Текст книги "Конан-изгнанник"

Автор книги: Леонард Карпентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Это была тяжелая боевая колесница с большой площадкой для многих воинов, которую должны были двигать несколько лошадей. Но теперь лишь ураганный ветер был силой, заставлявшей экипаж двигаться по никем не проложенному курсу.

Итак, колесница-призрак, легенды о которой частенько рассказывали в караван-сараях Оджары, оказалась не выдумкой. Конан припомнил, что даже Ябед излагал ему свою версию, кстати наиболее правдоподобную. Примерно сорок лет назад, по крайней мере так уверял мальчишка, во времена царствования отца Семиархоса – короля Демиархоса, младший брат короля Пронатос решил одним махом основательно обогатить казну города и королевскую семью. С этой целью он снарядил экспедицию – сотню воинов с верблюдами, лошадьми, колесницами и телегами – и отправился на поиски легендарного Каменного Корабля. Это древнее судно, давно уже вошедшее в легенды всего Шема когда-то легло на дно моря, ставшего теперь бескрайней пустыней, притянутое грузом золотых монет, оружия и доспехов.

В эту сказку, еще более невероятную, чем колесница-призрак, не верило большинство образованных жителей Оджары. Но молодежь, соскучившаяся по настоящему опасному делу в городе, которого долгие годы не касались ни войны, ни голод, ни эпидемии, с удовольствием включилась в эту авантюру.

Через полмесяца после выступления отряда Пронатоса разразился жесточайший ураган. На долгие дни солнце и окружающая город пустыня были скрыты от глаз пеленой пыли. С тех пор ни один гонец от экспедиции не постучал в ворота города. Буря стерла все следы экспедиции, поэтому ни с чем вернулись и отряды, посланные безутешным королем на поиски.

Но вскоре в шатрах бедуинов стали рассказывать, что души исчезнувших кладоискателей были похищены демоном урагана, и теперь непогребенные кладоискатели заманивают других любителей приключений разделить их судьбу. Поговаривали, что во время бурь, случавшихся в некоторых долинах непременно на рассвете и перед закатом, ночующий в пустыне путник мог услышать скрип и похрустывание колес. Сложилась легенда, по которой Пронатос и его всадники продолжали свои безрезультатные поиски мифических сокровищ, бороздя пустыню на своих колесницах, подгоняемые воем и лаем диких пустынных псов.

Конану приходилось крепко держаться за поручень, чтобы не упасть на трясущийся, подпрыгивающий пол колесницы. Сквозь пыльную мглу он увидел двигавшуюся невдалеке похожую колесницу. Значит, легенды не лгали. Колесницы отряда Пронатоса по какой-то прихоти богов продолжали свой бег по пустыне, подгоняемые сильными ветрами и скрываемые тучами песка и пыли.

Кто же был возница, стоявший у переднего бортика экипажа? Судя по дорогим доспехам, это вполне мог быть кто-нибудь из самых знатных участников экспедиции, а то и сам Пронатос. Конан, пожав плечами, пробормотал вежливые приветствия и отодвинулся чуть в сторону, словно давая мертвому вознице больше места для управления экипажем.

С трудом удерживая равновесие на качающихся досках платформы, Конан прикидывал, что делать дальше. Самым простым выходом было спрыгнуть с колесницы, что, несмотря на приличную скорость, не составило бы труда. Главное было не попасть под колеса несущегося следом другого экипажа. А затем можно вернуться туда, где остался верблюд, новый работодатель и странная команда полумертвых от тяжелой дороги и неведомых болезней людей. Даже если следы колесниц скрыла песчаная буря, Конан сумел бы, двигаясь кругами, найти своих спутников за день или два. А на это время ему хватило бы воды в прихваченной с собой фляге.

Но, сжимая руками поручень, вглядываясь в пылевую завесу и всем телом ловя ощущение скорости, Конан понял, что ни за что не покинет колесницу. Дух искателя приключений возобладал в нем. Еще бы – раскрыть тайну, столько лет волновавшую жителей этой пустыни! А если в конце пути его ждет награда, обещанная Демиархосом – и подтвержденная его сыном – любому, кто прольет свет на судьбу Пронатоса и его отряда, – что ж, тем лучше.

