Текст книги "Летящая на пламя"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)
– Хватит ныть! – оборвал слугу Шеридан и кивнул головой в сторону выхода.
Мустафа в последний раз поцеловал руку Олимпии и, не переставая кланяться, исчез за дверью. Капитан Фицхью насупился.
– Какой странный парень.
– Распустивший сопли воришка, которого вывели на чистую воду. Вот и все, черт бы его побрал! – Шеридан взглянул на Олимпию. – Твои драгоценности лежат в твоей каюте. Они были все это время у Мустафы. Прошу прощения, господа, за то, что вынужден был прервать обед.
И он, вновь вооружившись ножом и вилкой, начал сосредоточенно есть.
Глава 19
Шеридан лежал в своей каюте со стаканом шерри в руке и старался свыкнуться с новыми для него ощущениями сытости, тепла и уюта. Кроме того, он пытался придумать какой-нибудь предлог для того, чтобы иметь возможность провести сегодня ночь в каюте Олимпии или пригласить ее на ночь к себе. Может быть, ему стоит притвориться, будто у него открылась старая рана, которую якобы может залечить только его дорогая сестра, обладающая особым даром выхаживать больных?
Шеридан усмехнулся, представив, что сейчас чувствуют двадцать два офицера и две сотни матросов «Терьера», имея на борту столь очаровательную девушку.
«Мечтать не вредно, мои золотые», – подумал он, не испытывая ни малейших угрызений совести.
Однако, несмотря на всю свою внешнюю браваду, Шеридан в разлуке с Олимпией чувствовал себя несчастным и потерянным. Ему было явно не по себе, Ему казалось, что такая привычная для него обстановка фрегата грозила навсегда лишить его душу мира и покоя, отобрав у него Олимпию. Шеридану очень хотелось, чтобы она была сейчас здесь, рядом с ним. Ему хотелось просто прижать ее к себе и не выпускать из рук.
За столом она пыталась подыграть в трудную минуту. Шеридан с удовольствием расцеловал бы ее за это. Олимпия не стала перечить ему, опровергать его слова, а напротив, постаралась выручить, когда он совсем запутался. Шеридану становилось нехорошо при мысли о том, каким нелепым он, по-видимому, казался Олимпии. Он терпеть не мог, когда его называли рабом, он просто не выносил этого, и все же он вел себя за столом в присутствии всех офицеров самым неподобающим образом.
Шеридана мучили дурные предчувствия. Он был недоволен собой и окружающим его миром, и его вновь по ночам начали терзать кошмары.
Шеридан решил приставить к Олимпии Мустафу – от греха подальше, поскольку юный пылкий Фицхью мог в любой момент потерять голову. Сейчас опасность была не столь велика, поскольку судно лишь недавно покинуло гавань Буэнос-Айреса. Однако через несколько месяцев плавания страсти могут стать неуправляемыми. Благородным, чистосердечным ублюдкам, подобным этому Фицхью, нельзя доверять. Они ведут себя до поры до времени вполне прилично и сдержанно и вдруг в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь, превращаются в одержимых безумцев.
Пока Шеридан, лежа на койке, предавался своим невеселым мыслям, Мустафа, понуро сидя на полу, без умолку бормотал что-то себе под нос. Когда до слуха Шеридана стали доноситься отдельные членораздельно произнесенные фразы, он хмуро посмотрел на Мустафу. Тот сидел, опустив плечи, закрыв лицо руками, и без конца оправдывался на арабском языке.
– Прости меня, о мой господин! Я старался изо всех сил услужить тебе; я достал драгоценности принцессы из тайников на острове, куда ты спрятал их благодаря своей бесконечной мудрости и прозорливости; я во всем следовал твоим хитроумным распоряжениям; я хранил все эти сокровища, рискуя собственной жизнью. – Мустафа возвел глаза к потолку и протянул руки к своему хозяину. – Я привел тебе на помощь этот корабль, это великолепное судно, принадлежащее твоему султану Георгу; я следил за твоей возлюбленной, не спуская с нее глаз ни днем, ни ночью; я привел в замешательство твоих врагов…
– Ты бы лучше заткнулся! – резко оборвал его Шеридан, сказав эту фразу по-английски.
Мустафа пал ниц.
