Текст книги "Летящая на пламя"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
Шеридан собирался уже было пуститься в объяснения и поведать не в меру восторженной гостье о том, что на него в тот момент нашло затмение и он намеревался расправиться со старым болваном. Но интеллект дамы явно не справился бы с информацией, несущей такую суровую правду жизни, и поэтому Шеридан сдержался и не стал откровенничать.
Джулия внимала своей гостье с холодной улыбкой, пока та охала и ахала, сгорая от любопытства и возбуждения. Шеридан молча помешивал ложечкой чай, уйдя в себя.
За окнами уютного особняка, расположенного на берегу реки, шел дождь со снегом. Такая погода стояла с того самого дня, когда Шеридан Дрейк впервые после долгой разлуки ступил на землю Англии, из чего он сделал заключение, что на родине был установлен новый национальный климат, за который, по-видимому, проголосовало большинство в парламенте. Ледяная крошка царапала по стеклам и налипала на них, расчерчивая окна вдоль и поперек и делая их похожими на тюремные решетки.
Шеридан поймал на себе взгляд Джулии. Она, должно быть, прочитала по выражению его угрюмого лица, что в нем закипает раздражение, и поспешила выпроводить гостью за дверь, под холодный мокрый снег.
Как только дама вышла из гостиной, шурша пышными кружевными юбками, Шеридан тут же вскочил с места и начал вышагивать по комнате взад и вперед. Джулия, проводив гостью, вернулась и села на свое место за столик, сервированный к чаю.
– Ну вот, – сказала она, – эта глупая курица наконец-то ушла. Садись, не беспокойся, я больше никого не приму, обещаю тебе. Никто больше не будет мучить тебя.
Шеридан остановился и взглянул на Джулию сверху вниз. Испытывая мрачное удовлетворение, он представил себе эту женщину, связанную по рукам и ногам и растянутую палачом на козлах, где она могла наконец в полной мере постичь смысл слова «мучение» так, как постиг его он, Шеридан. Он пристально и напряженно смотрел на нее, спрашивая себя уже не в первый раз, знала ли Джулия о самой великолепной шутке отца, знала ли она о том, что старик как-то позвал его, десятилетнего, только что вернувшегося из школы, к себе и сообщил о том, что мечта всей его жизни сбывается: он едет в Вену учиться музыке у лучших мастеров; корабль уже стоит в гавани, вот имя капитана, который доставит его в Австрию, вот его новая одежда и дорожный сундучок и несколько веселых добрых слуг, которые будут приглядывать за ним во время путешествия…
– Шеридан, – окликнула его Джулия, – садись же.
Это было невыносимо. Теперь он ни днем, ни ночью не мог избавиться от Джулии, она утешала его, нежила, увещевала, говорила, что ему делать и как поступать.
– Шеридан, – снова позвала она.
Теперь уже Шеридан всерьез мечтал об одиночной камере в долговой тюрьме или о бегстве в Индию. Он сел.
– Ее высочество скоро вернется с прогулки, – сообщила Джулия, вынимая из шкатулки для рукоделия незаконченную вышивку.
Шеридан обхватил ладонями голову и, уперев локти в колени, начал горестно раскачиваться из стороны в сторону, уставившись на свои сапоги.
– Неужели в этом доме нет ничего спиртного? – недовольно спросил он.
– Что, нервы? – Джулия взглянула на него, оторвавшись от рукоделия. – А я-то думала, что ты способен убить любую леди наповал, оставшись при этом равнодушным.
– Блестящая мысль. Видит Бог, я бы с наслаждением убил тебя, но ведь ты не леди.
– Не понимаю, куда запропастилась принцесса. Я просила ее остаться дома сегодня утром, но ее высочество вынуждена гулять в любую погоду из-за своей склонности к полноте. Боюсь, она простынет, если пойдет в Апуэлл.
– По мне, так пусть она идет пешком хоть до Пекина, – отрезал Шеридан. – Надеюсь, что она именно это и сделает.
– Должна сказать, что ты совершенно неправильно ведешь себя в этой ситуации. Мне кажется, что перед тобой открываются прекрасные возможности.
