Текст книги "Память и желание. Книга 1"
Автор книги: Лайза Аппиньянези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Робер Жардин смотрел на сына и улыбался про себя. Да, он оказался совершенно прав, остановив свой выбор на Жермен. Она все прекрасно понимает и будет действовать осторожно и деликатно. А его дело – несколько дорогих подарков, тактично врученных. Робер выждал некоторое время и, заметив, что Жакоб уже совершенно покорен, слегка кашлянул.
– Боюсь, нам пора уходить, – сказал он.
У Жакоба вытянулось лицо.
– Но еще совсем рано, – возразил он.
– У меня есть кое-какая работа, которую я непременно должен закончить к завтрашнему утру, Жакоб. Но если ты предпочитаешь остаться…
– Да-да! – Жакоб, не глядя на отца, пожирал глазами Жермен.
– Предоставьте вашего сына моим заботам, Робер. Мы выпьем в баре шампанского, посплетничаем немного… – Она улыбнулась юноше чарующей улыбкой.
В глазах Робера Жардина плясали озорные огоньки, когда он напоследок еще раз поздравил сына с днем рождения и пожелал им обоим приятно провести вечер. Жакоб почти не обратил внимания на уход отца. Среди людей, посещавших дом его родителей, юноша ни разу еще не встречал подобной женщины. От возбуждения у него все тело будто покалывало мелкими иголками – примерно так же ледяное шампанское пощипывает горло.
В баре Жермен села в уютное мягкое кресло и грациозно обхватила руками свои длинные ноги. Она не ожидала от сегодняшнего вечера большого удовольствия. В своей жизни эта женщина имела мужчин более чем достаточно, и сейчас она была прекрасно устроена: один старый граф и один богатый банкир заботились о том, чтобы она ни в чем не ведала недостатка. Поэтому если Жермен и совершала эскапады, подобные сегодняшней, то лишь по собственному выбору. И, как правило, все делалось с расчетом на возможное замужество; в ее возрасте уже пора было устраиваться понадежней.
В семнадцать лет Жермен Батай сбежала в Париж из Орлеана всего через несколько месяцев после свадьбы с пехотным капитаном. Этот брак открыл ей глаза на то, как отвратительны могут быть мужчины. Обладая великолепными внешними данными, девушка получила работу в знаменитом Фоли Бержер, где огненно-рыжие волосы и потрясающие ноги Жермен обеспечили ей непрекращающийся поток поклонников. Благодаря их роскошным подаркам и своей все возраставшей известности Жермен сумела найти свою нишу. Она великолепно вписалась в «belle epoque», став куртизанкой с утонченным вкусом и острым умом, в которой равно ценили как красоту, так и умение общаться с собеседником. Сейчас, когда ей было тридцать четыре года (хотя признавалась она только в двадцати девяти, а в удачные моменты выглядела еще моложе), Жермен стали все чаще тревожить мысли о будущем. И поэтому на сегодняшний вечер она согласилась главным образом из расположения к Роберу Жардину, которому была многим обязана.
Но сейчас, когда Жермен смотрела на этого привлекательного юношу с темными лучистыми глазами и спокойной улыбкой и видела, какое воздействие на него оказывает, она забывала о своих недавних сомнениях.
Прошло слишком много времени с тех пор, как она позволяла себе подобные выходки только ради удовольствия. Небрежно, между прочим, она предложила Жакобу поехать к ней домой и выпить там еще шампанского. Ее экипаж ждал на площади. Они так славно поболтают без этого гама и суеты.
Ошеломленный Жакоб последовал за ней. Одновременно взволнованный и оживленный, он сидел рядом с закутанной в меха Жермен и слушал ее журчащий голос, слегка заглушаемый цокотом копыт. Войдя следом за хозяйкой в квартиру, Жакоб почувствовал себя так, словно оказался в некоем волшебном мире. Жермен обожала все эффектное и в этом своем пристрастии доходила до вульгарности, однако своим присутствием она настолько оживляла кричащий интерьер своего жилища, что оно казалось не безвкусным, а экстравагантным.
