Текст книги "Дефицит белка"
Автор книги: Леонид Каганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Леонид Каганов
Дефицит белка
СИРУСЯНКА
Звонок раздался в пять утра, и я не сразу понял, что это звонок, а потом не сразу нашел коммуникатор. Звонок умолк, и я опять провалился в глубокий сон, но через минуту коммуникатор ожил снова.
– Слуррршаю! – прохрипел я, чувствуя, как голосовые связки встали поперек горла и перехлестнулись.
– Алекс? – раздался знакомый голос и сразу появилась картинка. – Я прилетела, Алекс! Представляешь? Я прилетела!
– Женя? – удивился я, натягивая простыню чтобы не сверкать перед коммуникатором волосатой грудью. – Женечка? Ты где?
– Как где? Под Москвой, в галактическом порту! Ты получил мою мыслеграму?
– Нет…
– Я так и знала.
– Женечка! Тебя встретить? – Остатки сна улетели, мозг начал соображать, и даже голосовые связки расправились. – Погоди, дай прикинуть… Если я сейчас подниму флаер и закажу траекторию до порта – буду там только через час…
– Ни в коем случае! – перебила Женечка. – Никаких флаеров! Я сама прекрасно доберусь. У вас тут что-нибудь ездит?
– Ну конечно, – удивился я. – Ездит, и летает. Всегда летало.
– У вас не опасно в такое время садиться в такси?
– Насчет такси не знаю, они денег много хотят, но в рейсовом аэробусе – почему же опасно?
– У вас же на Земле живут террористы… – вздохнула Женечка.
– В такое время они всегда спят, – пошутил я.
– А во сколько просыпаются террористы? – спросила Женечка абсолютно серьезно и, не дождавшись ответа, деловито продолжила: – Ладно, попробую добраться. Ты живешь все там же, в своей глуши?
– Почему глуши? Третий округ застройки – это двадцать минут от центра.
– Все в той же крохотной квартирке? Ладно, встречай… – она ослепительно улыбнулась и коммуникатор погас.
Я вскочил, торопливо умылся и понесся в маркет за продуктами.
* * *
Когда домофон пискнул и появилось лицо Женечки, на столе уже стояли салаты, а в термопрессе аппетитно шкворчала мясная заморозка с овощами. В вазочке торчал букет тюльпанов – я уже не помнил, какие цветы она любит, купил на всякий случай.
– Может быть, ты меня все-таки впустишь? – произнесла Женечка так сухо, что я вздрогнул.
– Конечно, проходи…
Послышался гул, и в дверном проеме сперва показалась классическая сумка-сирусянка на гусеничном ходу, а за ней вошла Женечка. За эти шесть лет она почти не изменилась – такая же тоненькая, курносая и веснушчатая, вот только лицо оказалось бледным.
– Алекс, ну это полный кошмар, – заявила она с порога, и голос ее дрогнул. – Не знаю, как вы с этим живете?
– Что случилось? – испугался я.
– Ничего особенного, – произнесла Женечка, сдернула накидку и, не глядя, бросила за спину.
Накидка упала на коврик прихожей, звякнув пряжками. Женечка испуганно обернулась.
– Ах да, – с отвращением произнесла она. – У вас же и вешалки не подхватывают… Как я могла забыть?
– Что случилось, Женечка? – Я шагнул к ней.
– Ничего. Ровным счетом ничего, – она поджала губы и вдруг выпалила: – Сперва лайнер заходит на орбитальную платформу под прицелом этих ужасных противометеоритных пушек! Я думала, Земля на военном положении! Думала, у вас война! Думала, вот-вот – и…
– Постой, но как иначе? Это же для твоей безопасности. Ведь метеориты…
– Для безопасности?! Для безопасности вести сирусянский крейсер под конвоем метеоритных пушек? А длиннющая очередь к таможенному терминалу – тоже для безопасности? Мимо полицейских роботов, вооруженных бластерами?
