Текст книги "Стальные когти"
Автор книги: Лео Кесслер
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Через некоторое время русские спохватились. В воздух взлетели осветительные ракеты. Снаряды «сталинских органов» обрушились на то место, где сейчас только что находилась первая рота фон Доденбурга. Но немцев здесь уже не было. Бросив мертвых и тяжелораненых, они под прикрытием непрекращающегося ливня ускользнули в неизвестном направлении, где русские уже не могли их достать.
Глава четвертая
Точно серые волки, эсэсовцы выскользнули из темного ночного ельника. Время приближалось к трем часам ночи – к тому моменту, когда русских должны были атаковать основные силы батальона. Вокруг было относительно тихо. Вражеские минометы давно перестали бить по степи. Слышны были лишь отдельные пулеметные очереди. Видимо, иваны думали, что немцы бродят где-то рядом по степи.
Перед эсэсовцами застыли хорошо укрепленные позиции русских. Фон Доденбург беззвучно дал условный сигнал, и двое ветеранов «Вотана», вооруженные лишь ножами, неслышно скользнули вперед. Русские часовые даже не сообразили, что происходит. Эсэсовцы мгновенно уложили их, расчистив путь для всех остальных.
Впереди темнели силуэты реактивных минометов «Катюша». Рядом с ними высились деревянные ящики со снарядами. Заметив полусонного часового, Шульце, не раздумывая, ударил его кастетом в зубы. Часовой безжизненным кулем свалился на землю.
– Приготовить гранаты, – приказал фон Доденбург.
К офицеру подполз ССманн здоровенного роста, который тащил на себе несколько увесистых связок гранат и три ленты патронов для пулемета MG-42. Он снял с себя гранаты и аккуратно положил их на землю.
– Тебе я поручаю взорвать их главное орудие, – сказал фон Доденбург. – Заложишь в него часовую бомбу. – Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. – Время взрыва – ровно через пять минут.
Огромный эсэсовец уполз вперед. Фон Доденбург дал знак остальным, чтобы они приблизились к нему.
– Разбейтесь на двойки. Проверьте, чтобы у всех были гранаты. Встанете перед входами в доты русских. Начнете действовать, как только увидите первые вспышки сигнальных ракет на юго-востоке. Это означает, что там пошли в атаку основные силы батальона. Схема действий следующая: бросаете гранаты внутрь дота, дожидаетесь взрыва, затем врываетесь туда и добиваете всех, кто уцелел.
– А пленных брать?
– Нет. У нас нет на это времени. Да и людей, чтобы сторожить пленных, тоже нет. Просто уничтожьте всех Иванов, которые засели в дотах, и всё. Общая задача такова: мы должны захватить эту позицию и удерживать ее до прихода сюда второй роты под командованием гауптштурмфюрера Шварца. Вопросы есть?
Фон Доденбург обвел пристальным взглядом бледные лица бойцов, по которым стекали струйки дождевой воды.
– Шульце, ты пойдешь вместе со мной. Всем остальным я желаю удачи.
– Вам тоже удачи, господин офицер! – откликнулись эсэсовцы.
Панцергренадеры разбежались и застыли при входе в доты русских. Из них доносился лишь храп ничего не подозревавших солдат противника. Вдалеке стучал неприятельский пулемет.
Фон Доденбург взглянул на циферблат часов. До условленного времени начала операции оставалось еще две минуты. Казалось, время вообще остановилось. Напряжение все возрастало, становясь невыносимым. Фон Доденбург почувствовал, как всего тело покрывается потом. Это было вызвано чудовищным волнением.
Неожиданно в воздухе раздалось странное шипение. Фон Доденбург удивленно повернулся. В небо взлетела осветительная ракета. За ней – еще одна. Свет залил застывшее лицо Шульце, замершего рядом с фон Доденбургом. В небо взмыла еще одна ракета. Неподалеку заработал пулемет. Русские, находившиеся внутри дота, беспокойно зашевелились. Фон Доденбург понял, что надо действовать немедленно.
– Вперед! – крикнул он.
Шульце одним ударом сапога распахнул дверь дота и швырнул внутрь гранату. В следующее мгновение он закрыл дверь.
