Текст книги "Так все и было..., или рассказы бывалого одессита"

Автор книги: Леонид Яровенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Смотрю на часы. Ого! Почти час проспал... Скоро подъезжаем... Где наши? Так. Роберто сидит, как сидел, Феля развлекает отсевших подальше от чесночного духа девушек, а Фима сосредоточенно пьет чай... Откуда в электричке чай – непонятно... Это он стучит ложечкой о стакан. А еще доцент... Что мне только что снилось?.. Ага, вспомнил!.. Вечер, когда Таня впервые пришла к нам домой...

С Таней я познакомился в кафе, на каком-то торжестве. Наш ансамбль туда пригласили играть, а она, тогда еще студентка нархоза, была среди гостей. Познакомила нас одна наша общая знакомая. Таня мне сразу очень понравилась, мы разговорились, и я дал ей номер своего домашнего телефона... Позвонила она где-то через месяц. Трубку взяла мама и, узнав, что звонит Таня, сказала примерно следующее: «Лени сейчас нет дома, но я знаю, что вы с ним встречаетесь, и очень хотела бы с вами познакомиться. Приходите к нам домой». А сказала так мама потому, что я в это время, действительно, встречался с Таней, только другой...

Возвращаюсь я вечером домой, а мама мне и говорит: «Звонила твоя Таня, очень обаятельная девочка, я с ней с удовольствием поговорила и пригласила ее на завтра к нам на чай. Ты же сам никак не соберешься это сделать...». Я попытался объяснить, что только сейчас был у Тани, и не понимаю, зачем она звонила. Мама не стала слушать моих объяснений и сказала, что мне уже 21 год и что вообще, пора уже бросить искать приключения, а вместо этого нужно жениться и подарить ей внуков. На мои объяснения, что звонила совсем другая Таня, и что я вовсе с ней не встречаюсь, мама, опять-таки, не обратила никакого внимания.

Вечером следующего дня Таня, как и обещала, пришла к нам. Мы пили чай с тортом, разговаривали о чем-то, и вдруг мама говорит: «Дети, а почему бы вам не пожениться?»

«Ну, что, Таня, – пошутил я тогда, – раз мама советует, может, и в самом деле поженимся?»

– Яне против, – очень спокойно ответила Таня, чем немало меня удивила...

После этого вечера я всерьез решил проверить ее чувство юмора, проверка дала неожиданные результаты: очень скоро состоялась свадьба, а еще через три недели мы расписались.

В те годы не было такого свадебного сервиса, как сейчас, зато время было веселое... Во всяком случае, в ЗАГС мы приехали на машине «Скорой медицинской помощи», которой управлял мой товарищ. А на свадьбу нас привез другой мой товарищ —уже на милицейской машине...

Мы с Таней жили на поселке Котовского, в одной комнате с моим братом. Я работал на трех работах: сутра – на стройке, как строительный рабочий, после работы преподавал плавание в детской спортивной школе, а вечером играл с оркестром и пел в ресторане гостиницы «Лондонская». Нужно было зарабатывать на квартиру...

Но вот и наша станция...

Было договорено, что председатель вышлет за нами автобус. Не тащиться же, в самом деле, пешком, да еще с инструментами и аппаратурой, несколько километров до центральной усадьбы. Именно там, в доме председателя, должна была завтра состояться свадьба...

Но никакого автобуса у станции мы не увидели. Это удивило. С музыкантами так поступать не принято. Тем более, что день ужеблизился к концу, да и похолодало изрядно. ...Если простужусь, то петь не смогу. Этого только не хватало...

В пристанционном буфете включили освещение. Там, пожалуй, будет не так холодно, и вообще...

– Это вы играть на свадьбу? – послышалось сзади. Мы оглянулись. К нам не спеша, враскачку, подходил парень. Рост – под два метра, вес, пожалуй, центнера на полтора, на лице – обаятельная улыбка. – Я Ваня, меня председатель за вами прислал. – Он протянул руку, и мы по очереди, называя себя, пожали огромную ладонь...

Особый интерес, даже, я бы сказал, восхищение у Вани вызвал наш негр.

– Африка? – негромко спросил он у меня, указывая на Роберто.

– Куба, – так же негромко отозвался я, и с этого момента внимание Вани к Роберто переросло в какое-то немое обожание. Во всяком случае, когда мы нагрузились своей поклажей, чтобы, наконец, идти к автобусу, Ваня взял в одну руку ударную установку, а другой отобрал у Роберто все, что он собирался нести, кроме гитары, с которой тот, как истинный музыкант, предпочел не расставаться.