Шеридан сдержал себя и встал.
– Я явился сюда для того, чтобы спасти принцессу от дракона, не так ли? – спросил он кротко и махнул рукой. – Мы, рыцари, до безумия любим заниматься этим делом. Но что я получу за это?
– Принцессу, – сказала Джулия как нечто само собой разумеющееся и низко склонилась над рукоделием, чтобы он не увидел злой улыбки, игравшей на ее губах.
– О, это так забавно, не правда ли? – Шеридан прищурившись взглянул на Джулию. – Ты поймала меня в капкан, в этом я теперь не сомневаюсь. Пообещав заплатить мой долг, ты заставила меня делать за тебя грязную работу, а затем, когда дело будет сделано, ты снова начнешь торг, хитро придумано, а? Пройдет неделя, другая, а потом за мной явится констебль.
– Я не допущу, чтобы за тобой явился констебль, дорогой. Она положила рукоделие на колени и взглянула на него.
– Когда ты сделаешь то, что я тебе велела, я обязательно оплачу твой долг, – сказала Джулия. Она опять улыбнулась своей странной улыбкой и склонилась над работой. – Ведь мы не можем позволить, чтобы какой-то констебль арестовал принца Ориенского, а вот взять под арест Шеридана Дрейка ему будет очень легко.
Шеридан принял к сведению ее слова, хотя, конечно, со стороны Джулии это было верхом нахальства. То, что она хотела от него, не так возмущало Шеридана, как сам факт шантажа с ее стороны. Конечно, все делалось во имя высоких национальных интересов. В последнее время его с удручающим постоянством шантажировали и эксплуатировали именно во имя национальных интересов. Стреляли, морили голодом, топили и чуть не задушили однажды. Если б кто-нибудь спросил его месяц назад, хочет ли он жениться на принцессе, расплатиться с долгами и жить как король до конца своих дней, он от радости расцеловал бы даже лягушку и просил бы ее руки – или перепончатой лапы, – считая за честь взять ее в жены.
Шеридан отвернулся от Джулии и выглянул в заиндевевшее окно на пустынную улицу. Глупо было сопротивляться неизбежному. У Джулии родилась прекрасная идея, поддержанная и высоко оцененная министерством иностранных дел, хотя как, черт возьми, сумели договориться две эти стороны, для Шеридана оставалось загадкой. Джулия совершенно не годилась для воспитания принцессы, она никогда не принадлежала к высшему обществу. Скорее всего это отец Шеридана создал ей положение и дал рекомендации, что можно было считать его очередным розыгрышем. Если в наши дни члены королевской фамилии запросто общаются с подобной публикой, то, что же, Шеридану вполне подходит такая компания.
Конечно, у него был серьезный изъян – отсутствие королевской крови в жилах. Но Джулия приготовила документы, которые возвеличивали его, подчеркивая рыцарское звание капитана Дрейка, его доблесть, отмеченную медалями, и то, что он потомок славного сэра Френсиса. Более того, составителям родословной удалось найти в Шеридане каплю голубой крови – прадед со стороны его матери был якобы эрцгерцогом Прусского королевства и имел такое длинное имя, что оно простиралось от одной государственной границы этой крохотной страны до другой. Шеридан, честно говоря, не вникал в подробности этого щекотливого дела. Если министерство иностранных дел изо всех сил старается сделать из него принца, это трудности министерства.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Джулия отложила в сторону рукоделие и поднялась. Шеридан приосанился, готовясь к обольщению принцессы.
– Я пришлю ее прямо к тебе, – бросила через плечо Джулия, уже берясь за ручку двери. – Не забывай, что поставлено на карту, Шеридан. Не подводи меня.
Это напоминание было лишним. Разве мог он забыть свой долг в четыреста тысяч фунтов, даже если бы очень сильно захотел?
Глава 4
Увидев капитана Шеридана Дрейка второй раз в своей жизни, Олимпия пришла в еще большее замешательство, чем при первой встрече с ним.
