Текст книги "Благородный разбойник"

Автор книги: Лаура Кинсейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 18

Он хотел вырвать крючок. Страх, ярость, желание – все перемешалось у него внутри, когда она голой шла к табурету. Волосы ее разметались по плечам, глаза были прикрыты ресницами. Лицо – как у женщины-ребенка, как его рай и ад. Сев, она взглянула на него с таким выражением, словно это вещь, которая случайно привлекла се внимание. Он совершенно не представлял, что она сделает дальше, хотя всю жизнь учился читать намерения людей по их лицам. Только знал, что это наверняка причинит ему острую боль.

Но он сам позволил ей такую игру, он сам этого хотел, уступая шаг за шагом, презрев опасность. Смех и слезы, что он повержен девушкой. Но он никогда еще не встречал женщину, которая не боялась его. Он хотел ее. Хотел этого... и безумно страдал.

Элейн медленно встала. Он прижался к каменной стене, ухватившись за шнур.

Она чуть заметно улыбнулась, как будто угадала его мысли. Он пытался вообразить ее своей добычей, обрести прежнюю власть, но она забрала ее вместе с кинжалами, а вернулась с его ремнем, чтобы его бичевать. Вся его защита была уничтожена, отобрана, словно клочок жалкой одежды, прежде чем он понял опасность. Ему хотелось, чтобы она подняла шнур. Тогда бы он склонился, как грешник у позорного столба, смог бы вынести пытку от ее руки. Но он слишком поздно осознал, что она собирается делать.

Подойдя к нему, Элейн провела ладонью по его груди вниз, где одежда сжимала и терла восставшее копье, распустила нежными пальцами шнуровку.

Никакой сон, никакой дьявол или ангел не смог бы возбудить его страсть больше, чем она.

Она собиралась его использовать. Так она сказала. В этой игре в королеву она призналась, что любит его, и он почувствовал себя беззащитным перед нею. Она посмотрела на него с таким странным выражением невинности, что ему захотелось тут же бросить ее на пол и овладеть ею. Наклонившись, она целовала его грудь, кусала и тянула соски, а он, стиснув зубы, выносил это и почти умирал от наслаждения. Казалось, ни одна шлюха в христианском мире не знала того, что знала она. Потом она вдруг отпустила его.

Тяжело дыша, он смотрел на ее босые ноги и бедра. Он не смел поднять глаза. Темный треугольник у нее между ног походил на чудесный тайник, он готов был отдать жизнь, чтобы войти в него, перерезать горло самому папе, чтобы только увидеть его. Он издал тихий стон и, откинув голову, закрыл глаза.

Что-то глухо стукнуло об пол возле его ног, и, снова открыв глаза, он увидел, что она стоит на скамейке перед ним. Без единого слова она впилась ему в рот, нащупала мужское естество, изящным женственным движением приподняла бедра и направила твердую плоть в горячую влажную глубину. Затем она прервала поцелуй, уперлась руками в стену около его головы и начала двигаться. Медленно, потом все быстрее, глубже, доставляя себе удовольствие. Он был в полной ее власти, чувствовал, как изливает в нее семя, и наклонил голову, пытаясь дотянуться губами до ее груди. Она использовала его до тех пор, пока не вздрогнула и не закричала.

Он бессильно обвис на шнуре, вжимаясь в нее. Полнейшее наслаждение, которое почти убило его. Без всякой надежды, что он когда-либо сможет испытать это снова. Он повернул голову, поцеловал ей ухо, щеку, ища губы.

Но она быстро отступила и так внезапно освободила шнур, что это причинило ему острую боль. Он положил руки на голову, единственное движение, которое он мог сделать, пока не восстановится кровообращение. Элейн торопливо направилась в дальнюю часть комнаты.

Он медленно опустил руки, нашел конец шнура, связывающего запястья, и одним рывком освободился. Дыша сквозь зубы, он сжимал и разжимал пальцы, а когда к ним вернулась чувствительность, привел в порядок штаны. Но даже после этого все равно ощущал себя голым.

Элейн подошла к нему, держа ремень с уже пристегнутыми кинжалами в ножнах. Только стилет был у нее в руке.

– Осторожно, – хрипло предупредил он.

Склонив голову, она встала на колени, словно паж, и он в изумлении смотрел, как она уверенно надевает ему ремень, а потом застегивает пряжку. Он не мог найти слов, поэтому молча позволил ей вложить стилет в ножны на руке. Она прижалась лбом к его запястью и поцеловала раскрытую ладонь.

