Текст книги "Волны святого волшебства"

Автор книги: Лавиния Уайтфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава вторая

Путешествие верхом обернулось для Анжелы пыткой. Очень скоро ей уже казалось, что кожа на ногах стерта от лодыжек до бедер. Мужчина, однако, не подавал вида, что догадывается о ее проблемах. Когда она шевелилась, чтобы устроиться поудобнее, он делал ей энергичное внушение. По другим поводам Фил к ней вообще не обращался.

Кажется, с Андреасом он тоже общался без слов. Они пустили лошадей через подлесок по склону с такой скоростью, которая встревожила бы Анжелу и в тихий солнечный день. Под дождем это было особенно ужасно. Вначале она подскакивала и оглядывалась каждый раз, когда позади них рушились из-под копыт обломки скал, но Фил быстро водворял ее на место, что причиняло ей ужасную боль, и вскоре она перестала делать это.

Анжела потеряла ощущение времени. В лесу было так темно под покровом древесных крон и дождевых туч, что трудно было сказать, день сейчас или ночь. И, несмотря на всю свою неприязнь, ей оставалось только восхищаться уверенностью, с которой Фил находил дорогу. Андреас, похоже, иногда колебался, Фил – нет.

Он просто натягивал поводья и заставлял Ан-дреаса следовать за собой.

– До заката около часа, – пробормотал он, не обращаясь к Анжеле.

Андреас выглядел очень встревоженным. Он вытащил из седельной сумки небольшую рацию и вытянул телескопическую антенну. Лес наполнился треском и неразборчивым бормотанием. Андреас покачал головой и убрал антенну.

– Помехи слишком сильны. Фил нахмурился.

– Примерно через час будет гребень. Тревога Андреаса усилилась.

– Фил, мне надо бы вернуться. Без меня не обойтись, когда начнут поступать пострадавшие.

– Вы знаете дорогу?

Слабая улыбка тронула губы старшего мужчины.

– Не так, как вы. Но если держать путь на северо-запад, то, уверен, попаду на след.

Фил испытующе глянул на него.

– А если нет? Андреас пожал плечами.

– Тогда проведу ночь в лесу. Не впервые. – Он коснулся руки спутника. – Не беспокойтесь, друг мой. Вы обучили меня всяким премудростям. Я не потеряюсь. А вам надо удостовериться, что на фазенде все в порядке.

– Если бы можно было связаться с ними по рации… – вздохнул Фил.

Андреас покачал головой.

– Есть только одно решение, и вам оно известно. – Он поколебался. – Хотите, возьму мальчика с собой?

Шокированная Анжела не сразу поняла, что речь идет о ней.

– Нет, – сказал Фил. – Он может принести пользу на фазенде. Этих миссионеров обучают основам медицины. Конечно, это немного, но любая помощь будет кстати.

Сердце у Анжелы упало. Действительно, миссия обучала своих юных помощников основам медицины. Но она-то никогда не проходила этого курса. Она приехала в Бразилию слишком юной, и отец не отпускал ее из поселка на учебу. Так что о медицине она знала лишь то, чему научил ее отец. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно.

Анжела опустила голову и притворилась, что игнорирует беседу двух мужчин. Поскольку они больше вообще не обращали на нее внимания, это было нетрудно.

Фил и Андреас не затянули прощание.

– Выходите на связь вовремя, – коротко сказал Фил, коснувшись седельной сумки, где, очевидно, лежала его собственная рация.

Он так ничего и не сказал ей, направив коня круто в гору. Здесь лес был погуще, но деревья ниже. Временами ему и даже Анжеле приходилось пригибаться, чтобы избежать низко нависших веток.

Уже совсем стемнело. Филипп достал из рюкзака мощный фонарь и приладил его к седлу. Луч заливал дорогу сверкающим светом, но тени от деревьев выглядели угрожающими. Анжела слышала, как попискивают мелкие зверьки, разбегающиеся в поисках убежища.

Через некоторое время они остановились, и Филипп слез на землю. Анжела огляделась. Это была небольшая полянка, на которой, видимо, и раньше останавливались люди. Трава местами вытоптана, а на кострище оставались зола и угли.

– Почему мы остановились? – нервно спросила она, поглядывая на длинные тени.

