Текст книги "Горячий шоколад на троих (СИ)"

Автор книги: Лаура Эскивель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Тита, не уходи, не бросай меня.

Он впервые обратился к возлюбленной на «ты».

– Нет, Педро, не брошу.

И Тита вновь взяла Педро за руку. Сестры обменялись красноречивыми взглядами. Сообразив наконец, что она здесь лишняя, Росаура удалилась к себе и закрылась на ключ. Она не показывалась целую неделю.

Тита не могла, да и не хотела отлучаться от Педро, поэтому попросила Ченчу принести взбитые с растительным маслом яичные белки и много сырого картофеля, который требовалось хорошенько размять, – лучшие средства от ожогов из всех, что она знала. Белок наносят на обожженную кожу тонким перышком и повторяют эту процедуру всякий раз, когда он подсохнет. Затем нужно приложить компресс из сырого размятого картофеля – он уменьшит воспаление и приглушит боль. Тита всю ночь не сомкнула глаз, врачуя несчастного этими средствами.

Накладывая картофельный компресс, она вглядывалась в черты возлюбленного. Огонь начисто слизнул и густые брови, и длинные ресницы. Квадрат подбородка, раздувшись, превратился в овал. Титу эти метаморфозы не пугали, но она знала, что Педро боится физического уродства больше, чем смерти. Что же такое придумать, чтобы не осталось шрамов? Голос Начи в голове напомнил ей о средстве, о котором ей в свое время рассказывала и Первый Луч: лучше всего помогает кора дерева тепескоуите. Тита побежала во двор и, хотя было уже далеко за полночь, разбудила Николаса. Она велела ему отправляться к лучшему знахарю в округе и без коры не возвращаться. Уже под утро боль утихла и Педро заснул. Воспользовавшись передышкой, Тита пошла попрощаться с Гертрудис, так как услышала на дворе возню, голоса солдат и храп седлаемых лошадей.

Прощание затянулось. Гертрудис жалела, что не может задержаться и помочь Тите с ее бедой. Но тут уж ничего не попишешь – поступил приказ взять штурмом Сакатекас. Поблагодарив Титу за счастливые дни, которые они провели вместе, революционерка посоветовала ей не отступаться от Педро и напоследок рассказала, что полковые девки после соития всегда подмываются кипяченой водой, в которую капают несколько капель уксуса. Так они предупреждают нежелательную беременность. Их прервал Хуан, который подошел к Гертрудис и напомнил, что пора выдвигаться. Хуан крепко обнял Титу и передал Педро пожелание скорейшего выздоровления. Сестры тоже обнялись. Гертрудис вскочила в седло и была такова. В переметной суме, притороченной к седлу, лежала банка со вкусом детства – гренки на сливках в сиропе с фруктами.

Тита провожала ее со слезами на глазах. Как, впрочем, и Ченча, но у нее слезы выступили от радости. Наконец-то она отдохнет!

Тита уже заходила в дом, когда услышала испуганный крик Ченчи:

– Быть того не может! Едут обратно!

И действительно, было похоже на то, что кто-то из отряда отделился и скачет назад к ранчо, вот только из-за пыли, клубившейся на дороге, Тита и Ченча не могли понять, кто именно. А когда пыль улеглась, они увидели фургон Джона. Он возвращался. Тита почувствовала, что совсем запуталась. С одной стороны, она была рада снова его увидеть, с другой – ей предстояло отменить помолвку, и оттого на душе скреблись кошки. Едва коляска остановилась, Джон выскочил к ней с огромным букетом цветов. Крепко обнимая и целуя Титу, он уловил в ней какую-то перемену.

Продолжение следует…

Рецепт одиннадцатый:

крупная фасоль с чили по-тескокски^[18]

Глава XI

Ноябрь

Крупная фасоль с чили по-тескокски

ИНГРЕДИЕНТЫ:

крупная фасоль;

свинина;

зельц;

чили анчо;

репчатый лук;

тертый сыр;

салат-латук;

авокадо;

редис;

чили торначили;

оливки.

Способ приготовления

Отварить фасоль с текеските, ^[19] промыть и вновь поставить вариться с кусочками свинины и зельцем.