Ветер продолжал дуть не ослабевая. Много риз Конан замечал то справа, то слева появлявшиеся из темноты неясные силуэты. Иногда они, приближаясь, принимали форму колесниц или телег киммериец чувствовал себя словно в огромной стае привидений, несущихся неизвестно куда по ровной глади пустыни.

Сумасшедшая гонка продолжалась не меньше часа. Затем ветер неожиданно стих. Колеса сделали еще несколько оборотов и, скрипнув в последний раз, остановились. Пыль, висевшая в воздухе, стала оседать на землю, постепенно проявляя окружающую местность.

Оказалось, что колесницы-призраки въехали в узкий каньон в отрогах хребта Крови Атталоса. Со всех сторон к небу вздымались кроваво-красны»-склоны, вокруг же расстилалось дно высохшею моря цвета выбеленной кости. Позади колесницы горы почти сходились вместе, едва не перекрывай устье каньона. Впереди победно вонзались в утреннее небо главные вершины хребта. А вокруг колесницы Конана остановилась целая флотилия повозок и телег разных форм и размеров. Чуть поодаль возвышался каменный монолит, напоминающий по форме корабль.

Конан спрыгнул со своей колесницы и принялся рассматривать изрядно потрепанные ветрами и песками пустыни экипажи. Покрывавшая их некогда краска облезла, металлические части проржавели, но сухость пустынного воздуха не дала прогнить дереву; поэтому они, несмотря на давность постройки, все еще были способны нестись по воле ветра, вселяя ужас в погонщиков караванов.

В некоторых колесницах были видны останки их возничих и пассажиров – тех, кто привязал себя веревками и ремнями к поручням во время того, первого, урагана. Кроме этих полускелетов-полумумий, на платформах колесниц и на дне телег не осталось ничего. Ветры и тряска от езды без дороги выкинули все мешки и ящики, которые везли с собой отправившиеся на поиски сокровищ авантюристы. И по какой-то злой иронии судьбы, после смерти они нашли то, что хотели найти при жизни. Потому что каменная глыба впереди не могла быть ничем иным, как легендарным Каменным Кораблем. Его острый нос гордо вздымался над песчаным морем. Каменные борта и корма ничем не отличались от обычных, деревянных. Даже основание мачты виднелось на нужном месте в центре каменной палубы, а из небольших отверстий в верхней части борта торчали обломки каменных весел. В общем, монолит до мельчайших деталей воспроизводил корабль, построенный в каком-то древнем стиле, размером никак не меньше туранской триремы.

И все же Конан решил, что это чудо – вряд ли творение человеческих рук: слишком уж грубой, необработанной была поверхность глыбы. При том, насколько точно были сохранены детали, от создателя такого памятника можно было бы ожидать иного уровня мастерства обработки материала.

При взгляде на это сооружение возникала мысль, что, скорее, настоящий корабль был взят за основу и каким-то немыслимым образом облит жидким камнем, который, застыв, остался достаточно крепким, чтобы противостоять бессчетное количество лет пустынным ветрам, швыряющим секущий камень песок.

По пути к кораблю Конан наткнулся на торчащие из земли шесты, обломки досок, детали доспехов и инструментов. Выходило, что судьба совсем уж зло подшутила над кладоискателями, приведя их сюда и лишь затем лишив жизни. Кто знает, может быть, эти люди даже увидели перед смертью легендарные сокровища, ради которых они и отправились в путь. Воодушевленный этими мыслями, Конан почти подбежал к кораблю и вскарабкался по борту на палубу.

То, что он там увидел, поразило его еще больше. Он словно попал в заколдованное каменное царство. Сама палуба и все предметы на ней были изваяны из камня. Но при этом – какая точность! Все, вплоть до мельчайших деталей, было на месте, хоть сейчас в море. Для жителя пустыни многие детали были лишь непонятными выступами камня, но Конан, изрядно поплававший в своей жизни по разным морям, без труда, зато с восхищением находил в них до мельчайших подробностей точной копии корабельного снаряжения и оснастки.

