Текст книги "Стальные когти"

Автор книги: Лео Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава вторая

Движение танковых колонн «Вотана» по направлению к деревне Покровка оказалось легкой прогулкой. Фон Доденбург невольно сравнивал его со стремительными бросками немецких танковых колонн по Европе в самом начале войны, когда они легко продвигались вперед на много километров, практически не встречая сопротивления. Им пытались помешать лишь отдельные штурмовики и снайперы русских. Но штурмовиков в небе было совсем немного, и бомбы они бросали крайне неточно. Что же касалось снайперов, то специальный взвод стрелков «Вотана» легко вычислял их практически после первого же выстрела и безжалостно уничтожал. Вся дорога, по которой двигался вперед батальон, была усеяна повешенными русскими стрелками, которых вздергивали на окаймлявших эту дорогу деревьях.

По сути, единственной серьезной проблемой, с которой столкнулись эсэсовцы, была иссушающая жара. Доставалось прежде всего панцергренадерам, бронетранспортеры которых были практически все подбиты русскими в предыдущий день наступления и которым поэтому приходилось идти пешим строем. Часть из них не выдерживала жары и брела, точно сонные мухи. Представители фельджандармерии согнали к обочине дороги перепуганных русских крестьян с ведрами с водой, чтобы те обливали наступающих немцев и давали им напиться. Но вскоре воды стало не хватать, и тогда Стервятник специально распорядился выслать вперед особый дозор, чтобы тот разведывал и готовил запасы воды для приближающихся колонн «Вотана». В одной деревне дозору удалось даже обнаружить пожарную машину устаревшей конструкции, и когда эсэсовцы маршировали мимо, их с головы до ног обливали тугими струями воды. Но даже эта экстренная мера помогала мало: вскоре невыносимая жара вновь досуха высушивала серую эсэсовскую форму, и бойцам приходилось с трудом тащиться вперед, проклиная жгучее солнце и неимоверную жару.

Тем, кто ехал в танках, было чуть-чуть полегче – когда машины двигались вперед, членов их экипажей хотя бы обдувал легкий ветерок. А экипаж командирского «тигра» фон Доденбурга к тому же дополнительно развлекал своими бесконечными веселыми рассказами обершарфюрер Шульце. Он так и сыпал историями из своей довоенной жизни, которую провел в родном Гамбурге.

– Да, житуха в те годы была очень недурна, – вспоминал Шульце, прижав к губам микрофон. – Хотя и тогда за удовольствия приходилось платить. Помню, как я подцепил и сифилис, и гонорею в 1938 году. Это случилось всего за несколько недель до того, как наш фюрер в своей бесконечной мудрости решил, что нам нужно прибавить к своей территории немного австрийских пейзажей, чтобы сделать Третий рейх более привлекательным местом для американских туристов…

– Не отвлекайся, Шульце! – предостерегающе бросил фон Доденбург. Он знал, что переговоры по радио внимательно слушают в штабе, причем не только штабные офицеры, но и сотрудники гестапо. Ему совсем не хотелось, чтобы Шульце арестовали за его несдержанный язык.

– Ну так вот, – продолжал уже без прежнего воодушевления Шульце. – Когда выяснилось, что я умудрился подхватить полный комплект венерических заболеваний, то доктора набросились на меня, словно свора волков. Может, вам это и смешно, но лично мне тогда было совсем не до смеха. Их было пять или шесть, этих докторов, которые обступили меня и уставились на мой поршень с таким видом, точно я в любой момент должен отбросить копыта. Черт, я был действительно до смерти перепуган. Но это еще не конец. Один из этих эскулапов схватил меня за член, и когда он…

Но Шульце так и не было суждено закончить свое горестное повествование. Возглавлявший колонну «Вотана» танк, в котором ехал сам Стервятник, внезапно остановился. Вслед за ним резко затормозили и все остальные машины. От столь резкой остановки в воздух поднялась густая пыль, и только когда она наконец рассеялась, все увидели причину, по которой Стервятник вдруг решил затормозить. На телеграфных столбах висели два человека в форме вермахта. Их головы были прикручены к столбам жгутами из колючей проволоки. С них также специально стащили сапоги, чтобы каждый проходящий мимо боец Красной армии мог пронзить их лодыжки своим штыком.

