Текст книги "Призраки не лгут"

Автор книги: Ларс Кеплер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 16

Идя по залитому солнцем двору, Йона думал о том, что девочку убили невероятно жестоко – и все-таки ее тело осталось чистым и белым, словно камешек на дне моря.

Гуннарссон сказал, что убийца был очень агрессивен.

Йона подумал, что агрессия была сильнейшей, почти отчаянной, но она не была безрассудной. Тот, кто наносил удары, наносил их целенаправленно и осознанно, его целью было убить, но в остальном преступник обращался с телом осторожно.

Гуннарссон сидел на капоте своего «мерседеса» и говорил по телефону.

Расследования убийств, в отличие от прочих, не проваливаются в хаос, оставшись без твердой руки, тут все-таки установлен определенный порядок. Однако Йона никогда не полагался на то, что порядок сам по себе может привести к желаемому результату.

Конечно, он знал, что убийца почти всегда кто-то из близких жертвы и, возможно, вскоре после убийства явится в полицию и во всем признается, но не рассчитывал на это.

Сейчас девочка лежит на кровати, думал комиссар. Но когда убийца напал на нее, она сидела за столом в одних трусах.

Трудно поверить, что все произошло в абсолютной тишине.

В месте вроде этого обязательно должен найтись свидетель.

Кто-нибудь из девочек что-нибудь слышал или видел, думал Йона, идя к дому поменьше. Может даже, кто-то угадывал, что должно произойти, сумел почувствовать угрозу, конфликт.

Собака под деревом заворчала, схватила зубами поводок, потом снова залаяла.

Йона подошел к двум мужчинам, беседовавшим перед домом. Он понял, что один из них, мужчина лет пятидесяти, с косой челкой и в темно-синей форменной рубашке, координирует работу на месте преступления. Второй, кажется, не был полицейским. Небрит, глаза – приветливые, усталые.

– Йона Линна, наблюдатель от Государственной уголовной полиции. – Комиссар пожал обоим руки.

– Оке, – представился координатор.

– Меня зовут Даниель, – сказал мужчина с усталыми глазами. – Я куратор здесь, в усадьбе… Приехал, как только услышал, что случилось.

– У вас найдется минута? – спросил Йона. – Хочу поговорить с девочками. Было бы хорошо, если бы вы мне помогли.

– Прямо сейчас?

– Если это возможно.

Мужчина поморгал за стеклами очков и озабоченно сказал:

– Да вот две воспитанницы сбежали в лес…

– Их нашли.

– Да, знаю, но я должен поговорить с ними. – Даниель вдруг невольно улыбнулся. – Они желают обратный путь проехать верхом на одном полицейском.

– Гуннарссон наверняка кого-нибудь назначит, – сказал Йона и пошел дальше к домику.

Сейчас ему надо определить, что за девочки перед ним, понять, что происходит у них в комнатах и между ними, уловить все глубинные течения, незаметные на поверхности.

Если какая-нибудь девочка что-нибудь знает, остальные бессознательно просигналят об этом, повернувшись к ней, словно стрелки компаса.

Йона знал, что не уполномочен проводить допрос, но ему необходимо было отыскать свидетеля. Пригнувшись, он вошел в низенькую дверь.

Глава 17

Пол скрипнул, когда Йона перешагнул дощечку, перед которой следовало снять обувь. В тесной комнатушке сидели три девочки. Самой младшей было не больше двенадцати – розовая кожа, волосы рыжие, как медная проволока. Она сидела на полу, привалившись к стене, и смотрела телевизор, шепча что-то себе под нос. Вдруг она несколько раз стукнулась затылком о стену, нахмурилась, а потом снова уставилась на экран.

Две другие девочки ее, кажется, даже не замечали. Они лежали на коричневом вельветовом диване и листали старые модные журналы.

На пол, рядом с рыжей девочкой, присела психолог из больницы Сундсвалля.

– Меня зовут Ли́са, – ласково начала она. – А тебя? Девочка продолжала смотреть в телевизор. Шел повтор сериала «Большая волна». Звук был громкий, комнату заливал холодный свет.