В гостиной царили опьяняющий аромат роз, атлас и бархат. Жермен скользила средь этого великолепия легкой поступью женщины, привыкшей читать обожание в глазах мужчин. Но на лице Жакоба она читала несколько иные чувства. Да, и это было совершенно очевидно, он, безусловно, увлечен. Однако в его глазах, неторопливо блуждавших по комнате, было также некое отстраненное любопытство, словно он собирал впечатления, чтобы впоследствии обдумать их. Юноша отнюдь не был растерян. Его взгляды заинтриговали Жермен, его задумчивость подзадорила ее. Она присела рядом с ним на диван и, слегка улыбнувшись, потянула за узел галстука.
– Без него тебе будет удобнее, – сказала она. – Здесь тепло.
Она провела ухоженным ноготком по его крахмальной сорочке, потом, в упор глядя ему в глаза, стала медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы. Когда ее пальцы коснулись его кожи, Жакоб схватил ее за запястье.
– О, тебе не нравится, когда до тебя дотрагиваются? Жаль. – Острым кончиком языка она медленно облизнула нижнюю губу. – Жаль, – снова повторила она. Глаза, опушенные длинными ресницами, оглядели юношу с ног до головы и остановились на выпуклости в паху.
Этот взгляд подвигнул Жакоба к действию. Он нервничал, не уверенный в том, что правильно оценивает ситуацию. Неужели приятельница отца гладит его не просто так, а с умыслом? Он держался из последних сил. Но этот взгляд решил дело. Жакоб притянул ее к себе и исступленно поцеловал – так, как учила его Мариэтт.
– Так-так-так, – усмехнулась Жермен. – Ты не так уж невинен, как я думала. Твой отец будет удивлен.
Смущенный Жакоб вспыхнул и отвернулся. Он отошел в дальний конец комнаты и стал бесцельно перебирать безделушки, стоявшие на угловом столике. Жермен подошла к нему сзади и обняла. Ей нравился этот юноша с его гордостью и неуверенностью в себе.
– Пойдем, – мягко сказала она. – Давай-ка посмотрим, что ты знаешь о женщинах.
Жакоб последовал за ней в спальню. Она велела ему расстегнуть ей платье. Он неуклюже принялся за дело, восхищаясь ее чудесной кожей, вдохнул аромат ее тела. Легким движением бедер она скинула платье, и возбуждение юноши стало еще больше. Наметанным глазом Жермен сразу заметила выпуклость на его брюках. Зрачки темных глаз расширились. Она подошла ближе и стала намеренно медленно расстегивать ему брюки. Она гладила его тело нежными руками, касалась искусными губами. Дойдя до трусов, она остановилась и хитро взглянула на Жакоба. И потом слегка сжала его пенис. От невероятного блаженства Жакоб застонал. Он опрокинул Жермен на кровать и вошел в нее со всей силой молодости. Он кончил сразу же.
Растерянный и смущенный, Жакоб, не глядя на нее, потянулся за брюками. Из общения с Мариэтт он знал достаточно, чтобы понять, что показал себя полным идиотом. Но он так давно не был с женщиной. И эта Жермен буквально измучила его, трогая там, куда никогда не добиралась рука Мариэтт. Жакоб не смел поднять глаза.
Сквозь звон в ушах донеслись слова Жермен:
– Жакоб, – произнесла она с какой-то новой ноткой в голосе. – Ты окажешь мне большую честь, если останешься. Мы проиграем эту сцену заново с небольшими вариациями.
Он обернулся. В ее зеленых глазах не было и тени насмешки. Она улыбнулась. Ее влекло к этому мальчику с такими забавно серьезными глазами. Как трудно, должно быть, когда тебя предает собственная плоть. А он замечательно красив и строен. Жермен взяла его руку и прижала к своей маленькой упругой груди. Кровь Жакоба закипела вновь.
– Медленнее, мой друг, медленнее, – прошептала она.
