Текст книги "Огневица (СИ)"

Автор книги: Лариса Шубникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ага. Пошел, – Боровой резво припустил через улицу и скрылся за забором Суропинским.

Некрас сделал шаг, второй и встал посреди дороги. Припомнил, как иголкой кололи мысли о Нельге, как снилась она и снится, как лихорадило его… Вздохнул глубоко и сказал, обращаясь непонятно к кому:

– Бабьи россказни. Любовь какая-то… Дурь все! – высказался и пошел по дороге, раздумывая о том, как сделает Нельгу своей, подомнет под себя на лавке, а там уж и отпустит его чудная огневица.

Знал Некрас не понаслышке, как оно бывает: горишь-пылаешь, а после первого раза все, как рукой снимает. И уж не красавица желанная пред тобой, а обычная девица, каких в мире этом великое множество.

Шел, радовался ясности, что пришла в его мысли, оглядывался на талый снег, на домки, на людей, что спешили по делам своим дневным, но споткнулся, застыл и забыл как дышать. Из-за поворота вышла прямо на него Нельга. Увидела, и таким взглядом одарила, что впору было лечь и умереть. Едва не спалила!

От автора:

Мена – упрощенно – обмен товара на товар за вознаграждение.

Глава 10

Нельга торопилась, хотела застать Квита на торгу, а как завернула за забор Зыковский, так и наткнулась на противного парня.

– На ловца и зверь… – голос у Нельги жесткий, ледяной. – Что смотришь? За что ты его? Зачем?

По глазам поняла – Квит разозлился, шагнул ближе и сверкнул темными очами.

– Я упредил, Нельга. По-хорошему не хочешь, будет по-плохому. Ай, забыла?

– Про меж нас дело. Ты к чему Тихомира приплел?

– Не поняла еще? По моему все будет. Теперь цена иная. Ночь мне должна и такую, какую я захочу, – Квит не шутил, не улыбался, а требовал, с того и поняла, что разговора путного не выйдет.

– Себе оставь Огневицу. Велика цена за нее. Моя память при мне. Матушку и без кругляша серебряного не забуду, – собралась уж уйти, но Некрас встал на пути.

– Нужна мне твоя Огневица, как седло корове. Иного хочу, и ты мне это дашь. А если вздумаешь препираться, знай, Тишку твоего в порошок сотру. Отделаю так, что сляжет навсегда. И род его до нищеты доведу. Одно слово Квита-купца и никто не купит рыбы Голодавой. Сей миг пойду на торг и прокричу, что продал он мне товар с червём. Нашепчу, что рыба та проклята и от нее хворь случается. А вот тогда и поглядим, как дорожит тобой Тишка снулый.

– Ой, ли? Болтаешь складно, Некрас, – с ненавистью высказала Нельга, уперлась злым взглядом в парня. – А ежели я Рознеговне все передам? И что ж тогда Цветава сделает, а? Не видать тебе Новиковского приданого, как своих ушей. Вон поди, в который раз прошу.

– Богатых невест много, иную найду. Да и кто тебе поверит? Рот заткнут, себя срамить не станут, – Квит подошел так близко, что Нельга уловила жар его тела и сделала шаг назад. Поняла – не шутит, сделает так, как говорит.

– Зачем я тебе, Некрас? Дурной ты. Не инако боги тебя разума лишили, – решила злость свою умерить. – Хочешь денег? Скажи, сколь надо. Золотой? Два?

После этих ее слов с Некрасом сделалось и вовсе чудное. В глазах его мелькнул свет странный, ожёг Нельгу горячо и скрылся скоро.

– Надо, значит. А золото при себе оставь. Без нужды оно мне. По закатному солнцу найдешь меня и сведешь туда, где никто не увидит. Не придешь – Тихомира не пощажу, – сказал и застыл: огромный, черноглазый, страшный.

– Ненавижу тебя. За все обиды сквитаюсь с тобой, – прошипела змеей.

– Напугала, аж затрясся. Я сам Квит, сквитаюсь поскорее тебя и побольнее, – сказал и пошел по дороге прочь от нее.

Одного Нельга не уразумела, отчего после ее слов злых показалось, что Некрасов взгляд затуманился болью. Или поблазнилось?