Проснувшись в пять утра, Тита первым делом поставила вариться фасоль. Сегодня к ним на обед должны были пожаловать Джон и его тетушка Мэри, приехавшая из Пенсильвании специально ради свадьбы. Тетушка страсть как желала поскорей познакомиться с избранницей любимого племянничка, но ради приличия вынуждена была ждать целую неделю, пока Педро наконец не пошел на поправку. Признаться, Тите ее визит был не в радость, и еще больше удручало, что отменить ее визит не представлялось никакой возможности. Тетушке Джона было уже за восемьдесят, и она проделала весь этот долгий путь исключительно для того, чтобы увидеться с Титой. Хороший обед – единственное, чем Тита могла порадовать эту милую старушку и Джона. Особенно после того, как она объявит, что не может стать его женой. Тита чувствовала себя опустошенной, как блюдо, на котором от великолепного торта остались жалкие крохи. Не лучше обстояло дело и на кухне. Недавний визит Гертрудис с ее отрядом совершенно опустошил их закрома. Кроме кукурузы, из которой пекли лепешки, в амбаре оставалось немного фасоли да рис. Проявив смекалку и фантазию, из этого можно было состряпать недурной обед. Скажем, рис с жареными бананами-мачо и фасолью по-тескокски.

Поскольку фасоль была не с куста, ее следовало варить дольше обычного, потому-то Тита и поставила ее пораньше, а сама между тем принялась чистить чили анчо.

Перцы, очищенные от семян и прожилок, вымочить в горячей воде и перемолоть.

Залив перцы кипятком, Тита приготовила завтрак и отнесла его Педро. Он уже почти оправился от ожогов. Тита, заручившись согласием Джона, регулярно прикладывала к обожженным участкам кожи кусочки коры тепескоуите, чтобы не осталось шрамов. Интересно, что доктор и сам какое-то время проводил исследования с корой этого дерева, которые начала еще его бабушка Первый Луч.

Педро с нетерпением ждал прихода Титы. Вкусные блюда, которые она ему готовила каждый божий день, и задушевные разговоры, которые они вели за едой, сыграли не последнюю роль в его скором выздоровлении. Однако этим утром Тита не могла остаться с ним надолго – нужно было готовиться к визиту Джона.

Педро, снедаемый ревностью, заявил:

– Вместо того чтобы приглашать его на обед, ты бы лучше сказала ему, что не выйдешь за него, потому что ждешь от меня ребенка.

– Я не могу, Педро.

– А что так? Боишься обидеть своего докторишку!

– Я не боюсь, просто мне это кажется несправедливым. Я уважаю Джона и хочу объясниться с ним, когда для этого придет время.

– Если ты не скажешь, то я скажу.

– Ты этого не сделаешь. Во-первых, я запрещаю тебе, ну а во-вторых, я уже не беременна.

– Как так?

– То, что я сочла беременностью, оказалось всего лишь причудой организма. Сейчас у меня все в порядке.

– Ах, вот в чем дело? Я-то прекрасно понимаю, что с тобой происходит. Ты все еще колеблешься, не знаешь, выйти ли тебе за Джона или остаться со мной, бедным калекой. Оттого-то ты никак и не признаешься ему. Так ведь?

Тита не могла понять, почему Педро ведет себя как капризный ребенок, которому не дали сладкого. Он как будто собрался болеть до конца жизни, но ведь это глупость: еще день-два – и он окончательно поправится. Похоже на то, что после всего случившегося он слегка помутился рассудком. Вероятно, из его головы до сих пор не выветрился дым, и подобно тому, как сгоревший хлеб заполняет весь дом запахом гари, так и его прокоптившийся мозг не способен исторгнуть из себя ничего, кроме этих злых и несправедливых мыслей. Как он может сомневаться в ней? Как он может изменять собственному благородству, которое всегда было его второй натурой?

Возмущенная Тита выбежала из комнаты. Но, прежде чем за ней захлопнулась дверь, Педро крикнул вдогонку, что больше не желает, чтобы она приносила ему еду. Пусть она поручит это Ченче, а сама развлекается с Джоном сколько ее душеньке угодно. Окончательно разозлившись, Тита влетела на кухню и принялась готовить завтрак себе. У нее не получилось позавтракать раньше – сперва нужно было накормить Педро, а потом уже все остальное. Почему, почему Педро не ценит ее внимание? Почему ранит ее обидными словами и мыслями? Это все ревность. Ревность превратила его в эгоистичное чудовище!