Раздался приглушенный грохот взрыва. Послышались человеческие крики. Шульце опять распахнул дверь и отскочил назад. Прижимая автомат к бедру, фон Доденбург дал длинную очередь. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Русские полегли как подкошенные. Лишь двоим – с черными, обожженными взрывом лицами – удалось, шатаясь, выбраться наружу. Они шли, точно пьяные, бессвязно выкрикивая единственное немецкое слово, которое знали:
– Камарад, камарад…
Шульце сбил их с ног, заставив распластаться в грязи, и добил ударами ножа. По мокрой глине растеклась лужа крови. Фон Доденбург ворвался в дот, держа автомат наготове. Внутри стоял стойкий запах немытых тел, который не сумел рассеять даже взрыв гранаты; воняло русской махоркой. Куно перепрыгнул через лежавшие на полу трупы, на которые падал свет керосиновой лампы, по-прежнему горевшей на деревянном столике в центре дота. Неожиданно Фон Доденбург услышал слабый стон и резко обернулся. Его нервы были напряжены до предела. Справа от него темнел проход в стене. Вытащив последнюю гранату, он швырнул ее в проход и бросился назад, стремясь укрыться от осколков. Оказавшийся у него на пути раненый русский застонал и попытался приподняться. Фон Доденбург бешено пнул его в лицо. Шейный позвонок ивана хрустнул, и голова безжизненно откинулась назад.
Раздался взрыв. Фон Доденбург побежал назад, строча из своего «шмайссера». Но он мог бы и не тратить лишние патроны. Все те, кто находился в большом внутреннем помещении дота, который, очевидно, являлся командным пунктом русских, были уже поражены осколками разорвавшейся гранаты. Лишь один неприятель в форме полковника пытался подняться; его шея была густо окрашена кровью. Фон Доденбург мгновенно срезал его очередью. Полковник рухнул вниз, и все стихло. Теперь было слышно лишь, как монотонно капала кровь из раны у него на шее.
Фон Доденбург прислонился спиной к стене. Его грудь ходила ходуном. Им все-таки удалось сделать это – несмотря ни на что! Но теперь у него было такое ощущение, словно из его тела ушла вся энергия. Точно кто-то открыл невидимый кран и выпустил ее всю—до последней капли. Казалось, молодой офицер больше никогда не сможет заставить себя двигаться снова. Но когда Куно услышал крик Шульце, который звал его, и до его слуха донесся грохот немецкой артиллерии, принявшейся обстреливать позиции русских, он заставил себя вновь собраться.
– Я здесь, Шульце, – закричал штурмбаннфюрер. – Здесь!
В ответ на немецкий обстрел русские тоже открыли огонь. Над крышей дота принялись один за другим пролетать огромные снаряды и с грохотом разрываться неподалеку. Все сооружение начало дрожать мелкой дрожью. Фон Доденбург понял, что сейчас им опять станет очень жарко.
Постепенно русские сосредоточили весь артобстрел на своих собственных укрепленных позициях, занятых теперь эсэсовцами. Снаряд за снарядом вонзался в землю в месте расположения захваченных дотов. Но все было бесполезно: враг слишком хорошо укрепил свои позиции, чтобы причинить немцам хоть какой-то существенный ущерб. Наверное, только прямое попадание крупнокалиберного снаряда могло бы вывести такой дот из строя. Но пока, слава богу, все снаряды падали рядом. Раскрасневшийся Шульце даже прокричал в промежутке между залпами:
– Думаю, стоит провести здесь все время обстрела. Тут безопаснее всего, господин офицер!
Поднеся ладони ко рту, фон Доденбург крикнул в ответ: – Черт побери, Шульце, только тебе может понравиться тут. Лично я чувствую себя как на палубе корабля во время жуткой качки – ты только посмотри, как здесь все ходит ходуном!
Через некоторое время артобстрел внезапно прекратился, и штурмбаннфюрер увидел, как на них со всех сторон надвигаются шеренги русских пехотинцев. Засевшие в дотах эсэсовцы открыли по русским кинжальный огонь. Вскоре буквально в двадцати метрах от них выросла стена из трупов высотой несколько метров. Атаки русских захлебнулась, и они отступили.
