Текст книги "Конан-изгнанник"

Автор книги: Леонард Карпентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Леонард Карпентер
Конан-изгнанник

Пролог

Когда в восьмой день восьмого месяца восьмого дня царствования на седьмом году величайшей засухи, поразившей город, король Сарка Анаксимандр проснулся, перед его глазами возникло видение.

Король словно вынырнул из мрака тяжелого забытья без снов. По ярким лучам, пробивавшимся сквозь резные узоры ставней его спальни, он понял, что проснулся позже обычного часа. Анаксимандр почувствовал себя отдохнувшим и бодрым; свою роль в этом, несомненно, сыграли и большие опахала, непрерывно покачивающиеся в изголовье и охлаждающее монаршее тело легким ветерком.

Две рабыни – красивые светлокожие, обнаженные по пояс девушки из Заморы – покачивали опахалами в полнейшем молчании. Малейший шорох или легкий шепот – что бы ни побеспокоило монарха во время отдыха или бессонной ночи, пошевелило бы хоть один из завитков одного-единственного волоса его длинной курчавой бороды – означал мучительную смерть под пыткой виновной рабыни, а скорее всего, и ее напарницы. Король Анаксимандр считал, что только таким способом можно заставить раба делать порученное ему дело с должной эффективностью.

В то утро, вместо того чтобы, щелкнув пальцами, вызвать слуг или наложниц, как это было заведено, король поступил по-другому. Поднявшись с жесткого прохладного ложа, он прикрыл свою царственную наготу, завернувшись в легкое шелковое покрывало. Не обращая внимания на почтительно склонившихся вдоль стен слуг, он с истинно королевской решительностью направился к прикрытому занавесями выходу на террасу. Не дожидаясь бросившихся ему на помощь рабов, он сам распахнул портьеры и шагнул вперед, в яркий, слепящий солнечный свет.

Внизу под террасой не было ничего нового: тот же дворцовый двор, безлюдный в такую жару. Лишь несколько париев и нищих спрятались в узкой полосе тени вдоль северной стены дворца. С высоты было трудно отличить тех, кто уже умер от жажды, от тех, кто просто впал в забытье. За дворцом виднелись черепичные крыши казарм стражи; за ними – городская стена, толстая и мощная, с торчащими, как гигантский гребень, зубьями. Как всегда, на стене несли службу часовые в бронзовых доспехах, конических шлемах, с длинными, сверкающими бронзой наконечников копьями наперевес.

Однако, скользнув по стене, взгляд короля уперся во что-то необыкновенное. Анаксимандр ожидал увидеть привычный пейзаж: иссохшую равнину, пересеченную пустыми руслами рек, покрытую коричневыми пятнами пересохших полей, и облака пыли, поднятой раскаленным ветром. Но вместо этого прямо за стеной перед окнами дворца стоял город, выросший словно из-под земли за одну ночь, пока Анаксимандр спал. Город или призрак города.

Огромный, освещенный ярким солнцем город казался реальней самой реальности. Величественный город с черепичными крышами, окруженный высокой стеной. Над ней возвышались богатые виллы, белоснежные купола и зиккураты. Белые птицы кружили над городом, садясь на коньки крыш и густые кроны деревьев. Посреди главной стены были открыты главные ворота – широкий проход, заполненный входящими и выходящими жителями. Мимо бронзовых створок ворот в город неторопливо входил караван. Погонщики почтительно склоняли головы при въезде. Другой караван невдалеке от стены ждал своей очереди. Его груз внимательно осматривали таможенные офицеры.

Но самым восхитительным зрелищем было голубое мерцание воды под солнцем. Прямо за воротами, извиваясь, тек широкий поток, обрамленный изумрудными зарослями кустов. Пришедшие из пустыни погонщики верблюдов благоговейно наполняли водой свои кувшины. Ниже по течению прачки не торопясь возились с бельем.

Так мог выглядеть и Сарк – город, где царствовал Анаксимандр. Но не сейчас, а много лет назад: до того, как великий и всемогущий бог Вотанта по неизвестной причине отвернулся от города, – города, в котором жили верные своему богу люди, в котором царствовал усердный слуга Вотанты – король Анаксимандр.

В то утро король был не единственным, кто увидел прекрасное видение. Он понял это по удивленным возгласам и жестам стражи на стене. Король мог бы вызвать начальника охраны и приказать ему наказать нарушителей покоя, но тот наверняка и сам прибежал бы с выпученными от удивления глазами. Король лишь поморгал и прикрыл глаза руками.