Жермен вела его руку в те места, которых он еще никогда не касался. Язык его заставил ее застонать.
К концу той ночи Жакоб знал о женщинах очень много. Раньше он даже не представлял, что можно столько знать о них. И он пребывал в совершенной уверенности, что это только начало. На протяжении целого года он часто посещал Жермен, так часто, как она ему позволяла. Каждый раз, уходя, он считал дни до новой встречи, воскрешал в памяти ее шелковистую кожу, ее объятия, ее ласки.
Но однажды, осознав, что увлечена не меньше своего любовника, Жермен испугалась. С ее стороны было ужасно глупо поддаться страсти к обыкновенному мальчишке, ничего не значившему для нее. Ведь ее главная задача заключалась в том, чтобы найти себе мужа, который бы обеспечил ей достойную старость. Но ее юный обожатель казался таким свежим, особенно по сравнению с обрюзгшим, одышливым старым графом или грузным, неуклюжим банкиром, что Жермен не спешила оборвать эту связь. И тянула до тех пор, пока не обнаружила, что не может жить без Жакоба. Его ласки были столь утонченны, он так любил слушать истории Жермен о ее прошлой жизни! И она с жадностью вбирала в себя его страсть, его любопытство, расцветая все больше от его пылкой любви.
А Жакоб слушал и учился. Он поглощал сведения о мире, которого еще совершенно не знал. Вначале он, пораженный, только слушал, открыв рот, рассказы Жермен о мужчинах, близких знакомых его семьи, и о женщинах, которых он считал образцовыми женами. Мало-помалу он начал вместе с Жермен смеяться над их маленькими причудами. Он не был потрясен тем, что на свете существуют лицемерие и двойная жизнь. Мир, представший его взору, был несовершенен, но так интересен! Жакоб чувствовал себя зрителем, со снисходительной улыбкой смотрящим эту нескончаемую комедию. Жакоб не строил иллюзий – он знал, что Жермен не может принадлежать только ему. С него хватало того, что каждое из свиданий приносило ему блаженство, время как бы замирало.
Но однажды вечером, когда он сидел в ее гостиной и ждал ее (Жермен уехала на свидание в оперу – кое-чем она не желала жертвовать даже для него), Жакоб стал рассеянно перебирать книги, на которые раньше как-то не обращал внимания. Одной из книг оказалась работа его отца. Жакоб машинально открыл ее, рассеянно подивившись: как странно, что Жермен интересуется медицинскими книгами. На титульном листе рукой отца было написано: «Жермен, моей очаровательной учительнице жизни». Жакоб не поверил своим глазам. Жермен учила его отца жизни, надпись на книге недвусмысленно говорила об этом. Словно обжегшись, Жакоб швырнул книгу наземь и пулей вылетел из квартиры.
Он представил себе отца в объятиях Жермен и вспыхнул. Ничего не видя перед собой, он словно слепой брел по улицам. Отец, уважаемый, боготворимый им отец – и Жермен, с которой он, Жакоб, испытывал невероятное наслаждение, Жермен, которая стонала от его, Жакоба, ласк. И сразу же все мужчины из рассказов Жермен воплотились в отца. Жакоба захлестнула ревность, немедленно превратившаяся в жгучую злобу. Внезапно он вспомнил, как отец знакомил его с Жермен. Сейчас он ненавидел их обоих. Наверно, они потешались над ним, подобно тому, как он смеялся над другими!
Не обращая внимания на мокрую одежду, Жакоб брел под дождем. Чувства его смешались. Ему хотелось ударить Жермен, наказать ее так, как он никогда не сможет наказать отца. Жакобу хотелось наброситься на Жермен, вонзиться в нее и продолжать, продолжать, пока она не запросит пощады. Эта картина столь явственно встала у него перед глазами, что он очнулся. Он заметил, что весь истекает потом, несмотря на проливной дождь. Жакоб зашел в кафе и залпом выпил чашку черного кофе без сахара. Мимо его столика прошла женщина, кинув на юношу недвусмысленный взгляд. Жакоб взглянул на нее с отвращением: она была почти так же стара, как его мать. Он вспомнил ангельское лицо Жермен.