Вскоре по дотам опять заработала русская артиллерия. По бункеру, в котором сидели фон Доденбург и Шульце, начали стрелять 105-миллиметровые артиллерийские орудия и минометы. Но Куно уже знал, что это им практически ничем не грозит, и поэтому обратился к гамбуржцу:
– Дружище, я пока покараулю здесь русских, а ты попробуй найти какую-нибудь еду. Честно говоря, от голода уже кишки сводит.
– Господин офицер, – покачал головой Шульце, вешая на спину два русских автомата, которыми ему приходилось теперь пользоваться после того, как кончились все патроны к его «шмайссеру», – имейте в виду, что здесь можно найти только русскую еду. Я не уверен, что она вам понравится.
– Сейчас любая еда покажется мне деликатесом из ресторана отеля «Кемпински», парень! – воскликнул фон Доденбург.
Шульце принялся рыскать по доту в поисках съестного. Вскоре он вернулся с двумя буханками черного хлеба, колбасой и водкой. Эсэсовцы набросились на еду. Приткнувшись спиной к стене, фон Доденбург набил полный рот хлебом и колбасой. Отправив в рот пару долек чеснока, сидевший напротив него на земле Шульце достал из кармана монетку и щелчком пальца отправил ее в сторону фон Доденбурга. Когда монетка докатилась до офицера, тот схватил ее и поднес к глазам.
Это была золотая 20-рублевая дореволюционная монета. На одной стороне было выбито изображение двуглавого орла, на другой – профиль какого-то русского самодержца.
– Эта монетка сделана из практически чистого золота, господин офицер, – проговорил Шульце. – И здесь этих кругляшков столько, что на них можно купить ласки великой блудницы Вавилонской в течение целой недели!
– Да неужели? – присвистнул фон Доденбург.
– Да, да. – Не сводя глаз с лица штурмбаннфюрера, Шульце сделал добрый глоток водки и вытер рот рукавом.
Фон Доденбург внимательно посмотрел на Шульце. Выражение лица гамбуржца было каким-то необычным.
– Ну хорошо, Шульце, – бросил он, – я вижу, что ты хочешь мне что-то сказать. Давай, говори, не томи.
– Когда вы бросили гранату вон в тот проход, то убили какого-то очень высокопоставленного русского военного. От его верхней части осталось немногое, но, судя по количеству жестянок на груди, ему мог бы позавидовать любой наш старший офицер, а звезды на погонах говорят, что этот русский был генерал-майором.
– У него есть при себе какие-нибудь документы, карты и так далее? – подался вперед фон Доденбург.
Шульце покачал головой:
– Если честно, ничего этого я даже не искал. Зато нашел на его теле вот что – и мне этого показалось вполне достаточно. – Шульце извлек из-за пазухи самодельный пояс для хранения денег и ценностей и швырнул его своему командиру. – Здесь почти три сотни таких золотых монеток.
– Ну что ж, Шульце, за эти деньги ты можешь купить себе немало девочек.
– Конечно, могу, господин офицер, но мне не нужно покупать ласки продажных шлюх. Я, черт побери, и так выгляжу неплохо. Мое обаяние тоже никуда не делось. Так что мне совсем не требуется торговать любовь за деньги.
– Чего же ты тогда хочешь, Шульце? – Рядом с ними в землю врезался 105-миллиметровый артиллерийский снаряд, и дот ощутимо тряхнуло. – Говори же, парень, – чего ты тогда на самом деле хочешь?
– Я хочу отделаться от всего этого, – лаконично произнес Шульце. Его голос был очень твердым.
– Отделаться от чего, Шульце?
– От всего этого дерьма. От «Вотана». От СС. Вообще от Германии.
Фон Доденбург уставился на него, не веря своим ушам:
– Что ты сказал, обершарфюрер?
– Вы прекрасно слышали, что я сказал вам, господин офицер! Только поймите меня правильно. Я хочу унести отсюда ноги вовсе не потому, что по природе своей трус. Вы и так знаете, что смерти я совсем не боюсь. Но я страшно боюсь того, что нас всех ожидает. Черт побери, господин фон Доденбург, я просто не выдержу лагеря, в котором мне придется сидеть после войны вместе с остальными эсэсовцами. Там, в лагере, не будет ни баб, ни выпивки, ничего… Это не для меня, поверьте мне! – Шульце решительно покачал головой.—А эти монетки – не что иное, как наш пропуск на свободу.