Когда он снова взглянул на таинственный город, тот постепенно начал таять в воздухе. Его купола и стены задрожали, поплыли на невидимых волнах, и сквозь них начала проступать выжженная земля – собственное царство Анаксимандра.

Не дожидаясь, когда безрадостный реальный пейзаж снова явственно предстанет перед его взором король резко повернулся и вошел обратно и спальню. Замершему в почтении и страхе перед повелителем начальнику стражи был отдан короткий приказ: немедленно вызвать Верховного жреца Куманоса.

Когда через несколько минут жрец, затаив дыхание, предстал перед монархом, Анаксимандр сидел на золоченом троне, облаченный в церемониальный наряд – украшенную драгоценными камнями рубаху и длинную, вышитую золотом юбку над ногтями рук и ног короля трудились слуги, доводя до совершенства маникюр. Король взглянул на Куманоса – стройного, высокого, загорелого человека, непривычно молодого для столь высокой должности. Во взгляде Анаксимандра поблескивал инквизиторский огонь.

– Ты уже слышал о видении, посланном мне нашим богом? Или, быть может, видел его сам?

Верховный жрец лишь кивнул в ответ.

– Это был призрак нашего давнего торгового соперника, – продолжил король, – проклятого города Оджары. Он находится далеко отсюда, на северо-востоке, но волею Вотанты его образ был перенесен сюда. Тот город выглядел богатым и процветающим. Много воды, караванов. Несомненно, почитаемая его жителями богиня явно благосклонна к ним.

Это уже был камень в огород Куманоса. Кому, как не ему, было известно, что жреческая каста Сарка в последние годы была очень виновата перед городом и королем. Жрецам так и не удалось упросить небо послать дождь – напоить живительной влагой город. И хотя король города-государства Сарка считался главой не только светской власти, но и жречества, разумеется, вина не могла пасть на него. Вот почему жрецам приходилось принимать на себя гнев народа и монарха и приносить порой себя в искупительную жертву.

Молодой жрец не сделал попытки оправдаться или защититься. Он торжественно и величественно склонил голову и произнес:

– Повелитель, это видение – явный знак, посланный нам всем великим Вотантой. Пророчество или предупреждение. Если вы пожелаете, я и мои астрологи могли бы подробно истолковать его…

– Нет, жрец. Я, я сам дам толкование этого чуда. И оно будет самым истинным и обязательным для всех.

Король, несмотря на всю свою власть, все же с почтением и опаской относился к высшему клану жрецов. Он помолчал, глядя, как две рабыни расчесывают и укладывают его бороду, и доверительно добавил:

– Ты первый узнаешь это, Верховный жрец: я сам несу часть ответственности за то, что произошло с нашим городом. Я был небрежен, слишком увлекся обустройством своего двора и проморгал тот миг, когда сравнение с соседними городами стало не в нашу пользу.

Верховный жрец набрал в легкие побольше воздуха и даже с чуть подозрительной готовностью сказал:

– Дa, Повелитель, если говорить честно, то нужны решительные шаги, чтобы…

– Но хватит. – Анаксимандр, казалось, не заметил обращенной к нему фразы. – Несомненно, наш бог требует жертвы. Настоящей жертвы. Не какая-то там дюжина младенцев или девственниц, убитых на вершине зиккурата, не окропление колодцев кровью пленных кочевников… Нет, великая жертва должна быть принесена Вотанте. Жертва, достойная древних легенд. Сам Вотанта, послав нам это видение, назвал достойную для искупления жертву – город. Богатый, цветущий город. Целиком божественный выбор пал на Оджару!

Король встал с трона, возвышаясь над павшими на колени слугами.

– Я вижу, что после этой жертвы великая милость падет на наш город. Дожди пройдут над горами, наполнив реки, колодцы, наши бассейны и напоив поля. Караваны снова будут заходить в Сарк, а не в Оджару, принося нам доходы от торговли и таможни. Вотанта снова повернется к нам лицом, пошлет нам удачу во всем: в торговле, в погоде, в войне.