Она на месте стоять долго не осталась, пошла скорее по дороге к подворью Званки. Совет нужен был скорый и дельный. Богше сказать – рассердится, а того хуже с места сорвет и никогда уже Нельга не увидит Тишу, не отомстит Военегу Рудному. К дядьке Рознегу бежать и вовсе напрасное дело – дочь родную и жениха ее губить не станет из-за пришлой Сокур. Что же делать?

Шла и просила знака от светлых богов. Помянула всех: Ладу Праматерь, Макошь светлую, разумную, Рода великого Праотца и Перуна Воителя. Просила дать сил, разума и удачи.

День светлый померк, хрусткий снег не радовал скорым теплом, всего лишь злил тем, что идти было тяжко. Люди, что шли по своим делам виделись размытыми пятнами …уж не от слез ли?

До Званы не дошла, услышала злой холодный голос Цветавы:

– О чем задумалась, змея-разлучница? – красивая дочка Новика стояла у забора, куталась в дорогой зипун, смотрела ревниво.

– Цветава, с чего речи такие? – пришлось Нельге остановиться и ответить рассерженной сроднице. – Я провинилась чем перед тобой?

– Дурой-то не прикидывайся. Глаз свой бесстыжий на чужого жениха положила? Охаживаешь его, голову морочишь. Мышка-тихоня! Стыда в тебе нет, тварь пришлая. Отстань от него, мой он. Слышишь? Мой! – взвизгнула Рознеговна.

– Цветава, и в мыслях не было. Ты что говоришь-то? Не нужен он мне. Сама, поди, знаешь с Тихомиром я. Он мне люб, не Некрас, – Нельга попыталась утешить, унять ревнивицу.

– Золото Квитов глаза застит? На чужой каравай рта не разевай! – зло сказала Цветава, словно выплюнула.

Нельга сделала шаг к Цветаве, оглядела внимательно красавицу и не сдержалась. Выпрямилась гордо, сверкнула взглядом недобрым.

– За женихом своим следи сама. Чтобы не бегал опричь меня, и на других не заглядывался. Верьевьем привяжи к себе, сделай такое одолжение. Всем легче с того будет. А лаять меня, винить без вины не смей. Поняла ли?! – Нельга сверкнула недобрым взглядом.

Схлестнулись два взгляда – синий с зеленым – сошлись в схватке безмолвной и опасной.

– Вона как… – Цветава прищурилась, рот скривила. – А все тихоней прикидывалась. Глаза-то искры мечут. Я тебя упредила, и наново повторять не стану. Не лезь к Некрасу!

– Уши-то очисти, Цветава. Ужель не расслышала слова мои? – Нельга голосом надавила, но все без пользы.

И то верно. Ревнивицу наставлять и вразумлять – дело бесполезное. Свои мысли вперед всех лезут.

Замолкли обе и, не сговариваясь, разошлись в разные стороны: Цветава к хоромам своим богатым, а Нельга к Зване. Ступала Нельга ровно, с шага не сбивалась, все еще не отпускала ее злоба на клевету Цветавину. Уже у домка Красных становилась и окликнула брата Званкиного – Вторушу – что шел через двор и нес кадку тяжелую.

– Вторак, здрав будь. Званка-то дома?

– Не. Утекла в соседнее Белянино. Там свекровь у ней захворала. Звала к себе. Утресь и отправилась с отцом-то. Стой! Куда ты? Погоди, Нельга. Давай хучь поговорим, – парень посмотрел вслед девушке, что быстрым шагом шла по улице. – Эх, ядреная.

Нельге не до разговоров: растерялась, опечалилась. С одной стороны Некрас навис, с другой Цветава. А посреди них Тишенька ее любый. Ведь Некрас и убить может! Вирой* отплатит и выйдет сухим из воды. Квиты род богатый, золота в достатке – откупятся.

Шла мимо заборов, под ноги не глядела, и вывела ее дорога снова к дому Тихомира. Глянула через ворота открытые и вовсе разум обронила. Род большой, не голодный, но и не сытый. Детишек на подворье тьма, бабы снуют, месят весеннюю грязь худыми сапогами. Лиши их рыбы, так и вовсе род обнищает, распадется, по миру пойдет.

