Текст книги "Царевна вечной мерзлоты (СИ)"

Автор книги: Лариса Светличная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Это кто? – Витек с Андреем не был знаком, и реакция Яны ему не понравилась.

– Это ее брат! Ой, умора! Андрей весь Магадан на деньги разведет! И гроб втридорога продаст! И покойника Пушкинскому музею вместо мумии подкинет!

Братик, разумеется, все это мог, но зачем же так непочтительно? Прям, обидно! Я надулась. Задергала ногами, сгоняя Лапочку. Он был очень этим огорчен. Сел и укоризненно смотрел на меня печальными глазами.

У Янки вдруг зазвонил телефон, она послушала и ответила: «Сейчас выходит». Кто выходит? И куда?

– Миля, за тобой такси приехало, – сообщила мне подруга.

– Я не вызывала…

– Я вызывала. Ровно на десять часов. Очень за тебя волнуюсь, не хочу, чтобы ты на общественном транспорте вечером ехала.

– Яна, ты такая предусмотрительная, – приятно удивился Витек.

– Конечно. У меня очень мало подруг, и поэтому я проявляю о них заботу. А Миля – моя лучшая подруга, и мне для нее вообще ничего не жалко!

– Еще говорят, что женской дружбы не бывает! – нежно улыбнулся Янке Витек.

– Это вранье! – убежденно сказала Янка. – Миля, что сидишь? Такси ждет! Выйдешь, помаши мне, я в окно буду смотреть.

Я просто-таки диву давалась. Не девушка – аула. А с виду – одуванчик с голубыми глазками, вся в светлых кудряшках, дунь – улетит.

– Ну, всем пока, я пошла.

– До свидания, Миля, – сказали мне оба, не сводя друг с друга глаз. Лапочка тихо гавкнул, проводил меня до двери, я потрепала его жирную холку.

Шла вниз по лестнице и вслух по ролям разыгрывала сценку. Ничего, что я не слышала разговор, зато могла представить.

«Виктор, ты уделяешь слишком много внимания моей лучшей подруге!»

«Яна, брось такое говорить, она нормальная девчонка!»

«Она – да. А ты ей помогаешь по любому поводу!»

«Но я уже пообещал.»

«Конечно. Она ведь такая умная. Доктор наук. А я не доктор наук. Я обыкновенная.»

«Яночка, причем здесь образование?!»

«Я же вижу, как ты с ней разговариваешь!»

«Как?!»

«Не так, как со мной. Не думала, что скажу, но я ревную».

«Яна!»

«Витенька!»

«Иди сюда!»

«Не сейчас, надо Миле в окошко помахать, она скоро выйдет!»

Я повернулась, подойдя к такси, подняла голову и помахала Яне в окне. Потом поехала домой в отличном настроении.

5. Про Милю и лилии

Кто-то принес лилии, и они воняли на всю кафедру. Я пришла на перемене, а они уже в ведре стоят. В вазу не влезли, потому что их целая охапка. Кто именно принес, мне не удалось узнать. Сказали, что выпускники. Мол, прибежали два молодых человека, сообщили, что они выпускники и оставили цветы в подарок любимой кафедре. Почему-то никто из коллег не помнил, как зовут этих самых выпускников, и в каком году они окончили университет. Просто вот память отшибло у всех. Жаль, что меня не было на кафедре в то время, когда они принесли лилии. У меня память хорошая. Или бы я догадалась спросить, кто они такие.

К концу перемены мы начали понимать, что пора открывать окна. Ну, открыли и ушли на занятия. На следующей перемене лилии продолжали активно вонять, невзирая на открытые окна. Закрыли окна, чтобы нас не продуло. Сразу пришло осознание, что это не лилии, а оружие массового поражения. У народа началась аллергия. Народ стал чихать и вытирать слезящиеся глаза.

Третью перемену лилии встречали уже в коридоре. Все проходящие мимо предлагали выкинуть вонючую гадость. И когда уже кто-то из преподавателей пошел звать уборщицу, чтобы унести лилии на помойку, я решила, что лилии надо спасать. Потому что они – халява. А к халяве надо относиться с почтением, потому что она может обидеться и больше не прийти.

