Текст книги "Плащаница из Овьедо"

Автор книги: Леонард Фолья

Соавторы: Дэвид Ричардс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Они обменялись рукопожатием, старый священник закрыл дверь, а Маршалл вернулся к «мини-вену». Ханна смотрела, как свет задних фар автомобиля постепенно отдаляется от нее, и лишь после этого решилась вылезти из-под гортензии. Через боковое окно ей было видно, что монсеньор с кем-то разговаривает в коридоре, и она поняла, что отец Джимми тоже встал. Вскоре свет в коридоре погас.

Не успела Ханна подумать о том, что они пошли спать, как в задней части дома, где находилась кухня, включили свет. Девушка осторожно прокралась туда. Отец Джимми как раз совершал набег на холодильник, когда она привлекла его внимание, легко постучав в наружную створку двойной двери. Казалось, стук застал его врасплох, но он быстро успокоился.

– Мне можно войти? – спросила она шепотом через дверное стекло.

Он приложил палец к губам и указал наверх. Этот жест, как она поняла, должен был означать, что комната монсеньора находится прямо над кухней, поэтому следует сохранять тишину.

Щеки девушки покраснели от холода, а свет лампы в кухне придавал ее волосам золотой оттенок. Ханна была так оживлена, так взволнована, что создавалось впечатление, будто она только что вернулась с катка. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что ее эйфория рождена страхом. Ханна была одета, как бездомная, а банный халат, служивший ей в качестве пальто, порвался.

– Мне нужно отсюда уехать, – прошептала она. – Вы мне поможете?

Взяв девушку за руку, отец Джимми провел ее через кухню, и они спустились в подвал, который служил хранилищем для поломанной мебели, старых церковных скамеек и треснувших скульптур.

Воздух здесь был холодным и затхлым.

Только теперь отец Джимми заговорил с ней:

– Что случилось?

– Разве монсеньор не объяснил вам?

– Он только сказал, что приезжал мистер Витфилд и искал вас здесь. Между вами и Витфилдами якобы произошла ссора, вы расстроились и убежали. Долгое время вы не возвращались, и они стали сильно за вас беспокоиться.

– Беспокоиться? Да им плевать на меня. Они убили бы меня сию же минуту, если бы не ребенок. Они заперли меня в спальне, словно заложницу.

– Успокойтесь, Ханна. Не стоит так преувеличивать.

Даже осуждая ее поступок, Джеймс спрашивал себя, почему он с ней так резок. Ведь он верил каждому ее слову.

– Перестаньте относиться ко мне как к какой-то взбалмошной, неуравновешенной девушке. Я была права, что подозревала их. У меня нет доказательств, но я уверена. Они сами мне все вчера рассказали.

Священник почувствовал, как ком подкатил к горлу.

– Что они вам рассказали?

– Вы подумаете, что я сумасшедшая. Я в этом уверена. Никто не принимает меня всерьез, но мне все равно. Я должна убраться отсюда и спасти своего ребенка. Они скоро придут к вам, надеясь найти меня здесь. А я-то рассчитывала на вашу помощь…

Она хотела уйти, но отец Джимми встал перед лестницей, загородив проход.

– Просто расскажите мне, что вам стало известно. Пожалуйста.

Неожиданно Ханна обнаружила, что не в силах произнести ни слова. Она обняла свой живот и стала покачиваться из стороны в сторону, а с губ ее срывался тихий стон. На глазах у нее появились слезы. Джеймс приблизился к ней и взял за обе руки. Девушка положила голову ему на грудь и горько разрыдалась.

– Что они сказали? – пробормотал он, чувствуя, как ее мягкие волосы касаются его губ.

– Они сказали… что я была избрана. – Ханна чуть подняла голову. – Избрана быть сосудом для второго пришествия.

Позже отец Джимми не сможет описать то чувство, которое охватило его подобно океанской волне, которая накапливает мощь перед тем, как обрушиться на пловца, и бросает его туда-сюда, проходит сквозь его тело, так что на какой-то момент они становятся одним целым. Никогда раньше он не испытывал подобного. У него закружилась голова, и подвал, казалось, на секунду исчез.

