Текст книги "Блокадный дневник Лены Мухиной"

Автор книги: Лена Мухина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

26/IV

Все бело, покрыто снегом.

Снег на улице, на крыше.

Садик снова стал весь белым,

Но то снег не зимний, слышишь.

Сейчас второй час дня, а крыши уже успели высохнуть. Я специально ходила на Гороховую за хлебом, и мне действительно повезло. Хлеб мягкий, пушистый как пух, поэтому мне дали большой кусок. Отнесла хлеб домой, пошла в столовую. Народу сегодня было мало. Взяла 2 соевых каши и колбасу. Сейчас сижу с ногами под одеялом и слушаю радио. И думаю, как же мне поступить, если сейчас уже пошел ладожский лед, значит, в начале мая будет эвакуация водным путем, ехать ли мне сразу к Жене или май проучиться в школе, подпитаться немного, а потом и уехать. Прямо не знаю, как и быть. С одной стороны, хочется очутиться опять в школе, вместе с другими ребятами сесть за парту, вынуть книги и тетради, как заманчиво. А питание, подумать только. Утром придешь в школу – горячий сладкий чай и хлеб с маслом. Да, совсем забыла, на завтрак ведь каша, горячая каша с маслом, а потом чай. На сытый-то желудок и учиться будет одно удовольствие. Пройдет несколько уроков, пойдешь обедать. Обед можно частью домой взять, частью там съесть. То же самое и с хлебом.

Да, это все хорошо. Но вот что плохо. Домой придешь, пусто, кругом чужие, никому до тебя нет дела.

А налеты, а артиллерийские обстрелы. Рисковать опять своей жизнью? Каждую минуту тебя могут убить. Страшно. Жить хочется. Как же мне быть? Милый дневничок, как жаль, что ты ничего не можешь мне посоветовать.

С другой стороны, если я плюну на все и уеду, в дороге я буду сыта. Наконец доеду до города Горького. Пойду искать переулок Могилевича. И вот я иду по этому переулку. В одной руке чемодан, в другой сверток, а сердце так и выскакивает из груди от волнения. Наконец дом 5, кв. 1. Я среди своих. Кругом меня не чужие, все свои. Женя, Нюра, Лида, Сережа, Даня. Все вместе сядут за стол, и я с ними как равноправный член. Родные мои, здравствуйте!

Господи, какое это будет счастье!

Как же мне быть?

А потом-то, потом. Буду вместе с Лидой работать. Она меня познакомит с городом. Будем с ней везде и повсюду вместе ходить. Наступит лето, прекрасное лето. Все кругом зеленое, и Волга, красавица Волга предо мною. А потом кончится война. Я поеду с Женей в Москву. Здравствуй, Москва, здравствуй, красавица. Я теперь из ленинградки сделаюсь москвичкой. С Ленинградом все кончено.

Нет, нет, конечно, я уеду. Что для меня сладкий чай и полкило хлеба в сравнении с одиночеством. Прочь, прочь одиночество. Я хочу к вам, мои далекие родные. Женя, слышишь, как стучит мое сердце, оно хочет вырваться из груди, оно рвется к тебе, Женя.

Душой и сердцем, всем моим существом я уже там, в Горьком. Все мои желания, все мои стремления только об одном, поскорей, поскорей обнять и поцеловать всех вас!! Крепко обнять тебя, Женя! Ведь ты для меня 3-ья мама. Господи, господи! Услышь ты меня. Дай мне благополучно доехать до Горького. Только это я прошу у тебя.

Горький, Горький, Горький… Горький, к тебе, к тебе хочу скорей!!!!

Завтра я получу чай, масло и сахар. Я обязательно пойду в чайную и выпью 2 стакана сладкого чая с хлебом с маслом.

27 апреля

Опять В. Т. и артиллерийский обстрел. Вторая В. Т. за день. Небо безоблачно, солнце сияет. Воображаю, что будет к 1-ому маю. Да, не удалось мне тогда уехать. А ведь вот счастливые, которые уехали. Они будут жить. А я… это еще не известно.

До начала эвакуации остались считаные дни. Неужели мне суждено умереть. Это ужасно. Каждую минуту ждать смерти или от артснаряда, или от бомбы. Эти предпервомайские дни, вероятно, будут такие же жуткие.

