Текст книги "Путь, который мы спели (СИ)"

Автор книги: Лёна Лазарева

Соавторы: Ольга Мазева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Да, но это не школа Пламени Духа, – покачал головой Мафей, – Это что-то другое, ту я узнал бы... Слушай, Даллен, а как ты пользуешься этой Силой?

– Всё происходит с помощью пения, – осторожно ответил Даллен. – Вряд ли я сумею разъяснить подробности...

Разъяснить подробности он, может, и смог бы – не зря ж мастер Дэррит его учил, – вот только вдаваться в них желания не было. Как и становиться предметом дискуссии двоих любопытных эльфийских магов.

– Школа Магической Песни? – насторожился Мафей, – Что-то я о таком слышал... Это какая-то очень редкая неклассическая магия, связанная с воздействием созвучий на тонкие материи астрала... Ой, не помню! Где я об этом читал?

– Да, мэтр Истран что-то рассказывал такое... – наморщил лоб Плакса, – Малоизвестная школа, и действительно редкая, вроде бы таких магов в нашем мире за всю историю было не то два, не то три...

– Ну, сейчас они тут мне научный спор разведут! – с деланно тяжким вздохом предположил шут, – А я то хорош! Сижу и гостей не угощаю!

Жак уютно захлопотал, таская на стол понемногу чего-то копченого, чего-то соленого и очень много сладкого.

– Слушай, Даллен, а может, ты не будешь объяснять, а просто нам покажешь? – радостно заулыбавшийся Плакса выпростал голову и руку из-под ремня гитары, привстал со спинки кресла... и тут Даллен увидел то, что до сего момента было скрыто за спиной Мафея. У мистралийского короля не было ноги – штанина была подвернута на две ладони ниже колена. Стремительным, хоть и плавным движением Поющий оказался возле гостей и легко подхватил Орландо под руку...

– Спасибо. Но не надо было беспокоиться, – доброжелательно поблагодарил тот и перепорхнул за стол, не пользуясь при этом даже и здоровой ногой.

– Ну, что смотришь? – хихикнул Жак. – Ни разу левитирующего мага не видел? Вот, смотри! Сейчас вконец обкурится – и будет летать под потолком и качаться на люстре.

– Ничего, я поймаю! – заверил Мафей и взлетел на освободившееся место на спинке стула.

– Да это еще плевать, пускай летает! – возразил Жак, – Ты гляди, чтоб он мне тут фиолетовых гоблинов огненными шарами отстреливать не начал.

– Трепачи... – Орландо вздохнул и запрокинул голову, отбрасывая назад растрепавшиеся волосы, почти такие же длинные, как у Даллена, едва сумевшего скрыть удивление: против ожиданий, второе ухо у эльфа оказалось на месте. Вот только было оно совершенно обычным, человеческим.

– Удивляешься? – вновь улыбнулся Плакса, все-таки поймавший его взгляд, – Это мне еще в детстве сделали. Мама приказала. Если бы... ее муж узнал, что она изменила ему с эльфом, то, наверное, убил бы ее, и не посмотрел бы, что сестра короля. А потом мне одно ухо в бою срезало, ну оно и выросло заново. Таким, как от природы полагается. Теперь мистралийцы могут гордиться. – он вновь ослепительно улыбнулся: – Шутка ли – король с разными ушами! Ни у кого такого нет, а у них есть!

Н-да... Не все в этом мире было так просто. Даллен окинул обоих эльфов цепким взглядом. Кузен здешнего короля глядел на него с веселым детским любопытством, но в глазах мальчишки порой проглядывало что-то даже более жесткое и взрослое, чем у его старшего товарища... Или показалось? А Орландо... Если б не ухо и не нога, Даллен в жизни бы не поверил, что этот беззаботный, как нерадивый студент на каникулах, улыбчивый мальчик – сражался. Причем в первых рядах. Отсиживаясь за спинами телохранителей, невозможно так пострадать.

Похоже, не только у тебя было прошлое и была боль, Даллен йен Арелла...

– Не бери в голову. Отрастет, – проговорил Плакса, видимо, уловив его сочувствие, и тяжко вздохнул: – Только вот как же медленно растет-то, зараза! Еще луны три, не меньше... Я уже ждать замучился.