– Наш? – механически повторил вслед за ним фон Доденбург.
– Да, я хочу убежать вместе с вами, господин штурмбаннфюрер!
Наклонившись к Куно, Шульце торопливо растолковал ему свой план. За пару монеток они могли бы легко купить предписание на отправку в рейх для лечения. Приехав же в Германию, они обратились бы к одному старому приятелю Шульце, асу в области подделки документов, чтобы тот сделал им новые удостоверения личности. С этими удостоверениями они могли бы перебраться во Францию – а там вступить в контакт с профессиональными контрабандистами из Каталонии и оказаться в Испании.
– Ну а уж там для нас будет открыт весь мир, – объяснял Шульце фон Доденбургу, который смотрел на него, не в силах поверить собственным ушам. – Оттуда мы можем отправиться куда угодно – в Аргентину, в Бразилию, в Чили… неважно. Главное, чтобы там не было войны и не было СС. – Шульце пристально посмотрел на Куно. – Ну, что скажете, господин фон Доденбург? Как ни крути, но это единственный реальный способ спасти свою шкуру, пока не стало слишком поздно!
Уставившись на Шульце, фон Доденбург только отчаянно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды на берег.
– Ты… ты… – Лицо фон Доденбурга окрасилось в совершенно неестественные тона. Его голос дрожал от ярости. – Ты что, мог подумать, что я когда-либо…
Но ему так и не удалось закончить фразу. Звуки артобстрела русских внезапно стихли. В наступившей тишине раздалось рычание моторов «тигров» и скрежет их гусениц.
Снаружи до фон Доденбурга и Шульце донесся хорошо знакомый голос Гейера:
– Все бойцы «Вотана» – ко мне!
Батальон сумел наконец пробиться сквозь линию обороны русских.
Глава пятая
Наступление немецких войск под Курском продолжалось. После того как батальон СС «Вотан» сумел взять штурмом вторую линию обороны русских, над его позициями появился целый флот старых трехмоторных «Тетушек Ю» [37]37
Слэнговое название транспортных самолетов «Юнкерс-52».
[Закрыть]. Невзирая на огонь русских зениток, они отцепили и отправили в свободный полет огромные планеры DFS-230. Из них вылезло новое пополнение. Правда, принимавший его гауптшарфюрер Метцгер не выразил по этому поводу никакого восторга – это были юнцы, только-только закончившие 6-недельные базовые курсы молодого бойца. К тому же они говорили по-немецки со странным акцентом, поскольку гиммлеровские «охотники за головами», занимавшиеся набором пополнения в СС, набрали их при помощи посулов и угроз по всей Европе.
Вооружение, прибывшее вместе с новобранцами, также оставляло желать лучшего. Это были устаревшие танки Pz-IV, вооруженные короткоствольными 75-миллиметровыми пушками и наскоро подлатанные после предыдущих боев, в которых им здорово досталось.
– В общем, к нам прибыло двести второсортных бойцов, которые едва говорят по-немецки, и восемь игрушечных танков, – доложил Стервятнику Метцгер. Однако штандартенфюрер был в глубине души рад и этому: за последние четыре дня батальон потерял в боях половину личного состава, и свежие бойцы были как никогда необходимы.
Двенадцать часов спустя третья рота «Вотана», в которую была направлена основная масса нового пополнения, получила задание штурмовать следующую линию обороны русских. Но когда рота выдвинулась вперед, она угодила в хорошо замаскированную неприятельскую ловушку. Погнавшись за эскадроном казаков, бойцы подразделения не заметили, что их танки очутились в западне. Русские вкопали на этом участке местности в землю свои 76-миллиметровые самоходные артиллерийские установки СУ-76, тщательно замаскировав и укрыв их от наблюдения, и когда немецкие танки оказались на расстоянии прямой видимости от орудий, те ударили по ним прямой наводкой. Они уничтожали один «тигр» за другим, а немецкие танкисты ничего не могли с ними сделать – самоходные установки русских надежно защищали от попадания немецких крупнокалиберных снарядов тщательно оборудованные земляные укрепления. Не прошло и нескольких минут, как третья рота была практически полностью уничтожена. Уцелели лишь два танка – и сам 20-летний командир роты.