Он тоже опустился на колени, обхватил ее лицо, приподнял ей подбородок и, глядя в сине-фиолетовые озера глаз, сказал:

– Ты – моя королева. У меня нет другого повелителя.

Она улыбнулась, как довольный ребенок.

Завоеван. Без всяких армий.

Наступил третий день ожидания. Издали доносился звон колоколов. С тех пор как он привез сюда Элейн, они звонили ежедневно, призывая к заутрене и вечерне. Он видел, как она прислушивается, будто впервые слышала звон.

– Мы должны исповедаться, – прошептала она.

Конечно. То, что они делали вместе, наверно, смертный грех. Любой священник признал бы их деяния несоответствующими природе: мужчина подчинился женщине, принял от нее в стыде и боли плотское наслаждение. Он не раскаивался, однако не хотел подвергать опасности ее.

– Я спрошу Джироламо, нельзя ли сделать это тайно, – сказал он, ведя пальцем по ее щеке. – Думаю, это возможно.

– И ты, – быстро сказала она.

– Я не могу, любимая.

– Тайно...

– Я не могу.

Он увидел, что она вспомнила, поняла. Он не имел права и не хотел принимать никаких причастий. Он только чувствовал печаль, что приходят к концу эти короткие дни его служения ей в любом се безжалостном или греховном удовольствии. Очистившись от греха или раскаявшись, она вряд ли будет так им распоряжаться. Вот и хорошо. У него больше нет защиты от нее, а мир снаружи не прощает ни малейшей слабости.

Она задумалась, обняв его за талию. Он мог ждать чего угодно, только не знал, чего именно.

– Ты сам назначишь мне наказание, – прошептала она, уткнувшись ему в плечо. – Твое наказание для меня как благодать.

Она прильнула к нему всем телом, и он хотел спрятать лицо от стыда за то, что жаждал сделать.

– Так бывает со всеми мужчинами? – застенчиво спросила она.

– Нет. Ты знаешь, что нет.

– Только с тобой?

– О Господи. Конечно, нет. Все ангелы, наверно, презирают меня, заставляя получать удовольствие от боли.

Элейн приподнялась, одной рукой опершись ему на грудь. Даже поза ее, чуть властная, и легкое прикосновение заставили его возбудиться.

– Я люблю доставлять тебе удовольствие, – сказала она.

Ее рука скользнула к твердому копью, пальцы сжимали нежную плоть до тех пор, пока он, вцепившись в простыню, чуть не задохнулся.

Она встала перед ним на четвереньки, чтобы он мог оседлать ее как дьяволицу. Он тонул в наслаждении, глядя на ее спину, черные волосы, круглый зад и свой член, погружающийся в него. Он держал ее за бедра, чтобы войти как можно глубже, слышал ее стоны и крик. Но это были восторг и требование, поэтому он яростно отвечал ей, даже когда в ослепительном экстазе изливал семя.

Потом он лежал, не разжимая объятий, чувствовал ее мягкость, теплоту, нежность и со всей ясностью понимал, что она под его защитой. Хотя беспрекословно подчинялся ей. Странная, приятная, вполне терпимая путаница.

Наконец он выпустил ее из объятий и поднялся. Она не протестовала, только смотрела, как он надевает чистую рубашку и серые штаны, которые принес ему Джироламо, идет к креслу, где лежали кинжалы, проверяет остроту лезвий.

– Как тебя наказывали, когда ты был маленьким? – вдруг спросила она. – Кнутом?

Он хрипло засмеялся и покачал головой:

– Это не наказание.

– Хуже?

– Меня вообще не наказывали. По крайней мере не так, как ты представляешь.

– Никогда? – удивилась Элейн.

– Отец бы просто убил меня за ошибку.

Элейн обняла подушку и всхлипнула. Он испугался, что она заплачет.

– Во всяком случае, я так думал. Наверно, только мальчишеский страх.

– Ты хороший лжец.

Вернувшись к кровати, он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ей пальцы.

– Одевайтесь в дорогу, моя королева.

Джироламо все устроил.