– Знаешь сказку про Дюймовочку? – спросила Лиса. – Я часто чувствую себя как она. Маленькой, ростом с палец… А ты?

– А я – как Джек-потрошитель, – тонким голоском ответила девочка, не отрываясь от экрана.

Комиссар вошел и уселся в кресло перед телевизором. Одна из лежавших на диване девочек посмотрела на него большими глазами, но с улыбкой опустила взгляд, когда он поздоровался и представился. Крепкого сложения, с обгрызенными ногтями, девочка была одета в джинсы и черную кофту с надписью Razors pain you less than life. [1]1
  Бритва ранит не так больно, как жизнь (англ.).


[Закрыть]На веках – голубые тени, на запястье – блестящая резинка для волос. Вторая девочка выглядела постарше; на ней была обрезанная футболка с лошадью, на шее красовались четки из белых бусин; на сгибе локтя виднелись следы от инъекций. Под головой у девочки лежала, вместо подушки, свернутая военная куртка.

– Инди? – тихо позвала девочка постарше. – Ты заходила туда посмотреть – до того, как полиция приперлась?

– Не хочу, чтобы мне снились кошмары, – вяло ответила полноватая девочка.

– Бедняжка Инди, – поддразнила ее старшая.

– А что?

– Ты так же боишься кошмаров, когда…

– Да, боюсь.

– Ах ты, – рассмеялась старшая, – ах ты эгоистка…

– Заткнись, Каролина, – крикнула рыжая девочка.

– Миранду убили, – продолжала Каролина. – Наверное, это похуже, чем…

– А я думаю, слава богу, что мы от нее избавились, – сказала Инди.

– Да ты больная.

– Это она была идиотка больная, подожгла меня сигаретой…

– Ну-ка обе замолчали, суки! – перебила рыжая.

– …и лупила меня прыгалками!

– Ты и правда сука, – вздохнула Каролина.

– Вот именно, могу и так сказать, если тебе так спокойнее, – огрызнулась Инди. – Муторно, конечно, что одну идиотку убили, но я…

Маленькая рыжая девочка снова стукнулась головой о стену и закрыла глаза. Дверь открылась, и вошел Гуннарссон, ведя беглянок.

Глава 18

Йона сидел, откинувшись на спинку кресла. Лицо спокойное, темный пиджак расстегнут и слегка смялся, мускулистое тело расслаблено, однако глаза – серые, цвета льда на морском заливе – внимательно изучали вошедших девочек.

Прочие воспитанницы захохотали, заулюлюкали. Лю Шу, нарочито раскачивая бедрами, на ходу растопырила пальцы буквой V.

– Лесбиянка несчастная! – выкрикнула Инди.

– Хочешь – давай примем душ вместе, – предложила Лю Шу.

Следом за воспитанницами вошел куратор, Даниель Грим. Ему, видимо, очень хотелось, чтобы Гуннарссон прислушался к его словам.

– Пожалуйста, проявите немного терпения, – попросил он, помолчал и продолжил: – Вы пугаете девочек. Уже тем, что вы здесь…

– Не беспокойтесь.

– Не могу, – вежливо ответил Даниель.

– Чего не можете?

– Не беспокоиться.

– В таком случае мне на вас наплевать. – Гуннарссон засопел. – Отойдите в сторонку, дайте мне сделать свою работу.

Йона заметил, что куратор небрит и что футболка под курткой надета наизнанку.

– Я только хочу сказать, что… этим девочкам полицейские не кажутся защитниками.

– Да ну-у, – ухмыльнулась Каролина.

– Приятно слышать, – улыбнулся ей Даниель и снова повернулся к Гуннарссону. – Но если серьезно… большинство наших воспитанниц имели дело с полицией в худшие времена своей жизни.

Даниель, похоже, отлично понимал, что он в глазах полицейских – досадная помеха, но все же решился спросить:

– Я разговаривал с координатором насчет того, где будут жить девочки…

– Не всё сразу, – перебил Гуннарссон.