Как будет глупо и досадно умереть перед самым отъездом, пережив благополучно все ужасы этой зимы, голод и стужу. Как это будет несправедливо со стороны судьбы, если я, дожившая уже до весны, увидевшая уже молодую зеленую травку, если я, у которой уже вещи сложены, вынуждена буду проститься с жизнью.

Да, очень не хочется умирать!

Быть может, это мои последние строки. Очень прошу: кто найдет этот дневник, отослать его по адресу: г. Горький, переулок Могилевича, д. 5, кв. 1, Е. Н. Журковой.

28 апреля

Хорошо жить ожидая. Я все эти дни живу ожиданием. Нет, ожидание меня нисколько не томит. Я не тороплюсь. Я знаю, что всему свое время. Впереди меня ждет интересное событие, путешествие в другой город. Я поеду на поезде, потом поплыву по воде через Ладожское озеро. Кстати, я никогда не видала Ладожского озера, потом опять на поезде, в Вологде пересадка. И потом опять на поезде до Горького. Путешествие очень заманчиво. А по дороге я буду бесплатно питаться и получать много хлеба. И все это у меня впереди, и до начала этого путешествия остались считаные дни.

А потом новая жизнь. Любопытство меня одолевает. Впереди столько неизвестного, хочется узнать, что там впереди. Но терпенье, Лена, терпенье, всему свое время. Сегодня уже 28. Завтра будет 29, а потом 30-ое. Как я питаюсь эти дни – да не особенно густо.

Вот сегодня моя пища состояла из 300 г хлеба, 50 гр. масла, что осталось, и 150 гр. изюма. Завтра я буду иметь 300 гр. хлеба, 100 гр. колбасы и 75 гр. сыра. 30-ого я буду иметь 300 гр. хлеба, пол-литра вина и 250 гр. селедки. А 1-ого я смогу снова пойти в столовую и купить каши и супа, а может, с первого и хлебца прибавят. А потом я, наверно, уеду. Во всяком случае, до отъезда я буду сыта, а со дня отъезда еще сытей. Как хорошо, радостно жить ожиданием.

Сегодня уже были 2 В. Т. Рано утром и днем. Погода сегодня пасмурная, холодная. Солнышка нет. Однако воробьи весело чирикают. В садике, что напротив моего окна, зазеленели газоны от молодой майской травки. Горох мой растет не по дням, а по часам. Такой красавец. Стройный, прямой, листики зеленые, ровненькие. Веточки мои, что стояли у меня в банке с водой, тоже скоро зазеленеют. Уж почечки раскрылись. Так что все благополучно. Только бы не немцы. Из-за них я очень боюсь 1-ого мая.

Ну да, будем надеяться, что все обойдется как-нибудь.

Скоро, скоро я соберу свой чемодан, сяду на 9-ку с передней площадки, заплачу 1 билет и багаж и поеду знакомым путем по знакомым улицам на знакомый Финляндский вокзал. И вот… гудок, поезд тронулся. Мы проезжаем по мосту, под которым я столько раз одна и вместе с мамой ездила на 20-ке. Прощай, Ленинград. Вот люди на трамвайной остановке смотрят на нас. Что у них в мыслях. Иные, вероятно, завидуют нам, а иные говорят: «Проваливай, нам больше хлеба достанется». Вот слева промелькнули корпуса института охраны и младенчества им. Клары Цеткин.

Да, здесь мы около 2-ух месяцев работали с мамой. Вон по дорожке, в белом халате и белой косынке, с какими-то бумагами в руке, идет девушка. Сколько раз и я так же, вот как и она, ходила по этой самой дорожке относить бюллетень. Только и разницы, что то была зима, все было покрыто снегом, а сейчас весна, май. Вон цветут деревья, видишь, а по откосу железнодорожной насыпи желтеют своими нарядными головками первые цветы мать-мачехи. Прощай, Ленинград.

Небо синее-синее, а над нами, сверкая на солнце, кружатся самолеты. Это наши воздушные патрули. Поезд идет все быстрее. Как хорошо. Я открываю свой чемодан, отрезаю большой ломоть хлеба, смотрю в окно и ем. Я сыта. На вокзале перед отъездом нам дали хорошую порцию супа-лапши. Суп густой, густой и каши гороховой целый котелок. У меня еще каша осталась. Также нам дали 800 гр. кровяной колбасы и кило хлеба, это до Ладожского, а там опять дадут горячую пищу.