Как в тумане добрела до торжища и встала столбом перед лотком Сизых. Меж свежими хлебами приметила девушка нож с оплетенной рукоятью. Мысль родилась сразу – заманить Некраса в новый сруб, что стоял в дальнем углу ее подворья и припугнуть, а там и чиркнуть, если будет нужда. Вот только нож нужен поменьше, чтобы в руку лёг удобно.

– Не дамся тебе, постылый. Лучше сама себя порежу, – прошептала себе под нос, утвердилась в верности решения своего и отправилась домой: работа ждать не станет, деньга сама не прилипнет.

Солнце уже начало заваливаться за Молог, сияло не ярко, но и до темени еще далеко. Нельга тряскими руками устроила небольшой ножик в рукаве, поправила очелье, перекинула косу за спину и вышла за порог своего дома с высоко поднятой головой.

– Нелюшка, куда? – Новица окликнула с крыльца. – Когда к столу ждать? Или опять одной вечерять? Богша утёк на заимку и сидит там, как лешак.

– После, Новица, после.

За Нельгой калитка стукнулась, как отрезала – не вернуться, не спрятаться в доме под теплой шкурой. Воевать шла девушка: за Тишу, за честь свою.

Некраса увидела у домка старого Новиковского. Он стоял у воротец, смотрел по сторонам. Приметил Нельгу, и вроде как выдохнул. Заулыбался, но не глумливо, а как-то странно. С того Нельга удивилась, но вида не показала – злилась и боялась того, что надумала сотворить с молодым купцом.

Прошла мимо, кивнула незаметно, мол, за мной иди. Тот качнулся и пошел. Так и сделали круг – она впереди, он поодаль за ней – вернулись к подворью Сокуровскому и тихим порядком обошли забор, а уж в дальнем углу, пролезли в щель и вошли в новый сруб.

Солнце в окошко малое глядело, красило свежие деревянные стены розовым цветом, ложилось пятнами на бревна. Дух свежий, сладкий – сосновый. Стружка на светлом полу и две широкие лавки по стенам. Стол – большая домовина – только долбить начали. Стоял он посреди будущей гридницы, словно горка малая, изумлял своей неказистостью.

– Нельга, – Некрасов голос прозвучал глухо, напряженно и напугал девушку сильнее, чем сама мысль о том, на что она отважилась. – Зипун скинь.

Нельга сжалась, отошла от Некраса, что остался стоять у двери просторной новой гридницы. Разумно мыслить не перестала, поняла – скинет, нож перехватит незаметно и за спину спрячет. Так и сделала. Одежка плавно соскользнула с девичьего тела, нож остался в руке.

Некрас скинул и свой богатый зипун и шапку, бросил небрежно на лавку и двинулся к Нельге.

От автора:

Вира – древнерусская мера наказания за убийство, выражавшаяся во взыскании с виновника денежного возмещения. Также вирой именовалось денежное возмещение за другие преступления.

Глава 11

Квит себя не узнавал, не верил, что сердце его может стучать так громко, так быстро от одного только взгляда Нельгиного. Кровь бросилась в голову от ее покорности, от того, что не стала спорить с ним, сбросила по его приказу зипун, тихо отошла к стене и встала рядом с окном. Прислонилась спиной к светлым бревнам, голову вскинула и смотрела так, будто внутри нее пламя бушевало, гудело и рвалось на волю.

Он старался, пытался, упирался и уговаривал себя не бросаться, словно оголодавший волк на законную добычу, но не вышло. В три больших шага прошел гридницу, обхватил Нельгу крепко и приник жадными губами к ее шее, вдохнул запах ее медовый, едва удержался на ногах – голова закружилась, кровь вскипела.

Был бы в разуме, понял бы сразу – не так все и не то. В руках его была не девица живая, а столб: каменный, холодный, застывший. Но Некрас не заметил, целовал жадно.

Опомниться не успел, как почувствовал холод ножа на своей шее, а вслед за этим услышал тихий и опасный голос Нельги:

– А теперь Квит, меня слушай и слушай хорошо, ни единого слова не упусти, – глаза ее сверкали самоцветами, едва искрами не сыпали.