– Плакса, ты Бога-то не гневи! – возмутился Жак. – Представь: а если бы ты был человеком?!

– И представлять не хочу! – поморщился мистралиец, уплетая конфеты. – И вообще, давайте не будем о грустном, а? Даллен?

Гитара была старенькой, да и в лучшие свои дни вряд ли относилась к числу вещей, о которых можно сказать – "достойны короля". Даллен вдруг представил ее, висящей на стене в лесной хижине. Не королевская игрушка – боевая подруга воина...

Мафей с готовностью протянул гостю гитару, повинуясь жесту приятеля, но Даллен улыбнулся:

– Давайте-ка сначала вы, Ваше Величество... Мне хотелось бы послушать.

* * * * *

Гость выжидающе смотрел на короля.

Орландо задумчиво улыбнулся в ответ его ободряющей улыбке, внезапно подумав, что в этом человеке есть что-то знакомое. Кантор? Точнее – Эль Драко? В ипостаси строгого наставника? Может быть... Да, наверное.

– Ну что ж... – он немного помедлил, выбирая.

А выбрать было важно, Орландо это чувствовал. Как ощущал священный смысл, вложенный в титул этого человека – Поющий. Кем бы ни был Даллен, в его присутствии нельзя было играть гоблин знает что. И абы как. Только то, чем горишь.

Бывший команданте Зеленых гор взял гитару, и в тишине зазвучали резкие, отрывистые аккорды.

Тонкие пальцы полуэльфа не порхали, как обычно, заставляя гитару тихо звенеть и журчать, а били по струнам, застывая на мгновение неподвижно и снова набрасываясь на старенький инструмент, который сегодня выдавал всё, что мог. Как и музыкант.

У Мафея выражение лица стало жестче и неуловимо старше, – он смотрел на Орландо и вспоминал те сумасшедшие дни.

Кастель Агвилас – вертолеты, взрывы. Погибшие друзья. Кантор на стене, с винтовкой, ставший ее продолжением. Мафей не мог этого видеть, но... Сейчас он это почти видел.

Cлабо улыбающийся Плакса, весь в крови, на полу в Эльвириной комнате... и он же – умирающий в больничной палате, уж это-то Мафей помнил прекрасно...

И, конечно, то, что он и не забывал – похищение Оливии и прощание в Лабиринте.

А потом Орландо запел...

"Балладу о битве за Кастель Агвилас" он еще не пел ни разу. Никому.

Это оказалось больно – вспоминать и облекать в слова...

Словно выдергивать из раны стрелу, словно сдирать повязки...

Голос едва не сорвался на первых нотах.

Но никто не заметил оплошности.

* * * * *

Даллен слушал, полузакрыв глаза.

Нет, мистралийский король Поющим не был, но у него получилось то, что не всегда выходило у учеников Дэррита.

Заставить увидеть!

Заставить почувствовать!

То, что жило внутри Поющего и рождало стихи и песни – то ли, что эльфы называли Огнем? – внезапно взметнулось ввысь и вошло в резонанс с той же сущностью, но – чужой.

И Даллен – увидел!

Боги, что же это была за битва?

Граф йен Арелла был воином, ему не раз приходилось сражаться, он думал, что повидал достаточно, но подобного ему не снилось в самых жутких ночных кошмарах.

Затянутая дымом горная крепость, дикий грохот, от которого, кажется, должны рухнуть и стены, и скалы вокруг. Вспышки пламени, удары неведомой, но могучей силы, рвущие защитников на клочья, на ошметки...

Наверное, что-то похожее творилось во время пресловутых Магических Войн...

Железные машины – что-то вроде осадных башен? – долбят ворота какими-то кошмарными снарядами.

Кто они – эти враги? Великие маги? Где они взяли такое оружие? У защитников – арбалеты и мечи. Только у немногих в руках железные огнеплюи, похожие на те, которыми пользуется противник. Их мало. Слишком мало!

Орландо, отчаянно глотающий какие-то снадобья и уже совершенно не боящийся смерти, а только испытывающий острую жалость к тем, кто погибает за него... Жалость и стыд. Стыд перед теми, кто верит словам вождя, и ждет подмоги, которой не будет...

Как давно мы не верим в спасение!

Но мальчишки глядят мне в глаза...