Когда же все кончилось и к нему вернулось сознание, Джеймс увидел перед собой лицо Ханны, чьи голубые глаза смотрели прямо на него. Это было самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел.

Глава 41

«Иисус умер. Иисус воскрес. Иисус придет к нам снова».

Высоко подняв потир над головой, отец Джимми цитировал вслух таинство веры, а разношерстная паства, нашедшая в себе силы встать рано и прийти на утреннюю службу, повторяла за ним. В это воскресенье прихожан было меньше, чем обычно, что объяснялось ненастной погодой и все еще скользкими дорогами из-за прошедшего прошлой ночью дождя, поэтому некоторые голоса выделялись среди остальных, отчего слова звучали вразнобой и казались ему потертым ковром, на котором местами еще сохранились яркие махровые пятна.

Еще с тех времен, когда он был простым министрантом, отец Джимми говорил себе – и другим, если кто спрашивал, – что его дом – церковь. Он чувствовал в ней свое призвание подобно тому, как чувствует свой врожденный талант художник, доктор или учитель. Для него не существовало сомнений, альтернативы этому или спасения от этого. Джеймс каждый день говорил Господу спасибо за то, что тот вселил в его сердце такую уверенность.

А теперь случилось это.

Его взгляд скользил по лицам смотрящих на него людей. В одних виделась скука, в других – страстное желание просвещения. Но были здесь и те, которых просто привела сюда укоренившаяся привычка. Как бы они отреагировали, если бы он вдруг выступил вперед и объявил, что второе пришествие уже почти случилось? Сказал бы, что Иисус вновь войдет в этот мир и принесет спасение всем униженным и угнетенным? Изменились бы их жизни в мгновение ока или же они с безразличием перекрестились бы и пошли домой к своим бессмысленным телепередачам или на надоевшую работу?

Закончив службу, отец Джимми вернулся в ризницу, в которой уже был монсеньор.

– То, что произошло вчера, стало для меня полной неожиданностью, – сказал старик, доставая из шкафчика мантию, а Джеймс начал снимать свою. – Не могу утверждать, что не думал, что подобное может случиться. Ты что-нибудь слышал о той девушке?

– Простите? – переспросил его отец Джимми, наполовину сняв мантию через голову.

– О той девушке, Мэннинг. Ты о ней ничего не слышал?

Молодой священник стал приглаживать волосы руками, чтобы выиграть время для ответа.

– Нет, не слышал. Совсем ничего, – ответил он.

– Нехорошая история получается. Думаю, мне нет смысла говорить тебе, чтобы ты сообщил о ней куда следует, если вдруг увидишь.

– Нет, монсеньор, я понимаю, – сдержанно произнес отец Джимми, а сам подумал: «Вот так и начинается падение. Сначала маленькая ложь, потом “нет, не слышал”. А дальше что?» Первая трещинка в цементном растворе, который не дает распасться кирпичной стене. Она едва заметна. К тому же стена ведь не падает? Но от второй трещины раствор раскрошится больше, и еще больше от третьей.

Он отдал свою бело-золотую мантию мальчику-министранту, который повесил ее в шкафчик.

– На сегодня все, Майкл, можешь идти, – сказал монсеньор мальчику и обратился к Джеймсу: – Знаешь, мистер Витфилд снова сегодня утром приезжал.

– В самом деле?

– Девушка до сих пор не вернулась. Ее не было всю ночь, и это в ее-то положении. Невероятно! Я посоветовал ему обратиться в полицию, если она не покажется в скором времени. Что могло случиться, чтобы вот так выскочить на улицу посреди ночи?

– Я… Я не берусь утверждать, но я уже рассказывал вам, что она боится этих людей. Вы запретили мне заводить об этом речь.

Монсеньор кивнул в знак согласия.

– Да, говорил. Но в свете происходящего я мог и ошибаться.

– Ну, она была ужасно… озадачена. Она боится за ребенка, которого носит под грудью. С самого начала ей очень сильно хотелось его оставить. И теперь, учитывая всю эту информацию, девушка боится отдавать ребенка в их руки.

– И как ей поступить правильно, по твоему мнению?

– Я, честно говоря, не знаю.

– У нее есть доказательства, оправдывающие ее подозрения? Или это… как бы сказать… чисто теоретически?