Некрас отпустил Нельгу, руки вдоль тела повесил и застыл. Нет, не боялся – выбить нож из тонкой руки дело простое – любовался. Светлые волосы повисли вдоль лица прядями красивыми. Румянец полыхал ярко на гладких щеках. Брови гнулись дугой, а губы дрожали, манили к поцелуям жарким.

– Слушаю, медовая, говори… – сказал тихо, ровно.

– Сей миг клянись, что не тронешь Тихомира. Велесом клянись! – нож в ее руке дрожал, дрожала и сама Нельга.

Квит понял – боится она. Его боится, себя и того, что замыслила. Ему бы злиться на упрямую девку, а он дрогнул. В груди тихо ворохнулось сердце, окатило теплом и нежностью непривычной. Стоял, смотрел на Нельгу и винил себя за эти вот губы дрожащие, ресницы трепетные. Сам удивился, когда разумел – поклянется. Этой чем угодно поклянется, все пообещает, лишь бы целовала, любила…

– Клянусь, Нельга. Не трону, – и снова любовался, а после и рассердился.

Ведь не за себя просила, за Голоду! Все мысли, вся боль сердечная ему, а Некрас как же? Чем хуже Квит снулого рыбака?! Себя сдержал, снова вернулся мыслями к тому, что после лавки жаркой отпустит его приворот Нельгин.

– Поклялся. Помни о том. Род его не смей пускать по миру. Снова клянись, Квит! – подступила ближе, почуяла силу свою.

– Снова клянусь, медовая, – дал ей подойти, улыбнулся и легонько по руке ее стукнул.

Нож с лязгом упал на деревянный пол, подпрыгнул разок и улетел под лавку. Нельга проворно отскочила от Некраса и бросилась вон из гридницы, но он поймал, зажал руки цепко, прижал к стене горячим телом и прошептал в медовые волосы.

– Куда собралась? Не договорили. Ты мне еще должна. Ай, не помнишь? – прошёлся жаркими губами воль щеки, мазнул румяные губы своими.

– Ты поклялся! Стыда нет? Страх обронил? – вырывалась, дергалась, а он не пускал.

– Поклялся, верно. Не трону ни Тишку, ни род его. А про себя, медовая, ты слова не молвила, – провел широкой ладонью по ее груди, нетерпеливо дернул ворот рубахи, да сил не рассчитал.

Треснул ворот запоны и беленый лён рубашки нательной, рубаха девичья раскрылась. Некрас почти ослеп: кожа белая гладкая, как шёлк, что видел он на княгине в Новом Граде, грудь высокая дрожит, в руки просится.

– Отпусти! Уйди, постылый! – Нельга извивалась ужом, пыталась укусить, но поняла видно, что с Некрасом ей не справиться и закричала.

Квит накинул большую ладонь на ее рот. Рукой дернул подол запоны девичьей и прошелся грубой лаской по ее ноге, по бедру, обхватил теплое, упругое. Чудом сдержал порыв жуткий, принялся целовать белую грудь.

Нельга не кричала уже, не билась. Замерла, поникла в его руках и глаза прикрыла. Некрас словно очнулся! В малое оконце солнце закатное било, ложилось кровавым отблеском на кожу Нельги, красило причудливо. Но не эта красота дурная сбила Некраса, а жилка трепетливая, что билась на шее девичьей.

Вмиг плотское слетело с Квита, остались только горечь и злоба на себя самого. Никогда не брал женщину силой, не мучил, не радовался девичьим слезам. А что же с ней, с Нельгой так-то? Ведь дорога ему, так дорога, что странно. Обидел ее, а себе самому еще горше сделал.

Опустил подол, обнял дрожащую Нельгу, прижался лбом к ее лбу и сказал немыслимое, нежданное. Язык сам с себя стряхнул тихие слова:

– Медовая, хоть на миг полюби меня… – сказал и понял – только того и хочет.

Потянулся ладонью, забрался под косу, лицо ее к себе повернул и на себя смотреть заставил.

Она глаза на него подняла, распахнула широко, удивленно и всмотрелась внимательно. Миг ничего не говорила, а уж потом взгляд ее потемнел, ожёг ненавистью.

– Никогда.