– Бензин кончился, – пошутил он и нетерпеливо добавил: – Мы здесь отдохнем. Нельзя ехать всю ночь.

Анжела насупилась.

– Я… ну, мне не нужен отдых. Я могу ехать дальше.

– Ты можешь – лошадь не может, – грубо сказал он. – Ей и так сегодня досталось, а ночью двигаться труднее. Слезай-ка и разжигай костер. – И, поскольку она не шевельнулась, он пристально взглянул на нее. – Не знаешь, как разжечь костер, юный миссионер?

– Еще чего! – тоже грубо ответила Анжела. Пять лет жизни на опушке леса не пропали даром, кое-что она все-таки знала.

– Тогда слезай и дай бедному коняге отдохнуть.

Она ненавидела его.

– Боюсь, что не смогу, – жалобно сказала она.

Он уставился на нее, затем бессердечно расхохотался.

– О, я не подумал. Да, для дебюта сегодняшнее путешествие было тяжким.

Он протянул руки, приподнял ее и опустил на землю легко, как ребенка. Это выглядело не очень достойно. И стало еще менее достойным, когда Анжела пошатнулась, как только он отпустил ее.

Он тут же снова подхватил ее.

– Судорога?

В его голосе прозвучало сочувствие, но девушка была слишком поглощена неожиданным отказом своих ножных мышц, чтобы заметить это. Она покачала головой, в широко открытых глазах стояла тревога.

– Нет, не знаю. Я не чувствую ног.

– Мышцы онемели, – сказал он, бережно опуская ее на землю. – Разотри их. Это скоро пройдет.

Анжела последовала его совету. Слабое чувство обиды рассеялось, когда кровообращение восстановилось, ноги обрели чувствительность и как следует разболелись. Она немного выпрямилась. Фил поставил фонарь на землю и теперь снимал с лошади сбрую. Он не замечал ее мучений. Ладно, подумала Анжела со вновь вспыхнувшей обидой, он тут же ее заметит, когда обнаружит, что костер не разожжен.

Фил тем временем уже положил рюкзаки на землю и начал развязывать их.

– Давно ты здесь? – бросил он через плечо.

– Пять лет, – ответила она.

– Пять лет? – Он поднял глаза в немом изумлении. – Но, конечно, не с Уинстоном?

– Почему же? С Уинстоном.

Смуглое лицо выразило неприкрытое недоверие.

– Я не очень близко знаю этого человека, но здесь не слишком населенная местность. Я должен был бы слышать, что у него есть молодой помощник. Торговцы знали бы. Или шахтеры.

– Нет, – тихо сказала она.

Его брови сошлись в одну линию. Это придавало ему еще более повелительный и нетерпеливый вид, чем обычно.

– Он что, тебя скрывал?

– Да.

Фил прикрыл глаза, опустив веки. Но ничто не могло прикрыть насмешливую улыбку на губах.

– Не объяснишь ли зачем? – протянул он.

– Это сложно…

– Ладно, – сказал Фил, улыбнувшись одними глазами. – Пить лет назад ты был совсем еще ребенком. Сколько же тебе тогда было? Одиннадцать? Двенадцать?

На самом деле ей тогда было восемнадцать. Но в качестве мальчика, ей и сейчас нельзя было дать больше восемнадцати, и она об этом знала. Анжеле страшно не хотелось в этом темном и уединенном месте открывать ему, что она не мальчик. Она опустила глаза и рассказала лишь часть правды.

– Он… мы… мое пребывание в доме хранилось в тайне. Когда приходили гости, я прятался в лесу. Дети, конечно, знали о моем существовании, потому что я их учил. И еще индейцы. Больше никто.

Он бросил на девушку взгляд, опаливший ее. Затем, слегка пожав плечами, вернулся к своим делам и начал проворно извлекать из рюкзака какую-то ткань, не глядя на Анжелу и не обращаясь к ней. Наконец он развернул содержимое рюкзака, и она увидела, что это палатка.

– Зачем? – сказал он наконец, все еще не глядя на нее. Он, казалось, был весь поглощен распутыванием палатки. Голос его звучал так, будто этот вопрос надоел ему. – Зачем он тебя прятал?

Анжела закусила губу, наблюдая за ним. Она колебалась.