Жакоб быстрым шагом пошел обратно. Жермен была уже дома; сжавшись в комочек, она сидела на диване, на котором они впервые поцеловались. Слезы текли по ее щекам, в руках она держала книгу Робера Жардина. Жакоб долгим взглядом посмотрел ей в глаза. В это мгновение злость, разочарование, вожделение и сочувствие перемешались, и Жакоб почувствовал, что перешел ту границу, где кончается юность и начинается зрелость. Он подошел к Жермен, нежно поцеловал ее залитое слезами лицо. Потом легко поднял на руки и перенес на кровать – свидетельницу их пылких свиданий. Медленно, очень бережно они занялись любовью. Оба понимали, что это в последний раз.
Два года спустя Жермен умерла, утонула в Средиземном море. Поговаривали, что она наложила на себя руки. А Жакоб получил по почте таинственный сверток. В свертке он обнаружил письмо нотариуса и дневники Жермен, которые она завещала Жакобу. Он жадно перечитывал их снова и снова, недоумевая, как в Жермен уживались цинизм и невинность, восхищался ее острыми выпадами, способностью все про всех знать, поражался ее юмору и чувственности. И каждый раз краснел, читая о себе. А еще Жакоба терзало горькое смутное чувство: не повинен ли он косвенным образом в гибели Жермен? Еще долгое время спустя его не оставляло ощущение, что чтение дневников женщины, научившей его ценить плотские радости, не дает ключа к ее разгадке, а только добавляет таинственности к образу этой жрицы любви.
Позже, уже став психоаналитиком, он часто задумывался: уж не эта ли его неспособность понять Жермен и даже Мариэтт побудила его заняться профессией, объяснявшей мотивы человеческих поступков?
4
Осенью 1929 года на лекциях профессора Гаэтана Гайтана де Клерамбо, главного врача Парижского специального госпиталя, стала появляться молодая темноволосая женщина, вызвавшая среди студентов-медиков не меньший ажиотаж, чем биржевой крах, случившийся примерно в это же время на Уолл-стрит. Во-первых, женщины среди будущих психиатров в те времена встречались редко; во-вторых, профессор де Клерамбо был известен как ярый женоненавистник; в-третьих, в его лекциях, посвященных классификации психических заболеваний, весьма существенное место занимали описания эротомании, а эта тема считалась неподходящей для слуха «приличной» дамы. Еще большее любопытство вызывало то обстоятельство, что загадочная женщина, внимательно слушавшая лекции и старательно конспектировавшая их, по окончании занятий всякий раз самым таинственным образом исчезала. Никто не знал, как ее зовут и где она живет, хотя многие предпринимали попытки раскрыть ее инкогнито.
К Рождеству возбуждение студентов дошло до предела. Существовало несколько версий. Сторонники одной из них утверждали, что таинственная особа – любовница профессора де Клерамбо, которого до сих пор считали лютым врагом слабого пола. В пользу этой гипотезы говорило то, что профессора несколько раз видели о чем-то шушукающимся с темноволосой дамой. Один из особо предприимчивых студентов пораньше выскользнул из лекционного зала и подкараулил странную слушательницу у выхода. На его глазах она уселась в длиннющий лимузин серебристого цвета и укатила. Всем было известно, что старый профессор происходит из аристократического рода и одним из его предков является сам Декарт. Стоит ли удивляться, что у де Клерамбо такая шикарная любовница?