– Это очень важно, потому что…

– С-сучка, – раздраженно буркнула Инди.

– Отвали, – огрызнулась Лю Шу.

– Потому что ситуация может им повредить, – продолжал Даниель. – Ночевка в этом доме девочкам будет не на пользу.

– Отправить их в гостиницу? – спросил Гуннарссон.

– Это тебя надо пришибить! – выкрикнула Альмира и запустила в Инди стаканом.

Стакан ударился о стену и разбился вдребезги, вода полилась по стене. Осколки посыпались на пол. Даниель бросился к девочкам, Альмира отвернулась, но Инди успела несколько раз ударить ее по спине кулаком, прежде чем Даниель разнял их.

– А ну-ка прекратить! – рявкнул он.

– Альмира просто сука, она…

– Инди, успокойся. – Даниель перехватил руку девочки. – Мы же говорили об этом, разве нет?

– Говорили, – сказала Инди уже спокойнее.

– Ты же неплохая девочка, – с улыбкой прибавил Даниель.

Инди кивнула, и они вместе с Альмирой принялись собирать осколки.

– Я принесу пылесос. – Даниель толкнул входную дверь, она легко открылась, захлопнулась у него за спиной, и на стене со стуком качнулась репродукция рисунка Карла Ларссона.

– У Миранды были враги? – спросил Гуннарссон, обращаясь сразу ко всем.

– Нет. – Альмира фыркнула.

Инди искоса глянула на Йону.

– А ну-ка послушайте! – громко произнес Гуннарссон. – Вам нужно только ответить на пару вопросов, а не орать и не молоть чепуху. Не такой уж это адский труд.

– Смотря какие вопросы, – спокойно парировала Каролина.

– А я все равно буду орать, – буркнула Лю Шу.

– Играем в правду? – Инди с улыбкой указала на Йону.

Тот ответил:

– Играем.

– Допрос провожу я, – запротестовал Гуннарссон.

– Что значит вот это? – Йона поднес руки к лицу.

– В смысле? Не знаю, – ответила Инди. – Викки с Мирандой постоянно так делали…

– Не могу больше, – перебила Каролина. – Ты не видела Миранду, она именно так и лежала, там столько крови было, везде кровь…

И она зарыдала. Психолог подошла к девочке и приглушенным голосом стала успокаивать ее.

– Кто такая Викки? – Йона поднялся с кресла.

– Новенькая…

– Где, кстати, эта сучка? – перебила Лю Шу.

– А в какой комнате она живет? – быстро спросил Йона.

– Небось смылась к своему хахалю, – предположила Туула.

– Мы обычно запасаемся стесолидом и спим как…

– Вы сейчас о ком говорите? – громко перебил Гуннарссон.

– О Викки Беннет, – пояснила Каролина. – Я не видела ее уже целую…

– Это еще кто?

– «Викки» – так много букв, – рассмеялась Лю Шу.

– Выключи телевизор, – нервно велел Гуннарссон. – Я хочу, чтобы вы все успокоились и…

– Не орите, – огрызнулась Туула и прибавила громкость.

Йона присел перед Каролиной на корточки и со спокойной серьезностью взглянул ей в глаза.

– Так где ее комната?

– В самом конце. Дальше всех по коридору.

Глава 19

Йона вышел из домика, торопливо пересек двор (навстречу попался куратор с пылесосом), поздоровался с криминалистами, широкими шагами поднялся по лестнице главного здания. Свет уже погасили, и в помещении царил полумрак – только плиты пола поблескивали, словно кремень.

Одной девочки нет на месте, думал комиссар. Может, она убежала в суматохе, может, другие девочки пытаются помочь ей, скрывая нечто, им известное.

Обследование места преступления только началось, и спальни девочек еще не осматривали. Полицейским следовало прочесать весь Бригиттагорден, но времени не хватило – слишком много всего сразу надо было сделать.

Девочки подавлены и напуганы.

Наверняка где-то здесь остался дневник, который вела убитая девочка.

Полиции надо запросить подкрепление, еще криминалистов, еще ресурсов.

