Текст книги "Дело без трупа"

Автор книги: Лео Брюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Это было, конечно, новой и неожиданной точкой зрения.

ГЛАВА XI

– Чёрт возьми, – сказал Биф, когда мы наконец оказались в автомобиле. – Она же просто не закрывала рта! Сэр, почему вы её ни разу не остановили?

– Вам ещё многому нужно учиться, сержант, – заметил Стьют. – Бывают ситуации, когда лучше позволить людям говорить, чем заставлять их говорить. В истории миссис Уокер было много мусора, но мы получили информацию, которую хотели.

Я подумал, что термин «мусор» в данном случае по отношению к речам миссис Уокер, был очень характерен для Стьюта. В нём самом не было ничего «ненужного»: он двигался от точки к точке очень экономно.

– По крайней мере, она позволила нам ещё немного заполнить наше расписание. Единственные важные промежутки теперь – время между 11 часами и 1, между 2.15 и 4 и между 6.30 и 8.15.

– Так точно, сэр, – покорно согласился Биф.

Когда мы покидали деревню, молодой констебль, который указал нам расположение «Розового коттеджа», поднял руку, сигналя, что хочет поговорить со Стьютом. Затем он поспешил к автомобилю, а Стьют опустил стекло.

– Да, Смит?

– Есть ещё кое-что, что, по-моему, вам следует знать. Приблизительно в 5.10 в тот день этот молодой Роджерс с девушкой, которая останавливалась в «Розовом коттедже», заходили в деревенский универмаг.

– Так, и?

– Он оставил мотоцикл снаружи, и они вошли оба. Он попросил продать им верёвку.

– Верёвку? – быстро спросил Стьют, и мне показалось, что глаза у него загорелись.

– Да, сэр. Миссис Дэвис сказала, что только что получила бельевую верёвку в виде мотков по двенадцать ярдов, и молодая особа спросила, не могла ли она продать им меньше, поскольку им нужно лишь привязать дипломат к мотоциклу. Миссис Дэвис сказала, что не может резать, и парень согласился взять весь моток.

– Она видела, как они привязали дипломат?

– Я спросил её об этом, сэр, и она сказала, что в магазине было полно народа, и она не заметила, но полагает, что прошло несколько минут, пока не раздался звук мотоцикла снаружи. Это всё, что она знает, сэр.

– Спасибо, Смит. Очень полезно, – сказал Стьют и вновь тронул с места машину. – Интересно, – сказал он Бифу, – смог бы получить для нас такую информацию человек с таким именем как Теккерей или как там его?

Биф почувствовал себя задетым.

– Да, интересно, – сказал он, а затем затих. Я симпатизировал ему. В Смите было какое-то излишнее самодовольство.

Мы вновь неслись по пустоши, и я не мог не вспомнить ужасные слова миссис Уокер о том, что тело Стеллы Смайт и сейчас лежит на этой заброшенной земле. Казалось, что эта же мысль возникла и у Стьюта, поскольку он заговорил с Бифом, не отрывая глаз от дороги.

– Нам нужно будет обыскать это место, – сказал он.

– Очень хорошо, сэр, – сказал Биф, всё ещё надувшись.

Остальную часть дороги заняла небольшая беседа, а я сидел в задней части автомобиля, задаваясь вопросом, какие выводы сложились к настоящему моменту в умах этих двух следователей.

В отделении полиции Стьюту сказали, что его ждёт мужчина, и, когда мы вновь расселись в небольшом кабинете Бифа, его пригласили войти. Это оказался Чарльз Мидоус, носильщик, служащий на железнодорожной станции.

– Салют, сержант, – сказал он, демонстрируя слишком дружеские отношения.

Биф откашлялся.

– Добрый вечер, Мидоус, – произнёс он самым торжественным тоном. – Что я могу для вас сделать?

Мистер Мидоус, бледный и довольно маленький человечек лет сорока, наклонился вперёд с выражением хранителя важной тайны.

– У меня есть кое-что, что вас заинтересует, – сообщил он.

Его перебил Стьют:

– Мы очень заняты. Что вы хотите сказать?

Мистер Мидоус скривился как от боли.

– Я пытаюсь помочь.