Приверженцы другой партии утверждали, что невозможно представить профессора нарушившим свое прославленное целомудрие. Эти студенты разработали гораздо более сложную гипотезу. Загадочная особа – бывшая пациентка Клерамбо, которую тот, снедаемый страстью запереть все человечество в сумасшедший дом, упек в психиатрическую лечебницу. Произошло это несколько лет назад, когда профессор выполнял обязанности дежурного психиатра при полицейской префектуре, производя экспертизу задержанных. Эта женщина ударила на улице полицейского. Ее объяснения своего поступка прекрасным образом сочетались с теорией профессора о галлюцинаторной паранойе, и поэтому он с удовольствием засадил бедняжку в узилище. Но женщина не была сумасшедшей и говорила чистую правду – тут студенты приводили друг другу множество примеров, из которых явствовало, как трудно порой отличить «нормальное» поведение от аномального. Прошло несколько недель, и родственники молодой женщины вызволили ее из заточения. Теперь же она решила разоблачить учение своего обидчика и посещает его лекции именно с этой целью – собирает материал для будущего судебного процесса.
Нечего и говорить, что к разряду фантазеров, разработавших эту версию, относились бунтари, мечтавшие свергнуть своего наставника. Среди них был и Жакоб Жардин. Он тоже был заинтригован этой женщиной, носившей элегантные, но неброские серые костюмы, сосредоточенно записывавшей лекции и столь мало похожей на представительниц прекрасного пола, с которыми Жакобу доводилось встречаться прежде. Впрочем, надо сказать, что молодого Жардина в этот период его жизни заинтриговать чем-либо было проще простого. Пройдя курс общего медицинского образования, он решил специализироваться в психиатрии – в этой области пока сделано было очень немного, к тому же занятия психиатрией обещали удовлетворить жадное любопытство, которое вызывали в Жакобе люди и их идеи.
Жак Бреннер, закончивший философский факультет, поступил на работу – впрочем, не слишком обременяя себя служебными обязанностями, – в фирму отца.
– Твое трудолюбие меня утомляет, – со смехом говорил он Жакобу.
Жардин улыбался в ответ, зная, что Жак не так ленив, как изображает. Эрудиция Бреннера поистине поражала: он мог остроумно и исчерпывающе раскритиковать последний роман Андре Жида, порассуждать о новом философском трактате или археологическом исследовании, а сразу вслед за этим обсудить положение дел на рынке акций. Всякий раз после беседы с ним Жакоб ночи напролет просиживал над книгами, чтобы не отставать от друга. Интересы Жардина лежали как в гуманитарной сфере, так и в сфере естественных наук, и он мечтал найти для себя область деятельности, где эти сферы пересекались бы.
Перед Новым годом мать Бреннера пригласила Жакоба на «маленькую вечеринку». Жак предупредил, что определение «маленькая», когда его употребляла мадам Бреннер, не следовало понимать слишком буквально. И действительно, перед особняком Бреннеров выстроилась длинная вереница шикарных автомобилей, возле которых топтались шоферы в ливреях. Увидев это зрелище, Жакоб вспомнил предупреждение друга и усмехнулся.
О прибытии месье Жакоба Жардина собравшимся объявил мажордом. В зале горели канделябры, в зеркалах отражались блеск хрусталя, сияние бриллиантов на обнаженных дамских плечах. Голоса сливались в нестройный гул. Между гостями сновали официанты, разливая коллекционное вино и шампанское. Длинный стол ломился от блюд с изысканными угощениями, аранжированными с безупречным вкусом. Потом Жакоб будет вспоминать празднество по случаю наступления нового, 1930 года как ослепительный символ недолгого межвоенного благополучия старой Европы. В воздухе витало наэлектризованное напряжение, словно собравшиеся предчувствовали, что в последующие тридцать лет подобных праздников уже не будет.
Первым делом Жакоб отправился поприветствовать леди Леонору, улыбнувшуюся молодому человеку своей обычной иронической улыбкой.
– Спасибо, что заглянули ко мне на вечеринку, – сказала она по-английски.
Леди Леонора была в длинном платье из легкой золотистой ткани.
– Последний раз Жака видели где-то там, – показала она в угол зала. Жакоб с удовольствием отправился путешествовать по залу, наблюдая за людьми и обмениваясь легкими, ничего не значащими фразами со знакомыми. Из большого зала он проследовал в соседнюю гостиную, где было несколько тише. Он обежал взглядом группки гостей и обратил внимание на одну из женщин. Она рассказывала что-то нескольким знакомым, грациозно жестикулируя руками в браслетах. Жакоб подошел поближе и стал наблюдать.
