Текст книги "Чувственность"

Автор книги: Леона Арленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

3

Что же он наделал?

Роналд накинул куртку, повесил сумку на плечо и направился к выходу из дома Гарди. Он должен убраться отсюда, и как можно скорее.

– Рассказать об этом коллегам? – прошептал он, нервно поправляя галстук.

Неужели она ненормальная? Роналд не поведал бы о происшедшем и священнику, даже глухому и не владеющему английским. «Нравлюсь ли я тебе при свете дня?» Неужели он действительно сказал это? «Нечто большее, нечто настоящее… страсть, что связывает двух людей на всю жизнь…»

К счастью, он никогда больше не увидит Памелу. Но как он сможет забыть случившееся? Часам к четырем утра, когда они все еще не устали, когда ее теплый язык скользил по его телу, Роналд решил, что никогда больше он не захочет никакой иной женщины. Все, что он слышал о потрясающих способностях Памелы, оказалось истинной правдой. И, черт возьми, ему нравилась каждая минута, проведенная с ней!

– Два слова, – прошептал Роналд, берясь за ручку входной двери. – Забудь ее.

Памела Гарди играла с огнем. Вся эта история могла стоить Роналду карьеры, а между тем он очень любил свою работу и не хотел бы ее потерять. Он распахнул наружную дверь и, выйдя за порог, обнаружил, что Никалс не подогнал машину, как обещал. А в следующий миг он услышал за спиной голос судьи Гарди:

– Вам не понадобится ваша машина.

Две минуты спустя Роналд сидел в кожаном кресле в кабинете, когда-то принадлежавшем Норе Гарди. Памела устроилась напротив. Взгляд Роналда перебегал с драпировок, украшенных растительным орнаментом, на ковер персикового цвета, на стены с висящими фотографиями – и неизменно возвращался к Памеле.

Она унаследовала внешность матери. Ее отец, стоящий между ними перед письменным столом, был на пять дюймов ниже дочери. У судьи Гарди было бледное лицо, седые волосы и светлые, прозрачные глаза, полускрытые тяжелыми веками.

Никалс, крупный блондин типично шведской наружности, топтался возле двери, теребя в руках ключ от машины Роналда. Он выглядел сконфуженным. Марибель, замещающая сегодня миссис Крендэлл, внесла в кабинет поднос с напитками.

– Тебе лучше остаться, – произнес судья, когда она собралась выйти. – Я знаю, как вы с Памелой близки, и я беспокоюсь.

– Беспокоитесь?

Марибель подошла к Никалсу. Несмотря на то, что оба старались соблюдать «конспирацию», было очевидно, что судья догадывается об их отношениях. Даже со своего места Роналд чувствовал напряжение между ними. И надеялся, что хозяин дома не заметит такого же напряжения между ним и Памелой.

– Мистер О'Коннел, – сказал судья, – вы конечно же встречались с моей дочерью во время вашего пребывания здесь.

Думая о том, как бесстыдно она флиртовала с ним и о прошедшей ночи, Роналд поймал взгляд Памелы.

– Мы… – он позволил себе сделать паузу, – встречались.

– Ты же и представил нас друг другу, папа. И еще он сопровождал меня как телохранитель, когда я ходила в бар «Флауэрс», помнишь?

– О! – воскликнул судья. – Да-да, конечно!

Памела улыбнулась, опустив голову, и послала Роналду предостерегающий взгляд из-под ресниц. Ему подумалось, что женщины и в самом деле удивительные создания. Каким-то образом всего за полчаса она привела себя в порядок и оделась в черные джинсы и в стильный облегающий свитер. Тюрбан исчез. Волосы, падающие на плечи, блестели. Она сделала макияж, но он был неброский – просто след темного карандаша, который подчеркивал яркую изумрудную зелень ее глаз.

Очень мило, одобрил Роналд и в тот же миг вспомнил, как она стояла перед ним почти обнаженная, в простыне, разрисованной синими волнами и розовыми китами. У Роналда перехватило дыхание. На секунду он пожалел, что ушел, вместо того чтобы затащить ее обратно в постель. Но в случае с Памелой следовало действовать, сообразуясь с велением разума, а вовсе не сердца, – если не хочешь оказаться в ловушке. Это он усвоил для себя. И все же…

– Прошу прощения, мистер Гарди, – пробормотал Роналд, заставив себя отвести взгляд от Памелы. – Что вы сказали?