Вот как замечательно. Мысленно я уже и из Ленинграда уехала. Но на самом деле сижу с ногами под теплым одеялом. Радио громко тикает, трамваи звенят, гудят редкие автомобили. В желудке у меня не очень-то полно. По правде говоря, я сейчас с удовольствием съела бы все что угодно. Но у меня ничего нет. Ни крошечки, ни одной изюминки не осталось. Все уже успела съесть. Нет, лучше не думать сейчас о еде.

Лена, завтра ты будешь опять кушать. А сегодня ты же кушала, и хватит. Подумай только, съела в какие-нибудь два часа такую уйму изюма – 150 гр. Бедная, бедная девочка. Не тужи, последние денечки ты голодаешь. А с 1-ого мая опять будешь ходить в столовую. Ага, и я обязательно в первый день возьму один суп и две гороховых каши. Суп съем там, а каши дома. А потом, к вечеру, выкуплю свой хлеб. Вот-то будет радость.

29 апреля

Сегодня день пролетел совсем незаметно. Встала после одиннадцати, до этого сидела в кровати и вышивала. Сперва вынесла помои, принесла воды, продала за 5 р. книгу Грибоедова. Потом села на 9-ку, доехала до конца и обратно до Гороховой. На Гороховой купила хлеба по 1 р. 70 к. Замечательный хлеб. Пошла в свой магазин, купила 75 гр. сыра. Замечательный сыр за 19 р. кг. Свежий, мягкий. Заняла очередь за вином. Отнесла домой хлеб и сыр, взяла посуду для вина, вернулась в магазин, получила 1/4 литра розового сладкого вина по 28 р. 20 к. литр. Пришла домой, под одеяло, начала кушать. По маленьким кусочкам наслаждалась около часу. После 5-ти пошла в магазин, узнала, что к вечеру будут селедка и колбаса. У меня денег остался только рубль. Отобрала несколько книг и продала их на улице очень скоро. Выручила 20 рублей. Пришла домой, вышивала, доела сыр, остался только малюсенький кусочек. К 7-ми часам пошла опять в магазин в очередь за колбасой по 19 р. кг, но мне колбасы не досталось, а достались сардельки по И р. кг. Сардельки очень вкусные.

Завтра получу селедку и пиво. Завтра, говорят, по новым карточкам можно будет получить вместо хлеба булку. А сейчас спать, спать. Я очень устала за сегодняшний день. Сегодня очень теплая, солнечная была погода, и, удивительно, стервятники не появлялись. Наши зенитчики очень хорошо стали работать. По радио я узнала, что только за последние 3 дня зенитчики на подступах к нашему городу сбили 71 фашистский самолет. Неплохое начало.

Завтра уже 30-ое. Какое счастье. День моего отъезда приближается с каждым часом. Стоя вчера за колбасой, я познакомилась с одной старушкой. Она живет д. 17, кв. 5. Михайлова ее фамилия. Она одна, ей надо ехать до Вологды. Там у нее взрослая дочь с двумя детьми, у которой муж военный. Так вот она хочет, чтобы мы ехали вместе. Мне все равно. Даже выгодно. Она такая старушка очень мягкая, податливая. Я могу завладеть ей, она будет для меня в дороге полезна, а в Вологде я смогу зайти к ее дочери, выпить чайку, тем более что она, по словам старушки, живет совсем около вокзала. Эта старушка просила меня зайти к ней, когда я пойду записываться. Ну что ж, мне это ничего не стоит, тем более что она обещала угостить меня чаем.

30 апреля

После одиннадцати Лена пошла в жакт за карточкой. Но карточки ей в тот день не удалось получить. Управхоз, Татьяна Вячеславовна, думая, что Лена устроилась на работу, не включила ее в списки иждивенцев. Ей сказали, чтобы она зашла вечером часов в 5-6. Лена пошла в магазин и, к величайшему огорчению, узнала, что пиво и селедка только что кончились. Заведующий обещал, что пиво будет к вечеру, а селедок больше не будет, берите то, что есть. И Лена купила 250 гр. соленого леща. Ей достался почти целый лещ, только хвост отрезали.

