Текст книги "Викторианский Лондон"
Автор книги: Лайза Пикард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Целью учителя должно быть проведение такого обучения, которое может наилучшим образом дисциплинировать способности [мальчиков] для задач, которые им предстоят, какими бы они ни были, и для этой цели ни одна система не кажется мне столь эффективной, как та, что берет за основу грамматическое и логическое изучение языка и литературы древней Греции и Рима, к чему должен быть добавлен изрядный объем знаний по истории, географии и современным языкам.
Остается только надеяться, что в «литературе древней Греции» учителя пропускали восхваления Платоном однополой любви. «Современные языки» ограничивались французским. «Несколько мальчиков, учивших французский в детстве или собравшихся поехать путешествовать за границу, поддерживали и совершенствовали свои знания. Остальные пренебрегали этим предметом… необходимо, чтобы учитель был французом по рождению… ему наверняка покажется трудной задачей обучение английских мальчиков».
Можно только от души пожалеть бедного француза.
* * *
Для взрослых работающих людей, не реализовавших свои интеллектуальные возможности, существовали бесчисленные вечерние занятия и образовательные учреждения, например, Лондонский институт механики, основанный в 1823 году Френсисом Плейсом и доктором Джорджем Беркбеком в Сити (впоследствии Беркбек-Колледж), где предлагались курсы научных предметов, латыни и стенографии и учились 1000 человек (к 1850 году было 650 учебных заведений, где изучали механику), а также Рабочий колледж, основанный в 1854 году на Ред-Лайон-сквер, где программа была во многом такой же. Вызывает удивление, почему в программу включена латынь. Она кажется совершенно бесполезным предметом для проработавшего долгий день человека. Возможно, здесь было желание сравняться с «вышестоящими». Манби, этот необычный человек, оставивший дневники, человек, жизнь которого проходила в двух мирах – работающих женщин и лондонских артистических кругах, преподавал латынь в Рабочем колледже. [783]783
D. Hudson, Munby: Man of Two Worlds,London, 1972.
[Закрыть]Его возлюбленная – и, в конце концов, жена – Ханна Калвик, учила французский в открывшемся на Куин-сквер Колледже для работающих женщин: для учительниц, продавщиц и даже служанок.
В 1838 году на Риджент-стрит открылся Политехнический институт «для людей, владеющих основами прикладных наук». Сначала это было довольно смешанный набор практических экспериментов, в цокольном этаже был даже глубокий пруд, чтобы погружаться туда в водолазном колоколе. Человек, посетивший институт в 1859 году, «прослушал лекцию по химии, исполнение комических песен, наблюдал погружение в водолазном колоколе и посмотрел несколько „туманных картин“». [784]784
Неопубликованный дневник Дж. А. Паттерсона, Wellcome Institute MS 73537, упомянутый в книге Creaton, op. cit.
[Закрыть]К 1861 году под руководством того же Куинтина Хогга, который в юности занимался школами для бедных, институт давал пристанище Столичным вечерним классам (впоследствии Колледж лондонского Сити), где 900 человек обучались различным предметам, от современных иностранных языков до стенографии и счетоводства. (Теперь это Университет Вестминстера.)
Если не было денег на посещение лекций, в Лондоне можно было найти много способов заняться самообразованием. Натаниел Готорн, посещая Британский музей в третий раз («человек буквально подавлен, когда видит так много за один раз»), замечает: «во всех залах я видел людей „из низов“, некоторые из них, казалось, рассматривают экспонаты с пониманием и с неподдельным интересом. Бедный человек в Лондоне обладает возможностями развиваться… Я видел здесь много детей, в том числе оборванцев». [785]785
Xavir Baron, London 1066–1914,Robertsbridge, East Sussex, 1997: фрагменты из Nathaniel Hawthorne, The English Notebooksи из Our Old Homeопубликованы 1863.
[Закрыть]
Обучение девочек выходило за рамки исключительно домашней сферы. Куинз-Колледж на Харли-стрит был основан Благотворительным обществом гувернанток в 1848 году для девочек старше 12 лет, чтобы дать будущим гувернанткам официально признанное образование и статус. Здесь не учили «декоративному рукоделию». Среди обучавшихся была замечательная пара, мисс Басс, которая впоследствии стала директрисой Челтнемского женского колледжа, и мисс Бил, ставшая в 1850 году директрисой Коллегиальной школы Северного Лондона, где «можно было получить передовое образование и за очень умеренную плату приобрести необходимые благовоспитанной девице достоинства». Программа школы включала латынь и естественные науки.
