Текст книги "Царевна вечной мерзлоты (СИ)"

Автор книги: Лариса Светличная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

3. Про Милю и билеты

Моё, это все моё, только моё, никому не отдам! Не отдам! Нет! И не просите!

Как же уберечь-то свое добро? Узнают ведь – отнимут. Их больше, они сильнее, и им тоже хочется премию к новому году. Но мне-то больше всех хочется. Я о ней с весны мечтаю. И теперь это все мое! Это мне принесли, а не кому-то! Для достижения цели хороши любые средства! И теперь это все моё, да. Радостно-то как.

Понимаю царя Кащея, который над златом чахнет. Но у него хранилище в подвале, а мне где укрыть такие ценности?! Негде! Что делать? Куда бежать? Тревожно на сердце. Отберут ведь, не пожалеют меня, горемычную. А я одна, совсем одна, как в старом фильме говорят «с моим здоровым коллективом». Вот коллектив меня без премии и оставит.

Распоряжение из ректората пришло еще в прошлом семестре. Кто его там придумал – неясно. Но интеллектом этот кто-то не страдал, а гордился его отсутствием. Иначе как расценить текст распоряжения, в котором черным по белому написано, что все преподаватели обязаны во внеучебное время заниматься повышением нравственных качеств, развитием кругозора, эстетической культуры и патриотическим воспитанием студентов.

Мы все, собственно, совсем не против этим заниматься, тем более в распоряжении сказано, что за каждое проведенное со студентами мероприятие преподавателю будет засчитано десять баллов. Мероприятия – это все что угодно: выступления на сцене, волонтерство, посещение музеев и так далее. И за каждое – по десять баллов. По итогам года лучший преподаватель получит премию. То есть, если я поставлю со студентами спектакль по какой-нибудь исторической пьесе, буду месяц мордоваться с репетициями и костюмами, то мне зачтут десть баллов. И если я за пару часов свожу студентов в ближайший музей и предоставлю в отчете не менее пяти билетов, то мне тоже поставят десять баллов.

Теперь несложно угадать, что выбрали преподаватели. Проводить затратные по времени и финансам театрализованные действа? Мы что, больные?

Возле каждого театра или музея есть отличные объемные урны. И если возле них подежурить… Понятно?

Я вот недавно в опере была. Выскочила в антракте из ложи, где сидела со спутником, и пошла по окрестностям со стоном: «Люди добрые, кому не жалко билеты, они же вам все равно не нужны, отдайте мне, начальник для отчета о культурных мероприятиях требует!». Этим жалобным стонам на любые темы я у соседского деда научилась. Он всегда так делает, и дожил до ста лет. Значит, все делает правильно, надо брать пример. Как говорится – пять минут позора, и вечная слава. Добрые люди пожертвовали аж шесть билетов, дай бог им здоровья. И еще два билета у меня были – мой и спутника. Правда, потом возник вопрос, куда их спрятать, потому что в сумку я затолкала вкусную семгочку и две котлеты по-киевски. Не себе, кошке. Ничего, отмылись билеты, я же их в салфетку завернула. Высохли и рыбой уже почти не воняют.

На кафедре все сразу вспомнили про знакомых. У кого знакомый в театре работает, и к той урне можно не ходить, все вынули. У кого-то в цирке, в музее, в кино. Только у меня знакомых в театре нет. Был один, так на него декорация упала, еле жив остался. Не везет мне, в общем.

Хорошо, что я весной подсуетилась. Я, если честно, ни на что не рассчитывала. На что можно рассчитывать при общении со студентами? Но попробовать стоило. Ну, я им и сказала, что те группы, которые мне принесут до конца сентября мешок билетов на разные мероприятия, получат на экзаменах и зачетах скидки, льготы и бонусы.

Студенты на меня посмотрели, мысленно покрутили пальцем у виска, те, кто сидел на задних партах, в реале покрутили. Но, как оказалось, к сведению приняли. И вот сегодня старосты групп принесли мне огромный черный мусорный пакет доверху набитый…

– Билеты! – вне себя от счастья закричала я, когда в него заглянула.

Старосты групп ждали, что мне станет стыдно. Кому? Мне? Стыдно? Пусть будет стыдно тому, кто придумывает подчиненным подобные приказы. И это не я.