Пожилой священник был верным человеком, тоже из рода Навона, дальний родственник, нашедший пристанище среди холмов рядом с озером. Семейство Навонов было уничтожено или рассеяно, замки разорены, деревни сожжены. Оставшиеся в живых скрывались, но их объединяла ненависть к Риате, жажда мщения и верность незаконнорожденному сыну Джино Навоны. Однако сам он нигде не показывался, не хотел, чтобы его видели и узнавали, не хотел лишних осложнений.

Священник отпустил грехи женщине в вуали, причастил ее, не задавая неподобающих вопросов о том, кто она и почему тут живет.

В последний момент, когда Джироламо, стоявший в тени церковной двери, подал ему знак, Аллегрето задержал ее.

– На исповеди не говори, что мы с тобой не венчаны. Не делай такой ошибки. Мы женаты пред лицом Господа. У тебя нет обязательств перед Риатой.

Он прикусил язык. Ведь ему она тоже не давала согласия. Элейн молча склонила голову. В черной одежде, с закрытым лицом, она могла сойти за какую-нибудь вдову из окрестностей, пришедшую зажечь свечу во спасение души мужа. Она несла священнику корзинку яиц, на дне которой лежала золотая монета. У него возникла безумная мысль упасть перед ней на колени, умоляя не покидать его. Она вернется чужой, снова невинной, какой была, когда они встретились. Она может все забыть или не захочет вспоминать. Его обуяло желание посадить ее в лодку силой и поплыть обратно в замок, где он навеки станет ее слугой и защитником.

Стоя на берегу озера в зарослях камыша, скрытый нависшими ветвями оливкового дерева, он смотрел, как она идет к старой маленькой церкви. Вспомнил ее внутреннее убранство, каменный пол, тяжелые колонны, разрисованные бело-красными спиралями, уходящими вверх, к неясным святым, которые с улыбкой глядели на середину придела.

Теперь он стоял тут изгнанником. Когда она подошла к двери, Аллегрето отвернулся.

Если она не вернется, он сам пойдет за нею, и старик Навона его не остановит. Вероятно, так и следовало поступить. Тогда никто уже не мог бы сказать, добровольно она терпела его общество или он ее принудил к этому.

Над вершинами гор начали собираться облака. Аллегрето прыгнул на борт лодки, проверил их поклажу: одежда для путешествия в горах, немного денег, мешочек с трутом, дорожные посохи. Джироламо стоял на страже у двери церкви.

Она вышла намного раньше, чем он предполагал. Вместе со священником, который держал корзинку и что-то ей говорил. Покачав головой, она почтительно коснулась его рукава, и быстро пошла к Аллегрето.

Он спрыгнул на песчаный берег и жестом приказал Джироламо удалиться.

– Что случилось? – резко спросил он, когда она вошла под тень оливы.

Элейн откинула вуаль и посмотрела на него.

– Я подожду исповедоваться.

– Подождешь? Но такого случая не будет, – прошипел он. – Где-нибудь в другом месте я не смогу гарантировать безопасность.

Священник глядел на нее, стоя в ожидании у церковной двери. Аллегрето догадывался, с какой настойчивостью тот убеждал ее облегчить душу.

– Я понимаю, насколько это трудно, – уже более мягко сказал он. – Но священник тебя не знает и не узнает никогда.

– Я не стыжусь. – Элейн вскинула подбородок. – Я буду ждать тебя.

– Меня?

– Я знаю, ты не можешь. Пока. Но я буду ждать, когда и тебе отпустят грехи.

– Почему? Я считал, ты хочешь именно этого.

– Потому что я думала об этом... думала... – Элейн посмотрела в сторону озера, на облака. – А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг нас убьют?

– Тем более. Это смертные грехи, ты знаешь. Тебе грозит проклятие.

– И отлучение от церкви даже за общение с тобой. Я спросила его, и он мне так сказал.

– Ты спросила его?

– Я не сказала твое имя. Просто спросила, как будто сомневалась.

Аллегрето стиснул зубы.

– И он правильно ответил. Но ведь мы женаты, следовательно, ты можешь общаться со мной без наказания. Я сам интересовался подобными вопросами.

Элейн посмотрела на него. Да, жена не должна избегать собственного мужа, это правда.

– Мы женаты, – упрямо повторил он. – И получим благословение в церкви, когда сможем. Нельзя откладывать другое. Тут исповедник, ты хотела получить отпущение грехов... нельзя откладывать!

– Я подожду. – Она улыбнулась, словно знала тайну, неизвестную ему.

– Елена! В опасности твоя бессмертная душа. – Ее легкомыслие почему-то раздражало Аллегрето.

