Текст книги "Тридцатник, и только"

Автор книги: Лайза Джуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Да-а? – подначивала Надин, постукивая кончиками пальцев по столешнице.

– Черт побери, Дин, ты выглядишь… дико потрясно. – Диг слегка вытаращил глаза, а розовый румянец на его физиономии сменился пылающим багрянцем.

Надин фыркнула и захихикала, приложив ладони к щекам.

– Ну спасибо, – наконец выдавила она. Теперь она была того же цвета, что и Диг, они сидели рядом, словно пара спичек в коробке, и неловко посмеиваилиись.

Наконец перестали смеяться, глянули на пунцовые лица друг друга и снова захохотали.

– Черт, до чего я докатился! – Диг обхватил голову руками. – Надо же сказать такое тебе! Моему старому другу Дин!

– Да уж! – смеялась она. – Мне аж в сортир захотелось!

Направляясь из открытого кафе через стойку в туалет, Надин по-прежнему улыбалась. Улыбка не сошла с ее лица и в туалетной кабинке; и перед раковиной она веселилась, разглядывая себя в зеркале. Все было так странно. Встреча с Дигом после долгого перерыва, этот паб, где они сидят, как взрослые, пьют пиво, курят и болтают на серьезные темы. И, наконец, комплимент. Чудно. Диг считает ее потрясающей. А интонация, с которой он это произнес, напомнила ей кое о чем. О том дне в школе Святой Троице много лет назад, о летнем дне, когда Диг впервые увидел Дилайлу Лилли и объявил, что она похожа на Лесли Эш из «Квадрофении». А потом добавил: «О черт, она потрясающе красива!» Тогда же Надин поняла, что потеряла его. Свое восхищение Дилайлой он выразил тем же тоном, каким сейчас назвал Надин «потрясающей»… Да, точно таким же тоном.

Дрожь пробежала по ее спине.

Она просидели в пабе до закрытия. Когда на их столик подул прохладный ветерок, Диг обнял Надин, чтобы согреть.

Его рука осталась на ее плече, когда они двинулись домой, и Надин раздумывала про себя, нравится это ей или нет. И что это означает? Должна ли она сделать ответный жест, обняв его за талию? Он не отнимает руку по рассеянности, или же это проявление нежности? А вдруг это прелюдия к чему-то, совершенно немыслимому? Неужто после стольких лет равнодушия и невнимания Диг Райан вдруг вознамерился сделать то, о чем она так долго мечтала? Неужто он вознамерился влюбиться в нее?

Надин старалась отмахнуться от этих волнующих и одновременно пугающих мыслей, пока они медленно брели по буйно веселившемуся Камден-тауну. Заваленные мусором улицы были полны народа и остро пахли фалафелью и пряными сосисками, которые жарили под открытым небом для праздной толпы, вывалившейся из закрывающихся заведений. Диг и Надин прокладывали себе путь меж мятых коробок и пустых банок из-под колы, игнорируя настойчивый шепот наркоторговцев у станции метро.

А вдруг что-нибудь случится? Что тогда? Более неподходящего времени и вообразить нельзя. Завтра ее последний день в Лондоне. В понедельник она уезжает в Манчестер начинать новую жизнь, становиться новым человеком, и так уж ли ей необходимо вступать в отношения, которые привяжут ее к прошлому, привяжут к Лондону? Вместо того, чтобы проводить выходные, гуляя по Манчестеру, заводя новых друзей, истово занимаясь фотографией, она станет непрерывно мотаться в поездах между двумя вокзалами, жить на чемоданах, всегда скучая по кому-то, всегда мечтая оказаться в другом месте.

Нет, этого она не хотела.

Но с другой стороны, вот оно счастье: Диг и она, вместе, без Дилайлы, только они вдвоем – разве не об этом она мечтала?