Я солгу, что придет подкрепление -

Потому что иначе нельзя...

Подкрепление... Даже если оно и придет – как воевать с ТАКИМ?

Странный звук в небе, от которого холодеет внутри. Вот они...

Как это назвать?

Драконы? Нет. Оно не живое.

Железные воздушные колесницы. Разворачиваются и идут в атаку, поливая огнем все вокруг...

Над высоткою слышится пение,

Под высоткою стелется дым...

Я солгу, что придет подкрепление -

И наверное, мы устоим...*

Устоять? Но как?! Боги, да это же конец, что можно сделать против них?

Чей-то крик: "Ложись!"

Бойцы падают, вжимаясь в камень, напрасно пытаясь укрыться...

Молодой воин с такими же длинными, как у Даллена, черными волосами, стянутыми в хвост, медленно, словно чего-то выжидая, поднимается навстречу летящей гибели.

Безнадежный жест отчаянья?

Нет! У воина до жути спокойные глаза человека, которому уже ничего не страшно. Зловещий прищур стрелка.

Невиданное, похожее на трубу оружие в его руках внезапно плюет сгустком пламени, метко разнося вращающееся крыло атакующей летучей колесницы. Она вздрагивает, накреняется, падает наискось, задевая каменный зубец, и рушится куда-то по ту сторону стены. Огонь и грохот...

И рвущаяся сквозь них яростная мелодия!

Кастель Агвилас...

Орлиная Крепость...

________________________

* стихи Элеоноры Раткевич

Второй Путь. Глава 2

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру".

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: "Не стой на ветру".

А. Ахматова

Ласковое утреннее солнце освещало сидящую за столом женщину.

Она горько, отчаянно плакала, уронив голову на видавшую виды нотную тетрадку и гладя ее дрожащими руками. Хрупкая фигурка казалась изломанной.

"Господи... Что же мне теперь делать!.. Какая же я гадина... Я просто его недостойна. Кто он – и кто я..."

– Диего... Я же тебя люблю... ну пожалуйста, не уходи...

Но некому было ее услышать.

* * * * *

Ольга проснулась рано и долго лежала с закрытыми глазами, пытаясь заснуть опять.

Почему-то не получалось. Было неуютно, и не хотелось анализировать, почему.

Всё тело, кажется, приятно ныло после того, что ее муж, а до того мистралийский секс-символ Эль Драко, умел в совершенстве. Но это-то как раз было хорошо. Только вот что-то мешало целиком сосредоточиться на деталях прошедшей восхитительной ночи...

Ольга всё-таки открыла глаза и стала бездумно разглядывать обстановку спальни.

Нежно-зеленые занавеси из хинского шелка на окнах, вазы с южными цветами, картины... Это всё было очень красиво. Даже слишком. Она уже пару раз ловила себя на мысли, что ей хотелось бы вернуться на какое-то время в их старую квартиру. Но куда там! Обрадованный долгожданным воссоединением "этих двух придурков" (по выражению Жака) Шеллар предложил своей придворной даме и бывшему телохранителю, а ныне барду, небольшой особнячок. Ну то есть как небольшой... Десяток гостей разместить можно было не напрягаясь и со всеми удобствами. За исключением джакузи и безлимитного интернета. Конечно, чтобы поддерживать это жилище в мало-мальски пристойном состоянии, служанка была необходима, и даже не одна. И Ольга на удивление легко дала себя уговорить, предоставив распоряжаться слугами мужу, который, в отличие от нее, это умел. Теперь в их обиталище всегда царил относительный порядок (за исключением кабинета Диего, где убирать не разрешалось – вот ведь как ловко устроился!). А вечером ждал вкусный и обильный (так что оставалось и на завтрак) ужин. Как правило, в национальном стиле.

"И всё-таки я теперь стала самой классической мистралийской женой, – грустно подумала Ольга. – Даже что поесть и куда что поставить, кажется, уже не решаю!!"

Правда, если уж быть честной, мистралийская кухня с ее изобилием всяких солений-маринадов-морепродуктов нравилась ей с некоторых пор гораздо больше, чем раньше. Возможно, просто милейшая Аурелия, – высокая молодая мистралийка с веселыми черными глазами, – очень хорошо готовила. Только вот, похоже, чтобы безнаказанно поглощать всю эту вкуснятину, мистралийкой надо родиться!