– Я сказал, – повторил Джошуа, ударив кулаком по ладони, – что хочу, чтобы вы охраняли мою дочь днем и ночью.

Памела вздрогнула.

– Папа, но это невозможно!

Не обращая внимания на ее протест, судья полез во внутренний карман пиджака и вынул пачку писем. Он потряс ими перед носом Роналда, а затем швырнул на стол.

– Мистер О'Коннел, взгляните на эти… на эту порнографию.

– Папа, – воскликнула Памела, – ты был в моей комнате!

– Да, был, – отозвался он.

Роналд моментально узнал розоватую бумагу и четкие черные буквы и даже со своего места смог разобрать слова:

Почувствовать, как мои руки обнимают тебя, как мой язык скользит по твоей гладкой шее…

Вспомнив, как Памела обошлась с ним сегодня утром, он ощутил некоторое злорадство при виде бледности, покрывшей ее лицо. Почему она так защищает автора этих писем? Роналд не хотел это признавать, но он почувствовал укол ревности. Конечно же, она знает отправителя. Конечно же, она спит с ним… Но ему не должно быть до этого дела. Роналд профессиональным взглядом осмотрел письма и обратился к Джошуа:

– Где вы это обнаружили?

– В столе у дочери. Я искал мою зажигалку. Она вечно берет ее без разрешения, зажигает эти ужасные ароматические свечи у себя в спальне и в ванной, и…

– Папа! – возмутилась Памела. – Мистеру О'Коннелу необязательно все это выслушивать.

Она явно старалась избежать разговоров о спальне. Что ж, очень жаль, что Памела не зажгла свечи прошлой ночью, подумал Роналд. Тогда бы я понял, что сплю именно с ней.

– Я хотел бы покрыть поцелуями каждый дюйм твоего тела, – прочитал Роналд.

– Вот именно! – возмущенно заявил судья Гарди. – Разврат! Я не допущу, чтобы…

– Но, папа, – в голосе Памелы звенела паника, – ведь мистер О'Коннел должен сегодня уехать! Его ждут в департаменте!

Судья покачал головой.

– Нет, – непререкаемым тоном заявил он. – Мистер О'Коннел остается. Я позвоню в департамент.

– Но он же читал все эти письма! – запротестовала Памела в отчаянии. Менее всего ей хотелось видеть Роналда в своем доме, хотя еще вчера вечером она думала совершенно иначе. – Он читал их. Он же из службы безопасности! Он бы понял, если бы мне что-то угрожало!

– Спасибо за признание моей квалификации, мисс Гарди. – Роналд не мог не поддразнить ее. – Я и не знал, что вы так высоко цените то, что я делаю. Для меня было истинным наслаждением работать с вами. Я получил громадное удовольствие.

– Папа… – Памела нервно сглотнула, и Роналд невольно перевел взгляд на ее шею, бледную нежную кожу которой он страстно целовал несколько часов назад, – эти письма личные, анонимные к тому же. И… и мистер О'Коннел был в курсе. Он… э-э-э… спрашивал меня о них. – Несмотря на то, что Памела старалась смотреть куда угодно, только не на агента, ее взгляд неизбежно пробегал по нему, словно она искала поддержки. – Ведь так, мистер О'Коннел?

Роналд предполагал, что судье Гарди не обязательно знать, при каких обстоятельствах были заданы эти вопросы – так же, как и то, что Памела в тот момент стояла перед ним в одной только простыне, однако произнес с нажимом:

– Может быть, освежите мою память?

– Может быть, тебя освежит хороший пинок под зад? – прошипела Памела, когда отец не смотрел в ее сторону.

– Этот мужчина преследует тебя, – настаивал Джошуа.

– Без шуток, – шепотом предупредила она, предназначая слова для ушей Роналда, а не своего отца.

Взгляд холодных глаз судьи Гарди смягчился, когда он снова посмотрел на дочь. Он любил ее, несмотря ни на что.

– Почему ты не обратилась ко мне за помощью? Ты не хотела меня волновать, да?