Она поджарила несколько чилакилес и присела за стол. Ей не нравилось есть в одиночестве, но в последнее время никто не мог составить ей компанию. Педро не вставал с постели, Росаура заперлась в своей спальне и ни под каким предлогом не желала оттуда выходить, Ченча взяла отгул, чтобы родить первенца.

Оттого-то еда Тите сегодня была не в радость. Внезапно раздались чьи-то шаги. Открылась дверь, и на пороге кухни возникла Росаура. Ее вид поразил Титу до глубины души. Она была еще худее, чем до замужества. Казалось бы, невозможно сбросить почти тридцать килограммов всего за неделю, но ей это удалось. Тита вспомнила, что то же самое случилось с сестрой, когда они переехали в Сан-Антонио. Там она быстро похудела, но вновь начала стремительно набирать вес, стоило ей вернуться на ранчо.

Росаура вошла в кухню и села за стол перед Титой. Пришло время для решающего боя, но Тите не хотелось делать первый выстрел. Она отодвинула тарелку, отпила кофе и принялась общипывать по краям тортильи, из которых до этого делала чилакилес. Так они обычно поступали со всеми тортильями, чтобы потом скормить крошки курам.

Сестры какое-то время пристально смотрели друг другу в глаза и молчали. Первой заговорила Росаура:

– Думаю, нам есть что обсудить. Что скажешь?

– Думаю, ты права. Нам стоило все обсудить еще тогда, когда ты выходила замуж за моего жениха.

– Ну что ж, прекрасно. Если ты не против, давай обсудим. Твой жених? Не смеши меня. Не было у тебя никакого жениха, и не могло быть!

– Это кто же так решил, матушка или ты?

– Это традиция нашей семьи, которую ты нарушила.

– И нарушу еще столько раз, сколько потребуется.

Плевать я хотела на эту дурацкую традицию. Я имела точно такое же право выйти замуж, как и ты. А вот ты не имела права вставать между двумя людьми, зная, что они любят друг друга больше жизни.

– Так уж и больше жизни. Как видишь, Педро променял тебя на меня и даже глазом не моргнул. Будь у тебя хоть капля гордости, ты забыла бы о нем навсегда.

– Педро согласился на брак с тобой, чтобы быть ближе ко мне. Но тебе самой об этом прекрасно известно, хотя ты и не хочешь признать правду.

– Послушай, давай оставим прошлое в покое, меня не интересует, почему Педро женился на мне. Женился, и точка. Но я не позволю вам обоим глумиться надо мной. Слышишь меня?! Не позволю!

– Никто не глумится над тобой, Росаура, ты ничего не понимаешь.

– Да что ты говоришь?! Я-то как раз прекрасно понимаю, какая роль отведена мне во всем этом непотребстве. Думаешь, я слепая и не замечаю, как ты на глазах у всех рыдаешь над Педро и тискаешь его руку? Да вы просто делаете из меня посмешище! Бог не простит тебе этого! Послушай меня хорошенько, мне плевать, что вы с Педро обжимаетесь по темным углам. Попадете в ад – туда вам и дорога. Более того, с этого дня можете обжиматься сколько угодно. Если никто не видит, мне до этого и дела нет. Но я его больше к себе не подпущу.

У меня достоинство есть! Пусть для своих пакостей ищет себе кого-нибудь вроде тебя. Но в этом доме и в глазах всего мира я его жена и ею останусь. Поэтому если вас застукают и вы снова выставите меня на посмешище, клянусь, я заставлю вас об этом пожалеть.

В крики Росауры ворвался плач Эсперансы. Видимо, она плакала уже давно, постепенно повышая тон. Конечно, малютка хотела есть. Росаура медленно поднялась и процедила:

– Я пойду кормить дочь и впредь буду делать это сама. Еще подцепит от тебя какую-нибудь заразу. У тебя ей нечего взять, кроме дурных советов и дурного примера.