Слово это больно ударило Некраса, словно в сердце ткнуло длинной иголкой.

– Ужель так противен тебе? – и голос дрогнул.

– Сколь раз тебе говорила – постылый ты, – она и сама шептала тихо, тревожно.

Не снёс слов ее злых, обидой залило. Оттолкнул от себя Нельгу, сделал шаг от нее, встал посреди гридницы.

– Полюбишь.

– Чего?! – удивилась сильно, забыла, что рубаха чуть не до пояса распахнута, рукой не дернула, чтобы свести края и не мучить Некраса красотой белой.

– Того! Сказал меня люби, значит так и делай, – и понял, что говорит нелепое, а смолчать не смог.

– Да ты совсем дурной… – опомнилась, рубаху на груди запахнула, но смотрела в Некрасовы глаза ошарашено. – Кто же любит по наказу? Ты ополоумел, Квит.

– Уж постарайся! – злился, голосом давил. – Не отстану.

– Некрас, опомнись. Я Тихомира люблю и кроме него мне никто не надобен. Ты слышишь ли?

– А ты меня слышишь? Сказал – меня люби, Нельга. Я клятвы не нарушу, слово Квита верное, но о тебе я не клялся, зарока не давал. Полюби, – упрямым взглядом жёг растерянную Нельгу, да и сам себе изумлялся.

Она молчала, только дышала тяжело – грудь высоко вздымалась. Слёз не лила, и Некрас вновь изумился ее характеру непростому и крепкому. Такой и у парня-то редко случается.

– Откуда ты взялся? За какие мои дела послали тебя боги светлые? Донимать меня, мучить. Что тебе до меня? Зачем сдалась? Невеста есть и не какая-то там, а сама Цветава Новик. Глаза-то раскрой, оглянись, – и увещевала, и удивлялась.

– Знать бы! – рассердился Квит. – Тебя послали мне в наказание! Что уставилась? Глаза эти твои окаянные…

– Дурной! – Нельга сжалась, но смотреть не перестала, глядела сердито, но Квит приметил в зеленых глаз страх отчаянный.

– Вот что, Нельга, я завтра уеду. Ты погоди радоваться-то, еще не все сказал. Ты мне теперь зарок должна. Тишке своему разлюбезному не давайся! Слышала? Месяц сроку тебе даю. Меня полюби!

– Некрас, выходит, я тебе кругом должна! Не ты ли меня сильничать пытался вот токмо что? Ничем я тебе не обязана! – взвизгнула Нельга, зло, но и испуганно.

– Распищалась! Так-то я не ушел еще. Допросишься! – брови сдвинул, напугал девушку. Но сам знал наверняка, что не посмеет более обижать и брать насильно.

– Не дам я тебе никаких сроков! Любить не стану! – выкрикнула и пошла к выходу.

Не пустил Некрас, не смог. Обнял тихо, согрел нежными руками.

– Станешь, Нельга. И чего препираешься со мной? – ухватил застывшую девушку за подбородок и поцеловал.

Никого так не целовал, никогда. Утешал, успокаивал, тепло дарил и защиту. Все в этом поцелуе слилось. На малый миг показалось Некрасу, что губы ее дрогнули, отвечая, но только на миг.

– Зарок. И отпущу, – оторвался от нее с трудом, задышал тяжело.

Она замерла, посмотрела так, словно душу его видела и кивнула тихо.

– Бери Огневицу свою и на ней клянись, – с теми словами вытащил из-за пояса проклятый оберег и протянул Нельге, а та коснулась его большой ладони горячими пальцами, ухватила нить перетертую и зажала в кулачишке. – Жду, Нельга.

– Что б тебе… Клянусь! Пусти нето! – толкнула Некраса в грудь, а тот отступил, противиться не стал.

– Смотри, приеду – проверю.

– Чего? Как это? – Нельга быстро захлопала ресницами, похоже, догадалась, что купец хотел сказать.

– Так это. В следующий раз не отвертишься, медовая, – сказал и ослепил яркой улыбкой, зубами белыми блеснул. – Дыши, Нельга, дыши. И меня люби.

Нельга злости не сдержала!

– Тебе откуль знать? Может я его уже, а? Люблю без вено, и он любит! – После тех слов Некрас прищурился, оглядел сердитую девушку и хохотнул.