Пока Конан осматривал палубу, ему на ум пришло объяснение этого чуда – смелое, но вполне правдоподобное. Когда-то, в древние времена, на этом месте плескались воды моря. Глядя на склоны гор, на горизонтальные полосы и уступы, киммериец представлял, как менялся уровень воды в течение тысячелетий. А раз есть море и есть противоположные берега – нужны и моряки. Какие люди жили здесь в те далекие времена, да и людьми ли они были вообще, – это было неважно, ибо требования к кораблю диктует не его создатель, а само море. Судя по этому судну, его построили существа, близкие по разуму к человеку и к тому же обладавшие достаточным опытом в судостроении и мореплавании.

Но даже у самых опытных и умелых моряков время от времени тонут корабли. И вот сейчас Конан стоял на палубе такого судна, затонувшего в каком-то доисторическом бою или в шторм. Корабль с множеством весел и парусом – скорее всего военный, – с экипажем в две – две с половиной сотни человек (или каких-нибудь других существ), изваянный теперь в ноздреватом, пористом камне. Камень – вот ключ к загадке! Разве не видел Конан в прибрежных водах на море Вилайет вещи, созданные человеком, – якоря, амфоры, обломки кораблей, – превращенные в камень и намертво прикрепленные ко дну многочисленными, быстро растущими кораллами!

Видимо, такое случилось и с этим судном. Затонув, оно легло на вершину кораллового рифа, который продолжал расти и поглощать его, проникая во все поры и обволакивая мельчайшие части. Затем, когда море обмелело, мертвый коралл остался на суше, пережив века и эпохи. Вот уж шутка богов, подумал Конан. По сравнению с этим колесницы-призраки и судьба их возничих – просто детская шалость.

Продолжая обследовать корабль, Конан обнаружил, что, какой бы груз ни находился в трюме этого судна, люди Пронатоса нашли и вытащили его. В центре палубы зияло отверстие, пробитое явно в не столь уж отдаленные годы. Вокруг лежало лишь несколько обломков окаменевших палубных досок. А в скудном свете, проходившем в трюм, Конан рассмотрел на дне круглые булыжники – самый обыкновенный балласт.

Какая судьба постигла сокровища, Конан не рал. Быть может, добычу успели погрузить на телеги и увезти на какое-то расстояние. Скорее всего, тяжелые, груженные золотом экипажи ветер не смог угнать далеко. И уж наверняка они не мотались взад-вперед по пустыне вместе с другими колесницами. Вполне вероятно, что они застряли где-нибудь в пустыне и стояли, дожидаясь своего часа, готовые свести с ума неожиданно натолкнувшегося на них кочевника. Хотя привыкший к миражам пустынный путник может и не подойти к ним, спокойно двигаясь своей дорогой.

Шутка на шутке, подумал Конан, несомненно, боги повеселились здесь на славу! Невесело усмехаясь, киммериец прошел по палубе корабля, чтобы бросить последний взгляд с гордо поднятого над пустыней каменного носа.

Неожиданно раздался громкий сухой треск – тонкий слой камня покрылся трещинами под весом киммерийца. Не успев ничего понять, Конан рухнул куда-то вниз, в малый трюм, скрытый под носовой палубой корабля.

* * *

К вечеру следующего дня к медленно тащившейся вперед процессии Куманоса приблизился одинокий путник в плаще с поднятым капюшоном. Это был их проводник Конан, вернувшийся после необъяснимого исчезновения во время песчаной бури. Двое суток пути, из которых последние двенадцать часов он не пил, сделали его шаг более тяжелым и неуверенным. Да что там, казалось, что киммериец вот-вот рухнет под тяжестью невидимого груза.

Куманос не стал его ни о чем расспрашивать, а сам Конан не выказывал желания поделиться впечатлениями от прогулки. Выпив немного воды, киммериец обрадованно принял возвращенное ему одеяло, скудные пожитки и, главное, – верблюда. Одной ночи хватило киммерийцу, чтобы полностью восстановить силы. На следующее утро он уже направил своего двугорбого скакуна к оазису Талиба, чтобы привезти воды своим попутчикам по дороге в Оджару.