Вернувшись в расположение «Вотана», молодой офицер официально доложил Стервятнику о понесенных потерях, а затем попросил извинения и направился к ближайшему дереву. Все решили, что он хочет помочиться. Но вместо этого командир роты достал из кобуры пистолет, приложил его к виску и нажал на спусковой крючок. Несколько капель крови из разбитого черепа попали на начищенные сапоги Стервятника, который стоял рядом.
Достав носовой платок, Гейер стер кровь. Рядом с ним замер смертельно побледневший гауптшарфюрер Метцгер.
– Похорони этого идиота, Метцгер, – произнес Стервятник без капли эмоций, – и подготовь для покойного представление на получение какой-нибудь награды. Скажем, Железного креста второго класса. – И штандартенфюрер снова внимательно посмотрел на сапоги, желая убедиться, что на них не осталось кровавых пятен. – Это все, чего он заслуживает за то, что так бездарно потерял всю роту. Если бы дело происходило в 1940 году, то его судил бы военный трибунал. Но сейчас времена изменились… Давай, Метцгер, шевелись!
* * *
Ночью в расположение «Вотана» прибыли грузовики с танкистами из состава 8-й бронетанковой дивизии, находившейся в резерве. Выпрыгнув из грузовиков, танкисты выстроились в шеренгу. К Стервятнику приблизился командовавший ими офицер и доложил:
– Гауптман Штуке, командир первой роты 7-го танкового батальона. Двести человек личного состава построены!
Стервятник молча рассматривал его. Фон Доденбург догадывался, о чем думает Гейер. Гауптман не походил на настоящего боевого офицера. Судя по отсутствию наград и нашивок за ранения (единственным знаком отличия являлся Имперский спортивный значок в бронзе), он провел всю свою службу в районе тыловых подразделений.
– Добро пожаловать в штурмовой батальон СС «Вотан», Штуке, – произнес наконец Стервятник.
– Штурмовой батальон СС «Вотан»? – удивленно повторил вслед за ним другой офицер 8-й бронетанковой дивизии. – Но нам никто не сказал, что мы должны влиться в состав Ваффен-СС!
– Ну что ж, пусть это будет для вас приятным сюрпризом, – процедил Стервятник. – Ведь не каждый же день солдату предоставляется возможность стать бойцом такого элитного подразделения, как штурмовой батальон СС «Вотан»!
– Да, да, это понятно, – проговорил Штуке. Его лицо покраснело от волнения. – Но для того, чтобы принять подобное решение, необходимо время. Извините, но я не могу просто так взять и вступить в войска СС.
– Так вы готовы к этому или нет? – ледяным голосом осведомился Стервятник. Его глаза опасно заблестели. Фон Доденбургу стало жаль незадачливого гауптмана из бронетанковой дивизии вермахта.
– Нет, – произнес стоявший рядом со Штуке другой офицер.
– Благодарю вас, солдат! – рявкнул Стервятник. Протянув руку вперед, он стремительным движением сорвал погоны с плеч Штуке и второго офицера. – Можете встать обратно в строй, ССманны!
– Но… так же нельзя… это недопустимо, – растерянно забормотал второй офицер-танкист.
Стервятник демонстративно пропустил его слова мимо ушей. Он повернулся к штурмшарфюреру Баршу. Барш был старым ветераном «Вотана». После того как в 1941 году он лишился одной руки во время боя, его уволили из рядов СС как инвалида. Но недавно он подал заявление о зачислении его обратно в батальон как добровольца, и оказался в рядах «Вотана» на Восточном фронте. Всю грудь Барша украшали многочисленные награды за храбрость.
– Барш, я назначаю тебя командиром третьей роты «Вотана», – объявил Стервятник. – Проследи за тем, чтобы у каждого бойца роты до наступления утра на рукаве появилась нашивка с эмблемой «Вотана».
– Слушаюсь! – звонко прокричал штурмшарфюрер, точно находился не на Восточном фронте, а на плацу Офицерской школы СС в Бад-Тельце, в Баварии.
Затем бравый инвалид шагнул к только что прибывшим в расположение батальона танкистам.
– Добро пожаловать в штурмовой батальон СС «Вотан». А теперь – за мной, бегом!