Он стоял у камина, чуть улыбаясь ей, в сине-белой форме морского офицера, с золотыми эполетами и медалями, с большой звездой на груди и надетой через плечо красной орденской лентой. Когда Олимпия в смущении замерла на пороге, он приветствовал ее учтивым низким поклоном в строгом соответствии с этикетом. Бахрома на его эполетах искрилась и мерцала, а с эфеса парадной шпаги свешивался золотистый темляк.
Олимпия услышала, как за ее спиной закрылась дверь, и поняла, что Джулия оставила их наедине. Мертвую тишину нарушали лишь тихое гудение огня в камине, легкое потрескивание горящего угля да царапанье ледяной снежной крошки по стеклам окон гостиной. Олимпия вдруг поймала себя на том, что не сводит глаз с белых перчаток сэра Шеридана, мерцающих на фоне темно-синего, словно непроглядная ночь, мундира. Офицер сделал шаг ей навстречу, держа одну руку на эфесе шпаги, а другую протягивая Олимпии. Взяв руку девушки, он едва коснулся ее губами, а затем плавно опустил и отошел на шаг. Все это было до того вежливо и официально, так не похоже на их первую встречу неделю назад, что Олимпия втянула голову в плечи и выпалила:
– О, пожалуйста, не надо, я ведь не принцесса! – И она тут же всплеснула руками, чувствуя, что несет вздор. – То есть я, конечно, принцесса, но мне это самой противно, и я не хочу… чтобы вы вели себя подобным образом.
Она закусила губу и, собравшись с духом, сделала глубокий реверанс.
– Это я должна оказывать вам всяческое почтение, – прошептала она.
Олимпия еще раз присела перед ним на дрожащих коленях. В комнате стояла гробовая тишина.
– Ну хватит, перестаньте, – весело сказал Шеридан, беря ее за руку. – Если уж мы с вами оба такие вежливые и предупредительные, давайте считать, что мы квиты и побережем свои спины от чрезмерно учтивых поклонов.
Олимпия почувствовала, как затянутая в перчатку рука Шеридана тронула ее подбородок, и приподняла лицо.
– Глупая принцесса, – услышала она его ласковый голос. – Неужели вас никто не научил правилам игры?
Олимпия не знала, что ей ответить на подобный вопрос. Она взглянула на гостя и увидела его глаза с поволокой, мягкую линию чувственного рта, маленький бледный шрам на брови… Он улыбался ей добродушно и чуть насмешливо. У Олимпии замерло, а затем бешено заколотилось сердце.
– Вам необходим хороший наставник, – строго сказал он. – В вас совершенно не ощущается величия. Сам я однажды видел, как держит себя настоящий король. Вы должны вот так вскинуть вверх подбородок… – И он приподнял ее голову. – И смотреть на меня как бы сверху вниз, говоря: «Молодец, старина, честь Англии требует…» и все такое прочее. И затем вы ударяете меня плашмя шпагой по плечу – при этом я в глубине души молю Бога, чтобы вы были не слишком пьяны и не поранили мне горло, – кладете руку на мою орденскую ленту и предлагаете выпить еще по стаканчику ромового пунша, а потом приняться за сливки, взбитые с вином и сахаром, и меренги. Просто, правда? – И Шеридан, чуть склонив голову, взглянул на нее. – Но боюсь, с вас сойдет десять потов, пока вы не добьетесь нужного эффекта.
Олимпия никак не могла справиться со смущением, она не знала, куда он клонит, чего хочет. Шеридан был просто великолепен в морской форме… а Джулия оставила их наедине; она даже не представила их друг другу, а ведь компаньонка вроде бы не знала, что они знакомы. Олимпия испугалась, ей показалось, что произошло что-то ужасное. Может быть, Шеридан пришел для того, чтобы решительно отказать ей в своей помощи? Олимпия боялась этого и одновременно, к своему стыду, надеялась, что он так и сделает.
– Глупости, – вымолвила она, решив до конца быть разумной и последовательной. – Вы сильно преувеличиваете.
Шеридан снова улыбнулся, он был совсем другим сейчас и казался в своей парадной морской форме более пугающим и далеким. Олимпия пыталась собраться с мыслями, справиться со смущением и другими эмоциями, поднимающимися в ее душе всякий раз, когда она бросала взгляд на Шеридана.