Глава XIV
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ОДЖАРУ

Одинокий всадник подъехал к стенам Оджары в час самого полуденного пекла. Его верблюд был в неплохой форме, но изрядно нагружен. Сам ездок был высокого роста, широкоплечий. Под бронзовой от загара кожей выступали бугры могучих мышц. Он резким движением поводьев остановил своего скакуна перед Караванными воротами.

– Да это же изгнанный еретик Конан! – крикнул стражник, стоявший рядом с воротами, своим товарищам. Выглянувшие на его голос солдаты рассыпались в нелестных для киммерийца шутках.

– Ну что? – крикнул стражник у ворот. – Зажарился, северянин? Слабо тебе по нашей пустыне прокатиться?

Храбрость часового подкреплялась копьями и стрелами стражников, стоявших на стене.

– Если тебе нужна вода – ее полно за стенами города. А если ты хочешь переночевать – устройся где-нибудь под кустом. Тебе не привыкать. Только не вздумай сунуться в город. Изгнанный из храма Единственной Истинной Богини не имеет права пройти за эти стены.

– Попридержи язык, ничтожество, – гаркнул на него Конан, нагло развалясь в седле. – Если бы я захотел пройти за ворота сейчас же, я так бы и поступил. А твоя тупая башка, скорее всего, откатилась бы подальше, на радость стервятникам и шакалам. – С этими словами Конан угрожающе взялся за рукоять своего ножа. – Но можешь не дрожать за тыкву на твоих плечах. Такой поступок был бы недостоин высокого посланника Анаксимандра, короля Сарка, и всей священной миссии храма великого Вотанты! Поэтому я вежливо прошу разрешения въехать в город.

– Что? – раздался со стены удивленный голос начальника стражи. – Ты говоришь, что представляешь посольство короля – союзника нашего города? Ты заявляешь, что прибыл сюда по церковным делам?

– Если ты не веришь мне, спроси таких же стражников, как и ты, охраняющих вот того идола.

Полуобернувшись в седле, Конан показал рукой в сторону медленно двигавшейся по дальнему полю повозки с установленным на ней замотанным в ткань идолом. Процессия приближалась не по главной караванной дороге, а со стороны узкой долины, изгибавшейся и уходившей в сторону западной пустыни, не пересекаемой караванными тропами.

– Клянусь Садитой! – раздалось со стены. – Это же и вправду посланцы с юга со своим даром нашему городу! Немедленно известить храм и дворец! Пусть почетный эскорт кавалеристов выедет навстречу.

Раздался сигнал трубы, рассыпалась барабанная дробь, послышались окрики офицеров. Через несколько минут группа всадников выехала за ворота и направилась к приближающейся процессии. Отряд Куманоса уже добрался до реки, поэтому встреча с эскортом была лишь протокольной формальностью. Спешившиеся кавалеристы были готовы помочь измученным, изможденным пилигримам перетянуть их телегу через брод.

Но даже сейчас Куманос не позволил впрячь в телегу лошадей или хотя бы воспользоваться помощью самих солдат. Его подчиненные продолжали остаток пути так же покорно, упорно и безмолвно.

Вскоре идол проехал через Караванные ворота в сопровождении почетного кавалерийского эскорта. Конан вступил в город вслед за Куманосом, ведя в поводу своего верблюда. Им навстречу вышли офицеры стражи и жрицы храма.

По настоянию Куманоса, идол был оставлен в Караванном квартале, не проехав за вторые ворота. Вокруг него была немедленно выставлена стража, состоявшая из саркадийских и оджарских солдат. По приказанию жреца его подчиненные разместились в Караванном квартале в ожидании, пока не будут выполнены формальности приема и некоторые существенные фрагменты ритуала встречи.

