей, напавших на вас 9 января сего года и учинивших над вами жестокую пытку? – спросил Алексей Владимирович, пытаясь привести компрадора в чувство.
– Не узнаю, ваша честь, – твердо заявил Вей, коротко взглянув на скамью подсудимых.
Тогда мировой судья снова обратился к слуге-бою Юю. Но и тот стоял на своем.
Присутствовавший в зале Горский ахнул.
– Что они делают?? – прошептал Антон Федорович сидевшему рядом Скуратову.
– Боятся мести… – печально вздохнул Иван Агафонович. – Те трое, что сейчас на свободе, быстро до них доберутся…
– Знаете, сколько подозреваемых угрожали расправой мне? – вспыхнул Горский, стараясь говорить как можно тише. – Если бояться каждого мерзавца – с ума сойдешь!
– Вы не сталкивались с хунхузами, ваше благородие. Их месть страшна… Не дай вам Бог!
Алексею Владимировичу ничего не оставалось, как вынести оправдательный приговор. «Беспалого» и «Рябого» освободили прямо в зале суда…
Антон Федорович возвращался домой в скверном настроении. Холодный сибирский муссон, казалось, вместе с титулярным советником негодовал от того, что очевидным разбойникам удалось избежать каторги.
Это были худшие именины Горского за всё время его жизни. От нахлестнувших волною переживаний судебный следователь забыл в камере подаренный мировым судьей и письмоводителем подарок – очередную книгу о Китае. Выругавшись, Антон Федорович, не стал возвращаться, хотя намеревался посвятить вечер чтению.
На Часовенной улице судебный следователь ощутил острую необходимость в общении с друзьями. Он прекрасно отдавал себе отчет, что так внезапно, как это было в прошлом году, никто не приедет, но в глубине души надеялся на чудо. От компании Унгебауэра можно было ожидать чего угодно.
Слуга Ким оказался единственным, кто был в доме. Подождав пока господин снимет верхнюю одежду и помоет руки, кореец, наконец, подарил Горскому миниатюрную подзорную трубу – монокуляр. Он легко помещался в карман сюртука или тужурки, сдвигался втрое, но при этом даже в разложенном положении не превышал двух с половиной вершков и обладал замечательной дальностью. Вещица чрезвычайно полезная и оригинальная, имениннику она понравилась весьма.
Вслед за подарком Ким передал Антону Федоровичу дюжину открыток и визитных карточек с поздравлениями. Обнаружив открытки от мистера Ливза, Эссельсена и Ланфельда, Горский понял, что никто к нему не приедет…
И уж очень он удивился и даже слегка расстроился, когда среди прочих обнаружил письмо Унгебауэра. Уж Демьян Константинович мог бы и поздравить лично…
Вот что писал лейтенант флота и помощник начальника Общества Морского пароходства К.В.ж.д.:
«Дорогой Антуанъ! Прими искреннія поздравленія съ Днемъ Ангела! Прости, что не приѣду лично и не зову тѣбя къ себѣ – я теперь живу не одинъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ спѣшу съ радостью пригласить тебя на мое бракосочетаніе, которое пройдетъ января 23 дня сего года въ дальнинской церкви.
Твой преданный другъ Демьянъ Унгебауэръ.
P.S. Болѣе того, прошу стать моимъ шаферомъ.»
Итак, Унгебауэр все-таки решил жениться на Терезе Страшкевич. Причем явно спешил это сделать до Великого поста и масленичной недели, когда венчание невозможно. Что выйдет из этого союза двух сердец, Горский не знал, но искренно верил в то, что Демьяну и Терезе будет сопутствовать счастье.
Выходит, прав оказался Гвоздевич, давая лейтенанту флота пророческий совет.
Между тем от самого штабс-капитана открытки не было. Горский всецело понимал, какую нелегкую службу несет Георгий Сильвестрович – мог и забыть, поэтому винить офицера стрелков повременил.
До титулярного советника внезапно дошла мысль, от которой стало нестерпимо грустно. В доме Унгебауэра теперь не будет привычных субботних собраний, которые так помогали отрегулировать душевное равновесие.
«Демьян перестает быть холостяком» – мысль эта никак не желала оседать в голове судебного следователя, будто пушинка, метавшаяся от любого колебания воздуха.
Ближе к восьми вечера приехал Гвоздевич. Штабс-капитан выглядел встревоженно.
– Нашу бригаду выводят из Порт-Артура, – сообщил он. – Стало быть, и я скоро покину Дальний…
– Но куда вас отправят?