– Ну, хорошо. Что вы можете нам рассказать?

– Я видел молодого Роджерса тем вечером, когда шёл с дежурства, – сказал мистер Мидоус.

– Во сколько это было?

– Приблизительно без десяти шесть.

– Где?

– Ну, я живу на Чопли-роуд. Я шёл, не думая ни о чём  конкретном, пока не миновал последний дом по улице и поравнялся с тем участком, откуда отходит дорожка к нашему коттеджу…

– Это не очень точное описание, – вмешался Стьют. – Вы подразумеваете, что имеется участок дороги без каких-либо зданий между последними предместьями городка и местом, где вы живёте?

– Правильно, сэр. – Бедный мистер Мидоус был совершенно подавлен напором Стьюта.

– Итак?

– И там передо мной, рядом с дорогой, я увидел стоящий мотоцикл. Когда я подошёл поближе, мужчина, который сидел в седле, сказал «Привет, Чарли», и я узнал молодого Роджерса.

– Но вы не могли его разглядеть?

– Ну, я признал его по голосу и всему прочему, – осторожно продолжил Мидоус. – А на заднем сиденье была молодая особа.

– Какая молодая особа?

– Не могу сказать. На ней был белый плащ, и это всё, что я знаю. Свет фары от мотоцикла светил мне прямо в глаза, и поэтому я не разглядел.

– Роджерс сказал что-нибудь ещё?

– Да, я как раз к этому перехожу. Он спросил, во сколько отходит скорый поезд в Лондон. «Эта девушка, – сказал он, – должна на него сесть». Ну, я сказал ему, что в шесть часов. И он ответил: «Спасибо, Чарли. Увидимся вечером». Ну, я и продолжил свой путь.

– О! Вы ушли. А он?

– Я действительно не знаю. Вскоре я добрался до своего дома и вошёл внутрь. Было слишком холодно, чтобы торчать на улице.

– А девушка ничего не говорила?

– Нет, по крайней мере, пока я был там.

– Понимаю. Спасибо, Мидоус. Очень вам обязан.

– Да ладно, – ответил Мидоус почти столь же разочаровано, как мистер Сойер в аналогичной ситуации. – Жаль,  не могу рассказать больше.

Когда он оставил нас, Стьют взял бумагу и ручку и решительным тоном сказал: «Итак…»

Мы ждали. Он, казалось, на мгновение глубоко задумался, а затем начал говорить, одновременно делая записи.

– Мы можем составить своего рода программу действий молодого Роджерса на тот день. Конечно, имеются дыры, и многое опирается на слова свидетелей, некоторые из которых могут ошибаться, а некоторые лгать. Но это, своего рода, план, от которого мы можем отталкиваться. И это не так уж плохо для одного дня работы.

Я заметил, что он полностью проигнорировал целый день накануне, в течение которого на сцене действовал Биф. Насколько я помню, инспектор написал следующее:

10.30. Покинул магазин старого Роджерса в Брэксхэме.

11.0. Приехал в «Розовый коттедж» в Чопли и спросил Смайт.

11.5. Покинул Чопли.

1.0. Прибыл в «Прайвет-Риверсайд-отель» на ланч с Ферфаксом.

2.0. Покинул «Прайвет-Риверсайд-отель» вместе с Ферфаксом.

2.10. Добрался до «Митры» с Ферфаксом.

2.20. При прибытии иностранца покинул «Митру» с Ферфаксом.

2.45. Завёл мотоцикл в «Прайвет-Риверсайд-отеле».

4.0. Вновь прибыл в «Розовый коттедж».

4.0-5.0. В «Розовом коттедже» со Смайт.

5.10. Купил верёвку в универмаге в Чопли.

5.50. На дороге сразу за Брэксхэмом разговаривал с Мидоусом.

6.10. Вошёл в паб «Дракон» около станции.

6.30. Покинул «Дракон».

8.0. Возвратился в магазин старого Роджерса.

8.20. Вошёл в «Митру», где признался, что совершил убийство, и принял яд.

– Видите какие-либо нестыковки, сержант? – спросил Стьют.

– Нет, сэр. Нет, если всё, что нам говорили, верно. Но, конечно, имеются неприятные дыры.