Это решение Куманоса вызвало вздох облегчения у оджарских официальных лиц: слишком уж тяжелое зрелище представляли собой прибывшие. Их язвы, струпья, вывалившиеся зубы позволяли предположить, что эти несчастные могут занести в город какую-нибудь заразу. Несмотря на все старания Конана, их состояние не улучшилось за последние дни пути, когда наконец они смогли пить вволю и двигались по сравнительно ровной местности. Напротив, казалось, что их болезнь развивается, делая еще более страшными гниющие язвы.

Правда, никто из встречавших не произнес ни слова об этих опасениях. Наоборот, в приветственных речах сквозило восхищение теми, кто своими физическими страданиями доказал твердость своей веры.

Конана, проводника и разведчика посланников, разумеется, никто не прославлял как героя или святого. Слишком свежо было в памяти его изгнание из города. Но, по крайней мере, никто не делал вид, что не замечает его существования. А внушительный рост и явное умение пользоваться своей недюжинной силой удерживали даже самых горячих горожан от того, чтобы бросить ему в лицо или в спину оскорбительное замечание. Лишь один из самых юных храмовых воинов вынул из ножен меч, явно намереваясь встретить им Конана. Но эту горячую голову тут же перехватили его же товарищи. В общем, Конан был вновь принят Оджарой, особенно радостно – его бывшими приятелями по караван-сараю.

Конану же доставляло удовольствие пройти по улицам изгнавшего его города. Да и ночлег под крышей, хорошая еда и вкусное вино тоже радовали его. Ведь столько времени он был лишен этого, живя за пределами города и путешествуя по пустыне. Конан решил пока не привлекать к себе излишнего внимания городских властей и никому не рассказывать об открытиях, сделанных в пустыне. По крайней мере пока он не развяжется с Куманосом, получив от него обещанную плату.

Официальную встречу прибывших королем Семиархосом решили провести на следующий день и Караванном квартале. За ночь в его центре был выстроен изящный навес для тронов королевским семьи и скамейки почетного гостя.

Ближе к вечеру прибыли запряженные ослами телеги с продуктами. Были зажжены костры и заколоты жертвенные ягнята. Чуть позже, когда запах жарящегося мяса поплыл над городом, к вновь прибывшим стали стекаться горожане, а также жрицы – музыкантши и танцовщицы.

На следующее утро король Семиархос на золоченой колеснице, запряженной четверкой лошадей, въехал в Караванный квартал. Рядом с ним гордо стояла Верховная жрица храма Единственной Богини королева Регула и их дочь, наследная принцесса Африандра. Король остановил колесницу у навеса и спустился с нее, чтобы поприветствовать Куманоса и стоявшего рядом с ним Конана.

– Верховный жрец, мы ждали тебя. – Семиархос сделал шаг вперед, протягивая руки, чтобы обнять гостя. Но, посмотрев внимательно на полную достоинства, неприступную физиономию Куманоса, король решил сдержать свои чувства. Он лишь положил руку на плечо жреца и сказал: – Прошли долгие недели ожидания, и мы уже стали волноваться. Мы посылали наших людей навстречу вам, но они вернулись ни с чем. Оказывается, вы пришли оттуда, откуда вас не ждали.

Куманос нехотя поклонился.

– Наш путь был долгим и трудным, – начал он, избегая употреблять все известные формы обращения к монарху. – По нашим традициям, священный дар нельзя провозить через другой город или его земли прежде, чем он будет доставлен к месту назначения. Поэтому наш путь лежал через безлюдную пустыню.

– Понимаю, – участливо кивнул Семиархос и поглядел через плечо Куманоса на его спутников. – Твои люди заплатили за этот путь большую цену. Вижу, они неимоверно страдают от болезней и ожогов…

– Да, это так, – согласился Куманос, не дожидаясь, пока король закончит. – Много дней провели они в пустыне, страдая от жажды и тяжкой работы. Полуденная жара испепеляла их. Песчаные бури не давали вздохнуть. Селяне из Шартоума и саркадийские воины – не все из них были набожны в начале пути. Но теперь, когда лишь благодаря окрепшей вере они выжили в этом аду, каждый из них может быть уверен, что его служба будет оценена великим Вотантой!