Женщина была одета в длинное переливающееся искрами платье, стянутое узлом на плече и у талии. Темные волосы обрамляли лицо, поражавшее не только тонкостью черт, но и живостью ума. Особенно хороши были блестящие черные глаза. Почувствовав на себе взгляд Жакоба, женщина обернулась, и он смущенно отвернулся. Но почти сразу же снова уставился на нее. Жакоб был почти уверен, что видит перед собой ту самую загадочную незнакомку, из-за которой хрипли в спорах его друзья.
Привлекшая его внимание особа заметила, с каким интересом ее разглядывает молодой человек, кажется, она тоже узнала его. Он выделялся среди студентов профессора Клерамбо умением задавать четко сформулированные вопросы, а также вполне корректными, но довольно едкими выпадами в адрес лектора. Чуть позже молодая женщина сама подошла к Жардину.
– Итак, вы меня разоблачили, – спокойно сказала она.
Несмотря на высокомерный тон, в глазах ее плясали веселые искорки.
Жакоб молча кивнул, не очень зная, как себя вести.
– Но вы ведь меня не выдадите? – полувопросительно проговорила она, наблюдая за его реакцией.
– При всем желании не смог бы, – начал улыбаться Жакоб. – Я до сих пор не знаю, кто вы.
– Может быть, это и к лучшему, – заколебалась незнакомка.
– Не знаю, к лучшему ли, но меня такое положение не устраивает.
Теперь, когда эта женщина стояла так близко, Жакоб находил ее еще более интригующей. Они внимательно смотрели друг на друга.
В этот момент к ним подошел Жак.
– Ах, вот ты где! Мне следовало догадаться, что ты крутишься подле самой очаровательной гостьи.
– Но мы еще не представлены друг другу, – поспешно пробормотал Жакоб.
Жак хмыкнул:
– Что ж, возьму эту почетную задачу на себя. Принцесса Матильда Датская, позвольте представить вам Жакоба Жардина, моего давнего друга и временами моего лечащего врача.
Жакобу не удалось скрыть изумления. Меньше всего он ожидал, что под маской загадочной слушательницы курса психиатрии скрывается принцесса одного из королевских домов Европы. Жардин не нашелся, что сказать.
Принцесса Матильда одарила его обворожительной улыбкой:
– Кажется, ваш друг не очень рад такому знакомству, – заметила она.
– Жакоб всегда такой непредсказуемый. – Бреннер мальчишеским жестом откинул со лба густую прядь светлых волос. – Поэтому мы с ним до сих пор и дружим.
Эту фразу он прошептал с комичной серьезностью.
Принцесса наблюдала за ними обоими. Казалось, она приняла какое-то решение.
– Может быть, вы оба посетите одну из моих сред? Возможно, господин Жардин понемногу привыкнет к моему имени.
Иронично улыбнувшись, она кивнула им и присоединилась к своим знакомым.
Жакоб проводил ее долгим взглядом.
Есть люди, живущие на свете с непоколебимым убеждением, что родились не в том месте и не в ту эпоху. Принцесса Матильда де Полиньеско относилась именно к этой категории. Она была единственной наследницей знатного и богатого рода. Мать умерла через год после того, как Матильда появилась на свет. Отца крошечная девочка совершенно не интересовала, поэтому он оставил ее на попечение нянек и гувернанток, которым платил скудное жалованье, а те, в свою очередь, недовольство по этому поводу вымещали на малютке. В результате маленькая Матильда всегда чувствовала себя в родном доме чужой. Когда она отправлялась в гости к своим аристократическим родственникам, это чувство еще более усиливалось. Девочка была всегда одета хуже, чем ее сверстницы, а вскоре выяснилось, что она еще и уступает им по части образования. Матильда была умна, и эта несправедливость приводила ее в отчаяние. Она постоянно чувствовала себя одинокой и очень страдала из-за того, что никто не относился к ней с любовью.