– Вы же сами сказали! – напомнили старосты групп.

– Договор в силе! – подтвердила я. – Знаете же, что если пообещала, то сделаю.

– Знаем, – ответили мне. – Поэтому и принесли.

Но все же они и поприкалываться хотели. Не вышло. Мое счастье было искренним, чистым и безграничным. Теперь премия моя. Они же мне все урны Москвы выгребли. Молодцы какие!

Теперь надо добычу спрятать и сохранить до момента сдачи отчета. Время на это было – все преподаватели кафедры пока на занятиях. Но когда они вернутся, то мне несдобровать. Я заметалась по помещению. Опасения мои были вполне обоснованными – мусорный мешок тонкий, а билеты в нем тяжелые. Домой не донесу, мешок порвется, и что тогда делать? С собой как обычно маленькая сумочка, в нее много билетов не затолкать. Где взять большую сумку? И быстро, чтобы коллеги не застигли и не обобрали до нитки. У нас коллектив дружный, принято делиться, а делать этого как раз и не хочется. Надо уносить добычу, а не в чем. Можно сбегать к завхозу и попросить несколько больших мусорных мешков, затолкать их один в другой, и тогда мешки не порвутся и билеты не выпадут. Но уходить с кафедры и оставлять билеты без присмотра нельзя ни в коем случае. Я рискую ничего не найти по возвращении. И уйти опасно, и оставаться нельзя. Что делать? Ситуация решающая, напряженная, критическая.

На кафедру вошла Марина. Она же на занятиях должна быть! Неудача-то какая!

– Миля, я думала, что ты уже домой ушла, – что-то почуяв, сказала она.

– Я решила еще поработать!

– Да?

– Планы семинаров обдумать…

– Да?! Зачем?

– Хочется. Марина, разве пара уже закончилась?

– Нет, еще минут через двадцать закончится. Просто пришли из учебной части и попросили студентов помочь что-то перенести из одного шкафа в другой. Самим лень. Я и отпустила.

– Понятно, – сказала я, осторожно пытаясь запихнуть толстое нутро большого мешка под стол. Не запихивалось.

– Что там у тебя?

– Ничего!

– Покажи!

– Это мое!

– Такое большое? Что там?

Марина вцепилась в мешок, который я не очень сильно держала, боясь порвать.

– Билеты! – в восторге прошептала Марина, протянув загребущие ручки к вожделенному сокровищу. Ей, небось, тоже премию охота.

– Мое! – напомнила я.

– Зачем тебе столько? – вкрадчиво заговорила Марина.

– Мое!

– Миля, мы ведь подруги…

– Мое! – вцепилась я в мешок.

– Зачем тебе премия? У тебя детей нет, тратить не на кого, а моей Ксюше надо всю зимнюю одежду менять, она из старой выросла. Свекровь, зараза, сказала, что ни копейки не даст. Мне бы премия очень пригодилась для ребенка!

– Мое! – старалась я не слушать уговоры.

– Тебе деньги не надо, честное слово! Тратить не на что.

– У меня кошка.

– Хочешь, я твоей кошке куплю большой пакет корма? Только отдай мне билеты!

– Мое!!!

– А давай поделим? Я же знаю, ты добрая, – как лиса возле вороны с сыром, ходила вокруг моего мешка Марина.

– Добрая. Но это мое.

– Так я же и не спорю. Я предлагаю поделить все поровну.

– Не дам!

– Жадной быть плохо, – огорчилась Марина. – Дружба и хорошие взаимоотношения с людьми – это то, что надо ценить в жизни!

– Я ценю. Но билеты не отдам.

– Не все, а небольшую часть. На новые сапоги и пальто для ребенка, которому не повезло с бабушкой. Ты же отзывчивая!

– Ксюша не сирота, у нее папа с мамой есть, прокормят и оденут!

– Ну, поделись! – не отставала подруга. – Никто же не поверит, что студенты на все эти мероприятия ходили! У тебя и студентов столько нет!

– Ничего страшного. Они сразу после лекций каждый день всей группой шли в музей. Потом в кино, потом в театр. И так каждый день весь семестр.

– И они еще живы? Не сдурели, бедные?

– Мне без разницы. Билеты не дам. Мое!

– Ну и не надо, – горько изрекла Марина. – И оставь себе. А что будешь делать, если начальство потребует фотографии группы на фоне всех этих музеев?