– О мой паша, – взмолился он, – высокочтимый и могущественный повелитель океанов. Излучающий милосердие…
– Замолчи. Тогда, может быть, я просто вырежу твой поганый язык и не стану сдирать с тебя заживо кожу.
– Поверь мне, я не собирался этого делать! – взвизгнул Мустафа, продолжая говорить на родном языке. – Все это произошло в минуты затмения, когда я думал, что навеки потерял тебя!
Шеридан резко сел и, дотянувшись до Мустафы, схватил его за руку.
– О сын свиньи, – зашипел он на него тоже по-арабски, – пусть Аллах проклянет твою жалкую плоть, пусть ты сдохнешь в одиночестве, забытым и оставленным всеми; пусть твой труп будет брошен мухам и сгниет, если ты хотя бы еще раз назовешь меня рабом!
В дверь тихо постучали. Шеридан не спускал глаз со слуги, и Мустафа пал ниц, закрыв лицо руками.
– Живо посмотри, кто это пришел! – распорядился Шеридан, доставая бутылку хереса.
Мустафа вскочил на ноги и бросился к двери. К удивлению Шеридана, на пороге стоял капитан Фицхью.
– Простите за беспокойство, – сказал молодой человек. – Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз. Сначала я собирался отложить этот разговор, но… – Он замялся и вздохнул. – Вы не заняты сейчас?
– Я к вашим услугам.
Шеридан поставил стакан на столик и направился к двери, слегка пригибаясь, чтобы не задеть притолоку.
– Нет-нет… здесь нам будет вполне удобно, – поспешно остановил его Фицхью.
Шеридан взглянул на него с легким удивлением. По морским законам было не принято, чтобы капитан судна лично приходил за кем-нибудь, вызывая его к себе на разговор, – это считалось огромной честью. Еще более необычным было желание Фицхью вести разговор не в своей просторной капитанской каюте, а в каюте пассажира. Шеридан занимал маленькое помещение на нижней палубе рядом с каютой судового врача, где до него жил шестой помощник капитана вместе с судовым капелланом.
Мустафа, пользуясь удобным случаем, прокрался за спиной Фицхью к двери и убежал. Шеридан отступил на шаг, давая дорогу капитану, который уже переступил порог.
– Хотите выпить немного вашего великолепного хереса? – вежливо спросил Шеридан, беря бутылку.
– Да, я… мне бы это не помешало! – Фицхью покраснел, чувствуя себя неловко в тесном помещении.
Шеридан налил ему бокал вина и прислонился к стойке кровати, пытаясь потесниться и в то же время не желая садиться в присутствии Фицхью, который, хотя и был, в сущности, еще зеленым юнцом, являлся все же капитаном судна и их спасителем.
Быстро сообразив, какой сегодня день недели, Шеридан поднял свой стакан и произнес в соответствии с флотской традицией тост, провозглашаемый по вторникам.
– За победу в войне и быстрое продвижение по службе! – воскликнул Шеридан, а затем, не видя причин, по которым он мог бы отказать капитану в той или иной услуге, добавил: – Надеюсь, вы понимаете, что у меня просто не хватает слов для того, чтобы выразить вам свою благодарность. И поэтому вы обяжете меня, если обратитесь с какой-нибудь просьбой, которую я непременно постараюсь удовлетворить.
Фицхью смущенно отмахнулся и покачал головой:
– Все это сущие пустяки. Я просто не мог поступить иначе, зная, что мисс Дрейк… и вы, конечно… мои соотечественники, в беде и все такое… – Он снова залился румянцем и закусил губу. – И потом, я всего лишь чуть-чуть отклонился от курса, чтобы зайти сюда на острова.
– И все же я благодарю вас за помощь. Надеюсь, мы не будем для вас обузой во время этого плавания, которое, как я понял, будет довольно продолжительным.
– Ерунда! Вы морской офицер в отставке, имеющий прекрасный послужной список! К тому же я сделал запасы продуктов питания в Буэнос-Айресе с расчетом на вас обоих.
– Очень предусмотрительно, – одобрил Шеридан. Фицхью глубоко вздохнул.