Какие же выпускники так невзлюбили родную выпускающую кафедру, чтобы принести на нее такой вонизм, так и осталось тайной. Я пообещала, что пристрою лилии куда-нибудь до следующей перемены. Только вот куда? Они и так воняли на весь этаж. Отнести вниз на пост охраны? Там и так работать несладко, а еще эту жуть нюхать. Нет, вот честно, лучше бы студенты еще билетов принесли! Билетов много не бывает, их только мало бывает. Если бы принесли билеты, то мы бы их поделили, и я приплюсовала бы свою долю к уже имеющимся. А тут лилии! Зачем они нужны? Я когда-то завела на кафедре искусственный цветок в горшке, но сердобольные коллеги его поливали, и он сгнил. Я даже табличку рядом ставила: не поливайте цветок, он искусственный. Бесполезно.

Лилии в ведре распушились, расправили листики, и завоняли пуще прежнего. И куда их? Они-то думают, что им все рады, раз дали большое ведро, воду и поставили на всеобщее обозрение в коридор. Все ходят, любуются ими, нюхают и восхищаются. Но они ведь неправы, я-то знаю. Лилиям будет очень горько, если я не найду для них новый дом и их выбросят. Им ведь не хочется в мусор. Но они никому не нужны.

В средине пары пришла Марина. Рано, вообще-то пришла. Она обычно к звонку прибегала. Марина предсказуемо сморщила нос и сказала, что надо выбросить халявные лилии.

– Нельзя их выбрасывать! – заявила я.

– Мы не доживем до конца рабочего дня всем факультетом!

– Жалко, лилии же не виноваты, что вонючие!

– Виноваты. Откуда они взялись?

– Студенты подарили.

– Вот ведь и не вспомнишь теперь, кому что плохое сделал! Явно, насолить хотели. Лучше бы билеты подарили.

Понятно, Марина пришла пораньше, чтобы проверить, не принесли мне еще что-нибудь. Принесли. Целую охапку лилий.

– Миля, забирай их домой!

– Помрем все трое. И я, и кошка, и кактус.

– А кактус почему?

– От горя. После нас с кошкой.

– Придется выбросить эти лилии.

– Не дам. Лучше на улицу вынесем, пусть там стоят.

– Ага, и задохнется весь квартал.

– Все равно нельзя так поступать с лилиями. Ну и пусть студенты хотели насолить, но ведь…

– Миля! Точно! Именно это мы и сделаем! – встрепенулась Марина. – Будем пакостить! То есть, я хотела сказать, мы подарим эти чудесные лилии одному замечательному человеку!

– Какому? – заинтересовалась я.

– Софье Павловне! Эта зараза в том семестре на меня начальнику настучала! И думала, дрянь, что я не узнаю! Так я узнала! Идем дарить ей цветы!

– Она же от них чихать начнет! Ей же плохо станет!

– Вот именно! – светло и радостно улыбнулась подруга, глядя на лилии с такой непередаваемой нежностью, что те загордились и завоняли еще больше. Они уже считали себя самыми красивыми цветами во вселенной.

Но меня мучили сомнения. Зачем же человеку такую свинью, то есть лилии, подкладывать. Нет, я на такое не подписывалась. Надо отговорить Марину.

– Может быть, сегодня Софьи Павловны нет на работе? – поинтересовалась я.

– Я только что видела, как она зашла на кафедру. На втором этаже дверь открыта, я тебе говорю, что она там будет до конца пары пить чай. Успеем сделать хорошему человеку такой дорогой подарок.

Лилии Марине нравились все больше и больше. А ее идея мне все меньше и меньше.

– Мы с тобой их не донесем, они тяжелые.

– Так студенты у нас на что? Целый университет! Сейчас кого-нибудь организуем!

– Может не надо?

Но Марина уже хищно огляделась и схватила двух первых попавшихся парней, которые неосмотрительно брели мимо кафедры в сторону буфета. А ведь каждому студенту начиная с первого курса известно: ходить мимо кафедры чревато.

– Петр! Лев! Вы природу любите? Да? Помогите отнести эти чудесные цветы на второй этаж! – твердо сказала она.

Анекдот: «Кто умеет играть на пианино? Ты? Отнеси рояль на второй этаж!». Парни поняли, что напрасно шли мимо кафедры, и что старшие курсы зря не предупреждают. А вот надо было слушаться!

– Моя мама сказала, что мне наклоняться нельзя! – попробовал увильнуть Лёвушка.