Когда девочка научилась писать, она в стремлении оторваться от повседневной реальности начала сочинять истории и стихи, где жили персонажи, с которыми она могла бы подружиться. Маленькая Матильда очень боялась смерти – причиной тому была преждевременная кончина ее матери, и ее сказочные друзья сулили ей спасение и защиту. В двенадцать лет Матильда поняла, насколько скудны ее знания. Собрав все свое мужество, девочка обратилась к отцу с просьбой. Она хотела, чтобы он отправил ее в какую-нибудь частную школу – на это тот сразу же ответил отказом. Тогда Матильда попросила, чтобы ей позволили свободно пользоваться обширной библиотекой родительского дома и приставили к ней домашних учителей, хорошо знающих свое дело. На это отец согласился.
Весь пыл юности, весь заряд энергии, накопившейся за годы одиночества, Матильда тратила на учебу. Она читала жадно и беспорядочно. Ей хотелось, чтобы ее учили математике, древнегреческому, латыни, ботанике. Она начала учить английский и немецкий языки. Когда девушке исполнилось восемнадцать, отец внезапно проникся к ней интересом. Пришло время искать подходящего жениха, который не даст угаснуть фамильному древу Полиньеско. Это было в 1919 году. Мировая война только что закончилась, королевские дома Европы пытались приспособиться к новой жизни, в которой круг их деятельности оказался значительно сужен. Заняться светским воспитанием Матильды де Полиньеско было поручено ее тетке. Пригласили лучших портных, представивших на строгий суд матроны самые совершенные произведения. С помощью этих кутюрье тетка превратила неуклюжую девочку-подростка, на которую отец не обращал ни малейшего внимания, в прелестную молодую женщину. С этого момента отношение князя к своей наследнице разительным образом переменилось – он не мог на нее налюбоваться.
Была произведена деликатнейшая разведка, людям своего круга дали понять, что имеется невеста – богатая девушка безупречного происхождения. Интерес к этой партии проявили представители знатнейших родов Европы. Матильда стала посещать балы и более скромные вечера – суаре. Под строгим присмотром своей дуэньи она встречалась и разговаривала с мужчинами, некоторые из которых были в возрасте ее отца. Матильда вела себя так, как требовали светские условности, но в глубине души не испытывала ни малейшего интереса к этим приготовлениям. Ей казалось, что вся эта суета не имеет к ней отношения. Да, она была приятно удивлена и тронута тем, что отец соизволил наконец обратить на нее внимание. Но претенденты на ее руку оставляли девушку равнодушной. Она понимала, что на самом деле они интересуются не ею, а ее отцом и его богатством. В любимых книгах и в рассказах гувернанток любовь выглядела совсем иначе. Тем не менее Матильда прекрасно понимала, что не станет перечить отцу и выйдет за того кандидата, которого одобрит князь. Выбора у нее не было.
Незадолго до того, как Матильде исполнилось девятнадцать, отец объявил, что жених найден – это был датский принц, не уступавший невесте знатностью и богатством. Правда, он был на двадцать пять лет старше, но это обстоятельство считалось несущественным. Принца Фредерика встретили в семье де Полиньеско подобающим образом. Вскоре было объявлено о помолвке. До свадьбы Матильда видела своего будущего супруга всего два раза, и во время обеих этих встреч он разговаривал с ней лишь о материях, составлявших главный интерес его жизни – об армии и рыбной ловле. Матильда молча слушала, с любопытством поглядывая на своего суженого из-под скромно опущенных ресниц. Он был высок, широкоплеч, хорошо сложен. Песчаного оттенка волосы, добродушная улыбка. С отчаянно бьющимся сердцем Матильда пыталась представить этого человека в роли страстного возлюбленного, о которых пишут в книгах.