Йона дернулся при мысли о том, что отсутствующая девочка может прятаться в своей комнате. Может, она что-нибудь видела, испугалась и теперь не решается выйти.

Комиссар прошагал в коридор, куда выходили двери жилых комнат.

Что-то потрескивало в бревенчатых стенах и балках, но в остальном в доме стояла тишина. Дверь в нише была чуть приоткрыта. Там, за дверью, лежала, закрыв лицо руками, покойница.

Йоне вдруг вспомнились три горизонтальные полоски крови на дверном косяке. Подсохшие кровавые следы трех пальцев, однако подушечки не отпечатались. При первом осмотре Йона видел эти три полоски, но он тогда был настолько поглощен структурированием первых впечатлений, что только теперь понял: кровавые следы расположены не с той стороны. Они вели не к месту убийства, а от него. Всюду разбегались еле видные, затоптанные отпечатки сапог и босых ног, но три полоски на дверном косяке указывали путь убийцы.

Некто с окровавленной рукой намеревался заглянуть кое к кому из воспитанниц.

Больше никто не умрет, прошептал себе Йона.

Он натянул латексные перчатки и направился к последней комнате. Когда он открыл дверь, послышалось шуршание; комиссар замер, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Звук прекратился.

Йона осторожно протянул руку в темноту, пытаясь нащупать выключатель.

Он снова уловил шорох и странное металлическое позвякивание.

– Викки?

Комиссар провел рукой по стене, нашарил выключатель и зажег свет. Желтое сияние тут же залило скудно обставленную комнату. Створка окна со стуком качнулась в сторону леса и озера. Что-то зашуршало в углу, и Йона увидел перевернутую птичью клетку. Желтый волнистый попугайчик хлопал крыльями, уцепившись за верхние прутья.

В ноздри настойчиво лез запах крови. С примесью железа и чего-то другого. Сладковато-тухлого.

Йона поставил на пол пластмассовый номерок из оборудования криминалистов и медленно вошел в комнату.

Вокруг оконных задвижек были пятна крови. Отчетливо виднелся отпечаток руки – кто-то вскарабкался на подоконник, схватился за раму и, видимо, спрыгнул на лужайку под окном.

Комиссар подошел к кровати. Когда он сдернул одеяло, по спине пополз холодок. Простыня оказалась покрыта засохшей кровью. Но тот, кто спал здесь, не был ранен.

Подсохшая кровь размазана.

На простыне спал кто-то, кто просто испачкался в крови.

Йона постоял неподвижно, пытаясь представить себе обитательницу комнаты.

Вероятно, она спала.

Комиссар решился поднять подушку, но она не поднималась. Подушка оказалась приклеенной к простыне и матрасу, и Йоне пришлось отрывать ее. Под подушкой лежал молоток, вымазанный темной кровью, с бурыми комочками и присохшими волосами. Кровь почти полностью впиталась в ткань, но вокруг головки молотка поблескивала красная лужица.

Глава 20

Бригиттагорден окутан прекрасным нежным светом, Химмельшён волшебно поблескивает между высокими старыми деревьями. Но всего несколько часов назад Нина Муландер встала в туалет и нашла Миранду убитой. Нина подняла остальных, началась паника, девочки позвонили куратору, Даниелю Гриму, который тут же вызвал полицию.

Нина испытала такой шок, что ее пришлось отправить в Сундсвалль, в больницу.

Во дворе стояли Гуннарссон, куратор Даниель Грим и Сонья Раск. Гуннарссон открыл багажник своего белого «мерседеса» и разложил там составленные криминалистами предварительные планы места преступления.

Собака возбуждено лаяла и рвалась с привязи.

Йона остановился возле машины и провел пятерней по взлохмаченным волосам; все трое ждали, повернувшись к нему. Комиссар сказал:

– Девочка сбежала через окно.

– Сбежала? – Даниель был поражен. – Викки сбежала? Зачем…

– На оконной раме кровь, в ее постели кровь…

– Но это же не означает…

– Под подушкой у нее лежал окровавленный молоток, – закончил Йона.