– Вы, конечно, хотите знать, зачем я пришел сюда? – спросил гость.
Олимпия с опаской посмотрела на дверь, а затем вновь на Шеридана.
– Случилось что-нибудь непредвиденное? – спросила она, понизив голос.
– Смотря с какой стороны на это взглянуть, я бы так ответил, – спокойно произнес Шеридан. – Присядьте, принцесса.
Он подвел Олимпию к креслу, стоявшему у камина.
Девушка села и с тревогой взглянула на него. Поправив шпагу на боку, Шеридан устроился в кресле напротив нее, положив одну руку на колено и опустив другую. Он не сводил с Олимпии пристальных серых глаз.
– Похоже, что вашими проблемами, помимо нас, решил заняться еще кое-кто там, наверху, – начал он без предисловий. – В правительстве разработали план, который лишит вашего дядю всяких надежд на брак с вами.
Олимпия почувствовала, как мурашки забегали у нее по коже, и ей стало зябко в шерстяном платье с длинными рукавами.
– Я получил секретное послание от лорда Палмерстона, – продолжал Шеридан. – Возможно, вы слышали о нем, он является гордостью военного ведомства и берется решать все самые запутанные дела, которые только существуют на свете, в том числе и политическое урегулирование ситуации в Ориенсе, а также судьбы принцесс, находящихся в изгнании. Он сильно не любит вашего дядю и считает, что вам следует немедленно выйти замуж, чтобы избавиться от его домогательств.
– Выйти замуж… – повторила Олимпия словно эхо, и ее вновь бросило в жар.
– Такая мысль никогда не приходила вам в голову?
– Нет. То есть, конечно, приходила, но я думала, что я… – Олимпия осеклась. – Я полагала, что дедушка найдет мне достойного жениха. А за кого думает выдать меня лорд Палмерстон?
Шеридан улыбнулся и, подняв выразительно брови, промолчал. Олимпия нахмурилась.
– Не понимаю, как он может надеяться, что я немедленно выйду замуж, если у него, конечно, нет на примете какого-нибудь принца. Кроме того, надо принять во внимание надвигающуюся революцию в Ориенсе. Я не могу выходить замуж. Я должна ехать на родину. Думаю, наш план был намного лучше. – Она снова понизила голос. – Вы уже продали бриллиант?
Шеридан опустил глаза и стал разглядывать свои белые перчатки.
– Я еще занимаюсь этим.
– Прекрасно, – сказала она. – Надеюсь, подготовка к путешествию идет полным ходом? Когда, вы считаете, я могу выехать в Линн?
– Несмотря на весь свой революционный пыл, – заметил вдруг Шеридан, – вы слишком подвержены снобизму.
– Снобизму? – растерялась Олимпия. Он взглянул на нее в упор.
– Вы, по всей видимости, считаете, что можете выйти замуж лишь за человека, принадлежащего к одному из королевских домов.
– Да, – сказала Олимпия, – ведь я – принцесса.
Некоторое время Шеридан смотрел ей в глаза, выражавшие полное недоумение, а затем встал и отвернулся. Луч света блеснул на ножнах его шпаги, когда он проходил по комнате. Подойдя к секретеру, он взял с него пресс-папье из горного хрусталя, повертел его в руках и вновь поставил на место.
– В таком случае не будем больше говорить на эту тему. Олимпия сжала руки, глядя перед собой на скамеечку для ног. Все ее мысли в эту минуту были заняты предстоящим побегом, последние две недели она не могла думать ни о чем другом. Ей хотелось задать Шеридану тысячу вопросов, но она очень робела перед ним. Олимпия надеялась, что Шеридан не станет откладывать их отъезд из-за этих нелепых планов на замужество…
Олимпия замерла, внезапно ее осенила догадка. Судорожно вздохнув, она взглянула на Шеридана. Он стоял боком к ней, у секретера. Олимпии был хорошо виден его профиль. Услышав ее невольный вздох, он скосил глаза в сторону принцессы и тут же снова отвел их, делая вид, что рассматривает книги на застекленных полках.