– Женечка, но ведь на любой транспортной станции должна быть охрана… Они же именно тебя защищают!
– А толкотня в посадочном блоке тоже должна быть? А хамство в маркете?
– Хамство? Ты побывала в маркете?
– Да, я зашла в маркет в порту чтобы купить воды! И меня моментально обхамили!
– Кто?!
– Уборочный робот!
– Как это? – растерялся я.
– Он сказал. Сказал: если вы закончили свой выбор, пожалуйста, пройдите к кассовому столу! Представляешь?
– И что?
– Как – что? Я – гражданка Сириуса, я высший примат! У меня галактический паспорт! Как смеет этот бак со щеткой мне указывать, чем мне заниматься?
– Ты ему так и ответила?
– Разумеется! Какое его вообще дело, закончила я выбор или нет?!! Это мое приватное дело!!!
– Тише, тише, Женечка…
– Это мое право – торчать в маркете хоть всю жизнь! И вообще, что за командный тон? Что за указания?!
– Ну… может, ты стояла в проходе, а ему надо было проехать?
– Это его проблемы! Он робот, я примат! Во что превратится цивилизация, если каждая щетка начнет указывать, куда пройти?! Где здесь ванна, черт возьми, в твоем доме?!
– Где обычно… – Я вздохнул, отступил на шаг и махнул рукой.
Женечка скрылась за дверью ванной, долго возилась с защелкой, долго плескалась в воде. Лишь один раз сквозь плеск глухо донеслось: «это теперь называется ванной?» Я ждал на кухне, меланхолично выдирая из ближайшей миски с салатом длинные ростки сои.
Вышла она уже более спокойная и румяная. Прошла на кухню и села.
– Я прилетела на Землю всего на пять дней, – доверительно сообщила Женечка. – Меня никто не встретил. Ни ты, ни Лизавета, ни Ганс! Никто из нашего колледжа!
– Ганс вообще-то в Гренландии второй месяц, – пробормотал я. – У них съемка. А Лизавета сейчас много работает, она же…
– Я знаю, – отмахнулась Женечка, – Ганс мне писал. Но впечатление складывается.
– Ты голодная? – На всякий случай я пододвинул к ней вазочку с салатом.
– Этим вы питаетесь? – Женечка брезгливо уставилась на пеструю салатную стружку.
– Это настоящие овощи, – объяснил я. – А сейчас будет мясо.
– Мясо? Мясо земных животных? – Она брезгливо поджала губы. – Нет, спасибо.
Я потупился. Женечка помолчала, а затем ободряюще хлопнула меня по руке.
– Ну ладно тебе, ладно, – произнесла она своим прежним голосом. – Зато я привезла тебе в подарок настоящий йоссо для коктейля! У вас же нет йоссо.
– Почему нет? – я обернулся к холодильнику. – Йоссо – это ведь кислородное желе?
– Нет! – покачала головой Женечка. – Йоссо – это сирусянское кислородное желе. Ты попробуешь и поймешь разницу.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Но да бог с ней, с едой! Расскажи лучше, как ты? Какими судьбами здесь?
– Все расскажу, – улыбнулась Женечка, – что за земная суетливость? На Сириусе есть такое правило: раз в шесть лет социальный улей дает женщине васо на посещение… родимого погребия?
– Погребия?
– Как это по-вашему? Семейный склеп, где соты замороженных останков предков.
– Кладбище что ли?
– Да, кладбище. И это – священное право каждого гражданина Сириуса, независимо от того, где находится погребие. Поэтому мне оплатили звездолет в оба конца – представляешь, какая это дикая сумма? Полжизни работать. И вот я здесь!
– Как это здорово! – воскликнул я. – Так по тебе соскучился! Расскажи, как живешь, где работаешь? Как Пашка? У вас детей пока нет?
– Ну… – Женечка задумчиво опустила вилку в салатницу и поковырялась в овощной стружке. – Мы пока не работаем, а учимся. Жилище и продуктовую корзину нам оплачивает благотворительный фонд иммиграционной общины. Права на детей нам пока не дают, разумеется. Это надо заработать.