Вот оно что... Наверное, вчера она переела очередного кулинарного совершенства Аурелии... Причем без хлеба или чего-нибудь такого нейтрального. Бедный желудок! Ну потерпи, родной, ну понимаю, тошно... я больше не буду... черт, и правда тошнит.

И одновременно уже есть хочется! Вот гадство.

Ольга с завистью посмотрела на сладко спящего мужа.

Если крепкий сон – признак незамутненной совести, то, похоже, у бывшего убийцы она куда чище, чем у его супруги!

Но какой же он всё-таки красивый...

Ольга невольно вспомнила портрет кисти Ферро. Лицо Кантора теперь не отличалось прежней эльфийской безупречностью и тонкостью черт, но пусть кто угодно говорит, что он не так уж и хорош собой! Неклассическая, как его магия, красота Диего была яркой и почти обжигающей, словно сам Огонь...

Блестящие черные волосы, упрямо не подстриженные "под барда", разметались по подушке. Рука со слишком изящными для воина пальцами по-хозяйски лежала на груди жены.

Ольга приподнялась на локте и тихонько провела пальчиком по литым мускулам его плеча.

Длинные ресницы чуть дрогнули. Ах, вот оно что! Кабальеро явно ожидал, что его начнут будить поцелуями! Эта игра, начавшаяся еще с медового месяца, никогда не приедалась. Ольга ласково коснулась гладкой левой щеки, наслаждаясь трогательной нежностью бронзово-смуглой кожи, и, улыбнувшись, скользнула рукой под одеяло...

...И немедля была отловлена еле уловимым движением.

– Лежать и не двигаться! – услышала она хрипловатый голос.

И тут же оказалась прижатой к постели с руками, раскинутыми в стороны...

Сухие горячие губы легко пробежали по ее телу сверху вниз, потом прижались к ее губам... Ольга закрыла глаза, радостно ожидая продолжения... но ее внезапно подхватили на руки и поднесли к окну.

– Смотри, какое красивое утро! – произнес Кантор.

Он ласково прижимал ее к себе, вглядываясь в пейзаж за окном (пейзаж, конечно, был хорош, кто спорит, вот только...). Шальные, горячие глаза сияли, как на том портрете... но он был уже где-то далеко. Ольга слишком хорошо успела узнать это выражение его лица. Оно называлось "Эль Драко сочиняет музыку".

– Ты не представляешь, какая мелодия мне приснилась! – выдохнул Кантор, мимолетно целуя жену в кончик носа.

"Опять мелодия!" – подумала Ольга с неожиданной горькой обидой, которую не могла заглушить исходившая от него радость. – "Да забудь ты о ней хоть на минутку, я же здесь! И я... хочу чтобы ты обнял меня, поцеловал, чтобы..."

Она вспомнила рассказ Азиль – как ее любовник записывал пришедшую ему в голову мелодию, пристроив нотный лист прямо на обнаженной спине нимфы. Но если Азиль это забавляло, то Ольге сейчас было совсем не весело. Ведь, кажется, с Азиль он погружался в свое творчество ПОСЛЕ, а не ВМЕСТО того... как сейчас.

Да, конечно, вчера они полночи самозабвенно занимались любовью и уснули уже совершенно измотанными. Но ей так нужно, чтобы он приласкал ее! Сейчас! Ну пожалуйста!

Радостное и влюбленное настроение разлетелось вдребезги, как выпавший из руки бокал. Ольга почувствовала ком в горле – непонятно почему, но стало так горько... Вот сейчас пригодилась бы та служанка, что не слушалась ее во дворце! Ей бы мало не показалось. И, наверное, Ольге стало бы легче. Жаль, что их прислуга – все такие милые люди...

Кантор осторожно поставил жену на пол и вытянул с кресла что-то из раскиданной вперемешку их с Ольгой одежды. Ольга тоже нехотя стала одеваться, и, подойдя к Диего, тронула его за руку.

– Пойдем на кухню?

– Да-да...

Схватив по пути тетрадку, он пристроился в любимом углу, не обращая внимания на окружающее. Ну что за манера – даже за едой не отрываться от нот!