– Уинстон Крей – мой отец, – тихо сказала она наконец.

Он повернул голову, и она увидела в его глазах такую ярость, что испуганно заморгала. Но он сразу вернулся к возведению палатки.

– Ты меня изумляешь, – сказал Фил сдавленным голосом, закрепив основание, и ловко собирая каркас. – Так у него где-то есть жена? Или ты дитя греха?

Ирония была неожиданной, неприкрытой и неуместной. Анжела вздрогнула.

– Ничего подобного, – тихо сказала она. – Моя мать была его женой, Она умерла в Европе. После этого он привез меня сюда. Вот в чем причина секретности. Она ненавидела миссию, и ее семья хотела помешать мне вернуться к отцу. Были даже сражения в суде. Я помню их.

– Значит, твой отец хотел иметь сына при себе. Чтобы тот мог продолжить его деятельность?

Его слова по-прежнему звучали насмешливо.

– Я преподаю чтение и письмо. Еще географию старшим детям. Немного ботанику, – сухо ответила Анжела.

Он нахмурился.

– Но я никогда не слыхал о тебе. Он проделал поразительную работу, сохраняя тебя в тайне. Не верится, что это возможно.

Анжела вздернула подбородок.

– А что тут такого? Мне, например, тоже не приходилось слышать ваше имя.

Все, чего она этим добилась, была презрительная усмешка, искривившая уголки его губ.

– Видимо, твой отец считает, что я недостойный субъект для детей, – сказал он. – Стащить мою карту – да, позволить имени дьявола осквернить его уста – нет.

Анжела нахмурилась. Что-то шевельнулось в памяти.

– Вашу карту? – медленно сказала она. Он пожал плечами.

– Я ее вычертил. Уинстон решил, что ему она нужнее, чем мне. Ладно, это неважно.

Пошли. Залезай в палатку. По крайней мере, обсохнем.

Анжела попыталась встать, но сочла за лучшее отказаться еще от одной попытки. Вместо этого она кое-как вползла в палатку, поднырнув под входной клапан. Фил хмуро наблюдал за ней, но ничего не сказал, пока она не оказалась внутри.

– Снимай с себя все, пока не доберешься до сухого, – скомандовал он и швырнул ей какую-то грубую одежду. Когда он ушел, она на ощупь определила, что вещи были тонкие и поношенные, но абсолютно сухие. Анжела стянула куртку и брюки и начала энергично растирать влажную кожу. Она хотела переодеться в сухое прежде, чем он вернется.

Фил внес в палатку яркий фонарь и приглушил его свет, прикрыв регулируемую заслонку. Затем уселся напротив нее, скрестив ноги, и начал ужин из собственных запасов.

Анжела поежилась. Было ясно, что палатка рассчитана на одного человека. Вынужденная близость вызвала у нее сердцебиение. Конечно, он оставался совершенно невозмутимым, но ей от этого не легче.

Фил бросил на нее острый взгляд поверх тарелки.

– Ты очень нервный для отважного миссионера.

– Я не миссионер.

Он поднял брови, словно не веря ей.

– Нет? А что об этом скажет Крей?

Скажет много слов, по большей части гневных. Особенно сейчас, когда он начал понимать, что у нее есть собственная воля и своя цель в жизни. Но Анжела не стала говорить об этом с чужаком. Она лишь пожала плечами.

Фил поставил миску на пол и, обняв руками колени, поглядывал на нее. Несмотря на его расслабленную позу, Анжела чувствовала себя словно под микроскопом. Она напряглась.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Анжела вздрогнула. Надо было подготовиться к такому вопросу, с досадой подумала она. А теперь он застал ее врасплох. Но она не намеревалась говорить ему правду. Секундное промедление уже выглядело подозрительным.

– Пол, – сказала она вызывающим тоном, зная, что опоздала.

Он поднял бровь.

– Я так понимаю, что в миссионерском центре Сан-Пауло тоже ничего не знают о тебе.

Она покачала головой. Глаза Филиппа сузились.

– Но почему?

Он не нравился ей, но он спас ей жизнь. Она выдала ему еще одну небольшую порцию правды.

– Семья матери послала за мной частных сыщиков. Уинстон боялся, что если они найдут меня, то сумеют уговорить бразильские власти отправить меня домой, в Англию. А если не сумеют, то просто похитят.