Она взглянула на Дига. Он оживленно рассказывал о своих планах, о том, как он завоюет музыкальный бизнес. На работу в «Электрогаме» помощником администратора он отвел себе год, максимум полтора, затем он начнет пробиваться в отдел художественной политики. Года два проведет там, а потом вильнет в сторону, в небольшую фирму, куда явится раком на безрыбье и приобретет огромное влияние. Еще через год или около того он откроет гениальнейшую музыкальную группу в мире, сделает себе имя, заработает кучу денег и тогда – вершина его карьеры: «Диггер – Рекордс», его собственная фирма. К двадцати пяти годам он станет миллионером. Все просчитано. Выверено. Нет проблем.

Он искренне верил каждому своему слову: он добьется своего, никаких сомнений – успешная карьера, «Диггер Рекордс», ранняя отставка.

Диг, сообразила Надин, столь же переполнен амбициями и планами на будущее, как и она сама. Для междугороднего романа в его жизни не оставалось места, это более чем очевидно.

Свернув с Кентиш-таун-роуд на Бартоломью-роуд, они двинулись в дому Надин. Она уже решила, что к себе его не пригласит. Родители закатят целое представление: «Привет, незнакомец!», и «Давненько ты не показывался», и «Сколько лет, сколько зим». Дигу придется долго и нудно рассказывать о том, что он делал эти два года, и как поживают его родители. Время было уже позднее, и не стоило разводить канитель, поэтому, когда они подошли к ее дому, Надин остановилась на нижней ступеньке и повернулась к Дигу.

– Что ж, – немного скованно начала она, – спасибо, что спас меня от ужасов вечера встречи. Я отлично провела время. Это было.. э-э.. – Она искала подходящее слово, дабы завершить им вечер и одновременно его не испортить, но Диг ее не слушал. Напрягшись и сжав кулаки, он с беспокойством смотрел ей в глаза, приоткрыв рот, словно хотел что-то сказать.

– Я должен снова тебя увидеть, – твердо заявил он, и глаза его тревожно блеснули.

– Ну конечно, – Надин метнула на него быстрый взгляд, – мы будем видеться… то есть…

– Нет, – сердито перебил Диг. – Я должен снова тебя увидеть. Как можно скорее. Завтра. Что ты делаешь завтра? – В его голосе слышалось отчаяние, он крепко, очень крепко сжал ее ладони.

Надин смутилась. Она не знала, что ответить. Высвободила ладони из клещей его рук и приняла решение. Она хочет увидеться с ним завтра, и будь, что будет. Она хочет провести свой последний день в Лондоне с Дигом.

– Ничего, – она пожала плечами, глуповато улыбаясь. – Ничего особенного.

– Давай что-нибудь устроим, – просиял Диг. – Пойдем куда-нибудь. Ты и я. А?

– Ладно, – еще шире заулыбалась Надин, испытывая облегчение от того, что слезное прощание отложено, – давай. – Ее сердце бешено билось, а ладони покрылись потом.

И прежде чем Надин сообразила, что происходит, прежде чем решила, хочет ли она этого или нет, Диг властно обнял ее за плечи, нагнул голову и впился в ее губы.

Первое мгновение Надин оставалась безучастной, она замерла, сжав губы. Но запах Дига вкупе с очевидным эффектом, который его поцелуй произвел на низ ее живота, сделали свое дело: внезапно она расслабилась и полностью отдалась поцелую. Губы Дига были мягким и нежными, и пахло от него так же, как и от нее, – пивом и сигаретами. Его чувственный, горячий язык трепетал на ее зубах, ласкал кончиком нёбо, внутреннюю сторону щек. Случилось! Наконец-то случилось: Диг Райан ее целует! Она и Диг Райан целуются!

Проезжавший мимо «гольф» с грохочущим двигателем и кислотной музыкой, ревущей из опущенных окон, сбавил ход.

– Эй, поцелуй ее за меня! – крикнул водитель в бейсбольной кепке, рассмеялся и покатил дальше.

Диг и Надин улыбнулись и медленно отодвинулись друг от друга; изумление было написано на их лицах.