– Совершенно верно. Имеются. Предположим, мы выделим каждый раз по получасу на его поездки в Чопли. Они не могли занять много больше, если только не ломался двигатель или не было других задержек. Это означает, что имеется час и двадцать пять минут, о которых мы ничего не знаем, между его отъездом в Чопли утром и достижением «Риверсайда». С другой стороны, если требуется десять минут, чтобы дойти от «Риверсайда» до «Митры».

– Не больше, – вставил Биф.

– Ну, уж вы-тодолжны знать, сержант, – согласился Стьют.

– Я всегда езжу на велосипеде, – парировал Биф.

– Так или иначе, положим десять минут. Это оставляет неизвестной четверть часа между моментом, когда он вышел из «Митры» с Ферфаксом, и моментом, когда он завёл свой мотоцикл. И другие три четверти часа,  которые мы не можем объяснить, между этим моментом и временем, когда он достиг «Розового коттеджа».

– Всё абсолютно верно, – сказал Биф после долгого изучения «расписания».

– Но что наиболее загадочно, – сказал Стьют, – это полтора часа между временем, когда он покинул «Дракон», и его прибытием в магазин старого Роджерса.

– Да. Это забавно, – согласился Биф, подавляя зевок.

– Однако, – сказал Стьют, – терпение и система. Со временем мы заполним и это всё.

Я поднялся, чтобы уйти, поскольку приближалось время обеда, а я устал и проголодался. Я повернулся к Стьюту.

– Огромное спасибо, – сказал я, – за то, что позволили мне быть с вами сегодня.

– О, пустяки, – сказал он с выражением лица, напоминающим улыбку. – Знаете, мы уже привыкли к этому. Сейчас преступление не было бы преступлением, если бы вокруг не крутилась полудюжина деятелей от литературы, подобных вам. Вот только на днях… Но, возможно, лучше вам об этом не знать. Она поместила меня в свою новую книгу! Доброй ночи.

Сержант последовал за мной к двери. С заговорческим кивком в направлении инспектора Стьюта, он хрипло прошептал:

– Он остановился в «Митре», где и вы. Поэтому вечером я там не появлюсь. Если желаете метнуть пару дротиков после ужина, заходите в «Дракон», и я сражусь с вами в триста один. Идёт?

Я кивнул.

ГЛАВА XII

Я принял приглашение Бифа и после холодного перекуса направился в «Дракон». Когда я проходил мимо переулка, идущего к реке, я остановился и задумался, почему он так заинтересовал Стьюта. Его приказ о прочёсывании пустоши свидетельствовал, что, по его мнению, убийство было совершено там. Зачем тогда такое пристальное внимание к этому месту и его восклицание, когда он увидел пристань? Было ли это плодом более ранней теории, которая затем оказалась отброшенной? Или это место было свидетелем какого-то другого аспекта трагедии? Или же действительно была права словоохотливая миссис Уокер, когда сказала, что могло быть несколько убийств?

Конечно, с нависающими высокими стенами склада переулок выглядел достаточно зловещим. И я предположил, что тело могло быть скинуто с той пристани в реку. Но… впрочем, я слишком хорошо был знаком с расследованиями, чтобы начинать фантазировать.

Биф прибыл спустя несколько минут после меня, и мы прислонились к барной стойке. После того, как мистер Сойер удовлетворил своих более настойчивых клиентов, он направился к нам.

– Былоещё кое-что, что я должен был рассказать сегодня, – сказал он и внимательно посмотрел на нас.

– О чём? – спросил Биф.

– Но я не понимаю, почему я должен был говорить это тому, другому парню. Мне он вообще не понравился.

– Он в порядке, – сказал Биф. – Умный. Вы бы посмотрели, как он разобрался в том, где молодой Роджерс мотался в среду. Выписал всё так аккуратно – время, место и прочее. Для таких парней, как он, – это дело раз плюнуть. Он его раскрутит в два счёта, ахнуть не успеешь.

– Да уж, наверное. Но мне он не нравится, – упрямо повторил мистер Сойер. – Казалось, он просто не хочет слушать, что ему говорят. А как я говорю, было кое-что ещё.