– Не может быть! – воскликнула Олимпия. – Не может быть, чтобы это были вы. Неужели кому-то в голову пришла мысль, что мне следует выйти замуж за вас!
На лице Шеридана появилось подобие улыбки. Он сцепил за спиной руки в белых перчатках.
– Вам вовсе не следует этого делать, если вы находите отвратительной даже саму мысль о подобном союзе.
– О нет! Я совсем другое имела в виду… Я хочу сказать, что это просто невозможно, это абсурд. Видите ли… не в том дело, что я не вышла бы за вас замуж, нет, конечно, я… – И Олимпия закрыла в ужасе рот ладонью, испугавшись того, что мелет такой вздор.
– Я – простолюдин, человек толпы, – спокойно признал Шеридан.
– Нет, вы – герой!
– Ну хорошо. Прошу простить меня, – притворно весело сказал Шеридан, – я просто не подумал, что у вас может возникнуть подобное возражение.
Олимпия отвернулась и стала смотреть на огонь.
– Но вы ведь не хотите жениться на мне. У вас не могло возникнуть такого желания.
В комнате воцарилась мертвая тишина; казалось, не слышно было ни потрескивания огня, ни стука ледяной метели в окно. Для Олимпии все эти знакомые звуки заглушались шумом крови в ушах и гулким биением собственного сердца. Но тут заскрипели половицы, и Олимпия поняла, что Шеридан направляется к ней. Он опустился на одно колено перед оробевшей девушкой и, взяв ее лицо в свои ладони, заглянул ей в глаза.
– Я могу назвать тысячу причин, по которым вы можете не захотеть выйти за меня замуж, – ласково сказал он. – Но на свете не существует ни одной причины, которая заставила бы меня отказаться от женитьбы на вас.
– Вас заставляют жениться на мне, я уверена в этом, – прошептала она.
Он погладил ее по щеке, и она ощутила прикосновение мягкой теплой лайки его перчатки к своей коже.
– Нет, я не такой уж незаменимый, просто я подхожу им по всем статьям. – Шеридан встал и, подойдя к окну, взглянул на непогоду и медленно текущую холодную реку. – Если вы не согласитесь выйти за меня замуж, вам просто предложат другой список подходящих кандидатур.
Олимпия не знала, что и сказать. Последние две недели она жила как в лихорадке, преодолевая череду препятствий, встающих у нее на пути, для того чтобы броситься очертя голову в неведомое ей, опасное будущее. А теперь у нее было такое чувство, как будто, пока она сломя голову мчалась к новым барьерам, чтобы, собравшись с духом, преодолеть их, они исчезли, растаяв в воздухе, и она полетела в никуда, сорвавшись с кручи. Она никак не могла взять в толк, что же с ней происходит.
– Хотите, я перечислю все выгоды, которые сулит нам наш брак? – спросил Шеридан. – Прежде всего, конечно, он лишит вашего дядю возможности обвенчаться с вами. Затем – он укрепит союз двух наших государств. Конечно, я – не принц, но, возможно, мне удастся очень скоро завоевать популярность в Ориенсе, ведь все думают, что я – лихой парень, доблестно сражавшийся с турками. Кроме того, мне сообщили, что ваш дедушка сочтет наш брак вполне… приемлемым. Это избавит вас от необходимости мчаться сломя голову в Ватикан, да и Ориенсу, похоже, в таком случае не понадобится революция, так как конституционное государственное устройство может быть установлено вполне мирным, легальным путем. Кстати, именно на такое развитие политических событий очень надеется наш друг лорд Палмерстон.
Олимпия сцепила руки на коленях и кивнула. Все это было так просто, словно игра в шахматы, и действительно, этот план, казалось, быстрее приведет к желанной цели, чем ее собственный. Он был разумен и надежен; этот план, в конце концов, одобрил ее дедушка и поддерживает британское правительство.
И главное, главное, Олимпия всей душой хотела, чтобы этот план претворился в жизнь. Она не смела взглянуть на Шеридана, опасаясь, что разразится безудержными слезами. Выйти замуж за капитана Дрейка, стать его женой, отдать ему всю свою жизнь, всю душу!