– Я рад, что все это благополучно закончилось. Когда ваш слуга – как, черт возьми, его зовут? Мустафа? – пришел ко мне, я не могу похвастаться, что до конца поверил ему. Когда же я хорошенько поразмыслил, что могло произойти… я сразу же позаботился о том, чтобы этих уголовников побыстрее вздернули на рее. – Фицхью мрачно улыбнулся. – Это было, черт возьми, великолепное зрелище. Этот янки, капитан с американского судна, очень умело сделал виселицы, так что при повешении у негодяев не ломались шейные позвонки. Несколько уголовников продолжали дрыгать ногами в воздухе даже спустя полчаса после того, как из-под их ног выбили скамейку. – Фицхью весело тряхнул головой. – Так им и надо, они заслужили подобные мучения. Подонки! О Боже, я не могу себе представить, что мисс Дрейк находилась в такой опасности. Я молился за нее. Честно говоря, я не мог думать ни о чем другом. Я лишился сна от страха за ее жизнь.
Шеридан взглянул на свой стакан, поглаживая пальцем его край.
– Я уверен, что она рассказывала вам о своем пребывании на борту моего корабля, – робко сказал Фицхью.
– Я чувствую себя в неоплатном долгу перед вами.
– Нет. Для меня это было настоящим наслаждением. Я высоко ценю ее общество. – Фицхью открыто взглянул в глаза Шеридану и тут же смущенно опустил взор. – Я в восторге от вашей сестры, сэр Шеридан, просто в восторге.
Шеридан поигрывал своим стаканом с золотистым шерри. Молчание затягивалось. Фицхью облизал пересохшие от волнения губы. Шеридан ожидал, что молодой человек начнет сейчас запинаться и заикаться от смущения, но капитан взял себя в руки и прямо взглянул в глаза Дрейку.
– Я прошу у вас разрешения, сэр, ухаживать за вашей сестрой, поскольку имею самые серьезные намерения. Думаю, что вы найдете мою семью вполне достойной для того, чтобы породниться с вами. Мы из рода Фицхью графства Суррей, мой старший брат владеет родовым поместьем в Баршеме, а моя мать – урожденная Бентинк. Я независим в материальном отношении и имею годовой доход в восемнадцать тысяч. Пока я служу на королевском флоте, моими делами управляет брат. Теперь вы можете себе представить, какой у меня за эти годы скопился капитал. Его вполне хватит на приобретение дома и обзаведение необходимым хозяйством. За все это время я почти не тратил своих денег.
Шеридан припомнил хрустальную и серебряную посуду, белые льняные скатерти, хороший херес и занавески из камки, украшавшие каюту капитана.
– Так ли это? – с сомнением спросил он. Фицхью бросил на него тревожный взгляд.
– Возможно, вы думаете, что мой доход слишком скромен для того, чтобы содержать вашу сестру подобающим образом? Но кроме того, я получаю жалованье и могу надеяться на наградные деньги. Хотя, конечно, в мирное время это весьма хрупкие надежды, потому я не буду кривить душой. Но я… – Фицхью осекся. – Я верю, что смогу сделать мисс Дрейк счастливой. Она сама дала мне… повод надеяться на это.
– Правда? – Шеридан широко улыбнулся, продемонстрировав ряд крупных, белых, крепко сжатых зубов. – Она почему-то мне об этом ничего не сказала.
Слова Шеридана остудили горячую голову Фицхью как холодный душ. Молодой человек зарделся от смущения. Шеридан с непроницаемым выражением лица рассматривал его. Всего лишь восемнадцать тысяч фунтов годового дохода… Интересно, как бедняге удавалось прожить на эти деньги? Ведь за такие гроши при всем желании не купишь даже Лондонский мост. Фицхью залпом осушил свой бокал.
– Думаю, это произошло оттого, что мисс Дрейк не предполагала вновь свидеться со мной.
Шеридан, с языка которого готова была сорваться новая ложь, сдержался. Ему надо было продолжать играть свою роль, как, впрочем, и Олимпии. Если она сразу же даст этому влюбленному щенку от ворот поворот, то их положение на корабле чертовски осложнится.
– Ну хорошо, я поговорю с ней об этом. Вы понимаете, что я имею в виду? – И Шеридан сжал плечо молодого человека, разыгрывая из себя старшего брата. – Вы – прекрасный человек, Фицхью, просто замечательный человек.