Эсэсовцы в ужасе сгрудились вокруг телеграфных столбов и уставились на двух бойцов с нарукавными нашивками дивизии «Великая Германия», совершенно позабыв при этом и о русских штурмовиках, и о русских снайперах.

– О, Боже, – вдруг произнес один эсэсовец отчаянно дрожащим голосом. – Вы только посмотрите, куда садятся мухи!

Все проследили за направлением указательного пальца эсэсовца, и наконец поняли, что он имел в виду.

– Какое свинство! – проревел гауптшарфюрер Метцгер, выскочивший на башню командирского танка. Его лицо было багровым от ярости. – Русские отрезали этим несчастным яйца!

Услышав этот крик, один из распятых на телеграфном столбе бойцов «Великой Германии» медленно поднял голову и открыл глаза. Эсэсовцы в ужасе уставились на него.

– Это сделали русские… НКВД, – хрипло произнес немец. – Они поймали нас вчера. Их комиссар приказал им это сделать.

Он замолчал, не в силах говорить больше. Его темные глаза были полны невыносимой боли.

– О, черт! – закричал один из бойцов «Вотана». – Вы слышали, что он сказал? Это сделала их тайная полиция, НКВД. Только бы они попали мне в руки! Я сам отрежу им яйца битым стеклом!!

– Верно, верно, так и надо поступать, – хором прокричали сотни голосов. – Именно этого и заслуживают русские ублюдки. Им надо всем отрезать яйца!

– Всем по машинам, – раздался резкий голос Стервятника. – Я сам разберусь с этим. – Он положил руку на кобуру пистолета.

– Но, штандартенфюрер Гейер, что же делать с этими двумя несчастными? – закричал один из эсэсовцев, указывая на распятых на телеграфных столбах бойцах «Великой Германии».

– Предоставьте сделать это мне, – скрипучим голосом произнес Стервятник. – А теперь, черт бы вас побрал, по машинам! Или вы хотите, чтобы русские расстреляли вас тут, как в тире?

Танкисты бросились к машинам. Стервятник вытащил из кобуры «Вальтер» и, не целясь, выстрелил в солдата, висевшего на телеграфном столбе. Тело несчастного конвульсивно дернулось, а в следующую секунду его голова окончательно поникла. Стервятник засунул пистолет обратно в кобуру.

– Гауптшарфюрер Метцгер, – приказал он, – на всякий случай, дай по ним обоим очередь. Только целься им в лицо – я не хочу, чтобы те бойцы, которые последуют за нами, видели, как вороны выклевывают им глаза.

Мясник наставил на распятых солдат свой «шмайссер» и дал по ним яростную очередь. Пули раскромсали лица бойцов, превратив их в подобие фарша. Танкисты «Вотана» молча проехали мимо, избегая глядеть в их сторону.

Через тридцать минут эсэсовцы заняли деревню Покровка. Со всех сторон они согнали захваченных в плен русских солдат. Их всех предстояло уничтожить. Но только теперь эсэсовцы собирались сделать это не спеша, причинив иванам как можно больше страданий. Русским предстояло испытать то же самое, что и двум бойцам, распятым на телеграфных столбах.

Загнав группу русских военнопленных в деревянную церковь, эсэсовцы заперли ее и подожгли. Как только церковь заполыхала, бойцы второй роты «Вотана» под командованием Шварца оцепили церковь, внимательно следя за тем, чтобы ни один русский не смог выбраться из нее. Слыша, как люди кричат от нестерпимой боли, задыхаясь в пламени страшного пожара, эсэсовцы злорадно хохотали.

Бойцы третьей роты пригнали другую группу русских военнопленных на центральную деревенскую площадь и принялись убивать их при помощи саперных лопаток. Они остервенело рубили русским головы, которые раскалывались под ударами остро заточенных лопаток, только спелые арбузы. Вся площадь оказалась густо залита человеческой кровью.

В это время несколько эсэсовцев под командованием гауптшарфюрера Метцгера рыскали по деревне в поисках дизельного топлива, чтобы залить его в опустошенные баки «тигров». Пытаясь отыскать горючее, они прежде всего направились на колхозную ферму. Там они наткнулись на истерзанное тело представителя фельджандармерии, лежавшее в куче навоза. У него были отрублены кисти рук и выколоты глаза. А в задний проход полицейскому неизвестные мучители вогнали серебряную пластину с цепочкой, которую все фельджандармы обычно носили на шее.