Ее спутник, молча, наблюдал за ней, и под его взглядом она поежилась.

– Неужели это было возможно? Анжела закусила губу. Такой вопрос она часто задавала себе, особенно когда подросла.

– Отец так говорил. Снова молчание. Она обнаружила, что его темные глаза чертовски проницательны.

– И ты решил остаться?

– О да.

Искренность ответа не вызывала сомнений.

Он опять прищурился.

– Потому что ты любишь Уинстона? Или Бразилию? Или был несчастен в Англии?

– Все вместе, – почти беззвучно ответила Анжела. У нее появилось мерзкое ощущение, что ее допрашивают в полиции.

Она внимательно посмотрела на сидящего напротив мужчину. Таких длинных ресниц она еще ни у кого не видела, они выделялись на загорелых скулах, словно бахрома маски. Некоторые женщины, должно быть, находят его неотразимым, неожиданно подумала она.

Это была странная, пугающая мысль. «Да откуда мне знать, что женщины находят в мужчинах неотразимым? – уныло спросила она саму себя. – С тех пор, как уехал Джеймс, я не говорила ни с кем, не считая детей, кроме Уинстона, Хосе и Терезы, которая знает о мужчинах еще меньше, чем я. И вдруг я берусь оценивать его сексуальность, будто городская шлюха из любимого комикса Терезы…»

Она чувствовала, как запылали ее щеки, но понадеялась, что при слабом свете он этого не заметит. Ей вдруг пришла в голову еще одна мысль, смутившая ее больше, чем все предыдущие. А что, если он знает, что она женщина?

Его ресницы внезапно взметнулись вверх. Анжела застыла, как заяц, попавший в луч прожектора.

Фил холодно сказал:

– Не надо бояться, я тебя не трону. Если бы Уинстон был здесь, у меня, наверное, появилось бы искушение выбить из него дурь. Но я не ищу козлов отпущения. Лучше расскажи мне, что твой отец замышляет.

Анжела в замешательстве уставилась на него.

– Замышляет? Вы говорите так, будто он преступник! – возмутилась она.

– Нет, я не думаю, что он преступник, – спокойно возразил Фил, – но думаю, что он – одержимый фанатик, лишенный сострадания и милосердия, – продолжал он ледяным тоном. – Он, видно, думает, что может вытворять все, что ему угодно, во славу Господа. Уинстон Крей, похоже, считает, что Господь наделил его исключительными правами.

Анжела почувствовала смущение и легкий испуг. Она понимала, что невольно стала жертвой давнего конфликта. Но разделял ли его Уинстон Крей? Если да, то почему никогда не упоминал имени этого человека? Ведь отец не был скрытен, особенно когда дело касалось его борьбы с врагами. Ее присутствие в миссии – единственный секрет, который Уинстон Крей должен был хранить, и то скорее в ее интересах, чем в своих.

Так кто же этот человек? Она порылась в своей памяти и ничего не нашла.

– Кто вы такой? – спросила она напрямик. Его губы дрогнули, как будто она позабавила его. Но он ответил вполне серьезно.

– Филипп Боргес.

– Боргес? – Анжела нахмурилась, В этом имени было что-то знакомое. Она попыталась отыскать разгадку.

– Откуда вы знаете моего отца?

Он бросил на нее скептический взгляд.

– В этой местности просто невозможно не знать каждого европейца в радиусе сотни миль. Кроме тебя, конечно. Что возвращает нас к моему вопросу: что Уинстон собирается делать с тобой?

Анжела вздохнула.

– Учить меня, – не сразу ответила она.

– Чтобы было кому передать дело? Ты серьезно?

Она поморщилась.

– Почему бы нет? Это способ избежать новобранцев из министерства. Уинстон считает, что можно сохранить это дело как семейное, каким оно когда-то и было.

– И тебя это устраивает? – протянул Филипп Боргес.