– И не надо! – пресекла эти попытки Марина. – Петр, поднимай ведро! Лев, придержи! Теперь несите! Аккуратно! Не спеша! Поворот! Дверь! Лестница! Коридор!

Так мы и дошли до Софьи Павновны. Студенты сгрузили ведро и исчезли, мы и моргнуть не успели. Я тоже попыталась улизнуть следом, но Марина не пустила. По ее мысли – нас нельзя ни в чем обвинить, потому что мы пришли с открытым сердцем и чистыми помыслами. Ну, и халяву принесли. Главное, вовремя отступить, чтоб не догнали и не вернули эту халяву назад.

– Привет дружественной кафедре! – ласково произнесла Марина, а я кивнула. – Добрый день Софья Павновна!

– Добрый день, – настороженно отозвалась та.

– Поздравляем вас с именинами!

– Так они не сегодня…

– Ничего страшного! – улыбалась дальше подруга.

– А эти лилии?…

– Это вам!

Женщина напряглась, а я зажмурилась, ожидая ее праведного гнева и обвинений в том, что ей принесли настолько вонючие цветы. Сейчас так и будет, вон, у нее слезы на глазах. Точно, орать начнет. Она и начала.

– Марина Юрьевна! Я и подумать не могла, какой вы добрый, чуткий и отзывчивый человек!

Улыбка Марины стала гримасой. Она решила, что это такой тактический ход. И чего теперь ожидать – неизвестно.

– Марина Юрьевна! Вы просто волшебница! Какие прекрасные, необыкновенные, удивительные цветы!

Лилии, кстати, были с ней полностью согласны. Огромную, мне до пояса, охапку в ведре парни принесли, не сломали, не помяли и не уронили.

– Да, красивые! – подпевала Марина. – А какой приятный аромат!

Софья Павловна сразу огорчилась:

– Жаль, что я запахи не чувствую.

– То есть как?! – Маринке чуть плохо не стало.

– С детства. После болезни обоняние пропало. Но я вам верю, если вы сказали, что нежный и приятный запах, то так и есть. Я уже чай допила, пойду домой. Лилии заберу, не буду оставлять на кафедре такую красоту.

Марина промолчала, вымученно улыбнувшись. У нее даже в горле перехватило, и побледнела. Софья Павловна решила похвалить и меня тоже.

– Миля, а ты вызвалась помочь Марине Юрьевне?

Она меня зовет по имени, я же когда-то у нее училась.

– Да…

– Ты все такая же разносторонняя? Чем сейчас интересуешься? Ты вроде бы рисовала? Или играла на флейте?

Вообще-то я делала и это и многое другое, но я ответила:

– Я сейчас интересуюсь вечной мерзлотой. И Магаданом.

– Кому он нужен, этот Магадан? Там одни зеки! – проговорила Марина, настроение у нее ушло в минус.

– Марина Юрьевна, не надо обижать мой родной город! – оскорбилась коллега.

Надо же. Кто бы знал.

– Так никто и не собирался, – встала я на защиту подруги. – Просто история города…

– Мои родители сказали мне, что не были заключенными!

Ну, я уверена, что так они и сказали. Но какое мое дело? Я вообще мимо шла, то есть меня сюда привели.

– Я уверена, что это очень красивый город.

– Тебе обязательно надо там побывать.

– Да, город у воды – это всегда очень красиво, – заметила я.

– Да. Пейзаж с Охотским морем есть у всех.

– У кого у всех? – уточнила я.

– В диаспоре.

Та-а-ак! Это уже очень интересно и актуально. Мир, все-таки, очень маленький. Я состроила самую умильную мордашку, на которую только была способна, и заахала:

– Софья Павловна, как это чудесно, когда люди не забывают свои истоки…

– И к ним возвращаются, – очень тихо и зло пробубнила Марина лилиям. Те решили, что это им комплимент, и были счастливы. – Вот прямо к истокам… И все эти истоки у идиотов в такой далекой ж… ж…ивописной местности! – уже громче сказала Маринка на всякий случай, потому что Софья Павловна, хоть и слушала мои дифирамбы, но и на Марину посмотрела.