– Да. – Памела моментально ухватилась за эту идею. – Врач сказал, что у тебя и без того полно поводов для стресса… и ты слишком много куришь.

– Это все из-за бомбы, – произнес Джошуа, теперь ему приходилось защищаться.

– Я понимаю. – Ее взгляд задержался на бледном лице отца, голос стал нежным и заботливым. – И не надо больше волноваться из-за писем. Они все анонимные, и мистер О'Коннел, эксперт…

– Эксперт, – повторил Роналд, поймав еще один мимолетный взгляд зеленых глаз. Такие взгляды предназначаются для того, чтобы сводить мужчин с ума. – Опять же, – произнес он, – я благодарю вас за доверие и признание моих способностей, мисс Гарди. До этих пор я и не знал, что вы так высоко меня цените.

– Не вызывает сомнений, что этот человек не представляет опасности. Не так ли, мистер О'Коннел? – спросила она, всем своим видом давая понять, что готова на все, лишь бы агент убрался из ее дома. – Какой-то человек увидел меня в баре и решил написать. Так что с того? – продолжала Памела, – Я сохранила письма, потому что мистер О'Коннел попросил меня об этом. Я же попросила его не рассказывать о них тебе, и он согласился. Ведь так, мистер О'Коннел? Мы не хотели волновать тебя. И хотя эти письма такие… – она кашлянула, – такие неприличные, мы решили отставить их на случай, если возникнут проблемы.

– Мысль верная, – согласился ее отец. – Я только не могу поверить, что ты читала их, Пам!

– Можно сказать, что и не читала, – быстро заверила она. – Просто просмотрела по диагонали, чтобы понять, о чем они… В любом случае, – рассудительно добавила Памела, и глазом не моргнув, – я в полной безопасности. Мистер О'Коннел совершенно в этом уверен. А сейчас ему нужно возвращаться в департамент.

– Действительно нужно, – вставила Марибель.

– И потом, – добавил Роналд, – скоро должен приехать другой агент.

После прошедшей ночи оставаться под одной крышей с Памелой было опасно – и не только в эмоциональном плане. Ситуация вообще могла выйти из-под контроля.

– Мне здесь не нужен другой агент, – заявил судья. – Мистер О'Коннел в курсе всех дел, к тому же я совершенно не желаю, чтобы еще один посторонний человек увидел всю эту дрянь. – Он указал подбородком на груду писем. – Вы должны поймать негодяя, мистер О'Коннел. Слышите? Кто бы ни писал эти похабные письма, он должен быть найден. И наказан. Ты сказала, что он даже незнаком с тобой, Пам, и, тем не менее, позволяет себе воображать, как вы двое… – бледные щеки мистера Гарди порозовели, – занимаетесь… сексом!

– Пожалуйста, папочка, не надо волноваться!

– Нет, я не могу поверить, что ты это читала, – повторил Джошуа, с трудом переводя дыхание. – Даже если мистер О'Коннел прав и это не тот человек, который нам угрожает…

– Ты что, думаешь, письма как-то связаны со взрывом? – Зеленые глаза Памелы тревожно расширились. – Это не так, папа! Автор писем абсолютно безобиден. Я знаю!

Роналд подался вперед.

– Мисс Гарди, вы говорили, будто незнакомы с этим человеком.

Памела пронзила его взглядом.

– Нет. Разумеется, нет.

– Понятно, – пробормотал Роналд.

Глядя, как ее длинные пальцы впиваются в подлокотники кресла, Роналд поморщился. Она неистово защищает автора писем. Почему? И неужели судья действительно хочет, чтобы один любовник его дочери ловил другого?

Любовники… Роналд глубоко задумался. Мы – любовники.

– Все же я полагаю, вам не о чем беспокоиться, сэр, – сказал Роналд.

Он неожиданно заметил, что маникюр Памелы не так уж безупречен. Один ноготь был сломан, и на мгновение Роналд снова, словно наяву, ощутил, как ее ногти впиваются ему в плечи, принося сладкую боль, распаляя его…

– Автор этих писем безобиден, папа, – повторила Памела.