– Мне-то не ври, Нельга.

Подхватил одежки свои, двинулся к двери, но на пороге остановился, обернулся и спросил:

– Ты почему Тихомиру не сказала, что я прилип к тебе? Почто защиты у него не искала, медовая? Ведь не пень какой, а мужик, – огрел взглядом чудным.

Ответить не смогла, так и стояла посреди гридницы, сжимала в одной руке оберег, другой прикрывала себя разорванной одежкой.

– Молчишь? Ну, молчи. Обидит кто – мне говори. Не скажешь – сам прознаю. Жди меня и люби, – толкнул дверь и вышел в весенние сумерки.

Накинул зипун, шапку на голову натянул, словно во сне. Как из забора лез не понял, брел по улице, будто в тумане плыл. Остановился, прихватил ледяного талого снега с забора и в лицо себе кинул. Потом стер большой ладонью крупку льдистую и вслух выругался.

– Девка окаянная! Лешачья дочь! Все нутро перевернула! И я дурень, вот как есть дурень! – обругал себя и двинулся к своему домку.

Дорогой все рычал, все ругал себя: то останавливался, то снова шел. Добрался до подворья, уже у ворот сдвинул шапку свою богатую на макушку и засмеялся. Громко так, на всю улицу. Продышался и пошел к крыльцу, где уже отец стоял и Местята опричь него топотался.

Не заметил Некрас двух старух, что с интересом наблюдали за его чудачествами.

– Глянь, у Цветавы-то жених тронулся, умишком ослаб. То волом бредёт, то жеребцом ржёт.

– А кто их родовитых разберет? Можа игрища у них такие. Иди уж, глазастая. Вона, дед твой снова за бражкой попёр. И куда в него лезет?

Глава 12

– Новица, не спишь? – Нельга прошла в гридницу и тяжко опустилась на лавку, не сняв зипуна. – Что-то знобко мне. Баньку бы…

– Нелюшка, что ты? – Новица подошла, приложила теплую ладошку к холодному лбу девушки. – Нет огневицы, спаси тя Макошь. А в баньку-то сходи. Я холопа кликну, чтоб растопил.

Она за дверь вышла, а Нельга и не шелохнулась. Так и сидела бездумно, пока Новица не прокричала, что готово все.

– Идем нето, попарю тебя, – манила вдовица.

– Сама я. Тут будь, – взяла узелок с чистым и пошла по темному подворью в теплый банный сруб.

Предбанник встретил запахом трав, светлым паром. Нельга скинула порванную одежку и ступила в жаркие клубы. На полати уселась, голову опустила и заметила на груди белой пятна – следы жадных Некрасовых поцелуев. Миг разглядывала привет Квитовский, а потом руками лицо закрыла и зарыдала.

За все отплакалась: за испуг свой, за Тихомира, за мысль страшную – лишить человека жизни. Так и сидела в жаркой парной, лила слезы, а уже потом и поняла – легче стало, яснее. Мысли уже не трепыхались, беспорядком своим не донимали.

– Дурной! Что б ты…Что б тебе… – сердилась Нельга, а слов подобрать не могла. – Зарок ему, любовь ему! Морда наглая, глаза бесстыжие!

Паром легким нежгливым сняло с Нельги все дурное, грязное и постылое. К хоромам брела не печально, а всего лишь устало. Свалилась на лавку уже сонной, почувствовала только, как Новица укрыла сверху теплой шкурой и лучину затушила. Вот ее-то шипение, возня самой Новицы на соседней лавке и спугнули Нельгин сон.

Странное дело – вот только что глаза сами закрывались, а теперь не заснуть, не уняться. И так повернулась, и эдак прилегла, а сон не шел! Уже и Новица засопела покойно, и утихло подворье, по которому бегали холопы, завершая дела дневные, а Нельга все не спала, все думала.

Некраса помянула тьму раз, все сердилась, все кляла купца молодого: за пыл неприятный, за силу, за приказы его дурные, за улыбку до того уверенную, что становилось злостно и хотелось смахнуть ее с наглого лица рукой. Когда уж по десятку раз помянула все его окаянства, тогда и задумалась.