То, на чем нам предстояло ехать, оказалось не автобусом, а выкрашенным в зеленый цвет полевым вагончиком на колесах, в который был «запряжен» трактор «Белорусь». Подобные вагончики обычно используют под «контору» на стройках или полевых станах. На стройке, где я работал, тоже такой стоял...

– Автобус поломался, – извиняющимся тоном проговорил Ваня. – Но я вас довезу лучше, чем автобус. Не сомневайтесь. – И посмотрел на Роберто, чтобы понять, не сомневается ли тот в его словах. Роберто не выразил никаких сомнений, и тогда Ваня поступил совсем уж по-рыцарски, пригласив Роберто ехать в кабине трактора, рядом с собой... Впрочем, на Роберто и это не произвело никакого впечатления... И вообще, по-моему, он за весь, пусть небольшой, период нашего знакомства еще не проронил ни слова.

В селе нас встретили очень приветливо. Председатель колхоза, отец невесты, прошел вместе с нами в «залу», где должно было состояться гуляние, показал, куда, по его мнению, следует поставить звуковые колонки. В это время в «залу» вошел рыжеватый, лет пятидесяти, худощавый мужичок. Увидев посторонних, он, чеканя шаг, подошел к председателю, вытянулся по-военному и доложил, что секретарь райкома партии и председатель райисполкома довольны представленным отчетом, так как приглашение на свадьбу приняли, обещали быть и даже намекнули насчет охоты...

– Молодец, парторг, пусть приезжают, – отозвался председатель. – И охоту организуем, и повеселим, как положено. Тем более что у нас – музыканты из Одессы. Вот, знакомься...

Парторг позволил каждому из нас пожать ему руку и сообщил, что он – майор в отставке, политработник, служил во внутренних войсках...

Интересно было наблюдать, как, прямо на глазах, только что невыразительное лицо экс-майора стало вдруг озабоченным, как у большинства хронических бездельников, а все пальцы на руках – указательными...

– Значит так! – металлическим голосом изрек парторг. – Играть только отечественную музыку. Идеологически выдержанную. Репертуар представите мне на утверждение. И чтобы, – он уставился пронизывающим взглядом на Роберто, – лицом не в грязь. Ясно? Я лично прослежу...

Господи!.. И здесь нет покоя от идеологических бонз... Как же они мне все надоели...

А дело было в том, что тогда много крови мне лично, да и другим музыкантам тоже, портил Одесский отдел музыкальных ансамблей, с которым приходилось согласовывать репертуар. Среди музыкантов в то время даже ходила присказка «горе от ООМА», перефразировав классика. В то время запрещено было исполнять не только многие произведения зарубежных композиторов или известные во всем мире одесские песни, такие, например, как «Семь сорок...», но и прекрасные музыкальные произведения некоторых отечественных композиторов. В случае нарушения музыкантам грозило увольнение с работы...

Я тогда выступал с оркестром в ресторане «Театральный». Мы знали, что комиссия ООМА ходит по ресторанам и следит за тем, чтобы «тлетворное влияние Запада» не просочилось на танцполы и, упаси Боже, в умы граждан, за чей «облико морале» и идеологическую стойкость они, похоже, несли буквально личную ответственность.. Что было делать? Музыканты в ресторанах платили швейцару, чтобы он предупреждал их о появлении такой комиссии, и играли все, что посетители заказывали.

Однажды, когда мы исполняли «Семь сорок», швейцар дал знать, что пришла комиссия ООМА. Как быть? Прервать песню нельзя – люди танцуют, тем более что за музыку уплачено. Играть тоже нельзя —можем потерять работу... Швейцар входит в наше положение и долго, с пристрастием, «выясняет», что за комиссия пришла, и с какой стати ее нужно пускать в ресторан, если на дверях висит табличка с надписью «Мест нет»... В это время мы плавно переводим заводной еврейский фрелекс в модную тогда «Призрачно все в этом мире бушующем...», которая разрешена к исполнению... Проникшим же, наконец, в зал членам комиссии, в ответ на их претензии, объясняем, что музыка, которую они слышали, никакая не «Семь сорок», а всего лишь увертюра-импровизация к «Призрачно все...». Не знаю, поверили они нам, или нет, но в тот раз никаких репрессий не последовало. И подобных случаев было предостаточно...