Марина улыбалась, а хотелось ей беситься. Она, наверное, того кота вспоминала, которого когда-то Ксюша домой принесла – в канализационный люк за ним лазила. Этот кот приноровился гадить в Маринины кроссовки. Ксюша, добрая душа, кота выкинуть не давала, ревела в голос, да и кот добровольно уходить не хотел, несмотря на постоянно открытые стараниями Марины двери и форточки. Марина часто таскала кота за шкирку к тому канализационному люку, откуда его вытащили, трясла его над ним, параллельно объясняя, как зверю повезло. Это у нее называлось «вернуть к истокам». Потом Олег пристроил кота к знакомым за город, и мучения кота закончились.

– Софья Павловна, вам посчастливилось родиться в чудесном городе среди таких замечательных людей!… – вещала я.

– Которые все не зеки, – тихо вторила Марина, уткнувшись в лилии. Тюрьмы, типа, забиты невиновными.

– Это же так прекрасно – встречи единомышленников, которые даже вдали от родины помнят о ней, поддерживают отношения с земляками и находят в суете жизни и трудовых буднях время для встреч!

– Как ты красиво сказала, Миля!

Ну да, я ж не кто-нибудь, а преподаватель вуза, а у нас, может, чего-то и нет, а язык на нужный гвоздь подвешен. Я и лучше могу:

– Красота вашей природы, несомненно, влияет на появление таких замечательных людей!

– Спасибо! Это чистая правда! – воскликнула Софья Павловна.

– Да неужели? – спросила у лилий Марина, те поняли, что раз ими так долго любуются, то надо вонять сильнее.

– Кого раньше отправляли в ссылку? – патетически воскликнула коллега. Мы промолчали. Я – с обожанием в глазах. Марина тоже бровками повела. – Не знаете?!

Мы знали, но огорчать женщину не хотели.

– В ссылку отправляли самых чистых, самых светлых и кристально честных людей!

– Да ладно! – чуть не сказали мы все, и даже лилии.

– Самый цвет Российской интеллигенции оказался в Магадане! – просвещала нас Софья Павловна. – Там живут чудесные люди!

Я, вообще-то, считала, что придурков везде хватает, но если женщина уверена, что в Магадане их не водится, то ей виднее. Она там была, а я нет.

– Если бы эти люди не попали в Магадан, то вся история России могла бы сложиться по-другому!

– Это точно! – хором проговорили мы с Мариной, и были при этом совершенно искренни.

Софья Павловна это оценила.

– Марина Юрьевна, позвольте пригласить вас на небольшое торжество, которое завтра устраивает Магаданская диаспора!

– Я не…, – начала кривиться Марина, но я быстро ее ущипнула, – …я не посмею вам отказать, дорогая Софья Павловна.

Разговор давно начал быть похожим на сахарный сироп, но пока подруга не сбежала, я ущипнула ее еще раз. Она поняла правильно.

– Софья Павловна, я без Мили никуда не пойду.

– Миля? – вспомнила про меня тетка, которая уже примеривалась вытащить лилии из ведра.

– Софья Павловна, – проникновенно и с нотой горечи заявила я. – Мне не повезло родиться в Магадане, я москвичка.

– Да, большое несчастье, – посочувствовала мне коллега. – Я передам вам два пригласительных. Марина Юрьевна, еще раз огромное спасибо за цветы!

Лилии остались в убеждении, что мир, не говоря уж о нашем университете, создавался специально для них.

Мы с Мариной пошли на кафедру.

Подруга была не в себе. Ее ломало и трясло. Нет, ей реально плохо было.

– Я этой твари такой роскошный букет подарила, а ей хоть бы хны! Нет, так нельзя! Ведро цветов на нее извела, а она и рада?!

– По-моему, не рада, а счастлива!

Лучше бы я промолчала, потому что Марина сразу поняла, кто тут крайний.

– А ты-то что там за песни пела?! Какой, к чертям, Магадан? Какая диаспора?! Ты в какое волчье логово соваться собралась! Эти уголовники тебя там прибьют и закопают в своей любимой вечной мерзлоте!

– Почему сразу закопают?

– Не сразу? Ну, не знаю, может и не сразу. Ты как хочешь, а я не пойду ни на какую встречу этих каторжников! Я москвичка и интеллигентная женщина! У меня муж и ребенок! Я даже решила пока любовника не заводить! Семья – это святое! Может ли хоть один каторжник это повторить?!

– Марина, пойдем, а? Меня без тебя не пустят. Софья Павловна запросто может дать пригласительный на твое имя и на два лица, и вообще, жалко тебе, да?

– Жалко. Я отрываю время от семьи для общения с зеками!