– Теоретически, монсеньор.

– А может, она все выдумывает? – Резкие нотки в голосе монсеньора Галахера свидетельствовали о том, что у него начало лопаться терпение. В ризнице сильно топили, и воздух обжигал ему ноздри.

– Нет, не думаю, что она выдумывает. Она их прямо спросила, и они подтвердили ее опасения.

Не такой ответ хотелось бы услышать монсеньору Галахеру. Иметь дело с иллюзиями нервной девушки и без того было нелегко. А если это не иллюзии, тогда последствия могут быть очень серьезными. Внезапно вспомнилась лекция, которую Джеймс пытался прочитать ему в прошлый раз.

– Но как им удалось добыть кровь Христа, ДНК или как ее там, которую, как ты считаешь, они использовали в своих целях?

– Я осмелюсь лишь предположить, опираясь на то, что читал. Сударум хранится под замком в крипте собора в Овьедо. Очень редко его выносят, чтобы показать верующим, и сразу же возвращают в реликварий. Семь лет назад, как раз в страстную пятницу, произошло нечто странное. У священника, который относил сударум в крипту, случился сердечный приступ со смертельным исходом, и реликвия в течение нескольких минут оставалась без присмотра. Этого более чем достаточно, чтобы успеть взять образец крови.

– Но об исчезнувшем куске платка нам стало бы известно.

– Необязательно, чтобы это был целый кусок. Сойдет и нить. Нужна всего лишь крупица. Ученые использовали узкую полоску, чтобы добыть образцы крови с Туринской плащаницы. Почему же такой трюк нельзя повторить и с сударумом? Вряд ли это кто-нибудь заметит.

– Значит, ты убежден, что с научной точки зрения это возможно?

– Более чем возможно. Я думаю, что это уже случилось.

Монсеньор Галахер провел пальцами по внутренней стороне своего воротничка. Почему завхоз так сильно включил отопление? В ризнице душно. Так и задохнуться недолго. По его шее катилась надоедливая струйка пота.

– Даже если все, что ты говоришь, – правда, то это не означает, что второе пришествие неизбежно. У нас нет никаких конкретных доказательств, что пятна на сударуме – кровь Иисуса. Эту историю передавали из поколения в поколение. Это – традиция. То, во что мы хотим всем сердцем верить.

– Сам Папа молился перед ним, – возразил отец Джимми.

– А почему он не должен был этого делать? Молитва никогда не навредит. А что, если это вовсе и не кровь Христа? Что, если это – кровь… ну не знаю, римского солдата, погибшего в битве, или средневекового авантюриста? Или просто кровь обычного преступника? Что тогда бедная девушка носит у себя в животе? Ведь рядом с Иисусом распяли двух воров, не так ли? Почему один из этих двоих не может переродиться?

Он заметил, что эти слова вызвали ужас у молодого человека и с его лица схлынула кровь. Старик не хотел быть с ним таким суровым. Джеймс все еще впечатлительный и во многих отношениях напоминает ребенка.

– Ради интереса предположим, что традиция в данном случае не врет, что действительно лицо Христа накрыли после смерти этим самым платком. Тогда все, что получится у этих людей, так это возродить Его оболочку, в которой Он пребывал во время своей столь недолгой земной жизни, то есть тело, от которого Он отказался. Ни в коем случае не Его дух, не Его душу, не Его божественность.

– Если, конечно, они не делают это по Божьей воле, как сами и утверждают.

– Ах, Божья воля! Сколько людей об этом заявляло и скольких людей это сбивало с праведного пути? – Тем не менее аргумент молодого преемника заставил монсеньора глубоко задуматься. Он опустил голову и, сам того не замечая, потер виски кончиками пальцев. Ожидая ответа, отец Джимми чувствовал себя неловко, но все не решался нарушить тяжелую тишину, которая воцарилась в ризнице.

Наконец старик сказал:

– Если на то воля Божья, то ни тебе, ни мне, ни кому-либо еще не удастся помешать этому. А если нет – тогда на тебя возложен священный долг, Джеймс.

– Какой?

– Думаю… Думаю, ты должен найти эту девушку.

– Почему я?