– Ты что, священник, чтобы тревожиться о моей бессмертной душе?

– Нет, я не священник. Но ад не игра в морру, чтобы ты могла с улыбкой говорить о нем. Я не хочу подвергать тебя опасности проклятия. Не обременяй мою совесть и этим.

– А я не хочу попасть на небеса, зная, что тебе туда нет дороги. Поэтому я подожду.

– Елена! Риск...

– Да, я это понимаю. Но я так решила. Я буду скучать по тебе в загробном мире. Я буду горевать.

Он безмолвно покачал головой. Если бы она предложила ему несметные богатства, города с золотыми башнями, протянула бы на ладони звезды, солнце и луну, он бы мог говорить. Но сейчас – нет. Она будет скучать по нему. Она будет горевать по нему. Она не понимала, чем рискует. Он читал поэмы, церковные гимны и проповеди об этом, изучал страшные фрески с изображением ада. Ради него она ставила на карту спасение своей души... Ему казалось, что он сейчас умрет, где стоял, просто от замешательства. Аллегрето положил руку на кинжал, чтобы ощутить нечто понятное, надежное.

– Это безумие. Иди покайся. И оставайся там.

Элейн не повернулась, не побежала туда, где безопасно, где до сих пор стоял у двери церкви священник, дожидаясь ее возвращения.

– Нет. Я буду ждать тебя.

Глава 19

Элейн знала, когда она в немилости. Ей были знакомы его убегающие взгляды и поджатые губы, после того как она совершала проступок. Аллегрето ничего больше не говорил, не упоминал о своем приказе остаться со священником, и долгие часы плавания по громадному озеру прошли в молчании.

С севера дул холодный ветер, гоня маленькие волны, разбивавшиеся о нос лодки. Облаченный в крестьянскую накидку с капюшоном, Аллегрето вместе с Джироламо работал веслами. Он был вооружен, и Элейн не осмеливалась прикоснуться к нему, чтобы не нарушить их молчаливый договор. Она только смотрела, как во время гребли напрягались мускулы на его ногах, и мысли, приходившие ей в голову, могли бы вызвать у проповедников ярость и плевки.

Лодка казалась совсем крошечной, не больше щепки, подскакивающей на волнах под горами невероятной красоты. Мимо проплывали скалы, надвигаясь, как стены гигантского замка, и уходя вверх ярус за ярусом, по которым не мог взобраться ни один человек. Джироламо предпочел держаться середины озера, подальше от лодок и барж, поселений и замков, расположенных вдоль скал. Уже близился вечер, когда они проплыли под огромным каменным уступом, но солнце все же пробилось сквозь облака, и вода под ним засверкала серебром. Они увидели блестевший залив, по которому медленно, как стая белых птиц, плыли маленькие парусные лодки, направляясь к стенам и причалам большого города.

Элейн тотчас его узнала. У нее осталось лишь смутное воспоминание, но вид Монтеверде был подобен сну, который снился ей всю жизнь. Среди башен поднималась огромная скала, окруженная стеной и увенчанная крепостью, господствующей над зданиями внизу. Однако город стремился вверх с гордым вызовом, лес башен уходил в небо, каменные стены были окрашены в розовый, кремовый и коричневато-желтый цвета, над крышами развевались флаги. А за всем этим лежали синие горы, создавая круговую защиту от неприятеля и обнимая цветущую долину.

Аллегрето взглянул через плечо на город, потом на Элейн. Она зажала рот ладонью и качала головой, будто отклоняя невысказанное приглашение.

Он улыбнулся.

– Пока нет. – Это прозвучало нежным обещанием.

«Никогда», – подумала Элейн, но ее мысль была только слабым эхом прежнего беспокойства. Она сразу влюбилась в этот город.

Пока Аллегрето помогал Джироламо забросить сеть, как будто они рыбаки, вышедшие на лов, она смотрела на другую сторону залива. Там, укрытый среди гор, под охраной скал и бездонного озера стоял над пропастью замок. Элейн разглядела громадную цепь, протянутую в воде через горловину залива, и вдруг подумала о флоте, который потерял Аллегрето, впервые осознав грандиозность его плана, который он разрабатывал, как шахматную партию, и готовил целых пять лет.