– О, Боже! – простонал стоявший рядом с Метцгером молодой эсэсовец. В следующий миг он стал блевать.

Эта жуткая новость мгновенно обошла всех бойцов «Вотана». Несмотря на то, что Стервятник предпринимал отчаянные усилия, чтобы сохранить дисциплину, его бойцы точно с цепи сорвались. Они содрали обмазанные известкой доски, покрывавшие деревенский канализационный отстойник, и согнали к нему всех жителей деревни. В следующую секунду они стали толкать их прямо в зловонную коричнево-зеленоватую жижу. Мужчины, женщины, дети – все полетели вниз. Тех, кто не тонул сразу и отчаянно барахтался на поверхности, эсэсовцы добивали прикладами. Размозжив этим людям головы, они смотрели, как их истерзанные тела погружаются в вонючую жижу отстойника.

В это время обследовавшие колхозный амбар эсэсовцы наткнулись на комиссара. Они грубо выволокли этого толстого черноволосого мужчину наружу. Вне себя от ужаса, он бормотал:

– Только не стреляйте… прошу вас, только не стреляйте!

Эсэсовцы уставились на его жирную физиономию и жесткие курчавые волосы.

– Э, да ты, похоже, жид, – протянул один из бойцов «Вотана».

– Нет, нет! – в панике закричал комиссар.

– Не ври, жид! – грубо заорали эсэсовцы. – Лучше признайся сразу.

– Нет, нет, что вы! – лепетал комиссар.

– Давайте просто спустим ему штаны и посмотрим, обрезан он или нет, – решительно предложил один из ССманнов.

– Да, да! – загалдели эсэсовцы. – Спустить с него штаны!

С комиссара стащили штаны. Под ними показалось шелковое нижнее белье.

– Ну что ж, – произнес грузный роттенфюрер, – сейчас посмотрим!

Кончиком штыка он приспустил трусы комиссара и присвистнул:

– Ну вот, он обрезан – так, как и полагается у евреев.

– Нет, нет! – заверещал комиссар. – Это была операция.

Это сделали согласно медицинским показаниям…

Роттенфюрер наотмашь ударил его по лицу, и комиссар заткнулся.

– Послушай, жидяра, мы отлично знаем, что ты и твои подручные сделали с этим несчастным фельджандармом здесь, в деревне, – проговорил он. – Вы отрубили ему руки. Выкололи ему глаза. И точно вам этого было мало, еще и засунули его служебный знак ему в задний проход. – Роттенфюрер покачал головой. – Как вы только можете делать подобные вещи?

– Но лично я не имею к этому никакого отношения! Я этого не делал!

– Ну конечно, не ты, – захохотали эсэсовцы. – Сейчас, когда ты стоишь перед нами со спущенными штанами, ты вообще больше ни на что не способен. Но зато раньше… – Они грозно надвинулись на него: – Признайся, Эренбургу [34]34
  И. Эренбург, советский писатель и публицист, воспринимавшийся немецкими солдатами как главный организатор «пропаганды ненависти» по отношению к германской армии.


[Закрыть]это понравилось бы? Он бы это оценил?

– Но…

Роттенфюрер снова хлестнул комиссара по лицу. Тот отступил на шаг назад, сплевывая на землю кровь вперемежку с выбитыми зубами. В его глазах вспыхнул панический ужас.

Воцарилась напряженная тишина. Слышны были лишь тихие всхлипывания комиссара да тяжелое дыхание обступивших его эсэсовцев.

– Ну хорошо, жид, – медленно проговорил грузный роттенфюрер. – Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы немножко укоротим твой вонючий еврейский член.

– Что, что? – залепетал комиссар. И сразу замолк, когда увидел, что роттенфюрер вытащил из заднего кармана брюк небольшой перочинный нож, которым немецкие солдаты обычно крошили табачные листья для своих пенковых трубок. Немец раскрыл нож и провел лезвием по коже большого пальца руки, проверяя его остроту. Комиссар с ужасом следил за его движениями.

– Положите его на землю, – спокойно распорядился роттенфюрер. – И держите крепче!