Новое пополнение, тяжело топая, побежало вслед за Баршем. Разжалованные офицеры, с которых Стервятник сорвал погоны, замыкали колонну…
Повернувшись к фон Доденбургу, Гейер негромко произнес:
– Скажу вам доверительно, фон Доденбург: я специально передал все новое пополнение в третью роту Баршу. Пусть она будет у нас самой укомплектованной… пока ее состав не поредеет в ближайших боях. Как офицер, Барш немногого стоит, но зато он храбрец. Лично он возражать не будет. А опытных ветеранов вроде вас я хочу сберечь для главного боя.
– Для главного боя? – недоуменно переспросил фон Доденбург.
– Когда я был сегодня утром в штабе дивизии, там обнародовали самые свежие данные, поступившие от разведки, из ведомства генерала Гелена. Оказывается, основная масса бронетанковых сил русских по-прежнему сосредоточена под Курском. Она стоит там почти нетронутой – пока русские бросили в бой меньше половины того, что у них имеется. И мне понадобятся мои самые надежные и стойкие ветераны – в тот день, когда они введут все эти силы в действие. – Стервятник пожал плечами. – Получается, что пока русские лишь забавлялись с нами. Главный бой с ними еще впереди.
Стоявший рядом с ними Шульце тихонько простонал:
– Если то, что мы видели, было лишь первым актом, то, будь я проклят, не хотел бы я увидеть второй…
* * *
Утром 9 июля 1943 года в «Вотан» неожиданно позвонили из штаба дивизии, приказав срочно уйти с передовой и переместиться на 8 километров в глубь тыла. Там батальон должен был обеспечить встречу «важного лица». Это «важное лицо» оказалось не кем иным, как рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.
Гиммлер был облачен в серую полевую форму генерала войск СС. Его впалую грудь украшали Имперский спортивный значок в бронзе и орден Крови [38]38
Награда, которую вручали ветеранам НСДАП и СС, участвовавшим в мюнхенском «пивном путче» 1923 г., а также пролившим кровь или отсидевшим в тюрьме за приверженность национал-социализму.
[Закрыть]. Когда рейхсфюрер вылезал из своего «шторьха» [39]39
«Физелер Fi-156 „Шторьх“» – легкий разведывательно-связной самолет, способный на приземление и взлет практически в любых условиях. – Прим. ред.
[Закрыть], сопровождаемый коренастым мужчиной в военном френче, похожим на располневшего экс-боксера полутяжелого веса, Шульце, стоявший позади фон Доденбурга, прошептал:
– Как вы думаете, шефу удастся использовать этот визит на фронт, чтобы заработать себе Рыцарский крест? Я слышал, что у него побаливает горлышко и что излечить его может лишь орденская ленточка [40]40
Орденский знак Рыцарского Железного креста носился на ленте, охватывающей шею. – Прим. ред.
[Закрыть]…
– Приказываю тебе заткнуться, Шульце, – процедил фон Доденбург, не оборачиваясь. – Не то у тебя сейчас заболит задница!
– Штурмовой батальон СС «Вотан» – смирно! – раздался громкий голос Гейера.
Бойцы «Вотана» вытянулись во фрунт. Чеканя шаг, штандартенфюрер подошел к рейхсфюреру СС и к его спутнику, фигуры которых казались почти карликовыми на фоне окружавших их адъютантов двухметрового роста.
– Штурмовой батальон СС «Вотан» в составе четырех сотен ССманнов и унтер-фюреров, восемнадцати офицеров и одного офицера-стажера построен, рейхсфюрер!
Гиммлер прикоснулся своей тонкой рукой к околышу фуражки. В углах его губ дрогнула легкая, но многозначительная улыбка:
– Благодарю, мой дорогой Гейер. Рад снова встретиться с вами. Кстати, вам присвоено звание оберфюрера. Я вчера подписал соответствующий приказ.
По лицу Стервятника расплылось выражение искреннего удовольствия. Продвижение по служебной лестнице было единственной вещью, которая действительно интересовала его – за исключением разве что смазливых пареньков с напудренными лицами, которые с наступлением темноты появлялись в районе берлинской станции Лертер…
– Благодарю вас, рейхсфюрер! – рявкнул он. – Уверен, что батальон польщен оказанной ему честью!