– Марина, о чем ты говоришь? Это же не филиал тюрьмы?

– А ты откуда знаешь? Я вот догадываюсь, почему эта Софья Павловна стукачка. У них там в Магадане все такие!

– Ты же не была в Магадане!

– Слава Богу!

– Хочешь сказать, что в Москве все с крыльями и нимбами?

– По сравнению с Магаданом…

Тут мы пришли на кафедру, а поскольку Марина вошла первая, то ее сразу все спросили:

– Где лилии?

– Кто-то по ним скучает? – высунулась я из-за плеча Марины. Народ скривился.

– Лилий больше нет! – сообщила Марина.

– Марина Юрьевна, спасибо вам большое, что вы убрали эту гадость! Просто не знаем, как вас благодарить! Не пожалели времени и их вынесли! Мы просто думали, что не доживем до конца рабочего дня!

И так далее.

Подруга кивала на каждый комплимент, как королева с трона. Когда все вволю наблагодарились и пошли кто на занятия, кто домой, сказала мне:

– Ты еще пожалеешь, что пошла на это мероприятие!

– Может быть и не пожалею, – ответила я.

Пожалела я очень скоро, потому что не знала, какой там дресс-код. Ну, у меня вариантов немного. То есть всего один вариант. Вечернее платье и туфли. Вата из них куда-то подевалась, и они были чуть великоваты, но я не расстроилась. Танцевать не буду, прыгать не буду, по лестницам бегать не буду. Стану ходить осторожно, глядеть под ноги, вот и пережду мероприятие. Все-таки надо как-нибудь взять с собой Елену и пройтись по магазинам. Гардероб какой-то убогий, а меня почему-то часто стали в приличные места приглашать. Где бы разжиться еще одним платьем? Вдруг его купят, оно окажется мало, и мне его подарят. Я все беру. У меня так появились купальник, две блузки, плащ и жилет. От маминой подруги. Она почему-то считает, что у нее маленький размер одежды. Мы с мамой ее не разубеждаем.

Кошка смотрела на мои приготовления, обмахиваясь хвостом, потому что день был жаркий, хоть и сентябрьский. Она считала, что намного благоразумнее остаться дома и вздремнуть на диване. Именно это она и собиралась делать.

Я уже почти собралась, когда приехали Марина и Олег. Марина в угнетенном настроении, наряженная во что-то яркое, с амулетом из перьев на платье и с очень зеленым макияжем, как у шумерских покойников. Она там нечистую силу распугивать собралась, что ли? Берегитесь, магаданцы, москвичи идут.

Я в своем платье и туфлях аккуратно влезла в машину. Олег пообещал отвезти нас туда, а потом забрать. Марина предлагала ему самому идти вместо нас, но он сказал, что поедет по делам.

Так что две лучшие подруги отправились на приличное и достойное мероприятие, проводимое уважаемыми людьми.

6. Про Милю и недоразуменье

Вот брожу я вокруг шведского стола, ну, это диаспора фуршет закатила, и понимаю, что моей кошке здесь поживиться нечем. Оливки она не любит, салаты в корзиночках из теста тоже, и фрукты, а водку – само собой. Ни рыбы приличной, ни мяса. Про икру молчу. А еще магаданская диаспора называется. Жмоты. Маленькой голодной кошечке рыбки пожалели. Зря только сумочку с целлофановым пакетом тащила.

Зато все гости фуршетом остались более чем довольны. Маринка тут же от меня слиняла и теперь пила что-то намного крепче лимонада вместе с двумя мужиками. Ну, а мне кусок в горло не лез. Я, значит, тут жрать буду, а кошка там дома одна голодная?! Жрать не буду. Съем одну маленькую корзиночку с салатом. Ну, две маленьких корзиночки с салатом. Потом еще бутербродик с овощами, его можно оливками закусить и минералочкой запить. Есть я не хочу, но халява же. И еще вон там, у стойки, зажигалки раздают, презентация, вроде бы. То есть это презентация водки, а зажигалки в нагрузку дают всем, кто рюмку водки выпьет. Не могу же я пройти мимо? Конечно, не могу.