Она подумала о том, чем завершилось бы ее путешествие. Должно было завершиться. Величественная процессия, кавалькада с развевающимися зелено-серебряными флагами, жених – совершенно не знакомый ей человек. Возможно, она бы прибыла по воде, на одной из роскошных галер, предназначенных для плавания по озеру.

Элейн чувствовала себя очень маленькой, глядя на башни. Кто-то другой владел Монтеверде. Тот, кто был достаточно силен и защищен, чтобы здесь править. Даже мысль о том, что у крошечной лодки мог быть шанс свергнуть обладателя такой мощи, казалась Элейн совершенно невозможной.

– Его флаги развеваются над затворами шлюзов, – спокойно произнес Аллегрето. – Он хочет скрыть, что покинул город.

Элейн не надо было спрашивать, кого он имел в виду.

– Его нет? – прошептала она. – Ты уверен?

Он кивнул в сторону дальней стены.

– Последний вымпел у западного причала.

Она увидела зелено-серебряные вымпелы, которые лениво поднимались и опадали под слабым дуновением ветра. Последний вроде бы не отличался от других. Но, оглядев ряд флагштоков, отмечающих каждый причал, она поняла, что тот вымпел поднят не до конца. Разница была столь незначительна, что она никогда бы ее не заметила, если бы Аллегрето не указал, куда смотреть.

– Только один вымпел. Он уехал сегодня, через западные ворота. Я знал, что он не сможет отказаться от убийства.

Джироламо что-то проворчал в ответ, кивнув на огромную цепь.

– Да, как и говорил Морозини. Его насторожили слухи, он полностью готов к нападению. В гавани я насчитал по крайней мере две дюжины мачт. Я хочу знать количество его наемников, кто ими командует и сколько он договорился заплатить. Да пошлет мне наш святой эти сведения.

Лодка раскачивалась, когда они вытягивали пустую сеть. Потом они заплыли в небольшую бухту. Легко спрыгнув на берег, Аллегрето принял узлы и посохи, которые протянул ему Джироламо. Понимая, что им надо спешить, чтобы поскорее скрыться из виду, она прыгнула в заросли под скалой. Когда Элейн оглянулась, Джироламо опять забрасывал сеть, а лодка медленно отплывала от берега.

– Спи.

Аллегрето сидел на корточках, осматривая из-за кустов озеро и тропу, по которой они поднялись. Элейн лежала в углублении под нависающей скалой, где был ровный клочок земли, усеянный мусором.

– Я не могу, – прошептала она.

– Боишься?

–Да!

Казалось, скала просматривается со всех сторон, замок был над ними, она даже слышала перекличку часовых.

– Мы пойдем, когда стемнеет. Я должен получить сигнал, что Джироламо прошел через ворота.

– В город?

– Да. Попытайся заснуть. Я больше не подведу тебя.

Элейн так и не смогла заснуть на твердой, словно камень, земле. Время тянулось невыносимо медленно. Аллегрето стоял на коленях в нескольких шагах от нее, капюшон был откинут, и Элейн впервые осознала, что его волосы отрезаны, свободная прядь свисала ему на лицо. Он вдруг поднял голову, и она тут же услышала приближающиеся шаги. Редкий кустарник не мог служить им надежным прикрытием, и человеку, спускавшемуся по тропе, они были видны. Прижав ее к земле, Аллегрето лег на нее. Прежде чем она поняла, что он делает, юбка была задрана, голые ноги выставлены напоказ, плечо обнажено. Элейн вскрикнула от удивления. Свист, доносившийся с тропы, прекратился.

– Тише! – громким шепотом, чтобы услышал прохожий, сказал Аллегретто и укусил ее за мочку.

Она испуганно хихикнула. Он прикрыл ей голову рукой, так что незваный гость не мог рассмотреть ее лицо, зато видел голые плечо и ноги. Она чувствовала, как Аллегрето нащупывает рукоятку отравленного кинжала.

– Приятного вечера, – услышали они мужской голос. – Все ли у вас в порядке?

Глаза у Аллегрето недобро сверкнули.

– Мои дела лучше не придумаешь, – едко сказал он. – Если ты дашь мне ими заняться. Человек хохотнул:

– Помощь не требуется?

– Извращенец!

– Умоляю, пощади уши леди, – плутовски ответил незнакомец.

Когда Аллегрето взялся за кинжал, Элейн быстро обхватила его лицо руками и потянула к себе в поцелуе. Она стонала и двигалась под ним. Он тут же отстранился, поворачивая ее голову к стене.