– О, в этом можешь не сомневаться, я уж подам пример. Я не позволю тебе отравить ей существование блажью, которая поселилась в твоей больной башке! Не позволю нашей дурацкой традиции отравить ей жизнь.

– Ты? Не позволишь? Да как же ты это сделаешь? Думаешь, я подпущу тебя к дочери? Так заруби себе на носу, милочка, не бывать этому. Где это видано, чтобы шлюх подпускали к девочкам из приличных семей.

– Это наша-то семья приличная? Ты сама веришь в этот бред?

– Моя семья – несомненно. И если хочешь жить с нами, не смей подходить к моей дочери, а если ослушаешься, придется выставить тебя из дома, который мамочка завещала мне. Понятно?

Росаура сняла с плиты кастрюльку с кашей, которую Тита готовила для Эсперансы, и вышла с кухни. Худшего исхода Тита и представить себе не могла. Росаура отлично знала ее слабое место.

Не было для Титы в этом мире существа роднее, чем Эсперанса. Чтобы заглушить накатившую боль, она принялась крошить остатки последней тортильи, желая, чтобы разверзся ад и поглотил ее сестру. Это было наименьшее, чего та заслуживала. Так мало-помалу, сама не замечая того, Тита искрошила все, что оставалось, и теперь на тарелке возвышалась гора крошек. Яростно подхватив тарелку, она выскочила во двор, чтобы высыпать крошки цыплятам, а уж потом заняться фасолью.

На всех веревках во дворе висели белоснежные пеленки Эсперансы. Красивее этих пеленок не было на всем белом свете. Много вечеров потратили женщины семейства Де ла Гарса, расшивая их по краям. На ветру пеленки колыхались, точно пенные волны прибоя. Тита отвернулась. Если она хотела вовремя поспеть с обедом, нужно было перестать думать о малышке, которая впервые ест без нее. Тита вернулась на кухню и продолжила готовить фасоль.

Лук мелко нарезать и обжарить на жире. Как только он подрумянится, добавить перемолотый чили анчо и соль по вкусу. Когда смесь даст сок, добавить фасоль с мясом и зельцем.

Тщетно пыталась Тита не думать об Эсперансе. Та никак не шла у нее из головы. Перекладывая фасоль в горшок, она тотчас вспомнила, как малышка любит фасолевый суп. Обычно Тита сажала ее на колени, повязывала на грудь большую салфетку и кормила ее этим супом с серебряной ложечки. Как она радовалась, когда услышала стук ложечки о первый зубик Эсперансы! А теперь у нее вылезло еще два зуба. Чтобы, не дай бог, не повредить их, Тита кормила племянницу с величайшей осторожностью. Ей хотелось, чтобы и Росаура поступала так же, да разве она сможет? Ведь до сего дня она ни разу не кормила малышку, ни разу не готовила ей ванну с листьями латука, чтобы той спокойно спалось. Она не умела ни одевать, ни целовать, ни обнимать, ни убаюкивать, как Тита. И Тите подумалось, что, может, и впрямь лучше уехать с ранчо. Педро ее разочаровал. Росаура в ее отсутствие сумеет наконец наладить свою жизнь, и малютке рано или поздно придется привыкнуть к родной матери.

Если Тита еще больше привяжется к ней, она обречена страдать, как это было с малышом Роберто. В конце концов, Эсперанса не ее дочь, их ничто не связывает, а ее саму в любой момент могут выставить за порог, как случайно попавший в фасоль камешек. А Джон предлагает ей создать свою семью, которую у нее никто и никогда не отнимет. Джон прекрасный человек и любит ее. Со временем и она могла бы полюбить его.

От размышлений Титу отвлекло надрывное кудахтанье кур. Казалось, что они разом спятили или превратились в боевых петухов. Они набрасывались друг на друга, рвали из клюва соперницы крошки тортильи, прыгали и как угорелые носились по двору. Среди них выделялась одна, самая злобная, она так орудовала клювом, пытаясь выклевать глаза товаркам, что умудрилась забрызгать кровью белоснежные пеленки Эсперансы. Испугавшись, Тита набрала в ведро воды и выплеснула ее на дерущихся кур, но вода еще больше разъярила их, и вскоре драка переросла в настоящую бойню.

