Текст книги "Хаджи"

Автор книги: Леон Юрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

Глава тринадцатая

Поломанные, дребезжащие тележки, орущие ослы и быки, женщины с подвешенны-ми в платках за спиной младенцами, плетущиеся пешком, неся на голове огромные узлы, и плач отставших, как разматывающаяся из клубка ниточка, медленно продвигались к Рамле. Это было больше похоже на неуклюжую, угрюмую массу, смешанные ряды войска, нелепо ведомого человеком – моим отцом, – одетым в свою лучшую одежду, верхом на чудесном жеребце.

Мы достигли окраины города как раз перед наступлением темноты, и нас грубо от-правили на большое поле, огороженное кактусами и охраняемое злобной Милицией джи-хада. Это ведь были наши собственные люди, обыкновенные деревенские и горожане, в обычной жизни мягкие и радушные. Но оказавшись при власти и оружии, они преврати-лись в нечто безобразное.

На лошадь моего отца посматривали с завистью, и я понял, что отец немедленно раскусил наших стражей. На поле уже находились люди из других деревень, тысячи лю-дей. Это было море людской нищеты. Не было ни воды, ни санитарии.

Хаджи Ибрагим отметил вешками границы своей территории, поставил охрану и со-звал шейхов.

– Передайте приказ, – сказал он. – Есть только по чуть-чуть. Если заметят, что у нас с собой запас продуктов, на нас совершат набег.

В Рамле отца хорошо знали. Многие торговцы задолжали ему, и теперь было самое время спросить долги. Он поручил свою лошадь Омару и взял меня, Джамиля и Камаля в город, чтобы заняться этим.

Лавки были закрыты, железные решетки опущены и заперты на висячие замки. На многих были надписи: "Только на английские фунты". Базар, где семья десятилетиями держала лавку, торговал чуть ли не отбросами. Всякий, у кого было хоть что-нибудь, ста-рался держать это при себе. Ибрагим разведал задние улицы, где торговля шла шепотом и по возмутительным ценам. Попробовал пройтись по домам. Все, кто имел дела с Табой, должны были слышать о нашей эвакуации, но теперь предусмотрительно попрятались. Вдруг оказалось, что в Рамле у отца больше нет друзей.

Мы вернулись на поле с пустыми руками, и немота овладела мной. Кругом голодные дети, но решено было не показывать, что у нас много продуктов. Везде были испытующие глаза.

Мы жались вокруг маленького неряшливого костра возле шоссе. Джихадские маши-ны проезжали туда и обратно. Солдаты стреляли в воздух. Отец заметил, что они это де-лают, потому что звук их ружей помогает им увериться в собственной храбрости. Боль-шой аэропорт Палестины был неподалеку, и скоро за него будет свирепая битва; джихад накачивал в себя храбрость.

Костер догорал. На поле воцарилось мрачное молчание. Хаджи Ибрагим сидел с ка-менным лицом, стараясь осознать, что ему выпало. Я как всегда сидел как можно ближе к нему. Семья жалась на земле друг к другу, засыпая прерывистым сном. Отец начал бормо-тать вслух.

– Надо было мне послушаться шейха Аззиза, – бормотал он. – Бедуины остерегаются любых армий, и еврейских, и арабских. Он-то выживет. А что произошло бы, если б он обнаружил шестьсот человек на пороге Ваххаби? Как их может прокормить пустыня? К чему мы пришли, Ишмаель...

– Мы еще можем вернуться, – сказал я.

– Нельзя заставить водопад течь вверх по склону, сын мой, – сказал он. – Мы арабы и должны платить за глупую гордость. Лучше всего было бы позволить нескольким хага-новцам остаться в Табе. Думаю, Гидеон не лгал, когда говорил, что евреи скорее нам бра-тья... чем эта Милиция джихада. И все же надо молиться, чтобы арабские армии сокруши-ли евреев.

Он кивнул, задремал, проснулся и забормотал снова.

– А у этого Фарука теперь и скот, и лавки. Нужно беречь каждую лиру, попавшую нам в руки... надо найти себе другую землю... может быть, я останусь в Яффо и открою лавку... я устал руководить людьми... по крайней мере, мы знаем, что евреи никогда не смогут взять Яффо.

– Отец, ты очень устал. Спи. Я посторожу семью.

– Да, Ишмаель... я теперь посплю... буду спать.