– Разведка докладывает, что японцы готовят вторжение в Маньчжурию через Корею. Вероятно, наша бригада и мой полк в частности будут форсировать Ялу.
– Даст Бог, наша разведка ошибается… – проговорил судебный следователь, переваривая услышанное.
– Да, к сожалению, наша разведка часто ошибается, – подтвердил Гвоздевич с едва уловимой усмешкой.
– Значит, еще есть шанс избежать войны?
– Полагаю, что нет.
Горский проводил друга в гостиную, налил марсалы, попросил Кима принести закуски.
– Я хочу, чтобы ваш слуга присутствовал при нашем разговоре, – заявил вдруг штабс-капитан.
– Ким, останься, – велел хозяин дома. Кореец послушно сел на диван.
– Как бы ни сложились обстоятельства, ясно одно: очень скоро я покину Дальний. Поэтому оставшееся время я хочу посвятить вашему обучению. Я должен передать вам свои знания и поделиться своим опытом прежде, чем оставлю город на ваше, Антон Федорович, попечение.
Гвоздевич говорил в высшей степени серьезно, чеканя слова, будто удары кувалды.
– Я не случайно попросил тебя остаться, – Георгий Сильвестрович поглядел на корейца с уважением. – Вижу, твой господин тебе доверяет. Ты надежный человек, на которого можно положиться. Ты станешь его помощником.
– Я уже его помощник, ваше благородие, – ровно ответил Ким.
– Вот и славно, – офицер перевел взгляд обратно на Горского. – Но вам понадобится как минимум еще один помощник для оперативных нужд.
– Ким один справится.
– Я так не считаю, – возразил штабс-капитан. – Он следит за домом, но нужен еще кто-то для наружного наблюдения и прочих поручений. Есть кто-нибудь на примете?
Горский рассказал Гвоздевичу о Самсоне Семенове, который успел хорошо себя зарекомендовать и который служил филёром в столице. Георгий Сильвестрович кандидата одобрил и дал следующие рекомендации:
– Вербовать его будете вы сами, Антон Федорович. Сперва дадите ему несколько заданий, чтобы он привык на вас работать. Не стесняйтесь на похвалу, но всегда требуйте четкого исполнения. С чаевыми будьте осторожнее – возместить их я вам не смогу (бюджет контрразведки ничтожно мал), да и может сесть вам на шею. Лучше объясните всю важность исполнения того или иного поручения, несколько утрировав. Задавайте больше вопросов о нем самом, нежели рассказывайте о себе. Это располагает собеседника, а вам позволяет собрать больше сведений для анализа и для возможного шантажа.
– Шантажа?.. – переспросил обескураженный Горский.
– Да, – холодно ответил Гвоздевич. – Шантаж – это один из методов вербовки и принуждения к выполнению специальных заданий. Но им необходимо разумно пользоваться. Сейчас вы к этому, безусловно, не готовы, но в дальнейшем вам необходимо будет взять его на вооружение. Я вас научу. А пока только смиритесь с мыслью, что это неизбежно и полезно.
– Хорошо…
– Не доверяй никому. Вокруг вас потенциальные предатели. Если вам нужно привлечь к сотрудничеству человека, найдите его слабую сторону: у кого-то это деньги, у кого-то алкоголь, у кого-то женщины, кто-то недооценен на службе и мечтает о большой карьере, а кто-то слишком привязан к родным…
Антон Федорович начал постепенно понимать всю суть поведения самого Гвоздевич. Настоящий контрразведчик не должен зависеть ни от каких человеческих пороков…
Георгий Сильвестрович еще долго и интересно рассказывал об азах своего ремесла, ограничиваясь понятными тезисами. Под конец он произнес:
– Люди, которые будут представлять для вас наибольший служебный интерес, должны стать вашими лучшими друзьями.
– Так вот для чего вы стали моим другом! – бросил уязвленный Горский.
– Дружба в наше время возможна лишь в двух случаях: или если вам что-то от человека надо, то есть вы планируете в дальнейшем использовать его влияние, положение, способности, навыки и тому подобное, или если вам интересно с ним общаться и у вас есть общие ценности и увлечения. Согласны?
Титулярный советник кивнул.
– В вашем случае, Антон Федорович, сошлись оба фактора. Вы занимаете важную должность судебного следователя, чрезвычайно умны и склонны к аналитическому мышлению, умеете ловить негодяев, а вместе с тем любите Россию не меньше моего, придерживаетесь монархических взглядов, интересуетесь мировой политикой и спортом. Я бы никогда себе не простил, если бы упустил шанс стать вашим другом.