– Но вы не работаете?
– Говорю же тебе: мы учимся.
– Все шесть лет? – удивился я.
– А как ты думал? – Женечка вскинула брови. – Там и по двадцать лет учатся! Это здесь все примитивно. А там все по-другому, на самом высшем уровне. Понимаешь? Там очень высокая технология. Один лишь сирусянский язык – это такая мощная штука…
– Ты уже свободно говоришь? – поинтересовался я.
– Ну… что значит свободно? Свободно сирусянский язык может знать только сирусянка. Ты же знаешь, человек не владеет магнитной и световой модальностью, у нас органов таких нет. Поэтому только звуковая модальность. По крайней мере, сирусянки меня понимают, когда я что-то начинаю говорить.
– А ты их?
– Я их – только письменно.
– Ясно. То есть, ты пока не работаешь…
– Нет. Но у нас есть суточная трудовая обязанность, нам за нее начисляют баллы. Но это не работа по специальности, это… как бы тебе объяснить? Это вроде учебного труда. Называется: курс социальной занятости. Ты приходишь на рабочее место и занимаешься занятостью.
– Чем, прости?
– Занятостью. В смысле, какой-нибудь работой. Это не так просто объяснить. Технологии Сириуса слишком высоки и многоплановы. Представь, что у тебя в руке влажная тряпка, и тебе надо протереть пыль с перил и витражей…
– Это ваш труд?! – изумился я.
– Нет же! – раздраженно топнула ногой Женечка. – Не перебивай! Просто представь. Представил? А теперь представь, что это надо делать не с пылью, а с информацией.
– Как это?
– Я же говорила, ты не поймешь. Там нет грязной работы, как вы здесь привыкли, там нигде ни пылинки – это все убирают роботы. Зато много самой разной работы с информацией за терминалами. Тряпка и витражи – самая подходящая аналогия, так нас учат на курсах первой адаптации. После курсов первой адаптации – начинается учеба. Ну а устроиться на настоящую работу там очень сложно, надо знать язык и всю систему Тай.
– Восемь тысяч правил Тай? Я читал об этом.
– Восемь тысяч триста два. И сочетания!
– И Пашка тоже не работает? Он ведь все-таки магистр кибербиологии…
– На Сириусе эти ваши земные магистры ничего не значат. Там абсолютно другая кибербиология. А Павел – он же мужчина. По сирусянским законам самец не должен работать и покидать семейный очаг.
– Как, вообще никогда не покидать? – Я опешил.
– Разумеется, в переносном смысле. Разумеется, там цивилизованное общество, мы выходим из дома часто. В клуб земной диаспоры ходим, на концерты ходим, друзей навещаем, ездили на экскурсии несколько раз. Но по улицам ходить мужчине, тем более, одному без самки – там это не принято.
– А что такое? – насторожился я. – Изнасилуют? Или в тюрьму посадят?
Женечка поморщилась.
– Алекс, ты дикарь. Я же не сказала – запрещено, верно? Я же не сказала – опасно? Я сказала: не принято.
– А в чем разница?
– Во всем! Вот ты сможешь обмотаться бинтами с ног до головы как мумия и пройтись по центральным улицам Москвы? Сможешь, никто тебя в тюрьму за это не посадит. Но смотреть будут как на больного и шарахаться.
– Ясно, – кивнул я.
Мяса уже не хотелось.
– Ой, чуть не забыла! – всплеснула руками Женечка. – Сейчас покажу самое главное…
Она пошла к своей сумке, долго в ней копалась, и вернулась с большим старомодным планшетом.
– Я же привезла показать фотографии, – сообщила она, включая планшет.
Планшет прогревался долго и изображение появлялось постепенно. Сперва я увидел что-то напоминающее египетскую пирамиду, уходящую острой верхушкой под облака. Затем выяснилось, что пирамида состоит из квадратиков и опоясана колоссальной сетью лестниц.