– Пожалуй, – нарушила молчание Надин, – мне пора.

– Ладно. Позвони, когда проснешься, ладно? Если будет хорошая погода, устроим пикник.

– Давай, – Надин с энтузиазмом кивнула. – Прекрасная идея.

Они снова обменялись поцелуем и удивленными взглядами, а потом Диг повернулся и зашагал прочь. Надин наблюдала, как он удаляется по Бартоломью-роуд. Руки он держал в карманах и двигался немного неуклюже, подпрыгивая и спотыкаясь, словно первый раз стал на ноги. Блаженное чувство затопило Надин, чувство уютной близости, покоя, приправленное приятным возбуждением и новизной. Диг Райан, с радостью думала она, вон он идет по моей улице, поцеловав меня крепко и страстно и сварив из моих потрохов манную кашу; вон он, моя родная душа, мужчина моей мечты, человек, с которым я хочу просыпаться субботним утром на сосновой кровати. Вон он идет…

Она улыбнулась и уже собралась войти в дом, как Диг, находившийся в самом конце улицы и полагавший, что никто его не видит, внезапно запрыгнул на садовую ограду, выбросил кулак над головой и заорал, что было мочи. Секунду спустя он свернул за угол и исчез.

Прозрачное платье

На следующее утро Надин точно знала, как ей поступить. Она думала об этом всю ночь. И надумала: она будет радоваться жизни. Поплывет по течению, и пусть волны несут ее, куда им заблагорассудится. Она поведет себя так, словно завтра – самый обычный понедельник, а не последний день ее лондонской жизни. А вечером, когда они с Дигом распрощаются, она уйдет и ни слова не проронит о следующей встрече, и не станет обсуждать, как быть дальше. Она повернется и уйдет домой, и забудет о том, что случилось, забудет, что целовалась с Дигом Райаном, забудет о его чувствах. А завтра утром они с матерью погрузят ее вещи в машину и уедут в Манчестер, где начнется ее новая жизнь и сентябрьское воскресенье с Дигом Райаном станет далеким воспоминанием.

Когда она проснулась в десять часов, за окном сияло чудесное утро уходящего лета. Мать была в церкви. Она уже давно оставила попытки заманить туда Надин: дочь объявляла себя то атеисткой, то язычницей, а в последнее время, для пущей убедительности, даже сатанисткой. Отец с братом отправились рыбачить. Надин бегала по квартире в трусиках и бюстгальтере, окна были распахнуты, радио орало, и Надин подпевала во весь голос. В одиннадцать позвонил Диг, они договорились встретиться в половине двенадцатого на Цветочном холме.

– Захвати змея, – напомнил он. – Сегодня точно будет ветрено.

Когда Надин поднялась на холм, Диг сидел, развалившись и покуривая сигарету. Вместе с двумя пакетами он занял всю скамью. Одет он был в те же джинсы, что и накануне, и майку с надписью «Счастливый понедельник». Завидев Надин, Диг выпрямился, и на его физиономии заиграла похотливая улыбка.

– Ты знаешь, что твое платье просвечивает, да? – заметил он, когда она уселась рядом.

Надин притворилась смущенной, хотя ей были отлично ведомы диафонические свойства ее длинного, до середины лодыжек, индийского платья. На ноги она надела высокие ботинки из черной кожи с розовыми шнурками и завязала хвостик на макушке. Такой стиль ее мать презрительно именовала «глупым хиппизмом».

Диг раскрыл пакеты и продемонстрировал теплые французские батоны, баночки с плавленым сыром, пакетики чипсов и двенадцать бутылок пива. Надин захватила с собой одеяло. Оставалось лишь найти относительно уединенное местечко.