Десяток рук повалили комиссара на землю и крепко прижали его к ней. Русский смотрел на своего мучителя взглядом, полным ужаса и ненависти, но уже не пытался протестовать. Казалось, теперь он смирился со своей судьбой.

Роттенфюрер наклонился над ним и приготовился резать его член. Но чья-то рука перехватила нож.

– Отдай мне! – произнес повелительный голос.

Эсэсовец резко повернулся. Ругательство, готовое сорваться с его языка, застыло на губах, потому что на него пристально глядел Шварц. В темных глазах гауптштурмфюрера полыхала неукротимая ненависть.

– Эту работу сделаю я, – произнес Шварц.

– Конечно, господин гауптштурмфюрер, конечно, – пробормотал роттенфюрер и отдал Шварцу перочинный нож.

Шварц опустился на колени перед пленным комиссаром и проверил пальцем остроту лезвия – точно так же, как совсем недавно делал это роттенфюрер. Затем схватил левой рукой член комиссара. Тот не произносил ни звука. С его жирного лица исчезло выражение панического страха, которое заменила ненависть – обнаженная, открытая ненависть. Шварц невольно облизал свои внезапно пересохшие губы и покрепче перехватил нож. Неожиданно пленный комиссар плюнул ему прямо в лицо.

– Немецкая свинья! – выдохнул он в лицо Шварцу. – Грязная немецкая свинья!

Шварц сглотнул, но ничего не сказал в ответ. Даже не сделав попытки стереть с лица плевок, он принялся кромсать член комиссара.

…Три часа спустя штурмовой батальон СС «Вотан» наткнулся на второй рубеж линии обороны русских. И уже не смог продвинуться дальше ни на шаг.

Глава третья

Заходящее солнце заливало зловещим оранжевым светом передний край обороны русских за проволочным заграждением, охватив своим багровым пламенем все их укрепления, доты и дзоты. Догорая на них мрачным заревом, оно четко высвечивало каждую деталь.

– Судя по всему, у русских появился действительно талантливый военачальник, который относится к своим обязанностям не так, как это обычно делают члены коммунистической партии, – пробормотал Стервятник, опуская бинокль и почесывая кончик носа. – Кто бы он ни был, ему удалось создать очень крепкую линию обороны. Действительно очень крепкую.

Фон Доденбург и Шварц, стоявшие рядом, ничего не сказали. Было слышно, как потрескивает пламя, лизавшее два подбитых «тигра».

– Не буду объяснять вам, господа, что в этом месте русские имеют полное превосходство над любым нападающим, – продолжал Стервятник. – Справа здесь течет река, а слева возвышается железнодорожная насыпь высотой в три метра. Это означает, что наступать можно только в промежутке между этой рекой и насыпью, то есть на фронте шириной всего в один километр. А этот километр, как вы можете видеть, отлично прикрыт оборонительными сооружениями русских, в том числе и расположенными на возвышенных местах.

– Дайте мне приказ наступать, – проговорил гауптштурмфюрер Шварц с фанатично горящими глазами, – и я пробьюсь сквозь любую оборону противника.

Опустив бинокль, Стервятник с сожалением посмотрел на него.

– Мой дорогой Шварц, вы потеряете половину вашей драгоценной второй роты, не пройдя и первых двухсот метров. Посмотрите на огневые позиции противотанковых орудий русских, устроенные в районе железнодорожной насыпи. Как только вы подставите им свой бок, они расстреляют все ваши «тигры», точно в тире. Один танк за другим.

– Значит, остается лишь попытаться проникнуть через заднюю дверь, – усталым голосом произнес Куно фон Доденбург.

Стервятник кивнул:

– Точно. Идти в лоб будет самоубийством, а атака с фланга попросту невозможна. – Он рассмеялся циничным смешком.—Честно говоря, я ожидал, что в этом деле нам как-нибудь поможет Всевышний. Ведь в конце концов русские – официальные атеисты, а мы, немцы, ведем здесь священную войну. Но, кажется, Господь в последнее время не желает оказывать нам помощь. Так что остается лишь попытаться проникнуть в тыл русским через черный ход.