* * *

Бестолковость первого дня усилилась морозным утром. На поле царил голод, а отец распорядился не есть. Несмотря на охрану, тележки многих семей ограбили.

Хаджи Ибрагим пошел на собрание мухтаров полдюжины деревень, пытавшихся ра-зобраться в утренних слухах. Все деревни, казалось, бредут в разных направлениях, доби-раясь до близкого к ним племени на арабской территории. Никто не знал, какой маршрут безопасен, а какой закрыт из-за боев. У нас был только один выбор – Яффо. Там лежали в банке наши деньги, и туда должен был прибыть дядя Фарук с автобусом, нагруженным нашими припасами и скотом.

Один за другим кланы покидали поле, устремляясь в разных направлениях в обста-новке всеобщей неопределенности. Не было никаких арабских властей, которые дали бы совет относительно дорог и распределили бы продовольствие. Нигде не было видно и англичан.

– Надо нам пробиться сегодня изо всех сил, во что бы то ни стало. Мы должны доб-раться до Яффо.

Снова оказавшись на дороге, мы стали частью орды, тянущейся к иллюзии безопас-ности. К концу второй ночи мы достигли окраины города, и хотя все неимоверно устали, вид маяка и минаретов взбодрил наш дух. Там были англичане, и нас собрали в большом парке возле русской церкви на окраине города. Очерчивая границу территории своих лю-дей, отец посчитал, что кое-что из скота можно заколоть для еды. Правда, я заметил, что он был отчаянно озабочен тем, что дядя Фарук не соединился с нами. Но от вопроса он отмахнулся.

– Ты же видел сумятицу на дороге. Возможно, это займет побольше времени, чем мы думали. К утру он наверняка будет в Яффо.

С этими словами Ибрагим отправился, а за ним следом и я, к дому нашего родствен-ника, господина Бассама эль-Бассама, владевшего торговой компанией. Фарук больше двадцати лет покупал у него припасы для деревни. В худые годы отец несколько раз одалживал ему деньги и передавал наш урожай для экспорта. В нашем мире все построено на делании и выплате долгов, но Бассам эль-Бассам уже пропустил все сроки и знал об этом.

Отца он приветствовал с обычной теплотой, но можно было заметить, что визит не слишком его осчастливил. Позади его маленького прилавка находилась контора и склад, пропитанные запахами пряностей и кофе, охраняемые личной свитой Бассам эль-Бассама из шести человек.

Когда кофе поспело, они попытались просеять слухи и разобраться во внезапном массовом бегстве арабского населения.

– Не знаю, когда и где это началось, – сказал господин Бассам. – Мэр Хайфы – дурак из дураков. Ему посоветовали убрать из города сто тысяч наших людей.

– Но иначе надо было примириться с победой евреев, – сказал отец.

Господин Бассам взмахнул руками.

– У меня родственники остались. И им теперь получше, чем тебе. Я скажу тебе, хад-жи Ибрагим, когда это началось. Через две минуты после голосования за раздел наши бо-гатые граждане удрали из Палестины, чтобы сохранить свои удобства.

– Что здесь за ситуация?

– В Яффо арабов семьдесят тысяч или больше. Мы хорошо вооружены. Но Яффо – это кусок мяса внутри питы. На севере – Тель-Авив, а под нами – еврейский город Бат Ям. – Он доверительно наклонился поближе к отцу. – Я говорил с одним командиром Хаганы, хорошим приятелем. Евреи утверждают, что в их планы не входит напасть на Яффо. И это подтвердил мой хороший английский друг, полковник Уинтроп. Яффо вне границ еврей-ского государства, и англичане полны решимости проследить напоследок, чтобы она ос-талась в арабских руках.

– Завтра я первым делом должен пойти в банк Барклая, – сказал отец. – Пойдешь со мной?

– Конечно.

– И завтра, когда приедет Фарук, у нас будет на продажу много запасов, а также ско-та. Есть и фамильные ценности. Мы хотим обратить все в наличность и как можно скорее нанять судно до Газы.

– Предоставь все мне и будь уверен, брат мой, что я не возьму за комиссию ни одной лиры. Я куплю ваши запасы по хорошей цене и найду честного покупателя для скота. Личные вещи лучше выставить на открытом рынке.

– Надеюсь, наша остановка в Яффо не будет долгой, – сказал отец. – Как добыть судно до Газы за гуманную плату?