Ведь пожалел, не ссильничал, оберег отдал и ….приласкал. Вот тут Нельга подхватилась и на лавке села. Поцелуй, что подарил Квит на прощание, взволновал ее. Крепкий, но и нежный. Вроде как сберегал, утешал, голубил и все сразу. И не хотела думать девушка о таком, а память подкидывала, подзуживала и до того доняла, что Нельга полыхнула жарким румянцем.

Еще раз помянув недобрым словом Квита, Нельга все же, устроилась на лавке, собралась в сон провалиться, а мысль последняя не дала. Вспомнила слова Некраса о Тихомире и задумалась.

– Чего, чего… Не рассказала, стало быть не захотела… Зачем Тишу маять понапрасну дурными-то вестями? – шептала вслух, будто с Квитом переругивалась.

А чуть позже и уразумела – Тихомир для нее, словно крыло голубкино: тепло и нежно. А вот чтобы защитником, так Нельга никогда и не мыслила о красивом парне. Шевельнулось в душе неприятное, обидное для Тишеньки, но Нельга отогнала от себя все дурное, улеглась на бок и в тишину прошептала:

– Что б тебе, Некрас, не спалось так же, как и мне. Вертись и виновать себя, охальник, – кулаки сжала. – Век ждать будешь любви моей, паскудник, не месяц!

А уж потом и подумала – месяца-то может и не быть. Военег Рудный в любой день мог приехать, дружину свою привести. А там уж только светлые боги ведают, убьют Нельгу сродники его, нет ли. Помстит, сведет на тот свет обидчика и сама станет кровным врагом роду Рудных. И ни Тихомира, ни любви… Одна радость – Некасу она тоже не достанется.

Утро встретило Нельгу ясным солнышком, легким морозцем – весенним, последним – и вкусным запахом распаренной каши. Новица толклась у стола, принимала из рук холопки миски дымящие и на стол ставила. Густо лила на варево желтого масла, хлеб утренний крушила ломтями.

– Проснулась? А и поздно ты, Нелюшка. Иди нето, каша поспела.

И правда, поспела. Нельга и подскочила. Слетала по легкому морозцу на двор, умылась в сенях, косу сметала туго и села утричать. Новица говорила, говорила… Все о Военеге, о помщении, о дурман-траве, что давно уж была припасена. Нельга слушала, кивала, но сама не отвечала – знала, что Новица ее не услышит. Умом тронулась уже давно, лишили боги ее понимания и разумения.

– Нелюшка, здрава будь, – нежный, тихий голос послышался в сенях.

– Белянушка? Случилось что? – Нельга с лавки подскочила, прихватила под локоток молодую женщину на сносях. – У дядьки Рознега?

– Что ты, что ты… Все тихо, хорошо, – Беляна, Новиковская меньшуха, тяжко опустилась на лавку, улыбнулась кротко и светло. – Меня Снежана послала. Нынче Некраса провожаем, так надо всем сродникам быть. Идем нето. Обычай соблюсти надоть.

Нельга задумалась, промолчала. Беляна не торопила с ответом, покорно ждала слов. А и как не быть покорной? Младшая жена в дому едва ли не чернавка. По крайности до тех пор, пока не понесла от мужа. Злых и своенравных меньшух не бывает, не каждая идет последней в род, зная, как нелегка такая доля.

Беляна чуть не единственная из всех Новиков, кроме дядьки Рознега, что привечала Нельгу. Снежана все волком глядела, скалилась. Сыновья Новиковские норовили цапнуть за девичье, округлое, Цветава и вовсе не терпела рядом с собой девиц, хоть сколько-нибудь пригожих. С того Нельга и добра была к меньшухе, жалела, угощала медом, до которого молодая женщина была большой охотницей.

Дружбы особой не водили – Снежана сердилась – но взглядами перекидывались, улыбками тайными обменивались. С того, видно, и послала старшая жена Рознега за несговорчивой Нельгой именно Беляну, а не иного кого. Знала тётка недобрая, что ей девушка не откажет и придет на проводы, обычай поддержит, дурной приметы не сделает.