Я застыла возле своего мешка. Засада. Не видать мне премии.

– Я знаю, что делать, – вкрадчивым змеем-искусителем вилась возле мешка подруга. – У меня есть парочка знакомых, которые любую фотографию состряпают. И даже тебя в эту фотографию впихнут, будто бы ты лично водила студентов в музей.

– Ладно, поделюсь…

Сердце болело и рвалось из груди раненой птицей, а куда деваться? Может быть, и не потребуют фотографии, но раз Марина об этом подумала, но и начальство может подумать и напакостить. Так что придется подстраховаться. Но билеты все равно очень жалко.

– Марина, а сколько там до конца пары осталось? Пять минут? Сейчас нам со всей кафедрой придется делиться!

– Не придется! – ответила искрящаяся счастьем Марина.

– Думаешь, я почему здесь сижу?

– Почему?

– Мешок не могу унести, порвется!

– Так, Миля, никуда не уходи, карауль наши билеты, я через минуту вернусь, только сбегаю в кладовку в учебную часть!

Марина унеслась и вернулась, как и обещала, через минуту. С большой сумкой. Просто огромной! Непрозрачной, с двумя крепкими ручками. То, что нужно. Немного пыльная, так это не беда.

Я даже не успела оплакать утраченную для меня навеки часть билетов, которая по договору скоро перейдет к Марине.

– Быстро помогай! – крикнула она расстроенной мне, и мы вместе затолкали мешок в сумку и закрыли на молнию. Теперь не порвется.

Как раз вовремя. Начал приходить народ после занятий.

– Что у вас в сумке?

Сумка-то очень большая, ее всем видно и интересно.

– Ничего. До свидания, мы уже уходим! – помахала рукой Марина, и мы поволокли сумку на улицу.

Остановить нас и обыскать никто не догадался.

На улице мы поймали машину и повезли билеты ко мне. Марина предлагала ехать к ней, но я осталась непреклонна и от своего слова не отступилась. Доверяй, но проверяй. Нет, ясно же, что свое счастье надо беречь, спугнешь – улетит. Или унесет его кто-нибудь, желающих много.

В моей квартире мы занялись тем, что начали раскладывать билеты, которые перепутались в мешке, в кучки.

– Миля, будь внимательнее, там есть в одни музеи, но на разные даты! Раскладывай по датам!

– Знаю…

– Музеи на диване, Театры на подоконниках, остальное на полу! – командовала Марина. – Не меньше пяти билетов на каждое мероприятие! Если обманули – собирай старост и устраивай разборку!

– Не обманули, они же знают, что я проверю. Ты говорила про знакомых, которые умеют фотографии делать?

– Да, Настя умеет.

– Настя?! – схватилась я за голову руками. Надо же, как я лоханулась. Она же с любой техникой дружит, конечно, умеет.

– Настя! – с довольной усмешкой наблюдала за мной подруга, но увидев мое неподдельное горе, пожалела: – Кроме Насти есть еще студенты. У них полно фоток всего факультета, всех групп.

Тогда ладно, отошла от горя я, у Насти нет фотографий факультета, и взять ей их неоткуда. А то ж я чуть не упала, засыпавшись сверху билетами, услышав ответ подруги.

Мы рассортировали почти все: складывали билеты, скрепляли их, написав, какая это группа и куда она ходила.

Нас прервал Андрей. Я еле дошла до двери, чтобы ему открыть после звонка, потому что боялась повредить разложенные везде билеты.

– Привет, сестра! – поздоровался он. – Ты не одна?

– Привет, заходи. Марина в гостях.

– Марина, здравствуй, давно не виделись!

– Андрей? – промурлыкала Марина, забыв про билеты. – Мы вообще очень редко видимся!

Ее очарование пропало даром, в который раз. Брат с самого детства раз и навсегда решил для себя, что все подруги младшей сестры, это тоже почти что его младшие сестры. И вел себя с ними соответственно. Только вырос и по носу их щелкать перестал, и мелочью обзывать перестал. А меня не перестал.

– Ух, да у вас тут прямо как притон фальшивомонетчиков!

– Похоже? – не оставляла попытки казаться обольстительной Марина.

– Или филиал полиграфического комбината.