Весело щебечущие очаровательные девушки сунули мне в одну руку рюмку водки, а в другую – зажигалку. Водку пришлось выпить одним глотком, а зажигалку припрятать в сумочку. После водки пошла искать закуску, и вдруг поняла одну простую истину: мне нужно две зажигалки. Вот, например, решу я что-нибудь поджечь. Я не курю, так что только поджечь. Достану зажигалку, а она – оп! – не работает. И что я тогда буду делать? Правильно, вспомню этот день и пожалею, что не взяла больше.

Осталось придумать, как разжиться второй зажигалкой. Водку пить уже не хотелось, а тем, кто водку не пьет, зажигалки не дают. Но если включить логическое мышление, то другие могут хотеть водку и не хотеть зажигалку. Марина, например. Тогда водку – им, а зажигалки – мне, и все довольны.

Когда я силком оттащила подругу от мужиков, с которыми она кокетничала, она очень возмутилась. Ласково улыбаясь мне, потому что мужики на нас глядели, но не слышали, о чем мы говорим, злобно прошипела:

– Миля, сгинь куда-нибудь! У меня интересный вечер нарисовывается!

– Мариночка, мне очень зажигалка нужна лишняя, а я водку пить не хочу!

– Чё-о-о?!

– Вон там! Водка! И зажигалки! Презентация!

– Подойди и возьми! – посоветовала мне Марина и попробовала сбежать, но я держала ее крепко.

– Ну, Мариночка, ну, выпей водочки, жалко тебе что ли?

– Пошли!

Маринка тараном проволокла меня через весь зал, подвела к стойке, не обращая внимания на девушек с водкой, сгребла с подноса горсть зажигалок и высыпала их мне в руки со словами:

– На! И отстань от меня со всякой ерундой! Посмотри лучше здесь на мужиков!

– Так они старые!

– Где они старые? Им от сорока до пятидесяти!

– Вот я и говорю – старые.

– Тебе, солнце мое, тоже скоро тридцатник! Думаешь, что если выглядишь как невинная девочка, то в паспорт никто не заглянет?

Маринка гордо удалилась, а я решила найти укромное место, где можно спокойно посчитать зажигалки и спрятать их в сумочку. И вообще очень жарко стало в этом зале, надо искать место попрохладнее.

Я спустилась по пустой лестнице и спросила у охранника:

– Можно включить кондиционер? На втором этаже дышать нечем.

– Нельзя, историческое здание, охраняется государством, кондиционеры не предусмотрены, – равнодушно заученно проговорил охранник.

– Тогда окно откройте!

– Нельзя, историческое здание, охраняется государством, перепады температуры не предусмотрены.

– Свет хоть можно здесь включить? Потемки прямо у входа.

– Нельзя, историческое здание…

Все понятно. Пол убитый, потому что мыть его государство запрещает, потому что перепады влажности не предусмотрены. Туалет, интересно, здесь есть? Или тоже государством не предусмотрен?

Ушла от охранника, и, решив пока в прохладном месте в холле у лестницы полюбоваться зажигалками, присела на какое-то ограждение и вдруг над своей головой услышала проникновенный низкий голос с металлическими оттенками:

– О, я вижу здесь красивую человеческую женщину!

Медленно подняв голову, я встретилась взглядом с роботом. Огромный! Страшный, аж жуть! Железной башкой шевелит и блестящими глазами на меня смотрит. Зачем ему человеческая женщина?

Я завизжала, подскочила, рассыпала зажигалки, и взлетела вверх по лестнице, потеряв по дороге туфлю.

И сразу на повороте увидела, как из зала выбежали несколько девиц, которые, перебивая друг дружку, щебетали:

– Бежим скорее вниз!

– С Гордеем фотографироваться!

– Он такой лапочка, я просто влюблена!

– А какой у него голос!

– Он сегодня здесь!

– Гордей – любовь всей моей жизни!

Ну-ну, девочки, бегите. Не понимаю, как такой кошмар может нравиться. Говорила мне подруга, приглядись к живым мужчинам. А я что сделала? Робота-маньяка нашла! Похромаю-ка отсюда, снимать оставшуюся туфлю. Надо было ватой набить, не потеряла бы. Не везет.

Только развернулась, чтобы идти дальше, как врезалась в парня. Он подхватил меня, потому что ковылять в одной туфле модельной походкой не получалось.

– Что случилось, девушка? – глядя в мою перекошенную рожу спросил парень.