А затем весь день, с завтрака до ужина, с позднего утра до раннего вечера, они лежали на одеяле Надин и целовались. Они целовались пять часов кряду. Столь много и столь страстно, что на губах Надин образовались мозоли, а на подбородке от щетины Дига выступило раздражение. Время от времени они отрывались друг от друга; пока они наскоро перекусывали и торопливо отхлебывали пива, их губы уже искали друг друга. Они почти не разговаривали; когда не целовались, то мечтательно смотрели вдаль, блаженно улыбаясь резвящимся на воле псам и носившимся кругами детям. Они молча наблюдали, как солнце стало клониться к западу, глупые улыбки словно приклеились к их лицам, а руки оставались переплетены.

Когда они уже собрались уходить, когда мусор был сложен в пластиковый мешок, одеяло свернуто и пиво допито, ветерок взъерошил челку Дига.

– Ты видела? – встрепенулся он.

– Что?

Новый порыв ветра подхватил подол платья Надин.

– Это, – он указал на ее юбку, – и это, – он указал на ложбинки на траве, – и ЭТО! – пустой пакет, надувшись, покатился по дорожке. – Идем. Быстрее! Бери змея.

Он схватил Надин за руку, и они рванули к вершине Цветочного холма.

Очень скоро мощный ветер, неизвестно откуда взявшийся, оживил змеев. Ветер был теплым, приятным, но очень настойчивым, он ворошил волосы, дергал за одежду, напоминая нетерпеливого любовника. Солнце медленно садилось, дневной свет постепенно убывал, воздушные змеи плясали на золотистом фоне. Когда солнце скатилось за горизонт, и на Цветочный холм опустились сумерки, ветер стих так же внезапно, как и начался. Диг и Нади оглянулись, кругом было темно, тихо и безлюдно, они остались одни на холме. Подхватив змеев, бессильно валявшихся на подсохшей за лето траве, и взявшись за руки, они побрели обратно, в Кентиш-таун.

– Я все продумал, – сообщил Диг, когда они шли по улице Принца Уэльского. – Даже если я буду отдавать маме 20 фунтов в неделю за квартиру и начну выплачивать за машину, скажем, по 20 фунтов, плюс проездной за 5 фунтов в неделю, я все равно смогу приезжать к тебе по крайней мере каждые две недели… Не думаю, что на поездку мне понадобится больше пятнадцати фунтов, правда? Тем более, если купить молодежный проездной на железную дорогу… – Он с восторгом глянул на Надин и покрепче обнял ее за плечи. Она натянуто улыбнулась. – И, разумеется, праздники. Ты ведь будешь приезжать домой на праздники? Как у вас с каникулами на старших курсах? – Надин пожала плечами, улыбка из натянутой превратилась в нервную. – Неважно. Нам хватит праздников и выходных, три года промелькнут незаметно, не успеешь ты оглянуться, как снова окажешься в Лондоне и…

О боже, черт побери, думала Надин. Именно этого я и боялась.

Постой-ка, приятель, захотелось крикнуть ей, попридержи лошадей! Если бы на моем месте оказалась какая-нибудь девушка, с которой ты познакомился в винном баре, ты бы сейчас не бросался во весь опор, но осторожно прощупывал ситуацию. Ты не стал бы с такой беспредельной уверенностью загадывать на будущее. Но лишь по той причине, что ты знавал меня еще в те времена, когда я ходила с разбитыми коленками и в туфлях с ремешками, ты полагаешь, что дело в шляпе.

Но ты ошибаешься, дорогой мой, ты ничегошеньки не знаешь о том, что творится в моей голове, чего я хочу и чего не хочу. Я – сильная женщина, у меня есть мечты и цель в жизни, мне много предстоит испытать и попробовать, и, хочешь верь, хочешь не верь, это «многое» тебя не предусматривает. То факт, что стерва всех времен и народов, Дилайла Лилли, не устояла перед твоим обаянием, еще не значит, что ради тебя я забуду о моих надеждах и мечтах. Самое главное в моей жизни, Диг Райан, – я сама, а не ты, уже не ты, и главным ты больше никогда не станешь. Я сильнее тебя. Да! Правда! Я сильнее тебя, и ты мне не нужен.