Лена пришла домой и с огромным удовольствием стала есть рыбу. Лещ оказался очень жирный и необыкновенно вкусный. Сперва Лена решила съесть половину, а другую вечером с булкой. Но потом, когда первая половина была съедена, она с еще большим аппетитом принялась за другую. Это было замечательное занятие, и продолжалось оно около трех часов. Понятно, что после съеденного соленого, да еще без хлеба, Лена страшно захотела пить и выпила почти целый медный чайник сырой воды. Потом она сходила в чайную, ей в ее банку отпустили 4 стакана чаю. Пришла домой и выпила горячий чай с оставшимися кусочками рыбы вместо хлеба. Потом она легла и заснула на часок. Проснувшись, снова пошла в магазин за пивом, но его не было, получив соль и отнеся ее домой, Лена заглянула в жакт, но там висел замок. Было уже около 6-ти часов, Лена заняла очередь за пивом и прождала вместе с другими людьми пиво до 11-ти часов. В 11 объявили, что если пиво и привезут, то давать будут только завтра с утра. Усталая, шатаясь, Лена пошла домой. Была звездная лунная ночь. «Какой-то завтра будет день», – подумала Лена, завертываясь в одеяло.

В 12 часов была включена Москва, Кремлевская площадь, и ленинградцы снова услышали московские куранты и бой знаменитых часов. Как давно ленинградцы не слыхали эти родные звуки и как было приятно вновь их слышать. После «Интернационала» Лена заснула как убитая и проспала до самого утра.

Я решила теперь писать свой дневник в новой форме. От 3-его лица. В виде повести. Такой дневник можно будет читать как книгу.

1 мая 1942 года.

Наступил день Первого мая. В 6 часов Лена за пивом, конечно, не пошла. Под утро ей спалось сегодня особенно крепко. Но попоздней она все же встала, решила, что не стоит пропускать пиво.

Лена вышла на улицу, стояла безоблачная, солнечная погода. Улица казалась такой нарядной из-за ярких флагов. Казалось, что вот сейчас загремит оркестр и появятся колонны демонстрантов. Но нет, сегодня обыкновенный рабочий день. Нет, как раз необыкновенный рабочий день. В этом году трудящиеся по своей собственной инициативе отказались от праздничного отдыха и превратили день Первого мая в день труда и борьбы[108].

Пива в магазине не было, его так и не привезли с базы. Лена отправилась домой, спать ложиться уже не хотелось, она стала слушать радио. Ей хотелось очень кушать, а когда она еще получит сегодня свою карточку. Может быть, только под вечер. Ну ничего, она утешала себя мыслью, что сегодня она будет иметь 600 гр. хлеба. А в случае если Розалия Павловна до 5-ти часов сможет достать ей пропуск в столовую, тогда она возьмет хлеба только на сегодняшний день, а зато в столовой ради праздника возьмет побольше. В этом случае Лена решила взять 3 каши, 1 суп и 1 мясное.

По радио передавали одну за другой боевые песни, марши, новые лозунги, стихи.

Лена вспомнила Первое мая прошлого года. Со школой они дошли до Бородинской и тут застряли. Потом пошел снег, и такой густой, что моментально на улице стало ужасно мокро, грязь, слякоть. Понемногу улица опустела. Многие тогда удрали домой. Еще бы, люди оделись по-весеннему, женщины и девушки в легких пальто, мужчины и парни в пиджаках. Лена тоже была в осеннем пальто, без галош, но она сбегала домой и одела шубу и галоши. Лена вспомнила, что, когда она пришла домой, мама сидела, что-то шила, а Ака пекла в кухне пышки с изюмом. Лена очень торопилась, но мама все же уговорила ее подождать немного, и Лена поела первые горячие пышки. А на дорогу Ака дала ей немного изюма. Да, какое это было хорошее время. И тогда Лена не ценила его. Ей казалось, что такая жизнь – обыкновенное дело и ничего иначе быть не может. Ей казалось, что ничего особенного нет в том, что она имеет Аку и маму, что они в ней обе души не чают. Все для Аленушки, так называли они Лену. Кому лучший кусок, в чью тарелку наливали первой? Аленушке. А Аленушка это не чувствовала.

И вот только теперь, когда она потеряла и Аку, и маму, она действительно оценила всю свою прошлую жизнь. Что бы она ни отдала теперь, чтобы вернуть то время. Но его не вернуть, Аку и маму она никогда больше не увидит, разве только во сне.

Теперь, если ей удастся добраться до Жени, она будет как величайшую драгоценность ценить все то, что напоминает о семейной жизни. Один тот факт, что она будет иметь право сесть за стол вместе с Женей и Сережей и придвинуть к себе тарелку, даже один этот факт будет для нее величайшим счастьем.