В доме председателя нам выделили отдельную комнату где уже стояли четыре раскладушки с постелями. Мы поужинали и решили лечь пораньше, чтобы хорошенько отдохнуть: работа предстояла нешуточная.

Однако уснуть не удавалось. Во дворе, куда выходило окно нашей комнаты, до поздней ночи лязгала у своей будки цепью, лаяла, хрипела и выла огромная, размером с теленка, хозяйская собака. И так она это все вытворяла, что дребезжал хрусталь в стоящей у нас в комнате «горке»...

Я очень люблю животных, особенно собак, но, конечно же, не таких, которые спать не дают... У меня у самого много лет была овчарка. Очень умная и преданная. Я дал ей кличку Туман в память о службе на флоте. У нашего мичмана Ивана Григорьевича Старожилова, человека непростой судьбы, в прошлом подводника-североморца, была привычка подбирать и воспитывать беспризорных и, как правило, беспородных щенят. И каждого из них он называл Туманом, а объяснял это тем, что когда на море опускается туман, и корабли не выходят из гавани, всегда есть время поразмышлять о смысле жизни. И на душе, – говорил он, – становится легче, если рядом есть теплая собачья холка, которую можно погладить...

И даже потом, когда трижды мною проклятая хозяйская собака угомонилась, когда мои товарищи умиротворенно посапывали, я долго еще не мог уснуть. И даже, пожалуй, не из-за собаки, а просто мысли постоянно вращались вокруг Тани и будущего ребенка... Да и усталость сказывалась. Когда устаю, мне всегда трудно уснуть...

У каждого человека есть своя «малая родина», свой родной дом – опора в жизни. Каждый хранит в душе огонек, зажженный родителями и поддерживаемый близкими и друзьями. И куда бы ни заводили нас жизненные пути, мы всегда стремимся возвратиться в места, где жили наши предки, где прошли наше детство, отрочество и юность, где были познаны первые радости и разочарования.

На Одесщине, на прекрасной земле юга Украины, компактно проживают украинцы и русские, болгары и молдаване, гагаузы и греки, евреи, армяне и еще множество народов и народностей... Здесь их «малая родина». Сохраняя присущие им культуру, быт, язык, национальный менталитет, психологию и религиозные обряды, эти народы обогащаются традициями и культурой народов-соседей, образуя постепенно новую общность с единой национальностью – одесситы. Хлебосольна эта земля, и люди, живущие на ней, колоритны... И чем чаще мне приходится бывать в селах Одесщины, тем больше я в этом убеждаюсь...

Село, куда мы в этот раз приехали, было, преимущественно, населено украинцами. И свадьба, естественно, проходила с соблюдением большинства украинских традиций: с расшитыми рушниками, обрядовыми песнями, и, конечно же, танцами в помещении и на улице, да такими, что земля гудела и пыль поднималась столбом...

Кстати, свадьба в селе – совсем не то, что свадьба в городе. Здесь все намного интереснее, естественнее, даже, я бы сказал, душевнее... И нравы, и наряды, и украшения, и стол, и даже желание, чтобы на свадьбе играл «живой» оркестр, а не один только магнитофон, даже самый заграничный... Я, повторюсь, играл на многих сельских свадьбах, и, должен отметить, что ни одна из них полностью не походила на другую, у каждой была своя «изюмин ка». В одном селе невесту «продавали», и «штрафную» наливали совсем не так, как в другом, а в третьем «выкупали» не так, как в четвертом. В одном молодые парни, в основном, отслужившие в армии друзья жениха, положив руки друг другу на плечи, прохаживались по селу этакой своеобразной шеренгой, а в другом, усевшись в круг и лузгая семечки, острили по поводу достоинств жениха и невесты... И даже те свадьбы, которые их устроители пытались сыграть «по-городскому», с фейерверком и колонной из десятка легковых автомобилей, носили настолько своеобразный характер, что, уверен, какой-нибудь этнограф мог бы сделать диссертацию на материале одного только сравнительного анализа этих действ.

Колхоз, которым руководил отец невесты, был, как говорится, из крепких. Расставленные в «зале» столы ломились от жареного, пареного, печеного, моченого, соленого и прочих красивостей и вкусностей. Исходили паром вареники с мясом, сыром, капустой, картошкой и грибами. Тут же, в изобилии, находились самодельные и «казенные» алкогольные напитки и «запивочки». Но главным украшением стола было, помню, конечно же, сало: толщиной в ладонь, розовое, с мясными прожилками и без них, копченое, соленое, запеченное с травами и специями, отваренное с чесноком, оно источало несравнимые ни с чем ароматы и, словно бы, напрашивалось быть съеденным в первую очередь...