Биф пососал кончики усов и попытался придать лицу заинтересованное выражение.

– Это о молодом Роджерсе, когда он приезжал сюда тем вечером. Говорил о вас довольно гадко, сержант.

– Обо мне?

– Да. Оказалось, что у него не было заднего фонаря на мотоцикле. Именно поэтому он заехал в переулок вместо того, чтобы оставить машину у входа. Только мне не хотелось об этом говорить тому, другому типу. И ещё Роджерс сказал, что не собирался давать вам возможность заставить его платить штраф. Сказал, что вы и так над ним поиздевались. Но он хотел бы отомстить.

– Это всё?

– Да. Это всё. Я подумал, что вам следует знать.

Мистера Сойера отвлекли посетители, но, когда он возвратился, то спросил, как продвигается дело.

– Если не возражаете, – сказал Биф со своей абсурдной помпезностью, – мы не будем сейчас обсуждать этот вопрос. Я уже сыт этими разговорами за сегодняшний день и не собираюсь тратить на них вечер. У человека должна же быть хоть какая-то личная жизнь!

Но когда несколько минут спустя тучный мистер Сойер сказал, что ему в голову только что пришла ещё одна мысль, сержант вновь проявил интерес.

– Это было, когда он уходил, – сказал мистер Сойер. – Он был одет в свой мотоциклетный костюм и тот был мокрым. Он посмотрел на часы и сказал, что должен спешить. Он сказал, что встречается со своей девушкой в семь.

– Он так сказал? – переспросил Биф.

– Да. Это, должно быть, было через полчаса, как он вошёл.

– Спасибо, мистер Сойер, – сказал Биф.

Час или два спустя, когда я уже был в кровати в «Митре», я вспомнил о гротескном Сойере, хрипло рассказывающем свою тривиальную тайну. Именно это, наверное, является одной из причин, по которой мне нравится участвовать в расследовании. Оно словно приподнимает крышку над небольшим городком, таким как Брэксхэм. Имея право задавать самые личные и неудобные вопросы, следователь может заглянуть во множество очень непохожих жизней.

Взять, например, этого толстого владельца бара: он день за днём ковыляет по заведению, сжигая внутренности алкоголем, без свежего воздуха и без физических упражнений, которые могли бы хоть как-то уравновесить этот эффект, ежедневно встаёт, чтобы открыть своё грязное заведение, спит тяжело, двигается как можно меньше, его мозг затуманен винными парами, глаза остекленели. Бог знает, каким он был в молодости – трудно представить его не таким, каков он сейчас. И так будет продолжаться, пока не настанет время отнести его распухшую тушу на кладбище.

А сколько других характеров и историй появилось перед нами за два дня в результате опросов! Старики Роджерсы, которые приняли бродягу-неудачника, потому что, по их собственным словам, он им «показался», когда зашёл в их магазин с просьбой. Они, по словам почтальона, просто «помешались» на парне, и я мог этому поверить, когда вспоминал заплаканное лицо миссис Роджерс и взволнованный взгляд маленького сапожника. В какой-то степени парень, казалось, отвечал на их доброту: по крайней мере, он предпочёл работу тем заботам о нём, которыми они были готовы его окружить.

Очень легко можно было себе представить, что за жизнь была у этой пожилой пары в квартирке позади магазина. Всё определял календарь и даты, когда их Алан должен был приехать в отпуск на несколько дней. Я был почти склонен согласиться с Молли Катлер, когда она сказала, что молодой Роджерс, должно быть, убил в порядке самозащиты. Как в противном случае он смог бы смотреть в глаза своим старикам?

А мать и дочь Катлеры? Какой любопытный конфликт развивался там. Пожилая женщина, – заботящаяся о приличиях, представительная, жестокая, и девушка – прекрасная и свободная. Можно было видеть, как она смотрела на свою мать – не с вызовом или агрессией, а со своего рода скрытым безразличием. Она никогда не стремилась ответить на любое из злобных замечаний миссис Катлер, и у неё была своя собственная точка зрения. Чувствовалось, что в какой-то степени эти двое пришли к пониманию, что сильно различаются, и поэтому по возможности старались оставаться на тех немногих точках соприкосновения, каковые имелись. Молли даже не то, чтобы скрыла от матери своё любовное увлечение. Она просто не обсуждала его больше, чем другие аспекты своей жизни.