– Что ты сказал? – подскочила я, рассыпав пачку уже проверенных билетов.

– Осторожно! – воскликнула Марина, сразу поняв, что билеты для нее намного важнее моего брата.

– Я сказал, что вы эту ерунду печатаете, что ли?

– Ну конечно! Как же я сразу не подумала! Их же можно напечатать! По одному билету мне студенты принесут запросто! А остальные можно напечатать!

Я села и задумалась, как осуществить этот весьма перспективный проект. Не деньги же я буду подделывать, а билеты начальнику. Это же не преступление, а небольшой такой, маленький совсем обманчик. И кого обманываем? Начальника! Это вообще не считается. Нечего ставить перед подчиненными идиотские требования и невыполнимые задачи. Вот так.

Пока думала, чуть не пропустила, как подруга собрала все билеты в сумку и понесла ее к двери. Такую тяжелую, мы ее вдвоем еле донесли.

– Ты куда? – очнулась я.

– Домой пора, к мужу и ребенку.

– А сумку мою куда понесла?

– Это наша сумка! Ты же поделилась!

– Вот именно, поделилась! А ты всю сумку понесла!

– Всего лишь до порога! Не стоять же ей посреди комнаты!

– Девочки, – встрял Андрей. – Это вы о чем?

– Отстань! – хором рявкнули мы, сверля друг друга глазами.

– Ладно, – не стал спорить Андрей. – Я пошел пить чай. Присоединяйтесь.

Мы не пошли. Сели прямо у порога и стали билеты делить. Сговорились на тридцать процентах для Марины. Я проценты считала мгновенно, но мы разошлись во мнениях, считать по количеству мероприятий, или по количеству студентов. Подруга пыталась загрести те кучи, где больше билетов.

Через полчаса все поделили, и Марина ушла, невероятно счастливая, даже пританцовывала. У меня настроение было совсем плохим, билетов осталось мало. Нет, я понимала, что их очень много, но все равно ведь мало!

Андрей пил чай и мысленно ржал над нами. По его роже сразу видно.

– Что, сестра, в каждой работе свои минусы?

– Да, а зарплата вообще стремится в минус.

– Тяжко?

– Ничего, учебный год только начался. А ты по какому поводу пришел?

– Чтобы навестить сестру, нужен повод?

– Раньше нужен был.

– Есть повод. Гроб.

– Как, и у тебя тоже? – охнула я.

– Что тоже?

– Гроб в доме?

– Тьфу на тебя! Просто я подумал и решил, что ты меня не обманывала. Был гроб. А пока ты уходила, его унесли.

– Веришь? – обиделась я. – А раньше почему не верил? Может быть, я над тобой так пошутила?

– Нет, такие шутки не в твоем стиле.

– Тогда меняю стиль и шучу дальше. Меня, кажется, хотели топором пристукнуть.

– Ну-ка, рассказывай с самого начала и подробно!

Ну, ладно, если он решил мне поверить, расскажу, что сама знаю.

4. Про Милю и компенсацию

Андрей слушал, выдвинув вперед нижнюю челюсть, совсем как в детстве, когда хотел с кем-нибудь подраться. Но детство давно в прошлом, а когда я закончила рассказ жалобой на найденный топорик, брат зло прищурился и жестко сказал:

– Они заплатят.

Неправ тот, кто думает, что это просто образное выражение, и брат хочет набить морду обидчикам сестры. Если Андрей говорил «заплатят», значит, он именно это и имел в виду.

Брат, как и я, являлся позором семьи. Но если я была всего лишь старой девой, что вызывало у окружающих скорее жалость, чем какие-то другие чувства, то брат был адвокатом. А этот грех в нашей семье не прощался. Следователя бы еще пережили, даже рядового юрисконсульта. Стиснули бы зубы и пережили. А вот адвокат – это плохо, так нельзя. Мама все время говорит, что адвокатура – кладбище юристов. Адвокаты – вообще не люди. Только с виду как люди, а на самом деле – совсем нет. Вроде как вампиры. Просто притворяются. И вообще адвокат это не карьера. Нормальные юристы в судьи идут, а не в адвокаты. И горюют все по Андрею, будто он не в адвокатуре, а в тюрьме. Но родня говорит, что это почти одно и то же.