И с этими словами Шеридан поднял свой стакан, взглянув поверх него на капитана, веснушчатое лицо которого озарилось несмелой улыбкой.
«Да, ты замечательный человек, – думал между тем Шеридан, – главное, не оставляй надежд, желторотый добропорядочный олух».
Услышав стук в дверь, Олимпия выглянула в коридор и увидела Шеридана. В дверном проеме четко вырисовывался ее силуэт, освещенный горящей в каюте лампой. Белокурые волосы падали ей на плечи, она была одета в ночную рубашку из тонкой фланели. Шеридан бросил на девушку тревожный взгляд, оглянулся по сторонам, а затем, втолкнув Олимпию в каюту, вошел следом и запер за собой дверь на ключ.
– О Боже, ты понимаешь, что ты делаешь? Разве можно сразу же открывать дверь, услышав стук? Неужели ты не знаешь, сколько мужчин на борту этого корабля? К тому же ты неодета!
Олимпия накинула на плечи халат.
– О, Шеридан, – воскликнула она, – как я рада, что ты пришел. Я хотела попросить у тебя прощения. – Она поцеловала тыльную сторону его ладони и прижала ее к щеке. – Как я была не права! Какой я была дурой! Прости меня. – Олимпия теснее прижалась своей полной грудью к его груди, так что у Шеридана захватило дух. – Я теперь просто не могу понять, каким образом этому жалкому человеку удалось заставить меня поверить в то, что ты мог совершить кражу! Шеридан… сможешь ли ты простить меня? Ведь я должна была знать, что ты невиновен. Я должна была верить тебе!
Он положил ладонь на ее бедро, ощущая соблазнительно гладкую кожу под тонкой фланелью. Прижавшись губами к ее волосам, он замер на несколько мгновений, лихорадочно размышляя, как ему быть. Он и не предполагал, что она клюнет на эту удочку, приняв за чистую монету его бредовый рассказ.
Олимпия еще плотнее прижалась к нему. Шеридан с наслаждением вдохнул аромат ее волос. Да, истина была такой отвратительной и неудобной во всех отношениях. Если бы он сейчас выпалил ей сгоряча всю правду, то еще неизвестно, как бы Олимпия отреагировала на это. Вообще-то она, похоже, давно простила его, но они об этом ни разу не говорили откровенно. Кроме того, обстановка резко изменилась. Отныне они вновь были окружены людьми, среди которых находился и этот олух, Фицхью, черт бы его побрал. Теперь Олимпия вполне могла обратиться за помощью и утешением к другому мужчине…
Жгучая ревность охватила Шеридана. Одна мысль о том, что Фицхью мог дотронуться до Олимпии, приводила Шеридана в ярость. А ведь молодой человек хотел жениться на ней и получить право тащить ее в постель каждый раз, как только ему это заблагорассудится. Причем его, законного супруга, не будут приводить в отчаяние мысли о возможных последствиях. Нет, это было просто невыносимо.
– Я прощаю тебя, – прошептал Шеридан, – конечно, прощаю!
Олимпия судорожно вздохнула, почувствовав огромное облегчение. Но затем она оттолкнула Шеридана и серьезно взглянула на него.
– Ты ведь не станешь наказывать Мустафу? Я считаю… я просто уверена, что он не хотел сделать ничего дурного, хотя, может быть, это звучит несколько странно…
– Если это действительно так, значит, на свете еще существуют чудеса.
Шеридан вновь обнял девушку. Отбросив пряди шелковистых волос, он начал целовать мочку уха и шею.
– Я знаю, как мне быть с Мустафой, – бормотал он. – Но давай отвлечемся от этих неприятных мыслей. Я устал от них. Мустафа и так уже залил слезами мои сапоги, любезно одолженные кем-то.
Олимпия прижалась лбом к его плечу и, лукаво улыбаясь, начала расстегивать пуговицы на жилете. У Шеридана захватило дух. Он снял с нее халат, поцеловал ложбинку на ее груди сквозь тонкую ткань и медленно опустился на колени.
Олимпия со вздохом облегчения и радости прижала его голову к себе. Она испытывала удивительное чувство покоя от того, что Шеридан, исполненный страсти и желания, вновь был с ней. Сев на пятки, Шеридан провел руками по ее ногам, пока не добрался до точеных лодыжек, чуть скрытых подолом длинной ночной рубашки.