Да, судьба по заслугам проучила ее, хотя уж очень сурово. И теперь, размышляя обо всем этом, Лена говорила себе: «Вперед тебе наука, будешь ценить каждую крошку, всему будешь знать цену, и легче будет тебе жить на свете».

«Нет худа без добра» – говорит мудрая русская пословица. Конечно, после такой «школы жизни» Лене будет жить в дальнейшем легче. И не только ей. Послевоенная жизнь будет легка, радостна и плодотворна для всех советских граждан, переживших эту ужасную времину*

* Так в тексте.

После 10-ти часов Лена опять спустилась в жакт и получила наконец карточку. Из жакта она прошла в магазин и без всякой очереди получила пол-литра пива. Отнеся пиво домой, Лена пошла в ближайшую булочную, в обувной и получила 150 гр. булки и 150 гр. хлеба. Булка замечательная, по 2 р. 90 к. кг и хлеб по 1 р. 10 к. кг, тяжелый, с толщенной коркой. Получив хлеб, Лена пошла в садик напротив своего дома, села на солнышке и поела немного и хлеба, и булки. Булка ей показалась вкусней всякого пирожного. Еще бы, она не ела булки с ноября. Последний раз она ела булку в ноябре, когда мама еще работала в госпитале и приносила иногда кусочек. Но то была совсем не такая булка, серая, липкая. А такой булки она, пожалуй, не пробовала еще задолго до начала войны. Они никогда, разве только на праздники, не покупали этой дорогой булки. Последние месяцы до войны они жили очень экономно. Денег было мало, да к тому же они с мамой собирались копить июнь и июль деньги, чтобы в августе проехаться по Волге. Так что и обыкновенный батон был редким у них явлением. Они употребляли в пищу черный хлеб.

Основной едой в то время у них была овсянка. Этот дешевый продукт можно было тогда достать сколько угодно. Ака каждый день в течение целого месяца варила на обед овсяновый суп, но такой густой, как каша, по две полных тарелки каждому, так что даже Лене наконец эта овсянка так приелась, что она с трудом съедала одну тарелку. Вечером же Ака часто поджаривала ту же овсянку и сушила черные сухари. И это называлось бедно жить. Теперь эти воспоминания вызывали у Лены только горькую усмешку.

Поев немного хлеба и булки, Лена решила навестить эвакопункт. Там было по-прежнему пусто, от сидевших там каких-то 3-ех гражданок она узнала, что, говорят, насчет эвакуации будет известно денька через 4-5. «Значит, буду пока учиться», – подумала Лена и пошла в чайную. Правда, она не надеялась застать чайную открытой, так просто решила пройтись. Но чайная была открыта, и, прождав сравнительно недолго, Лена выпила два стакана очень горячего чаю, с хлебом первый стакан и с булкой другой. Пришла домой, оставила булку и решила пойти поискать хорошего хлеба. Обошла все знакомые булочные, но везде, как назло, очень хорошая булка и очень скверный хлеб. Но Лену это мало огорчало, она с удовольствием медленно шла по солнечной стороне улицы и, жмурясь на солнце, наслаждалась теплом, светом и радостным чириканьем воробьев.

Надо заметить, что день сегодня выдался исключительный, как бы специально для праздника. На небе ни облачка, солнце сияет вовсю, тепло так, что даже в тени казалось бы душно, если бы не легкое освежающее дуновение ветерка. Улица вся пламенеет от красных многочисленных флагов, которые шевелит ветерок, и они на солнышке кажутся еще более яркими, ослепительно красными. Садики сегодня битком набиты шумной веселой детворой.

Май, прекрасный весенний месяц наступил. Днем начался артиллерийский обстрел. Довольно сильный. Но все так привыкли к этому, что Лена не обратила на это особого внимания. Она занялась вышиванием и стала слушать по радио праздничный концерт.

2 мая 42 г.

Вчерашний день обошелся без тревог. В этом, конечно, заслуга наших сталинских соколов.

Сегодня Лена встала после одиннадцати. Не успела она одеться, как к ней из жакта пришли две девушки. Они оглядели комнату и устыдили ее за такой беспорядок. «Может придти санкомиссия, и тебя оштрафуют». Лена очень смутилась, сказала, что пусть штрафуют, у ней все равно нет денег. Молодая девушка пожала плечами и спросила Лену, а как у ней с квартирой. Узнав, что у ней за апрель не заплачено, она сказала, что надо сегодня же заплатить. Лена обещала.