Если бы я была в адеквате, то заметила бы, что он симпатичный. Черноволосый и черноглазый, с римским профилем и накачанной фигурой. Но я была не очень настроена на созерцание мужской красоты. Меня туфля больше заботила. И реакция на произошедшее Маринки тоже заботила, она ж узнает – засмеет, а узнает обязательно, потому что зажигалок нет, и не будет – мне столько водки не выпить. И туфли тоже нет. И если отсутствие зажигалок можно как-то объяснить, то обувь… Поэтому я сказала:

– Ничего не случилось, это я просто Гордея испугалась. Он там внизу стоит, никого страшнее в жизни не видела.

– Кто стоит?

– Гордей. С ним все фотографироваться побежали. Ненормальные. Его в темноте увидишь – заикой останешься на всю жизнь.

– Девушка, вы не шутите? – обалдел парень.

– Какие шутки! Я из-за него туфлю потеряла и зажигалки рассыпала!

– Зажигалки?!

– Ну да, штук десять. Я для них водку пила! И все из-за этого Гордея, – горько пожаловалась я.

Молодой человек стал задумчивым, а потом сказал:

– Жди здесь. Через пять минут принесу твою туфлю.

Он ушел, усадив меня на стул, чуть дальше по короткому коридору, а я осталась ждать. Вот всегда надо слушать более старших и умудренных жизнью товарищей, которые желают тебе добра. Это меня жизнь учит. Осталась бы в зале, присмотрелась бы к мужикам. Марина говорила, что они там сплошь олигархи, на золоте с рыбой разбогатели в своем Магадане. А теперь как я туда вернусь босиком с одной туфлей подмышкой? Это бы красотку Елену пожалели и всей толпой бросились бы ей хрустальные туфельки покупать. А меня увидят и спросят: кто впустил убогую.

– Возьми свою туфельку!

Парень, который уже успел вернуться, присел передо мной, и, взяв мою ногу, сунул ее в туфлю. Я, себя жалеючи, его приход проглядела.

– У тебя размер какой? – спросил, вставая.

– Мне эти туфли велики, поэтому и свалились. Но я не виновата, это все Гордей, страшилище, только и годен, что девушек пугать. И кто додумался его сюда привезти?! А вам спасибо большое, я очень благодарна!

– Не за что. И вот еще…

Он высыпал мне на колени кучу зажигалок. Пока я от восхищения пыталась начать дышать – ушел.

Не вставая с места, озираясь, чтобы не отняли, спрятала зажигалки в сумочку. Больше я ошибок допускать не буду. Вытащила из сумочки стыренную на всякий случай со стола бумажную салфетку, разорвала на две части, скомкала, сунула в туфли, может, не свалятся. Пора возвращаться в зал. Я же не просто так сюда пришла, я же поговорить с людьми хотела, разузнать про вечную мерзлоту и похороны. Думаю, мужчины оценят мою оригинальность, интеллект и хороший вкус, когда я проявлю интерес к организации похорон в Магадане.

Правильно подруга говорит, не ценю живых мужчин – мне судьба сразу железного подкинула. А на что мне железный? В металлолом сдать? Да, пойду в зал. Вниз больше не пойду, там этот Гордей. Вдруг он еще и руками хватает? У него датчики движения вставлены, он на меня среагировал и заговорил. Надо бы по дороге в зеркало посмотреться – я не поседела от страха?

В душном зале, куда я вернулась, на жару уже никто не обращал внимания. Народ веселился вовсю, забыв, зачем собрались. Может быть, за этим и собрались. Повеселиться в душном зале в историческом здании в центре Москвы, которое не мыто со времен Наполеоновских войн.

Возле стойки с презентацией ни девушек, ни водки уже не было, а зажигалки на подносе остались. Взяла себе еще несколько штук. Не нужны, но не проходить же мимо.

Марина нашлась сразу, с теми же двумя мужиками, к которым присоединились еще двое не менее богатых и презентабельных. Всего четверо мужчин в районе пятидесяти лет, у которых на лицах отражается довольство жизнью, судьбой, и знакомством с Мариной. Как ей это удается, собирать вокруг себя мужчин – полных противоположностей ее мужа?

Я встала рядышком с видом, что всегда здесь стояла, и отошла только на минутку.

– О, Миля! – подвинулась ко мне Марина, оставив кавалеров. – Как ты вовремя! Сейчас Гордей будет петь!

– Он еще и поет?! – вылупила я глаза и пошатнулась на каблуках.

