Текст книги "Летящая на пламя"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Глава 9
В темноте быстро двигались какие-то едва различимые тени. Олимпия хотела закричать, но у нее вырвался лишь приглушенный стон: кто-то засунул ей кляп в рот. Лицо Шеридана неожиданно исчезло, растворившись во тьме. Она услышала его изумленный возглас, но перед глазами Олимпии было черным-черно, и девушка не видела ни зги. Кто-то крепко держал ее руки, немилосердно сжимая их, словно в тисках, а затем внезапно толкнул. Почувствовав сильный удар, она отлетела в сторону и упала на мостовую, задыхаясь от боли и мешавшего ей дышать кляпа.
В темноте явственно слышались звуки возни, шарканье ног, а затем раздался крик Шеридана:
– Подождите… Какого дьявола…
Во мраке мелькнула какая-то узкая светлая лента. Голос Шеридана перешел в хрип.
Стага!
Ужас обуял Олимпию, она вскочила на ноги, чуть не задохнувшись от душившего ее кляпа, и бросилась туда, откуда доносился голос Шеридана и где мелькали тени бандитов. Оказавшись в самой гуще схватки, она натолкнулась на человека, одетого в сюртук из грубой шерсти, и сбила его с ног. На мгновение Олимпия увидела перед собой лицо Шеридана, искаженное яростью. Он рванулся и ударил плечом нападавших, которые тут же рухнули к его ногам, увлекая за собой Олимпию. Она упала на одного из убийц. Он тяжело дышал. Его черная шляпа скатилась с головы, и девушка увидела, что под ней была чалма. Судорожно хватая ртом воздух, она попыталась прижать к земле извивающегося под ней бородатого индийца. Но кто-то схватил ее сзади и оттолкнул в сторону. Это был Шеридан, обращавшийся с ней, словно с куклой. Капитан бросился на нападавшего, но тот уже вскочил на ноги, и Шеридан упал на мостовую, ругаясь и тяжело дыша.
– Ублюдки, черт бы их побрал! – Олимпия услышала его приближающиеся шаги, и над ней в темноте выросла фигура Шеридана. – Эти шуты гороховые пытались убить меня!
Из груди Олимпии вырвался приглушенный крик, и она встала на колени, цепляясь руками за ногу Шеридана. Силы оставили ее. Шеридан погладил девушку по голове и опустился рядом с ней на булыжную мостовую.
– Мерзавцы! – Он вырвал кляп изо рта Олимпии. – Грязные, тупые ублюдки! Я не знал… я никогда не предполагал… О Господи… С вами все в порядке?
Олимпия не могла отдышаться.
– Это были… те евреи… – Она говорила с легкой хрипотцой, переводя дыхание. – То есть на самом деле не евреи… а переодетые убийцы… вы помните?
Шеридан сжал ее плечи сильными руками и устремил взор в темноту, туда, где исчезли нападавшие.
– Евреи? – недоуменно переспросил он.
– Да нет… на самом деле это были переодетые душители… в шляпах, понимаете? Они плыли на корабле, вместе с нами… а сегодня вечером… на набережной они следили за нами!
– На корабле? Нет, этого не может быть! – все еще недоумевал Шеридан, растерянно приглаживая волосы рукой.
– На них были шляпы! – настаивала на своем Олимпия. – Я упала на одного из них, с его головы свалилась эта самая шляпа, а под ней оказалась чалма!
Шеридан пристально взглянул на нее, и Олимпия поняла по выражению его лица, что наконец он начал о чем-то догадываться.
– О Боже! – простонал Шеридан и схватился за горло. – Кто бы мог подумать!
– Но вы же понимали по каким-то признакам, что убийцы где-то рядом. – Олимпия до сих пор еще не могла отдышаться. – Нам следовало бы относиться к ним более серьезно. Пойдемте, мне кажется, что нам надо немедленно уходить отсюда…
Внезапно в их разговор вмешался чей-то незнакомый голос с сильным акцентом.
– С вами случилось несчастье, сеньор? – Послышались шаги. – Вам нужна помощь?
Сэр Шеридан окаменел как громом пораженный и уставился в ту сторону, откуда раздался голос.
– Сеньор, – сказал второй незнакомец, – мы видели, как вы и сеньора пошли в эту сторону. Но здесь гулять небезопасно.
Олимпия тоже повернула голову туда, откуда доносились голоса, незнакомцы приближались, но их все еще не было видно в темноте. Судя по звукам шагов, их было несколько человек. Шеридан погладил девушку по голове.