Рейхсфюрер СС внимательно обошел все шеренги «Вотана», пристально вглядываясь в лица эсэсовцев, в их измятую форму и запачканное в бою оружие. При этом он вел себя скорее не как руководитель СС, а как придирчивый фельдфебель кайзеровской армии. Казалось, что он находится не в эпицентре грандиозного сражения, которое вела в самом сердце России германская армия, а в мирном довоенном Берлине. По окончании этой инспекции Шульце с неудовольствием бросил:
– Он так близко наклонился ко мне, желая рассмотреть висящий у меня на шее Рыцарский крест, что меня всего обдало его зловонным дыханием. Господи, его дых был настолько тошнотворным, что я удивляюсь, как мой Крест вообще не свернулся в трубочку!
При помощи рослых адъютантов Гиммлер взобрался на броню одного из «тигров». Обращаясь к выстроившимся перед ним эсэсовцам, он заговорил:
– Бойцы «Вотана»! Товарищи! Я счастлив, что мне выпала возможность поговорить сегодня с вами. В то же время я опечален при виде того, как сильно поредели ваши ряды. Но такова суровая привилегия вашего батальона, которая является следствием того, что ваш батальон всегда находится на самом острие всех сражений за народ, родину и фюрера! Однако понесенные вами жертвы, товарищи, отнюдь не напрасны! Как вы знаете, мы отбрасываем большевистского зверя назад – последовательно и неукоснительно. Мы побеждаем – и это очевидно! В настоящее время вы, находясь на острие главного удара немецких войск, удостоены исключительно важной чести – нанести советскому зверю смертельный удар.
Гиммлер сделал драматическую паузу. Его лицо покрылось болезненным румянцем.
– Самое позднее через сорок восемь часов вы достигнете четвертого – и самого главного – рубежа обороны русских под Курском. Здесь у врага будет лишь один выбор – или обороняться до последнего, или же бросить оружие и бежать. Согласно данным нашей разведки, русские будут стоять на этом рубеже до последнего. Вам выпадет честь нанести по ним первый – и самый важный – удар.
Гиммлер замолчал, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Прибывший вместе с ним коренастый мужчина в военном френче откровенно зевнул. При этом он даже не удосужился прикрыть свой рот ладонью. «Интересно, кто это такой? – подумал фон Доденбург. – Чтобы сметь так открыто демонстрировать свое неуважение к Гиммлеру, надо самому быть очень крупной шишкой. Кто же это может быть?»
– Товарищи, я не имею права поделиться с вами деталями всего, что мне известно. Как вы сами прекрасно понимаете, все это – совершенно секретная информация. Однако я могу сообщить вам следующее: битва, в которой вам доведется участвовать спустя сорок восемь часов, станет крупнейшим танковым сражением в истории человечества. И те из вас, кому будет суждено участвовать в ней и выжить, будут потом вспоминать о ней как о главном событии во всей своей жизни. – Гиммлер улыбнулся хищной улыбкой. – А теперь, товарищи, прежде чем я и партайгеноссе Борман [41]41
Мартин Борман – начальник Партийной канцелярии НСДАП, рейхсляйтер; к концу войны стал самым могущественным человеком Третьего рейха после Гитлера. – Прим. ред.
[Закрыть]попрощаемся с вами, мы хотели бы попросить вас разделить с нами скромную солдатскую трапезу.
Когда армейские повара принялись расставлять миски с гороховым супом и сосисками на столах, установленных позади того места, где выстроился батальон, Гейер шагнул к Гиммлеру и Борману и во всю силу своих легких прокричал:
– Зиг хайль!
Стервятник был настолько польщен только что присвоенным ему новым воинским званием, что совершенно позабыл в этот момент свое собственное цинично-насмешливое отношение к помпезным ритуалам и церемониям, введенным в Германии национал-социалистами.
– Зиг хайль!!! – слитно повторили вслед за Стервятником несколько сотен здоровых глоток. В этом громоподобном крике можно было явственно различить неподдельный энтузиазм и веру – те самые чувства, следы которых фон Доденбург тщетно пытался отыскать в себе и окружающих на протяжении вот уже многих последних месяцев. Но теперь они неожиданно вернулись. Раскрасневшийся Куно неожиданно почувствовал, как его снова наполнила былая уверенность. Все сомнения, которые успел посеять в его душе Шульце, сразу отпали. Они должны одолеть русских. И они обязательно это сделают!