В 1848 году на Бедфорд-сквер был открыт Ледиз-Колледж, «современное учебное заведение, востребованное и, можно надеяться, успешное». [786]786
Peter Cunningham, Handbook of London,1850 (2 ndedn).
[Закрыть]Но в 1867-м в одном из бесчисленных рапортов Избранного комитета все еще высказывалось сожаление:
общий недостаток образования девочек… отсутствие полноты знаний… отсутствие системы; небрежность и явная поверхностность, невнимание к начаткам знаний; избыток времени для выполнения заданий… образованная мать даже более важна для семьи, чем образованный отец… [в среднем классе] большая часть трудов по обеспечению средств существования возложена на мужа… женой, приученной к другой жизни, в которой есть лишь мягкость и доброжелательность. [787]787
The Taunton Comission. Это может вызвать ироническую улыбку у сегодняшних женщин с профессиональным образованием, ловко управляющихся с мужем, детьми, домом, офисом и продвижением по служебной лестнице. Мягкости и доброжелательности сейчас иногда не хватает.
[Закрыть]
* * *
Законы о публичных библиотеках 1850 и 1855 годов разрешали приходским советам строить и оборудовать библиотеки, но эта возможность редко воплощалась в жизнь. В то же время, частные платные библиотеки процветали. Огромный успех имела библиотека Мьюди с выдачей книг на дом. Она открылась в 1840 году на Кинг-стрит, в Блумсбери, для абонентов, плативших 1 гинею в год. Средние классы встретили ее появление с энтузиазмом. К 1852 году она переехала на Нью-Оксфорд-стрит, имея 25 000 абонентов. К 1861 году ей пришлось перебраться в новое здание на той же Нью-Оксфорд-стрит, чтобы разместить свои 800 000 книг. Почти половину выдаваемых книг составляла художественная литература, 28 % – историческая и биографическая литература и 13 % – книги о путешествиях и приключениях.
В 1841 году на Пэлл-Мэлл открылась Лондонская библиотека, которая спустя четыре года переехала в свое теперешнее здание на Сент-Джеймс-сквер. Инициатором ее создания был Томас Карлейль, которому надоело дожидаться книг, которые он хотел прочесть, в Британском музее. Ее цели были сформулированы следующим образом: «широкий выбор хороших книг по всем отраслям знания. Книги легких литературных жанров и новые книги должны быть непременно включены, иначе библиотека не будет полной; но книги не должны покупаться только потому, что они новые, к тому же в отношении легкой литературы необходимы ограничения, потому что большой ее запас существует в обычных абонементных библиотеках» – таких, как библиотека Мьюди. Лондонская библиотека остается прекрасным примером всего лучшего, что было в викторианской учености. Самым главным ее достоинством было то, что абонент мог взять сразу столько книг, сколько – в разумных пределах – ему было нужно, и мирно читать их дома. Время на чтение отмерялось щедро, после чего читателю посылали запрос в тоне мягкой укоризны или чуть более настойчивую просьбу вернуть книгу, нужную другому читателю. Входная дверь в библиотеку даже в наше бдительное время кажется воплощением викторианской надежности в красном дереве.
Лондонский университет возник в 1828 году как Юниверсити-колледж, для диссидентов, не допускавшихся в старинные университеты Оксфорда и Кембриджа. Кингз-Колледж открылся годом позже как ответ англиканской церкви. В 1836 году оба колледжа объединились в Лондонский университет для «всех классов и вероисповеданий», кроме, разумеется, женщин, которым не разрешалось сдавать экзамены на степень бакалавра до 1878 года. Сфера образования распространилась от исключительно Оксфорда и Кембриджа на весь Лондон, где можно было получить прекрасное медицинское образование в клиниках. Кроме того, узаконенное обучение вели «Судебные Инны», а получить профессию можно было в специальных училищах.
* * *
Успех викторианского стремления к образованию виден в цифрах проводившихся каждые десять лет переписей. В 1845 году 33 % мужчин и 49 % женщин были неграмотны. К 1871 году эти цифры снизились до 19 и 26 процентов: несомненно, выдающееся достижение. [788]788
David Newsome, The Victorian World Picture,London, 1997.
[Закрыть]
Глава 20
Женщины
Работа для неимущих – для трудящихся – массовый пошив одежды – женщины-клерки – индивидуальный пошив одежды – в трущобах Вест-Энда – Флора Тристан о пороках аристократии – пристрастие викторианцев к порнографии – реформаторы – средний класс – гувернантки – альтернатива безбрачию – замужество для женщин – из рабочего класса – из среднего класса – секс – контрацепция – развод – два громких процесса – были ли они счастливы?