– Вот и помощь подоспела, – сказал он, – оставайтесь здесь и сидите тихо, а я попрошу их сходить за паланкином.
И прежде чем Олимпия успела что-нибудь возразить, он поднялся и двинулся навстречу незнакомцам, растворившись во мраке.
– Байед, – сказал один из чужеземцев на своем языке. – Томбако ка ло.
К четырем часам утра Олимпию охватило отчаяние. Она была безутешна. Поиски, не давшие никаких результатов, пришлось наконец прекратить.
«Шеридан, Шеридан, Шеридан», – стучало у нее в висках.
Слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, и она закрыла лицо руками. Олимпия не могла поверить в то, что капитана Дрейка уже нет в живых.
– О, моя дорогая, – сочувственно произносила миссис Стодард, обнимая девушку.
– Подождем до рассвета, – участливо говорил мистер Стодард. – Вы недооцениваете вашего брата, мисс Дрейк. Он выбирался из худших переделок.
Но сам мистер Стодард не питал иллюзий, как, впрочем, и обе дамы. Все они помнили рассказ Шеридана: душители убивают свою жертву и исчезают вместе с ней, чтобы расчленить и предать земле тело с соблюдением всех ритуалов.
Олимпия уже потеряла всякую надежду. Если бы Шеридану удалось спастись, он наверняка был бы сейчас рядом с ней. Но он растаял во мраке, и Олимпия отчетливо слышала роковую команду, за которой последовала короткая схватка, и все стихло.
Напрасно было искать тех незнакомцев, которым принадлежали услышанные ею во тьме голоса. Они бесследно исчезли, канули во мрак. Во время тщетных поисков при свете факела Олимпия нашла только шляпу Шеридана.
– Вы должны постараться заснуть.
Миссис Стодард проводила Олимпию в ее спальню. Руки хозяйки дома заметно дрожали.
– Я прикажу повару приготовить ячменный отвар. Олимпия была как в тумане. Она с отсутствующим видом выпила чай из целебных трав и позволила горничной раздеть себя, а затем села на кровать и устремила взор в темноту.
«Шеридан, Шеридан…»
Все произошло так неожиданно и походило скорее на вымысел, нежели на реальность. Только что она видела перед собой живого и близкого Шеридана, слышала его голос, и вдруг… Он пропал, исчез, скрылся навеки. Умер.
Олимпия вспомнила рассказ Шеридана о том, что делают эти убийцы со своими задушенными жертвами перед погребением, – выпускают внутренности и расчленяют во имя Канкали, бога, поедающего людей. У Олимпии закружилась голова. Внезапно она услышала, что кто-то скребется в ее дверь. Через некоторое время дверь медленно отворилась.
– Исмаилии, мэм, – раздался шепот. – Простите меня, простите.
Олимпия узнала тонкий голосок Мустафы и затаила дыхание, стараясь взять себя в руки.
– Входи, – вымолвила она, все еще плохо соображая.
Он проскользнул в комнату, прикрывая рукой огонек свечи и поминутно кланяясь. Мустафа был одет в белые шаровары и рубаху, на голове у него была красная феска. Он опустился на колени перед Олимпией и отбил поклон, коснувшись лбом пола у ее ног.
– Эмирийити… моя принцесса. – Он поднял голову, заливаясь слезами. Его смуглое лицо выражало отчаяние. – Это правда?
Олимпия кусала губы, чтобы не расплакаться. У нее перехватило горло. Она кивнула и, зажмурив глаза, начала раскачиваться из стороны в сторону.
Мустафа завыл тонким голосом. Обняв ее лодыжки, он прижался лицом к ногам Олимпии, обутым в домашние туфли. Из его груди вырвался горестный стон, перешедший в заунывный вой, который, казалось, наполнил собой всю комнату. Звуки отражались от стен, замирали и вновь нарастали – мелодичные и призрачные.
Олимпия слушала этот плач, и из глаз ее сами собой катились слезы. У нее было такое чувство, будто душа превратилась в темную, безмолвную, безжизненную пустыню.
Скорбный голос Мустафы вдруг прервался, и он всхлипнул. Олимпия склонилась над беднягой и тронула его за плечо. Он поднял лицо и припал щекой к колену Олимпии, как дитя, нуждающееся в утешении.
– Эмирийити, что мы будем делать?
– Я не знаю, – прошептала она.