– Я не был бы в этом так уверен, – возразил судья. – Почему письма начали приходить одновременно с угрозами? Не думаю, что это простое совпадение. Скорее я уверен, что действует один и тот же человек. И он пытается втереться в доверие к моей дочери, чтобы причинить ей вред.

У Роналда были серьезные сомнения по этому поводу.

– Простите, сэр, но я считаю, что мисс Гарди права. Я не вижу связи между письмами и взрывом.

– Я потерял жену, – сказал судья, повернув седую голову к Роналду и прищурившись. – И я не хочу потерять еще и дочь. Она уязвима. Она не знает мужчин…

– В каком смысле? – не удержался от вопроса Роналд.

Джошуа вздохнул.

– Она никогда не была замужем…

Памела издала возглас протеста.

– Мистеру О'Коннелу совсем не обязательно знать подробности моей личной жизни!

– Уверен, что этот человек опасен для нее, – продолжал Джошуа, не обращая внимания на слова дочери. – Я обзвонил всех моих знакомых в Лондоне, прося совета, и…

Роналд слушал его вполуха, не отводя взгляда от Памелы. Внезапно ему мучительно захотелось коснуться ее волос – то, чего не удалось сделать прошедшей ночью. У нее были потрясающие волосы, он никогда не видел таких раньше. Роналд представил, как пальцы путаются в шелковистых прядях, когда услышал слово, которое вернуло его к реальности.

– Что вы сказали? Вы звонили премьер-министру?

– Я не называл должностей, – отозвался судья раздраженно. – Если бы слушали меня, вы бы это заметили. Для человека, который хорошо выполняет работу, подобную вашей, вы не слишком-то внимательны. Я всего лишь сказал, что множество высокопоставленных людей хотят быть уверены, что мы в безопасности. Мне нужно подтверждение того, что автор писем не тот же самый человек, что подложил бомбу и угрожал нам.

– Папа, – запротестовала Памела, – это не тот человек! Тот, кто писал письма, – незнакомец…

– До тех пор пока мистер О'Коннел не выяснит, кто он! – подвел итог разговора ее отец.

– Не могу в это поверить, – прошептала Марибель.

А Роналд, не очень хорошо отдавая себе отчет в мотивах своего поведения, сказал то, что и должен был сказать на его месте любой специальный агент, ответственный за безопасность людей:

– Я остаюсь, сэр.

* * *

Оставшись один в кабинете своей покойной жены, Джошуа Гарди вышел на балкон, откуда открывался вид на заснеженный сад. Будь здесь Памела, она ни за что не позволила бы ему закурить. Но он же, в конце концов, отыскал свою золотую зажигалку! Джошуа вынул ее из кармана, зажег трубку и поежился от холода.

Вдалеке, за деревьями, виднелись надгробные камни старого кладбища, которое вот уже полторы сотни лет становилось последним приютом всех, кто принадлежал к роду Гарди. Джошуа попытался прогнать грусть. Ему вдруг почудился серебристый смех Линды. Он взглянул вниз, на двор, где застыла под слоем инея бурая прошлогодняя трава.

Он вновь задумался о событиях, произошедших после того, как Роналд О'Коннел сообщил, что остается.

Памела, которая унаследовала железную волю своей матери, вцепилась в него как клещ, пытаясь заставить отослать Роналда обратно в департамент службы безопасности. Когда он отказался, начался яростный спор. В конце концов, он потерял терпение и заявил обеим женщинам, что с него довольно. Он сообщил, что знает, где Марибель провела эту ночь, а Памела в ответ обвинила его в излишней строгости и сказала, что он не может уволить Никалса, поскольку Марибель носит его ребенка… И тут разверзся ад. До этого момента шофер даже не знал, что его невеста беременна. Он немедленно решил, что та и не собиралась ему ничего говорить, раз уж до сих пор молчала. Швырнув на стол ключи от машины Роналда, разъяренный швед выскочил из кабинета.

Марибель разрыдалась, а Памела бросилась ее утешать, бросая на отца гневные взгляды. Джошуа вздохнул. Почему дочь не может понять, что он старается защитить ее и ее подругу? Обеим было по двадцать восемь лет – возраст, который шестидесятипятилетний судья Гарди даже не мог отчетливо припомнить.