Возбуждение охватило Олимпию, она прислонилась к перегородке каюты, прикрыв глаза. Шеридан тем временем начал медленно поднимать подол ночной рубашки, целуя обнаженные ноги и бедра Олимпии.
– Ты пахнешь цветами, – хрипловатым голосом произнес он.
Олимпия засмеялась:
– Должно быть, это непривычно для тебя.
– О, моя сладчайшая принцесса. – Шеридан прижался лицом к нижней части живота Олимпии и втянул в себя воздух. – Ты всегда благоухаешь, словно небесное создание!
Олимпия учащенно задышала, почувствовав, как его язык коснулся самой чувствительной точки тела, отчего ее бросило в жар.
– Шеридан, – застонала она, запустив пальцы в его густые волнистые волосы.
Он промычал ей что-то в ответ и, крепко обхватив ладонями ее ягодицы, теснее прижал Олимпию к себе и впился в ее лоно горячим ртом. Она начала извиваться в его руках от сладостной муки, пытаясь сдержать рвущиеся из груди крики и стоны.
Он довел ее своими ласками и поцелуями почти до экстаза. Ее судорожно сжатые пальцы разжались, и, задыхаясь, Олимпия начала умолять его продолжить свои ласки. Но Шеридан встал с колен, снял с Олимпии рубашку, а затем припал губами к ее губам, лаская грудь. Она вновь застонала от наслаждения, чувствуя, как ей в живот упирается его набухшая плоть. Медленно – пуговица за пуговицей – она начала расстегивать его брюки, дразня Шеридана неспешностью движений, пока он не оттолкнул ее руку и не сделал все сам.
– Проклятая цивилизация, – пробормотал он. – Кто придумал эту нелепую одежду?
Олимпия взглянула на него с улыбкой, испытывая новые ощущения. Она впервые находилась обнаженной в руках одетого мужчины.
– А мне нравится одежда, – прошептала она. – На мой взгляд, ты выглядишь совершенно очаровательно… элегантно… и… так обольстительно…
Он опустил длинные ресницы, скрывая пылающий страстью взгляд.
– Действительно ты так считаешь? – Он поцеловал ее в подбородок. Его выпущенное на волю горячее, налившееся кровью копье уперлось в обнаженный живот Олимпии. – В таком случае я не буду раздеваться.
– Отлично, – пробормотала она.
Он хрипло засмеялся и начал легонько покусывать ее шею. Шеридан прижал Олимпию спиной к стене, она хорошо знала, чего он хочет. Изогнувшись всем телом, она раздвинула ноги, чтобы впустить его напряженную плоть.
Шеридан застонал от наслаждения, и этот звук еще больше воспламенил Олимпию. Он, как всегда, не вошел в нее до конца, а скользнул по ее увлажнившейся промежности. По телу Олимпии пробегали судороги, она тяжела дышала. Прижавшись спиной к покрытой лаком перегородке каюты, она ощущала жар от каждого прикосновения Шеридана.
Она изгибалась, трепеща и напрягая шею, при каждом скользящем движении его копья. Но ей так хотелось, чтобы оно наконец пронзило ее. Это желание становилось непреодолимым. Шеридан объяснил ей, что она не должна требовать этого, иначе может забеременеть, но Олимпии с каждым разом было все труднее и труднее сдерживать себя в минуты близости.
В порыве страсти она попыталась направить его удары в цель.
– Шеридан, – простонала Олимпия, – Шеридан, ну пожалуйста, сделай то, что я хочу. Возьми меня.
Его пальцы впились ей в ягодицы.
– Принцесса… – выдохнул он приглушенно, прижавшись губами к ее волосам.
– Я хочу, чтобы ты вошел в меня… Меня не волнуют последствия. – Она повернула голову и поцеловала его в шею, ощутив на своих губах привкус соленого мужского пота. – Ну пожалуйста. Теперь уже все равно, ведь мы можем пожениться хоть завтра. Мы можем сказать команде всю правду. О Боже… ну пожалуйста…
– Нет! – Шеридан тяжело дышал. – Не заставляй меня, я все равно не способен сейчас ни о чем думать.