– Она же доверяет тебе, разве не так?

– Да, но я отказываюсь возвращать ее тем людям.

– Я ничего и не говорил о том, что ее следует возвращать им. Я сказал, что ее нужно найти. К тому же, если у тебя все получится, не нужно сообщать об этом Витфилдам. Я запрещаю тебе ставить их в известность о своих действиях. Теперь это дело церковных властей. Они о ней позаботятся.

– Значит, вы верите мне и… верите ей?

– Я верю, что горстка фанатиков задумала нанести невообразимый вред Церкви, и этого для меня вполне достаточно. Современный мир не нуждается в еще одном лжепророке, к тому же рожденному наукой. Подумай о последствиях, о том, что может произойти, если об этом узнают. Каждый мало-мальски верующий человек – из наших мест или из Тимбукту – прибежит сюда, чтобы поклониться этому ребенку, кем бы тот ни оказался. Ну а СМИ раструбят об этом «чуде» на всю планету, уж будь уверен. Вообрази, какая тогда начнется истерия! Что случится с Церковью в этом хаосе и неразберихе? Мы, священники, ведем очень заурядную жизнь, Джеймс. Мы копаемся у себя в саду и пожинаем скромные плоды наших трудов, которые в них произрастают. Но ты призван сделать что-то воистину выдающееся. Господь привел к тебе эту девушку, чтобы ты не дал хаосу поглотить мир. Теперь я все понимаю. И ты, должно быть, тоже. Мы столкнулись с происками сатаны. Поэтому найди ее, Джеймс. Останови эту ересь. Защити от нее Церковь, которую так любишь.

Пораженный прозвучавшей в голосе монсеньора мольбой и снедаемый чувством вины за то, что он скрывал от старика правду, отец Джимми почувствовал, как на глазах у него выступили слезы.

– Я попытаюсь, отче. Я сделаю все возможное.

Монсеньор возложил руку на голову молодого священника.

– Это все, о чем нас просит Господь, Джеймс.

Глава 42

Обстановка была ни к черту. Так, во всяком случае, объясняла себе Тери. Увидеть ее в «Голубом рассвете»? И неудивительно, что она сразу не узнала ту женщину.

Она стояла возле кассового аппарата в толстом синем шерстяном пальто и русской меховой шапке (возможно, этот нелепый головной убор частично тоже был виновен в том, что Тери допустила оплошность) и пыталась привлечь к себе внимание официантки. В это воскресное утро работы в закусочной, как ни странно, выдалось невпроворот. Ее помощник позвонил и сказал, что плохо себя чувствует, но в это никто не поверил. Если история движется по спирали, то парень, скорее всего, отсыпался с дружками после бурной субботней ночи.

Тем не менее для Тери это означало, что ей самой придется убирать со столов. Новенькая официантка до сих пор еще не поспевала за клиентами, хотя к этому времени вот уже семь месяцев здесь проработала! А в Бобби снова проснулся его обычный, озлобившийся на нее дух противоречий.

А тут какая-то женщина возле кассового аппарата взялась щелкать пальцами всякий раз, когда Тери проходила мимо, чем подливала масла в насилу сдерживаемый огонь гнева официантки.

– Я обслужу вас, как только смогу, дорогуша. Разве не видите, я и так из кожи вон лезу?

Все столики в закусочной были заняты. Куда эта женщина намеревалась сесть? К кому-нибудь на колени?

Тери спешно убрала тарелки со столика, за которым находились четыре клиента, приняла у них заказ на десерт и направилась в кухню, ненадежно удерживая посуду в правой руке. На этот раз женщина решила не ограничиваться простым щелчком пальцев. Она незаметно толкнула официантку, которая подпрыгнула, и в результате одна тарелка слетела на пол и разбилась.

– Мне ужасно жаль, – сказала женщина, нагибаясь, чтобы собрать остатки разбившейся посуды. Только тогда Тери узнала в ней Джолин Витфилд. Надо же: явилась прямо в «Голубой рассвет»!

Бобби выкатился из кухни с веником и совком для мусора в руках.

– Я об этом позабочусь, леди. Не хочу, чтобы вы порезались, иначе, наверное, подадите на меня в суд и снимете с меня последнюю рубашку.