– Мой Повелитель! – Куманос, не осмелившийся до сих пор прервать экстатическую тираду своего монарха, наконец не выдержал: – Если вы предлагаете войну, то вспомните: ведь Оджара хорошо укрепленный город. Известно, что его защищает каста воинов – верных жрецов-воинов их богини. Такая осада может быть долгой и дорогостоящей…

– Осада? Я не имею в виду осаду. И ты, Куманос, лучше, чем кто-либо другой, должен понимать меня. – Король резко повернулся к жрецу и ткнул в него пальцем. – Жрецы хранят свои древние тайны не менее крепко, чем королевские династии – свои.

Он повернулся спиной к Верховному жрецу и подошел к окну, выходящему на террасу. Hа этот раз из него открывался привычный вид на выжженную солнцем равнину и склоны гор на горизонте.

– Легенды нашего города рассказывают об империях в восточных пустынях, которые были уничтожены. Уничтожены волей бога, нашего бога – Вотанты, который в те времена куда больше страшил чужаков, чем сейчас.

Эти города из древних преданий – Песк, Эль-гаши и Иб-на-Эдамите – были уничтожены божественным громом, обрушившимся на них за их грех и богохульство. Насколько я помню историю, большинство их грехов было связано с непочтительным отношением к нашему гордому городу Сарку и моим царственным предкам.

Анаксимандр повернулся лицом к Куманосу, который мог видеть лишь темный силуэт короля на фоне яркого света.

– В каждом из этих случаев, – продолжал король, – жрецы Вотанты прокляли нечестивые города. Каждая стрела с неба усиливала веру в нашего могучего бога. И после каждого разрушения соперника наш город вступал в эпоху благоденствия и процветания. – Король помолчал. – Ты сам видишь, Куманос, наш бог извещает нас, что пришло время для нового чуда.

– Да будет так. – Голос Верховного жреца стал хрипловатым. – Надеюсь, мы с моим королем в равной мере осознаем значение этого события. Это будет не просто жертва, не просто демонстрация силы нашего бога. Нет, такое случается раз в тысячелетие. Лишь пришествие Вотанты на землю может быть значительнее и величественнее…

– Ну что ж, отлично, – холодно оборвал его Анаксимандр. – Рад, что мы поняли друг друга. Я лишь хочу напомнить тебе, что трое твоих предшественников на посту Верховного жреца – люди куда более опытные и умудренные годами – за последние шесть лет окончили свои дни, пролив свою кровь на вершине Большого Зиккурата. И все три великие жертвы оказались напрасными. Засуха так и не прекратилась. Вот почему я настаиваю на том, что ты сам предложил. Пусть это будет не чем и как пришествием бога на землю.

Король отошел от окна и встал так, чтобы собеседник мог видеть его лицо,

– Я понимаю, – продолжил он, – что для такого дела понадобятся серьезные приготовления. Понятно, что потребуются расходы, которые, уверен, ты постараешься сделать минимальными. Я уже подумывал о таком решении, но, ты сам понимаешь, после виденного сегодня утром для сомнений нет места. – Он подошел к Куманосу и положил руку ему на плечо. – Жрец, я приказываю тебе начать.

– Слушаюсь и повинуюсь. Да будет так.

Поклонившись королю, Куманос повернулся и направился к дверям. Он шел осторожно, при каждом шаге стараясь скрыть, преодолеть почти парализующий его страх.

Глава I
НЕЧИСТЫЙ

Затопленная низина вдоль реки была тиха и неподвижна. Невдалеке в полуденном мареве дрожали золотистые стены Оджары. Ни сигнал тревоги, ни даже случайное бряцание оружия не нарушали тишины. В воздухе над зеркалом воды летали стрекозы, жуки и мухи. Но их жужжание лишь подчеркивало звенящую тишину вокруг.

В одной из заводей, наклонившись и подставив солнцу загорелую спину, почти по пояс в воде стоял человек. Он увлеченно охотился за подводными обитателями, не издавая при этом ни единого звука. Вдруг его рука, словно молния, метнулась к воде, направив в глубину самодельный трезубец. Лишь легкий всплеск раздался над зарослями. Секунду спустя вода забурлила, человек сильным движением перехватил обеими руками и вытащил на поверхность длинное скользкое зелено-коричневое существо, продолжавшее извиваться в его мертвой хватке.

Человек быстро направился к тенистому берегу, где, привязанный к свисающим в воду корням деревьев, наполовину притопленный, висел полотняный мешок, уже основательно наполненный подобной добычей. Туда последовал и последний трофей, после чего веревки у горловины мешка были крепко завязаны.