Олимпия подняла одно колено так, чтобы следующий его удар непременно пронзил ее, и, застонав от наслаждения, устремилась навстречу ему. Шеридан тут же словно окаменел.
– Нет… – простонал он.
Некоторое время он все так же держал ее на весу, прижав спиной к стене, и пытался восстановить дыхание. Его плечи дрожали. Он тряхнул в отчаянии головой.
Олимпия задвигалась в его руках, пытаясь довершить то, к чему так страстно стремилась, и чувствуя, что Шеридан колеблется. Она знала, что он мог довести ее до экстаза другим способом, но на этот раз Олимпия хотела большего. Она хотела настоящего слияния с ним, хотела раз и навсегда стать его женщиной.
– Ну пожалуйста, – шептала она, поглаживая его по горячему взмокшему затылку. – Пожалуйста, Шеридан…
Внезапно он резко оттолкнул ее от себя, припечатав к стене.
– Черт бы тебя побрал! – зло выругался он. – Чего ты хочешь от меня, чего добиваешься? Неужели ты думаешь, что я сам не хочу этого, но ведь ты отлично знаешь, насколько это рискованно! – Он закрыл глаза и откинул голову, на его шее пульсировала жилка. – Нет. Нет.
Олимпия поцеловала его мускулистое плечо.
– Пожалуйста, – снова прошептала она и попыталась смелыми ласками вновь возбудить его, надеясь, что он потеряет голову. Когда по телу Шеридана пробежала судорога, Олимпия обхватила руками его бедра и залепетала: – Это будет так хорошо… так хорошо…
– К черту! – взревел Шеридан и отпрянул от нее.
Разочарованная, Олимпия видела теперь только его напряженную спину. Шеридан застегнул брюки, а затем, повернувшись к ней и все еще тяжело дыша, заговорил, вцепившись в ручку двери так, что побелели костяшки его пальцев:
– Мне надо поговорить с тобой. Не соизволит ли ваше королевское высочество надеть халат?
– Шеридан…
– Оденься!
Олимпия схватила измятую фланелевую рубашку с пола и натянула ее через голову.
– Ну вот, ты доволен? Может быть, ты прикажешь мне еще в одеяло завернуться?
– Это не помешало бы.
Олимпия плюхнулась на койку и накрылась одеялом – не из-за Шеридана, а потому что в каюте, в которой совсем недавно было так жарко, теперь ее бил озноб.
– Вот так, – сказала она. – Ты можешь повернуться и без боязни взглянуть на меня, Я не собираюсь приставать к тебе.
Шеридан отошел от двери и сел на ее дорожный сундук, ие глядя на девушку. Казалось, Шеридан увидел на полу что-то чрезвычайно любопытное, – так пристально он разглядывал доски у своих ног.
Олимпия с грустью смотрела на его ширинку, видя, что ткань брюк все еще сильно топорщилась.
– Прости меня, – сказала она. – И не злись понапрасну. Шеридан провел рукой по волосам и нахмурился.
– Я тоже не хотел обидеть тебя, – сказал он глухо. – Но пойми, я не могу допустить, чтобы с тобой случилась беда. Но, Боже, если бы ты знала, как мне трудно, неужели ты хочешь сделать мою жизнь невыносимой? Я ведь не святой, Олимпия.
Он тяжело вздохнул. Глядя на его застывший профиль, Олимпия вдруг почувствовала угрызения совести. Любовь захлестнула ее с новой силой.
– А кому нужны святые? – тихо спросила она. – Я бы предпочла падшего ангела.
Он криво усмехнулся и искоса взглянул на нее.
– Из меня вряд ли получится падший ангел, потому что мне, в сущности, неоткуда падать. Я никогда не был добродетельным. Кстати, как оказалось, добродетель у тебя тоже не в чести.
Олимпия поджала губы, чувствуя, что краснеет.
– Да, но если бы мы поженились, – начала оправдываться она, – то в нашем поведении не было бы ничего порочного. Напротив, оно выглядело бы вполне добродетельным. «Кто нашел жену, тот нашел благо» – так говорится в Книге притч Соломоновых.
– О Боже, ты совсем спятила, если можешь цитировать Священное писание после того, что ты мне говорила пять минут назад.