Тогда на Бобби не было рубашки, только футболка в жирных пятнах, но он натужно рассмеялся, и его нарочито радостный смех тут же растворился в мучительном кашле, вызванном постоянным курением.

– Простите меня, я не хотела, – сказала Джолин извиняющимся тоном, когда Тери, беспокоясь за судьбу оставшихся тарелок, скрылась в кухне.

Бобби отнесся к происшедшему по-философски.

– Ничего страшного, – заявил он. – Мы здесь стараемся не использовать посуду больше одного раза. Если вы минутку подождете, то я найду для вас столик.

– О, мне не нужен столик. Я просто зашла поговорить с Тери.

Он смел осколки на совок и отнес их в кухню.

– Эй, Тери! Ты что, не могла найти другое время для разговоров? Мы тут немного заняты.

– Да неужели, Бобби? А я и не заметила. Ногти два часа в сортире красила.

– Черт, просто пошевеливайся, хорошо? У тебя тут еще заказ с прошлого вторника!

Тери схватила с прилавка поднос с четырьмя гамбургерами, которые представляли в тот день блюдо дня, сунула бутылочку соуса «табаско» в карман своего фартука и твердой походкой направилась к клиентам, давая понять, что могла сделать это с завязанными глазами.

После того как она отнесла еду мамочке с глазами навыкате и трем ее ребятишкам, у которых были такие же глаза, Тери наконец обратила внимание на Джолин.

– Что привело вас сюда, миссис Витфилд?

– Я ищу Ханну.

– Странно! Вчера я искала ее у вас, а сегодня вы ее ищете. Да что с ней, интересно, происходит?

– Надеюсь, ничего серьезного. Ханна немножко расстроилась сегодня утром и ушла.

– Правда? Бедняжка. А чего это она расстроилась?

– В том-то и дело, что я не знаю. Эмоции. Она стала такой непредсказуемой! Она вам не звонила?

– Сегодня нет, хоть мне бы этого и хотелось. Извините, я на секундочку.

Тери обошла свои столы и долила кофе в несколько чашек. Чтобы показать, что она не намерена уходить, Джолин сняла меховую шапку и поправила волосы.

«Пускай поторчит здесь немного», – подумала Тери. Отследив взгляд Джолин, она увидела на парковке «мини-вен». За рулем сидел мужчина средних лет с буйными черными волосами, в которых местами проступала седина. Мистер Витфилд, догадалась Тери. Пусть оба здесь поторчат!

Прошло десять минут, прежде чем она вернулась к стойке.

– Послушайте, сомневаюсь, что Ханна покажется здесь в скором времени. Может, я могла бы еще что-то для вас сделать?

Джолин казалась подавленной.

– Думаю, что могли бы. Ее тетя и дядя живут в Фол-Ривер, так ведь? Вы случайно не знаете их адреса? Мне никогда не приходило в голову, что у них может быть другая фамилия. И конечно же, у них она другая.

– Если Ханне хочется побыть наедине с собой, думаю, вам не следует ей в этом мешать. Ее нет всего лишь несколько часов, да? Вероятно, она вам сразу же позвонит, как только отойдет. Вы же знаете, как это бывает. Все эти гормоны и прочее. К тому же, если бы ей были необходимы тишина и покой, то она вряд ли пошла бы к Рут и Гербу. Ей там не рады. Вы меня понимаете?

– Что же мне теперь делать? Я просто в отчаянии. Я так надеялась, что хоть вы мне поможете. – Джолин из последних сил старалась сохранять спокойствие. – Ханна вбила себе в голову эти безумные идеи. Уж не знаю почему. Не имею ни малейшего понятия, откуда они у нее взялись. Она… Она несет чушь. Ой, простите, я не хотела говорить гадости о вашей подруге. Как и вы, я люблю Ханну, но… но…

Женщина уже не могла сдерживаться, и по ее щекам покатились слезы, оставляя маленькие полоски на макияже. Она пыталась найти в сумочке носовой платок. Видя, что ей это никак не удается, Тери протянула бумажную салфетку с прилавка.