Для женщины неимущей всегда находилась работа. Речь идет не о домашней работе, производимой в убогом жилище, где помимо ее семьи, возможно, ютились еще несколько. Она стремилась выбраться из дому и, по возможности честным путем, заработать хоть пенни. Одна женщина мыла посуду в дорогом ресторане на Лестер-сквер с полудня и до 10 вечера, находясь в «низком, неотделанном подвальном помещении, где дурно пахло… без окон, освещаемом ярким газовым рожком… Рядом с одной стороны находилась кладовая с висящими там тушами, с другой – общий мужской туалет». [789]789
Michael Riley, Victorian Working Women: Portraits from Life,London, 1979.
[Закрыть]В пабах, отелях, ресторанах работали посудомойками множество женщин.
Всегда можно было найти сдельную работу, вроде склеивания спичечных коробков или натяжки ткани на зонтики, но за это платили ничтожно мало. Сдельщицы выполняли на дому завершающие операции по изготовлению цилиндров – обтяжку шелком и скрепление. Склады близ Биллинсгейта отпускали мешковину девушкам, и те «несли на головах тяжелые тюки» в Бермондси, где они жили, чтобы изготовить мешки. [790]790
Ibid.
[Закрыть]Среди подметальщиков женщин было мало. Четырнадцатилетняя девочка подметала участок от памятника королю Карлу на Чаринг-Кросс и до Спринг-гарденз. «Она ловко орудовала метлой под колесами движущихся экипажей и повозок… и всегда была готова помочь перейти улицу нерешительной леди или слабонервному джентльмену. Сделав книксен, она вежливо говорила: „Позвольте, я вам помогу“ и протягивала руку, опираясь на свою порядком истрепавшуюся метлу». [791]791
D. Hudson, Munby: Man of Two Worlds,London, 1972.
[Закрыть]
Некоторые девочки побойчее даже отваживались конкурировать с мальчишками и продавали на улицах газеты, «бегая за омнибусами». [792]792
Ibid.
[Закрыть]Девушки, живущие в Кларкенуэлле, занимались изготовлением искусственных цветов для больших магазинов в Сити и Вест-Энде. Они медленно отравляли свой организм мышьяком, который использовался для придания листьям красивого зеленого цвета. [793]793
James Greenwood, The Seven Curses of London,London, 1869.
[Закрыть]Тогда была мода на цветы, как бы покрытые инеем, который изготавливали из толченого тонкого стекла. При рассеивании порошок прилипал к ткани, а его частицы поднимались в воздух и разрушали легкие девушек. «Те, что послабее, умирали от скоротечной чахотки». [794]794
British Medical Journal,1868; были в моде несколько лет назад.
[Закрыть]
В швейном производстве, где изготавливали дешевое готовое платье и униформу, работали тысячи женщин: согласно переписи 1849 года, свыше «11 000 женщин моложе 20 лет». На одном только армейском складе обмундирования в Пимлико трудились свыше 700 женщин. Одна из работниц рассказывала Мейхью, что за шесть рабочих дней она зарабатывает почти 6 шиллингов, но из них 2 шиллинга 6 пенсов еженедельно расходуется на уголь, чтобы разогревать утюги для глажки. Сорочки оплачивали из расчета 6 шиллингов за дюжину, но швея могла изготовить за день только одну сорочку, к тому же приходилось платить за нитки и пуговицы, а зимой и за свечи, так что чистый заработок редко составлял более 2 шиллингов в неделю. Брюки оплачивались лучше, 10 шиллингов за дюжину, но поскольку необходимые швейные принадлежности закупали за свой счет, в неделю удавалось заработать только 4 шиллинга 5 пенсов и изготовить восемь штук. [795]795
Е. Р. Thompson and Eileen Yeo (eds). The Unknown Mayhew – Selections from the Morning Chronicle 1849–50,London, 1971.
[Закрыть]Мейхью рассказывал о собрании женщин, работниц швейного производства, в 1849 году. На встречу собралась тысяча швей, там же оказался лорд Шафтсбери, (без приглашения), который высказал мнение, «что единственным выходом является эмиграция». [796]796
Ibid.