– Я все-таки не идиот, – пробормотал Джошуа.

Он сразу догадался, что Памела сама писала себе эти письма, несомненно, для того, чтобы привлечь внимание Роналда О'Коннела, так как знала, что тот вскрывает почту. Она изменила почерк, но неужели всерьез полагала, что отец не узнает его? Или забыла, что он читал все ее сочинения с тех самых пор, как она пошла в школу?

Судья тяжко вздохнул. Неужели дочь считает своего старого отца таким дураком?

Памеле и Марибель по двадцать восемь, и обе до сих пор не замужем. Джошуа пожал плечами. Куда катится мир? Что случилось с нынешними молодыми людьми? Две красивые молодые девушки проводят субботние вечера за чтением женских журналов или уставившись в телевизор. Где же вы, господа доблестные рыцари?

Неожиданно у него заболело сердце – когда он подумал еще об одной женщине, чьи фотографии висели на стене в кабинете, за его спиной. Линда была его добрым ангелом. Его поддержкой и опорой. Она бы знала, что делать. Она была такой любящей, такой нежной! Ее смерть стала ударом для Джошуа, он не находил себе места и с головой ушел в работу, бросив Памелу на произвол судьбы. Если бы тогда он сумел взять себя в руки, дочь сейчас была бы иной. Может быть, она лучше училась бы в колледже. Может быть, никогда не связалась бы с Томом.

В глубине души Джошуа подозревал, что Памела вернулась домой, чтобы позаботиться о нем, и это только обостряло чувство вины. После всего, что случилось, Памела, похоже, сочла его слабым. И зря.

– Я, может быть, и стар, – произнес он, – но отнюдь не беспомощная развалина.

Джошуа был консерватором и приверженцем старых семейных ценностей. Да, он не слишком-то одобрял секс до брака, но, в конце концов, он не вчера родился. По правде говоря, он был не так уж возмущен самими письмами. Они отчасти даже позабавили его.

И еще Джошуа был в курсе всего, что происходит в его доме. Прошлой ночью он видел, как Марибель пробирается в комнату Никалса, и, позвонив в ее спальню, знал, кто снял трубку. Голос дочери так же, как и почерк, он узнал бы при любых обстоятельствах. В семь часов утра, когда Роналд О'Коннел вышел из спальни Марибель, растрепанный и ошеломленный, все окончательно встало на свои места.

Джошуа не одобрял подобного поведения, но время диктует свои условия. Судья улыбнулся. Его дочь и Марибель были талантливыми актрисами. Они разыграли целый спектакль, чтобы он ничего не заподозрил. О, это даже неплохо, что Памела и Марибель считают его таким недалеким. Он повернет их же оружие против них самих и выдаст обеих замуж за мужчин, которых они так стараются заполучить. Джошуа полагал, что сможет провернуть это, даже не читая женских журналов. А затем придет его черед бросить на них домашние заботы и со спокойным сердцем сидеть в кресле, покуривая трубку.

Сначала он поймает Никалса. То, что швед безумно влюблен, не подлежало сомнению, так что воссоединить их с Марибель проще простого. С Роналдом О'Коннелом проблем будет больше, но он отличная кандидатура для Памелы. Твердо стоит на ногах, спокоен, уравновешен. И главное – он и его дочь нравятся друг другу, даже если сами пока не осознают этого в полной мере. Джошуа надеялся, что объяснение Ронадда и Памелы не заставит себя долго ждать. Так или иначе, преступник все-таки существует, а это означает, что он, Джошуа, должен проследить, чтобы Роналд и Памела находились в безопасности, притом как можно ближе друг к другу.

– Чем ближе, тем лучше, – пробормотал судья Гарди.

И он знал, с чего начать.

4

Четырьмя днями позже Памела сидела в кабинете матери и просматривала бумаги, но, подняв на мгновение глаза, неожиданно увидела стоящего в дверях Роналда. С той памятной ночи Памела старалась избегать его, однако безуспешно. Невозможно не встречаться с человеком, если живешь с ним в одном доме. Даже если это большой дом. А может, были и другие причины – даже наверняка. Каждый раз, когда Памела видела его, она вспоминала жаркие объятия Роналда, ласковые слова, нежные поцелуи. И злилась на себя из-за этого, но поделать ничего не могла. Вот и теперь одного взгляда было достаточно, чтобы у нее сладко заныло сердце.