Андрея все устраивает, он доволен работой, счастливо женат на красавице Оксане, и воспитывает двух замечательных сынишек, моих племянников, от которых я без ума. Они вообще самые лучшие дети на земле.

Андрей адвокат к большому огорчению моей мамы, которая надеялась, что он станет, как и она, судьей. Но он не захотел. Он вольная птица, в рамки не засунешь. Но мама говорит, что мужчина к тридцати пяти годам уже должен думать головой и сделать хоть какую-то карьеру. Остальные с ней соглашаются. Тетка солидарна с мамой, а я солидарна с братом. Если ему хорошо, то я за него рада.

– Значит, ты утверждаешь, что, во-первых, в твоей квартире без твоего разрешения неизвестные лица разместили гроб, во-вторых, не признались в содеянном, когда ты вернулась, и в третьих, намеревались нанести тебе телесные повреждения?

– Утверждаю. Только доказать не могу.

– Вместе сможем. Поразмысли надо всем этим в свободное время, ты хорошо соображаешь. Я тоже по своим каналам поспрашиваю. Вместе разберемся. Мне очень не нравится то, что произошло.

– Будто бы мне нравится…

– У меня не так много двоюродных сестер, чтобы ими разбрасываться.

– Я знала, что ты мне все равно поверишь! Подумаешь хорошенько, поймешь, что у нас в роду шизиков не было, которым гробы мерещатся, и поверишь!

– Что будем делать с компенсацией? – спросил брат.

– Какой?

– Которую тебе заплатят за этот гроб.

– Шкура неубитого медведя. Еще не заплатили.

– Надо заранее решить. Сколько ты хочешь? Или что ты хочешь?

– Давай на твое усмотрение, ладно?

– Договорились.

Я налила себе чай, а купленное вчера печенье почти доел брат, аж две пачки. И чай тоже скоро прикажет долго жить, а коробка большая, я думала, надолго хватит.

– Зачем вам с Мариной театральные билеты? – спросил брат, показывая, что тема гробов сегодня закрыта.

– Для отчета. Обещали дать премию тому, кто проведет со студентами больше всего мероприятий.

– Не дадут тебе эту премию.

– Как не дадут?! Дадут! У меня больше всех билетов!

– Ты же с Мариной поделилась.

– Марина в театре пять раз в жизни была, два из них в цирке.

– Все равно не дадут тебе премию.

– Дадут, – надулась я. – Не каркай! Кому же тогда, если не мне?

– Начальнику.

– Я ему не скажу про билеты. Сама отнесу!

– Милана, даже я не поверю, что можно провести такую массу мероприятий. Если тебя проверят и спросят у студентов? Обязательно же найдется гнида, которая скажет, что ты врешь.

– А теперь давай выпьем за здоровье того идиота из ректората, который придумал сдавать отчет не за учебный год, а за календарный! – провозгласила я тост так громко, что кошка, которая в этот момент залезала в форточку, удивилась и чуть не свалилась на пол.

– И что это значит? – не понял брат.

– То и значит. Отчет сдавать в конце декабря, а выпускной был летом! То есть выпускников уже почти невозможно найти и спросить. Можно отыскать старост групп, это не проблема, их контакты есть. Но они нашему вузу уже ничем не обязаны, и там такие старосты, что трое пошлют любую проверку по известному адресу, одна из старост вообще дура, а оставшиеся подтвердят что угодно, даже, что первыми на Луну слетали! Так что премия моя! Это факт.

– Мечтай, мечтай. Вот что точно, так это будет у тебя компенсация за то непотребство с гробом, которое здесь учинили без твоего на то согласия. Большая компенсация, в разы больше мифической премии. Или я тебе не брат.

Вот и хорошо, решила я. Будет у меня и премия, компенсация. Мне, пожалуйста, всего и побольше. И гроб назад верните, он мне понравился.

Кошку заинтересовали пакеты с билетами. Она бродила вокруг них, а я ее гоняла. Порвет еще или испортит. Кошка же настойчиво совала в пакеты морду и скребла лапой. Вот что ей там надо? Неужели не понимает, что для нее стараюсь? Ей же только лучше жить станет, если мне дадут премию. И зачем укладываться спать прямо на мешки? Другого места нет? Кошка же считала, что пакеты – самое подходящее место для ночлега, и пыталась на них взгромоздиться. Соскальзывала, цеплялась когтями, но не сдавалась.