[Закрыть]
Изобретение в 1856 году швейной машинки намного улучшало условия труда швей, если они овладевали новой техникой. Во втором отчетном докладе Комиссии по вопросам детского трудоустройства в 1864 году говорилось:
Швейная машинка… теперь выполняет работу, которая некогда считалась трудной и низкооплачиваемой; за долгий рабочий день взрослой женщине удавалось заработать лишь 4–6 шиллингов в неделю, как в наиболее бедных отраслях… Заработная плата тех, кто пересел за швейную машину, в среднем составляет 14–16 шиллингов в неделю… Появление швейных машин вызвало необходимость привлечения в отрасль подростков и девушек, которые обычно начинают работать с 14 лет.
Помимо этого, принятое постановление «узаконило» для них полный рабочий день. [797]797
Сведения из кн.: J. M. Colby, Culture and Society in Britain 1850–90,Oxford, 1986.
[Закрыть]Что же ожидало пожилых женщин, которые до той поры с трудом зарабатывали на жизнь шитьем?
Для продвижения по социальной лестнице имелось множество вакансий буфетчиц и официанток. Если женщине удавалось хорошо выглядеть, она могла получить место контролера в Лондонской генеральной компании омнибусов и ездить круг за кругом по столичным маршрутам, чтобы проверять, не жульничает ли кто-нибудь из кондукторов. [798]798
Ibid. Им нужно было выглядеть достаточно респектабельно, чтобы у кондуктора не возникло подозрений.
[Закрыть]Если женщина рассчитывала получить место кормилицы – разумеется, при условии, что у нее было молоко, а свой ребенок либо умер, либо отдан на воспитание, и она готова выкормить ребенка другой женщины, ей нужно было иметь респектабельный вид, а главное, располагать к себе и быть полной. Санитарки и сиделки требовались в лечебницы работных домов и в общественные больницы. В 1860 году Флоренс Найтингейл открыла школу-интернат для медицинских сестер.
Общество содействия трудоустройству женщин призывало их становиться клерками, телеграфистками, продавщицами и сиделками, но «устройство английского общества таково, что количество приличных мест работы для женщин среднего и низшего классов очень невелико». [799]799
George Dodd, Days at the Factories,London, 1843.
[Закрыть]В Сити находилось 4–5 торговых домов, которые принимали женщин на должности клерков, но, разумеется, выплачивали им меньшее жалованье, чем мужчинам, выполнявшим ту же работу: мужчины получали 1 фунт в неделю, а старший клерк-женщина – 30 шиллингов. В типографии Виктории на Фаррингдон-стрит вместе с мужчинами работали 14–15 наборщиц. [800]800
Hudson, op. cit.
[Закрыть]В 1850 году электротелеграфная компания приняла в штат шесть женщин-операторов, и начинание оказалось столь успешным, что к 1870 году в лондонских отделениях компании работали уже 200 женщин. [801]801
Adam Hart-Davis, What the Victorians Did for Us,London, 2001.
[Закрыть]
Если девушки жили в одном из общежитий Ассоциации молодых христианок, считалось, что им повезло. Первое такое общежитие было создано в 1855 году для медсестер Флоренс Найтингейл, отправлявшихся на Крымскую войну. К 1863 году имелись уже четыре подобных общежития, предоставлявших «проживание в домашней обстановке на христианских принципах и за умеренную плату [10 шиллингов 6 пенсов в неделю за полный пансион, библиотеку с абонементом и другие удобства] для девушек приехавших в Лондон на заработки из сельской местности». [802]802
Ben Weinreb and Chrisopher Hibbert, The London Encyclopaedia,London, 1983.
[Закрыть]
Было подсчитано, что в 1851–1871 годах количество рабочих мест для женщин возросло на 33 процента, за те же два десятилетия мужская занятость увеличилась на 67 процентов. [803]803
J.A. and O. Banks, Feminism and Family Planning in Victorian England,Liverpool, 1964.
[Закрыть]Однако это было только начало.