Пышная свадьба состоялась в Париже. Затем новобрачные в сопровождении свиты слуг отправились в отдаленный шотландский замок, предоставленный в их распоряжение одним из аристократичных родственников. Матильда с радостным возбуждением предвкушала наслаждения медового месяца. Чтение произведений Вальтера Скотта вселило в нее любовь к неукрощенной природе, к тихим аббатствам, горным пастбищам, поросшим мхом полянам, ущельям и ручьям. Антураж ее не разочаровал. Замок оказался величественным строением XVII века, высокие стены внутренних покоев были сплошь увешаны картинами и гобеленами. Вокруг пунцовели вершины гор, в ущельях завывал ветер, по крутым склонам носились пасущиеся кони с развевающимися гривами, под древними скалами журчали горные ручьи.
Итак, природа Матильду не подвела, разочарование ожидало ее в супружеской спальне. Молодым отвели покои в западном крыле замка. Центральное место в комнате Матильды занимало просторное ложе с балдахином. Едва девушка переступила порог своей спальни, как ей бросилось в глаза это монументальное сооружение, всецело завладевшее ее помыслами. Матильда знала, что именно здесь произойдет самое главное, хоть и не очень представляла себе, что именно. Чтение книг и нечастые разговоры по душам с гувернантками просветили ее лишь насчет прелести поцелуя. Несколько раз, читая описания любовных сцен, Матильда чувствовала сладкую истому где-то в низу живота и предполагала, что это ощущение связано с наслаждениями страсти. Однако когда Фредерик поцеловал ее – а это произошло два раза, – Матильда ничего такого не испытала, если не считать щекотки от его усов и непривычной близости лица другого человека.
В первый же вечер после ужина, пока мужчины пили бренди перед камином, Матильда удалилась в спальню. Горничная помогла ей снять платье и надеть белый кружевной пеньюар. Многоопытная тетка в свое время сказала своей подопечной со значением в голосе, что именно этот наряд предназначен для первой брачной ночи. Надевая через голову невесомое одеяние из легкой, холодной ткани, Матильда подумала о своей покойной матери. На фотографиях она выглядела такой молодой и красивой! Вот кто мог бы сейчас помочь советом. Матильда чуть было не обратилась с расспросами к горничной. Та выглядела особой достаточно опытной и наверняка могла бы поделиться знаниями. Но Матильда так и не решилась на это. Когда ее нарядили ко сну, девушка улеглась на просторную постель и принялась разглядывать замысловатый узор на балдахине.
Когда Фредерик постучал в дверь, Матильда, сама не своя от волнения, тихо прошептала:
– Войдите.
На столике горела газовая лампа, отбрасывавшая на стены жутковатые тени, похожие на привидения. Матильда не видела лица своего супруга, но в сказанной им фразе ей послышался оттенок враждебности:
– Я вижу, моя жена меня ждет.
Или это ей показалось? Без лишних церемоний Фредерик скинул куртку и брюки. Матильда зажмурилась. Потом кровать заскрипела под грузом его массивного тела. Девушка ощутила запах бренди, жесткие волосы коснулись ее лица, к ее рту приникли грубые губы. Рука Фредерика обшарила ее тело, раздвинула ноги, после чего на Матильду навалилась такая тяжесть, что девушка чуть не задохнулась. Две руки подхватили ее под ягодицы, что-то чужеродное вторглось в ее тело. Матильда вскрикнула от боли. Ответом ей было невнятное урчание. Боль пронзила внутренности еще два раза, и все закончилось. Остался лишь звук тяжелого сопения в ухо, да саднящая рана в низу живота. Матильда лежала неподвижно.
Через несколько секунд Фредерик поднялся, чмокнул жену в щеку, оделся и, коротко кивнув, пожелал Матильде спокойной ночи. Ей показалось, что он сейчас щелкнет каблуками. Хлопнула дверь – принц удалился, белея в темноте незаправленной в брюки рубашкой.
Матильда почувствовала, как у нее в горле клокочет удушающий хохот. Так вот чего она ожидала с таким нетерпением? Она судорожно смеялась, а по лицу текли слезы.