Нет, ее это не устраивало с того дня, как они с отцом шумно поругались и за которым последовали дни язвительного молчания, карающего ее строптивость. Она твердо знала, что у нее нет призвания к миссионерству. Более того, Анжела знала, что и Уинстону она не нужна. Собираясь в Бразилию, она по наивности надеялась, что станет ему опорой. Времени, проведенного здесь, хватило, чтобы убедиться: этот человек не нуждался ни в ком, кроме себя самого, и ее здесь ничто не удерживает. Надо уезжать. Она это знала. Тереза и Хосе тоже были уверены, что рано или поздно она покинет миссию. Единственный человек, которого предстояло убедить, был Уинстон. И она старалась. Но она вовсе не собиралась рассказывать обо всем этом дерзкому и надменному чужаку, поэтому сделала вид, что занята поглощением бобов в томате, которыми он ее угостил.

– Уинстона надо упрятать в психушку, – раздраженно сказал Боргес. – Какого черта он бросил тебя в миссии после штормового предупреждения?

На этот вопрос Анжела могла ответить, не вступая на зыбкую почву предательства.

– Он сказал: мы должны верить, – доложила она.

Ее спутник фыркнул.

– Это похоже на него. Но ты понимаешь, что мы вышли к миссии только по счастливой случайности?

Анжела вздрогнула.

– Понимаю, – тихо сказала она.

У нее появилось ощущение, что Филипп собирался сказать что-то важное, но в последний момент передумал. Он хмуро посмотрел на нее.

– Несколько лет назад, – сказал он после паузы, – мы с Уинстоном крепко поспорили.

Анжела уныло кивнула. Отец расходился во мнениях со всеми, кроме терпеливых индейцев, которые кротко воспринимали все, что он говорил, а потом делали по-своему. Она старалась вести себя с ним так же. Что же касается земляков-европейцев, иногда ей казалось, что отец воюет с ними со всеми поголовно.

– Что послужило поводом к вашей ссоре?

Он осклабился:

– Мораль и права на землю. Точнее говоря, моя мораль и права индейцев на землю. – Воспоминание позабавило его. – Уинстон считал, что Господь дал ему право вмешиваться и в то и другое. Я… э-э… разубедил его.

Она отчетливо припоминала, как отец что-то говорил ей о подобном конфликте. Речь тогда шла о каком-то соблазне. И кого-то он называл великим грешником. Уж не Фила ли Боргеса?

– Никому еще не удавалось разубедить Уинстона Крея, – рассеянно заметила она.

– Неправда, мне удалось, – холодно поправил ее Фил. – Он захотел построить миссионерский центр среди племенных земель. Я воспрепятствовал этому.

Анжела покачала головой.

– Представляю, как он был разгневан, – сказала она, заинтересовавшись. Ах, надо было быть внимательнее к рассказам Уинстона! – Но почему он никогда не рассказывал о вас? – пробормотала она.

– Потому что Уинстон из тех людей, которые не любят рассказывать о своих поражениях, – сухо ответил ее спутник.

Анжела вздохнула.

– Да, это правда. – Она поморщилась. – Черт побери, вот уж он разъярится, когда узнает, что это вы вытащили меня из миссии!

– Когда он стащил вычерченную мной карту, он оставил мне записку. Это было несколько лет назад, в разгар спора о местоположении миссии. Он написал, что изымает ее для того, чтобы отделить добро от зла.

Неприятное воспоминание кольнуло Анжелу.

– Он называл ее работой дьявола, – медленно сказала она.

– Ну, так это была моя работа. Но почему он сделал из меня дьявола, может быть, ты скажешь?

Глава третья

Анжела вздрогнула, и сама удивилась такой странной реакции на вопрос Фила Боргеса. Конечно, она его не боится, но что он ей не нравится – это точно. У него неприятная привычка командовать. Правда, так же повелительно он вел себя и со славным Андреасом, не только с ней. Но все же можно сказать: он достаточно вежлив, хотя и нетерпелив. После пяти лет жизни на опушке влажных джунглей, после пяти лет, проведенных с неистовым Уинстоном Креем, она усвоила, что существует множество вещей, которых следует бояться больше, чем острого языка.

«Самолюбивый», «надменный», «дерзкий». Это, пожалуй, слишком мягкие слова по отношению к нему, подумала Анжела. Но за пять лет она хорошо усвоила основы дипломатии и сейчас решила, что ни за что не покажет своей неприязни.

– Ладно, доедай свои бобы, и пора спать, – скомандовал Филипп Боргес.