Магазины все более нуждались в персонале, а представители среднего класса находили все больше способов тратить деньги. Сначала продавцы, как правило, проживали в комнатах над магазином, но по мере того, как развивалась торговля и повышалась репутация модных лавок, продавцы стали жить в расположенных поблизости общежитиях, куда легко можно было дойти пешком. Однажды воскресным вечером Манби познакомился в Гайд-парке с продавщицей из магазина тканей. Там работали восемь продавцов: четверо мужчин и четыре женщины. За исключением одного мужчины все жили там же. В их распоряжении была комната в полуподвальном этаже рядом с кухней и небольшая гостиная в верхней части дома. «Порой, только спустишься пообедать, тут же звякает входной колокольчик, и приходится отправляться к покупателю, не успев отведать ни кусочка». Рабочий день продолжался с 8 утра до 9 вечера. «Я стояла за кассой; у нас была еще одна, и там работал мужчина… По воскресеньям мы обедали вместе с хозяином; мы шли в церковь и в обеденное время должны были находиться дома, если только заранее не отпросились, но воскресные вечера с 6.30 до 11 были в нашем распоряжении». Ей платили 20 фунтов в год, с перспективой увеличения жалованья в следующем году, а потому ее замечание нисколько не удивляет: «Это очень хорошее место… В рабочее время мы должны быть хорошо одетыми, но хозяин не хочет, чтобы мы выглядели слишком уж нарядными». В течение двух-трех лет она числилась ученицей, так что в общей сложности проработала в магазине шесть лет. [804]804
Hudson, op. cit.
[Закрыть]
Патриархальный стиль управления персоналом, по-видимому, был весьма распространен. Все 19 служащих у Роберта Сейла в Кембридже жили здесь же. До открытия магазина надо было подмести пол и стереть пыль с прилавков и витрин. «Каждый служащий обязан был платить не менее одной гинеи в год на церковные нужды и посещать воскресную школу. Раз в неделю мужчинам предоставляли свободный вечер для свиданий, либо два, если они регулярно посещали молитвенные собрания». Копия договора об ученичестве 1885 года являет собой любопытную смесь средневековых форм: «…упомянутый ученик… обязуется не посещать таверны и игорные дома» – и современных: «упомянутый ученик обязуется… (1) полностью воздерживаться от алкогольных напитков, (2) регулярно посещать утренние и вечерние службы в приходской церкви, (3) ежевечерне присутствовать на семейных молитвах и (4) до 10 вечера обязательно быть дома, если не получено специальное разрешение от фирмы». [805]805
Копии документов Роберта Сейла (теперь принадлежит компании «John Lewis Partnership»); договоры об ученичестве были мне любезно предоставлены сотрудниками ее архива.
[Закрыть]
Открытые вакансии для женщин в Лондоне имелись в сфере индивидуального пошива дамской одежды, где условия труда коренным образом отличались от массового швейного производства, но эксплуатация была столь же беспощадной. В салонах, изготавливавших изысканные наряды викторианской моды, неустанно трудились все летние месяцы лондонского сезона. Даже когда еще не было швейных машин, клиентка рассчитывала получить новое бальное платье на следующий день после того, как она сделала заказ. А это вынуждало портних работать сутками. [806]806
Hiley, op. cit.
[Закрыть]
Мейхью дал красочное описание «закулисной» жизни модного салона на Риджент-стрит после визита туда одной из клиенток, которая выбрала фасон нового платья и ткань для него, после чего отбыла в своем экипаже. Иерархия в салоне строилась так: главными лицами здесь были те, кто работал в демонстрационном зале – пять-шесть женщин; далее шли «высококлассные» портнихи в том же количестве, трудившиеся в швейных мастерских, их заработная плата составляла от 40 до 100 фунтов в год, и наконец девушки, проходившие обучение, которым ничего не платили. Одна из таких мастериц «высшего разряда» отправляется в дом клиентки, чтобы снять мерки. Другая, той же квалификации, делает в мастерской выкройку и выкладывает ткань на стол, за которым сидят «молодые леди» – ученицы. Одна из них отваживается спросить, кому предназначается будущее платье. «Это для леди N.. и она хочет получить его завтра утром… К утру оно должно быть готово, а потому нам снова придется работать всю ночь». Они приступают к работе над лифом и рукавами, а юбку, не требующую подгонки по фигуре, вручают «оборванному нечесаному мальчугану», чтобы он отнес ее своей матери, которая шьет на дому в районе трущоб близ Карнаби-стрит, и предупредил ее, что заказ должен быть готов к 9 часам утра следующего дня. Ему удается доставить тяжелый сверток по назначению в целости и сохранности, не уронив его и не став жертвой ограбления. Мать мальчика и еще шесть женщин, «грязные, плохо одетые, с худыми изможденными лицами», шьют, сидя за дощатым столом на чердаке. Мальчик сообщает матери, что «юбка должна быть готова к девяти утра». Мать в легкой панике, потому что у нее заказы еще на шесть юбок, которые надо доставить в Сити к восьми, но не выполнить заказа в срок нельзя, иначе она перестанет получать работу от этого салона.