– Она скидок не делает, как я посмотрю, – засмеялся человек. – Тогда играйте дальше. Но после темноты будьте осторожны на этой тропе.

Аллегрето лежал на ней, глядя в сторону, пока не затихли шаги, потом сел и одернул ее юбку.

– Грязный козел, – пробормотал он.

– Мне он показался вполне безвредным, – прошептала Элейн. – Я рада, что ты не убил его.

– А надо бы. Ему известно, что здесь место свиданий. Он должен был просто отвернуться без всяких разговоров.

– Ты его знаешь?

– Нет. Видимо, какой-то слуга из замка шел вниз... – Он умолк. – Прости меня. Негодяй знал. Все это знают.

Возмущение Аллегрето лишь подстегнуло се желание запустить пальцы в его обрезанные волосы и снова опрокинуть его на землю. Лицо у него сразу окаменело, как будто он прочел ее мысли и отвергал саму возможность этого.

– Ты отдохнула?

– Немного.

– Тогда идем, пока он не вернулся и не стал подглядывать, развратник.

– Ты когда-нибудь устраивал тут свидание? – не глядя на него, спросила Элейн.

– Нет. Она взяла посох, который он протянул ей, и улыбнулась: – Хорошо.

Аллегрето положил руки ей на плечи, и она подумала, что он собирается ее поцеловать.

– Не поднимай глаз, попытайся идти, как скромная женщина. Я не хочу, чтобы он предположил, что ты будешь лежать в грязи, хихикая для всякого деревенщины, который проходит мимо.

– Только для тебя, – усмехнулась Элейн и стукнула посохом по его сапогу.

– Только для меня! Если не хочешь оставить за собой трупы.

Элейн совершенно выбилась из сил. Она сидела, опустив голову, едва различая шум падающей воды, потому что в ушах у нее звенело, ей не хватало воздуха.

Пот стекал по шее и спине, рубашка намокла. Если бы она не думала о Маргарет и Зафере, попавших в руки людей Франко Пьетро, ничто бы не заставило ее подняться. Несколько часов сна в хижине под соломенной крышей, и на рассвете молодая пастушка опять повела их вверх, мимо виноградников и яблоневых садов к еловым лесам. Они карабкались по скалам вслед за небольшим стадом из четырех овец и ягненка, рядом бежали два белых пса.

Элейн с трудом заставляла себя передвигать ноги. Аллегрето, хотя и обвязал лоб куском полотна, чтобы пот не тек в глаза, в отличие от нее выглядел бодрее. А их проводница, симпатичная девочка с кроткими глазами и нежным лицом, похоже, устала не больше собак, только слегка порозовела от ходьбы. Держа на коленях ягненка, она глядела на Аллегрето так, будто он – архангел Гавриил, а она – мадонна в запрестольном образе. Элейн ее ненавидела.

Оторвавшись от созерцания долины, Аллегрето повернулся к ней и сказал по-французски:

– Он перекрыл западный перевал к Венеции.

Элейн с трудом подняла голову и увидела цветные пятна вдоль белой дороги. То ли палатки, то ли толпы людей, с такого расстояния она не могла ясно их разглядеть. Пастушка более подробно рассказала о наемниках Франко Пьетро: у него пятнадцать отрядов пеших солдат и восемь конных. Элейн решила, что этого хватит, чтобы завоевать весь север Италии.

– Я бы не возражала иметь слона для перехода через эту гору, – сказала она.

– Слона? – Аллегрето удивленно поднял брови. – Понимаю. Ты читала Тита Ливия?

– Леди Меланта присылала мне кое-какие латинские тексты Петрарки. Мне нравились слоны. Я очень жалела, что Ганнибал не победил. – Элейн смотрела на город и долину, словно перед нею была гигантская карта. – Похоже, Франко Пьетро не изучал древнюю историю, а то бы понял, что ты мог прийти с севера.

Аллегрето засмеялся:

– Хорошо, что тебя здесь не было, чтобы сказать ему об этом. – Он взглянул на пастушку, которая не понимающе смотрела на них. – Теперь это не имеет значения. Как ты себя чувствуешь? Можем двигаться медленнее.

– Я переживу. Мы обязаны прибыть вовремя.

– Нет. Я не хочу, чтобы ты выбивалась из сил. Ты не крестьянка, чтобы работать, как бык, и родить в поле.