Господин Бассам поразмышлял вслух, перебирая в уме возможности.

– Капитаны нескольких маленьких греческих судов работают вдоль берега. Кое-кого, с Кипра, я знаю лично. Но предосторожность не будет лишней. Ты же знаешь этих греков. Они берут задаток и больше не показываются. А другие судовладельцы оставляют пассажиров голодать. Позволь мне заключить эту сделку, хаджи Ибрагим.

Позволить Бассаму эль-Бассаму заключить нашу сделку не входило в планы отца, но и обойтись без него было невозможно.

– Сколько это будет стоить?

Господин Бассам вспотел, начал говорить сам с собой и спорить правой рукой про-тив левой.

– Ну, для этой толпы, что с тобой, больше трехсот пятидесяти фунтов.

– Но это же грабеж. До Газы плыть не больше одного дня.

– Дело не в длине поездки, а в риске. Владельцы судов играют в опасную игру. Луч-ше заплатить чуть больше и иметь надежный чартер. Я всю свою жизнь в этом порту. Я найду надежное судно. К сожалению, может понадобиться задаток.

– Мы решим с этим после того, как приедет Фарук, а я побываю в банке. Последний вопрос. Можно здесь где-нибудь приютиться?

– Не исключено. Район по соседству с Тель-Авивом практически пуст. Там, правда, постреливают, но в целом место безопасное. Я обшарил две или три улицы, расположен-ные рядом друг с другом, они почти пустые. Советую тебе как можно быстрее все продать за наличные. Посмотри на мой склад. Его почти обчистили. В округе действуют четыре или пять милиций, они забирают все под угрозой оружия. Порядка нет. Наша собственная полиция либо беспомощна, либо берет бакшиш, – сказал он, потерев пальцы, что означало дать взятку.

– Но большая часть наших запасов – это продукты, – сказал Ибрагим.

– Продай их. Христианские церкви решили создать благотворительную кухню в церкви Святого Антония. Ты можешь быть уверен, что получишь раз в день еду для своих людей. А что касается тебя самого, – ты мой почетный гость.

Хаджи Ибрагим поблагодарил Бассама эль-Бассама, время от времени он пообедает у него, но желает оставаться поближе к деревенским. Он был бы, однако, благодарен, если Бассам поставит в свою конюшню его лошадь.

– Эль-Бурак отправится со мной в Газу, – сказал он.

Отцу и господину Бассаму удалось найти целый квартал пустых домов на самой се-верной окраине города, в районе, называемом Маншия. Это были очень бедные маленькие ветхие домики, втиснутые друг против друга на грязных, незамощенных улицах. Это были худшие из притонов, некогда пристанище дешевых проституток, контрабандистов, воров, нищих. Большинство домов воняло мочой и испражнениями и разрушено до невозможно-сти ремонта. Это был неважный кров, но все же это лучше, чем оставаться под открытым небом, где все время на нас пялились завидущие глаза. Кажется, из всех мухтаров, ока-завшихся сейчас в Яффе, лишь мой отец сделал нужные приготовления для своих людей. Большинство же все бросило и сбежало. У тысяч вокруг нас не было совершенно ничего, они были в отчаянии и час от часу становились все более опасны.

– В двух улицах отсюда, – сказал господин Бассам, – находится открытый рынок. Евреи все еще приезжают из Тель-Авива торговать. Бизнес процветает. Вы получите луч-шую цену за драгоценности и личные вещи.

Было уже совсем поздно, когда мы вернулись в наше расположение в парке. Отец велел всем быть готовым отбыть с рассветом. Он спросил о Фаруке, но ему сказали, что на шоссе начались тяжелые бои и его скорее всего задержали.

На рассвете мы двинулись в кварталы Маншия. Мы выбрали компактное место, что-бы быть поближе друг к другу. Через несколько домов в северном направлении начинался еврейский город Тель-Авив, те его кварталы, что были населены главным образом вос-точными евреями из Йемена. На улицах между двумя городами жило когда-то смешанное соседство, некоторые евреи и арабы переженились между собой и жили в нищете. Теперь это стало брошенной ничейной землей.