– Это просто чудо! – воскликнула королева Регула. – Какое мужество, самопожертвование! И какое испытание веры! Жители Оджары! Перед нами – прекрасный пример могущества веры, Помогающей слабым смертным преодолевать немыслимые преграды и лишения. Священный союз двух городов и храмов придает нам всем новые силы. Пусть будут счастливы наши боги, соединившиеся в браке навечно! Добро пожаловать, Куманос! Мы рады встретить тебя, твоих спутников и твоего благородного бога.

Пока шел этот обмен церемониальными любезностями, Конан внимательно наблюдал за Африандрой, стоявшей за родителями. Принцесса была одета в вызывающе открытое платье, спущенное с одного плеча. Прекрасные ноги перекрещивала шнуровка сандалий. Сама же Африандра была прекрасна, как обычно. Пожалуй, лишь внимательный взгляд Конана мог отметить ее легкую взволнованность и нервозность.

Пока продолжались приветственные речи, принцесса, словно не замечая Конана, во все глаза глядела на Куманоса. Но как только церемония была закончена, она быстрым шагом подошла к киммерийцу, улыбаясь и говоря:

– Слухи подтвердились. Это и вправду ты. Странно видеть тебя представителем этого чужого города и его божества. Похоже, этот Вотанта не такой уж злодей, раз привел тебя снова сюда.

Сама не отдавая себе отчета в своих действиях, принцесса бросилась на шею киммерийцу и припала к его губам долгим, страстным поцелуем.

В нос Конану ударил тонкий запах жасминовых духов. Почувствовав вкус знакомых губ, он даже зажмурился от удовольствия. А кроме того, он был отомщен перед толпой горожан, наблюдавших эту сцену и не смевших сказать ни слова в осуждение. Обняв Африандру, он словно прикрыл ее от недовольных взглядов. С усилием оторвавшись от ее губ, киммериец шепнул ей на ухо:

– Африандра, малышка. Я так рад тебя видеть, что настроение мне не может испортить даже тот кусок верблюжьего навоза, который ты называешь городом. – Затем, чуть отодвинувшись, Конан сказал вслух: – А теперь пойдем прогуляемся, посмотрим праздник.

И он; втянув ее в толпу, пробрался туда, где люди не видели их радостной встречи и где поэтому было меньше осуждающих взглядов. Вскоре все внимание окружающих переключилось на великолепное зрелище: шесть храмовых танцовщиц исполняли на площади танец – вне стен храма – в неформальном, народном стиле.

Конан обрадовался, увидев среди танцовщиц Шарлу, но Африандра не дала ему дождаться конца танца и поговорить с нею. Принцесса всецело завладела его вниманием. Она радовалась, веселилась и вела себя как обычная девчонка, гуляющая со своим парнем по улицам празднующего города.

На последние медяки, нашедшиеся в кошельке Конана, они купили соленых орешков, а затем, захотев пить, нырнули в знакомую таверну и заняли тот же столик, за которым познакомились. Только на этот раз оба сели рядом, на узкую скамейку около стены.

– Странно, – сказал Конан, – даже не верится, что тогда я не знал, как тебя зовут, кто ты… Я даже не знал, что ты такая красивая.

– Да, как давно это было. – Африандра положила голову ему на плечо и потерлась щекой. – Занус был еще жив… Он ворвался сюда, чтобы найти меня.

– В тот вечер он чуть не нарвался на мой клинок. Тебе, наверное, его не хватает?

– Трудно сказать. Занус заботился обо мне, беспокоился. По-своему, конечно. Не то чтобы он очень много давал мне, но сейчас, без него, у меня совсем ничего не осталось.

– Родители не подыскали еще тебе нового жениха – наследника трона?

– Нет, – вздохнула Африандра. – Пока что им не до этого. Они совсем помешались с этой миссии от Анаксимандра. Иногда я боюсь, что им может прийти в голову выдать меня за него. Кошмар! Одна его жирная борода чего стоит. Мерзость! Спасибо Садите, пока она бережет меня от этого. Да и вообще, родители будто не замечают меня, словно в наказание за причастность к смерти Зануса. Особенно старается мать. Еще бы, чего ей стоило взять себя в руки, когда это случилось… А может быть, она и права…

Африандра задумчиво покачала головой.