– Это невозможно, – сердито сказал Гуннарссон. – Не соответствует силе, с которой наносили удары.

Йона снова повернулся к куратору Гриму. В солнечном свете его лицо казалось обнаженным, беззащитным.

– Что вы сказали? – спросил его Йона.

– Что? А, что Викки… Это совершенный бред.

– Почему?

– Хотя бы потому, что только что, – куратор невольно улыбнулся, – только что мы точно установили, что речь идет о взрослом. А Викки маленькая, она и пятидесяти килограммов не весит, запястья тонкие, как…

– Она склонна к вспышкам ярости?

– Это сделала не Викки, – спокойно ответил Даниель. – Я работал с ней два месяца и могу утверждать: это сделала не она.

– Она была подвержена вспышкам ярости до того, как прибыла сюда?

– Как вам известно, я обязан соблюдать конфиденциальность.

– Вы же понимаете, что со своей идиотской конфиденциальностью только зря тратите наше время, – заметил Гуннарссон.

– Я отучаю некоторых воспитанниц реагировать агрессивно, – сосредоточенно продолжал Даниель. – Чтобы разочарование или страх не вызывали у них злости.

– Но к Викки это не относится, – сказал Йона.

– Не относится.

– Тогда почему она оказалась здесь? – спросила Сонья.

– К сожалению, я не могу подробно обсуждать диагнозы воспитанниц.

– Но она, на ваш взгляд, не была агрессивной?

– Она очень славная, – просто ответил Грим.

– Так что, по-вашему, случилось? Почему у нее под подушкой оказался окровавленный молоток?

– Не знаю, тут что-то не то. Может, она кому-то помогала? Спрятать оружие…

– У кого из воспитанниц бывают вспышки ярости? – сердито спросил Гуннарссон.

– Я ни на кого не могу указывать, поймите это, пожалуйста.

– Конечно, мы понимаем, – заверил Йона.

Даниель благодарно взглянул на него и постарался дышать спокойнее.

– А вы попробуйте сами поговорить с ними, – предложил он. – Тогда вы быстро вычислите, кого я имею в виду.

– Спасибо. – И Йона зашагал к домику.

– Не забывайте, они потеряли подругу, – торопливо проговорил Даниель.

Йона остановился, обернулся к куратору:

– Вам известно, где нашли Миранду?

– Нет, но я думал… – Даниель замолчал и покачал головой.

– Мне трудно поверить, что это ее собственная комната. Помещение почти пустое, справа от туалетов.

– Изолятор.

– Почему она туда попала?

– Потому что…

Даниель снова замолчал; он словно не знал, что сказать.

– О чем вы думаете?

– Ее должны были запереть на ключ.

– Ключ торчит из замочной скважины.

– Как это? – громко спросил Даниель. – Ключ от изолятора был только у Элисабет.

– Кто такая Элисабет? – спросил Гуннарссон.

– Моя жена, – ответил Даниель. – Именно она дежурила этой ночью…

– А где она сейчас? – спросила Сонья.

– Что? – Даниель в смятении посмотрел на нее.

– Она дома?

У Даниеля сделался удивленный, неуверенный вид.

– Я думал, Элисабет поехала в больницу вместе с Ниной, – медленно проговорил он.

– Нет, Нину Муландер увезли одну.

– Разумеется, Элисабет поехала вместе с ней! Она никогда бы не…

– Я приехала сюда первая, – перебила Сонья.

От усталости ее голос стал резким и хриплым. – Здесь не было никого из персонала. Только толпа перепуганных девчонок.

– Но ведь моя жена была…

– Позвоните ей.

– Я уже звонил, у нее выключен телефон, – тихо сказал Даниель. – Я думал… Мне казалось…

– Свихнешься тут с вами, – буркнул Гуннарссон.

– Моя жена, Элисабет… – Голос у Даниеля все больше дрожал. – У нее сердечная недостаточность, она могла…

– Постарайтесь говорить спокойнее, – попросил Йона.