У нас не было ни малейшего представления, сколько мы будем жить в Яффо. Скот кормить мы больше не могли, и отец велел согнать его вместе, выбрал двух наших самых толковых торговцев и отправил их продать его. Женщинам велели отнести вещи на базар и тоже продать. У всех женщин были фамильные вещи и драгоценности из приданого, но все это не представляло большой ценности. Деньги следовало отнести обратно отцу. К де-вяти часам все уже вернулись из своей торговой вылазки и положили наличность на одея-ло перед Ибрагимом. Я пересчитал ее. Окончательно это составило жалкую сумму меньше чем в две сотни фунтов. Даже не близко к тому, что нужно уплатить за чартер. Много меньше было оставлено на питание в Газе или приобретение земли для временного посе-ления.

– По крайней мере у нас есть это, – сказал отец, похлопывая банковскую книжку под одеждой. – Теперь главное, чтобы Фарук поскорее добрался сюда. Деревенские запасы и стадо дадут нам надежную основу.

Пришло сообщение, что бои на шоссе прекратились и восстановлено нормальное движение к Яффо. Отец рвался вернуться к Бассаму эль-Бассаму, ведь дядя Фарук наверно уже добрался сюда и связался с ним. Мы прибыли в торговую компанию еще до десяти часов, когда должен быть открыт банк. Никаких вестей от Фарука.

– Это же драка. Это же драка, – говорил господин Бассам. – Фарук же умница. Он доберется.

– Нет деревни без навозной кучи; и вот я чувствую запах нашей, – сказал отец. – И мне это не нравится.

– Давай-ка отправимся в банк. А о Фаруке потом подумаем.

Нам повезло, что с нами был господин Бассам: в банке все как с ума сошли. Похоже, десять тысяч людей пытались одновременно забрать свои деньги. Господин Бассам знал управляющего, англичанина мистера Говарда, и мы пробились сквозь толпу и юркнули в его кабинет.

Господин Говард был в отличном европейском костюме и вдали от хаоса казался спокойным.

– Вы знаете брата хаджи Ибрагима, Фарука аль-Сукори из Табы, – сказал господин Бассам.

– Да, конечно. Имел удовольствие, – ответил банкир.

– Мы хотим забрать наши деньги, – сказал хаджи Ибрагим. – Семьсот пятнадцать фунтов. Кое-что из этого мое, кое-что принадлежит деревенским.

– Понимаете ли вы, что филиалы Барклая есть повсюду и было бы благоразумно, так сказать, не класть все яйца в одну корзину. Известно вам место вашего назначения?

– Газа.

– Если вы заберете только часть вашего вклада, достаточную, чтобы благополучно добраться на юг, я мог бы дать вам доверительное письмо, по которому вам уплатят в Га-зе.

– Я не понимаю таких вещей, господин Говард.

– Господин Говард всего лишь заботится о сохранности твоих денег, – сказал госпо-дин Бассам. – Уверяю тебя, что это нужно.

– Я ценю ваш интерес. Однако я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мог по-трогать пачку у себя в кармане.

– Как хотите. Есть у вас банковская книжка, хаджи Ибрагим?

Отец полез под одежду, вытащил книжку как волшебный ключ к жизни и протянул над столом. Лицо господина Говарда сейчас же нахмурилось, как только он взял книжку и перелистал ее. Мы с отцом сейчас же поняли, что он чувствует себя крайне неловко.

– Что-нибудь не так? – спросил Ибрагим.

– Счет закрыт.

– Но это же невозможно. Сумма на последней странице гласит, что у нас больше се-мисот фунтов в вашем банке.

Господин Говард прокашлялся и с жалостью взглянул на отца. Побледнев, Ибрагим понял, что на него свалилась беда.

– Отметка о последнем востребовании денег тщательно стерта. Но взгляните на пе-чать на первой странице и под последним вкладом и обратите внимание, что уголок книжки отрезан.

– Я не умею читать, что гласят печати. Очевидно, они на английском языке.

Господин Говард передал книжку господину Бассаму.

– Печать гласит, что счет закрыт, хаджи Ибрагим.

Отец схватил книжку и дал ее мне. Я не мог взглянуть ему в глаза для подтвержде-ния.

– Я ужасно огорчен, – сказал банкир. – Ужасно огорчен.

Отец кипел всю обратную дорогу до торговой компании и взорвался в офисе госпо-дина Бассама.

– Вечером возвращаюсь в Табу! Мышь ждут большие похороны!