Все это великолепие дополняли и оживляли надувные разноцветные шары, гирлянды и празднично одетые гости.

Венчания в церкви не было, поскольку атеистические настроения считались главным достоинством молодых. В 10 часов утра подъехало на «Волгах» районное руководство, и в их присутствии секретарь сельсовета «расписала» молодых. Мы сыграли туш, гости прокричали «Горько!» и расселись за столами.

После каждого из поздравлений, с которыми выступали районные руководители, мы исполняли туш, им же сопровождали долгие поцелуи молодых после криков «Горько!», потом просто играли и пели для услаждения слуха гостей, а позже, когда начались танцы, стали играть и петь по заказам гостей. Заказывали нам и «Семь сорок», и «Бублички», и даже «Мурку»... Парторг активно «общался» с районным руководством и родителями новобрачных, и на нас, казалось, не обращал внимания. Вот только когда, по заказу отца жениха, мы стали исполнять «Хавана Гила», он посмотрел в нашу сторону совершенно трезвыми глазами и погрозил мизинчиком...

Две симпатичные упитанные девчушки старшего школьного возраста, одна из них, явно, городская, пока мы играли и пели, не отрывали глаз от Роберто. В перерыве они подошли ко мне и поинтересовались, почему наш Роберто такой худой. Я ответил, что он, вообще-то, еще недавно был толстым, но, из солидарности со своими братьями в Южной Африке, сейчас сел на диету... Девчушки посовещались и попросили меня спеть для Роберто украинскую народную песню «Чорнявый та стрункый»... Я пообещал исполнить их просьбу, и тогда «городская» подошла к Роберто и, как это иногда показывают в кино, подняла сжатый кулачок и произнесла: «Венсеремос, амиго!». И тут наш неулыбчивый и немногословный Роберто меня удивил: он широко улыбнулся, наклонился к девушке, взял ее кулачок в свою правую руку, поцеловал, и, приложив левую руку к своему сердцу, очень проникновенно произнес по-русски: «Большое спасибо, амиго»... Девчонка была счастлива...

Люди подходили к нам не только для того, чтобы заказать музыку, но и с самыми неожиданными вопросами. Так, например, уже под утро, когда все хорошо выпили, к нам подсел один из гостей, пожелавший выпить еще и с музыкантами. Он рассказал, что работает таксистом, но сделал открытие в области медицины, только не знает, кому о нем сообщить, а потому решил посоветоваться с нами. По его словам, он нашел способ лечения рака при помощи самогона. Как мы поняли из его объяснений, раковая опухоль потому и называется раковой, что заполнена малюсенькими раками, наподобие креветок. А чего боится креветка? Креветка боится самогона. Почему? Таксист сообщил, что провел эксперимент: он бросил живую креветку в стакан с самогоном, и она почти сразу же погибла. Отсюда вывод: если большую креветку самогон убивает почти сразу, то с малюсенькими он это сделает намного быстрее... Мы, помню, тогда рассмеялись, а таксист обиделся... Конечно же, не стоило смеяться над человеком в такой день, но удержаться было невозможно...

Не обошлось и без казусов... Сельские свадьбы, как правило, не обходятся без так называемых старост, которые наблюдают за тем, чтобы музыканты не ленились и честно отрабатывали обещанные им деньги. В этот раз староста оказался весьма преклонного возраста и совершенно глухой. Он устроился возле одной из звуковых колонок, ухом к диффузору, и, как говорится, приступил к исполнению своих обязанностей. Мы уже отыграли пару часов, как дедушка вдруг спрашивает: «Вы будете сегодня играть, или нет?». Мы снова играем два часа, дедушка, по-прежнему, ничего не слышит и снова пристает к нам с тем же вопросом. И так раз за разом...