Сам он быстро покончил с трапезой и теперь сидел, откинувшись на свернутую постель. Анжела не торопилась выполнять его приказание.

– Тебя, я вижу, трудно вывести из равновесия, да? – сказал он, потягиваясь. – Во время езды даже не пожаловался. Попробуй распознай, что у тебя на уме.

Ты даже не распознал, что я не мальчик, злорадно подумала Анжела. Это была ее маленькая месть.

Она подобрала вилкой остатки бобов.

– Уинстон Крей говорит, что в моем возрасте все мальчишки такие.

– Такие же суровые и угрюмые? Пожалуй, твой отец не прав, мальчуган. – Фил весело посмотрел на Анжелу. – Готов поспорить, и у тебя нет серьезных причин для недовольства своим положением. Или я ошибаюсь?

– Еще бы! Было бы тепло и сухо, и с меня довольно, – язвительно ответила Анжела.

– Неплохая философия для сельвы, – не заметил ее иронии Фил Боргес.

– Полагаю, что так. – Анжела усмехнулась. – Во всяком случае, когда вы меня нашли, мне, похоже, только это и было нужно.

Его суровое лицо смягчилось.

– Ты вел себя храбро.

– Нет, – честно призналась Анжела, – мне было безумно страшно.

– В этом и заключается храбрость.

Фил ловкими, точными движениями начал раскатывать подстилку. Анжела подобрала ноги, чтобы не мешать, но этого можно было и не делать. Удивительным образом он ухитрился разостлать подстилку, нисколько не вторгаясь на ее территорию.

Закончив, он присел на краешек, упершись локтем в колено, и задумчиво обратился к ней.

– Я не планировал, что нас будет двое, – откровенно заявил он. – Но мы постараемся устроиться как можно лучше.

Анжела колебалась. Но о том, чтобы кому-то ночевать вне палатки, не могло быть и речи. Дождь все еще шумел и барабанил по натянутой парусине.

– Что вы предлагаете?

Боргес указал длинным пальцем на край водонепроницаемой подстилки у задней стены палатки.

– Ты ляжешь здесь. Затем я лягу рядом и натяну подстилку поверх нас обоих. Таким образом, я смогу выйти приглядеть за Тобиасом, если его испугает молния.

Анжела посмотрела на узкую подстилку и с трудом сглотнула. Как он и сказал, она была предназначена для одного. Да ведь в темноте это сильное, могучее тело ее просто раздавит!

Фил Боргес мягко сказал:

– И это вовсе не предложение…

Она посмотрела ему в лицо. Оно было твердым, уверенным и очень решительным.

– …это приказ, – закончил он. Ей пришлось сдаться.

Этот Фил Боргес не так уж стеснял ее. Он предоставил ей возможность завернуться в подстилку, пока выходил взглянуть на лошадь и вынести их миски под непрекращающийся дождь.

Она тут же воспользовалась кратким уединением. Крепко натянув спасительную шляпу на голову, она надежно закрепила ее шпильками, которыми были заколоты волосы на макушке. Шляпа так сдавила голову, что ей стало больно до слез.

На мгновение Анжеле очень захотелось узнать, что бы он стал делать, если бы вдруг узнал, что она девушка. Глядя на холодное, безучастное лицо мужчины, Анжела не могла себе представить его одержимым ошеломляющей страстью к кому бы то ни было, не то что к тощей девице, только что возникшей из юноши.

Что до нее самой, то она уже твердо решила, что не боится его. Даже если она заметила, как играют в резком свете фонаря могучие мышцы под его ковбойкой, это еще не повод терять голову. Или самообладание.

Когда Филипп вернулся, он глянул на нее сверху вниз, и ей показалось, что его губы плотно сжаты. Впрочем, в неверном свете фонаря она могла ошибиться. Неожиданно он резко нагнулся и погасил фонарь движением, которое было похоже на гневный жест.

Усевшись спиной к ней, он стянул сапоги, затем повернулся, вытащил край подстилки и лег на спину, аккуратно прикрыв подстилкой их обоих.

И хотя она закрыла глаза и приказала себе отдыхать, по-настоящему заснуть было невозможно. Она слишком хорошо чувствовала удивительное тепло его тела. Она слышала его спокойное дыхание. Она вдыхала травянистый аромат шампуня, которым он мыл голову. И при каждом движении она касалась его, и между ними возникала такая близость, которой она еще не испытывала никогда в жизни.