– Да ты ханжа! – изумленно воскликнула Олимпия, глядя на него во все глаза.
– Я не ханжа, просто я стараюсь не терять головы. Мы не женаты, запомни это! И ради Бога не забывай, что все на этом корабле считают нас братом и сестрой! – Шеридан нервно потер висок. – У меня стынет в жилах кровь при мысли о тех последствиях, которые может иметь моя уступчивость!
– Но ведь мы могли бы им сказать всю правду. Какое это было бы облегчение! И капеллан тут же обвенчал бы нас.
– Нет, ты совершенно не умеешь трезво мыслить, – сказал Шеридан.
– Мой дядя теперь никак не сможет добраться до нас. Так чего же нам бояться? С тех пор как мы покинули Англию, все обстоятельства изменились. – Олимпия пристально смотрела в глаза Шеридану, пытаясь внушить ему те чувства, которые испытывала сейчас сама.
Он, храня непроницаемое выражение лица, некоторое время выдерживал ее упорный взгляд, но затем все же отвел глаза в сторону.
– Да, все изменилось с тех пор, – сказал он. Олимпия хмуро наблюдала за ним. Шеридан поигрывал замочком дорожного сундука, на котором сидел, опустив глаза, так что Олимпия не могла разглядеть выражение его лица. Впервые за все это время в ее сердце шевельнулся страх.
– Ты же сам предлагал мне выйти за тебя замуж, – сказала она. – Там, на острове, помнишь? Или это была шутка?
Замочек на сундуке звякнул.
– Нет, это была не шутка, – сказал Шеридан, упорно глядя в пол.
Олимпия перевела дух и замерла в ожидании.
– Но я не помню, что ты сказала мне в ответ на это предложение, – язвительно добавил он, продолжая позвякивать замочком.
Олимпии хотелось сейчас броситься ему на шею и прижать к груди, но вместо этого она сказала:
– Ты заснул и поэтому не слышал моего ответа. Шеридан откинулся назад, прислонившись спиной к стене. Глаза его были закрыты.
– Мне кажется, что я спал все последнее время. – Он тряхнул головой. – Спал и видел сны.
– Сны? – прошептала Олимпия. – Да, совершенно фантастические.
Горло Олимпии перехватило, и она с трудом могла говорить.
– Так, значит, теперь ты уже не хочешь жениться на мне?
– По здравом размышлении эта идея кажется мне глупой и опасной. Подобная затея могла бы мне дорого обойтись.
Олимпия оцепенела. Она сидела с закрытыми глазами и не могла дышать от боли, которую причинили его слова.
– У тебя же есть голова на плечах, – резко сказал он. – Сейчас мы оба зависим от Фицхью. Подумай, что он сделает, если ты скажешь ему правду! Наш драгоценный капитан не отличается особым милосердием, ты же слышала, какая участь по его милости постигла Бакхорса и остальную шайку.
– Они это заслужили, потому что были настоящими убийцами.
– Конечно, эти негодяи заслужили подобную смерть, но молодой человек, по-видимому, становится довольно кровожадным, когда речь, как ему кажется, заходит о справедливом возмездии, вот в чем дело. Я хорошо знаю подобный тип людей, поскольку постоянно сталкивался с ними в жизни. Сам он не может позволить себе обычные человеческие удовольствия из-за жестких моральных принципов, впитанных им с молоком матери, но приходит в неописуемый восторг и возбуждение от того, что с кого-то другого заживо сдирают шкуру во имя справедливости. – Шеридан встал и начал расхаживать из угла в угол крошечной каюты. – И в довершение всего этот желторотый ублюдок воображает, что влюблен в тебя. Он вне себя от страсти. Теперь посуди сама, что он сделает, если узнает правду? Узнает, что я не твой брат, а мошенник, похитивший обожаемый предмет его страсти и склонивший ее к интимной близости?
– Он вовсе не такой, каким ты его изображаешь. И потом, ты не похищал меня.