Тем временем в мастерской салона кипит работа над лифом и рукавами; у мастериц короткие перерывы на еду: легкая закуска – хлеб с маслом и чай «очень хорошего качества», а в 10 вечера ужин – холодное мясо, сыр и легкий эль. Спустя шесть часов работа прерывается, и девушки отправляются спать; спальня находится на верхнем этаже, они занимают восемь из находящихся здесь шестнадцати постелей. На сон у них всего три часа, потому что завтрак (чай и хлеб с маслом) подается в 7.30, а рабочий день начинается в 8. В назначенный срок появляется юбка, они тщательно проверяют, выискивая малейшие недоделки и огрехи, которые могли допустить швеи-надомницы. Верх и низ платья соединяют вместе, проверяют, как оно смотрится на одной из женщин, потом упаковывают его в плетеную корзину и отправляют с посыльным.
«Потогонная» система труда несчастных девушек однажды вызвала скандал: двадцатилетняя Мэри Энн Уэйкли скончалась после того, как ее заставили работать более 26 часов без перерыва. Данный инцидент привел к созданию Ассоциации помощи и поддержки швей и модисток, намеревавшейся «склонить» руководство ателье к введению двенадцатичасового рабочего дня, а леди – «к установлению приемлемых сроков для выполнения заказов». Ассоциация не имела никаких полномочий, но рассчитывала, что ее призывы не останутся без внимания. [807]807
Ibid.
[Закрыть]Возможно, гораздо больший эффект произвели шокирующие заявления Мейхью том, что, если эти девушки умудряются как-то выживать, не стоит удивляться, что в дополнение к тем деньгам, которые они получают по месту работы, им приходится заниматься проституцией. [808]808
Thompson and Yeo, op. cit.
[Закрыть]
* * *
Проституция была большим социальным злом, явлением, которое одновременно было соблазном для викторианского среднего класса и вызывало у него отвращение. Считалось, что леди о нем понятия не имеют, а джентльмены знают лишь понаслышке и уж никак не на практике. Однако же, когда в мужской компании речь заходила о борделях, их обитательниц называли не иначе как «шикарными цыпочками». В массе разноречивых слухов, несущих на себе печать нездорового любопытства и излишнего смакования, трудно отыскать факты. Газеты, чтобы обеспечить спрос, имели пристрастие к сенсационным публикациям.
Вполне достоверный материал на эту тему можно обнаружить в «Отчете о количестве публичных домов и проституток в столичном полицейском участке, насколько это удалось установить», датированном маем 1857 года, где проведено сопоставление с данными за 1841 год. Следует учитывать, что в нем указаны бордели и проститутки, попавшие в поле зрения полиции. К тому же не существовало узаконенного понятия «проститутка». Местные полисмены знали женщин, занимавшихся этим ремеслом, и, проявляя рвение в охране общественного порядка, могли лишь забрать их в участок. То же и с публичными домами; содержание борделя считалось нарушением норм общего права, но если его владелец и девицы проявляли должную осмотрительность, заведение спокойно функционировало. Полицейский отчет фиксирует лишь составленные протоколы. Всего в Лондоне имелось семнадцать полицейских участков. К одному из них относилась улица Уайтхолл, парки, дворцы и правительственные офисы; здесь не было борделей и проституток, известных полиции. Наибольшее количество – 209 публичных домов и 1803 проститутки – были зарегистрированы в участке, включавшем Спитлфилдс, Хаундсдитч, Уайтчепел и Ратклиф, в самой бедной и трущобной части Лондона. По крайней мере, сравнивая данные 1857 и 1841 годов, полиция могла гордиться; общее количество публичных домов уменьшилось с 3325 до 2825, а проституток – с 9409 до 8600.
Для прояснения некоторых весьма туманных утверждений, возможно, следует рассмотреть данное социальное зло на трех различных уровнях: бедные женщины, проживавшие в трущобах; более удачливые, работавшие на улицах Стрэнд и Хеймаркет, и те, которые обитали в Вест-Энде. В своих автобиографических очерках, опубликованных в 1895 году, Элизабет Блэкуэлл, первая женщина, получившая медицинский диплом, вспоминала Лондон 1850 года: «В ночные часы я вижу группки бедных и несчастных сестер наших, стоящих повсюду на уличных перекрестках, одетых в лучшее, что у них есть, а именно, поблеклую шаль и лохмотья, и надеющихся заработать на пропитание». [809]809
Dr Elizabeth Blackwell, Pioneer Work in Opening the Medical Profession to Women (Autobiographical Sketches),London, 1895.