Я позвонила Яне. Дело важное у меня к ней. То есть не к ней, но все равно к ней.

– Яночка, привет. Мне надо поговорить с Витьком.

– Привет, Миля. Не надо.

– Надо.

– Не надо.

– В твоем присутствии, – настаивала я.

– Все равно не надо.

– Как хочешь. Я честно предлагала. Позвоню ему, и пусть он сам решает, хочет ли со мной разговаривать, но уже без тебя.

Мы обе понимали, что он обязательно со мной поговорит, придет, куда я скажу, а Янке наврет, что был на работе. И ведь мне с ним поговорить-то надо всего пять минут и по делу. Лучше бы подруге согласиться. Она и согласилась.

– Приходи вечером в гости. Мы с тобой давно не виделись, надо посидеть за рюмкой чая, посплетничать.

– Яна, только не чай! Мне от него уже дурно.

– Ладно, приходи, разберемся, что пить будем.

– Жди вечером. Спасибо.

Прохладно пообщавшись с лучшей подругой, еще раз сделала внушение кошке о том, что надо бережно относиться к имуществу, но она на этом имуществе уже спала. Теперь пора было заняться важным делом – навестить квартиру Василисы с ее дедом, гробом и вчерашними похоронами.

Дорогу я знала, дошла шустро, поднялась по лестнице, подняла руку позвонить, но из квартиры вышли люди, и я зашла так. Поздоровалась в пространство, незнакомые люди мельтешили в разных направлениях. Попросила кого-то позвать хозяйку. Василиса выглянула из комнаты. Я сделала тупое и наивное лицо и затянула:

– Извините, пожалуйста! Я вчера была здесь, приходила за ключами. Я уезжала на выходные, отдала их своей маме, а мама отдала их соседке Люде, а Люда тоже уехала со своей мамой, которая болеет, и передала ключи своей однокласснице, а она ногу повредила и вам их отдала, а вчера они должны были сюда прийти, но задержались!

– Чего?

– Я вчера за ключами приходила, – заново затянула я, но объяснить более подробно и развернуто мне помешали.

– Ты же забрала свои ключи! – вспомнила Василиса.

– Да, большое вам спасибо. Только я где-то здесь розового дельфинчика потеряла!

– Чего?

– Дельфинчик. Розовенький весь такой, блестящий.

– Нет, не приплывал.

– Он от брелока отлетел. Можно поищу? Я быстро. Это мой любимый дельфинчик!

– Поищи, – разрешила Василиса, и добавила, снова скрываясь в комнате: – Может быть, на пол куда-нибудь упал.

Конечно, на пол, куда же еще. Я его вчера собственноручно под шкаф бросила. Так, просто на всякий случай. Подумала, что повод вернуться сюда может пригодиться. Вот и пригодился, даже скорее, чем я ожидала.

Пройдя везде с грустной физиономией и уперев взгляд в пол, остановилась возле деда, который сидел в пустой уже комнате. На столике фотография, возле нее стакан водки с куском черного хлеба, свечка горит. Весь народ на кухне продолжает поминать, а он здесь сидит. Посмотрела на черно-белую фотографию столетней давности. Он сейчас скажет, что это его мама. Но по качеству фотографии – это может быть кто угодно, даже переодетый мужик. И даже я могу быть.

– Это моя мама, – пояснил мне дед. – Красивая, правда?

– Очень, – без возражений согласилась я.

– Сейчас и нет таких красивых женщин, – осмотрев меня с головы до ног, сделал вывод дед. И как только всем удается говорить мне гадости на пустом месте, как будто так и надо?! – У нее волосы черные, а кожа белая-белая, как снег! И такая молодая была.

И если он мне сейчас продолжит рассказывать сказочку про Белоснежку, то лучше я отсюда пойду. Но он не стал, замолк.

– Сочувствую, – подобающим дежурным тоном сказала я.

– Ей там холодно.

Кажется, деду требуется срочная психологическая помощь. Жаль, что я не психолог, и не знаю, как надо действовать. Если только как в том анекдоте. Стоят два психолога на остановке, один говорит: «Что-то автобуса долго нет», второй отвечает: «вы хотите поговорить об этом?». Елена когда-то рассказала. Она много анекдотов про психологов знает, а я – про юристов.