– Я понимаю, что это ужасный удар, но там шли тяжелые бои на всей территории.

– Не волнуйся. Я везде смогу пройти. Я не успокоюсь, пока мои руки не сомкнутся у него на шее! Я ему вырву кадык!

– А что, если с тобой что-нибудь случится, отец? – воскликнул я. – Если ты уйдешь, мы все пропадем!

– Я должен его уничтожить!

– У тебя будет вся оставшаяся жизнь, чтобы как следует заняться этим, – заметил господин Бассам.

– Я не смогу спать, пока не отомщу!

– Отец, разве дядя Фарук не знает и не боится твоего возвращения? Разве из этого не следует, что он станет теперь прятаться?

– Твой сын отлично в ладу со здравым смыслом.

Мой отец был единственным в Табе, кто хотя бы иногда реагировал на логику. Наша единственная надежда была в том, что он станет реагировать на нее и на этот раз. Я знал, что как только он уедет, наше сотрудничество с господином Бассамом прекратится. Мы не можем обойтись без него. Прошел целый час, пока жар его кипящей крови не понизился до спокойного кипения.

– Что я смогу сказать нашим людям? – вздыхал он. – Что осталось сказать?

Глава четырнадцатая

Хагана заявила во всеуслышание, что не нападет на Яффо, если арабы прекратят снайперскую стрельбу в Тель-Авиве со своих высоких зданий и устройство засад на доро-гах, ведущих в город и из него. Наступила пробная передышка, но Яффо оставался для ев-реев костью в горле, будучи полностью арабским анклавом в густо населенном еврейском регионе.

Господин Бассам поделился по секрету с моим отцом, что он надеется, что в Яффо арабы примут раздел, избегут боев и судьбы своих братьев в Хайфе. Он весьма рассчиты-вал на тот факт, что британский престиж в значительной мере поставлен на карту удержа-нием Яффо в качестве арабского города.

Прошло лишь несколько дней, как мы прибыли сюда, и мы испытывали смешанные чувства, когда части и джихада, и нерегуляров Каукджи вступили в город и расположи-лись в основном в Маншие, ближайшем к Тель-Авиву районе, – там, где мы находились.

Радушие Милиций тут же кончилось. Они отбирали все, что хотели. Врывались в магазины и грабили, а тех, кто пытался защитить свою собственность, избивали. Кошек и собак они использовали для упражнений в стрельбе, склады в доках разграбили, и все за-ведения, где продавали или готовили еду, вынуждены были закрыться. Хуже всего, что они расшатали перемирие с евреями, круглые сутки обстреливая Тель-Авив.

Одну за другой мы проводили ночи, ежась от страха и вцепившись в пол наших хи-барок, а пули пробивались сквозь хилую защиту осыпающейся штукатурки. В темное вре-мя отец старался успокаивать взрывы истерики.

Хагана ответила операцией, в результате которой окрестности Яффо были очищены от арабских деревень и город был окружен. На севере был Тель-Авив, на юге – Бат Ям, а бригада Хаганы теперь контролировала шоссе Восток-Запад. Она направили огонь из Тель-Авива на нас, и жители Табы понесли первые потери. Старушка и ребенок были за-деты пулеметным огнем и тяжело ранены. А потом мы получили леденящее душу извес-тие: подразделение еврейского Иргуна из шестисот человек заняло позицию напротив нас.

Отец велел мужчинам сейчас же искать более безопасное место в глубине города, даже если бы это означало, что мы не сможем остаться вместе. Каждый будет отвечать за свою семью. Не привыкшие принимать на себя такую личную ответственность, наши мужчины были просто напуганы. Пока мы жались друг к другу, у нас было чувство безо-пасности. Разделить деревню значило утратить тепло племени. Невозможно припомнить, когда хаджи Ибрагим не принимал бы всех решений сам. Но приходилось подчиняться, невозможно было выносить стрельбу всю ночь. Никто не спал. Женщины причитали, дети кричали, действуя нам на нервы. Бои день ото дня усиливались.

Мужчины отбыли с окончательным наказом немедленно увести свои семьи, и этой ночью они должны были встретиться с хаджи Ибрагимом у главной Часовой башни и со-общить их новое местоположение. Несколько человек оставили охранять женщин, а дру-гие рассеялись. В нашей семье Джамилю и Омару было поручено искать прибежище, а Камалю – остаться и охранять.