Всё же она любила молодого Роджерса. В этом не было сомнений. Глубокая и прочная любовь, которая, по-моему, готова была простить ему очень многое и многое сделать для него. Каким же дураком был этот парень, что не женился на ней давным-давно. Если только не существовало препятствия, о котором мы ничего не знали.

Я подумал о миссис Мердок, с её мрачной претенциозностью, настойчивостью в использовании в разговоре о бизнесе таких слов как «клиент», «ланч», «официант», и о довольно унылом виде её отеля. Она была таким типом женщины, которая, если бы не вынуждена была признать определённые факты, бодро лгала бы направо и налево, лишь бы не впутать отель в нежелательную историю.

Затем миссис Уокер. С улыбкой я подумал, насколько безвкусной она выглядела. Как она была рада дать адрес молодого Роджерса заинтересованной мисс Смайт, и как она злорадствовала по поводу того, что девушка приехала «получить должное». Во всей её болтовне ярко сквозило удовольствие, с которым она наблюдала за развитием событий, и огорчение, которое она чувствовала от того, что не может уже сейчас выступить главным свидетелем. Я словно видел её перед собой, с неопрятными рыжими волосами и не очень чистым лицом, когда она вываливала перед нами свою драгоценную информацию.

Были и другие, кто продемонстрировал неожиданную сторону своего характера. Миссис Симмонс, хозяйка этого отеля, с её ходьбой на цыпочках из-за уважения к мёртвому телу в доме, даже если это было тело убийцы; мистер Симмонс с его эгоистичным беспокойством о влиянии события на прибыль; Чарли Мидоус, наслаждающийся возможностью поучаствовать в расследовании, и официант в «Риверсайде», уступающий настырному Бифу.

Ни один из этих людей никогда не был бы для меня никем большим, чем случайный прохожий, но внезапный катаклизм в их городе, который всегда вызывается убийством, разбил их обычно прочный щит.

Было ещё, конечно, слишком рано, чтобы сформулировать теорию о самом преступлении, и было слишком много вопросов, остававшихся без ответа. Если бы, например, молодой Роджерс действительно убил девушку, поскольку такое предположение казалось довольно разумным, то когда и где он это сделал? Не на пустоши, как мы вообразили днём, поскольку девушку видели сидящей на его мотоцикле без десяти шесть около станции. И как или где он мог сделать это после этого? Если она непоехала на шестичасовом поезде, то где она была в течение этих двадцати минут или больше, которые он провёл в «Драконе», то есть до 6.10? Или опять, если он убил девушку, почему исчез Ферфакс? А иностранец?

Если исключить девушку и выбрать в качестве убитого Ферфакса, то когда Роджерс мог это сделать? Он повёз человека на заднем сидении своего мотоцикла и в течение того короткого промежутка времени между запуском мотора в Риверсайде и приездом в «Розовый коттедж» убил его и избавился от трупа? Практически невозможно. А может быть  Ферфакс оставался  весь день вдали от «Риверсайда» и был убит Роджерсом после того, как последний проводил Смайт на её шестичасовой поезд? Если так, то где? Каким образом? И, прежде всего, почему?

Что касается иностранца, то здесь всё было слишком туманно. У нас не было никакого намёка даже на его национальность, не говоря о причине находиться в Брэксхэме. Но предположим, что молодой Роджерс убил его, кем бы он ни был, днём или вечером, – кого тогда я видел через дорогу, когда Биф и Симмонс несли труп? Кто навестил труп той ночью и почему?

Хорошо было Стьюту рассуждать о системе и расписании – пусть бы он лучше ответил на несколько из этих вопросов. Да ведь по сути, Боже ж ты мой, мы были в такой же тьме, как и раньше. Мы даже не знали настоящего имени молодого Роджерса!

ГЛАВА XIII

Когда на следующий день я прибыл в отделение, детектив-инспектор Стьют едва успел буркнуть мне доброе утро, как принялся жаловаться на Бифа.