Несмотря на всю ее решимость, ей было тревожно. И это не располагало к спокойному сну.

Это была не самая приятная ночь в ее жизни. Она обнаружила, что Фил Боргес спит.

Волны святого волшебства, неестественно тихо. Упираясь глазами в темный бугор его плеча, который заменял ей горизонт, она вот-вот была готова обвинить его в том, что он вообще не спит. Сама Анжела спать не могла. Утром Анжела с трудом открыла глаза. Фил Боргес, наоборот, выглядел свежим и бодрым.

– Ветер стих, – сказал он, когда она пошевелилась.

Анжела изобразила пробуждение. На самом деле она была уверена, что всю ночь лежала без сна, прислушиваясь к шуму леса. Она потерла глаза костяшками пальцев. От недостатка сна в них будто песок насыпали.

– А дождь? – спросила она.

Он сел и сбросил с себя подстилку.

– Не похоже. – Он взглянул на нее. – Справишься с постелью?

Анжела не была в этом уверена. Но она не хотела сдаваться без боя.

– Попробую, – сухо бросила она.

Он отодвинул постель и вылез через клапан палатки.

– Давай действуй. Пойду погляжу, не найдется ли чего-нибудь на завтрак.

Как только он ушел, Анжела вскочила. Ее шляпа съехала на один глаз под кривым углом. Мягкие каштановые локоны выбились наружу вдоль шеи и над открытым ухом. Она торопливо поправила их.

Боргес был слишком занят, чтобы заметить это, утешила она себя. И вообще почему бы юноше не иметь волосы до плеч? Хотя вряд ли он стал бы заплетать их в две школьных косички. Нет, волосы почти наверняка выдали ее.

Конечно, он, в конце концов, все равно должен узнать, что она девушка. Эта мысль не давала покоя ей еще ночью. И сейчас она заставила ее сердце биться сильнее. Разумеется, она скажет ему, твердо решила Анжела. Ей только не хотелось лезть к нему с этим признанием теперь, пока они все еще вдвоем.

Анжела потуже заправила рубашку в брюки и собрала складки курточки, чтобы они лучше скрывали грудь. Затем, как сумела, уложила постель.

Филипп отвернул клапан и влез обратно в палатку.

– Надеюсь, ты любишь гуанабану, – сказал он, повернувшись к ней. Его голос звучал натянуто. Или так только представилось ее воспаленному воображению? – Это все, что я сумел найти на завтрак.

Он протянул ей крупный плод. Анжела вздохнула и слегка поморщилась. Ей не нравился вкус гуанабаны, хотя местные жители считали ее деликатесом. Кроме того, плод был безобразным на вид. Он напоминал огромный авокадо, усеянный шипами.

– Уродлива, согласен, но она снабдит нас энергией для езды. Дорога будет трудной, – жестко сказал он. – Некоторые тропинки вообще размыты. Все скалы мокрые и опасные. Дай-ка ее сюда.

Фил отобрал плод и ножом нарезал его на ломтики с такой скоростью, будто внутри была не тугая мякоть, а масло. Теплое масло, подумала Анжела, беря кусочек и осторожно косясь на нож.

– Он выглядит убийственно. Фил взглянул на нож.

– Этот? – ласково сказал он, подбросив нож так, что тот совершил полный оборот и рукоятка снова легла ему в ладонь. – Если уж имеешь нож, то он должен резать!

– Удивительно, что вы не захватили мачете.

– Я захватил.

Анжеле нечего было сказать. Боргес одарил ее сверкающей улыбкой.

– Не зная, какой ущерб может нанести шторм, я пришел, готовый ко всему. Могу пройти сквозь все преграды, кроме упавших деревьев. Но и через них можно перебраться. В любом случае, это скоро кончится. К вечеру мы должны добраться до фазенды.

Это было нелегкое путешествие. Ветер стих, оставив после себя поваленные деревья и с корнем выдранные кусты. Сверху, хотя дождь и кончился, все время лилась вода, скопившаяся в листве. Большую часть времени неба было не видно. Пробираясь сквозь джунгли, Анжела чувствовала себя словно в огромном, величественном соборе, где вот-вот загремит божественный орган и своими звуками обратит в прах простых смертных.