[Закрыть]Это был единственный голос, в котором звучало сострадание к «несчастным сестрам». В 1839 году достойная всяческого уважения французская дама Флора Тристан «в компании двух друзей, вооруженных тростями», отправилась по дороге, проходившей южнее моста Ватерлоо, в Кат, место не столь бандитское, как Уайтчепел, но и не вполне спокойное. [810]810
Jean Hawkes (ed.), The London Journal of Flora Tristan,London, 1982.
[Закрыть]«Район этот почти полностью заселен проститутками и теми, кто живет за их счет… Был жаркий летний вечер; в каждом окне, на каждом пороге можно было видеть смеющихся женщин, которые подшучивали над своими сутенерами. Полураздетые, а некоторые оголенные до пояса(курсив Флоры Тристан), они являли собой отвратительное зрелище». [811]811
Tristan, op. cit.
[Закрыть]
Несмотря на веселость, отмеченную Флорой Тристан, жизнь проституток в Ист-Энде была тяжелой. Клиент мог оказаться грубым, жестоким, извращенцем или пьяницей. На защиту полиции надеяться не приходилось. Орудовавший в здешних местах чудовищный убийца, прозванный Джеком Потрошителем из-за того, что он уродовал тела своих жертв, так и не был пойман; он был психопатом, но и до него убийства проституток случались достаточно часто, и убийцы оставались на свободе.
Женщина, заболевшая сифилисом или другой болезнью, передававшейся половым путем, могла считать, что ей повезло, если ее считали «заразной» и отправляли в лечебницу либо в госпиталь Лок, специализировавшийся на венерических заболеваниях. [812]812
Lock Hospital – не сумасшедший дом ( англ.lock – содержать под замком); считается, что название больницы восходит к Средним векам и происходит от французского слова loques– лохмотья, прикрывавшие язвы сифилитиков.
[Закрыть]Лечение редко оказывалось успешным. Оно основывалось на применение ртути, и этот метод применялся до 1910 года, когда был открыт сальварсен. Ртуть ядовита. Она ослабляет зубы и вызывает выпадение волос. Она лишь частично устраняла наиболее явные симптомы, но не искореняла болезнь, которую требовалось лечить долгие годы, если девушке удавалось столько прожить. Не имея другой возможности добыть средства к существованию, она сразу же после выхода из больницы возвращалась к прежнему занятию и продолжала заражать мужчин. Размер заработка зависел от спроса, и, если везло, на джин и еду ей хватало. Восемь проституток в частном восьмикомнатном доме на улице Ратклифф в Уэппинге, использовавшемся как бордель, обязаны были выплачивать домовладельцу по 2 шиллинга с каждого обслуженного клиента, и такой расклад всех устраивал. [813]813
Tristan, op. cit.
[Закрыть]Обитательницы трущоб в Уайтчепеле, по всей вероятности, приводили клиентов домой.
У проституток не существовало четкого разграничения мест, куда они выходили на работу. Те, кто был в состоянии обзавестись более или менее приличным гардеробом, переселялись западнее. Флора писала, что после того как она и двое ее друзей обследовали «все улицы в окрестностях Ватерлоо-роуд», они
присели на мосту понаблюдать за группками проходивших мимо женщин, каждый вечер часов в восемь-девять державших путь в Вест-Энд, где они по ночам занимались своим ремеслом, а в восемь-девять утра возвращались домой. Они направлялись в места гуляний, на улицы, площади, где было много народа, вроде подступов к Фондовой бирже, в пабы и театры, куда они попадали, как только билеты уценивались наполовину [обычно к середине спектакля], заполняя все коридоры и фойе.
Стрэнд, Хеймаркет и близлежащие улицы заполняли женщины, которые ежедневно прибывали сюда из Ист-Энда, где они проживали, и присоединялись к тем, кто обитал в борделях здесь и в окрестностях. Они фланировали по улицам под надзором мужчины, в обязанности которого входило следить, чтобы они не скрылись, присвоив полученные от клиента деньги. Самым разрекламированным местом, где процветала проституция, стали «печально известные окрестности Хеймаркета». [814]814
Edward Hyams (trans. and ed.), Taine’s Notes on England,London, 1957.