– Вы сейчас говорите искренно? – чуть оттаял Горский, но всё же сомневаясь в истинности слов штабс-капитана.
– Точно так.
– Дайте слово офицера, – настаивал судебный следователь.
– Мне импонирует ваша подозрительность, – отметил Георгий Сильвестрович с легкой улыбкой. – Знаете, масоны, например, считают себя высокогуманными и высокоморальными светочами, но при этом устав их братства позволяет им нагло врать, когда речь идет о самой принадлежности к масонам и о сохранении тайны.
– Вы это сейчас к чему? – нахмурился Антон Федорович.
– Я к тому, хватит ли вам моего слова офицера? Ведь контрразведка – это своего рода тайное общество.
– Поверьте, я знаю цену слова русского офицера.
Гвоздевич посерьезнел.
– Слово офицера, – произнес он. Ни один мускул не дрогнул на его лице. – Это вам. На День Ангела.
С этими словами штабс-капитан протянул Горскому серебряный перстень довольно примитивной формы.
– Спасибо…
– Только не подумайте, что у меня дурной вкус! – прыснул Георгий Сильвестрович. – Попробуйте нажать на маленький рычажок снизу.
Антон Федорович надавил на выпуклость и едва не вскрикнул от неожиданности: из перстня тотчас вылезли два крохотных ножа.
– Вот это да!..
– Помогает в ближнем бою, – пояснил довольный произведенным эффектом Гвоздевич. – Английская модель.
Судебный следователь еще долго благодарил штабс-капитана за превосходный подарок, а офицер стрелков, в свою очередь, сдержанно улыбался. Постепенно он становился для Горского куратором.
Всю последующую неделю Антон Федорович постигал искусство контрразведки, которому его охотно обучал Георгий Сильвестрович. Для этой цели титулярный советник рано покидал присутствие, получив однажды заслуженный реприманд от мирового судьи. Замечание Алексея Владимировича судебный следователь оставил без внимания, потому что, во-первых, уже успел сложить о себе в Дальнем хорошую репутацию, то есть не нуждался в покровительстве надворного советника, а во-вторых, его прямым начальником был товарищ прокурора Окружного суда Азаров.
Горский совершенно не представлял, как будет ловить вражеских шпионов, но те новые и порой удивительные сведения, которыми его обильно снабжал Гвоздевич, усваивались титулярным советником на ура. С осторожным оптимизмом глядел Антон Федорович в будущее, совершенно не представляя, с какими трудностями и испытаниями он вскоре столкнется…
В пятницу 23 января состоялось бракосочетание Демьяна Унгебауэра и Терезы Страшкевич. На церемонии присутствовали лишь самые близкие друзья лейтенанта. Поручителями со стороны жениха выступили Горский и Кочетов (управляющий Морского пароходства общества К.В.ж.д.), со стороны невесты – Гвоздевич и принявший православие Ланфельд. Тяжелые венцы держали попеременно, но руки всё равно основательно устали.
Свадьбу праздновали в ресторане при гостинице «Дальний». Небольшой уютный зал с одной стороны вместил всех приглашенных, с другой – гарантировал от нежеланных гостей.
Решив соединить свою судьбу с Демьяном, Тереза Страшкевич приобрела как минимум одного непримиримого врага в лице кафешантанного антрепренера. Навсегда покинув сцену «Империала», мадам Ардан, несомненно, обрекла легкомысленное заведение если не на гибель, то на снижение прибыли уж точно. При этом она нисколько не жалела о сделанном ею выборе, напротив – была рада покончить с мутным прошлым.
В метрической книге сделали соответствующие записи. С этого дня мещанка австрийских Черновиц Тереза Страшкевич, римско-католического исповедания, становилась Терезой Унгебауэр. Отец Ксенофонт, прежде чем совершить таинство, произнес длинную напутственную речь, под конец которой взял с невесты расписку, что та непременно будет воспитывать детей в православии.
В воскресенье 25 января стояла прекрасная (насколько это возможно для зимы) погода: солнечная и теплая. Между тем в газетах писали о безысходности русско-японских противоречий, о взаимном недоверии и эскалации конфликта. Россия направила Китаю ноту, относительно нейтралитета последнего. Более того, наша Империя ни много ни мало настаивала на увольнении всех иностранных офицеров, находившихся на службе китайского правительства, а также испрашивала число, наименование и расположение войск Поднебесной. От Японии мы добивались разоружения Южной Кореи взамен на суверенность Китая в Маньчжурии.