Затем охотник остановился, чтобы выжать воду из гривы черных волос. Откуда-то из-за коряги он вытащил плащ-накидку и пояс, на котором висел очень длинный кинжал. Одним привычным движением человек затянул пояс и поправил клинок. Продев древко трезубца в петлю у горловины мешка, он взвалил добычу на плечо и зашагал вдоль берега заводи в тени деревьев.

Чуть дальше по течению он вышел к своему лагерю, расположенному на небольшом песчаном пляже, прикрытом от зноя тенью от раскидистых кустов. Неподалеку слышалось журчание основного потока реки, стекавшей по каменистому руслу к подножию холма. Здесь одинокий отшельник остановился, опустил на землю мешок и занялся хозяйством, если так можно было назвать его скромные пожитки.

Сначала он добавил хворосту в костер, превратившийся было в кучу еле тлеющих углей посреди грубого каменного очага. Затем он наполнил чистой водой закопченный бронзовый шлем, служивший ему котелком. Ловкими, привычными движениями он вытащил из мешка часть добычи, а затем и выпотрошил и вычистил ее на плоском бревне, служившем столом.

Несмотря на занятость хозяйством, любителя одиночества не подвел инстинкт охотника и воина. Посторонний запах, принесенный ветерком, ударил ему в ноздри. Легкий шорох листьев и ветвей в кустах – явно не тот, который производил ветер, – коснулся его ушей. Наконец его глаза нащупали неясную тень в кустах по другую сторону костра – явно не птица и не ветка.

Не показывая никакого беспокойства, человек встал и подошел к огню, чтобы подбросить дров. Медленно, даже небрежно его сине-стальные глаза обшаривали заросли вокруг. Вдруг неимоверно быстрым движением, быстрее, чем во время балки, он метнулся в кусты, и в тот же миг одна его рука схватила непрошеного наблюдателя, а вторая поднесла нож к самому его горлу. При ближайшем рассмотрении плененный соглядатай оказался худым, дочерна загорелым полуголым мальчишкой.

– Ну, что мы тут имеем? – пробурчал победитель в явно неравной схватке, откладывая в сторону нож. – Вообще-то я уже поймал достаточно лягушек и всяких болотных тварей и больше охотиться не собирался. – Он говорил на одном из шемитских диалектов, обычном в этих восточных пустынях.

– Отпусти его. – Голос, говоривший на том же языке, принадлежал другому подростку, чуть постарше, вылезшему из кустов и требовательно взмахнувшему рукой. – Если ты попытаешься съесть его, я тебя предупреждаю: мы повесим твою кожу на городской стене!

Он крепко сжимал в кулаке маленький кремневый нож. За его спиной маячили еще две детские фигуры.

– Съесть его? С какой стати? Нет, с какой стати я буду рисковать своим желудком, если, конечно, кое-какие сорванцы не украдут мою еду? – Чуть ослабив железную хватку, он все же продолжал держать вырывающегося мальчишку за руку. – А он что, и вправду думает, что я его съем?

– Ты же тролль, разве не так? – спросил старший мальчишка. – Злой великан с севера!

– Никакой я не тролль. Я – Конан из Киммерии. И вовсе не великан среди моего народа. А злой я бываю только когда голова раскалывается после вчерашней пирушки.

– Так я и думал. Ясное дело, все киммерийцы и другие северяне – людоеды. Это каждый дурак знает. – При этом парень махнул рукой в сторону шлема, установленного между камней над огнем и бурно шипевшего. – Ну, в лучшем случае ты – джинн и пожиратель нечистой пищи.

– Сожрать этого засранца – вот уж действительно было бы поеданием нечистой еды.

Конан отпустил мальчишку, и тот мгновенно спрятался за спины приятелей, уже оттуда продолжая подозрительно следить за незнакомцем.

– Я тут, кстати, и так достаточно приготовил. Мог бы и поделиться.

Подняв с песка нож и вытерев его о штаны, Конан воспользовался им, чтобы снять котелок с огня.

– А что это… что у тебя там? – спросил один из прятавшихся за спиной старшего.

– Как что? Восхитительная уха из раков и речных угрей.

Киммериец выудил ножом из дымящейся жидкости одного из раков и показал его детям, а затем снова бросил его в котелок.

– Нечистая еда! – воскликнул один из мальчишек. – Жрецы Истинной Богини двадцать раз отрубили бы тебе голову на алтаре, если бы застукали, когда ты ешь таких червяков. Даже если бы только признался в этом.