Кантор что-то тихо не то напевал, не то бормотал себе под нос.

"Мы пережили эту ночь – какое чудо.

Ещё один рассвет увижу я отсюда.."

Новая пьеса?

– Это чьи стихи? – спросила Ольга.

– Какие? – недоумевающе уставился на нее Диего. – А, ерунда... не знаю. Не важно.

"Тоже мне, конспиратор хренов", – усмехнулась маэстрина, воспринявшая от дружбы с королем некоторую долю его склонности к аналитическому мышлению.

Просто Кантор, к сожалению, к своим стихам относился очень критично, а к недописанным и не отшлифованным до блеска – ещё хуже, чем к музыке Плаксы. Что не позволяло Ольге их прочесть. А хотелось!

Завтрак прошел почти в молчании, изредка прерываемом отдельными репликами. Наконец Ольга, взяв книгу, свернулась калачиком на диванчике рядом с Диего – тот являл собой замечательную иллюстрацию к выражению "с головой окунуться в работу". Даже сигару нашарил на ощупь, не отрываясь от своих нотных закорючек. Ароматный дым поплыл по кухне.

Притихший было желудок немедленно дал понять, что ему это ну никак не нравится.

– Опять куришь, – простонала Ольга, безуспешно пытаясь разогнать дым рукой. – Подумай хотя бы о своем голосе и связках!

– Всё, что могло произойти с моими связками, уже произошло, и терять им нечего, – криво усмехнулся Кантор. – А прежде тебе эти сигары нравились...

"А прежде ты меня замечал, а не сидел, как чужой", – подумала Ольга.

Рассудок робко попытался шепнуть ей, что Кантор с опаленной душой, без Огня, ежедневно готовый уйти и не вернуться – был не совсем тем Кантором, что стал сейчас ее мужем. И по-хорошему надо бы только порадоваться, что Огонь возвратился к нему – и, судя по всему, не просто возвратился, а засиял пуще прежнего.

"Он полностью обрел себя. Он даже не мечтал когда-то, что это случится. Я что, не рада этому?"

"Рада, конечно... Только вот Кантору я была нужна... А великому барду – не так чтобы очень..."

От этих размышлений она почувствовала себя такой жалкой, что впору было разреветься.

Не докурив до конца, Кантор затушил сигару и продолжал молча писать – быстро, лихорадочно, словно боясь не успеть за летящей в вихре Огня мыслью.

Ольга вздохнула и вновь попыталась вникнуть в галантные похождения какого-то паладина, то и дело протягивая руку к миске с маринованными улитками. От них почему-то делалось не так тошно.

Один раз их руки встретились над миской, куда бард тоже наведался за любимым лакомством. Но даже это не заставило его оторваться от нотной тетради.

Вот он поднял голову, уставившись невидящим взглядом куда-то в пространство...

Ольга наблюдала за мужем из-под книжки, поразившись вдруг тому, что почти такое же лицо – вдохновенное, страстно-безумное, – было у Кантора ночью. Когда в свете свечи она любовалась им, а он... Как же ей было хорошо...

"Так же, как бесчисленному количеству других возлюбленных Эль Драко", – возникла горькая мысль. "И ты что, думаешь, что среди них не было кого-то гораздо красивее тебя? Тех, кто умел ценить по-настоящему его музыку?!"

– Ольга! – голос Диего вырвал ее из мрачной задумчивости. Кантор перевел ошеломленный взгляд с пустой миски на жену: – У меня глюки, или ты и правда всё съела?!

– А тебе что – жалко? – огрызнулась Ольга, мимолетно удивившись злости в собственном голосе.

– Да нет вообще-то... – казалось, Кантор слегка опешил от такого внезапного наскока. – Правда, я рассчитывал, что этого хватит до конца первой части...

Наверное, он пытался пошутить по своему обыкновению, разрядить стремительно накаляющуюся обстановку...

– А я-то думала, что ты меня и не замечаешь совсем... А оказывается, ты следишь за каждой улиткой, что я съем! – колко бросила она.

– За каждой улиткой, – улыбнулся Диего, – или за каждой миской, полной улиток?

– Полной? – возмутилась Ольга. – Да их там и было всего ничего! Это мистралийская традиция, что ли – жен едой попрекать?