Она пошла и заплатила 17 р. 40 к. за апрель. У ней осталось 5 рублей.

Потом Лена пошла в столовую. У обувного магазина она вдруг встретила Яню Якубсона. Не успели они поздороваться, как к ним подошла Вера Владимировна, учительница по литературе. Они разговорились. Яня, оказывается, все время учился и теперь учится. Он выглядел очень хорошо, полный, румяный. Лена очень удивилась, увидев его таким. Вера Владимировна очень похудела, но своей жизнерадостности не потеряла.

Эта встреча была для Лены очень приятна. В столовой она взяла один суп-лапшу и 2 порции соевых биточков. Суп оказался жидким, неважным, зато соевые биточки были превосходны. Лена подумала, что, пожалуй, самое выгодное это брать соевые биточки. Вырезают 20 гр. и 5 гр. масла и дают 2 больших котлетки, румяных и замечательно вкусных. Из столовой Лена пошла в садик, посидела там немного. Потом сходила за керосином, получила пол-литра. Потом Лена занялась рассчитыванием крупяных талончиков и вдруг решила, что она вполне может взять сегодня еще одну порцию сырников. Сказано – сделано. Лена помчалась в столовую, но сырников уже не было, мясного тоже. Лена постояла, подумала и взяла одну соевую кашу. Потом пошла на Гороховую за хлебом. Везде был только хлеб по 1 р. 10 к. Лена выбрала, где хлеб посуше. Пришла домой, сходила два раза за водой и пошла к Оле. Она застала ее дома в постели. Лена поздравила ее с получением карточек, а когда Оля сказала, что у ней сегодня день рождения, поздравила Олю и с днем рождения. Лена думала посидеть пойти с Олей в садике, но у Оли открылся процесс (у ней туберкулез ног), и Оля не могла пойти. Лена посидела немного у нее. Ей не нравилась эта большая полутемная комната, заставленная дорогой мебелью. Здесь было очень сумрачно и холодно. Лена взяла у Оли почитать книгу «В горах Сихоте-Алинь»[109] и пошла в садик. Домой идти не хотелось. На улице было очень душно, в садике было полно ребятишек. Их звонкие крики и смех разносились по всей улице.

Лена села на скамеечку, попробовала читать, но что-то не читалось, тогда она стала наблюдать за ребятами, за их веселой беготней. Лена подумала, что вот эти, которые сейчас малыши, когда станут такими, как она, будут счастливей ее и вообще их молодость будет светла и счастлива. Им не придется переживать все то, что пришлось пережить ей. У них не будут умирать родители, да, они будут счастливей.

Солнышко скрылось, посвежело. Лена вернулась домой и вскипятила на керосинке чай. Как давно не зажигалась эта керосинка. Лена выпила чашку горячего чая с хлебом и сделала рыбный бульон. У нее остались от леща объедки, кости, чешуя и др., так вот она собрала их в жестяную банку и заварила кипятком. Бульон прекрасно настоялся, и Лена выпила целую чашку крепкого, очень вкусного рыбного бульона. Потом Лена починила и почистила свои туфли, надо же на людях быть прилично одетой. Это зимой в лютые морозы люди не думали о своей внешности. Но теперь не то. Наступили теплые майские дни, и люди стали прихорашиваться, следить за своей внешностью. Особенно молодежь. Вновь появились модные прически, шляпки, у мужчин костюмы, нарядные шарфики, и Лене тоже захотелось одеваться получше, понаряднее. Да теперь ей самой стало неприятно и как-то досадно смотреть на людей, запустивших себя, продолжающих кутаться в какие-то тряпки. Но это люди в большинстве пожилые, всякие больные и истощенные. А Лена, хотя последние дни тоже что-то едва передвигала ногами, все же была молодой девушкой и очень большое внимание уделяла внешности. Вот бы одеться понарядней, думала она и очень досадовала, что ее волосы так медленно растут, без волос как-то нехорошо. Волосы так украшают. Смотря на себя дома в зеркало, Лена с удовлетворением замечала, что лицом она не так уж страшна, как ей раньше казалось. Вот телом она действительно исхудала, одни кости, от ее пышных грудей ничего не осталось. Когда-то Лена мечтала быть такой тощей, как Лида Клементьева, она очень досадовала на свою пышную грудь, а теперь она стала еще тощее Лиды.

Сегодняшний день прошел спокойно – ни тревог, ни обстрелов.