– Чушь, – бросил северянин. – Вы, горожане, просто идиоты, если не едите отличную речную пищу или не засаливаете ее впрок. Ведь тяжелые дни бывают у каждого. Что у человека, что у города. А вы где живете? Там, за стенами Оджары?

– Да, – ответил самый младший. – Меня зовут Ябед. Мой отец, Япет, торгует верблюдами, хотя… несколько лет назад… – лицо мальчика стало грустным, – он уехал в путешествие, чтобы купить стадо верблюдов, и до сих пор не вернулся. А моя мама плетет тростниковые корзины, чтобы прокормить нас, а потом вернется отец, и мы станем богатыми. По дороге домой я нарежу ей тростника, – закончил он, гордо показывая собственный кремневый ножик, удобный, чтобы продираться сквозь кусты.

– Мой отец был кровельщиком и разбился, упав с крыши, – сказал старший из компании. – Мать тоже плетет корзины, и я ей помогаю. Но когда-нибудь я стану воином. Воином-жрецом Единственной Истинной Богини!

Он продемонстрировал свой кремневый нож (чуть длиннее, чем у его приятеля) и убрал его петлю на ремне таким важным жестом, словно вкладывал в ножны благородный стальной клинок.

– Когда-нибудь я даже стану таким же знаменитым воином, как Занус Победитель.

Киммериец рассмеялся:

– Ваши храмовые воины – хорошо снаряженная и отлично вымуштрованная компания. Хотя я сказал бы, что их боевая техника несколько однообразна. Еще бы, она связана большими табу, чем их питание.

– Дюжина храмовых воинов может в пух и прах разделать сотню грязных диких кочевников, можешь быть уверен, – горячо запротестовал мальчишка.

Конан не стал вступать в спор, а лишь взглянул на него и спросил:

– А разве сын кровельщика или корзинщицы может пойти в это благородное братство?

– Конечно, да, – уверенно ответил парень. – Вступление в жреческую касту зависит только от знаний, полученных в храмовой школе… от крепости духа и от успехов в играх и занятиях, – закончил он, словно наизусть ответил урок.

– Тогда ладно, – кивнул киммериец. – Может быть, и есть надежда. А как тебя зовут, приятель?

– Эзрель, – ответил подросток, а затем, показывая пальцем, представил своих спутников: – Ябед, Фелидамон и… – он повернулся к прячущемуся позади всех недавнему пленнику Конана, – и Инос.

Конан молча кивнул. Ему показалось, что Фелидамон – скорее всего девчонка, хотя телосложением она ничем не отличалась от Ябеда, а их одинаковые длинные широкие рубахи делали и вовсе невозможным определить это.

– А ты тоже воин? – спросил Ябед. – Что у тебя за оружие?

– Это, – сказал Конан, вытаскивая из-за спины клинок, – это добрый, длинный нож с Ильбарских гор, захваченный в… э-э… полученный в обмен при торговле с горными племенами южнее моря Вилайет. Видишь, лезвие становится толще к концу. Это компенсирует его малую длину, когда приходится… ну, например, рубить хворост для костра. Хорошее оружие. С ним удобно пробираться сквозь густые заросли, можно даже копать – разрывать норы зверей, можно разделывать любое мясо и рыбу, а можно даже использовать как вертел, чтобы поджарить, то, что разделал. И после всего этого он будет еще острым, что хоть брейся. Такую штуку нужно всегда иметь под рукой. – Он наклонился и сунул острие клинка в горячие угли костра. – Никогда не знаешь, что поймаешь с его помощью.

Вытащив нож из углей и сдув пепел, Копии показал детям то, что было наколото на острие: что-то округлое, дымящееся, завернутое в обуглившиеся листья, явно съедобное.

– Ты смотри-ка, сладкие печеные клубни земляной груши. Кто бы мог подумать – весело улыбаясь, демонстративно удивился Конан. – А еще тут болотный редис и лук.

Поковырявшись в костре, он достал остальные деликатесы. Дети не заставили себя долго упрашивать оценить качество приготовления. Но попробовать рыбную уху – это стоило больших усилий. Первым набрался смелости Эзрель.

– Ой, горячо, и перец жжется, – пожаловался он, однако не стал отказываться от основательной деревянной миски, протянутой ему Конаном. Остальные последовали примеру своего старшего приятеля. Даже напуганный Инос присоединился к общей трапезе и вскоре уже лихо вытаскивал куски мяса из-под панциря раков. Дети ели с удовольствием, далее жадно. Конан сделал вид, что не заметил, как и большая часть его доли супа оказалась съеденной не избалованными обильной едой гостями.