– Меня не было с ним, не было в тот момент, когда аллах призвал его к себе. О мой хозяин, прости меня, ленивого лежебоку, пса, сына свиньи. О аллах, если бы я был в тот момент рядом с моим хозяином!
Олимпия покачала головой:
– Ничто не изменилось бы. Ты не смог бы помочь ему.
– Мне следовало быть в тот момент рядом с моим хозяином. Он спас мне жизнь, он спас жизнь великому султану, и тогда султан подарил меня ему, приказав, чтобы я берег и охранял его. Двадцать лет мы были вместе. – Голос Мустафы дрожал от слез. – А теперь я погиб, я убью себя!
– Не надо, Мустафа, не делай глупостей, – сказала Олимпия, качая головой.
Тщедушного египтянина била мелкая дрожь.
– О прекраснейшая, ты не знала его! Это был великий человек, султан любил его как брата. Если бы мы были сейчас в Стамбуле, всемогущий султан Махмуд Бессмертный велел бы задушить нас обоих за то, что мы не уберегли этого человека!
Олимпия судорожно вздохнула, чувствуя в душе пустоту. Она отупела от слез и слишком устала для того, чтобы разбираться в словах Мустафы.
– Шеридан-паша! – стонал Мустафа с искаженным от горя лицом. – Мой паша! О, если бы вы могли видеть его в то время, когда он был рабом султана. Он был резвым юношей, отчаянным, словно бедуинский воин, и прекрасным, как женщина. Его били каждый день за дерзость!
В конце концов смысл слов Мустафы дошел до сознания Олимпии.
– Раб… – прошептала она. – Он был рабом султана? Мустафа бросил на нее испуганный взгляд, вздрогнув, как будто только сейчас вспомнил, что она находится рядом. Он сразу же всполошился.
– О прекраснейшая, я подлый лгун! Никогда не слушай меня!
Олимпия вопросительно взглянула на него. Мустафа понурил голову.
– Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Она устремила взор на маленького египтянина.
– Да, – медленно произнесла она. – Теперь это не важно.
Они притихли, Мустафа беззвучно плакал, уткнувшись лицом в колени Олимпии.
– Я даже не могу похоронить его, – снова заговорил он. – Мы должны сейчас говорить о нем, чтобы Аллах знал, что мой паша не покинут и не забыт людьми.
Олимпия закрыла глаза. Ей так хотелось остаться сейчас одной, но она напомнила себе о том, что Мустафа был знаком с Шериданом намного дольше, чем она.
– Он был отважным человеком, Эмирийити, – сказал Мустафа почтительным тоном. – Ты видела, как он умер. Прошу тебя, расскажи мне, как он встретил свой конец. Мне необходимо описать султану мужество моего паши, его славную кончину.
– Я не видела, как погиб сэр Шеридан. Было очень темно.
– Но он дрался, как лев? – плаксиво настаивал на своем Мустафа.
– Да, – сказала Олимпия, смахивая ладонью слезы с лица. – Я уверена в этом.
– Как лев. Словно разъяренный черный джинн, он бросился на них, но убийц было слишком много, трусливые псы! Его сабля свистела, рассекая воздух, двоих он уложил на месте, а затем убил еще пятерых, но из засады выскочило еще больше врагов, и они одолели его…
– Но у него не было сабли! – В голосе Олимпии слышались нотки раздражения. – Он вообще не был вооружен.
– Скоты! Варвары! Дерьмо! Всемогущий султан отомстит им; они не скроются от него. Скажи мне, как выглядели разбойники, и я направлю гнев султана на этих вонючих свиней.
– Я не знаю, я ничего не знаю! – расплакалась Олимпия, уронив голову на руки.
Она рассказала Мустафе все, что произошло: что сначала на них напали два человека, переодетые евреями, но они сумели убежать. А потом Шеридан устремился навстречу незнакомцам, окликнувшим их.
– Он пошел навстречу каким-то незнакомым людям? – недоверчиво переспросил ее Мустафа. – Сразу после того, как на вас напали?
– Да. Он думал, что они хотят помочь нам.
– Но у него ведь не было никакого оружия, о прекраснейшая!
Олимпия покачала головой. Мустафа сел на пятки.
– Это было неразумно.
– Во всем виновата я одна. Мне следовало остановить его, убедить в необходимости уехать поскорее в безопасное место, как только он заметил, что на острове появились люди из секты стага.