– Расскажите о ней, – следуя анекдотной рекомендации, попросила я, присев рядом на стуле, и лицо сделала доброжелательное.

Дед словно того и ждал. Его как прорвало.

– Она даже не поверила, что я ее сын! Не поверила! Мне! А я убеждал ее, доказывал, что люблю ее, плакал и умолял ее не закапывать! Она обещала, что мы летом поедем на море! Я же не хотел, чтобы ее закапывали, я ей говорил. Она мне не верила! Просила ее выпустить. И сказала, что ей холодно. Ей там сейчас холодно. Мне не верят.

– Я верю, – кивнула я после сумбурных высказываний деда. – Она очень хорошая, и очень вас любила. Просто она еще не все поняла, но она поймет.

– Ты думаешь?

– Конечно! Вы же ее сын! Она очень-очень хорошая.

– Я знаю! Я хотел с ней еще поговорить, но пришел покойный папа, и велел маме не мешать!

– И папа тоже?! – вышла я на миг из образа ласкового собеседника.

– Он давно очень утонул, даже тела не нашли.

– Скажите, где вы с ними разговаривали, в Москве или в Магадане?

– Когда я гроб открыл, так мы и разговаривали.

– Где это было? – переспросила я.

– Возле гроба и было. Она от него не отходила, зачем ей от него отходить?

– Действительно, зачем…

Дед что-то стал объяснять фотографии, забыв про меня. Пора заканчивать оказание психологической помощи, пока сама не рехнулась. Я с большим трудом вытащила из-под шкафа закинутую туда часть брелока, за этим занятием меня Василиса и застала.

– Нашла?

– Да, спасибо! Очень вам благодарна! Скажите пожалуйста, извините за любопытство и бестактность, гроб с самолета сразу привезли в вашу квартиру? Или еще куда-то возили?

– Сразу сюда. А зачем тебе это?

– Ну, может, надо было куда-нибудь отвезти и оформить какие-нибудь документы?

– Нет, привезли сразу сюда, потом на кладбище, – заверила меня Василиса.

– Еще раз спасибо. Очень сочувствую вашему горю.

– Свечку поставь за упокой Ульяны.

– Да, конечно…

Значит, разговорчик деда с покойной родней состоялся в Магадане. И что-то мне подсказывало, что родня не была настолько покойной, как хотела убедить деда.

Нет, эти гробовщики должны мне две компенсации, а не одну. Они просто еще не знают, что не в ту квартиру свой гроб заволокли. Я не из тех, кто поплачет от страха и забудет. И брат мой не из таких. И вообще, мои предки были героями. Надо соответствовать. Так что пойду я к подруге, с парнем ее побеседую.

Подруга мне не обрадовалась, а собака ее, боксер Лапочка, был рад. Только от меня кошкой пахло, и это мешало установлению конструктивного диалога между нами.

Вообще-то мужики у Янки надолго не задерживались. Она после развода сильно свободной девушкой стала. Вот что значит обжечься на первой чистой и романтически-возвышенной любви. Но уже пора перебеситься. Вот тут ей Витек и попался. Отбить парня у подруги некоторые считают делом чести. Для Янки это было делом скорее не чести, а сильного удивления от того, что у подруги, то есть меня, вообще может быть парень. Я ж не такая эффектная красотка, как Янка. Свою ошибку подруга быстро поняла, Витек моим парнем не был, другом был, но отступиться от него она не решилась. По ее понятиям переход из категории «друг» в категорию «любовник» был стремительным. Так что подруга скоро установит новый рекорд в отношениях – почти три месяца. Мне назло. Жалко, что Витек в нее начал влюбляться, и относится он к ней хорошо. Страдать будет, когда она его бросит. Ну, не маленькие, сами разберутся.

– Миля, проходи. Чая нет, есть глинтвейн.

– Меня ж с него развезет сразу!

– Я твою порцию апельсиновым соком разбавлю.

– Давай.

Яна вмиг сделала глинтвейн, подала мне красивую кружку. А у меня бы вино выкипело, и кружка разбилась.

Лапочка сел прямо на мои ноги, обутые в тапки, он на полу сидеть не любил. Гостевые тапочки у подруги возле двери стоят. Мой размер. Сидим, пьем, всем хорошо.