Куры образовали круг, внутри которого принялись стремительно гоняться друг за другом. Постепенно всех их захватил безумный вихрь, в котором кружились перья, кровь, клочья плоти и клубы пыли. Этот вихрь разрастался на глазах, пока не превратился в чудовищный торнадо, который сметал все на своем пути. И начал он с белоснежных пеленок Эсперансы. Тита попыталась спасти несколько, но стоило ей сделать шаг, как ее подхватило, подняло на пару метров над землей, несколько раз перевернуло в воздухе и швырнуло, будто мешок картошки, в противоположный конец двора.

Тита лежала, прижавшись к земле и не смея пошевелиться. Если смерч вновь ее подхватит, куры выклюют ей глаза. А между тем торнадо вырыл посреди двора глубокий колодец, в который и попадало большинство кур. Сверху их завалило землей. Спастись удалось лишь трем ободранным одноглазым хохлаткам. Из пеленок на веревках не осталось ни одной.

Отряхиваясь от пыли, Тита оглядела двор: кур как корова языком слизнула. Но больше всего ее расстроило, что исчезли пеленки, которые она с таким старанием вышивала. Срочно нужно было найти новые. Хотя, если подумать, ей-то какое дело. Росаура ведь ясно выразилась – не приближаться к Эсперансе, не так ли? Вот пусть и ищет, где хочет, а у Титы своих дел по горло. Например, прямо сейчас нужно закончить приготовление обеда для Джона и тетушки Мэри. Она вернулась на кухню, чтобы доварить фасоль, и сильно удивилась, когда обнаружила, что за те долгие часы, пока кастрюля стояла на огне, фасолины оставались твердыми.

Черт знает что ¡верилось на ранчо. Тита вспомнила, как однажды Нача говорила ей, что если две кумушки умудрились поссориться, пока готовится тамале, то лепешки останутся сырыми. Можно варить их хоть до посинения, без толку. А все потому, что они впитали в себя женскую злость. В этом случае нужно спеть им что-нибудь приятное, тогда тамале развеселятся и быстро сварятся. Тита подумала, что нечто подобное случилось и с ее фасолью, которая стала невольной свидетельницей их с Росаурой перебранки.

Так что, хотелось ей или нет, нужно было взять себя в руки, сменить печаль на радость и потешить фасоль какой-нибудь песенкой, ведь до обеда оставались считаные часы. Лучше всего во время пения думать о чем-нибудь хорошем. Тита закрыла глаза и запела на мелодию вальса:

Я счастлива с тех пор, как встретила тебя,

Любовь я отдала и сердце потеряла.

В памяти пронеслись картины их первого с Педро свидания в темной каморке. Вспомнилась страсть, с которой он срывал с нее одежду, заставляя тело трепетать под его горячими руками. Кровь вскипела, и сердце застучало часто-часто, лихорадочно разгоняя по венам флюиды желания. Мало-помалу страсть уходила, уступая место бесконечной нежности, которая проливалась теплым дождем на их истосковавшиеся души.

Тита пела, а фасоль весело булькала, наливаясь собственным соком и чуть ли не лопаясь. Девушка подцепила вилкой одну фасолину и попробовала – сварилась. До прихода гостей еще оставалось время привести себя в порядок. Удовлетворенно вздохнув, она направилась в свою комнату. Сперва следовало почистить зубы. После того как Титу, подхваченную куриным вихрем, швырнуло на землю, в зубах застрял песок. Она набрала щеткой порошка и принялась драить зубы. Такой порошок ее научили делать в школе. Нужно измельчить и смешать пол-унции винного камня, пол-унции сахара и пол-унции кости каракатицы, а еще две драхмы флорентийского ириса и драцены. Этот рецепт продиктовала ей и другим ученикам Ховита, маленькая хрупкая женщина, которая была их учительницей три года. Они помнили ее и после школы – не потому, что так уж ценны оказались полученные от нее знания, а потому, что она была прелюбопытным созданием. Говорят, в восемнадцать лет Ховита осталась вдовой с маленьким ребенком на руках. Она не вышла второй раз замуж, не желая, чтобы сын рос с отчимом. Никто не знает, какой смысл она находила в своем добровольном безбрачии, но, видимо, оно так повлияло на нее, что бедняжка совсем тронулась умом. Чтобы в голову не лезли дурные мысли, она день и ночь истязала себя работой, приговаривая при этом: «Безделье – мать всех пороков». Так она и жила: с каждым днем работала все больше, а спала все меньше. Со временем забот по дому перестало хватать, чтобы насытить ее беспокойный дух. И тогда Ховита стала выходить из дома засветло и мести тротуары – как перед своим домом, так и перед домами соседей. Постепенно сфера ее ответственности расширилась до четырех кварталов, а вслед за тем и до всего города Пьедрас-Неграс, который она ухитрялась вымести до того, как в школе начнутся занятия. Иногда у нее в волосах застревал мусор, и дети поднимали ее на смех. Глянув на себя в зеркало, Тита заключила, что уж больно смахивает на бывшую учительницу. Возможно, сходство ограничивалось лишь застрявшими в волосах перьями, но Тита не на шутку переполошилась.