Надин слегка раскраснелась от волнения. После стольких несчастных лет в школе Святой Троице, когда Дилайла Лилли у нее на глазах медленно и упорно разрушала ее дружбу с Дигом, не говоря уж о мечтах, после стольких лет тоски по утраченному и статуса пятого колеса в телеге, она уверенно взяла вожжи в руки и теперь полностью контролирует ситуацию. Диг Райан дал ей то, чего она от него давно ждала, а сейчас она намерена доказать ему, что отлично без него обойдется.

У музыкального магазина Надин резко остановилась и повернулась:

– Диг, по-моему, это не очень хорошая идея…

– Что? – непонимающе нахмурился Диг.

– Ну… ты и я. Мне кажется, у нас ничего не выйдет.

– С чего ты взяла?

Надин вздохнула.

– Во-первых, не стоит торопиться. – Она принялась объяснять, как представляет себе свою новую жизнь в Манчестере – как новую страницу, абсолютно не связанную с Лондоном и не омраченную прошлым. Диг часто моргал и мрачно кивал. – Понимаешь, Диг? Сейчас не время. Нам обоим не до того. – Диг попытался улыбнуться. – Значит, ты согласен? – Диг опять кивнул, опустив голову, замер и вдруг энергично затряс ею.

– Нет! – воскликнул он, сбрасывая ладонь Надин со своей руки и пятясь. – Нет, не согласен! И я ничего, черт возьми, не понимаю! Ты несешь ерунду. Послушай, Надин. С той минуты, как я тебя увидел вчера вечером, мне стало так… так… черт, я не могу объяснить, что со мной стало, но это было потрясающе. Ты заставила меня почувствовать нечто необыкновенное, и я не желаю расставаться с этим чувством. Я хочу ждать выходных. Хочу толкаться в очереди на вокзале в пятницу вечером со сменой белья в сумке. Хочу три часа трястись в поезде и воображать, как ты ждешь меня на платформе в прозрачном платье, с распущенными волосами, хочу мечтать о предстоящих выходных. Я хочу узнать тебя как следует, узнать не ту Надин Кайт, мою закадычную подружку, но нового удивительного человека, с которым я познакомился только вчера вечером, эту изумительную, потрясающую девушку, которую я прежде не знал.

– Ты знаешь меня сто лет, Диг.

– Нет! Это не так! Прежде ты была другой. А теперь ты новый человек, и я не могу тебя отпустить, не узнав поближе, не дав нам шанса. Черт, Надин… неужели такое может быть!

Надин уставилась себе под ноги. Она тоже не верила, что такое может быть. И не могла посмотреть Дигу в глаза, она боялась того, что могла в них увидеть.

– Прости, – пробормотала она. – Мне очень жаль. Но так уж случилось. Это называется «невовремя», у нас с тобой всю жизнь так.

– Ты о чем?

Надин глубоко вздохнула, открыла рот и снова закрыла. Не имело смысла – ни малейшего – ворошить прошлое. Она покачала головой:

– Ни о чем.

– Послушай, Дин, давай попробуем, а? Давай посмотрим, а вдруг у нас получится. Зачем отметать с порога? Я понимаю тебя, правда: начинать новую жизнь с нуля – это здорово. Но, Дин, я никогда прежде не испытывал ничего подобного и не знаю, что со мной будет, если мы хотя бы не попробуем.

– Ох, Диг! Ты ничего не понимаешь! Кончено, у нас получится, еще бы! В этом-то все и дело. Вместе нам будет очень хорошо, и именно поэтому я не хочу связываться с тобой. Не сейчас. Не накануне моего отъезда из Лондона. Не хочу!

– Но я тебе нужен? – Диг приложил ладонь к груди. – Я тебе нужен?

Надин пожала плечами. Разумеется, нужен. Больше, чем кто-либо другой. Но она уже приняла решение. Если она скажет «да», то все опять начнется сначала.