Фон Доденбург пропустил мимо ушей циничные реплики командира батальона и рассудительным тоном произнес:

– Лучше всего попытаться проникнуть в русский тыл, используя реку. Мы могли бы тихо перебраться через нее и неожиданно атаковать их справа. Остальные подразделения батальона должны будут также ударить в этот момент с фланга. Объединенными усилиями, думаю, мы сможем сделать это.

– Не сможем, а должны, фон Доденбург! – воскликнул Стервятник.

Стоявший рядом с ним гауптштурмфюрер Шварц щелкнул каблуками:

– Я вместе со своей второй ротой хотел бы пойти добровольцем и выполнить эту боевую задачу.

Стервятник отрицательно покачал головой:

– Нет, Шварц, это сделаете не вы, а фон Доденбург. После сегодняшнего боя его рота и так фактически превратилась из панцергренадерской в пехотную. А у вас пока еще осталось в целости и сохранности большинство ваших «тигров». Фон Доденбургу будет поручено скрытно переправиться через реку, вы же ударите русским во фланг.

– Но…

Стервятник отмахнулся от его возражений. Через пять минут план боевой операции был готов.

– Вы должны атаковать позиции русских в три ноль-ноль, фон Доденбург, – подвел итог Гейер, – как только услышите шум ложной атаки, которую будет проводить третья рота. Желаю вам удачи!

– Благодарю вас.

– А теперь я предлагаю вам немного поспать перед тем, как вы станете переправляться через реку.

Но, несмотря на сильную усталость, фон Доденбург так и не смог заставить себя сомкнуть глаз. Не могли заснуть и все остальные бойцы его роты. Вместе с Шульце и другими бойцами Куно сидел у костра, на котором эсэсовцы разогревали консервы с тушенкой. Со стороны второй роты доносился треск пистолетных выстрелов – Шварц, как обычно, проводил расстрел военнопленных.

Шульце скрутил самокрутку, набив ее захваченной у русских махоркой, глубоко затянулся – и тут же закашлялся.

– Черт бы побрал эту махорку! После нее рот воняет так, точно это подмышка гориллы.

Фон Доденбург рассмеялся:

– Ты еще должен быть счастлив, что у тебя есть хотя бы это. В третьей роте уже давно курят высушенные чаинки, завернутые в полоски из «Черного корпуса» [35]35
  «Черный корпус» – печатный орган СС.


[Закрыть].

– Да. Этого, мне кажется, уже достаточно, чтобы навсегда отвратить человека от курения. – Лицо Шульце было хмурым, на нем напрочь отсутствовала обычная для него задорная ухмылка.

– В чем дело, Шульце? – спросил фон Доденбург. – Что ты все время сидишь такой нахохлившийся?

Обершарфюрер ответил не сразу.

– Я думаю о будущем, господин офицер, – наконец произнес он. – И я боюсь даже подумать о том, что оно нам принесет.

– Что ты, черт побери, имеешь в виду?

Шульце махнул рукой в сторону расположения второй роты:

– Вот это.

– Но почему ты, черт подери, вдруг решил, что нас должны расстрелять? – уставился на него фон Доденбург.

– А вы думаете, мы сумеем остаться безнаказанными после всего того, что натворили тут? – Шульце погладил серебряные руны СС на воротнике своего мундира.—Половина мира ненавидит нас. А другая половина хочет лишь одного – чтобы все мы сдохли. На наших руках слишком много крови, пролитой в Бельгии, во Франции, а теперь и здесь, в России. Нас везде ненавидят, господин офицер.

– Но кто-то же должен делать то, что делаем мы, – веско произнес фон Доденбург. – Рейх ведет борьбу за выживание. А мы – не что иное, как пожарная команда фюрера.

– Знаю, знаю. Но вы только посмотрите, во что мы все здесь превратились. Те парни, которые топили русских в канализационном отстойнике, всего полгода назад заучивали наизусть в школе чертовы романтические поэмы Шиллера и рассуждали вслух о благородстве немецкого духа. А возьмите того роттенфюрера. – Шульце указал на грузного эсэсовца, который первым выхватил перочинный нож, чтобы искромсать им член советского комиссара. – Год назад, когда этот парень только записался в «Вотан», он больше всего переживал о том, что рядом с ним нет его любимой мамочки. А теперь посмотрите, в кого он превратился, – в убийцу, хладнокровного убийцу. Точно так же, как и все мы здесь.