Вскоре после этого приехал господин Бассам с проблеском хороших новостей. Из Яффо уехало уже так много народу, что возник даже небольшой избыток судов, и капита-ны околачивались в порту и у Часовой башни, торгуясь из-за пассажиров. Господин Бас-сам полагал, что у него есть для нас на примете подходящее судно.

Нам с Надой велели найти емкости, ждать, когда откроют пожарный гидрант в не-скольких домах от нас, и набрать для семьи воды. Отец с господином Бассамом уехали, чтобы повстречаться с капитаном судна.

Мы нашли около блошиного рынка несколько пустых галлоновых жестянок из-под оливкового масла. Она так красиво умела носить их на голове. А я смастерил из длинной палки коромысло, чтобы нести две штуки на плечах. Когда мы добрались до пожарного гидранта, стояла уже длинная очередь. От того места, где мы ждали, можно было видеть нашу хибарку в просвете между домами.

Внезапно два грузовика с солдатами Каукджи пронеслись мимо нашего гидранта, чуть не задев нас, и с визгом затормозили на нашей улице. Они спрыгнули с грузовиков и побежали, отдавая приказания, которые я не мог расслышать из-за расстояния. Последо-вала стрельба и крики женщин.

Через минуту мимо нас пробежали мужчины, которых оставили охранять женщин. Я заметил Камаля, он был без винтовки, я побежал за ним и в конце концов бросился на не-го и повалил на землю. Он был охвачен ужасом.

– Они перекрыли нашу улицу! Они ищут отца!

Я тотчас же понял, что это Каукджи, который хочет отомстить за подожженное де-сять лет назад поле, ведь я вырос, слушая возле кафе каждый вечер моей жизни рассказ об этом бое. Но в данный момент отец был в безопасности вместе с господином Бассамом. Камаль был напуган до умопомрачения. Я не мог ему доверить, чтобы он побежал к отцу. И больше всего боялся за маму, Рамизу, Фатиму и ее ребенка.

Я велел Наде спрятаться в ближайшем доме. Она прижалась ко мне и просила не возвращаться домой. Мне пришлось оттолкнуть ее. В первый раз я ударил ее, но ситуация заставляла действовать быстро.

Я был маленький и быстрый и проскользнул обратно, перебегая от укрытия к укры-тию. Я добрался до соседней улицы и остановился, чтобы оценить ситуацию. Если бы только я смог пересечь улицу и взобраться на крышу, я смог бы увидеть, что происходит в квартале и ухитриться вернуться в нашу хибарку.

Я бросился через улицу и на мгновение замер, видя, как пули поднимают фонтанчи-ки пыли вокруг моих ног. Я нырнул в дом через выбитое окно и взобрался на крышу пре-жде, чем кто-нибудь смог последовать за мной, затем прополз на животе через четыре до-ма и бросил взгляд на нашу улицу.

Женщин согнали вместе с детьми, и они стояли в окружении дюжины солдат, под-талкивавших их штыками. По их форме и произношению я понял, что это иракцы из не-регуляров Каукджи. Другие солдаты стояли по концам улицы и ходили из дома в дом, пинком ноги распахивая двери. Я в отчаянии смотрел на группу женщин и детей. Агари, Рамизы и Фатимы не было с ними!

Я стал осторожно спускаться с крыши, пока не стало видно место, где мы жили. Оно было оцеплено солдатами. Между нашим и соседним домом было узенькое пространство. Я замер на минуту, чтобы убедиться, что меня не видно, и скользнул к окну.

Внутри происходило ужасное! Там было восемь, десять или больше солдат и офицер с пистолетом. Агарь обнимала жавшихся к ней Рамизу и Фатиму. Офицер показывал на страшный ожоговый шрам у себя на лице.

– Подарок от хаджи Ибрагима. Я десять лет ждал! Где он?

– Я не знаю, – тихо ответила мама.

Офицер выстрелил им под ноги. Агарь стояла крепко, а двое других захныкали и теснее прижались к ней. Он стрелял снова и снова и приложил пистолет к ее голове. Ребе-нок Фатимы закричал!

– Я не знаю... не знаю, – снова и снова отвечала мама.

– На колени, старая сука!

Офицер презрительно махнул рукой, и солдаты несколько раз выстрелили вокруг них. Лицо офицера стало мокрым от пота, он начал пыхтеть и рычать, затем расстегнул ширинку и вынул свой член.