Олимпии казалось, что на ее глазах осуществляется самая сокровенная, заветная мечта, долгое время лелеемая в сердце.
– Но зачем все это? – спросила она, глядя на белые перчатки Шеридана, как будто обращалась к ним. – Когда вы неделю назад согласились помочь мне, это так изумило и потрясло меня. Но сегодняшнее ваше предложение! Я просто не знаю. – У Олимпии перехватило горло от душившего ее волнения. – Зачем вы жертвуете собой, зачем пытаетесь принести свою жизнь на алтарь чужой вам страны?
– Вы хотите знать правду? Я жажду богатства, положения, власти… – Шеридан помолчал. – Этой причины вполне достаточно для того, чтобы жениться на принцессе.
– Вы разыгрываете меня.
– Думайте что хотите. Считайте, я поступаю так, потому что я – герой и истинный друг свободы.
Олимпия внимательно взглянула на него. Свет из окна падал на его лицо, и в серых глазах Шеридана мерцал таинственный огонек. Вглядевшись в его лицо, Олимпия решила, что он не шутит и не смеется над ней. Перед ней стоял сильный суровый мужчина, чью мрачноватую красоту несколько портил маленький шрам на левой брови, отчетливо выделявшийся в сумрачном свете зимнего дня.
– А сейчас вы пытаетесь разыграть самого себя, – сказала Олимпия. – И вы не ответили на мой вопрос.
– Ответил. – Шеридан улыбнулся. – Я дал вам целых два превосходных ответа.
– Я вас не понимаю. – Олимпия беспокойно заерзала в кресле. – Я уже говорила вам, что подчас не улавливаю смысла шуток. Поэтому прошу вас, будьте серьезны.
Шеридан отвесил ей легкий поклон.
– Прошу прощения, ваше высочество. Я постараюсь обуздать свое непристойное легкомыслие.
– Благодарю вас, – произнесла Олимпия, внимательно наблюдая за выражением его лица, и, видя, что оно совершенно серьезно, добавила: – Пожалуйста… Я не хочу быть назойливой, я хочу только понять. Никак не могу поверить в то, что вы сделали мне предложение не по принуждению, – Олимпия кусала губы от волнения и смущения. – Я не смогу смириться с тем, что вас заставили жениться на мне.
– Я уже сказал вам, что это не так.
– Но…
– Вы что, хотите обвинить меня во лжи?
Олимпия слегка отпрянула, услышав эти слова, сказанные резким тоном, а затем вздохнула.
– Да. Думаю, что вы вполне способны солгать. Именно в этом случае. Для того чтобы пощадить мои чувства. Вы же отлично знаете, что после отмены монархии у меня не будет ни богатства, ни власти, поэтому причина вашего согласия на брак не в них. – Олимпия потупила взор и стала разглядывать свои руки. – Кроме того, я прекрасно сознаю, что лишена привлекательности. Я слишком полная, у меня чересчур маленький рот и излишне густые брови, хотя, конечно, последний недостаток может быть устранен с помощью некоторых косметических средств. Но в целом мне кажется… – Ее голос дрогнул. – Это слишком несправедливо – даже во имя дела свободы – просить вас жертвовать собой и жениться на непривлекательной женщине только ради того, чтобы иметь возможность повлиять на ход событий в стране, интересы которой вам совершенно чужды.
– Мне нравятся ваши брови. В них чувствуется характер.
Олимпия закрыла лицо рукой.
– Простите, но я… мне так неприятно, что вы постоянно подшучиваете надо мной. Особенно по поводу моей внешности.
– Подшучиваю? Да я… – Шеридан возвел глаза к потолку. – Боюсь, что ваше неумение отличить шутку от комплимента серьезно затруднит мои попытки ухаживать за вами.
– Да, я действительно не умею отличать одно от другого! – в отчаянии воскликнула Олимпия. – Я никогда не понимала юмора. А то, что вы сказали, будто бы в моих бровях чувствуется характер, вовсе не кажется мне комплиментом. Мало того, я вообще не нахожу в ваших словах никакого смысла. Разве у бровей может быть характер? Поэтому я и сделала вывод, что вы пошутили. Если бы вы сказали, что, по вашему мнению, у меня есть характер или что мои брови… красивые, тогда я сочла бы это за комплимент.