– Мда... я вообще на редкость жадный тип и вдобавок домашний тиран. – улыбка сошла с его лица, – Ольга, что такое? Да съешь ты хоть все, только ведь они же острые, да и соленые очень, я думал, ты их вообще не сильно любишь...

– А, так ты обо мне всё-таки думал? Надо же... – Каким-то краем сознания она понимала, что говорит чушь и вообще ведет себя как стервозная дура, дались же ей эти злосчастные улитки, но что-то не давало остановиться – ее несло.

"А ты последнее время часто думаешь, о том, что я люблю... и чего хочу?!"

Обида мешалась с бешеным желанием прикоснуться к нему, прижаться к плечу... упасть вместе на постель, лихорадочно срывая одежду с него и с себя. Всей кожей ощутить его гладкое, сильное тело, слиться воедино, сходя с ума от страсти и наслаждения...

Вот только в его взгляде ничего подобного не было. Ни желания, ни страсти – только удивление и легкая досада.

Да что же с ними происходит? Неужели он не видит, как она хочет его, как он ей нужен? Не видит! Он вообще ничего не видит, кроме своих проклятых пьес! Какое унижение... Ей что, теперь умолять надо собственного мужа, чтобы он с ней переспал?!

– Да убери ты свои ноты! – воскликнула Ольга, и голос зазвенел истеричными слезами. Злосчастная тетрадь, шурша смявшимися страницами, полетела куда-то в угол. – Пропади они пропадом! Уткнулся в них – а меня словно и вовсе нет! Да если б я сейчас сквозь землю провалилась – ты бы и тогда ничего не заметил! Конечно, я же ничего в музыке не понимаю, слуха у меня музыкального тоже нет, и петь я не умею... Ты мне изменяешь с ней, со своей музыкой! Ты меня просто не видишь! – она всхлипнула, тщетно пытаясь удержать рвущиеся слезы. – Хотя чему удивляться! Я ведь тебе и нужна-то была прежде всего, чтобы проклятье снять, разве нет?

Диего медленно поднялся...

Говорят, лучше всего истерику обрывает пощечина.

Ольге хватило его изменившегося лица.

Куда-то отлучившийся рассудок мгновенно водворился на законное место, и она замолчала, ужаснувшись, не понимая, как ее угораздило такое ляпнуть.

Господи! Уж лучше бы Диего заорал на нее. Или действительно ударил. Это не могло быть страшнее его взгляда. Этого отчаянного немого крика в его глазах.

Броситься, обнять, прижать к себе, сказать, что все неправда, что она вовсе так не думает...

Кантор молча повернулся и стремительно вышел, захлопнув за собой дверь...

* * * * *

Струны отзвенели и смолкли с долгим, медленно затихающим вдали отголоском... стона? Вздоха? Даллен знал, как это бывает – когда знаешь, что победил, но сил на радостный клич уже нет. Он протянул руку, нащупал стакан, и глотнул разом, не чувствуя обжигающей крепости напитка. Перед глазами таяло видение полуразрушенной крепости и летучих железных тварей, поливающих ее огнем... Товарищи Даллена гордились – и по праву! – своим обширным боевым опытом, но такого не выпадало никому из них. Самому графу йен Арелла – тоже. И слава за это всем богам...

– Это ты написал? – спросил Даллен, поднимая взгляд на Плаксу, и понимая, что смотрит на веселого эльфа уже совсем другими глазами. Он не мог поклясться, но ему казалось, что на какой-то момент он увидел Орландо – на башне, которая мгновенье спустя обрушилась в дыму и пламени... Если это действительно был полуэльф, становилось непонятно, как он остался жив.

– Да, я... – Орландо скромно улыбнулся.

Жак и Мафей, не сговариваясь, одновременно одарили Его мистралийское Величество укоризненными взглядами.

– В смысле, слова – я, – пристыженно поправился Плакса. – А музыку – Кантор.

– Ты мог бы стать Поющим, я думаю, – задумчиво произнес Даллен. – И ваш Кантор, о котором я уже столько слышал... наверное, тоже. – Внезапная мысль, возникшая где-то на уровне ощущений, очень быстро обратилась в уверенность: человек, создавший ТАКУЮ музыку, не мог не оставить в ней частицы себя, отпечатка своей души, личности...