– Дом, где мы сейчас живем, – торжественно сообщила Женечка и вопросительно заглянула мне в лицо.
– Красиво, – аккуратно похвалил я.
– А ты думал! – Усмехнулась Женечка и ткнула пальцем в дальний бок пирамиды. – Вот эти два сото – наши.
– Сото?
– А как по-вашему? Балконы? Нет, окна. Окнобалконы. Ладно, это только начало! Смотри…
Женечка нажала кнопку, и изображение сменилось: комнатка из пористого цемента с покатым полом в виде чаши, на дне которой чернела дырка. Из стены рядком торчали четыре блестящие трубки, каждая из которых оканчивалась коробочкой, напоминавшей электронный будильник. Над каждой трубкой висело по полотенцу.
– Наш санузел в доме, – объяснила Женечка. – Вода горячая, холодная, теплая и техническая.
– Туалет или ванна? – уточнил я.
– Это – санузел, – с ударением повторила Женечка. – Во всей обитаемой Вселенной одни лишь земляне строят ванную и туалет раздельно.
– А это что? – Я заинтересованно ткнул пальцем в будильник.
– Счетчики, разумеется. Ведь цена воды разная в зависимости от биржевого курса, времени суток, сезона года, фазы лун…
– Ух ты, как интересно! Можешь увеличить?
– На этом планшете фото не увеличивается, – отмахнулась Женечка. – Да какая разница? Дальше еще интереснее будет. Вот смотри, вот это – наш самоход, мы на нем ездим в мегаполис. Видишь, какие гусеницы широкие? Мы специально выбирали с самыми широкими гусеницами. Он чуть дороже, зато считается, что они меньше стирают настил гаража, поэтому ниже аренда. В итоге получается выгодно.
Когда фотографии закончились, первые лучи солнца уже пробивались сквозь жалюзи. Женечка бережно спрятала планшет в прозрачный пакетик и убрала в сумку.
– Как странно! – сказала она, подходя к окну и сладко потягиваясь. – Всего одно солнце. Вам его хватает?
* * *
Она обязательно решила пройтись по центру Москвы. Честно говоря, я не очень понимаю, какой интерес бродить по центральным проспектам, если ты в этом городе родился и вырос. Но наверно после шести лет на Сириусе хочется именно этого. Вдобавок Женечке нужен был музыкальный магазин и аптека – ей надавали всяких поручений. Я хотел поднять свой флаер, но Женечка в ужасе помотала головой и наотрез отказалась лететь. И мы поехали на подземке до Универмага, а дальше пошли гулять пешком. Женечка удивленно осматривалась.
– Ну вы отгрохали тут за эти шесть лет! – наконец признала она.
– Где? – рассеянно оглянулся я.
– Ну вот, например, что за золотой шар висит над проспектом? Голограмма?
– Это? Да нет, кафешка просто такая автоматическая, на один столик. Зеленый глазок – значит, свободна. Хочешь кофейку?
– Целая кафешка ради одного столика? – Женечка с подозрением прищурилась. – Нас туда не пустят. Или у тебя ценный статус в земном обществе?
– Пустят-пустят, куда денутся… – улыбнулся я, поднимая руку и призывно щелкая пальцами.
– Это наверно дико дорого? – засомневалась Женечка.
– Да вполне нормально, обычная кафешка. Я угощаю, разумеется.
– Нет, это я угощаю! – с вызовом ответила Женечка.
Золотой шар плавно опустился к тротуару и выбросил пандус. Мы поднялись внутрь, сели за столик и выбрали сорт кофе. Шар взмыл в воздух, плавно поворачиваясь в обзорном режиме. Женечка как зачарованная уставилась в тонированное выпуклое стекло на город, плывущий внизу.
– Ну а что нового выпустил Майк Задди? – наконец поинтересовалась она, переводя удивленный взгляд на сахарницу.