Когда поток ее слов иссяк, в комнате снова установилась тишина. Олимпия сидела некоторое время, молча глядя на свои сжатые руки, а затем встала и, шурша юбками, подошла к чайному столику. Она остановилась и низко склонила голову, чувствуя, как глупо и жалко прозвучали ее слова. Ведь речь шла о судьбе ее народа, и потому не время было думать о себе и своих амбициях.
Послышался скрип половиц, и Олимпия ощутила всем своим существом, что Шеридан подошел к ней и остановился рядом. От него исходило тепло, и его близость повергла Олимпию в оцепенение.
– У вас замечательный характер, принцесса. И очень милые брови. Ваш подбородок очарователен, а глаза восхитительно сияют. Ваша фигура… просто великолепна. Я бы даже сказал, если позволите, слишком великолепна. И вообще, мне чертовски трудно держать себя в руках и помнить, что я – джентльмен. – Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе. – Ради Бога, неужели вы действительно думаете, что я пришел сюда, чтобы обсуждать какие-то умопомрачительные философские проблемы?
Олимпия провела кончиком языка по пересохшим губам. Шеридан крепко держал ее за плечи, а позади стоял стол, отрезая ей путь к отступлению.
Все, что он говорил, представлялось Олимпии сущим вздором, сказанным, конечно, с лучшими намерениями; ей так приятно было слышать все это из уст Шеридана! Приятно и страшно, потому что всю свою сознательную жизнь она боролась с аристократическим тщеславием, время от времени просыпавшимся в ее душе. Это тщеславие выражалось в заботе о своей внешности. Она радовалась, что была некрасива; испытывала гордость оттого, что компаньонка больше заботилась о ее гардеробе, чем она сама. Но порой, когда Олимпия смотрелась в зеркало и видела свои круглые щеки, густые брови, маленький рот и до смешного большие совиные глаза – черты, в которых не было ничего от классических пропорций, – она со стыдом признавалась себе, что завидует Джулии, у которой были тонкое лицо и стройная шея.
В звенящей тишине Шеридан придвинулся ближе и, дотронувшись до несовершенной шеи Олимпии, поднял ее несовершенное лицо за несовершенный подбородок, а затем припал своими губами к ее мягким, чуть дрожащим губам.
И Олимпия потеряла голову, она влюбилась в капитана Дрейка раз и навсегда. Беспомощно, безнадежно, хорошо понимая, сколько горя может принести ей это чувство. Она почти физически ощущала, как отрава любви входит в нее капля за каплей с этим поцелуем. Рот казался Олимпии открытой раной, которую терзали губы Шеридана, хотя он обращался с принцессой нежно и бережно; у нее было такое странное чувство, как будто ее душу вынули и заменили другой, принадлежащей уже не столько ей самой, сколько ему, Шеридану.
К ужасу Олимпии, ее новое, беспомощное, рабское «я» самозабвенно отвечало на поцелуй мужчины. Ее губы раскрылись навстречу его жадным губам, а пальцы судорожно сжатых рук разжались, ладони заскользили по груди Шеридана, и у нее вырвался тихий сдавленный стон.
На мгновение объятия его рук ослабли, но, прежде чем Олимпия успела вырваться из них, Шеридан вновь сцепил пальцы на ее затылке, и она ощутила его жаркое неровное дыхание на своем лице. Шеридан осыпал глаза, лоб и губы Олимпии быстрыми поцелуями.
– Принцесса, – шептал он, – моя глупая принцесса…
Девушка опустила ресницы. Ей было невыносимо трудно смотреть на него. В ее горле застрял комок, ей хотелось плакать от радости и жалости к себе. Доброта, все дело было в его душевной доброте! Олимпия знала, что он целовал ее только потому, что был очень добр и хотел пощадить ее чувства, не травмировать ее ранимую душу своей холодностью. И разве он виноват в том, что не понял главного? Не понял, что от его объятий и поцелуев ей еще больнее и горше. Она мечтала о любви ночи напролет с самого детства, задолго до того, как встретила его, Шеридана, и герой ее детских грез принял облик реального земного мужчины…
Олимпия вырвалась из его объятий и отступила в сторону, но он не дал ей далеко уйти, его крепкая рука поймала ее. Шеридан прижал девушку к груди и, склонившись, припал губами к ее шее. Он не целовал ее, а просто крепко держал в своих руках. Олимпия замерла, все ее существо трепетало. Она понимала, что Шеридан заявляет свои права на обладание ею, и не могла сопротивляться.