Фон Доденбург запальчиво посмотрел на Шульце:

– Мы не убийцы, обершарфюрер Шульце. Мы – солдаты. Мы – элита немецкой нации. Мы – лучшее, что есть в Германии.

Но велеречивая тирада Куно не произвела никакого впечатления на Шульце.

– Мы прокляты, – с горечью произнес он. – И вы, и я, и весь наш «Вотан», все СС – все мы и каждый из нас прокляты!

* * *

Под чьей-то ногой хрустнула ветка.

– Смотри под ноги! – тут же рассерженно зашипели остальные бойцы.

Фон Доденбург осторожно зашел в реку. Течение было довольно заметным, но все же не слишком сильным. Обвязавшись веревкой, он двинулся вперед. Оставшиеся на берегу эсэсовцы удерживали свой конец веревки, страхуя его.

Фон Доденбург шел, держа автомат высоко над головой. Течение все больше сносило его, но он уже разглядел темные заросли кустов на противоположном берегу и двинулся прямо к ним. Вскоре он выбрался на берег, привязал веревку к дереву и дважды дернул, давая сигнал, что все в порядке и что остальные могут перебираться вслед за ним.

Вскоре рядом с ним на берег плюхнулся мокрый Шульце. Он даже не запыхался.

– И где же русские? – шепотом спросил обершарфюрер.

– А ты что, не чувствуешь их по запаху?

Шульце принюхался и кивнул:

– Теперь чувствую. Иваны, конечно, умеют здорово маскироваться, но совершенно не способны скрыть свой запах.

Фон Доденбург улыбнулся. Каждый русский солдат пах махоркой, желтым хозяйственным мылом и чесноком. Этот характерный запах всегда выдавал Иванов.

– Они, скорее всего, сидят там, на пригорке, видишь? В пятидесяти метрах от нас, в направлении на два часа? – прошептал фон Доденбург.

– Понял, – протянул Шульце.

– Скорее всего, они окопались на противоположной стороне этого пригорка, где-то в районе куста.

Несколько секунд двое эсэсовцев молча присматривались к темнеющему впереди пригорку, за которым, скорее всего, затаился их противник. Потом Шульце шепотом спросил:

– И каков же наш план действий?

Вместо ответа фон Доденбург молча извлек тускло блеснувший в лунном свете штык, который специально захватил с собой.

– Я понял вас, господин офицер, – прошептал гамбуржец. – Но только сам я лучше буду пользоваться своим старым проверенным кастетом.

Он надел на пальцы тяжелую свинчатку и плюнул на нее – для удачи.

– С помощью этой штуковины я уложил в Гамбурге больше подонков, чем вы за всю свою жизнь съели шницелей.

– Я не сомневаюсь в этом, Шульце, – прошептал фон Доденбург. – Но прежде чем ты вспомнишь свои старые уличные навыки, давай сначала переправим на этот берег всех остальных бойцов.

– Ну да, конечно, это надо успеть сделать, прежде чем наши сосунки обмочат со страха свои штанишки, – пробурчал Шульце.

С помощью натянутой через реку веревки они обеспечили быструю переправу всех остальных бойцов роты. Фон Доденбург вместе с Шульце тихо двинулись к первому русскому посту.

Как обычно, иваны так умело замаскировали свою позицию, что фон Доденбург понял, что обнаружил ее, только когда увидел прямо перед собой фигуру русского солдата. Несколько секунд они молча вглядывались друг в друга. Затем до русского наконец дошло, что темная фигура перед ним—это немец. От изумления у неприятеля отвисла челюсть. Фон Доденбург рванулся к нему, чтобы не дать ему закричать. Подмяв ивана под себя, он покатился вместе с ним по жесткой траве.

«Только не бить штыком ему в голову, ведь на голове у него каска, и она отразит удар. Бить только в горло!» – промелькнула мысль в мозгу штурмбаннфюрера, и он всадил штык глубоко в шею русского. Они вместе скатились на дно окопа. Фон Доденбург почувствовал, как тело ивана обмякло. Он вновь всадил штык ему в шею. Брызнула горячая кровь, оросившая его пальцы и рукав. Но враг все не умирал.

– Да сдохни же ты наконец! – прошептал фон Доденбург и в бешенстве опять ударил штыком часового.