Даллен сосредоточился, как учил Дэррит, вновь медленно пропуская мелодию сквозь себя... и словно споткнулся о яркий, врезающийся в сознание образ. Длинные черные волосы, яркие, почти по-эльфийски большие глаза, кривая усмешка, странное оружие в руках... Видение словно плыло, то меняясь почти до неузнаваемости то возвращаясь к прежнему облику... Отпечаток не может быть ТАКИМ... Это бред, так не бывает!

А радужные порталы, открываемые песней – бывают?

Даллен на пару мгновений прикрыл глаза ладонью и медленно проговорил:

– Есть кое-что, чего я не понимаю. Я видел там, на стене крепости, парня... черноволосого, смуглого, с длинной челкой, падавшей на лицо. На руке, выше локтя, нарисовано что-то яркое... В первый миг когда я его увидел, он стоял, безоружный, сжав кулаки, и усмехался – нехорошо так усмехался...

Хотя такие улыбки ты видел один раз, Даллен йен Арелла, внезапно подсказала память. И очень не хотел бы увидеть снова. Так улыбаются Поющие, когда их вынуждают браться за меч...

– Эта усмешка не шла его лицу... – продолжил Даллен, – И его лицо меняется. Когда я вижу его в следующий миг, он уже другой... Воин. У него было оружие – странное, как большая труба из металла. И он целился в этих... летающих монстров. Спокойно так целился, прямо как эльфийский лучник. И попал...

– Черт возьми! – Жак еле успел подхватить бутылку, из которой драгоценная влага лилась через край стакана прямо на пол. – Плакса, ты мне так щедро не наливай, одурел что ли?

– Как ты сказал? – хрипло произнес Орландо, словно не услышав непочтительной фразы шута. – С челкой? И татуировка на плече?

Рядом тихонько ругнулся Мафей, устраиваясь поудобнее на своем неустойчивом насесте на спинке кресла.

– Татуировка? Ну да, наверно, – кивнул Даллен. – На правом плече. Разноцветная... А потом, когда он стал стрелять, я ее больше не видел, и челки тоже, волосы были стянуты назад... Он уже совсем другой, лишь глаза прежние. Но всё равно... это был он.

– Кантор... – ошеломленно проговорил полуэльф. – А откуда ты знаешь? В балладе ведь нет...

– Я видел. – тихо сказал Даллен. – То сражение, в котором тебя чуть не убили...

Оба не заметили, что Поющий называет мистралийского короля на "ты", и говорят они друг с другом, как будто знакомство исчисляется не парой часов, а гораздо более длинным отрезком времени.

– То есть, ты хочешь сказать... – глаза сереброволосого эльфа, и без огромные, расширились изумленно и восторженно: – Ты воспринял балладу визуально?

"Воспринял визуально!" Надо же каких слов напридумывали!

– Если ты имеешь в виду, что я видел битву, о которой пел Орландо, то да, – кивнул Даллен, – Не все от начала до конца, скорее обрывочно, словно сон... Это раздел магии Поющих. Можно спеть иллюзию – и слушающий увидит то, о чем поется. Можно спеть место или событие – и слушатель окажется там, незримо и бестелесно. Второе намного труднее и требует участия человека, как-то связанного с местом, о котором поют, или присутствовавшего при событии. Но я думаю... – Даллен умолк на мгновенье: – Я думаю, что Орландо сейчас удалось именно второе.

– Странно, – Плакса выглядел озадаченным, как человек, совершивший нечто, чего сам от себя не ожидал, – Я же не первый раз пою. Почему никто другой никогда ничего не видел? А Кантор вообще ругается, что я лажаю все время.

– Не могу сказать. – пожал плечами Даллен. – Может быть потому, что меня учили и я знаю, как слушать, может – потому, что этот бой и эта песня значат для тебя очень много и дар раскрылся... Скорее всего – и то и другое.

– А ты можешь спеть для нас... место? – Мафей аж заерзал на спинке кресла, – Или событие? Так, чтобы мы увидели? Или для этого обязательно надо быть Поющим?

– Нет, почему же! – улыбнулся Даллен, – А вы хотите, чтобы я спел для вас Найгету?