Конан ласково обнял ее и сказал:

– Ну хватит, девочка. Не слишком ли мною слез пролито из-за этого самоубийцы. Естественно, когда знакомый человек накладывает на себя руки, ты ощущаешь себя виноватым, но… Эй, трактирщик! – Возглас Конана был обращен к появившемуся за стойкой Анаксу. – Принеси-ка мне кружку доброго эля. А если у тебя нет благородного напитка, что ж, сойдет и та верблюжья моча, которую ты выдаешь за арак.

– А мне – кубок нарцинта, Анакс, – добавила принцесса.

Знакомый голос заставил трактирщика пристально посмотреть на нее, припоминая деву с прикрытым вуалью лицом.

– Ну а как тебе эта идея с объединением двух храмов? – спросил Конан. – Ты к ней привыкли?

– Нет, что ты. Наоборот, она мне еще больше не нравится. Только родителям нет дела до моего мнения. – Африандра тяжело вздохнула и после паузы добавила: – Честно говоря, Конан, после того, что ты рассказывал мне о жестоких порядках соседнего города и его злом короле, я удивлена, что ты присоединился к его экспедиции.

Конан подождал, пока Анакс поставил перед ними заказанные напитки, и лишь затем ответил:

– А как же еще, девочка, я смог бы вернуться в этот город, к тебе?

– Ты прав. И я счастлива снова быть рядом с тобой. Но знаешь, мне все равно не нравится эта идея. Ты посмотри на этих несчастных, прикативших сюда подарок от Анаксимандра. Еле живые, под конвоем. А моя мать приветствует их как почетных гостей…

– Знаешь, – сказал Конан, – я бы с удовольствием помог им освободиться, разделаться с этим жрецом-надзира-телем. Но если бы у них была хоть тень такого желания. Я-то думал, что Куманос ведет их по самым пустынным землям, чтобы они не разбежались от него. Оказывается, они и не хотят бежать. А теперь и не смогли бы, если бы даже захотели.

– Несчастные. Они измучены, истерзаны этой дорогой.

– Да уж, насмотрелся я на них, пытаясь облегчить им страдания принесенной водой, собранными на ваших полях фруктами… Не понимаю, в чем у них еще душа держится. Если она еще осталась в этих измученных телах. Что-что, а бороться они уже не способны.

Африандра глотнула из своего кубка и, помолчав, проговорила:

– Знаешь, эта обещанная свадьба Садиты и саркадийского божества кажется мне ересью, предательством нашей богини. И не я одна так думаю. Есть еще люди, которые не согласны с восторгами моих родителей по этому поводу.

– Что ж, это неплохо, – сказал Конан и, понизив голос, предупредил: – Только не болтай об этом много. Случись что – тебе ничего не будет, а твои единомышленники могут поплатиться за это своими головами, если Регула или Семиархос решат, что они замышляют заговор.

– К сожалению, уже ничего нельзя сделать. Отказать сейчас Анаксимандру – значит, вовлечь город в войну с сильным и жестоким противником. Пет, это недопустимо! – Оборвав себя на полуфразе, Африандра негромко сказала: – Пойдем. Мои родители, наверное, беспокоятся, где я. Хотелось бы, чтобы их волнение было искренним…

Не прижимаясь больше к Конану, но и не выскальзывая из-под обнимающей ее руки, принцесса встала и направилась к выходу. Караванный двор еще больше наполнился народом, несмотря на усилившуюся к полудню жару. Гуляющие люди с удовольствием глазели на танцоров и акробатов, жонглеров и музыкантов.

– Скажи, – спросил Конан, – нарцинт уже подействовал? Ты можешь что-нибудь сказать о будущем этих людей?

– Нет, сегодня все как-то по-другому. Вместо людей и предметов – какие-то неясные тени. Мне даже кажется, что я одна в безлюдной пустыне.