– А где доказательства? – Шеридан покачал темноволосой головой. – Мы же постоянно лгали все это время, дорогая. И если мы сейчас все поставим с ног на голову, то потеряем к себе всякое доверие. Тем более что правда в нашем случае больше похожа на вымысел, чем ложь. Фицхью никогда в жизни не поверит в то, что ты – принцесса, и уж наверняка посмеется над тем, что я взялся сопровождать тебя с целью помочь разжечь пожар революции в твоей стране. – На красивых губах Шеридана заиграла усмешка. – Фицхью действительно похож на самодовольного школяра, но он не так глуп, как кажется. Просто ему мешают розовые очки, сквозь которые он смотрит на тебя, иначе он давно бы уже понял, в чем дело. Даже Бакхорс сразу же заметил, что мы лжем.
– Но в конце концов он поверил нам.
– Нет, он так и не поверил, – сказал Шеридан и устремил на Олимпию яростный взгляд. – Просто он понял, что не сумеет выбить из меня правду. Кроме того, я нужен был ему живым. Фицхью я не нужен. Я для него никто, а ведь он здесь, на борту судна, полный хозяин. Не забывайте об этом, мадам. Он – царь и бог. Если в приступе ревности он задумает расправиться со мной, ему никто не посмеет возразить. Вы можете запросто убить меня, принцесса. Засечь плетью. – В его голосе слышалась насмешка. – Ненамеренно, конечно. «Как жаль, – скажет он, – этот несчастный ублюдок выглядел таким крепким. Кто бы мог подумать, что он не выдержит и двух сотен ударов? Ему просто не повезло. Однако этот парень сам виноват, он ведь так долго водил нас за нос».
Олимпия хмуро наблюдала за тем, как Шеридан мечется по тесной каюте, словно в клетке.
– Я не верю, что капитан Фицхью такой, каким ты себе его представляешь. Тем более что я его знаю намного лучше. Я ни разу не видела, чтобы он выходил из себя. Он всегда вел себя очень благожелательно и осмотрительно, как рассудительный и добрый человек.
Шеридан устремил на нее пылающий гневом взгляд.
– В таком случае выходи за него замуж, – зло сказал он, – раз уж он кажется тебе таким образцом совершенства. Ведь сам я злой, эгоистичный и неуравновешенный по натуре и выхожу из себя по меньшей мере два раза в день. – Шеридан отвернулся и засунул руки в карманы. – Кстати, он уже обращался ко мне за подобным разрешением. Надеюсь, он не рухнет в обморок, когда я ему сообщу радостную новость о том, что ты согласна.
Олимпия с грустью и отчаянием во взоре смотрела на него, закутавшись в одеяло и дрожа всем телом.
– Зачем ты все это говоришь? Что произошло?
– Ничего, просто восторжествовала правда жизни, реальность, вновь вступившая в свои права. Я знаю, что ты с ней не в ладах.
Шеридан искоса взглянул на Олимпию, насмешливо вскинув бровь.
Олимпия сидела, обхватив руками колени. Глядя на него сейчас, она вспоминала лицо Шеридана, освещенное огнем очага. Он так терпеливо и старательно вырезал ей расческу из китового уса, когда она сломала свою старую, пытаясь расчесать слипшиеся, спутанные на ветру волосы. Вспомнила она и нежные осторожные прикосновения Шеридана, когда он, видя ее слезы боли и нетерпения, сам принялся расчесывать волосы. Глядя сейчас на его кривую, полную сарказма ухмылку, она подумала о том, что реальность – вещь более запутанная и обескураживающая, чем прядь спутанных волос.
– Ну хорошо, – наконец сказала она, – оставим все как есть.
Она думала, что он ответит сейчас что-нибудь в резком тоне, и приготовилась дать ему отпор. Но Шеридан молчал, прислонившись к перегородке из лакированного дерева, в которой отражался его профиль. Олимпия поправила на себе одеяло.
– Это было всего лишь одним из возможных вариантов развития событий.
Шеридан встал и, подойдя к Олимпии, обнял за плечи. Он долго и пристально смотрел ей в глаза. Его взгляд был непроницаемым и слегка туманным, словно марево над костром.
– Я хочу, чтобы ты верила мне, – сказал он.
– А я и не могу иначе. – Ее голос звучал хрипловато. – Я же люблю тебя.
Тень пробежала по лицу Шеридана. Олимпия так и не поняла, был ли это испуг, шок, ликование или какое-то другое чувство. Шеридан наклонился к ней и, коснувшись лбом ее лба, покачал головой.