Глаза Мустафы полезли на лоб от удивления. Он вдруг насторожился и внимательно посмотрел на Олимпию.
– Ты хочешь сказать, моя принцесса, что Шеридан-паша догадывался о готовящемся на него нападении?
– Он говорил мне, что по каким-то признакам догадался об этом. Это было сегодня вечером. Он хотел, чтобы я сразу шла к капитану Фицхью, если с ним самим вдруг что-нибудь слу-слу-слу-чится… – Олимпия разрыдалась. – Но какая теперь разница, если уже ничего не поправишь.
Мустафа помолчал, наморщив в задумчивости лоб под феской, надетой на гладко выбритую голову.
– Крепись, моя дорогая. На все воля Аллаха, – промолвил он и поцеловал ее руку, – я сам отправлюсь к султану. Смерть Шеридана-паши не останется неотмщенной, клянусь тебе. О прекраснейшая, не убивайся так! Мы поедем вместе. Мы возьмем лучшие из твоих драгоценностей и подарим их султану, тогда он сразу поймет, что мой хозяин был величайшим пашой…
– Даже этого я не могу сделать! – Олимпия отняла у него свою руку. – Мои драгоценности пропали, они были у сэра Шеридана.
– Нет-нет, не волнуйся понапрасну. Он отдал их мне на хранение.
– Но они были у него нынче вечером, – сказала Олимпия. – Он хотел выбрать что-нибудь на продажу, чтобы оплатить дорогу до Рима.
– Нет, – решительно покачал головой Мустафа, – ты ошибаешься, Эмирийити. Он ничего не говорил мне об этом, я один знал место, где спрятаны драгоценности. – И египтянин приложил руку к груди, на то место, где у него всегда висел полумесяц со звездой на цепочке, скрытый в складках белой просторной рубахи.
Олимпия в отчаянии прикрыла глаза, мечтая только об одному чтобы Мустафа ушел. В ее душе закипало раздражение, ей хотелось вытолкать слугу из комнаты.
– Уверяю тебя, что драгоценности сегодня вечером были у сэра Шеридана. Он попросил меня надеть сапфировый кулон, когда мы направлялись в гости. На борту корабля я даже показывала его одному ученому-геологу.
Из груди Мустафы вырвался душераздирающий вопль, и он вдруг так мотнул головой, что его феска чуть не упала на пол. Некоторое время египтянин неподвижно сидел, разглядывая свои белые шаровары. Затем он вскинул голову, ошеломленно взглянул на Олимпию, вскочил на ноги и молча исчез за дверью.
Олимпия сразу же почувствовала себя виноватой за резкие слова. Она печально смотрела вслед тщедушному слуге. Но в тот момент, когда она собиралась уже отправиться за ним и попросить у него прощения, Мустафа вновь появился на пороге ее комнаты.
Он остановился на мгновение, его смуглое лицо было багровым от гнева, а все тело била такая дрожь, что трепетали широкие рукава его рубахи. Мустафа издал звук, похожий на шипение взбесившегося дикого кота.
– Христианская свинья! – завопил он. – Шакал! Брат всякой гнусности! Он жив! Он вовсе и не думал погибать! – Мустафа расцарапал себе лицо, оставив на нем глубокие отметины. – Змеиное отродье, крокодилий выродок! – Он стал кидаться на стену и колотить в нее, отскакивая при каждом ударе назад и выплясывая бешеный танец босыми ногами. – Он бросил нас! Я отдам его кишки голодным псам! Я оставлю его одного в пустыне! Я всажу ему нож в спину и плюну в лицо! – Мустафа перешел на визг и начал биться головой о стену. – Он бросил нас! Бросил! Олимпия вскочила на ноги.
– Так он не погиб?!
– Я убью его своими руками, – визжал Мустафа. Олимпия попыталась остановить беснующегося египтянина.
– Мустафа! – Она крепко ухватилась за его широкий рукав. – Мустафа!
Он был таким маленьким и невесомым, что Олимпия, казалось, могла бы запросто оторвать его от земли, но в тот момент, когда она прикоснулась к нему, он повернулся, обнял девушку и, рухнув к ее ногам, начал целовать туфли.
– Возьми меня с собой! Я выслежу его для тебя, как верный пес. Я задушу предателя его же собственным поясом! Я принесу его голову и брошу ее к твоим ногам, набив череп соломой!
– Но откуда ты знаешь, что он не погиб? С чего ты взял это? – допытывалась Олимпия, стараясь перекричать его визг.