– Кто, прости?
– Майк Задди.
– Что-то знакомое… – Я почесал нос. – Это из реалити-шоу ведущий?
– Ты с ума сошел? – Женечка оторвала взгляд от кнопки сахарницы и уставилась на меня. – Это певец знаменитый! Помнишь, мы в колледже слушали? Танцевали, помнишь? «Я дельфин! Я плыву-у-у!»
– А, ну конечно, Майк Задди! Я плыву… И что-то у него про солнце было…
– У меня есть все его записи! Так что он, ничего нового не записал?
– Честно говоря, с тех пор про него не слышал, ни по радио, ни по каналам. Надо в сети поискать о нем, наверно же он чем-то занимается… Осторожно, просыпешь, это сахарница!
– Странно, а у нас он каждый месяц бывает с концертами в Центре адаптации… – рассеянно пробормотала Женечка, с подозрением откладывая сахарницу. – А вы сейчас что слушаете?
– Это тебе лучше у Ганса спросить, – честно ответил я, – он у нас меломан, а я, ты ж знаешь, без слуха…
– Ганс в Гренландии, – с ударением напомнила Женечка. – А мне интересен твой эсп.
– Кто?
– Эсп. Как это по-вашему? Нрав? Мода? Хобби?… А, вкус! Мне интересен твой вкус.
– Ну, не знаю даже… Ну, что? Ром-джаз мне нравится последнее время…
– Кто это?
– Их много коллективов… Это стиль такой, там стерео-гармоники на компьютере рассчитаны так, что дают резонанс в ушной раковине, я тебе включу послушать. Получается, будто звук прямо в ухе рождается, щекочет и покалывает. Забавно, в общем. Расслабляет.
– Это что-то типа Бона Ли?
– Кого?
– Ну, китаец такой, Бон Ли. У Пашки брат иммигрировал четыре года назад, он только и слушает Бона Ли. «Мяу-ду, мяу-ду, – ой-ли – мяу-ду…»
– Кажется что-то такое было… Мяу-ду… – Я кивнул. – Да, был такой хит четыре года назад, песня года вроде. Бон Ли его зовут, говоришь? Не знал, что у него кроме этой песни еще что-то есть. Но это совсем не ром-джаз.
– Бон Ли у нас в общине тоже постоянно выступает с гастролями, – с гордостью сообщила Женечка. – Могу тебе прислать его диски!
Щелкнул аппарат, на столик опустились две чашки кофе и вазочка с чипсами.
– Слушай, ну а сирусянская музыка тебе как? – осторожно поинтересовался я.
– Бесподобно, – ответила Женечка. – Это самая богатая музыка во Вселенной: там же все три модальности.
– Постой, но как ты ее слушаешь?
– Только звуковую модальность, понятное дело.
– А вот я не врубился, если честно, – признался я. – Скачал как-то в сети послушать – там же просто щелчки…
– Тебе и не понять, – хмыкнула Женечка. – Там не просто щелчки. Там очень своевременные щелчки. Каждый щелчок на своем месте. Только чтобы это понять, надо жить там, а не здесь. Ты еще не надумал?
– Куда? На Сириус? Нет, ну что ты… У меня же здесь Ленка, и работа, и…
– Очень зря, – покачала головой Женечка. – Здесь нет ни перспектив, ни здоровья. У вас терроризм и экология подорванная.
– Не преувеличивай, – обиделся я. – На Сириусе, скажешь, терроризма нет? Клан шауров или как их там…
– Шаверов. Но такого беспорядочного терроризма, как здесь, там нет, – твердо сказала Женечка. – Там все продуманно. А эти ваши ужасные столкновения флаеров? Никогда в жизни не сяду во флаер на Земле!
– Какие столкновения? – изумился я и махнул рукой на прозрачную стену, за которой носились тысячи шаров. – Вот же, летают! Да и мы… – Я хотел сказать, что и мы сейчас сидим во флаере и не падаем, но вовремя осекся: похоже, Женечка думает, что автоматическое кафе это не флаер, пусть так и думает. Я продолжил: – Во флаерах автоматическая навигация, компьютерные трассы, столкновений быть не может.