Проживавшие во Владивостоке японские купцы, мастеровые и прислуга экстренно выезжали из России на прибывшем за ними специально зафрахтованном английском пароходе «Афридис»…
Порт-артурский корреспондент «Рейтера» сообщал, что русские концентрируют войска на Ялу, оправдывая это враждебностью Японии. И это была чистая правда, потому что Гвоздевич неделю назад говорил ровно о том же. Его 3-ю Восточно-Сибирскую стрелковую бригаду уже выдвинули из Порт-Артура в сторону Северной Кореи. Георгий Сильвестрович со своими ротами должен был покинуть Дальний со дня на день.
Утром следующего дня, по дороге в присутствие, внимание Горского привлекла четверка стрелков, державших под руки испуганного китайца. Азиата очевидно собирались пороть, приготовления шли полным ходом.
– Что ж вы делаете, братцы? – подошел к ним Антон Федорович. Китаец с надеждой поглядел на титулярного советника.
– Вор он, ваше благородие! – уверенно заявил ефрейтор со злым выражением лица.
– Что же он украл?
– На казенные харчи позарился, паскуда!
Горский еще раз поглядел на китайца. Под тонкой грязной курткой угадывалось тщедушное телосложение. Впавшие щеки говорили о недоедании.
– А вы отчего не в казарме?
– Нас за провиантом послали, – пояснил рядовой с рыжим чубом. – Намедни выдвигаемся…
– Зашли в хлебную лавку, а там хозяин орет да на этого пальцем тычет – давеча, грит, булку с прилавка хвать, и драпака! Ну так мы его быстро заломали! – добавил ефрейтор.
– Лавочник мог обознаться. Неужели бы вор вернулся на другой день, сами подумайте? – взывал к ним Антон Федорович.
– А и то верно… – почесал затылок чубатый.
– Отпустите вы его! Пусть идет себе с миром.
Стрелки китайца отпустили, мудрому совету вняли. А на душе Горского сделалось легче.
В полдень в камеру судебного следователя заехал Гвоздевич. Проститься… Их роты выгоняли к Нангалину, где уже стояла бригада. Просил беречь себя и всегда думать, прежде чем что-то сказать или сделать.
– Может статься, мы с вами больше не увидимся, – сказал напоследок Георгий Сильвестрович. По его лицу пробежала мрачная тень. – Поручаю на вас Дальний.
Крепко пожал руку и был таков.
Весь день Горского не покидало чувство тревоги…
***
Солнце садилось за горизонт далеко на западе, там, где жили европейские варвары. Безоблачное небо быстро меняло расцветку, превращаясь из романтично-фиолетового в зловеще-черное. Спокойное море взрезали гребные винты, оставляя позади белые полосы. Шлейф из пены растянулся на несколько тё, уходя в сторону скрывшегося из виду Квантуна.
Фурукава покидал Порт-Артур в великолепном расположении духа. Русская крепость ему ужасно не понравилась, но очень скоро английский пароход доставит его на родину. Благо японский консул спешно увозил соотечественников, заручившись охранной грамотой, полученной у своего российского коллеги в Чифу. Поэтому никаких сложностей с выходом из Артура не возникло.
Фурукава почесал бритый подбородок, глядя в уходящую даль, поежился от холодного ветра и побрел в свое отделение. На пароходе он служил коридорным.
Не успел он вернуться, как какой-то сморчок с кансайским акцентом потребовал принести ему в каюту кофе. Фурукаве пришлось мысленно сосчитать до десяти, чтобы не учинить конфликт. Выдержка никогда не была его сильной стороной. Тем не менее он даже заставил себя улыбнуться.
После этого он снова вышел на палубу.
Пароход отошел не менее чем на 4 ри от Квантуна, прежде чем на востоке возник профиль военного судна. По силуэту с двумя высокими мачтами и двумя огромными в диаметре дымовыми трубами Фурукава понял, что это флагман императорского флота – броненосец «Микаса». Сердце забилось быстрее. Он и представить себе не мог, что всё произойдет так скоро.
Коридорный сидел на посту, когда к нему подошел консул.
– Нас ждут, – рассеянно бросил дипломат. Было заметно, что он тоже волнуется.
Оказалось, что с «Микасы» за ними послали шлюпку. Молоденький лейтенант любезно сообщил, что ему приказано доставить их на борт флагмана.