– Здесь не хватает воздуха, только и всего.

– Да, в горах дышится труднее. Нужно чаще отдыхать.

– Я не желаю, чтобы мы опоздали из-за меня. – Элейн встала.

– Сядь.

– Но...

– Сиди. Ты должна подкрепиться. Ты слишком мало ешь. – Он достал из мешка хлеб и яблоки.

От изнеможения Элейн не хотела есть, но видела, что он не уступит. Кроме того, если она собиралась идти дальше, то ей нужны силы. Она взяла яблоко, покорно откусила. Аллегрето разложил перед ней хлеб, оливки, сыр и кодбаски. Затем встал рядом на колено и, прежде чем дать ей, попробовал каждый кусок. После трапезы, когда она уже хотела подняться, он приказал ей отдохнуть.

Элейн знала причину его беспокойства. Сэр Гай так же снисходительно относился к ее сестре, когда та носила ребенка.

– Не надо задерживаться из-за меня. Ты должен быть там.

– И оставить тебя здесь?

– Да, если необходимо!

Аллегрето забросил огрызок яблока в ревущий водопад и покачал головой.

– У нас есть время.

– Сколько?

– Время есть, – повторил он.

– Ты не можешь быть уверен. Подумай о Зафере с Маргарет, о том, что забыл...

– Думаю постоянно, – коротко бросил он. – Не тратьте на это свое драгоценное дыхание, мадам. Отдыхайте, пока не отдам другой приказ.

На вершине горы они снова остановились возле маленькой деревянной хижины. Тут росли трава, лишайники да несколько цветочков, которые сумели уцелеть в трещинах скал, исхлестанных ветром.

Хотя Элейн закуталась в плащ, холод пробирал ее до костей, а камень, на который она села, показался ей куском льда. Пастушка сгорбилась, обняв ягненка, собаки лежали возле ее ног. Аллегрето стоял один на широкой, открытой седловине перевала, глядя в долину. Скалы были почти не видны за пеленой серого тумана и снега.

Одна собака вдруг насторожилась, потом обе вскочили и с яростным лаем бросились к темному силуэту, возникшему из метели. Человек замер на месте.

– Позовите их назад! – крикнул он. – Я пришел вас предупредить, глупцы! На этом перевале разбойники.

Аллегрето мгновенно оказался рядом с Элейн.

– Отзови собак, – бросил он пастушке.

Та крикнула. Собаки перестали лаять и оглянулись на хозяйку. Девушка опять крикнула, хлопнув в ладоши. Белые сторожевые псы неохотно потрусили к ней.

– Глядите! – Юноша показал на дальний склон.

Там стоял человек, неясная тень на фоне тумана. Рядом с ним появился другой. Элейн посмотрела на гребень горы и заметила среди расселин вооруженных людей. Она повернулась к Аллегрето. Бежать она не могла, вряд ли вообще устояла бы на ногах, если бы он не обнял се за талию. Мальчик – его даже нельзя было назвать молодым человеком – смело подошел, хотя старался держаться подальше от собак. Высокий, голова обернута грязной черной тряпкой, одет в лохмотья, не спасающие от холода.

– Вижу, мы в западне, – сказал Аллегрето, пытаясь согреть Элейн своим телом.

– Я знаю их, – нетерпеливо ответил мальчик. – Они всегда требуют золото.

– И они прислали тебя?

– Нет, я живу внизу. Не люблю, когда обижают людей. Я могу с ними поговорить. У меня получится, если вы предложите достаточно золота.

– А если они не согласятся? – В хриплом голосе Аллегрето слышалось предостережение, как в рычании собак.

Многозначительно посмотрев на Элейн и пастушку, мальчик пожал плечами.

– Тогда вы не уйдете отсюда живым. Ну а женщины... – Его слова отнес ветер.

Элейн была почти уверена, что Аллегрето сейчас шагнет к нему с отравленным кинжалом... последствия она не могла себе представить. Но он достал из кошелька одну монету и бросил мальчику.

– Ну что ж, иди поговори. Скажи, я шлю свое почтение страшному и непобедимому Филиппу Уэллсу. Это все, что я могу предложить ему за наш безопасный переход через перевал.

– Мелочь... – Обветренное лицо мальчика еще больше покраснело. – Я не осмелюсь! Это только разозлит его.

– Тогда прибавь, что Рейвен приглашает его на ужин с нами в честь былых совместных дел.