– Ещё не явился! – сказал он. – У этого человека нет никакого чувства времени. – Он одарил меня довольно мрачной улыбкой. – Вы испортили его, знаете ли, описывая ту удачу, которая выпала ему в деле Терстонов. Бедный парень вообразил, что он – детектив.

– Не думаю, что он когда-нибудь так считал, – возразил я.

Именно в этот момент появился Биф, выглядя несколько заторможенным и раздражительным, как всегда рано утром.

– Ну, сержант, – сказал Стьют, – я уже сделал половину дневной работы. Я дал инструкции в Лондон, чтобы они разыскали адрес этой девицы Смайт или проследили её историю до последних событий. Если она именно такова, как мы предполагаем, найти её квартирку не должно быть очень трудно, хотя, жива ли она или нет, ещё неизвестно.

Он перевернул несколько бумаг и продолжил бодрым голосом:

– Я также принял меры, чтобы была обыскана пустошь, – во всяком случае для начала на двести ярдов в каждую сторону от дороги. Они там формируют поисковые группы. К счастью, охотничий инстинкт в людях всё ещё достаточно силён, поэтому поисковые группы набрать нетрудно.

Стьют сделал паузу и зажёг сигарету.

– Затем – вы меня слушаете, сержант? – я передал почтальону, который обслуживает Хай-стрит, чтобы он прибыл сюда сразу же, как только закончит свой маршрут.

– А он-то вам зачем? – это были первые слова, которые произнёс Биф.

– Я хочу узнать, были ли доставлены молодому Роджерсу какие-нибудь другие письма, о котором его тётя и дядя ничего не знали. Обычное рутинное расследование, Биф. Именно такое, какое вы должны были уже сделать. Жаль, что вы не могли понять, что это дело невозможно решить каким-то гениальным озарением, а лишь постоянным сбором фактов.

– Так точно, сэр, – выпалил Биф.

– Затем, поскольку я понял, что вы об этом забыли, я приказал обыскать внутренности того склада около «Дракона».

– Ах, да, понимаю, – сказал Биф, посасывая кончики усов.

– И наконец, я взглянул на мотоцикл. Как я понял, вы позволили ему оставаться у старого Роджерса. Я приказал привезти его сюда. Это должно было быть сделано сразу.

– Зачем? Там не на что было смотреть. Я его осмотрел сам.

– Мне лучше судить, сержант. А теперь, не будете ли вы так любезны выслушать, какие сообщения пришли этим утром? Спасибо. Лаборатория сообщает, что краска на манжетах рубашки и на рукаве пальто – действительно человеческая кровь. Бутылка, из которой пил молодой Роджерс, содержала цианистый калий. А парочку Ферфаксов ещё не обнаружили.

– Ну, мы знали о краске и бутылке, – сказала Биф, – таким образом, мы не намного продвинулись.

– Минуточку! – перебил Стьют. – У меня тут имеется отчёт от человека, который опросил единственного из стюардов, плававших с молодым Роджерсом и у которого действительно было, что сообщить.

Биф поднял голову. Это, казалось, его заинтересовало.

– Имеется лишь один небольшой пунктик, – сказал Стьют, – и он заключается в следующем. Молодой Роджерс, очевидно, имел привычку привозить домой много лотерейных билетов из Буэнос-Айреса. Он вёз их в запечатанном конверте и сказал этому стюарду, что всегда немного опасался, что их найдут на таможне.

– Это всё?

– Да. Наш человек очень старался выяснить какие-нибудь подробности, но Роджерс никогда не говорил никому, что он делал с этими билетами в Англии.

– Ну, всё равно, это стоит знать, – сказал Биф.

– Всё, связанное с этим делом, стоит знать, – сказал Стьют. – Лишь координируя все эти сведения, мы добьёмся правды.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл констебль Голсуорси. Этот крупный, прекрасно сложенный сельский парень с румяным молодым лицом и довольно умными глазами производил впечатление почтительной независимости, что заставило меня именно его рассматривать в качестве наиболее эффективного полицейского, а не констебля Смита из Чопли, который практически стал любимчиком Стьюта.

– Здесь Фосетт, почтальон, сэр, – сказал он Стьюту.

– Введите его.

Садясь на стул, Фосетт выглядел немного смущённым. Его обмен фразами с Бифом обычно был менее формальным.