Не хватало еще уподобиться Ховите! Она стряхнула перья и принялась энергично расчесывать волосы. За этим занятием и застал ее лай Пульке, извещающий, что Джон и тетушка Мэри уже прибыли на ранчо.

Тита встретила их в гостиной Тетушка Мэри оказалась точно такой, какой она себе ее представляла – учтивой и приятной старушкой. Годы не отняли у нее чувства стиля. Скромная шляпка пастельных тонов, украшенная искусственными цветами, выгодно оттеняла ее седину. Перчатки из белой лайки вторили цвету волос. При ходьбе тетушка Мэри опиралась на палку красного дерева, увенчанную серебряным набалдашником в виде лебедя. Старушка общалась легко и непринужденно и пришла в восторг от Титы. Она поздравила племянника с удачным выбором, а девушку похвалила за превосходный английский.

Тита принесла извинения за отсутствие сестры, сказав, что той нездоровится, и пригласила гостей в столовую.

Тетушку восхитил и рис с поджаренными бананами, и фасоль, которую перед подачей посыпают тертым сыром и украшают листочками латука, кусочками авокадо и редиса, перцами чили и оливками. Конечно, Мэри привыкла к другой пище, но это не помешало ей по достоинству оценить кулинарные таланты Титы:

– М-м-м, это божественно…

– Вы очень добры…

– Ну и повезло же тебе, мой мальчик. Теперь тебя будут кормить, как следует. Ведь согласись, Кэти готовит из рук вон плохо. А вот женишься и, глядишь, еще и располнеешь.

Джон заметил, как Тита погрустнела при упоминании о женитьбе, и спросил по-испански:

– Тебя что-то тревожит?

– Да, но я расскажу об этом позже, хорошо? И говори, пожалуйста, по-английски, тетушка может обидеться.

– Ничего страшного, тетушка глуха как крот, – возразил Джон все так же, по-испански.

– Как же ты с ней говоришь?

– Она читает по губам, но только по-английски, не беспокойся. К тому же, когда она ест, мир вокруг для нее перестает существовать, так что, прошу тебя, скажи, что происходит. У нас не было времени поговорить, а до свадьбы осталось меньше недели.

– Джон, думаю, лучше ее отложить.

– Но почему?

– Не заставляй меня говорить об этом сейчас.

Тита, пытаясь скрыть от тетушки, что они обсуждают нечто сугубо личное, улыбнулась ей, и Мэри ответила тем же. Увлеченная поеданием фасоли, она выглядела счастливой и абсолютно спокойной. Действительно, по-испански она по губам не читала. Тита могла говорить с Джоном, не опасаясь, что их подслушают. А Джон настаивал на разговоре.

– Ты разлюбила меня?

– Не знаю.

Как нелегко Тите давались слова. Она видела, как лицо Джона исказилось от боли. Но он тут же взял себя в руки.

– Пока тебя не было, я потеряла невинность с мужчиной, которого любила всегда. Вот почему я больше не могу выйти за тебя замуж.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Джон спросил:

– Ты больше влюблена в него, чем в меня?

– Не могу ответить, потому что не знаю. Когда тебя нет, я думаю, что люблю его, а когда вижу тебя, все меняется. Рядом с тобой я чувствую себя спокойной, уверенной, беззаботной… Но… Не знаю… Прости меня.