Лицо ивана исказила агония, из угла его рта выкатилась струйка крови; голова упала набок. Теперь Куно стало ясно: русский мертв. Он почувствовал странное опустошение. В голове было пусто. Но вскоре странные звуки, указывающие на новую опасность, привлекли его внимание, и офицер, торопливо выскочив из окопа, увидел, что на Шульце бегут со штыками наперевес сразу двое русских бойцов. Шульце не двигался, спокойно дожидаясь их.

– Осторожно! – выдохнул фон Доденбург.

В тот момент, когда неприятели, казалось, уже проткнут Шульце своими штыками, тот неожиданно резко повернулся и пнул одного ногой по яйцам, а второму с бешеной силой ударил кулаком по лицу. Первый иван, громко вопя, упал на землю. У второго изо рта вылетели, блеснув при свете луны, металлические зубы.

– Надо сделать так, чтобы этот ублюдок замолчал! – прохрипел Шульце, набрасываясь на второго русского.

Фон Доденбург кинулся к первому и одним быстрым движением всадил ему штык в горло. В течение очень долгого времени, казалось, ничего не происходит. Но затем шея жертвы густо окрасилась кровью. Фон Доденбург зажал ивану рот ладонью и снова всадил в него штык.

Находившийся совсем рядом с ним Шульце бешено ударил кулаком по лицу второго русского. Фон Доденбург услышал, как хрустнул сломанный нос вражеского солдата. По его лицу густо потекла кровь, но он продолжал стоять на ногах. Шульце ударил его снова и подбил русскому правый глаз, но, несмотря на то, что неприятель раскачивался теперь из стороны в сторону, он все равно каким-то чудом ухитрялся держаться на ногах.

– Давай, падай, идиот! – вполголоса выругался Шульце. – Или ты хочешь принять геройскую смерть?

Его противник что-то пробормотал в ответ. По его лицу обильно струилась кровь. В этот момент фон Доденбург почувствовал, что первый русский, горло которого он несколько раз проткнул штыком, наконец испустил дух.

– Ну что ж, храбрец, тогда получай! – угрожающе процедил Шульце и ударил русского кастетом в лоб.

Иван упал на спину. Шульце не дал ему возможности подняться: он набросился на него, и кастет вновь обрушился на окровавленную физиономию русского бойца. Снова удар… еще и еще. Фон Доденбург слышал, как хрустит и крошится череп ивана, но тот все равно не сдавался и все еще пытался подняться с земли.

– Что за дьявол? – вне себя от ярости, вскричал обершарфюрер. – Ты что же, хочешь жить вечно?

Он нанес ему чудовищный удар по челюсти. Голова русского безвольно откинулась назад. Наконец-то он был мертв.

* * *

Пять минут спустя в небе над головами эсэсовцев прогремел страшный гром, сравнимый по силе с грохотом бомбежки «штук» [36]36
  «Штука» (сокр. от Sturzkampfflugzeug) – пикирующий бомбардировщик Ю-87. – Прим. ред.


[Закрыть], и хлынул чудовищный ливень. Воздух стал непрозрачным из-за стоявшего стеной дождя. В небе беспрерывно мигали молнии. Неистовый вихрь, прыгая и крутясь, обдавал брызгами мундиры эсэсовцев. Капли яростно ударялись о землю, колотили по стальным шлемам бойцов «Вотана». С трудом передвигая ноги, увязавшие в сразу же раскисшей почве, солдаты двигались вперед. Однако эта неожиданно разразившаяся гроза была на самом деле на руку немцам: она скрадывала шум их шагов и позволяла незаметно подкрасться к позициям русских.

– Подумать только, – пробормотал за спиной фон Доденбурга один молодой боец, – а ведь сейчас мы могли бы нежиться в чистой и теплой постели… И на завтрак нам подавали бы кофе с горячими булочками…

– И абрикосовым джемом, – поддержал его другой эсэсовец. – Вместе с горячими булочками всегда дают абрикосовый джем.

– А может быть, вам на завтрак дают еще потрогать женскую сиську? – вмешался в эти сладостные размышления грубый голос Шульце. – Лучше бы помолчали, идиоты! Вы что, думаете, это пикник?

Несмотря на то, что из-за яростного ливня фон Доденбург уже насквозь промок, он не смог сдержать улыбку. Как всегда, Шульце был в своем репертуаре. Он мог буквально несколькими словами спустить любого мечтателя с небес на землю.