– А я? Я, случайно, не в каком-нибудь мало приличном наряде? – спросил Конан.

Африандра рассеянно покачала головой.

– Жаль, – вздохнул киммериец, понимая, что сейчас ему вряд ли удастся развеселить принцессу своими шутками.

Африандра привела Конана к цепочке храмовых воинов, охранявших королевский павильон. Здесь она попрощалась с киммерийцем, не желая зря нервировать родителей. Она проскользнула между охранниками, а Конан отправился по своим делам.

Найдя в толпе своего сановного работодателя, Конан подошел к нему:

– Как насчет обещанной платы, Куманос? Дела идут так, что мне нужно получить мою долю как можно скорее.

Жрец молча смотрел на киммерийца. Тогда Конан сделал еще одну попытку:

– Ты сказал, что заплатишь, когда идол окажется в Оджаре. Время пришло. Где мои камни?

– Время платить еще не пришло, – ответил Куманос, спокойно выдерживая разъяренный взгляд Конана. – Разве ты не знал, что священный идол Вотанты должен быть собран из трех равных частей, лишь одна из которых доставлена в Оджару? Работа еще не закончена.

– Что? Ты говоришь, что я должен вернуться туда, где мы встретились, и еще дважды проделать этот путь? – Конан зажал в кулаке отворот плаща жреца. – Знаешь, приятель, это просто грабеж.

– Оставшиеся части идола уже в пути, – невозмутимым голосом ответил Куманос, перебирая пальцами талисман на груди. – Они должны прибыть сюда со дня на день. Но лучше будет, если мы выедем им навстречу и поможем добраться сюда. А то вдруг они потеряются и не найдут дорогу в город? Тогда условия сделки так и останутся невыполненными.

– Подлец! Лживый мерзавец! Значит, там, в пустыне, страдают еще вдвое больше людей, а ты молчишь! Скажи командиру оджарской стражи. Его солдаты будут счастливы сделать эту работу и помочь твоим людям.

Куманос покачал головой:

– Мы можем принимать лишь очень ограниченную помощь. Я должен лично возглавить поиски. А ты мне нужен как разведчик и проводник.

– Жулик, вот ты кто! Может, твои камешки гроша ломаного не стоят.

– Две пригоршни, – перебил его Куманос. – Закончим работу – получишь столько камней, сколько сможешь унести в двух пригоршнях, опущенных в ящик поочередно.

– Три части идола – три горсти, – заявил Конан. – Я согласен доделать работу, но не меньше чем за три горсти твоих камней.

– Договорились. Ты получишь плату, когда идол будет собран, не раньше.

Конан что-то хмыкнул в ответ, но протянул руку, чтобы скрепить сделку. Его неприятно поразила рука Куманоса. Его аж передернуло от этого сухого, холодного, совсем не человеческого прикосновения.

– Мы выходим завтра на рассвете, – сказал Верховный жрец. – Поищем к югу от города. Приготовь свои вещи и верблюда.

Конан, не говоря ни слова, повернулся к нему спиной.

Африандры нигде не было видно. Семиархос и Регула о чем-то беседовали, сидя под навесом, по принцесса как сквозь землю провалилась. Не решившись обратиться к монархам, киммериец отловим какую-то важную шишку при дворце – маленького старикашку, Высокочтимого лорда, Хранителя чего-то там, точнее Конан не помнил.

– Вы не скажете, почтенный, где принцесса Африандра? У меня для нее новости… Ее что, где-нибудь заперли?

– Ты разве не видел? – старик взглянул на чужеземца с недоверием и негодованием. – Oна упала в обморок и была отвезена во дворец. – Увидев в Конане благодарного слушателя, он продолжал: – Она вышла в караванный двор, чтобы взглянуть на прибывших шартоумцев и саркадийцев. Неожиданно она вскрикнула и рухнула на землю. Может быть, перегрелась на солнце, а может, просто девичьи штучки. Она и так стала какая-то странная с тех пор, как ее суженый отрубил себе голову. Но кто бы мог подумать… Упасть при людях…