– Давно на меня смотришь?

– Какое-то время.

– Наслаждаешься бездействием?

– Я предпочел бы работать.

Она склонила голову набок, рассматривая его.

– А охранять меня – это не работа? – Памела изогнула золотисто-рыжую бровь. – Недостаточно героично?

Роналд хмыкнул.

– Я не стремлюсь стать героем.

– Ты можешь уйти, – разрешила Памела, опуская голову и делая вид, будто углубилась в чтение, в то время как на самом деле продолжала наблюдать за ним сквозь ресницы. – Папа будет недоволен, но я не думаю, что что-то произойдет, пока я сижу здесь и не двигаюсь с места.

– Вы что, прогоняете меня? Как перепуганная девственница.

– Да нет, просто не хочу утруждать.

– Ну, даже не знаю. – Ронадд пожал плечами, словно серьезно размышлял над ее словами. – В конце концов, работа не такая уж сложная.

– Правда? А мне-то казалось, что тебе здесь приходится тяжко.

Ронадд ухмыльнулся.

– Тяжко? Я думал, тяжко бывает беременным женщинам.

Памела почувствовала, что у нее начинают гореть щеки. Упоминание о беременности заставило ее осознать, что она – женщина, а он – мужчина, который занимался с ней сексом.

– Я полагаю, женщине, которая рожает, не до игры слов. Ей слишком больно. «В болезни будешь рожать детей», – процитировал Ронадд. – Но ведь дело того стоит?

Он так считает? Вопрос о том, хочет ли Роналд иметь семью, давно занимал Памелу, но при нынешнем положении вещей она не могла об этом спросить. Роналд тем временем продолжил:

– Так или иначе, я не думаю, что вы в опасности. Во всяком случае, не со стороны вашего приятеля.

– У меня нет приятеля. А что касается опасности… я не желаю из-за этого беспокоиться. – Памелу задело то, что Роналда больше не волнует существование ее предполагаемого любовника, однако она постаралась этого не показать. – Я в безопасности. И именно поэтому ты можешь уехать. Ты ведь нужен у себя в департаменте?

– Да. Но, кажется, здесь я тоже нужен.

– Ты говоришь так, словно это я виновата в том, что ты торчишь здесь.

– А то кто же?

Памела посмотрела на него невинным взглядом.

– И при чем же здесь я?

– Скажите мне, кто писал письма, и меня здесь не будет.

Кто? Ее сердце учащенно забилось. Как она может сказать ему?

– Обещаешь?

Роналд с деланно трагичным выражением лица приложил обе руки к сердцу.

– Что б мне сдохнуть, если я вру!

– Какой кошмар! – Памела усмехнулась. – Не надо таких жутких клятв. Звучит ужасно!

Роналд пожал плечами. Неожиданно изменив тему, он спросил:

– Слышно что-нибудь о Никалсе?

Она покачала головой.

– Я не могу его найти. Его нет ни у друзей, ни у родственников. – Памела злилась на себя за то, что невольно выдала тайну, которая ей не принадлежала. Но теперь, даже если Никалс не вернется, Марибель будет уверена, что он хотя бы знает о ребенке.

– Она неплохо держится, – заметил Роналд.

– Не надо рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь, – отрезала Памела. – Ты, надо полагать, никогда не был помолвлен.

– А вот тут вы ошибаетесь.

– Ты? – искренне изумилась она. – Был помолвлен?

– В прошлой жизни.

Интересная информация… Но Памела не рискнула расспрашивать, боясь показаться излишне любопытной. Она подумала о Марибель, которая с головой ушла в работу, так что теперь в доме все вплоть до последнего подсвечника блестело и сияло чистотой.

– Да, бедняжка трудится не покладая рук, – подтвердила Памела. – Но только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей о неверном женихе.

Марибель иногда повторяла, положив ладонь на пока еще плоский живот: «Моя мама растила меня одна, и, по-моему, получилось неплохо». Но каждый раз, когда она говорила это, в ее глазах появлялись слезы. Памела утешала ее, как могла, однако в глубине души опасалась, что Марибель может оказаться права. Никалс не возвращался.