Броненосец щерился палубными орудиями, массивной глыбой возвышаясь над шлюпкой. Ни один прожектор не зажегся, чтобы осветить им путь. Холод заставлял матросов грести быстро, поэтому очень скоро гости с английского парохода оказались на борту «Микасы». Выяснилось, что за флагманом в кильватерной колонне следовала большая группа миноносцев. Консула и Фурукаву провели в боевую рубку, где их встретил пожилой человек в мундире с вице-адмиральскими эполетами. Несмотря на полумрак, коридорный хорошо разглядел его лицо: умные, но усталые припухшие глаза, крупный нос, седая эспаньолка. Это мог быть только командующий объединенным флотом Японии Того Хэйхатиро. Рядом с ним стоял капитан 1 ранга в самом расцвете сил, с бесстрашной и несколько наглой физиономией.
– Того-тайсё-доно! Позвольте сделать доклад! – задорно отрапортовал Фурукава, вытянувшись во фрунт. Он специально назвал командующего императорским флотом «адмиралом», но не общим словом «тэйтоку», а именно тем, которое относится к непосредственному чину («тайсё»). Лесть – замечательное средство сближения.
Старик вице-адмирал коротко улыбнулся – кажется, оценил.
– Хикодзиро-дайсё-доно, проведите, пожалуйста, майора Фурукаву в мою кают-компанию, – обратился Того к капитану корабля. – Мне необходимо переговорить с господином консулом. Я скоро к вам присоединюсь.
Хикодзиро кивнул и жестом указал Фурукаве на выход. Они спустились в невысокую, но широкую и светлую комнату, всё центральное пространство которой занимал длинный стол с тринадцатью стульями. В военной среде это число пользовалось чрезвычайной популярностью, поэтому Фурукава не удивился.
Над столом свисали железные штыри с электрическими плафонами. Искусные картины оживляли унылые белые стены; от закрытого экраном камина исходило приятное тепло.
Вскоре появился вице-адмирал в сопровождении штабных офицеров и попросил начинать. Фурукава достал из внутреннего кармана аккуратно сложенную карту. Он заботливо разложил ее на скатерти, офицеры обступили его вплотную.
– Нам удалось установить доподлинное расположение вражеских судов в Порт-Артуре. Все они нанесены на эту карту, – Фурукава с нескрываемым восторгом ткнул пальцем в черные отметки у входа в крепостную бухту. – Русские корабли стоят на внешнем рейде уже неделю. У самого берега, отдельно от прочих, расположены крейсера 2 ранга «Новик», «Боярин», «Джигит» и канонерская лодка «Гиляк». Основная эскадра выведена чуть дальше и выстроена в три шеренги. Северную составляют броненосцы «Петропавловск», «Полтава» и «Севастополь», промежуточную – «Пересвет», «Ретвизан», «Победа» и «Цесаревич» и южную – транспорт «Ангара» и крейсеры 1 ранга «Баян», «Диана», «Паллада» и «Аскольд». Два крейсера ежедневно дежурят под парами. Еще два освещают рейд прожекторами. Сегодня это «Ревтизан» и «Паллада».
Того довольно улыбнулся. Он и подумать не смел, что Фурукава добудет настолько подробные сведения.
– Каждый вечер прекращается сообщение с берегом, – продолжил майор в форме коридорного слуги. – По одному борту у орудий всю ночь дежурят матросы. При этом суда хорошо видны в темноте за счет навигационных огней, которые они всё же оставляют во избежание столкновений с джонками, шаландами и прочими гражданскими лодками. Заграждающие боны с сетями русские также не используют.
– Фурукава-сёса-доно, вы отлично справились с порученным вам заданием! – воскликнул Того, которому не терпелось начать операцию. Затем он попросил одного из офицеров своего штаба снять с карты копии и немедленно созвать всех капитанов на совещание.
Вскоре лицо вице-адмирала побледнело. Будто упустив что-то важное, он выхватил карту у помощника.
– Постойте, но что в Талиенванском заливе? Неужели там нет ни одного русского судна? – растерянно спросил он у майора разведки.
Фурукава ждал этого вопроса, но в глубине души надеялся, что командующий флотом не придаст этому внимания. Выходило скверно: доклад заканчивался на минорной ноте. А запоминается, как известно, последнее…
– У нас нет достоверных сведений относительно присутствия вражеских военных судов в Талиенванском заливе. Моего агента в Дальнем… ликвидировали.
– Вот как? – Того вскинул брови.
– У русских появилась контрразведка? – сардонически ухмыльнулся Хикодзиро.