– Я хочу, чтобы вы, Фосетт, хорошо подумали. Вы можете вспомнить, какие письма доставляли молодому Роджерсу в последнее время?

Фосетт обдумал этот вопрос очень тщательно.

– Было одно, – сказал он наконец.

– Когда оно прибыло?

– Не могу сказать в точности. Приблизительно за день до его возвращения домой.

– Вы не заметили почтовый штемпель?

– Нет. Не заметил. Если бы я обращал внимание на каждый почтовый штемпель на письмах, которые доставляю….

– Ни почерка?

– Нет.

– И вы не можете вспомнить никаких других за последнее время?

– Нет.

– Ни одного из-за границы?

Этот вопрос заставил Фосетта вновь задуматься.

– Было одно из-за границы, – сказал он наконец, – но не думаю, что оно было для него. Оно было для мистера Роджерса.

– Когда оно пришло?

– Перед тем, другим. Приблизительно за неделю до него. Я это помню, потому что это был один из тех тонких конвертов, которые используют для авиапочты.

– В самом деле? Вы уверены, что оно было не для молодого Роджерса?

– Нет, не могу припомнить. У меня всего лишь есть ощущение – а уверенности нет, – что оно было адресовано просто «мистеру Роджерсу». Но может быть, это мне показалось.

– Вы помните, что доставили его?

– Да. Потому что помню, как сказал мистеру Роджерсу, что с такими тонкими конвертами нужно быть осторожным: они легко могут затеряться среди других.

– Он взял письмо лично?

– Правильно.

– И откуда это прибыло?

– Ага! Теперь, когда вы спросили... – сказал Фосетт. – Я ничего не знаю об иностранной почте. – Это подразумевало, что уж в национальной почте он специалист. – Я могу только сказать, что оно прибыло из-за границы.

– Ну, я вам очень обязан, Фосетт. Это всё, что нам от вас было нужно.

И Фосетт, хотя впоследствии совершенно не мог объяснить почему, произнес: «Благодарю вас, сэр», – и вышел.

Некоторое время Стьют оставался необычно тихим и задумчивым, а затем сказал:

– Может быть, стоит проследить. Биф, позовите этого констебля со смешным именем.

– Голсуорси! – рявкнул Биф, не вставая со стула.

Стьют вздрогнул, но повернулся к молодому человеку.

– Идите к мистеру Роджерсу, сапожнику, и спросите его, не помнит ли он письма, прибывшего авиапочтой из-за границы приблизительно за неделю до того, как его приёмный племянник возвратился домой. Узнайте, кто его написал, кому оно было адресовано и вообще всё, что сможете. И, между прочим, мне нужен образец почерка молодого Роджерса.

– Очень хорошо, сэр.

Мы вновь остались одни.

Мои воспоминания обо всех событиях того дня фактически относятся к пребыванию в течение нескольких часов в небольшом кабинете Бифа вместе со Стьютом, получающим отчёты и посылающим запросы. Это был день, призванный  сузить границы наших поисков и выжать последние сведения из местных жителей. Перед полуднем человек, который обыскивал склад, возвратился и доложил, что ничего не обнаружил. Эту работу проделал второй констебль Бифа, – довольно долговязый парень с большим носом, – по имени Кертис.

– Ничего там нет, сэр, – доложил он довольно прохладно Стьюту, – и вы можете быть уверенным, никто не мог бы туда войти, не имея ключа от двери на улицу. Вокруг окон и дверей, выходящих на реку, полно пыли и паутины, которую не тревожили в течение многих месяцев.

– А в самом месте ничего?

– Вообще ничего, сэр.

– Спасибо, Кертис.

Стьют никогда не выказывал разочарования, если вытягивал пустышку. А второе разочарование ожидало его уже через несколько минут, когда Голсуорси возвратился от сапожника.

– Ну? – приветствовал инспектор констебля.

– Я видел мистера Роджерса, сэр, – начал Голсуорси, переводя дыхание, – и он отлично помнит это письмо. Он утверждает, что оно было для него и было послано самим молодым Роджерсом из Рио-де-Жанейро перед возвращением домой.

– Вы спросили о содержании?