– Зиг хайль! – кричал Куно. Его глаза блестели фанатичным блеском. – Зиг хайль!
* * *
Гауптшарфюреру Метцгеру было поручено отобрать из числа бойцов батальона тех, кому можно было поручить обслуживать стол рейхсфюрера СС во время обеда. Непосредственно руководить этой импровизированной группой официантов должен был обершарфюрер Шульце – единственный унтер-фюрер из состава «Вотана», награжденный Рыцарским крестом.
Вызвав к себе перспективных кандидатов, Метцгер принялся просматривать их одного за другим.
– Произнеси-ка эту фразу, парень: «Можно предложить Вам соль, рейхсфюрер?» – обратился он к рослому новобранцу родом из Румынии.
Парень повторил за ним сказанные слова, но его немецкий был так плох, что Метцгер побагровел.
– Нет, ты совершенно не годишься! – заорал он. – На каком немецком ты вообще разговариваешь? Ты что, думаешь, наш батальон – это что-то вроде вонючего Иностранного легиона [42]42
Иностранный легион (фр. Légion étrangère) – воинское подразделение, входящее в состав сухопутных войск Франции; комплектуется добровольцами (наемниками) из более чем 136 наций, которые подписали временный контракт. – Прим. ред.
[Закрыть]?
Пара других кандидатов была отвергнута из-за того, что они не были блондинами, – ведь всем было известно, что рейхсфюрер СС предпочитал видеть вокруг себя блондинов. Наконец, Мясник обратил внимание на высокого парня в конце выстроившейся перед ними шеренги кандидатов. Это был один из бывших танкистов из состава 8-й бронетанковой дивизии, накануне влившихся в ряды «Вотана».
Метцгер ткнул пальцем в его сторону:
– Ты подходишь! Только смени этот танкистский комбинезон. Ты же служишь теперь в СС, не стоит об этом забывать!
– Разве можно забыть о таком крупном событии в жизни, как зачисление в ряды СС, гауптшарфюрер? – лениво осклабился солдат. – Сегодня ты можешь разделить с рейхсфюрером гороховый суп и сосиски, а завтра тебя втиснут в деревянный гроб. Служа в СС, можно действительно наслаждаться жизнью!
– Прикуси-ка язычок, ты, сопляк! – угрожающе бросил Метцгер. Но сейчас у него совсем не было времени заниматься воспитанием новобранца. Главным в данный момент было как можно более срочно подготовить бойцов для обслуживания стола рейхсфюрера. К тому же Гиммлеру вдруг срочно потребовалась минеральная вода, а ее нигде не было. Метцгер торопливо повернулся к Шульце:
– Шульце, вот твои помощники! Проследи затем, чтобы руки у них были чисто вымыты. И чтобы под ногтями у них не чернела грязь, собранная со всех русских степей! Для очистки ногтей можешь использовать вот это!
Он швырнул Шульце русский штык-нож, которые повара «Вотана» использовали для разделки мяса, и побежал искать чистую питьевую воду, которую потребовал рейхсфюрер.
Шульце вручил штык ближайшему бойцу и проследил за тем, как тот вычищает себе грязь из-под ногтей. Затем он передал оружие другому. Наконец, очередь дошла до вчерашнего танкиста из состава 8-й бронетанковой дивизии.
– Ну что ж, парень, давай-ка проверим, в какой чистоте ты содержишь свои когти! – Шульце вручил бойцу штык и вдруг заметил, что на пальцах его левой руки выколоты какие-то буквы.
– M-A-R-C-H-E, – прочитал Шульце. – Marche? Что, черт побери, это означает?
Вместо ответа мужчина протянул ему правую руку. На каждом пальце его правой руки тоже были синей краской выколоты буквы – но уже другие.
– Вместе это читается так: «Marche ou creve», – произнес он после небольшой паузы. – Если ты не настолько культурный, как я, то я тебе объясню: в переводе с французского это означает: «Иди вперед или сдохни».