Мустафа начал биться лбом об пол.
– Это же был хитрый трюк! Трюк, трюк! О прекраснейшая, прости меня за то, что я был так недогадлив и не разглядел это сразу. Вонючий пес, лживая змея, он забрал все драгоценности и попытался обмануть нас с помощью розыгрыша. Это нападение, эта стага – всего лишь трюк, подлый фокус, который помог ему скрыться от нас. Я знаю своего пашу. Он никогда – никогда! – не стал бы пренебрегать опасностью, угрожающей его жизни. А теперь смотри сюда, Эмирийити. – Мустафа стащил с бритой головы феску, и из нее на пол упал кожаный мешочек. Слуга высыпал на свою дрожащую ладонь его содержимое. Это были не представляющие никакой ценности гладкие морские камешки и стекляшки. – Драгоценности были здесь еще сегодня днем. И подвеска султана была надежно спрятана на моей груди, как приказал мне мой паша, поскольку он не любил снов, которые начинали сниться ему, если кто-нибудь видел подвеску на его груди. – Мустафа пал ниц, и камешки рассыпались по полу. – Но я уснул… – Внезапно он осекся и закричал: – Он мне подсыпал какого-то снадобья! Да, он подсыпал мне сонного зелья в кофе! Теперь я точно знаю это! Именно из-за этого я спал как убитый, спал, как ленивый осел, весь день напролет!
Олимпия уставилась на россыпь камней и стекляшек, валявшихся на полу. Ей трудно было дышать. Трюк!
Она закрыла глаза, стараясь восстановить в памяти всю картину покушения. Было очень темно. Что он говорил и с каким выражением лица? Ее сердце ликовало при мысли, что Шеридан жив, но ее разум восставал против совершенного им вероломства. Силы оставили Олимпию, ее колени подкашивались.
«Ублюдки, черт бы их побрал», – сказал Шеридан. Но те люди, переодетые в евреев, с тюрбанами, спрятанными под шляпами, сели вместе с ними на борт судна еще в Рамсгейте… «Они пытались убить меня!» Возмущенный голос Шеридана, в котором одновременно слышалось изумление, до сих пор звучал в ушах Олимпии. Капитан был явно удивлен этим обстоятельством, несмотря на все жуткие истории о стаге, которые сам рассказывал. Совершенно ясно, что на них в этот вечер напали две разные шайки. Одни бандиты говорили с сильным португальским акцентом, а другие действовали молча.
«О Боже, – простонал тогда Шеридан. – Кто бы мог подумать?»
Олимпия застыла на месте.
– Это были настоящие убийцы! – воскликнула она. – Те, которые носили на головах тюрбаны.
– Ну и что, если даже они и были настоящими убийцами? – возмутился Мустафа. – Ты растолкала их и спасла его. – И он собрал с пола горсть морских камешков. – А что сделал он? Вот его благодарность за все!
Олимпия провела ладонью по лбу, стараясь сосредоточиться.
– Но… но, может быть, он забрал с собой драгоценности из предосторожности? Или… как приманку… чтобы увести бандитов за собой? Сбить со следа тех, кто охотится за нами?
– Почему же тогда он не сказал мне об этом? Почему? Послушай меня, принцесса! Из этой гавани сегодня перед рассветом выходит в море какой-то корабль. Я уверен, что Шеридан-паша на его борту!
– Нет! – жалобно воскликнула Олимпия. – Он не может гак поступить с нами.
Мустафа хмыкнул и, растопырив пальцы на руке, начал загибать их по очереди.
– Он бросил меня в Стамбуле. Он бросил меня в Испании, в Альбуэре. Он продал меня пиратам в Новом Орлеане, Лаффит-паше. Он отплыл из Рангуна, оставив меня на берегу. Он подарил меня как-то одному адмиралу, но тот вернул меня ему обратно. Пять раз Шеридан-паша пытался отделаться от меня с помощью своих трюков. Он вполне способен на подобные поступки, о прекраснейшая. Уверяю вас. Он, конечно, сможет всегда оправдаться, найти самые благородные объяснения своим действиям, уж будьте уверены. Он заставит вас поверить в то, что ночь – это день. Но взгляните. – И Мустафа указал на свою голую грудь, видневшуюся в вороте рубахи. – Он забрал у меня тескери, охранное свидетельство султана. Это мог сделать только Шеридан-паша – зачем какому-нибудь вору кусочек меди, не имеющий никакой ценности для того, кто не знает, что это такое? Кто, кроме моего паши, снял бы эту подвеску с моей шеи? И кто знал, где спрятан этот знак? Нет, это не покушение на жизнь, не несчастный случай. Он сознательно бросил нас, все рассчитав и взяв с собой тескери, без которого не мог уехать.