– Так точно, сэр. Ничего особенного, сказал он. Кажется, у молодого Роджерса была привычка, когда он был за границей, время от времени посылать им письмо авиапочтой. Мистер Роджерс пытался найти это письмо, но не смог. Он нашёл старый конверт, надписанный рукой молодого Роджерса, и дал его мне. Вот, пожалуйста, сэр.

Мы исследовали грязный конверт. Почерк был уверенным и простым: не скажешь, что это письмо неграмотного человека, но и о хорошем образовании говорить не приходится.

– Очень хорошо, констебль, – сказал Стьют. Он всё ещё не мог заставить себя называть его по имени.

Следующий человек, который посетил нас, принёс с собой больше полезной информации. Это был чоплинский викарий, целеустремлённый и увлечённый, румяный и шумный.

– Ах, инспектор, – воскликнул он, обращаясь к Стьюту, и я молча задался вопросом, почему викарии так часто начинают свои предложения с этого восклицания, – молодой Смит, наш деревенский полицейский в Чопли, посоветовал мне зайти к вам.

Его звонкий голос заполнил всё отделение. Я был рад видеть, что Стьют относится к нему без дополнительных церемоний – так же как и к другим свидетелям.

– Садитесь, викарий, – предложил Стьют.

– Дело в том, что я могу помочь вам в этом трагическом деле. Или, с другой стороны, моя информация может быть бесполезной. Но я говорил с молодым Смитом, а он у меня один из певчих, знаете ли, умный молодой парень, и я надеюсь, что его ждёт большое будущее. – Моё личное отношение к паре «Голсуорси—Смит» немедленно усугубилось. – Я рассказал ему, что возвращался из Брэксхэма в среду днём в своём автомобиле…

– Во сколько это было?

– Время? Время! Ха! Ха! Вы спрашиваете меня, во сколько! Вы не знаете моей репутации, инспектор. Самый непунктуальный человек в мире. Я этим печально знаменит! Время для меня ничего не значит.

– И всё-таки, примерно?

– Ну, это, должно быть, было между пятью и шестью дня. Я был в это время один. И я увидел мотоцикл, стоящий на обочине.

– В каком направлении?

– Ко мне. К Брэксхэму.

– Марка?

– Ах! Вот здесь я могувам помочь. Когда-то был заядлым мотоциклистом. Теперь, конечно, пришлось бросить. Это был «Радж-Вайтворт», 500 кубических сантиметров, специальная модель. Должен сказать, довольно новый. Ну, я подумал, обычная вещь. Молодёжь, инспектор, молодёжь! – И он захохотал смехом, который, предполагаю, можно было бы описать, как сердечный, однако мне он показался жутким.

– Вы кого-нибудь видели?

– Да, видел. Молодого человека и девушку. Они шли от меня через пустошь. Я не мог видеть лиц. Но на парне была такая чёрная непромокаемая куртка и обтягивающие брюки. А на  девушке – белый плащ. Конечно, я продолжил свой путь.

– Конечно. – Стьют встал. Очень вам обязан, викарий.

– Пустяки. Был рад. Жаль, не могу сообщить больше. Странная у вас работёнка. Ха! Ха! Сцапали убийцу и не можете найти убийство! Ну надо же! Хорошего дня, инспектор! – и его крики послышались уже снаружи.

Было около трёх часов, и Стьют решил, что мы должны немедленно съездить на пустошь и поглядеть на достижения поисковой группы. Похоже, заявление викария было дополнительным свидетельством, что именно здесь должны быть сосредоточены наши надежды на новые факты. Каким бы шумным и суетливым не был викарий, его информация была очень к месту. Он в точности описал одежду, которая была на Роджерсе и этой девушке Смайт. Он даже заметил марку мотоцикла.

Казалось, было много шансов, что скоро мы обнаружим решение нашей проблемы. Я был рад, что Стьют ехал быстро, а констебль Смит из Чопли уже ждал нас.

– Я сконцентрировал поиски в той части, которую мне показал викарий, – сказал он.

– Что-нибудь нашли?

– Довольно много всего – ответил Смит с самодовольной улыбкой, и подвёл нас к коллекции объектов, выложенных на траве.