– Раздевайтесь, вы все!

– Делайте, что он сказал, – сказала Агарь двоим другим. – Не сопротивляйтесь им.

– У меня месячные, – прошептала Фатима.

– Ничего. Покорись им. Если нас найдут в синяках, то потом нам будет хуже.

Я закрыл глаза, когда мать подняла свое платье и слышно было, как солдаты зарыча-ли от удовольствия. Женщин бросили на пол. Солдаты хохотали и стреляли, но от жен-щин не исходило ни звука. Я почувствовал себя последним трусом, меня трясло от страха. Что я мог сделать? Аллах должен понять! Я ничего не мог поделать! Ничего! Ничего! Ни-чего!

Я не должен был взглянуть снова, но не мог сдержаться. Трое были распростерты на полу, голые. Солдаты даже не побеспокоились снять штаны, а только спустили их и бро-сились на женщин, рыча по-звериному, тиская их тела, кряхтя, раскачиваясь взад и впе-ред, тогда как остальные стояли вокруг и держали свои члены в руках. У Фатимы кровь текла между ног.

Я согнулся вдвое, закрыл глаза и зажал уши руками. Трус! Трус! Трус! О, Аллах! Что я мог сделать? Думай, Ишмаель, думай! Если отец вернется, они убьют его, заставив сна-чала смотреть на ужасное зрелище! Я должен найти его и предупредить! Нет! Нельзя ос-тавлять маму! Идти! Остаться!

Неужели они никогда не прекратят? Ибрагим, не возвращайся! Сколько это будет продолжаться? Сколько? Наконец они выскочили из дома. Я отнял руки от ушей и услы-шал, как офицер приказал стеречь место и держать женщин как приманку.

Я знал, что у меня навсегда останется шрам от этого зрелища и бесчестья. Но все же я как-то отогнал это от себя, спасая наши жизни. Я заставил себя на мгновение забыть то, чему был свидетелем, и подкрался к окну. Рамиза и Фатима скорчились на полу. Мама была в оцепенении, но все же успокаивала их. Она вытерла Фатиме кровь, взяла их на ру-ки и качала туда-сюда.

– Мама! – прошептал я.

Ее глаза расширились от ужаса, когда она меня увидела.

– Не бойся. Я никогда не скажу отцу. Никто не узнает.

– О, Ишмаель! – рыдала она. – Увидеть свою мать в таком позоре! Достань мне нож! Я должна убить себя!

– Мама, нет!

– Ишмаель, беги! Беги! Забудь, что ты видел. Беги!

– Не плачь, мама. Все позади. Пожалуйста, мама. Мы будем жить!

Бесполезно. Но теперь мне было все равно. Я прыгнул в комнату и шлепнул ее по лицу. Она перестала плакать и уставилась на меня.

– Будешь ты теперь слушать?

Она не ответила, и я снова шлепнул ее. Она медленно кивнула, что слышит меня.

– Не уходите до наступления темноты. Приведите себя в порядок. Когда стемнеет, снова начнется стрельба от Тель-Авива. Охрана курит гашиш. Она не будет бдительна. Когда начнется стрельба, выходите по одной и бегите к рынку. Когда вы там соберетесь, идите к Часовой башне в центре города.

Она ухватилась за меня и взглянула снизу вверх. Ее глаза были красны и лицо запла-кано.

– О, Ишмаель!

– Мама, ты поняла меня?

– Да, но Ибрагим...

– Он никогда не узнает. Никогда. Никто никогда не узнает.

Она дотронулась до моего лица дрожащими руками. Я крепко сжал их и взглядом просил ее слушаться меня. Наконец она сказала, что будет слушаться. Я поцеловал ее и вытер ей щеки.

– Придайте себе хороший вид, как будто ничего не было. Я пойду предупредить от-ца, чтобы не возвращался. Все, что он будет знать, – это что солдаты вас допрашивали, и больше ничего.

Я побежал. Позади себя я слышал выстрелы и не знал, по мне стреляют или нет.

Я нашел Наду и Камаля и сказал им только, что солдаты держат женщин в заложни-цах, чтобы заманить отца. Я велел им оставаться на месте и поджидать Джамиля и Омара на случай, если они вернутся. Встретимся все позже у Часовой башни. И поспешил спа-сать отца.