– Но… но как он мог украсть мои драгоценности, словно простой воришка…
Мустафа возмущенно взглянул на нее.
– Я вовсе не говорил об этом! Он не простой воришка.
– Но ты же сам обвинил его в этом.
– Нет, он вовсе не подлый, недостойный вор. – Мустафа возвел глаза к потолку и продолжал мечтательно: – Мой паша – иль-Абу-Гоуш, Отец Лжи, исполненный притворства и коварства, увенчанный хитростью и здравомыслием. – Слуга вновь взглянул на Олимпию. – Это мы слишком просты, принцесса, слишком простодушны. Мы глупцы. Тебе следовало бы лучше знать его.
– О чем ты говоришь? – Олимпия сжала руки от негодования. – Ведь я доверяла ему всем сердцем.
– Ай-ай-ай! Хорошо еще, что он взял только твои драгоценности. А теперь подумай, что случилось по его вине.
– Я до сих пор не могу в это поверить. Просто не могу! Мне кажется, что их украл кто-то другой.
– Да нет же, – поморщился Мустафа. – На такую хитрую проделку способен только Шеридан-паша и никто другой! О Аллах акбар! Хорошо еще, что нам удалось раскусить его, пока не поздно. – И Мустафа прижался лбом к ее лодыжкам, словно верный пес, обожающий свою хозяйку. – Что же мы будем теперь делать, принцесса?
– Я… я не знаю. – Олимпия кусала губы, находясь в полном замешательстве.
– Может быть, ты прикажешь, чтобы твой презренный раб отправился в гавань и навел справки о корабле, на котором хочет улизнуть этот гнусный британский дьявол?
Олимпия опустила голову.
– Я не знаю. Я все еще не могу в это поверить. Не могу… – Ее голос задрожал, и она замолчала.
– Я пойду и сделаю все, что ты скажешь, о прекраснейшая. Клянусь, ты не уступаешь в хитрости и уме Шеридану-паше. А красотою ты затмеваешь Полярную Звезду.
Комок подкатил к горлу Олимпии, на ее глаза набежали слезы.
– Я – жирная, тупая трусиха. Мустафа вскинул голову.
– Все, созданное Аллахом, – прекрасно, – сказал он. – Ты похожа на газель, моя принцесса. Твои глаза – словно прохладные зеленоватые воды оазиса; твои волосы . – словно утреннее солнце; твои руки и ноги достойны восхищения, о возлюбленная моего коварного паши. А теперь я отправлюсь на пристань.
Когда дверь за ним закрылась, Олимпия устремила невидящий взор на стену.
«Идите к Фицхью, – сказал ей Шеридан, притворяясь, что озабочен ее судьбой. – Если со мной вдруг что-нибудь случится».
Как это благородно звучит! Как это самоотверженно и мужественно с его стороны!
Какой же дурой она, должно быть, выглядела в его глазах. Тупой, безрассудной, маленькой дурой с наивными, как у теленка, глазами!
Олимпия содрогнулась. Никогда в жизни она не испытывала еще такого жгучего стыда. Оцепенение начало проходить, и в душе ее закипала ярость от пережитого унижения. Встав, она наступила на рассыпанные на полу стекляшки и камешки.
Олимпия нагнулась, подобрала с пола браслет из жести и поддельных камней и начала мять и ломать его в руках.
Кто он такой? Он подло обманул ее, обокрал, обвел вокруг пальца и думает, что она убежит поджав хвост, словно побитая дворняжка? Нет, он не дождется этого! Ведь она принцесса. Ее предки участвовали в переходе Ганнибала через Альпы; они стояли рядом с Карлом Великим, когда тот вступил натром Священной Римской империи; она находится в кровном родстве с австрийскими Габсбургами, французскими королями и Ватиканом.
А кто он такой? Совершенное ничтожество. Выходец из семьи какого-то англичанина незнатного происхождения. Да к тому же незаконнорожденный!
О да! Она отправится к капитану Фицхью. Они с Мустафой выследят вероломного предателя. Они непременно разыщут его. И тогда…
Тогда она сделает то, что не удалось сделать душителям. Она убьет его своими руками.