– Нет, – твердо произнесла она, – нет, Диг, ты мне не нужен. Наверное, тебе трудно в это поверить, но ты мне не нужен. Прости, если наношу удар по твоему мужскому самолюбию, но это так. – Развернувшись, она торопливо зашагала по Кентиш-таун-роуд. Слезы щекотали ей горло, но ни за что на свете она не хотела, чтобы Диг увидел ее плачущей.

Диг догнал ее, схватил за руку, развернул к себе.

– Значит так, да? Вот… так? – Надин кивнула. – И ты спокойно уйдешь? Просто уйдешь и будешь жить, даже не попытавшись узнать, каково нам было бы вместе? – Она опять кивнула. У Дига перехватило дыхание, он недоверчиво глянул на нее. – Я не верю тебе, Надин Кайт, – он медленно покачал головой, – не верю.

– Дело твое, – фыркнула Надин, отводя взгляд.

– Точно. А также мое дело – довести до твоего сведения, что это еще не конец. Я никогда ничего подобного ни к кому не испытывал. Помни, что я сказал, ладно? Сейчас ты совершаешь ошибку, Надин, поверь мне.

– Прости, – выдавила Надин, когда они дошли ее дома, – мне следовало быть честнее с тобой… Я не думала, что все так обернется… Прости, пожалуйста.

– Послушай, Дин. – Диг взял ее за руки и заглянул в глаза. – Я слышал все, что ты сказала, но разве мы не можем оставаться друзьями? Мне необходимо знать, что ты есть в моей жизни. Можно писать тебе? Или встречаться с тобой, когда ты будешь приезжать домой на праздники? Пожалуйста.

– Конечно, – кивнула Надин, мечтая закончить то, что она сама же и начала, мечтая вбежать в дом и скрыться от Дига. – Конечно, почему нет? – Она поспешно шагнула к двери, слезы подкатывали к горлу, глаза предательски заблестели. – Пока, – едва слышно пискнула она, вставляя ключ в замок. Споткнувшись о порог, она с грохотом захлопнула за собой дверь.

– Это ты, дорогая? – услыхала она встревоженный голос матери, доносившийся из гостиной, где семья смотрела телевизор.

– Да, – коротко отозвалась Надин, стараясь подавить всхлип, – сейчас приду.

Она ринулась вверх через две ступеньки к себе в спальню и, рыдая, рухнула на кровать. За окном раздался странный шаркающий звук. Глянув в щелку между занавесок, она увидела Дига. Он медленно пятился от ее двери, держа руки в карманах, потом двинулся по Бартоломью-роуд, неловко волоча ноги и тяжело ступая.

– Надин, Надин, что это на ковре? – раздался снизу крик матери. – Когда же ты научишься за собой убирать… Послезавтра меня уже не будет рядом, чтобы носиться с тобой!

Надин подождала, пока мать, шаркая шлепанцами, не скрылась в гостиной, и скользнула вниз.

На нижней ступеньке лестницы лежало нечто, напоминавшее кота с очень яркой расцветкой и необычно длинным хвостом. Подойдя поближе, Надин увидела, что это вовсе не кот, а воздушный змей Дига в красную, белую и желтую клетку – тот, что он брал с собой сегодня в парк.

Она тяжело опустилась на ступеньку, осторожно подняла потрепанного старого змея, поднесла к носу и вдохнула. Он пах свежестью и пластиком. Пах сегодняшним днем, днем, проведенным с Дигом. Он пах пикником, и дыханием Дига, и шерстяным одеялом, и пожухлой травой на Цветочном холме. Он пах чипсами и теплыми батонами. Он пах солнцем, надеждой и счастьем, детством и отцом Дига, он пах прошлым.

Она повертела змея в руках и заметила надпись на оборотной стороне, сделанную шариковой ручкой. Некоторые буквы были еле видны, нелегко писать по пластику шариковой ручкой. Надин поднесла змея к свету и разобрала:

Диг и Дин.

13 сентября 1987 г.

Сердечко навсегда.

Она печально свернула змея, встала и поднялась к себе.