[Закрыть]Один склонный к религии студент-медик справлял в 1857 году 26-й день рождения в компании друзей, не отличавшихся строгими правилами. В своем дневнике он писал, что в 2.30 ночи, после спектакля «Буря», «вопреки ожиданию, оказавшимся зрелищем малоинтересным», и посещения разных кафе и клубов, они оказались на Хеймаркете, «исключительно из недостойного любопытства, а отнюдь не потому, что нас влекло сюда в поисках сомнительных приключений или удовольствий…». [815]815
Из неопубликованного дневника. Dr Carter, Wellcome Institute MS 5818, цит. по кн.: Heather Creaton, Unpublished London Diaries,London, 2003. Очень может быть, конечно, что бедняга Картер не ограничился лишь наблюдениями, а пошел дальше, однако я так не думаю. Далее на страницах дневника изложена душещипательная история. Он получил место в Ост-Индской компании и уехал в Бомбей. Там он попал в сети одной женщины, сказавшей, что она из Капской провинции и разведена с мужем. Она соблазнила Картера, они поженились, она родила дочь, которую он горячо любил. Со временем он возненавидел жену. Когда, как это было принято в то время, девочку отправили в Англию, чтобы уберечь от тяжелого местного климата, жена уехала вместе с ней. Он изо всех сил старался, чтобы в денежном отношении у них не было никаких затруднений. Его неотступно мучает мысль о том, что он столько часов проводил в молитвах, а Бог в нужный момент ничем не помог ему. Дневник обрывается на нескольких чистых страницах. Он покончил с собой? Остался с разбитым сердцем? Или просто перестал вести записи?
[Закрыть]
Каковы бы ни были истинные намерения молодого человека – а, на мой взгляд, последующие записи свидетельствуют, что он не вступал в половую связь с проституткой, – это лишний раз подтверждает, что ночной Хеймаркет являлся одной из достопримечательностей Лондона. Здесь была весьма развита детская проституция. Федор Достоевский, посетивший Лондон в 1862 году, писал: «Я заметил матерей, которые приводят на промысел своих малолетних дочерей. Девочки лет двенадцати хватают за руку и приглашают следовать за собой». [816]816
Цит. по кн.: Xavier Baron, London 1066–1914,Robertsbridge, East Sussex, 1997.
[Закрыть]По оценке Мейхью, человек 400 промышляли поставкой клиентам девочек в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет. [817]817
Mayhew, Vol. IV.
[Закрыть](Журналист У. Т. Стед только в 1885 году сумел проделать свой знаменитый трюк, «купив» для сексуальных утех тринадцатилетнюю девочку, – все это происходило под строжайшим наблюдением.) Секретарь созданного в 1835 году Общества предупреждения подростковой проституции говорил о «развращении мальчиков», которых можно было купить на этом позорном рынке за 10 фунтов. [818]818
Tristan, op. cit.
[Закрыть]
Ипполит Тэн был потрясен не многочисленностью проституток, а их неразумным поведением: «они не знают, как действовать с расчетом и беречь себя, как обеспечить себе хоть какое-то положение… что присуще проституткам Парижа». Он, должно быть, говорил с Манби, встретившим девушку, которую знал в ту пору, когда она работала служанкой. [819]819
Hudson, op. cit.
[Закрыть]«Она была хорошо и со вкусом одета». Три года она занималась проституцией и была вполне довольна жизнью, а потом купила на сбережения кофейню. Это было целью многих девушек, когда они начинали, но их мечта редко осуществлялась. Занятие подобным ремеслом не давало никакой гарантии. Другая девушка жаловалась Манби: «все мои клиенты поразъехались из города [был август], а мне нужно платить за жилье». Она, будучи дочерью фермера, по собственной инициативе сменила сельскую жизнь на занятие проституцией в Лондоне.
Женщины редко принимали клиентов на дому: «домовладельцы не одобряли этого и не позволяли приводить мужчин. Они шли с теми, кого удавалось „подцепить“, в специально отведенные места». [820]820
Tristan, op. cit.
[Закрыть]«Весь день на Стрэнде и Хеймаркете на большинстве лавок и более или менее приличных домах висели объявления: „Постели внаем“». [821]821
Hyams, op. cit.
[Закрыть]Время от времени предпринимались попытки очистить территорию от нежелательных элементов, но они явно были недостаточными. Как писал Манби в 1859 году: «так называемая очистка Хеймаркета и казино привела к росту и процветанию сети тайных притонов и ночных заведений». [822]822
Hiley, op. cit.
[Закрыть]В казино имелись специально отведенные комнаты, а услуги проститутки обычно оценивались в две-три гинеи. Излюбленной темой рассуждений Флоры Тристан были пороки аристократии: