Текст книги "Ангел из Галилеи"

Автор книги: Лаура Рестрепо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Лаура Рестрепо
Ангел из Галилеи

Девочкам: Кармен, Вилье, Тити, Кристине, Кларе, Глории, Сеси, Диане и Элене

I. Орифиэль, ангел света

~~~

Ничто не предвещало начала этой истории. Или какие-то предзнаменования все же были, но я не сумела их верно истолковать. Восстанавливая последовательность событий, я припоминаю теперь, что за несколько дней до того, как все случилось, трое мужчин изнасиловали проститутку в парке напротив моего дома. В то же время собака соседки выпрыгнула из окна третьего этажа, упала на мостовую, но осталась цела, а прокаженная женщина, продававшая билеты на углу Девяносто второй и Пятнадцатой улиц, произвела на свет здорового, красивого младенца. Без сомнения, все это, как и многое другое, были знаки, но в нашем суматошном городе случается столько всего, сулящего близость конца света, что никто уже не придает подобным вещам значения. И это еще здесь, в моем квартале, где живут в основном представители среднего сословия, а попробуйте представить себе те знамения, которые ежедневно видят в трущобах!

Одним словом, цепь сверхъестественных событий, таким оригинальным образом изменивших мою жизнь, начала разворачиваться в восемь утра самого заурядного понедельника, когда я в отвратительном настроении вошла в редакцию журнала «Мы», где работала репортером. Я была уверена, что получу от шефа задание, о котором не хотела даже слышать и против которого мысленно бунтовала все выходные. Я знала, что меня пошлют освещать национальный конкурс красоты, стартовавший в эти дни в Картахене. Я была моложе, чем сейчас, более энергична и считала своим долгом писать о вещах действительно важных, но судьба не слишком меня баловала, принуждая попусту растрачивать свою жизнь в бульварном журнальчике.

Из всех обязанностей, которые мне приходилось исполнять, конкурс красоты был самой ужасной. Отвратительное дело – брать интервью у тридцати девушек с осиной талией и осиными же мозгами. Признаю, мое самолюбие ранило еще и то, что все они были моложе меня и весили меньше, но все же наиболее мучительной была необходимость всерьез рассуждать о «пепсодентовой» улыбке мисс Боиака, сомнительной целомудренности мисс Толима и о том, как печется о бедных детях мисс Араука. В довершение девицы всеми силами стремились произвести впечатление особ, располагающих к себе и легких в общении, они ко всем обращались на ты, не скупились на поцелуи, расточали фамильярности и лучились жизнерадостностью. С репортерами они вели себя по-свойски, тех, кто работал в журнале «Мы», называли «мышками»: «Мышка, пока ты берешь у меня интервью, подержи зеркало – я накрашусь»; «Мышка, напиши, что мой кумир – мать Тереза из Калькутты», и я впадала в ступор перед этими ста восьмьюдесятью сантиметрами шикарной фигуры, заполняя блокнот всяким вздором.

Нет. В этом году я не пойду на этот конкурс, даже если мне придется уволиться. Лучше я съем банку дождевых червей, чем снова услышу, как меня называют «мышкой», или окажу услугу мисс Кундинамарка, принеся ей сережки, которые она забыла в столовой. Так что я вошла в редакцию, бормоча проклятия, потому что прекрасно понимала: найти другую постоянную работу будет совершенно невозможно, а значит, отказаться от задания я никак не смогу.

В дальнем углу я увидела стоящую спиной ко мне знакомую фигуру, напоминающую мешок, обтянутый вельветом цвета бутылочного стекла. Я подумала, что сейчас этот мешок повернется, внутри окажется мой шеф с его индюшачьей шей и, даже не поздоровавшись, он пробубнит, что мне нужно собираться в Картахену, чтобы снова превратиться в «мышку» и досыта наесться червяков. Мешок тем временем повернулся, индюк поглядел на меня, но, вопреки ожиданиям, снизошел до приветствия и ни слова не сказал про Картахену. Он дал другое задание, которое мне тоже не понравилось:

– Езжай в квартал Галилея, там объявился ангел.

– Какой ангел?

– Да не важно! Мне нужна статья об ангелах.

Среди множества других стран Колумбия занимает первое место по количеству чудес на квадратный метр. С неба одна за другой спускаются Пресвятые Девы, проливаются божественные слезы, невидимые врачи вырезают аппендикс своим адептам, а ясновидящие предсказывают выигрышные номера лотерейных билетов. Это самое обычное дело: мы поддерживаем непрерывную связь с потусторонним миром – нация просто не выживет без ежедневной порядочной порции суеверий. С незапамятных времен мы являемся мировым монополистом в области иррациональных и паранормальных явлений, и, без сомнения, то, что сейчас – не месяцем раньше или месяцем позже, а именно сейчас – главный редактор потребовал принести ему статью о появлении ангела, могло обозначать лишь одно: эта тема только что вышла из моды в Соединенных Штатах.

На несколько месяцев раньше, когда отмечался конец тысячелетия и наступление новой эры, жители Северной Америки совершенно помешались на ангелах. Сотни людей заявляли, что они хоть раз в жизни встречали ангела. Дошло до того, что некоторые именитые ученые утверждали, что верят в их появления, и даже первая леди, вовлеченная во всеобщую истерию, носила на отвороте пиджака брошь в форме крыльев херувима. Как обычно, гринго мусолили эту тему, пока не пресытились. Первая леди избавилась от крыльев и вернулась к более классическому стилю в украшениях, ученые спустились с небес на землю, футболки с пухленькими ангелочками Рафаэля упали в цене вдвое. И тут пришло наше время, время колумбийцев. Как-то так получается, что мы воспринимаем лишь то, что доходит до нас с опозданием через Майами. Удивительное дело: мы, журналисты, вынуждены давать вторую жизнь темам, уже пережеванным коллегами на соседнем континенте.

Однако я не протестовала.

– А почему в квартал Галилея? – поинтересовалась я.

– К тетке моей жены приходит оттуда женщина стирать белье. Вот она-то и рассказала об ангеле. Так что давай езжай и добудь мне историю про ангела, даже если тебе придется выдумать ее. И сделай фотографии, много фотографий. На этой неделе и мы тоже вынесем тему на обложку.

– Вы можете дать мне какое-нибудь имя или адрес? Какую-нибудь менее расплывчатую информацию?

– Ничего больше нет. Разбирайся сама, я знаю только одно: если увидишь кого с крыльями – это и есть ангел.

Галилея. Должно быть, один из тех бесчисленных бедных кварталов на юге города, где живет тьма народу, царит нищета и хозяйничают банды подростков. Но он назывался Галилея, а библейские имена с детства волновали меня. Каждый вечер, лет до двенадцати-тринадцати, дедушка читал мне перед сном главу из Ветхого Завета или Евангелия. Я слушала его затаив дыхание, мало что понимая, скорее завороженная рокотом буквы «р», с каким произносил фразы старый бельгиец, так и не одолевший испанского.

Дедушка засыпал на середине, а я в полудреме тихонько повторяла отрывки из его всемогущей скороговорки. «Самария, Галилея, Иаков, Рахиль, Канна Галилейская, Тивериадское озеро, Мария Магдалена, Исайя, Гефсимания», – твердила я звонкие имена – древние и загадочные, они медленно кружили по моей спальне.

Были среди них и слова, от которых кровь стыла в жилах, как, например, MENE, MENE, TEKEL, UPARCIN [1]1
  Согласно библейскому преданию, в ночь взятия Вавилона персами царь Валтасар устроил пир, в разгар которого таинственная рука начертала на стене эти слова, предвещавшие гибель Вавилона.


[Закрыть]– я до сих пор не знаю их значения. Лишь то, что они предсказывают разрушение… Или вот другое: Noli me tangere [2]2
  «Не прикасайся ко Мне» (лат.).


[Закрыть], суровые слова, с которыми воскресший Иисус обратился к Марии Магдалине.

Даже сейчас библейские имена остаются для меня талисманами. Хотя уверяю, что, несмотря на дедушкины чтения и на то, что я крещена и воспитывалась в христианском духе, я никогда не была набожной, а быть может, даже и верующей. И до сих пор ничего не изменилось – специально подчеркиваю это, чтобы никто не отнесся к моему рассказу скептически или, наоборот, не воспылал ложными ожиданиями, думая, что это история обращения в веру.

Признаюсь, что когда шеф впервые произнес «Галилея», это название ни о чем мне не сказало. Хотя должно было вызвать предчувствие, прозвучать как сигнал тревоги. Но я ничего подобного не ощутила, возможно, из-за занудного голоса редактора, который лишил слово силы. Занятно, конечно, что самые бедные кварталы называют библейскими именами – Маленький Вифлеем, Силоам, Назарет, – только это и мелькнуло у меня в голове.

Через двадцать минут я уже поймала такси и попросила водителя отвезти меня туда. Таксист тоже никогда не слышал о таком месте, ему даже пришлось уточнить адрес по радиотелефону.

Мои знания об ангелах ограничивались коротенькой молитвой, которую я читала в детстве: «Святой Ангел Божий, хранитель и покровитель души моей! Пребудь всегда со мной, утром, вечером, днем и ночью, направляй меня на путь заповедей Божиих и удали от меня все искушения зла. Аминь», а единственная моя встреча с ангелом произошла в начальной школе в День Пресвятой Девы 13 мая, и у встречи этой был не очень приятный конец. Так получилось, что моей лучшей подруге Мари Крис Кортес в награду за отличную учебу выпала честь участвовать в шествии, изображающем Небесное Воинство, а потому она облачилась в костюм ангела с очень реалистичными крылышками, которые ее мама сделала из настоящих перьев. Увидев ее, я расхохоталась и сказала, что она скорее похожа на курицу, чем на ангела, впрочем, так оно и было. По традиции, в тот день каждая девочка должна была написать на секретной бумажке свое самое заветное желание, то, что она хотела бы попросить у Пречистой Девы. И ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы кто-то пронюхал, что там написано, иначе желание теряло силу. Потом бумажки сжигали в глиняных плошках, чтобы дым поднялся к небесам. Но в тот раз рассерженная шуткой про курицу Мари Крис Кортес стащила мой секретный листочек и громко прочитала, так что вся школа узнала: моей заветной мечтой было взглянуть хоть раз на лысую голову матери-настоятельницы. Почему-то это вызвало у той благородное негодование, по моему мнению совершенно не соответствующее силе оскорбления, и в качестве наказания она отвела меня в свой личный кабинет, что уже само по себе было неприятно, и, когда мы остались вдвоем, сняла накидку, показав мне голову, вовсе не обритую наголо, а покрытую очень короткими седыми волосами. Настоятельница заставила меня дотронуться до них и попросить прощения. Я до сих пор вспоминаю тот эпизод из детства с неподдельным ужасом – возможно, он был самым сильным потрясением в моей жизни, хотя, если подумать хорошенько, все было не так уж и страшно. Скорее наоборот, через некоторое время эта история принесла мне популярность, так как я стала единственной девочкой в школе, кто не только видел, но и касался лысого черепа монахини, и не просто монахини, а матери-настоятельницы. Как я уже говорила, на самом-то деле она не была лысой, но тогда я соврала. Чтобы не разрушать миф, я клялась, что голова была гладкой, как бильярдный шар, и долго скрывала правду – вот только теперь решаюсь признаться.

Но пора возвратиться к журналу «Мы» и заказанной статье. Причины, по которым была выбрана ангельская тема, показались мне совершенно неубедительными. Однако, несмотря ни на что, настроение мое улучшилось. Как-никак это в любом случае лучше, чем интересоваться у мисс Антиохия, что она думает о внебрачных связях.

Мы погрузились в море выхлопных газов, лавируя между автобусами, легковушками и уличными попрошайками, полтора часа нам понадобилось, чтобы пересечь с севера на юг по лабиринту запутанных улиц этот бестолковый город. Минуя бедные кварталы, мы поднимались в гору до тех пор, пока само понятие улицы не исчезло из окружающего пейзажа. На землю упали первые капли дождя, когда таксист сказал мне:

– Я могу довезти вас только до этого места, дальше придется идти пешком.

– Хорошо.

– Вы уверены, что хотите остаться тут? Вы промокнете.

– Куда мне идти?

В ответ он сделал неопределенный жест рукой, словно указывая на невидимую точку на горе:

– Наверх.

Вполне логично, что там обитают ангелы, подумала я. Эта дорога уходит в небо.

Путь вверх по склону под дождем занял у меня довольно много времени. Я добралась туда, когда уже казалось, что нет сил сделать хоть шаг на трясущихся от холода ногах, облепленных мокрыми джинсами. Квартал Галилея находился в умопомрачительном месте. С одной стороны поднималась похожая на стену скала, покрытая густым кустарником, а с другой вниз обрывалась бездна, и мне почудилось, что воздух в ней какой-то рыхлый и непрозрачный, не позволяющий увидеть дна.

Дома Галилеи хаотично карабкались вверх, громоздясь один над другим и словно цепляясь когтями за скользкий размытый склон. Дождевая вода ручьями бежала по наклонным улочкам, превращая их в сточные канавы. В центре поселка был заболоченный пустырь с двумя дугами по бокам – по ним можно было понять, что в хорошую погоду тут играют в футбол. Я подумала: каждый раз, когда игроки упускают мяч, он, должно быть, катится до самой площади Боливара.

На улицах не было ни воров, ни грабителей… Из-за закрытых дверей не доносилось ни звука. Единственным и полноправным хозяином здесь был дождь, гнусный ледяной дождь, падающий на меня с неба с равнодушным шумом, напоминающим урчание мотора. Что же стало с людьми? Должно быть, они ушли в какое-нибудь место получше. А ангел? Да какой здесь может быть ангел?! Если он спустился на землю и попал в этот район, то наверняка сию же секунду сбежал обратно.

Мне ужасно захотелось в туалет, захотелось очутиться дома, залезть под горячий душ, выпить чашку чая, позвонить в журнал и отказаться от задания. Проще говоря, на меня навалилась тоска.

Но как я смогу вернуться, на каком такси или автобусе? Здесь их и представить себе невозможно, я ведь пересекла границу мира и продолжаю двигаться все дальше и дальше…

Я дошла до церкви, аккуратного здания, недавно выкрашенного в бананово-желтый цвет, с ярко-коричневыми дверями. Она напоминала только что испеченный кекс в готическом стиле, увенчанный парой остроконечных башен. Там тоже было закрыто, так что я позвонила в дверь соседнего домика, где жил священник. Но ответа не получила. Я снова позвонила, теперь уже дольше, пару раз стукнула в дверь кулаком и подождала, пока с другой стороны не раздался старческий голос:

– Нет ничего! Ничего нет!

Меня приняли за побирушку. Я начала колотить сильнее, изнутри снова послышалось:

– Уходите, у меня ничего нет!

– Я хочу только спросить!

– И спрашивать тут не о чем!

– Все равно, пожалуйста, откройте! – Я кипела от возмущения и готова была в ярости ударить в дверь ногой, но она отворилась, и голос обрел плоть, я увидела священника в очках, старого, но не слишком, с покрытыми табачным налетом зубами, трех– или четырехдневной щетиной. Он держал в руках тарелку супа. Волосы его были подстрижены не ровно, а какими-то клоками, из-за чего голова выглядела очень странно, и я подумала, что оттуда скорее всего исходят тупые мысли.

Из дома доносился характерный запах – это была берлога заядлого курильщика.

– Падре, я пришла, потому что мне рассказали об ангеле… – сказала я, пытаясь укрыться под козырек над крыльцом.

Он с отвращением процедил сквозь зубы, что не слышал ни о каком ангеле. В супе плавали куски моркови, а беспокойные взгляды, которые мой собеседник бросал сквозь очки, говорили о том, что обед остывает. Но я настаивала:

– Понимаете, мне рассказали про ангела…

– Да нет же! Нет! Какой еще ангел?! Говорю вам: нет тут никаких ангелов! – сердито крикнул священник, потом добавил, что если я и в самом деле желаю помолиться Господу и услышать Его истинное слово, то должна вернуться к пятичасовой службе.

Я подумала, что у старикашки уже начался маразм, но терпеть больше не могла, так что пришлось попросить:

– Простите, святой отец, вы разрешите мне воспользоваться туалетом?

Он замешкался, возможно отыскивая предлог, чтобы отказать, но все же отошел в сторону, позволяя мне пройти.

– По галерее вдоль патио до конца, – проворчал он.

Я вошла. Жилище состояло из единственной пустой комнаты с двумя дверями – одна вела на улицу, другая – в патио. Кроме хозяина, тут никого не было. Хотя правильнее будет сказать: кажется, тут уже долгие годы никого, кроме него, не было. Лишь по склянке с пластмассовыми цветами, погребенными под слоем пыли, можно было предположить, что когда-то за порядком в доме следили женские руки.

– Ты промокла, детка, сними пальто.

– Не волнуйтесь, падре, все нормально.

– Нет, не нормально. Ты пачкаешь пол.

Попросив прощения, я попыталась промокнуть лужу бумажным платочком, найденным в кармане, скинула плащ и повесила его на указанный хозяином гвоздь.

Я пересекла патио, по которому гулял сквозняк, и, пока трусила по галерее, украшенной цветочными горшками без цветов, где поверх высохшей земли лежали окурки, думала о том, что густая щетина священника, должно быть, царапается, как наждак. На секунду я даже попыталась представить себе, как буду защищаться, если он попытается до меня дотронуться.

На меня никогда не нападали незнакомцы, однако временами меня охватывало параноидальное предчувствие того, что это может случиться. Абсурдность самой этой мысли разозлила меня: и с чего я решила, что может произойти подобная глупость, бедняга явно только и помышляет о том, чтобы я оставила его в покое, дав возможность насладиться своим супом.

Если не считать кучки недостиранных носков в ванне, санузел было довольно чистым. Все же я не стала садиться на сиденье – ведь с детства нас, женщин, учат проявлять чудеса акробатической ловкости, и в чужом доме мы умеем пописать стоя так, чтобы не коснуться унитаза и не намочить трусы. Задвижки на двери не было, и я придерживала ее рукой на случай, если кто-то (но кто, бога ради?) попытается ее открыть. Поэтому я и говорю, что женская психология порой страдает завихрениями: в нас живет убеждение, что все злые силы мира постоянно подстерегают нас, стараясь прокрасться у нас между ног.

Зеркала в туалете не было – и его очень не хватало, потому что мне придает бодрости возможность посмотреть на свое отражение и убедиться, что все в порядке. На стене висела лишь полочка с единственным предметом на ней: зубной щеткой с желтой и измахрившейся от старости щетиной, которая против моего желания приоткрыла завесу частной жизни угрюмого обитателя этого дома и рассказала правду о его одиночестве.

Вернувшись в комнату, я застала падре сидящим на койке и с каким-то особенным трепетом поедающим суп, он так низко склонял лицо к тарелке, что очки его запотели.

– Так значит, нет никакого ангела? – в последний раз попыталась я вернуться к интересующей меня теме.