– У моей жены больное сердце… она работала ночью и должна быть здесь… а телефон не отвечает…

Глава 21

Даниель в смятении смотрел на них, дергая «молнию» куртки и повторяя, что у его жены больное сердце. Собака залаяла и так туго натянула привязь, что чуть не задохнулась. Захрипела, потом снова залаяла.

Йона подошел к заходящейся лаем собаке под деревом. Попытался утихомирить ее, отцепил поводок с ошейника. Собака тут же кинулась через весь двор к небольшому строению. Йона зашагал следом. Собака заскребла порог, ворча и сопя.

Грим посмотрел на Йону, на собаку и пошел за ними. Гуннарссон крикнул, чтобы он остановился, но Грим шел вперед – напряженный, с отчаянием на лице. Под ногами похрустывал гравий. Йона взял собаку за ошейник и оттащил от двери.

Гуннарссон побежал через двор и вцепился Даниелю в рукав, тот вырвался, упал, оцарапал руку о камни, поднялся.

Собака лаяла и возбужденно рвалась вперед.

У двери стоял полицейский в форме. Даниель хотел протиснуться мимо него, со слезами в голосе крича:

– Элисабет! Элисабет! Я должен…

Полицейский не пускал его; Гуннарссон тем временем подбежал к Йоне и стал помогать ему с собакой.

– Моя жена, – всхлипывал Даниель. – Это может быть моя…

Гуннарссон потащил собаку назад, под дерево.

Собака задыхалась, рыла лапами гравий и лаяла на дверь.

Надевая перчатки, Йона ощутил укол боли в глубине глазниц.

На покосившейся деревянной табличке под навесом крыши значилось «Прачечная».

Йона осторожно открыл дверь и заглянул в темное помещение. Маленькое окошко было открыто, и в воздухе жужжали сотни мух. На истертых половицах виднелись кровавые отпечатки собачьих лап. Не заходя, Йона скользнул взглядом по каменной печи и дальше.

Среди смазанных следов крови поблескивала крышка мобильного телефона.

Когда Йона чуть наклонился, стоя в дверном проеме, мухи загудели громче. На спине в луже крови лежала, открыв рот, женщина лет пятидесяти. На ней были джинсы, розовые носки и серая кофта. Было ясно, что женщина пыталась выползти отсюда, но кто-то вдребезги разнес ей верхнюю половину черепа.

Глава 22

Пиа Абрахамссон заметила, что едет быстровато.

Она рассчитывала выехать раньше, но церковное собрание в Эстерсунде затянулось.

Пиа глянула в зеркало, на сына. Головка лежит на подголовнике детского кресла, глаза за стеклами очков закрыты. Утреннее солнце сверкает между деревьями, падает на спокойное личико.

Пиа сбросила скорость до восьмидесяти километров в час, хотя дорога, бегущая по еловому лесу, была абсолютно прямой.

Пусто, призрачно.

Двадцать минут назад им навстречу попался лесовоз, груженный бревнами. Больше машин не было.

Пиа прищурилась, чтобы лучше видеть.

По обеим сторонам дороги монотонно мелькали столбы ограждения.

Человек – самое пугливое животное на свете, подумала Пиа.

В Швеции восемь тысяч километров дорожного ограждения. Не для защиты диких зверей, а для защиты людей. Через моря лесов протянулись узкие дорожки, с обеих сторон защищенные высокой сеткой.

Пиа быстро оглянулась на заднее сиденье – на Данте.

Она забеременела, когда служила пастором в общине Хессельбю. Отцом был редактор церковной газеты «Чюркан Тиднинг». Она помнит, как держала в руках тест на беременность и думала о том, что ей тридцать шесть лет.

Она сохранила ребенка – но не отца ребенка. Сын оказался лучшим из всего, что подарила ей жизнь.

Данте дремал, сидя в своем креслице. Голова тяжело упиралась в подголовник, мягкое одеяльце сползло на пол.

Перед тем как уснуть, он беспрерывно хныкал от усталости. Хныкал, что в машине воняет мамиными духами, что «Супер-Марио» закончилась и ему больше не во что поиграть…

До Сундсвалля оставалось не меньше двух миль, а потом еще сорок шесть до Стокгольма.