– Я просто с ума схожу, как он поет! И не я одна! Посмотри, сколько поклонниц. Сцену уже окружили. Сцена, конечно маловата для звезды такого масштаба, но зато, мне сказали, аппаратура отличная и акустика в старинных зданиях тоже…

– Марина, а как его на сцену будут затаскивать?!

– Кого?

– Монстра этого железного!

– Это ты о ком говоришь?

– Жуть такая, внизу стоит. Не ходит. Башкой крутит. Похабные реплики отпускает. Все с ним фотографируются.

– Миля, зря ты водку пила. Нельзя тебе. Только твое состояние тебя и оправдывает. И не смей говорить при мне ничего плохого про Гордея Платова.

– Платова? – начало доходить до меня.

– Да. Российской эстраде повезло, что на ее небосклоне засияла такая звезда!

Тут загремела музыка, и на сцене появился мой недавний чернявый знакомец. Я, конечно, сразу его узнала. И не водка стала причиной моей невнимательности. Ну, не интересуюсь я эстрадой. Ни Российской, ни какой-либо другой. Вот так получилось. Несмотря на это Гордея Платова я мельком видела на экране и песни слышала. Настя этого Гордея очень любит. Она вообще любит все патриотическое. А поет этот Гордей очень запоминающиеся и ритмичные песни про Русь-матушку, богатырей, гой-еси, и всякую другую казачью вольницу.

Гордей на сцене смотрелся изумительно. Поклонницы подпевали и верещали. Марина забыла и про мужа, и про добытых только что миллионеров. Мне же было стыдно. Я, разумеется, не поклонница его творчества, мне вообще не очень нравится, как он поет некоторые русские народные песни. Фольклор, на мой взгляд, не всегда удачно звучит в эстрадной обработке. Но речь не об этом. Мне надо было молчать, а не ляпать незнакомому человеку что попало. А так получилось, что я ему нахамила, а он повел себя очень вежливо. От изумления, наверное.

Поэтому я пошла извиняться.

Подгадала момент, когда Гордей после выступления остался в гримерке один, постучалась, вошла и сказала:

– Гордей, я пришла сказать, что…

– О, кого я вижу! – Гордей в рубашке – пародии ни что-то народное – держал в руках презентационную водку, не всю выпили, ему оставили, и, прислонившись к столу, пренебрежительно выдал: – Чего только девушки не придумывают, чтобы со мной познакомиться, но ты превзошла всех! Тебе бонус, детка! Песня от Гордея!

Я остановилась, едва сделав к нему несколько шагов. Он хлебнул водки и пропел:

– Ойся-ты, ойся! Ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся!

После чего захохотал. Зря я пришла извиняться. Расхотелось. Я же не нарочно ошиблась, и на знакомство не нарываюсь. Ну его, этого звезданутого на своей звездности!

И я мгновенно ему ответила той же песней:

– На столе сидит Гордей, девок завлекает, только что с девчонкой делать наш Гордей не знает. Ойся-ты, ойся! Ты меня не бойся! Уже ухожу я, ты не беспокойся!

Рифма получилась так себе, утешало то, что в русских народных песнях почти все рифмы на уровне «люли-люли» и «калинка-малинка». Зато танцу, с которым я удалилась из комнаты, захлопнув дверь, позавидовал бы любой горский ансамбль.

Небольшим утешением стали круглые от изумления глаза звезды и выпавшая из его рук бутылка водки.

В общем, вечер, кажется, не удался. Маринка уже взяла номера телефонов новых знакомых, и раздумывала, не погорячилась ли, пообещав не заводить любовника. Кандидатуры у нее имелись. А я всех мужиков прозевала. Когда пришла от звезды в плохом настроении, они заняты были – на каждом уже штуки по три бабы висли. Нельзя надолго миллионеров одних оставлять, даже старых. Не с кем про похороны поговорить.

Пройдясь из угла в угол, поглядев на почти пустой стол, поняла, что народ намерен расходиться. Вот тут-то случайно, до этого отчего-то не встретились, и застала Софью Павловну под ручку с каким-то мужчиной. Такой же, как все остальные здесь, лет сорока пяти, спортивного вида, белобрысый такой весь, еще чуть-чуть – и альбинос. Но в глазах мысли бегают, и все о чем-то серьезном. Будто не на веселой вечеринке мужик, а на тех самых похоронах.