Был момент, когда она всерьез подумала о том, что, пожалуй, может выйти за него замуж ради благополучия родной страны. Ведь у политики своя логика, которая подчас противоречит человеческому здравому смыслу.
Официальная церемония бракосочетания, благословение британского правительства, письмо в Ориенс, и вот планы дяди терпят полный крах. Олимпия ни разу не видела принца Клода Николя. Представляя его себе, она никогда не рисовала лицо, не воссоздавала в воображении образ живого человека, а чувствовала лишь исходящую от него холодную агрессивность и непомерную гордость, сеющую вокруг смерть. Принцесса находилась в изгнании по вине Клода Николя.
Рука сэра Шеридана легла на ее талию.
– Принцесса, – промолвил он, – разрешите мне быть вашим защитником.
Олимпия замерла, а затем, схватив Шеридана за обшитый золотым галуном рукав, с силой оттолкнула его и быстро отошла в противоположный угол комнаты. Остановившись у окна, Олимпия долго смотрела на падающий мокрый снег, скрестив руки на груди и потирая ладонями предплечья.
– Принц Клод Николя, – наконец нарушила она молчание, – мой дядя – убийца. Он убил моих родителей. Лорд Палмерстон сказал вам об этом? – Она почувствовала, как дрожит ее голос, и постаралась справиться с волнением. – Вы отдаете себе отчет в том, что, женившись на мне, вы подвергнете свою жизнь серьезнейшей опасности?
Ответом ей было долгое молчание.
– Неужели вы думаете, что я боюсь? – наконец сказал Шеридан.
– Нет! – воскликнула Олимпия, повернувшись лицом к нему. – Это я боюсь! Я трусиха, я страшная, подлая, последняя трусиха! Я живу всю свою жизнь, дрожа от страха, и мечтаю о любой доле – доле крестьянки, молочницы, – лишь бы не быть тем, чем являюсь я! Я не могу выйти замуж ни за вас, ни за кого-либо другого из чувства самосохранения, из чувства страха за свою жизнь. Это было бы так подло с моей стороны, так эгоистично! Я не могу уклоняться от долга перед своим народом и делом свободы, не могу перекладывать всю ответственность со своих плеч на ваши, подвергая еще одну жизнь смертельной опасности…
Шеридан видел, как побледнела Олимпия от терзавшей ее душевной муки и чувства стыда за свою столь взволнованную тираду. Он улыбнулся и тряхнул головой.
– Вы успокоили меня. Я уже начинал опасаться, что сделал предложение холодной, бесчувственной женщине, которую ничто не может вывести из себя.
– Вы опять смеетесь надо мной, – простонала она. – Как вы можете? Вы предлагаете мне свою защиту, сэр Шеридан, и не знаете, с какой легкостью я могла бы согласиться принять ее! Но как долго вы сумеете выстоять, оказавшись на пути моего дяди? Он настоящее чудовище, уверяю вас. Он не остановится ни перед чем, он может убить вас в вашей собственной постели, и что тогда буду делать я? Как я переживу вашу гибель?
– Уверяю вас, во всех этих обстоятельствах я тоже вижу много трагических моментов, – сказал Шеридан и поклонился. – Кроме того, я понимаю, что моя настойчивость переходит все границы. Вам необходимо время для того, чтобы поразмыслить над моим предложением. Поэтому разрешите, ваше высочество, откланяться, мне давно пора уходить.
В тот момент, когда привратник в прихожей уже протягивал Шеридану его шляпу с пером и плащ, в предплечье гостя впились длинные острые ноготки. Это была Джулия. Она немедленно увлекла капитана Дрейка в столовую и закрыла дверь за собой.