По щекам Титы скатились две слезинки. Тетушка Мэри взяла ее за руку и с глубокой нежностью сказала:

– Какая прелесть – влюбленная женщина плачет от счастья. Я тоже плакала, когда выходила замуж.

Джон сообразил, что от слов тети Тита может разрыдаться, и тогда ситуация выйдет из-под контроля.

Он наклонился к девушке, взял ее за руку и сказал, улыбнувшись, чтобы тетушка ничего не заподозрила:

– Тита, неважно, что ты сделала. В жизни всякое случается, и не стоит придавать этому значения, если оно не меняет главного. Так вот, то, что ты рассказала мне, не изменит моего отношения к тебе, и я по-прежнему охотно поведу тебя под венец. Но я хочу, чтобы ты сама решала, тот ли я, кто тебе нужен. Если да, уже через пару дней мы сыграем свадьбу. Если же нет, я первый пожму руку Педро и пожелаю вам обоим счастья.

Ее не удивило услышанное – такой уж Джон был человек, – но поразило то, что Джон знает, что его соперник Педро. Она недооценила его удивительную интуицию.

Тита не могла больше оставаться за столом. Извинившись, она вышла во двор и выплакалась и, успокоившись, вернулась, чтобы подать десерт. Джон поднялся и пододвинул ей кресло, сделав это с присущим ему тактом. Этот человек, поистине заслуживающий уважения, еще больше вырос в ее глазах, и оттого сомнений у Титы прибавилось. Жасминовый шербет на десерт вернул ей расположение духа. Первый же глоток освежил тело и очистил разум. А тетушка от шербета пришла в дикий восторг. Она и знать не знала, что жасмин можно еще и есть. Заинтригованная, она тут же захотела узнать все тонкости приготовления этого восхитительного лакомства, чтобы приготовить его, как только вернется домой. Тита медленно, чтобы тетушка могла прочесть по губам, продиктовала ей рецепт:

– Растолочь гроздь жасмина и хорошенько замешать в трех куартильо воды с половиной фунта сахара. Когда весь сахар растворится, просеять смесь через плотную ткань и заморозить в шербетнице.

Остаток вечера прошел просто замечательно. Уже стоя на пороге, Джон поцеловал Тите руку и сказал:

– Я не хочу давить на тебя, но, поверь, со мной ты будешь счастлива.

– Я знаю.

Конечно, она знала. Конечно, она подумает и об этом, когда будет принимать решение, от которого зависит вся ее дальнейшая жизнь.

Продолжение следует…

Рецепт двенадцатый:

чили в ореховом соусе

Глава XII

Декабрь

Чили в ореховом соусе

ИНГРЕДИЕНТЫ:

25 перцев чили поблано;

8 гранатов;

100 грецких орехов;

100 граммов свежего сыра;

1 килограмм молотой говядины;

100 граммов изюма;

250 граммов миндаля;

250 граммов лесных орехов;

500 граммов помидоров;

2 средние луковицы;

2 аситрона;

1 персик;

1 яблоко;

тмин;

белый перец;

соль;

сахар.

Способ приготовления

Грецкие орехи очистить заранее, за несколько дней, так как это очень кропотливая работа, которая отнимает много времени. При этом нужно удалить не только скорлупу, но и кожицу, иначе она, попав при перемалывании и смешивании орехов со сметаной в соус, заставит его горчить, и все старания пропадут даром.

Тита и Ченча за обеденным столом заканчивали колоть орехи для соуса к чили – главного блюда к завтрашней свадьбе. Все остальные в этот день под тем или иным предлогом уклонились от помощи, предоставив им двоим сражаться с твердыми ореховыми скорлупками. И, положа руку на сердце, Тита на них не обижалась. Они и так помогали ей целую неделю.

Шутка ли – очистить тысячу орехов! Единственным человеком, способным делать это денно и нощно и даже не вспотеть, была матушка Елена. Она не только могла в считаные дни переколоть несколько корзин орехов, но и получала от этого несказанное удовольствие. Дробить, крушить и обдирать – в этом была вся она. Матушка садилась во дворе с мешком, полным орехов, и не вставала, пока мешок не опустеет.