Фила, по-видимому, нисколько не смущали опустошение и разрушения, причиненные ураганом. Во всяком случае, он взирал на них равнодушно, полностью сосредоточившись на дороге. Они больше шли пешком, чем ехали верхом, и Фил вел терпеливого Тобиаса в поводу. Иногда Анжеле казалось, что они кружат по лесу, выходя на одно и то же место. Деревья были невероятно высокими, словно какой-то гигант специально вытягивал их кверху, пока они подрастали.

Отовсюду свисали огромные лианы, одну из которых Фил ловко обрезал, чтобы сделать посох для Анжелы. Она удивилась, какой он получился твердый и прочный. На деревьях лианы выглядели гибкими, как веревки.

Иногда почва под ногами была почти чистая, покрытая лишь прошлогодними листьями и мягким кустарником, а иногда Филу приходилось прорубать дорогу с помощью мачете. По меньшей мере, дважды им довелось карабкаться среди вывернутых корней, словно штурмуя крепостные валы, и Филипп, терпеливо уговаривал пугающегося Тобиаса.

Дорога была трудной и опасной. Где-то внизу слышалось клокотание реки. И все же путешествие поднимало настроение. Анжела видела массу огневок, целые гроздья этих красных трубчатых цветков вдоль стволов, которые напоминали алые пальчики, укоризненно указывающие на деревья, загораживающие им свет. А однажды после полудня, когда в лесу было так тихо, словно ничто, кроме них, не двигалось, она увидела колибри. Птичка летела чуть ниже них вдоль склона долины. Ее крылышки слабо жужжали. Погружая длинный черный клювик в глубину цветка огневки, она была похожа на трепещущее радужное пятно.

Анжела восхищенно остановилась. Фил посмотрел, куда она показывает. Его лицо ненадолго прояснилось.

– Жизнь бьет ключом. Типично для сельвы, – сказал он и вдруг слегка коснулся ее щеки. – Если хочешь жить, надо двигаться, вот как.

Она неохотно пошла дальше, оглядываясь назад.

– Смотри, куда ногу ставишь! – предупредил он.

Но Анжела уже поскользнулась на куче грязи, которую приняла за твердую породу. Та расползлась под ее ногами, и девушка вскрикнула, скорее удивившись, чем испугавшись.

В мгновение ока Фил подхватил ее, прижав к себе так, что у нее перехватило дыхание. Ей показалось, что он, вместо того чтобы спасать, пытается ее задушить.

Филипп внимательно взглянул па нее и бережно поставил на ноги.

– Было бы чертовски жаль сломать ногу так близко от дома, – сказал он немного погодя.

– От дома? – едва осмелилась она переспросить.

Он кивнул в сторону полога леса впереди.

– Разве ты не видишь тропинку?

Анжела вгляделась с надеждой, но ничего не увидела. Они пошли дальше. Фил шагал первым. Спуск неожиданно стал более пологим, и она заметила тропинку. Усталость словно рукой сняло, она ускорила шаг.

Они вышли на поляну. Было слышно, как льется вода.

– Водопад, – кратко пояснил Фил, кивнув в направлении шума. – Мы уже на земле Боргесов. – Он покосился на нее. – Держишься?

– Держусь, – кивнула Анжела.

Сейчас, когда отдых и крыша над головой были близки, она позволила себе ослепительную улыбку. Фил моргнул.

– Садись на лошадь, – сказал он, – я ее поведу. На дороге могут быть поваленные деревья.

Не дожидаясь согласия, он поднял ее и усадил в седло. Тобиас стоял спокойно, только встряхивал головой и слегка фыркал, возмущаясь такой несолидной ношей. Анжела потрепала коня по холке и рассмеялась.

Она взглянула вниз, приглашая Филиппа разделить ее веселье, но вдруг обнаружила, что он смотрит на нее с очень странным выражением на лице. Смех замер у нее на губах.

– Простите… Я задерживаю вас? – виновато спросила она.

Он, похоже, вздрогнул.

– Нет, – вежливо возразил он. – Но нам действительно надо торопиться, чтобы успеть до темноты.