– Ангел-ангел! Дался всем этот ангел! Вам случайно не приходит в голову, что это может быть посланник снизу, а?! Что, если тот, чье имя я предпочел бы не упоминать, использует эту уловку, чтобы привести к погибели невежественную толпу? Вы о таком не думали?

– Так вы полагаете, что этот ангел – скорее бес?

– Я уже сказал вам, приходите к мессе в пять! Как раз сегодня я поведу об этом речь. И публично изобличу еретиков из этого квартала, а нынешняя ересь того же характера, что и прежние, как у Псевдо-Дионисия Ареопагита [3]3
  Псевдо-Дионисий Ареопагит– неизвестный автор, составитель сборника «Ареопагитик», появившегося на рубеже V–VI вв. и приписываемого священномученику Дионисию Ареопагиту (убит около 96 г. н. э.).


[Закрыть], или у Адальберта Отшельника. – Голос священника дрожал от гнева. – Эти, из Галилеи, они даже бо́льшие грешники, чем Симон Волхв [4]4
  Симон Волхв– современник апостолов, основатель еретической секты симониан, по мнению некоторых древних христианских писателей, родоначальник всех ересей в церкви.


[Закрыть], ошибочно провозгласивший, что земной мир сделан из той же материи, что и ангелы. Пусть дрожат перед анафемой сегодняшние вероотступники! Пусть не играют с огнем. Потому что можно обжечься! Но больше я вам ничего не скажу. Нет, хватит, я не собираюсь опережать события! – Он сделал паузу, чтобы перевести дух и вытереть рот платком. – Приходите в пять к мессе, если хотите в чем-то разобраться.

– Хорошо, падре, я приду. До свиданья и спасибо за то, что позволили воспользоваться туалетом.

– Ах, нет же! Раз уж вы вошли, то не можете уйти, не поев немного супа. Ибо сказано: тот, кто ест в одиночестве, умрет в одиночестве, а я не хочу умереть один. Хватит с меня уже и того, что я живу бобылем.

– Нет, падре, не беспокойтесь. – Я попыталась отказаться, чувствуя себя отвратительно из-за того, что отнимаю у человека частицу его единственного наслаждения, и из-за того, что мне придется попробовать варево, где плавающие в сером бульоне куски моркови казались обломками потерпевшего крушение судна. Но мои старания пропали втуне: он подошел к котелку и наполнил мне тарелку до краев, потом достал из кармана сутаны помятую пачку Lucky Strikesи прикурил сигарету от огня в печи.

– Почему вы так одиноки, падре? Разве ваши прихожане не заботятся о вас?

– Они меня не любят. Возможно, потому, что я переехал на этот склон, будучи уже желчным стариком, и у меня не было сил заставить их себя полюбить. Но не стоит беседовать после обеда, это вредно для пищеварения и не способствует приведению мыслей в порядок.

В комнате воцарилась тишина, я ела, он курил, если только можно назвать тишиной те вздохи и причмокивания, с которыми падре наслаждался дымом своей сигареты. На вкус суп был не так ужасен, как на вид, мой желудок с восторгом принял горячую жидкость, и я ощутила благодарность за грубоватое великодушие хозяина дома. Сам же он уже давно дремал, сидя на койке с тлеющим окурком в желтых пальцах и склонив под невообразимым углом свою нелепо постриженную голову.

Вытащив у него из руки сигарету, я погасила ее в одном из цветочных горшков, вымыла свою и его тарелки под рукомойником в туалете, оставила записку: «Господь благословит Вас за доброту, в пять я приду к мессе» – и вновь вышла под дождь и пронизывающий ветер. Но это уже было не важно, теперь я была уверена, что у меня есть история, чтобы рассказать ее. Я все еще не знала, каким образом сделаю это, но появилось острое желание выяснить, что же за существо ангел из Галилеи. Кроме того, на пятичасовой мессе, похоже, не обойдется без отлучений от церкви и даже угроз смерти на костре. Такое представление я бы не пропустила ни за что на свете.