– Она расстроена больше, чем хочет показать, да? – спросил Роналд и, прежде чем Памела успела ответить, добавил: – А ваш отец? Как он?

– Лучше. – Она огляделась по сторонам. Последние лучи вечернего зимнего солнца заглядывали в кабинет, бросая красные отблески на персиковый ковер, на письменный стол и на висящие на стенах фотографии.

– Не думаю, что ваш отец действительно болен, – предположил Роналд. – Скорее он хочет увериться, что я останусь приглядывать за вами.

– Конечно, папа болен, – отозвалась Памела, в глубине души не возражавшая против подобной беззащитности отца, которая давала ей определенную свободу действий. – И он действительно беспокоится обо мне. С тех пор как умерла мама… – Памела пожала плечами, – я чувствую себя виноватой, когда мы ссоримся. Глядя на отца, трудно поверить, но он… очень чувствительный.

– Очень чувствительный, – согласился Роналд, ослепительно улыбнувшись.

– Папа не любит показывать свои чувства, но он заботится обо мне, – сказала она, силясь отвести глаза от красивого лица своего собеседника.

Пару дней назад отец, просматривая досье Роналда, обнаружил, что в эту субботу у него день рождения. Тогда он попросил Памелу пригласить семью Роналда на обед. Она согласилась, надеясь наладить отношения с отцом, хотя подобное желание показалось ей странным. Затем судья Гарди неожиданно заболел и настоял, чтобы дочь взяла на себя все заботы о предстоящем обеде. Это отчасти было ей на руку: поскольку приготовления происходили втайне от виновника торжества, у Памелы наконец-то появилась причина избегать Роналда. Вдобавок у него теперь не было возможности расспрашивать ее о письмах.

Она молилась, чтобы он никогда не выяснил правду. На ее долю выпало бы невероятное унижение, если бы Роналд узнал, что таким образом Памела старалась привлечь его внимание.

Солнце зашло, и воцарился полумрак, придавая обстановке комнаты интимность. Памела потрясла головой, пытаясь прогнать наваждение, и с усмешкой посмотрела на Роналда.

– Оставь в покое мою личную жизнь. Договорились?

Роналд не ответил. Он смотрел на Памелу таким пристальным взглядом, словно желал проникнуть ей в душу. Памела растерялась. Она не знала, зачем он пришел сюда, она не знала, что следует ему сказать, как ей вести себя. Откинувшись на спинку кресла, она посмотрела на Роналда с самым непринужденным видом, на которой только была способна в теперешней ситуации.

– Ладно, что я могу для тебя сделать?

– Кое-что можете, – протянул он.

Вряд ли в его словах был сексуальный подтекст, но рука Памелы словно сама собой поднялась, чтобы поправить волосы, и ей захотелось, чтобы на ней было надето нечто иное, нежели простой белый свитер и синие брюки, – что-нибудь шелковое, изящное, облегающее… что-нибудь, что напомнило бы Роналду недавнюю ночь. Он был высок, красив, широкоплеч, уверен в себе. Памела поняла, что хочет его – прямо сейчас. Безумно хочет…

Она отвела взгляд, поднялась и обогнула стол, подходя к нему. Зачем он пришел? Что ему надо? Лучше сделать то, что он от нее хочет, подумалось Памеле, и закончить беседу, прежде чем дело зайдет слишком далеко.

– Я готова тебя выслушать, – сказала она, молясь, чтобы эмоции, овладевшие ею, не отразились в голосе.

– Спасибо, – ответил Роналд, не отрывая от нее взгляда, затем вновь замолчал.

Памела потеряла терпение. Четыре дня, проведенные рядом с ним, заставили ее желать его так, как она никогда не желала ни одного мужчину.

– Итак, – сказала она резко, – чего тебе надо?

Голос Роналда прозвучал удивительно ехидно:

– А что, вы куда-то спешите? Мне так не показалось.

Она постаралась не замечать растущего между ними напряжения. Если бы она была Марибель, то не сомневалась бы, что взгляд Роналда означает желание немедленно отправиться с ней в постель. Но он не хотел ее, Памелу. Он недвусмысленно дал ей это понять. Так в чем же дело?