– А сбои?
– Исключено. Ты ж знаешь, это моя профессиональная область. При сегодняшнем стандарте навигации вероятность аварии – один на миллиард, причем лишь при условии, что пассажир грубо нарушил правила безопасности, например, отключил блокиратор двери чтобы…
– Вот как? – перебила Женечка. – Почему же тогда шесть лет подряд, каждую неделю, как новости не включишь: на Земле снова упал флаер? Почти раз в неделю, стабильно!
– Так это же на всей Земле! – улыбнулся я. – На всей! Их же здесь миллиард!
– И что это меняет? – строго одернула Женечка.
– Отношение меняет, – рассмеялся я, – отношение. Меня окружает миллиард исправных флаеров, а тебя – голая подборка аварийной хроники.
– Ты или дурак, – сказала Женечка, – или притворяешься. Или вас здесь зомбируют.
* * *
Мы сидели в парке. Женечка глядела на экран моего коммуникатора. Он оставался темным. Я поглядел украдкой на часы – мне сегодня позарез надо было появиться на работе.
– Все-таки это оуш, – наконец произнесла Женечка, вернув мне коммуникатор.
– Что?
– Оуш. – Она пощелкала пальцами. – Как это перевести? А, свинство! Это свинство, не отвечать на мой звонок.
– Ну, может, у него как раз съемка? К тому же, он ведь не знает, что это твой звонок, коммуникатор-то мой…
– Оуш, оуш, – гневно повторила Женечка. – Полное оуш! Я пролетела полгалактики! Восемь световых лет, три парсека! А он не может прилететь на денек в Москву из какой-то там Гренландии?
Я промолчал. Заикнуться о поездке на работу сегодня уже казалось невозможным. Ладно, выкручусь как-нибудь.
– А Лизавета? – Женечка всплеснула руками. – Она-то в Москве? Я уже почти день тут, а она не нашла времени со мной повидаться!
– Она ведь работает с десяти до десяти… – напомнил я. – Она с этого месяца директор линии.
– Хорошо, а Славик? А Карина? Тоже директор линии? А Моня? А эта, как ее… помнишь, белобрысая такая, со Славиком вместе ходила на лекции?
– Моня сегодня к нам заедет, – напомнил я. – А в пятницу мы едем к Лизавете.
– Огромнейшее ему спасибо! – взмахнула руками Женечка и с возмущением пошевелила пальцами, как шевелят щупальцами рассерженные сирусянки. – Моня выделил для меня полчаса! Подумать только! Да если бы кто-нибудь из вас приехал на пару дней на Сириус, разве бы я пошла в эти дни на работу?! Я бы взяла кредитное ан-васо от всей учебы! Я бы носилась с вами по всему мегаполису, я бы показала бы вам все достопримечательности, от васо-центра до Великого Дворца Матки, да славятся вовеки ее Золотые Благоуханные Крылья! Да разве только я? Когда к нам приезжает кто-то с Земли, вся человеческая диаспора с ним носится целые дни, и знакомые и незнакомые!
– Женечка… – я попытался взять ее за руку, но она выдернула ладонь.
– И не Женечка! Вам абсолютно наплевать на меня! Вы черствые, эгоистичные земляне! Вы – раса хамов! Я задыхаюсь на этой планете от атмосферы злобы и агрессии! Я чувствую себя здесь униженной и бесправной!
– Женечка!