– Иди, Нелюшка, иди, – Новица откинула крышку сундука, вытянула нарядный теплый зипун. – Вот, надень-ка. Морозно нынче, как бы не простыла. Вот и шапочка. Ох, хороша! Справный мех-то, справный. Лиса-серебрянка редкость ныне.

Беляна заулыбалась, мол, вот и славно, вот и пойдем. Нельга и не снесла тепла и заботы – собралась и повела непраздную женщину к богатому Новиковскому дому.

На подворье многолюдно: бабки, дети, жены сыновей Рознега. Снежана кивнула меньшухе, а Нельгу окинула взглядом ревнивым – углядела и наряд богатый, и стать девичью, такую ненужную рядом со свой дочкой.

Нельга встала позади толпы, задумалась, и не заметила, как получилось быть наособицу. Вроде при всех, а вроде и сама по себе. Из мыслей выдернул красивый мужской голос:

– Ну что ж, Рознег, спаси тя Род за угощение, за кров. Теплом-то жди, будем вместе с сыном к обрядному танку*. Здрава будь, Снежана. И ты, Цветавушка-красавица, жди жениха, себя береги, – говорил высокий мужик в летах, в нарядной шубе.

Нельга поняла – отец Некраса, сам купец Деян Квит. Старалась особо не глядеть, но любопытство девичье взяло свое и разглядывала внимательно, чуть подвинувшись за спину младшего Цветавина брата.

На Некраса и полвзгляда не кинула – злилась, да и противно было после вчерашнего. А промеж этого и волнительно как-то, и тревожно. Сам Некрас тоже по сторонам особо не смотрел: взгляд недобрый, брови насуплены. Когда уже время пришло, урядно расцеловал невесту – троекратно в щеки – поклонился будущей родне. Потом повалился в сани, прикрылся кожухом овчинным и уехал, ни разу не оглянувшись.

Нельга вздохнула вольно, на солнце прижмурилась. Будто гору с плеч спихнула! Не рассердилась на среднего Новиковского сына, когда тот прицелился хлопнуть пригожую родственницу чуть ниже спины. Улыбку ему кинула, пригрозила, мол, уймись, охальник. А потом и вовсе бодро зашагала по улице под громкий посвист того же Новиковского озорника.

Вот ведь как – кому-то радость, а кому-то горесть. Нельге и невдомек было, что с Некрасом сотворилось, когда выехал обоз за Лугань.

* * *

– Некраска, а что за девка была у Новиков? Такая с косой светлой? Ох, и глазищи, аж зеленью светят. И пряменькая, будто стрела. Новики-то приземистые, округлые, а эта прямо пава средь них, – Деян ткнул сына кулаком в плечо. – Ты уснул что ль? Ну, спи, спи…

Некрас накинул на голову кожух, смотрел муторно на снежную крупку под полозьями саней и едва сдерживался. На подворье, на проводах едва зубы не раскрошил, все старался не смотреть на медовую. Сжимал так, что хруст слышался. А как тронулись, и вовсе дурным стал – хотел выскочить из возка, хоть раз поглядеть на Нельгу, обнять, к себе прижать и молвить слово прощальное. Стерпел!

Рассудил так – вдали от глаз ее чудных и запаха цветочного уймется его огневица, подернется пеплом-золой костер, что полыхал в груди жарко. Забудется окаянная Сокур и дурость покинет, мысли заполошные сгинут. Ведь все ясно было для Некраса – сторговал, деньгу взял, погулял. И невеста такая, как Рознеговна не каждому попадается. А тут поганка Нельга с пути, с мыслей сбивает, одним взглядом всю жизнь переворачивает. Некрас привык уж жить по своим указкам, кроме отца и не слушал никого. А эта поганка принялась им крутить. И больно ведь, ломко!

От Лугани уехали далеко, а Некрас все думал, горел. Уж очень хотелось выскочить из возка, вернуться в городище и накостылять Тишке Голоде так, чтобы вовек не поднялся, не целовал румяных губ Нельги, не касался нежно ее медовых кос, не тянул к себе тонкий девичий стан.

От автора:

Танок – (от слова танцевать) – жанр древних южнорусских, западнорусских и московских народных массовых обрядовых танцев, с песней и элементами игры, вид хоровода. Характерное движение в танце – хождение широкими рядами, взявшихся под руки (за руки).