Ей уже основательно хотелось в туалет – во время церковного собрания она выпила слишком много кофе.

Где-то здесь должна быть заправка.

Пиа сказала себе, что не стоит останавливаться посреди леса.

Останавливаться посреди леса не стоит – и все-таки она сделала именно это.

Пиа Абрахамссон каждое воскресенье проповедовала своим прихожанам, что все происходящее с ними происходит во имя высшей цели, но всего через несколько минут ей суждено было стать жертвой слепого равнодушного случая.

Она свернула на обочину и остановилась у запертого шлагбаума, закрывавшего устроенный в ограждении проезд. За шлагбаумом протянулась грунтовая дорога, ведущая прямо в лес, видимо, к какой-нибудь лесопилке.

Пиа собиралась просто отойти так, чтобы ее не было видно с дороги, оставив дверцу машины открытой – чтобы услышать Данте, если он проснется.

– Мама!

– Поспи еще.

– Мама, не уходи.

– Кролик, мне нужно в туалет. Я оставлю дверь открытой. И все время буду тебя видеть.

Данте посмотрел на нее сонными глазами и прошептал:

– Я не хочу сидеть один.

Пиа улыбнулась малышу и погладила его по потной щечке. Она понимала, что слишком трясется над ним, превращает его в маменькиного сынка, но ничего не могла с собой поделать.

– Всего одна малю-юсенькая минутка, – улыбнулась она.

Данте уцепился за ее руку и не хотел отпускать, но Пиа высвободилась и достала из упаковки влажную салфетку.

Она вышла из машины, подлезла под шлагбаумом и пошла по грунтовой дороге к лесу, иногда оборачиваясь и махая Данте рукой.

А вдруг кто-нибудь свернет и снимет ее на мобильный телефон, пока она будет сидеть тут с голой задницей.

Фотографии писающего пастора заполнят ютьюб, фейсбук, все блоги и чаты.

Пиа вздрогнула, свернула с дороги и ушла подальше за деревья. Земля здесь растрескалась от тяжелых лесовозов и форвардеров.

Убедившись, что с большой дороги ее не видно, Пиа задрала юбку и присела на корточки.

Она заметила, что устала – ноги дрожали. Пиа оперлась рукой о ствол, поросший нагретым мохом.

Ее заполнило чувство легкости, и она закрыла глаза.

Когда Пиа снова открыла глаза, то увидела нечто непонятное. Какой-то зверь шел на задних лапах по лесовозной дороге, клонясь вперед и спотыкаясь.

Маленькая фигурка, покрытая грязью, кровью и глиной.

Пиа затаила дыхание.

Это не зверь. Существо походило на частицу леса, получившую возможность свободно двигаться и жить собственной жизнью.

Словно маленькая девочка, составленная из веток.

Существо шаталось, но упорно двигалось к шлагбауму.

Пиа поднялась и пошла следом за ним.

Она пыталась что-нибудь сказать, но слова застряли в горле.

Под ногой у нее сломалась ветка.

В лесу начал накрапывать редкий дождик.

Пиа двигалась медленно, как в кошмарном сне; она словно разучилась бегать.

Тем временем существо уже добралось до автомобиля. Руки странной девочки были обмотаны грязной тканью.

Пиа поскользнулась; она видела, как существо сбросило ее сумочку с сиденья, забралось в машину и захлопнуло дверцу.

– Данте! – задохнулась Пиа.

Машина рывком тронулась с места, проехала по мобильному телефону и связке ключей, вывернула на дорогу, проскребла по стальному ограждению, разделявшему дорогу на полосы, выровнялась и унеслась.

Пиа, плача и трясясь, добежала до шлагбаума.

Произошло неправдоподобное. Глиняный человечек появился ниоткуда, он просто возник здесь – и вот ее машина, а с ней и ее сын исчезли.

Пиа пролезла под шлагбаумом и двинулась по широкой пустой дороге. Она не кричала, не могла кричать. Слышала она только свое собственное прерывистое дыхание.