– Вот, держи! – Орландо с готовностью протянул Поющему свою гитару.

* * * * *

– Спасибо, мне не нужно, – Даллен аккуратно пристроил инструмент в кресле у себя за спиной.

И запел.

А может быть, сначала заговорил.

Орландо, например, потом так и не мог объяснить, как ЭТО начиналось.

Потому что это не было просто пением.

Вначале в ушах мистралийца зазвучало словно эхо множества отзвеневших струн, тихой свирели и трель крошечного барабанчика. Потом – отзвук множества голосов; они спорили и сокрушались, признавались в любви и вызывали на дуэль...

А потом перед его глазами возникли дома. Совсем незнакомые. Таких он не видел ни в родной Мистралии, ни даже на приснопамятной Альфе, куда его заносило...

Странная архитектура. Простая... и непонятная. Изящная и одновременно суровая.

А потом...

Что это – праздник?

Залитая солнцем площадь, множество улыбающихся лиц. Люди... Или нет? Наверное, это и есть те самые найгерис...

Красивая раса! Золотоволосые, как эльфы, с черными глазами... Но совсем не эльфийские лица. Гордые. Чуждые. Пугающие.

И другие, чем-то неуловимо похожи на самого Даллена.

У этих волосы черные, как у мистралийцев, и золотистые, чуть вытянутые к вискам глаза. Хотя и не такие удлиненные, как у Даллена... И у стоящих на террасе у дверей здания, похожего на небольшой храм.

Из дверей появляется немолодой величавый правитель или жрец... Нет, скорее наставник! Да, это Наставник, благословляющий учеников... И как похож на мэтра Истрана! Не внешне, а чем-то другим, неуловимым – похож!

Уколов запястье узким сверкающим ножом, пожилой найгери протягивает руку над серебристой чашей, которую держит юный служка, и роняет в вино несколько капель крови. Стоящие рядом следуют его примеру. Наставник вновь принимает чашу и протягивает ее... Даллену!

Даллен обнажает меч и на раскрытых ладонях подает его стоящему рядом молодому черноволосому парню с такими же удлиненными золотистыми глазами, затем почти тем же жестом протягивает сложенные ковшиком ладони вперед. Наставник ободряюще улыбается – и чаша с вином и кровью ложится в отрекшиеся от оружия руки.

Даллен, преклонив колено, и, словно целуя священную чашу, касается губами вина.

Что это? Братание? Посвящение?

Парадные одежды... воинский салют – выхваченные из ножен мечи. Впечатляет... хотя стоящие на террасе не салютуют. У них вообще нет оружия. И у Даллена теперь нет...

Город медленно тает, сменяясь ночью и лесом, Даллен и еще двое сидят у костра возле уютной хижины и вместе чему-то смеются.

И вновь город – но уже другой. Какой-то дворец, роскошный и аляповатый, словно жирный купец в расшитой алмазами одежде...

А встречают посольство разодетые придворные – такие же разубранные и очень соответствующие своему дворцу. Какие лица! Тут нужен художник... невероятная смесь страха, ненависти, восхищения и подобострастия... И Даллен с товарищами – праздничные, гордые и строгие черные плащи и длинные одежды, текущие, простые и необыкновенно изящные, похожие чем-то на эгинские туники... и такие же, как складки одежд, плывущие движения...

Взгляды найгерис, отчужденные и полные скрытого презрения... И ненависть во взгляде самого Даллена – ненависть на спокойном и вежливо улыбающемся лице.

Видение вдруг заколебалось, словно горячий воздух над костром

Орландо скорее ощутил, чем услышал странное напряжение в сильном, чистом, невероятного диапазона голосе Поющего, и вдруг вспомнил... Вспомнил, заново переживая давно и хорошо забытую боль, с которой товарищ Пассионарио, обиженный на весь свет и заодно на Кантора с Амарго, не ставящих его ни во что, сбегал на любимую скалу и сидел там, глотая слезы и вспоминая давние-давние годы, когда от него ничего не требовали и ничего не ждали...

Нет, это было что-то другое... но так похоже... Полуэльф почувствовал отчетливый комок в горле.

Привычная дежурная улыбка – всё хорошо, вы слышите! – и обреченное знание, что опять увидишь во сне то, что так хочется... и так не хочется видеть.