Помог случай. После исполнения очередного музыкального номера к нам подошел молодой мужчина, из гостей, и попросил объявить в микрофон, что он потерял во время танцев цепочку с медальоном, и если кто найдет, пусть оставит у музыкантов. Я мгновенно оценил ситуацию и, указав на старосту, ответил, что, дескать, вон тот старичок говорил о каком-то медальоне, но я, мол, толком не понял, о чем шла речь. Мужчина – к дедушке с расспросами, а дедушка, он же глухой совсем, не понял ничего и послал этого мужика куда подальше... Тот сначала разозлился, потом начал предлагать старому деньги, а тот ничего не понимает и только ругается... Слово за слово... Поднялся скандал. Свадьба разделилась на два лагеря – те за старосту, эти – за мужика... Женский визг, изощренная матерщина, несколько разбитых носов... И на фоне всего этого – одуряющий запах разлившегося по столам и по полу самогона... Разборки продолжались довольно долго, гостям, понятно, уже было не до танцев, и мы с ребятами получили возможность немного отдохнуть... А к утру и медальон нашелся...

На второй день от пьяных страстей не осталось и следа, и по нашему предложению на свадьбе было организовано всеобщее костюмированное представление. Мужчины, кто хотел, переоделись в женскую одежду, женщины – в мужскую... Все танцевали, пели, дурачились и от души веселились...

Разумеется, в переодевании приняли участие и мы. Фима и  Феля переоделись цыганами, водили хороводы и, как могли, развлекали гостей. Что касается меня и Роберто, то, с учетом моего флотского прошлого и наличия флотского бушлата и тельняшки, я нарядился «пиратом» с черной повязкой на глазу и серьгой в ухе, а Роберто, надев белый халат с красным крестом и белую шапочку, перевоплотился в «доктора». Веселье было в самом разгаре. Фима и Феля организовали танцы под магнитофон, потом немного повыясняли отношения с друзьями жениха, который приревновал свою невесту к Феле, а мы с Роберто зашли в одну из свободных от гостей комнат, чтобы немного отдохнуть. И случилось так, что в этой комнате, вероятно, еще со вчерашнего дня, спала хорошо «поддатая» пожилая женщина. Наш приход ее разбудил. Представляете картину? Женщина открывает глаза и видит белого человека – во всем черном, и черного – во всем белом... Естественно, она от испуга не может понять, где находится. Я объясняю ей, что она в чистилище, и что сейчас мы решаем вопрос о том, куда ее направить: в ад или в рай... В это время с криком «Вот ты где?» в комнату врывается муж этой женщины, тоже изрядно выпивший. Она ему начинает объяснять про рай и про ад, а нас просит, чтобы мы решили сначала, куда направить ее мужа, раз уж он тоже оказался в чистилище, а ее отправить туда же, куда и его... Неожиданной оказалась реакция мужа: пробормотав «Да ни за что на свете...», он убежал... А женщина снова уснула...

В тот же день, после перерыва, ко мне подошел отец невесты и сказал, что хочет, если, конечно, мы не возражаем, рассчитаться с нами следующим образом: за каждый день работы он заплатит нам, как договаривались, по 200 рублей, но мы, в свою очередь, должны исполнять все песни, какие он закажет. Если окажется, что мы не знаем какую-нибудь из заказанных им песен, он вычтет из обещанной суммы 100 рублей, а если знаем песню и исполняем ее – он доплатит нам 100 рублей сверх оговоренной суммы. Будучи уверен в себе, а также в силах и знаниях моих товарищей, я без колебаний согласился на эти условия. Ребята мое решение поддержали.

И тогда председатель потребовал исполнить песню «Кирпичики»... В это трудно поверить, но ни я, ни мои ребята не смогли тогда вспомнить эту песню! Однако мы должны были «держать фасон», да и деньги тоже терять не хотелось... Я объяснил ребятам, что сейчас мы исполним старую песню «На окраине Одессы, в доме у портного...», но, вместо слов «сливочное масло», будем петь слово «кирпичики»...

Должен сказать, что подобная импровизация, вообще-то, под силу любому опытному музыканту... Ансамбль вступил, и я, чтобы задать настрой, начал с припева: «Эх, кирпичики – жизнь моя, не было б кирпичиков, не родился б я...», и далее по тексту...

Председатель – в полной растерянности. Он начинает объяснять, что это не та песня, а я ему говорю, что та, но, если он знает другую, пусть ее напоет. Напеть он ничего не может и предлагает компромисс: не забирать у нас 100 рублей, но и нам ничего не доплачивать... Единственное, что нам удалось тогда получить за находчивость – это бутылку коньяка. Впоследствии я нашел в библиотеке слова и ноты старинной русской песни «Кирпичики». Разумеется, она не имела ничего общего с нашей импровизацией. На всякий случай, мы с ребятами эту песню разучили...