Неожиданно Роналд взял ее за рукав. Она опустила глаза, рассматривая его длинные пальцы.

– Синтетический, – прошептала Памела.

При звуке ее голоса Роналд вскинул глаза, словно она разрушила чары, его губы беззвучно шевелились. На самом деле он не собирался прикасаться к ней и только что с изумлением обнаружил, что сделал это.

– Гмм…

– Свитер, – пояснила Памела. – Он синтетический.

Его взгляд сделался странным, каким-то потерянным.

– Мягкий… на ощупь, – прошептал Роналд.

– Возможно, – заметила она сухо. – Ты хотел поговорить со мной?

Он помедлил, прежде чем ответить:

– Да, хотел. – Его взгляд скользнул по телу Памелы, заставив ее задрожать.

– Ну, так говори, – поторопила она.

– Может быть, это вы мне что-нибудь скажете? – спросил Роналд. – Например, почему вы на меня так смотрите?

Памела желала, чтобы ее сердце перестало биться в таком бешеном ритме. Как можно более ровным тоном она произнесла:

– Как это – так?

– Странно.

– Разве? Может быть, ты просто видишь то, что тебе хочется видеть?

На мгновение его взгляд расфокусировался. Глаза смотрели сквозь нее, и, казалось, он был далеко отсюда – может быть, снова переживал ту ночь, когда держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Но это длилось недолго. Роналд вернулся. Его взгляд снова стал острым и пристальным.

– Не думаю, – произнес он.

– Я устала от твоих допросов. Если ты не интересуешься мною, какое тебе дело до моей личной жизни?

– Я на службе. Мне до всего есть дело.

– Я заметила это несколько ночей назад.

Его взгляд словно прожег ее насквозь.

– Да?

Конечно, заметила. Не в силах бороться с собой, Памела с нарочитой неторопливостью провела кончиками пальцев по отвороту его пиджака.

– Ты помешал мне работать только затем, чтобы удовлетворить свое любопытство?

Роналд перехватил ее руку, прижал к своей груди и мягко произнес:

– Не искушайте меня.

– О, – прошептала Памела насмешливо, – я думала, ты выше всего этого.

– Надеюсь, что так.

Памела понимала, что он прав. Не желая давать ему шанса вновь отвернуть ее, она отстранилась сама.

– Если хочешь знать, я всегда была домашней девочкой. Ни с кем не дружила, кроме Марибель…

Это была правда, горькая правда. У нее всегда было множество знакомых, и никогда – по-настоящему близких друзей.

Роналд вопросительно поднял бровь.

– И вы искали утешения у мужчин?

Памела покачала головой.

– Боюсь, ты понял меня превратно.

– Скорее всего, – неожиданно признал Роналд. – Послушайте, – добавил он, – я прошу прощения, Памела.

– Прощения?

– Да.

Его голос стал тише, пальцы вновь отыскали рукав ее свитера, а затем скользнули вниз. Их руки соприкоснулись, и опять словно бы электрическая искра проскочила между ними. Памела смотрела на него, ошеломленная, ее сердце снова бешено стучало.

– Ты, правда, только что назвал меня Памелой?

Роналд посмотрел на нее смущенно.

– А что?

– Словно ты не знаешь. – Она пристально изучала его. – Обычно ты называешь меня мисс Гарди.

– Да, – отозвался он странным голосом. – Да, я назвал тебя Памелой.

– Может, тебе не стоило этого делать, – медленно произнесла она, спрашивая себя, что все это должно означать и что ей, в конце концов, делать с собой. – Что ты собирался сказать?

– Я пришел извиниться… Памела.

Вот опять – Памела, Черт!

– За что?

Он медлил, глядя мимо нее на семейные фотографии, висящие на стенах, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Этот человек был опасен. Он смотрел на фотографии так, словно пытался понять истинную сущность ее, Памелы, осознать, как она чувствовала себя все эти годы – единственный ребенок, живущий в тени могущественных родителей. Он мог предположить, что ее разнузданное поведение было проявлением комплекса неполноценности. Подобный «неправильный» образ жизни зачастую казался ей безопаснее, чем попытка соответствовать стандартам Гарди.