– Виктор еще с работы не пришел, – сообщает подруга.

– Я подожду.

– Если он утром придет?

– Мы с тобой посплетничать хотели. И на работу мне только завтра после обеда.

– Миля, не прикидывайся, я не хочу, чтобы вы общались, ты же это знаешь, – и добавила с сожалением: – Ты ему нравишься.

– Я нравлюсь, а в тебя он влюблен. Понимаешь разницу? И я в него не влюблена. Но в моей жизни немного людей, к которым я хорошо отношусь.

– Ну да, твоя кошка из всех людей на первом месте.

– …Сказала девушка, которая трясется над своей собакой! – отсалютовала я ей кружкой. Она ответила мне тем же.

Некоторое время мы молча пили глинтвейн. Лапочка всей тушей улегся на мои тапки. Яна не выдержала молчания первой.

– Миля, знаешь, каково бывает, когда ты нужна мужчине только из-за денег?

– Яна, знаешь, каково бывает, когда ты нужна мужчине только из-за высокой должности твоих родителей?

– Туше! – засмеялась подруга.

– Мир, дружба, жвачка?

– А у нас с тобой разве не так? – округлила наглые глаза Янка.

– Именно так! – допила я глинтвейн, и тут пришел Витек.

Лапочка сел, когда он вошел в квартиру, но не насторожился, привык уже. Витек отметил пустые кружки явно не из-под чая, принюхался к вкусному запаху, перевел взгляд с одной полупьяной рожи на другую и сказал:

– Привет, девочки! Сплетничаете?

– Да, – призналась я. – О мужчинах.

– Не сомневался. О чем же еще сплетничать женщинам, как не о мужчинах?

– О нарядах? – предположила Янка. – О моде? О кулинарных рецептах?

– С Милей? О кулинарии? – поразился Витек. – Тогда уж о политике!

– Все меня обижают! – заглядывая в свою кружку, в надежде найти там остатки глинтвейна, огорчилась я. Кружка была пуста. – Начальники придурки, Марина билеты хитростью отняла, и Яна налила мало глинтвейна.

– Тебе хватит! – строго сказала Яна.

– Мало мне. Всего мало. Наверное, это кризис тридцати лет. Елена как-то рассказывала…

– Слушай больше эту двоечницу. Ее еще не отчислили?

– Не знаю. У нее спроси.

– Она не скажет.

– Да, не скажет.

– Девочки! – прервал нас Витек. – Чего загрустили? Все у вас хорошо – молодые, здоровые.

– Заметь, Яна, слово «красивые» он не сказал!

– Это подразумевалось само собой! – оправдался Витек.

– Но ведь не сказал!

– Он подумал, да, Витенька? А Миля у тебя что-то хотела спросить, да, Миля? Она сейчас спросит быстренько и домой пойдет!

– Да, спрошу и пойду, – закивала я. Глинтвейна еще хотелось. И Лапочка опять лег и ноги отдавил.

– Так чем могу помочь? – направил мои мысли в нужное русло Витек.

– Мне нужна информация по Магаданской диаспоре. Есть в Москве такая?

– Есть. Но у русских вообще с диаспорами не скрадывается. Не тот менталитет. Что именно тебя интересует?

– Что удастся узнать. И особенно как перевозят гробы оттуда в Москву.

– Все-таки гробы! – воскликнула подруга, стукнув пустой кружкой по антикварному столу. – Сколько можно!

– Яна, не отвлекай! С мысли собьешь!

– Миля, тебя невозможно сбить с мысли, у тебя в башке компьютер! И это клевета про диаспоры. Я вот в Бакинской состою! – гордо сказала Яна.

То, что она там, по-моему, одна русская, не в счет. Витек в это время думал, а заодно отнес в мойку обе кружки, пока Яна не сломала или их, или стол.

– Сроки какие? – спросил Витек, возвращаясь к нам.

– Чем быстрее, тем лучше.

– Как всегда.

– Мне надо план действий составить.

– Миля, не надо! А то опять священника с кадилом придется вызывать! – вскинулась Яна.

– Нет, я не о том, – отмахнулась я. – Брат обещал помочь.

– Андрей что ли? – пьяно захохотала Яна. Себе она соком ничего не разбавляла, и кружки очень большие.