– Благодарю. Извините, что устроила вам здесь драму, – всхлипывая, сказала Джолин. – Но я боюсь за Ханну. Она сейчас в таком нестабильном эмоциональном состоянии, и с ней может случиться что угодно.

Гудение в закусочной больше не могло заглушить ее рыданий, и Тери заметила, что на них уже смотрели несколько посетителей. Отбросив все правила приличия, Джолин вцепилась ей в руку, словно ее вот-вот мог унести разбушевавшийся ливневый паводок.

– Умоляю… помогите мне… У нее мой ребенок, и я так боюсь, что… Не дайте случиться непоправимому… прошу…

Тери стало как-то не по себе, отчасти из-за того, что уже больше половины посетителей положили свои вилки и ложки и открыто на них глазели. Но она испытывала неловкость также и по другой причине.

Совершенно неожиданно на нее накатила волна сочувствия к этой несчастной женщине, которая, не в силах побороть отчаяние, крепко схватилась за нее.

Глава 43

Наконец-то в доме наступил покой.

Ханна лежала в двуспальной кровати, но от волнения не могла заснуть. В тот момент все ее мысли были устремлены в будущее. И было над чем поломать голову – где она будет рожать, где будет потом жить, как ей найти хорошего адвоката, ведь она сможет оставить себе этого ребенка, своего ребенка, только обратившись в суд.

Кроме как на Тери и отца Джимми, ей больше не на кого было положиться. Отец Джимми тайно вывез ее посреди ночи из Ист-Эктона и доставил к Тери, после чего развернул машину и поехал обратно, чтобы сразу же приступить к ранней утренней мессе. Тери улетела наводить порядок в закусочной. А остальные… Ханна до сих пор видела Джудит Ковальски, застывшую в неестественной позе на заснеженной дорожке, и Маршалла, который в тихом ужасе смотрел на свою начальницу. На снегу была кровь, и, когда он наклонился, чтобы поднять упавшую женщину, кровь попала ему на руки, отчего стало казаться, что на них надеты ярко-красные перчатки, как у завершающего представление персонажа жестокого шоу менестрелей. На нем был цилиндр, и он смешно ходил по снежному газону, улыбаясь Ханне распутной белозубой улыбкой и махая ей окровавленными руками…

Тут зазвонил телефон. Ханна вскочила, чувствуя, как ее захлестнула волна страха. Она все-таки задремала.

Девушка немного колебалась перед тем, как поднять трубку, и пыталась окончательно проснуться. Это мог быть отец Джимми. Она потянулась к телефону у кровати.

Звонила Тери.

– Привет, дорогая, ты как? Нипочем не догадаешься, кто прямо сейчас торчит у нас на парковке, пытаясь вынюхать, где ты.

– Только не говори, что Джолин…

– И какой-то мужчина. Муж, я полагаю.

У Ханны начало сжиматься горло.

– Они уже здесь! Что мне делать?

– Ничего. Оставайся в доме. Я просто хотела тебя предупредить.

– Ты им не сказала, что я у тебя?

– Я что, по-твоему, дура? Притворилась, будто понятия не имею, где ты. А она – крепкий орешек, должна признать. Я не удивлюсь, если Витфилды попытаются за мной проследить. Подожди, они уезжают.

– А если они заявятся сюда?

– Просто не подходи к двери. Попроси Ника, пусть скажет им, что тебя у нас нет. Уж он-то нагонит на них страху.

– Ник уехал, Тери.

– Черт, забыла! Он же повез мальчиков на баскетбол. Ох уж мне этот Ник! Его никогда нет рядом, когда он нужен.

– Они придут сюда, я не могу оставаться у вас.

Тери почувствовала, как в Ханне растет страх. Голосу нее был довольно спокойный, а вот дыхание выдавало ее с головой: оно становилось все отрывистее, так что через каждые два слова девушке приходилось делать вдох.

– Нет, можешь. Только убедись, что двери заперты. Да, и не забудь о двери в подвал. Дети играли утром на заднем дворе и могли оставить ее открытой. Если от этого тебе станет легче, то задерни шторы в гостиной.

– Они выбьют двери, Тери. Я знаю, они это сделают.