В конце второго дня председатель вдруг вспомнил, что он заказывал баяниста, и потребовал, чтобы тот немедленно выступил. Пользуясь тем, что председатель хорошо «выпимши», я делаю вид, что не понимаю, о чем речь, и выпускаю Роберто, который начинает петь под гитару кубинские песни...

Мы с Фимой и Фелей в музыке не первый год, неплохо в ней разбираемся и слышали немало прекрасных голосов. Могу даже сказать, что некоторые из ныне именитых эстрадных певцов начинали, как говорится, на наших глазах и с нашего благословения, но даже мы были поражены глубиной и тембром голоса Роберто. Не знаю, как у ребят, а у меня перед глазами во время его пения, как на экране, проплывали прекрасные испанки, Сьерра-Маэстра и пробирающиеся сквозь тропический лес повстанцы-«баргу дос» во главе со своим «команданте»... Феля, которого, вообще, трудно чем-либо удивить, слушал это необычное пение открыв от удивления рот, а Фима, в такт музыке, цокал языком, что лично я воспринял, как искреннее восхищение талантом певца. Экзотическая музыка и прекрасный голос покорили и гостей... Когда Роберто закончил петь и стихли бурные аплодисменты, поднялся тракторист Ваня, тот самый, что встречал нас на станции, и заявил, что Куба – остров Свободы, и он лично никому ее обижать не позволит, а Роберто предлагает выпить за дружбу народов стакан самогона. Ване отказать трудно. Непьющий Роберто стоя вливает в себя самогон и, не подберу другого слова, окаменевает. Ваня берет кусок сала и, под аплодисменты и одобрительные крики гостей «Закуси, твою мать...» заталкивает его в рот Роберто и куда-то его уводит...

Третий день нашего пребывания в селе начался с того, что часу в пятом утра, в комнату, где мы спали, Ваня внес на плече завернутого в простыню Роберто, поставил его на пол и, не говоря ни слова, удалился. Роберто постоял как мумия, а затем пошел во двор... Что там произошло, трудно сказать, но могу предположить, что он, вероятно, принял собачью будку за туалет... Во всяком случае, со двора донеслись дикий вой, а затем лай собаки, заглушаемые воплями Роберто, который в изорванной простыне влетел в комнату, споткнулся о порог и врезался головой в «горку», большая часть хрусталя в которой тут же превратилась в осколки...

Хозяева довольно спокойно отреагировали утром на битье посуды, только никак не могли взять в толк, куда это «пэсык» (приблизительно так по-украински звучит слово «песик») запропастился... Как оказалось, собака разорвала металлическую цепь и сбежала... Я думаю – от позора...

До электрички оставалось немногим больше часа, когда, чтобы отвезти нас на станцию, приехал тот же полевой вагончик, который встречал нас по приезде. Правда, тракторист был уже другой, не Ваня. Мы погрузили наш багаж, несколько увеличившийсяза счет съестных подарков благодарных хозяев, и стали прощаться с невестой, женихом, председателем, парторгом и всеми, кто пришли нас проводить. Прощание получилось довольно теплым, из чего я сделал вывод, что работу свою мы выполнили хорошо. Председатель даже записал наши номера телефонов и сказал, что будет рекомендовать нашу группу своим друзьям-председателям, которые будут выдавать замуж или женить своих детей. Он настолько расчувствовался, что даже предложил мне, как руководителю группы, остаться еще на день-другой, чтобы поохотиться вместе с ним и районным руководством, но я от предложения отказался, объяснив, что, во-первых, тороплюсь домой, ибо жена должна вот-вот родить, а во-вторых – убийство для меня неприемлемо, даже на охоте...

Реакция председателя на это известие оказалась несколько неожиданной. Он что-то сказал своему сыну, и тот через минуту вынес трехлитровую банку с медом – подарок моей жене...

Вскоре мы благополучно добрались до станции. Правда, на этот раз Роберто ехал не на мягком сидении трактора, а трясся вместе с нами на жестких скамейках вагончика. А еще через несколько часов мы уже были в Одессе...

Так закончилось наше участие в колхозной свадьбе.

Остается добавить, что за время, пока меня не было в городе, Таня благополучно родила девочку. А через два дня после возвращения я смог полюбоваться нашей дочуркой, которую Таня показала мне через окно своей палаты.

И, конечно же, я торжественно встречал своих девочек у дверей родильного дома...

А в общем, кроме замечательных воспоминаний, ничего плохого в «периоде застолья» и не было...