Вдруг до них донесся незнакомый голос:

– Эй, фриц – слышишь меня?

С мокрого лица фон Доденбурга улыбку стерли будто губкой. Он застыл. Все остальные бойцы также замерли под дождем.

– Никому не двигаться! И ничего не отвечать русским! – еле слышно прошептал обершарфюрер, направляя свой «шмайссер» в ту сторону, откуда доносился незнакомый голос.

– Эй, фриц, – снова раздался все тот же голос. – Что с тобой случилось? Почему не отвечаешь?

– Молчать… молчать… ничего не отвечать! – бешено прошептал фон Доденбург.

Ветераны «Вотана» зажали грязными, перепачканными в мокрой глине руками рты молодым бойцам, чтобы те сдуру не отозвались на призыв неприятеля. Неподалеку прозвучал одиночный выстрел. Потом еще один. Затем выстрелили в другом месте.

Немцы неслышно опустились на землю. Все страшно нервничали. Лежа на мокрой земле под тугими струями дождя, фон Доденбург взмолился про себя, чтобы ни у кого из его людей случайно не сдали нервы и он не выстрелил в русских, выдавая тем самым позицию всей роты.

Над головами эсэсовцев простучала пулеметная очередь. Затем кто-то выстрелил из автомата сзади. Но потом пальба внезапно прекратилась.

– Терпите. И молчите. Ничего не делайте, – еле слышно приказал фон Доденбург. Он знал, что это – самое тяжелое испытание из всех. Им нельзя было двинуться ни вперед, ни назад. Стоило им только обнаружить себя, и на них обрушилась бы вся мощь огня русских – и тогда бы от них ничего не осталось. Слава богу, все бойцы проявляли недюжинную выдержку.

Медленно тянулись минуты. Затем они услышали тихие шаги слева. Очевидно, иваны двигались по направлению к ним – настолько тихо, насколько возможно. Вероятно, они обмотали тряпками ноги, чтобы не было слышно шагов, и оружие, – чтобы ничего случайно не звякнуло в темноте.

Фон Доденбург ткнул Шульце локтем в бок:

– Слышишь, как они идут?

– Да.

– Передай это всем.

Штурмбаннфюрер почувствовал, что русских очень много. Он осторожно вытащил и приготовил гранату.

В десяти метрах впереди мелькнула человеческая тень. Затем рядом с ней выросла еще одна. По тому, как они стояли, было ясно, что русские не представляли, насколько близко оказались от немцев.

– Огонь! – закричал фон Доденбург и швырнул гранату.

Он увидел, как исчезла в пламени разрыва фигура русского солдата. По неприятелям забили бешеные автоматные очереди эсэсовцев, косившие русских солдат одного за другим.

Но в следующую секунду иваны, опомнившись, устремились в атаку на немцев. Раскисшее под дождем поле превратилось в арену ожесточенной ночной схватки. Бойцы резали, кололи, убивали друг друга, поскальзываясь на мокрой глине и то и дело падая. Со всех сторон доносились душераздирающие стоны раненых.

Огромного роста русский, от которого издалека несло махоркой и чесноком, бросился на фон Доденбурга. Куно остановил его на бегу прицельной очередью из автомата в живот. Русского отбросило назад, и он упал в грязь. Подбежав к нему, Куно бешено ударил прикладом автомата по его лицу. Затем из-за пелены дождя вынырнул еще один русский. В руках у него был автомат с круглым диском. Но фон Доденбург опередил его, выстрелив первым. Русский нелепо замахал в воздухе руками, из его простреленного горла доносились невнятные хрипы.

Затем заработал единственный огнемет первой роты. Неожиданно вырвавшись вперед, длинный язык обжигающего пламени облизал передовые укрепления врага. До фон Доденбурга донесся душераздирающий вскрик коренастого офицера, тело которого исчезло в огне. С насыпи скатился объятый пламенем молодой боец, и еще один. Неожиданное применение огнемета посеяло панику в рядах иванов. Не в силах противостоять этому страшному оружию, русские обратились в бегство. Ряды их расстроились. Бойцы «Вотана» незаметно проскочили сквозь них, словно тени, и растворились в ночном степи.