– Не дума…

– Тери, я много чего тебе не рассказала о прошлой ночи, об этих людях и этом ребенке. Это куда серьезнее, чем ты думаешь. Мне нужно, чтобы кто-то защитил меня от них.

– Тогда позвони в полицию.

– Я… Нет, я не могу.

– Опять секреты, да? Послушай, ты устала, поэтому преувеличиваешь. Успокойся, и все будет хорошо. Главное – не выходи из дома. Поняла?

Перед домом кто-то хлопнул дверью автомобиля и привлек этим внимание Ханны. Витфилды не могли сюда так быстро добраться, подумала девушка. Во всяком случае не раньше, чем она успеет проверить замки.

– Алло, Ханна?.. Ханна?.. – позвала Тери. – Ты все еще там?

– Да… – Она глубоко вдохнула и затаилась.

– Я вернусь, как только смена закончится.

Ханна повесила трубку и посмотрела в окно гостиной как раз в тот момент, когда мужчина из соседнего дома закрыл за собой дверь. Ложная тревога. Но Витфилдам все равно удастся вычислить ее, и это было лишь вопросом времени. Резким движением она задернула шторы. Тело казалось чересчур тяжелым. Сегодня она долго была на ногах и очень мало спала. У нее почти не осталось сил, чтобы продолжать бороться.

Нет, она должна. Ради ребенка ей нужно уйти туда, где есть люди. Быть одной – значит быть уязвимой. Безопасность в численности. Отец Джимми был защитой. Но почему его нет сейчас рядом с ней? Поддавшись охватившему ее порыву, Ханна в волнении снова взяла трубку и набрала справочную, чтобы узнать номер службы такси.

Автомобиль вез ее мимо знакомых домов, потрепанных непогодой, и Ханна спрашивала себя, стоило ли предупредить их о своем приезде. Последние несколько месяцев она практически не общалась с Рут и Гербом, потому что ей казалось, что так будет лучше для всех. Ханна не забыла послать им обоим открытки с поздравлениями ко дню рождения и пару-тройку раз звонила, чтобы спросить, как у них дела. Правда, разговором эти звонки назвать было сложно. Просто беглые вопросы о самом основном, чтобы узнать, что все здоровы, а если и нет, то «этого следовало ожидать», как любил повторять дядя Герб.

Если они откажутся принять ее, она заберет всю свою одежду, которую оставила у них (и в которую не влезет), и таксист отвезет ее в один из мотелей на границе штата. Приняв решение, Ханна почувствовала, что ее дыхание пришло в норму. Теперь ей уже лучше.

Герб стоял на подъездной дорожке и соскребал лед с ветрового стекла своей машины, когда такси остановилось на обочине. Сначала дядя не узнал ее, но что-то, видимо, мелькнуло в его сознании, и он перестал соскребать лед и во второй раз посмотрел на нее, уже более внимательно. Ханне показалось, что его губы сложились в мимолетную улыбку на обычно суровом лице.

Девушка протянула таксисту десятидолларовую купюру и, пока тот собирал ее сдачу, осмотрела улицу в поисках Джолин и Маршалла. Но та была безлюдна. Одна из штор в гостиной была оттянута в сторону, и Ханна догадалась, что Рут наблюдает за ней.

Герб не скрывал своего удивления, когда девушка неуклюже вылезала из такси.

– Бог мой, ты только посмотри на себя!

Оказывается, стоять перед ним беременной и говорить с ним по телефону, будучи беременной, было для него совершенно разными понятиями.

– Осторожнее здесь. Тротуар скользкий.

Он подал ей руку, чтобы поддержать, и провел по дорожке к парадной двери. Ханна не могла вспомнить, когда еще дядя Герб был таким заботливым.

– Думаете, тетя Рут не обрадуется, увидев меня?

– Все уже давно в прошлом. Если хочешь знать правду, то мне кажется, что она постоянно жалеет о том, что позволила тебе уехать, хотя сама в этом, наверное, никогда не признается. Каждый раз, стоило мне только повесить трубку после разговора с тобой, Рут тут же устраивала мне допрос обо всем, что ты мне рассказала. Я говорил, что пускай сама тебе позвонит, раз уж сгорает от любопытства. Но ты же знаешь тетю Рут.