Расколоть тысячу орехов было для нее сущим пустяком, а для всех остальных – мучительной пыткой. Орехи берутся из расчета сто штук на каждые двадцать пять перцев чили, то есть на двести пятьдесят перцев требуется тысяча орехов.

На свадьбе ожидалось восемьдесят гостей – родственников и самых близких друзей. Каждый, если пожелает, съест самое меньшее три перца. Пусть свадьба была, что называется, для узкого круга, но Тита желала, чтобы обед непременно состоял из двадцати блюд. И конечно же, она не могла забыть о чили в ореховом соусе. Это блюдо должно было стать украшением стола, хоть его приготовление отнимало много времени и сил. Но как бы ни почернели пальцы у Титы после того, как она очистила столько орехов, свадьба стоила такой жертвы. Для Титы она значила очень много. Как и для Джона, который принял деятельное участие в подготовке торжественного обеда и одним из последних покинул кухню, чтобы немного поспать. Он это заслужил.

Когда Джон наконец добрался до своего дома, едва живой от усталости, он отправился в ванну и долго мылил руки. После орехов у него ныло под ногтями. Чувствуя, что не в силах совладать с переполняющими его эмоциями, он решил поспать. Всего через несколько часов они с Титой станут ближе друг к другу – мысль об этом наполняла его несказанной радостью. Свадьба была назначена на двенадцать часов. Он перевел взгляд на смокинг, лежащий на стуле. Вся одежда, предназначенная для завтрашнего дня, подбиралась и готовилась с особой тщательностью, чтобы в нужный момент явить миру своего владельца во всем великолепии. От блеска начищенных штиблет рябило в глазах, галстук-бабочка, пояс и рубашка выглядели безупречно. Убедившись, что все в порядке, Джон глубоко вздохнул, лег в кровать и провалился в глубокий сон.

Педро, напротив, не мог сомкнуть глаз. Его снедала ревность. От одной мысли, что он должен присутствовать на свадьбе и видеть Титу рядом с Джоном, у него сжимались кулаки. А докторишка-то каков гусь! Знает же об их с Титой отношениях, и хоть бы хны! Вот накануне Тита пыталась разжечь печь, но не могла найти спичек. Так этот франт несчастный тут же бросился ей помогать! Это еще не все! Он зажег огонь и протянул Тите коробку со спичками, а когда та взяла, на мгновение обхватил ее руку своими. С чего он решил, что Тите нужны его дурацкие подарки? Доктору был нужен лишь повод, чтобы прикоснуться к Тите у него на глазах. И будь Педро хоть трижды цивилизованным человеком, он покажет этому щеголю, на что способен мужчина, если кто-то посягает на его женщину. Прямо сейчас пойдет и набьет Джону морду!

Подбежав к двери, Педро остановился. А ну как пойдут слухи, что свояк Титы подрался с Джоном накануне свадьбы? Тита ему этого не простит. В гневе швырнув пиджак на кровать, он принялся искать таблетку от головной боли, которую стократно усиливал шум, доносившийся с кухни.

Чистя последние орехи, Тита думала о сестре. Росауре наверняка захотелось бы присутствовать на этой свадьбе. Но год назад бедняжка умерла. В семье на год объявили траур, как того требовали приличия.

Смерть пришла к ней нежданно-негаданно. Она поужинала и удалилась к себе в спальню. Немногим позже Педро встал и отправился к ней пожелать доброй ночи. Тита и Эсперанса, беседовавшие в столовой, ничего не заподозрили, так как спальни располагались поодаль. Педро же поначалу не удивился, услышав, как по ту сторону закрытой двери Росаура пускает ветры. Не желая ее беспокоить, он погрузился в чтение, но шум и вонь все усиливались, и вскоре Педро сообразил, что навряд ли кто-то способен пукать настолько громко. За стеной трещало так, что трясся пол и мигала лампа на потолке. Педро даже подумал, что началась революция, но тут же отбросил это предположение: с чего бы ей начаться, если в стране все спокойно. Шум напоминал тарахтение двигателя автомобиля, но ни один автомобиль в мире не распространял вокруг себя такого зловония.