– Ты, должно быть, много путешествовал, – вступила в разговор Фелидамон. – А ты бывал в городах, которые больше Оджары?

– Да, я бывал в Аграпуре, Бельверусе, Тарантии, они намного больше Оджары. Ближайший отсюда – Шадизар. Наверное, туда я и отправлюсь, когда откроются северные перевалы, если подвернется попутный караван.

– Шадизар Проклятый, так ведь его называют? – спросил Ябед. – Но в храмовой школе нам не говорят, почему так. Расскажи, Конан.

– Это место, где сходятся великое богатство и самая страшная нищета. Мужчины и женщины без гроша в кармане умирают с голоду, моля о подаянии, валяясь в ногах у богатых, сытых щеголей.

– Как же так? – искренне удивилась Фелидамон. – А разве жрецы не следят за тем, чтобы богатые делились с теми, у кого ничего нет?

Конан рассмеялся:

– Ну да, жрецы богаче всех остальных и хуже всех других богачей. Еще Шадизар – огромный рынок рабов. Работорговцы – жестокие люди, те, кто покупает рабов, – немногим лучше, но многие свободные люди живут там хуже, чем самые жалкие из рабов. Многие достойные, здоровые, даже честные люди становятся ворами. В Шадизаре есть даже Гильдия Воров. Забавно?

– В нашем городе говорят, что одинокий чужеземец, такой, как ты, обязательно вор. – Взгляд Эзреля, как всегда, был бесстрашен, слова – четки. Ты поэтому собираешься в Шадизар? Конан расхохотался:

– Ну, по правде говоря, если предположить, что я вор, то лучшего места, чем Шадизар, мне не найти. Tы только подумай, сколько там богатых купцов, аристократов, всяких гадателей и колдунов. – Он собрал объедки и бросил их в костер. – Лучше уж воровать в таком месте. А что можно украсть здесь, в Оджаре? Верблюжью поилку?

– В Оджаре вообще не стоит воровать, – сказал Эзрель. – Храмовые воины тебя в лапшу искрошат. Но если ты пообещаешь, что не похитишь ничего, то тебе разрешат жить там, по ту сторону стены. Тогда тебе не придется спать под открытым небом, – парень кивнул в сторону свернутых одеял, лежащих в тени под кустами.

Конан лишь покачал головой:

– Нет, дружище, я не думаю, что взрослые впустят меня в город, по крайней мере дальше караванного квартала. Доказать им мою честность будет не легче, чем в одиночку справиться с дюжиной противников в бою. Так что я лучше останусь

там, где я привык, – за стенами города.

– Но, Конан, – пропищала Фелидамон. – ты мог бы обосноваться в Оджаре и заняться каким-нибудь полезным делом, например торговать чем-нибудь… верблюжьей упряжью… или… – тут ее взгляд упал на догорающий костер и обуглившиеся панцири раков, – или стал бы поваром в одном из караван-сараев.

– Ты имеешь в виду – готовить еду дли путешественников и брать за это деньги? И делать это, и ничего другого? – Конан, прищурившись, посмотрел на нее: – А что потом, когда мне это надоест? А мне это наверняка надоест. Я ведь не раб, чтобы приковывать себя навеки к одному месту. Да, и еще. Я ведь не поклоняюсь богине вашего города – Садите, так что и с этим у меня будут проблемы. Нет, лучше уж мне уехать отсюда ради пущего спокойствия вашего города. – Конан бросил взгляд на удлинившиеся тени деревьев: – Э, уже поздно. И не забудьте вымыть тарелки перед тем, как уйдете.

Эзрель тоже посмотрел на солнце и, покачав головой, стал собираться.

– Значит, ты все-таки хочешь уехать в Шадизар? – Неожиданно заговорил Инос. – А что тебе больше нравится – Оджара или Шадизар?

Конан с легким сожалением взглянул на мальчика и сказал:

– Для таких людей, как я, Шадизар – лучшее место. Но прежде чем отправиться туда, когда вырастешь, хорошенько подумай, приятель. Умей ценить то, что имеешь. – Помолчав, он положил руку на плечо мальчишки и добавил: – Не стоит уезжать из Оджары в Шадизар Проклятый. И моли свою богиню, чтобы тебя когда-нибудь не привезли туда в караване работорговца.