В этот момент, словно по сигналу, Рут открыла перед ними дверь. Первое, что бросилось Ханне в глаза, было то, что тетя заметно постарела за эти месяцы. В воспоминаниях племянницы она всегда оставалась непреклонной, суровой женщиной. Теперь черты ее лица сделались мягкими, как будто медленно таяли, уголки рта начали опускаться, щеки немного впали, а глаза, казалось, утратили хищное выражение.

– Это новое пальто? – спросила тетя, когда Ханна вошла в дом.

– Пальто? А, нет. Это Тери мне дала. Я его одолжила. Оно немного не по размеру, правда?

Ханна нервно хихикнула и попыталась натянуть пальто на живот.

– По мне, так это не твой стиль. Слишком ярко. Ты никогда так не одевалась, пока жила здесь.

– Да, наверное.

– Слишком красное.

Ханна сняла пальто и повесила его во встроенный в стену шкаф.

– Итак, как поживаешь? – осведомился Герб, чтобы заполнить неловкую паузу.

С чего бы ей начать? Как рассказать им о своей проблеме, чтобы они поняли? Естественно, что лучше не вдаваться в детали о докторе Йохансоне, Джудит Ковальски – Летиции Грин, ДНК и реликвиях, на которых была кровь Христа.

– Физически со мной все в порядке… Стала огромной, насколько это возможно, но чувствую себя хорошо… А что касается остального, э-э-э, не всегда легко жить с людьми, которых не знаешь… И я вот подумала, что мне нужна небольшая передышка… Поэтому, когда Тери пригласила меня в гости…

– А у Тери есть где спать? – перебила ее Рут.

– На кушетке.

– В твоем-то состоянии? – В Рут проснулась присущая ей вспыльчивость. – Это же смешно! Почему бы тебе не побыть у нас и не поспать в своей комнате?

– Я не знала, захотите ли вы меня принять. В любом случае я здесь ненадолго.

– Глупости. Это же твоя комната. И можешь ею пользоваться, пока ты здесь.

То, что она услышала от Рут, не очень-то походило на приглашение, но Ханна полагала, что это все, на что была способна ее тетя. Вероятно, Рут решила притвориться и вести себя так, как будто бы это обычное воскресенье и их неприятные разногласия остались в прошлом. Причем они оба пытались это сделать. Ханна улыбнулась: их попытки очень ее тронули.

– Налить тебе чаю? Тебе же можно чай, да?

– Да, пожалуйста.

– Тогда проходи в кухню.

– Ханна, только не говори, что уже забыла, где у нас кухня, – пошутил Герб.

В кухне, сидя за столом, попивая чай и уплетая сладкие рулеты, они разговорились. Герб и Рут слушали ее рассказы об Ист-Эктоне, отце Джимми и церкви, а Ханна слушала их – о новых соседях через два дома, которые покрасили стены дома в цвет яиц американского дрозда (конечно, девушка его заметила, когда к ним ехала), и о том, как все соседи были этим недовольны.

Рут сказала по секрету, что в последнее время ее подводят ноги, но доктора никак не могут найти причину. Герб тут же заявил, что она вообще должна благодарить судьбу за то, что ей их еще не отрезали.

О ребенке не говорили, но Ханна не обижалась. Рано или поздно им придется затронуть эту тему. А пока что она наслаждалась забытым ощущением уюта, которое начало возвращаться к ней в этом доме. Оно исходило отовсюду, даже от Рут и Герба! Ханна попыталась понять причину. Детство ее никак нельзя назвать счастливым, и ей было трудно делать вид, будто ее и родственников связывают тесные семейные узы.

Но они были ее семьей, как ни крути, а здесь – ее дом. И вряд ли теперь что-то можно было изменить. Накопленные воспоминания никому не принадлежат и не подчиняются ничьей воле. Даже если навсегда порвать с прошлым, как она это, наверное, сделала, нельзя притворяться, что его вообще не существовало. Рут и Герб были частью ее, а она – частью их. Возможно, и они наконец-то это поняли. Возможно, когда она от них уехала, они почувствовали внутри себя пустоту, и поэтому ее возвращение – если проблема действительно заключалась в этом – не стало для них всех столь тяжелым испытанием, как она его себе представляла.