– Да!!! Вы привыкли к этому! Вы не понимаете, что можно жить иначе! Вы сидите в своей вонючей дыре, в нищете и дешевизне, среди токсичной атмосферы и низкой гравитации! Занимаетесь своими дурацкими делишками! У вас даже вешалки не подхватывают! У вас любой робот может тебя обхамить походя! У вас пограничный контроль как уголовная зона с бластерами! Я летела на Родину! Я так скучала все эти годы! Я так мучалась – правильно ли мы тогда сделали с Пашкой, что решились на перелет? Правильно ли мы сделали, что все бросили ради будущего наших детей и убежали с планеты, которая мчится в кризис, в гибель, в гражданскую войну и голод? И вот я снова здесь! И что? Что я вижу? Пыль! Бескультурье! Бесчеловечность!
– Тише, тише, Женечка, – я вкрадчиво взял ее под локоть. – Здесь неподалеку хороший интерактивный трехмер, если ты еще не смотрела новую серию про…
– У меня нет прав участвовать в интерактивных трехмерах… – отрезала Женечка. – Я еще не сдала на права.
– Какие права, о чем ты?! Это же просто управляемое кино!
– Спасибо, я в курсе.
– Ладно, хочешь, закажем экскурсию в Бобруйский зоопарк? Самый большой в Галактике.
– Самый большой в Галактике – на Сириусе. Сорок тысяч существ.
– В Бобруйском двести тысяч…
– Это ложь, тебя обманули.
– Хорошо, поехали в йоссо-бар? Ты же любишь йоссо?
– Слишком дорогое удовольствие, – покачала головой Женечка.
– Да нет же! Ну ладно, хочешь, слетаем в Гренландию к Гансу? В конце концов, сейчас закажу трассу, у меня конечно не самый быстрый флаер, но часа за четыре, я думаю…
– Отвези меня в порт, – тихо произнесла Женечка.
– Что?
– Отвези меня в порт, Алекс, – прошептала она еще тише. – За сумкой, и в порт. Я устала. Я не могу больше, Алекс! Не могу!!! – Она забарабанила по моей груди кулачками. – Не могу, хватит!!! Я хочу поменять билет на сегодня.
– А как же… – Я растерялся. – Как же Лиза? Как же на кладбище съездить?
– У вас все равно не дают сотовую поверенность.
– Что это значит?
– Это отчетная поверенность, что ты действительно провел пять горьких дней в склепе предков, а не развлекался. Без нее социальный улей Сириуса больше никогда тебе не выдаст васо на посещение погребия.
– Погоди… – я растерялся. – Делов-то! Давай попробуем взять какую-нибудь справку у сторожей… Дадим им денег…
– Фу! Как вы здесь погрязли в коррупции и бюрократии! – с отвращением произнесла Женечка. – На Сириусе ни одна земная справка не действительна, если ты не в курсе.
* * *
Женечка стояла у черты, а вокруг стояли такие же женщины с гусеничными сумками-сирусянками. Чуть поодаль суетилась пара – муж и жена – с большими эмиграционными тюками.
– Жаль, конечно, что так получилось… – я виновато развел руками.
– Ты тут ни при чем, – ответила Женечка. – К тебе у меня никаких претензий.
– Честно? Ну, слава богу.
– Слава Матке и ее Благоуханным Крыльям, – поправила Женечка. – У нас говорят так.
– Ясно. Ну… огромный привет Пашке!
– Алекс! – она вдруг взяла меня за рукав, на ее глазах навернулись блестящие слезинки. – Алекс, послушай меня: это проклятая планета, у нее нет будущего, поверь мне! Бери Ленку и переезжайте на Сириус!
– Мы к вам прилетим в гости, – пообещал я. – Обязательно прилетим. Чуть подкопим денег – и слетаем в отпуск. И вы тоже прилетайте…
Женечка молча помотала головой, прижалась ко мне и всхлипнула. Сбоку к нам тихо подъехал робот в черно-желтой таможенной раскраске, постоял нерешительно, а затем все-таки козырнул.
– Провожающих просим покинуть зал отлета, – без интонации сообщил он. – Начинается посадка.
– Нет! – твердо качнула головой Женечка, и скулы ее возмущенно дрогнули. – Я сюда больше – ни ногой!
8.06.2006