– Похоже на то. Вот уже несколько лет в Дальнем последовательно устраняют всех наших резидентов, – честно признался Фурукава. Зубы его при этом сжались. Мысль о том, что ему, одному из лучших разведчиков Японии, так и не удалось выстроить в русском порто-франко агентурную сеть, ужасно его злила.
– Что ж, так и придется посылать часть эскадры к Дальнему… – с сожалением констатировал вслух Того.
На последующем вскоре совещании вице-адмирал решит разделить минную флотилию на два отряда: 10 миноносцев отправит атаковать вражескую эскадру к мысу Ляотешань, а 8 – к Талиенвану.
ЧАСТЬ II
Невидимая война
8. Новая старая жизнь
27 января 1904 года в Дальнем узнали о внезапной ночной атаке японского флота на Порт-Артур. Находившиеся на внешнем рейде броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер 1 ранга «Паллада» посредством минной атаки неприятеля вышли из строя. О количестве убитых не сообщалось, но все понимали, что жертвы есть.
Было около полудня. Горский пил чай в своей камере, когда к нему буквально влетел взволнованный Алексей Владимирович и сообщил страшную весть. Антон Федорович внимательно его выслушал, покрутил фарфоровую чашку с остатками чая и только после этого спокойно молвил:
– Значит, война…
Удивительно, но все предыдущие дни судебный следователь был убежден, что война неизбежна. Раз за разом эта мысль всплывала в его сознании непоколебимой истиной, аксиомой, не требующей доказательств, однако теперь, когда начало боевых действий стало реальностью, он отказывался в это верить, как в нечто сверхъестественное. Ему казалось, что в это цивилизованное, гуманное и мирное время ничего подобного произойти не может. Он искренно верил в мудрость мировых правителей и талант их дипломатов.
Вторым чувством на смену тревоге пришел необузданный восторг, истоки возникновения которого Горский примерно представлял. Каждого мужчину в той или иной степени уже с раннего детства будоражит одна только мысль о начале войны. Пушки, взрывы, бравые атаки под крики «ура!», несущаяся галопом с шашками наголо кавалерия, ружья, сабли, ровные ряды солдат и мужественные фигуры офицеров во все времена и во все эпохи пользовались огромной популярностью и вызывали неподдельный интерес среди юношей. Не было еще века в русской истории, когда молодые русичи презирали бы всё военное и самоё войну.
Вечером пришли новые вести. Оказалось, что нынешним же днем японская эскадра снова атаковала наши суда. Неприятель, вероятно, намеревался таким образом проверить результаты своей ночной вылазки и нанести очередной удар по не успевшему оправиться противнику. Маневр японцев, ввиду нашей полной боеспособности, успехом не увенчался и подданные микадо столь же быстро удалились, провожаемые огнем крепостной артиллерии.
Следом ожидаемо пришли сообщения о мобилизации русских войск на Дальнем Востоке. Главкомом сухопутных и морских сил был назначен генерал-адъютант адмирал Алексеев. Временным командующим Маньчжурской армией, до прибытия генерал-адъютанта Куропаткина, объявлялся генерал-лейтенант Линевич.
После службы Горский отправился к Унгебауэру. Титулярный советник рассчитывал узнать у друга, тесно связанного с флотом, подробности морских сражений.
Демьяна Константиновича дома не оказалось. Судебный следователь хотел было уйти, но камердинер настойчиво предложил Антону Федоровичу дождаться прибытия хозяина. Его провели в знакомую гостиную, предложили кофе. Горский не отказался, хотя кофе пил редко. Как странно было находиться в пустой гостиной, где еще совсем недавно гремели задорные шутки, рекой лился «Мартель» и стоял густой табачный дым. Всё это будто кануло в Лету. Будто никаких вечерних посиделок никогда и не было.
«Всё течет, всё изменяется», – сказал некогда Гераклит и был тысячу раз прав…
От подобных мыслей у титулярного советника защемило сердце. Впрочем, ненадолго, потому что очень скоро в гостиную вошла Тереза. Как того и требовал этикет, Горский тотчас поднялся. Жена Унгебауэра вежливо поздоровалась и попросила Антона Федоровича еще немного подождать Демьяна Константиновича, который должен был вернуться с минуты на минуты.
– Вы уже, вероятно, знаете, что случилось… – начал вместо обязательных комплиментов судебный следователь. – Поэтому, может статься, ваш муж задержится…
Тереза молча кивнула. В глазах ее читалась немая скорбь, которая присуща всем женщинам, переживающим за своих мужчин. Она присела на диван.